В десятый раз я попытался завязать галстук, но снова ничего не вышло. Карлайл научил меня этому, когда мне было четыре, и с тех пор я не забывал простых действий. Сейчас же мой мозг был слишком занят другими беспокойными мыслями, чтобы вспомнить такие элементарные движения. Мне даже дышать было трудно.

Я уставился на свое отражение в зеркале и попробовал выдохнуть, избавиться от напряжения. Не помогло.

Мы находились в Италии уже около пятнадцати часов, и я все еще никак не мог осознать, что спокойная жизнь на острове подошла к концу. Конец свободе. Более того, сегодня мне предстояло посетить похороны прадеда, вновь встретиться с семьей впервые за четыре года. От озвучивания этих мыслей мне стало только хуже.

Недосып, разница во времени, неминуемая скорбь — всё это делало меня немного раздражительным.

Мы с Беллой остановились в просторном номере современного шикарного отеля, в самом сердце Рима. Алек, конечно же, был вместе с семьей этажом ниже, по его словам, все были рады его видеть. Ранним утром он заглянул к нам и поделился подробностями.

Все были печальны, но в порядке. И он сказал, что все выглядели усталыми.

Я не был уверен, что оглушить их новостью о моем возвращении было хорошей идеей, но Карлайл считал, что, возможно, проще было сразу рассказать обо всем. Я смогу поговорить с ними после похорон. Понятия не имел, что им сказать. Я решил заниматься проблемами по мере их поступления.

Но сначала нужно пережить эти похороны.

За всю жизнь я, вероятно, побывал уже на сотне похорон. С нашим стилем жизни смерть становится чем-то неотъемлемым. Обычно мы ходим на похороны из уважения. Умирает друг или партнер, ты идешь смотреть на его погребение. Все просто. Но ничто не могло подготовить меня к этому дню.

И как я должен был реагировать? Мой прадед, человек, на которого я равнялся, который вырастил меня таким, какой я есть, был мертв. В жизни не мог представить, что скажу это. Черт, да мне казалось, это уже решено, что я умру раньше него. Я должен был умереть раньше. Почти все так и думали — что я погиб до него.

Основателя нашей семьи не стало. Я знал, что мы достаточно сильны, чтобы пережить это, но, тем не менее, это было странно. Как плыть в кромешной темноте без маяка вдали. Кому мне звонить, когда я буду зол на Карлайла? Кто даст мне прямые, честные ответы на вопросы? Кто устроит мне взбучку, когда я сделаю что-то не так? Этим всегда занимался Никола.

Конечно, я несколько лет с ним не говорил, но не по своей вине. Было приятно знать, что он был рядом, если понадобится мне. А теперь его не стало.

Я сделал глубокий вдох для успокоения и снова попытался сладить с галстуком, привести его в подобающий вид. Цели я не достиг: он выглядел только еще более помятым.

Словно ангел, в ванную вплыла Белла и молча поправила галстук.

Вчера мы ходили по магазинам, ведь Рим известен как один из мировых центров моды. Даже в самых безумных мыслях я не мог допустить, что Белла на самом деле воспользуется такой возможностью. Она надела простое облегающее черное платье с небольшими рукавчиками и черные туфли на высоких каблуках. И все она выбрала сама. Волосы она оставила распущенными, они струились по плечам, а на лице был минимум макияжа.

— Что? — спросила она.

— Ничего. Не могу отвести взгляд.

Белла улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы.

— С подбором слов ты делаешь большие успехи. Это что-то новенькое, разговорчивый Эдвард мне нравится больше.

— Разговорчивый Эдвард непременно наживет себе проблемы.

— Это точно.

Передо мной стояла женщина, а не девушка, которую я встретил четыре года назад и которую любил сильнее, чем раньше. Конечно, вместе с этим возникал вопрос о браке. Разве не это делают влюбленные? Согласно нормам общества, я уже должен был быть с кольцом на пальце и двумя с половиной детьми. Получалось, что я отставал.

Я на самом деле планировал жениться на Белле. Став старше, понял, что брак не означает конец света. Хотя я не знал, как быть хорошим мужем. Белла единственная заставляла меня сомневаться в себе, при мысли о том, чтобы быть ее супругом, голова шла кругом. Честно говоря, больше меня беспокоил не брак, а само свадебное торжество.

Гребаные костюмы, гребаные белые платья, гребаный торт, гребаный первый танец, гребаная свадьба…

Желудок сжался от одного упоминания обо всем этом.

Но и ее точку зрения я понимал. Большинство женщин хотели замуж, так ведь? Большую свадьбу, девочку, бросающую лепестки цветов, легкую музыку и хороший банкет.

Отвратительно.

Не знаю, почему у меня все это вызывало такое отвращение, но тут я был бессилен. Наверное, я был так запрограммирован. Но ради Беллы я смирюсь. Хотела ли она этого? Спрашивать было страшно.

— Так странно видеть тебя в нормальной одежде, — начал я и тут же захотел врезать себе. Старался ведь быть более романтичным. И это все, что я мог сказать?

Очень глупо, Эдвард!

Она хохотнула.

— Хотела то же самое сказать о тебе. Костюм хорош.

— Армани, естественно.

— Естественно. — Она завязала галстук и поправила пиджак. — Ты очень красив и элегантен.

Я привык проводить время на пляже, одетый всего лишь в плавки и шорты, и видеть себя в костюме было непривычно. Одежда приятно облегала тело и пахла новой тканью. Я несколько лет не носил ничего подобного, поэтому подвигал плечами, привыкая.

— Можно, я тебя поцелую? — неожиданно спросил я.

— Конечно. — Она приблизилась ко мне.

Наши губы встретились, как делали всегда, вызывая искру, от ощущения которой я никогда не устану. Я обнял ее за талию и прижал ближе к себе. Сегодня был день легких поцелуев, те, что вызывали огонь страсти, пришлось оставить на потом, так как у нас не оставалось времени ни на что больше. Когда она простонала и провела руками по моей груди, я отстранился.

Прекрасно, она не могла отдышаться, как и я.

— Ты все еще заставляешь меня таять, — прошептала Белла. — Ничего не могу с этим поделать.

— Отлично, — усмехнулся я. — Ты хорошо ведешься на мой план.

— Уже повелась. — Белла еще раз меня поцеловала и отошла. — Как ты? — спросила она, глядя в зеркало.

— Жду, когда меня накроет. Разве я не должен плакать? — Я потянулся за сумкой на столике и достал пару таблеток успокоительного.

Она пожала плечами.

— Некоторые не плачут. Помню, когда мы были на похоронах бабушки Свон, Чарли не проронил ни слезинки. Он сильнее плакал, когда прихлопнул дверью машины палец.

— Никола не хотел бы, чтобы я плакал. Он сказал бы мне отпраздновать то, что он жил, ведь он был круче бога. — Я усмехнулся, вспоминая, что он на самом деле раз или два говорил такое.

— На похоронах будет много людей?

— Наверное. Все его любили, даже враги, не могли не любить. Он жил в городке примерно в часе езды отсюда, в Монтичелло. Несколько лет он был мэром и практически построил все вокруг. Город процветает благодаря ему. Я слышал, что вчера на Сицилии провели небольшую церемонию.

— Он оттуда родом?

Я кивнул.

— Он сказал, что больше никогда туда не вернется, даже под страхом смерти. Там он рос в бедности, он ненавидел это. Сколотив состояние в Чикаго и отойдя от дел, он вернулся в Монтичелло, но не переставал путешествовать.

— Мы были знакомы всего ничего, но при нем я чувствовала себя частью семьи. Жаль, что его не стало. — Она погладила меня по руке и слегка сжала.

— Он хорошо относился к семье.

Телефон в кармане завибрировал, я увидел, что пришло сообщение от Карлайла. Они собирались выходить, нас с Беллой тоже ждала машина внизу.

— Пора? — спросила она.

— Да. Давай сделаем это. — Я поправил торчащую прядку волос, которая раздражала меня с момента выхода из душа, делая свой образ совершенным.

На лифте мы спустились на первый этаж. Ехали мы мучительно медленно, но, когда двери наконец открылись, я не хотел выходить. Белле пришлось взять меня за руку и потащить через многолюдный вестибюль отеля.

На указанном месте нас ждала машина, и мы сели на заднее сидение. Авто тронулось и повезло нас по улицам.

На улице стоял теплый и солнечный февральский день. Я опустил стекла, чтобы машину наполнил свежий воздух, Белла всю дорогу крепко держала меня за руку. С приближением к месту встречи в памяти всплывали картинки из детства.

До того как мне исполнился двадцать один год, я каждое лето проводил здесь, даже проучился один семестр в местном университете. Никола пригласил нас всех к себе и научил всему, что знал, но не думаю, что Джаспер и Эммет так же равнялись на него, как я. Он был моим наставником, а они придерживались по большей части методов Карлайла.

Холмистая местность только больше напоминала мне о нем. Бывали дни, когда я часами бегал по этим холмам. Я настолько уставал, что Николе пришлось подталкивать меня по дороге домой.

— Потрясающее место, — заметила Белла, практически вжавшись в стекло.

— Знаю. У меня есть дом часах в двух езды от берега, если когда-нибудь захочешь вернуться.

— У тебя здесь дом? — Она удивленно посмотрела на меня.

— В противоположной стороне, но да.

— Я не знала.

— Уверен, что говорил тебе.

— Нет, я бы запомнила. И потребовала бы съездить туда.

— Что ж, значит, нам придется вернуться сюда, — пообещал я, — когда настанут времена получше.

— Можем приехать сюда прятаться. — Она снова восхищенно посмотрела на холмистую местность.

— Хотел бы я.

Дорога заняла больше времени, чем я предполагал, но скоро впереди замаячил Монтичелло.

Это было одно из тех мест, которые оставались нетронутыми современными течениями и сохраняли свою особую, истинно итальянскую атмосферу. Все женщины до сих пор делились историями и готовили такой острый и густой соус маринара, что он обжигал язык, но вы готовы убить за него. Для стороннего наблюдателя небольшой пузырь, в котором жил город, мог бы показаться ненастоящим, словно из кинофильма.

Сегодня, несмотря на ярко светившее солнце, было заметно, что город был в эмоциональном упадке. Все окна были завешены черным, магазины закрыты, улицы пусты. Похороны Николы Россини завладели всеобщим вниманием. Больше ничто не могло отвлечь людей.

Я мог смело рассчитывать, что огромная католическая церковь будет единственным местом, где хоть что-то будет происходить. Парковка была забита, так что мне пришлось оставить машину в паре кварталов от церкви. Казалось, приехали люди из самых разных уголков.

Мы с Беллой намеренно приехали позже, чтобы не привлекать внимание.

Я помог ей пройти по мощеной дорожке. Через открытые двери я слышал музыку и видел людей, уже формирующих длинную процессию провожающих умершего.

В вестибюле церкви на столах стояли крупные вазы с цветами, красный ковер немного проминался под моими ногами, когда я прошел к большим дубовым дверям храма.

— Подожди, Эдвард, — потянула меня Белла. — Нам нужно написать здесь. — Она указала на гостевую книгу у дверей.

— О. — Я посмотрел на толстую книгу со многими страницами, исписанными разными каракулями. Где-то на итальянском, где-то на английском.

— Что мне написать? — спросила она.

— Не знаю, — честно ответил я. Сколько бы я ни бывал на похоронах, я ни разу не писал ничего в таких книгах.

Она призадумалась, покусывая губу, а потом взяла ручку и быстро что-то написала, я не смог разобрать из-за ее плеча. Перевернув страничку, она отдала мне ручку.

— Можно прочитать, что ты написала? — полюбопытствовал я.

— Нет, — она покачала головой, — это слишком смущающее.

Мне было очень любопытно, но вместо спора я думал о том, что бы написать. Пары секунд мне хватило, чтобы сообразить. Я вспомнил тост, который Никола всегда произносил на днях рождения, свадьбах или других семейных праздниках. Он был простым, но очень емким.

Я написал на итальянском.

«Avere una famiglia significa avere qualcuno da amare, avere una casa significa avere un posto dove andare, averli entrambi è una benedizione».

«Когда у тебя есть любимые люди — это семья, когда есть, куда пойти — это дом, когда есть и то, и другое — это благословение».

Хотя Никола был самым безжалостным человеком, которого я знал, он любил свою семью и не боялся показывать это.

Я нарисовал герб семьи Каллен — орла, сидящего на полумесяце — под цитатой и подписал: Э.Э.Каллен — Эдвард Энтони Каллен.

— Хорошо, теперь можем войти. — Я положил ручку рядом с книгой.

Белла еще раз поправила мой галстук, прежде чем я открыл дверь. Храм был полон. В самом конце были свободные места, но многие старые праведные католики предпочли стоять из уважения к умершему. Мы с Беллой сели в самом последнем ряду.

Впереди стоял священник, который быстро говорил по-итальянски и несколько раз крестился. Все вокруг были одеты в черное, тут и там люди шмыгали носом. Большой черный гроб утопал в цветах и венках. Хор пел традиционные для похорон песни, но я их не слушал. Я искал в толпе свою семью.

В небольшой церкви толпилось по меньшей мере три сотни человек, так что задача у меня была непростая, но я нашел их, когда увидел Алека, подозрительно оглядывавшегося и сверкавшего своими голубыми глазами. Он заметил меня и сказал что-то одними губами. Но я не разобрал слов.

Я щелкнул пальцами, и он резко развернулся.

Проследив взглядом по его ряду, я увидел напряженного Карлайла. Рядом сидела мама, ее плечи подрагивали. Мне пришлось задержать дыхание, когда она чуть повернула голову. Я не мог объяснить почему, но внезапно закружилась голова.

Я тряхнул головой, чтобы очистить мысли, и принялся искать остальных.

Рядом с Эсми сидела Элис, на ее голове была огромная черная шляпа размером с Сатурн. Одной рукой она обнимала Эсми, казалось, они обе плакали. Там же сидел Джаспер, первое, что я заметил, — его волосы стали короче, почти как в школе. Розали, конечно же, ни на что не обращала внимания. Она поправляла прическу. Я думал, что спустя эти несколько лет она хотя бы немного повзрослеет. Очевидно, я ошибался. Следующим был Эммет, он занимал сразу два места, но его костюм был идеально скроен, хотя раньше этого не замечалось. Его никогда не волновало, насколько хорошо сидит одежда, и это сильно раздражало меня. Кажется, теперь он воспользовался моим советом.

Я был удивлен увидеть, что его огромная рука успокаивала хрупкую женщину. Ей оказалась никто иная, как Чичи.

Бабушка здесь? Какого черта происходит?

Это, должно быть, какая-то шутка. Когда же я заметил, что она плачет, то впал в еще большее смятение.

— Это самые необычные похороны, на которых я когда-либо был, — прошептал я Белле, которая также рассматривала семью.

— Все так опечалены.

— Никола был им дорог.

Служба затянулась еще на два часа. Говорил Карлайл, говорил мэр, говорили друзья, остальные плакали. Были соблюдены все католические традиции, слова из Библии звучали так, будто их знали наизусть. Никогда не видел столько рыдающих людей. Даже Белла проронила несколько слезинок, но быстро их вытерла.

Я же чувствовал какую-то странную отстраненность от всего происходящего. Разве я не должен был сожалеть и печалиться? Но все было нормально. Я не сдерживал слез, и мне, честно говоря, было скучно. Возможно, стоило подойти поближе.

Когда я понял, что церемония подходит к концу, то был истощен.

Начиная с первого ряда все стали подниматься и подходить к гробу, оставляя на постаменте цветы. Первыми прошли члены семьи, Эммету пришлось практически оттаскивать Чичи оттуда. Друг за другом они шли по главному проходу церкви к выходу.

Естественно, мы с Беллой сидели там, откуда нас было видно лучше всего. Они были заняты выходом из церкви и поэтому нас не заметили, но все равно мы чуть не попались. Нам пришлось низко наклониться, чтобы не быть узнанными. Они прошли так близко, что я почувствовал запах парфюма Эсми, меня даже коснулась ткань платья Роуз, когда та проходила мимо.

Последним был Алек, он шлепнул меня по затылку. За это он обязательно еще получит.

Неторопливо остальные пришедшие делали то же самое, оставляя цветы у гроба. Ряды пустели, люди выходили на улицу, под яркое солнце, и ждали, когда усопший отправится в последний путь — на кладбище. Мальчики-прислужники должны были понести его, они стояли, в почтении склонив головы.

Мы с Беллой были самыми последними, дождались, пока гроб не начали выносить из церкви. И мы не принесли цветов.

Мы держались позади внушительного количества человек, совершающих шествие по улицам.

— Не могу поверить, что мы находились так близко к ним, — тихо проговорил я, надевая солнечные очки.

— Я думала, они нас обязательно увидят.

— Они были заняты, но я даже почувствовал их запахи.

— Знаю. — Белла взяла меня за руку.

— Что ты написала в книге?

— Ничего особенного. Мы встречались только однажды, я просто поблагодарила его за добродушие по отношению ко мне.

— Он сказал мне, что ты потрясающая женщина.

Она тихо рассмеялась.

— Жаль, что я не успела узнать его лучше. Как ты держишься? — Об этом она спрашивала уже в пятый раз. Мне это начинало надоедать, но я ни за что в этом не признаюсь.

— Я в порядке, — честно ответил я. — Не могу дождаться, когда закончится день. Тогда мы сможем двигаться дальше.

— Ты еще даже не плакал, — заметила она.

— А должен?

— Ну… нет, но, возможно, это не помешало бы. Иногда поплакать очень полезно.

— У меня все хорошо.

Мужчина, шедший перед нами, резко развернулся и злобно посмотрел на меня. Его южно-итальянский акцент был очень сильным, когда он заговорил:

— Заткнитесь уже. Я уже две минуты слушаю вашу болтовню, и она действует мне на нервы.

— Пошел ты, — рявкнул я. — Иди быстрее, если не хочешь слушать, что я говорю. Твоего мнения никто не спрашивал.

— Николе было бы стыдно за вас обоих.

— Пошел. Ты, — медленно проговорил я.

— Простите, сэр, — вмешалась Белла, крепко сжимая мою руку.

— Не извиняйся перед ним, — сказал я ей.

— Это похороны. Проявите уважение. — Он злобно прищурился.

— Говорит тот, кто пришел уже пьяным. — Я чувствовал запах вина, исходящий от него, а еще мужчина слегка пошатывался.

— Это помогает мне пережить горе, — выдавил он, будто собираясь расплакаться.

Женщина, должно быть, его жена, развернула его, и они ушли вперед.

Весь оставшийся путь до кладбища прошел в тишине. Я просто слушал звуки шагов сотен ног. Как какое-то стадо, мы неторопливо шагали, склонив головы и шмыгая носами. От такой обстановки мне было некомфортно. В меня постоянно врезались, поэтому мне пришлось сдерживаться, чтобы не наорать на кого-нибудь. К счастью, люди начали заворачивать на улочки и расходиться по домам. С каждым шагом нас становилось все меньше.

Кладбище Монтичелло было большим — занимало несколько акров земли на окраине города, памятники из светлого камня уходили за горизонт. Все остановились перед высокими коваными воротами у входа. По просьбе Николы на погребении должны были присутствовать только члены семьи. Он как-то сказал, что не хотел, чтобы кто-то чужой видел его в момент слабости.

Ворота закрыли с лязгом, на этот раз у входа осталось около пятидесяти человек. Нам с Беллой пришлось смотреть, как Карлайл и остальные продолжили идти по тропинке на кладбище.

По телу пробежала дрожь, меня охватило какое-то странное пугающее ощущение.

— Мы не можем войти? — спросила Белла.

— Нет. Будет слишком близко. Я же умер, помнишь?

Я посмотрел на часы и заметил, что нам уже пора. Мы с Беллой вернулись к машине и уехали.