Я увидела, как солнце начинает медленно восходить в небо, освещая равнинный пейзаж и мерцая на подтаявшем снегу. Я же продолжала лежать в кровати, задумавшись над тем, что мне делать, что сказать.
Всю ночь я то проваливалась в сон, то выныривала из него. Каждый раз, когда я, казалось, была готова заснуть, мои глаза открывались и взгляд устремлялся на часы. Почти каждые полчаса я поглядывала на светящиеся цифры, желая, чтобы время текло быстрее, молясь, чтобы солнце взошло скорее.
Произнесенные им слова продолжали эхом раздаваться в моем сознании; не могла я забыть выражение его лица или вид слезинки, стекающей по щеке. Мое желание пойти к нему, разбудить и успокоить противостояло инстинкту, подсказывающему сбежать и искать уединенного места, или, наоборот, прогнать его.
В результате двух этих противоречащих порывов я осталась лежать в постели, не в силах принять решение, так же как и не в силах уснуть.
Жалел ли он о том, что в результате сильнейшей усталости и слишком большого количества выпитого вина разговорился со мной вчерашним вечером?
А если бы я взглянула на него одним глазком, то пожелала бы, чтобы он никогда не приезжал?
По утрам все и всегда казалось другим, а сейчас, с Эдвардом, казалось все стало еще хуже. В наших отношениях всегда были мрак и самоотречение.
Около восьми часов утра я услышала снизу стук кастрюль и выпрямилась на кровати. Я услышала шаги, как открывается и закрывается холодильник, и почувствовала, как быстро начинает биться мое сердце, предчувствуя неизбежность встречи с ним.
Свежий, ароматный запах бекона слабо пронесся по воздуху. Я скинула одеяла и вскочила на ноги, быстро пробежав через комнату и распахнув дверь. Я не сомневалась, ни на секунду не сделала паузы, сбежав в носках вниз по лестнице, от чего еле устояла на отполированной древесине. Оказавшись на первом этаже, я остановилась и глубоко вздохнула, пытаясь привести себя в чувство и успокоить расшатанные нервы.
С финальным решительным кивком я шагнула на кухню и резко замерла, увидев раскинувшуюся передо мной картину.
Эдвард стоял около плиты, держа лопаточку в одной руке и разбивая ею яйца на маленькую сковороду. Старая черная рубашка, которая была вчера на нем под курткой, смялась после сна, а рукава ее были закатаны до локтя, оголяя предплечья. Волосы его были совершенно растрепаны, как и всегда, когда он не старался укротить их. Я опустила взгляд вниз, увидев, что он стоит босиком на холодном каменном полу.
Вся эта картина была столь домашней, что я еле сдержала улыбку.
Он, упорно сосредоточившись на яичнице, даже не заметил моего вторжения.
Я шагнула к нему и приподняла голову, наконец оповещая о своем присутствии.
- Ты приготовил завтрак? - тихо спросила я.
Услышав меня, Эдвард резко вскинул голову, а глаза его вспыхнули от удивления. Я чувствовала, что начинаю краснеть, поскольку его взгляд упал на мою широкую рубашку и шорты. Я неловко потопталась на месте, чувствуя, как на мгновение задержался его взгляд на моих голых ногах, а затем опустился на шерстяные носки.
Затем он вновь посмотрел мне в лицо и улыбнулся.
- А ты приготовила ужин. - В ответ он пожал плечами. - Садись.
Я не стала спорить.
Подошла к столу и села на самый ближайший стул, с любопытством наблюдая за тем, как разделяет он яичницу по двум тарелкам. Затем положил бекон и вытащил из тостера два маффина.
Я, впечатленная, приподняла брови.
Он на секунду глянул через плечо и спросил:
- Ты до сих пор ешь яичницу с кетчупом?
Я не смогла скрыть улыбку, озарившую мое лицо.
- Да.
Без слов кивнув, Эдвард выхватил из холодильника бутылку кетчупа и поставил ее передо мной на стол вместе с наполненной едой тарелкой. Я взяла кусочек бекона, откусила от него и осторожно пережевала, когда он обжег мне рот.
Он подтянул к себе стул и сел напротив меня, нетерпеливо принимаясь за еду. Я закашлялась от смеха, увидев, как он вздрогнул, обнаружив, что еда еще слишком горяча, чтобы ее есть.
- Как спалось? - спросила я, переворачивая бутылку кетчупа и пытаясь вытряхнуть несколько капелек на тарелку. Они неохотно скользнули по горлышку и приземлились прямо на яичницу.
Эдвард с некотором усилием проглотил еду и ответил: - На самом деле удивительно хорошо.
Мне потребовалась вся выдержка, чтобы не вытаращить глаза.
Конечно.
Он беспробудно проспал на диване, а я всю ночь нервничала и ворочалась в постели, волнуясь из-за сказанных им слов, из-за своих чувств, из-за вины, нахлынувшей на меня, и паники по поводу того, что произойдет утром.
Эдвард снова посмотрел на тарелку, полный решимости уплетать еду, уверенно намереваясь съесть ее так же быстро, насколько горячей она была.
Я встала и подошла к холодильнику, вытащив упаковку апельсинового сока. Посмотрев на Эдварда, я изогнула бровь, словно предлагая ему, и он с энтузиазмом кивнул, набив едой рот. Я налила два стакана и поднесла их ко столу.
Сев на свое место, я медленно и с удовольствием стала потягивать ледяную жидкость.
Мы молчали несколько минут, но я нашла в себе храбрость вновь заговорить с ним.
- Извини, что не убрала во второй спальне до твоего приезда.
Эдвард отмахнулся от моего извинения.
- Не волнуйся. Я в любом случае не очень хочу спать в комнате Розали.
Я попыталась скрыть удивление, получив эту информацию.
Я предположила, что не имеет значения его ли это комната, или комната сестры. Просто когда Эдвард посвящал меня в детали прошлого, каждый раз, когда он неосознанно рассказывал мне о своем детстве, я ощущала неудержимую волну любопытства.
- Ладно, - наконец ответила я, нервничая. - Думаю, пока мы будем заняты ремонтом, твоей комнатой воспользоваться будет нельзя. Поэтому когда снова приедешь, если захочешь кровать побольше…
Эдвард резко прервал мое неуверенное предложение.
- Я не планирую проводить здесь ночь, - просто заявил он. - Это не произойдет снова.
Я уставилась на него, на мгновение потеряв дар речи.
Непоколебимость, с которой он произнес эти слова, была беспристрастной. Его слова, его тон казались схожими с теми окончательными утверждениями, кои он имел в прошлом. Только сейчас, услышав его ответ, по непонятным мне причинам он не показался мне грубым или сердитым.
Скорее, оборонительным.
И у меня возникло внезапное дурное чувство, что я столько долгих-предолгих лет неправильно его понимала.
- О, - сказала я. - Хорошо. Но если когда-нибудь захочешь…
- Диван очень удобен, - снова прервал он, не дав мне закончить фразу.
Я внимательно посмотрела на него, на его напряженную позу и непреклонное выражение лица. По тому, как сжата была его челюсть и по твердости его взгляда, я поняла, что спорить сейчас не имеет смысла. Я прикусила губу и отвела от него взгляд, не зная, что и сказать.
- Правда, Белла, - услышала я, как он спокойно сказал. Оторвав взгляд от тарелки, я встретилась с его. - Кровать теперь принадлежит тебе. Я не хотел бы стеснять тебя, только потому что оказался столь глуп и устал, что напился, не в силах благополучно доехать до дома.
Я с легким грохотом положила вилку на тарелку и усмехнулась, покачивая головой и улыбаясь ему.
Уголки его губ дрогнули в ответ.
- Что? - с любопытством спросил он.
Я беспомощно пожала плечами, в притворной уступке вытягивая руки.
- Я даже не знаю, что сказать, когда ты так мил ко мне.
Эдвард ухмыльнулся.
- Для начала ты могла бы сказать «спасибо».
- Спасибо, - повторила я, продолжая тихонько посмеиваться. Медленно моя улыбка соскользнула с лица, и я наклонилась вперед, надеясь, что кажусь искренней: - Честно.
- Пожалуйста. - Эдвард с благодарностью кивнул.
- Так значит… - Я откашлялась, откинувшись на спинку стула и, пытаясь прервать возникший между нами зрительный контакт, мельком взглянула на свой завтрак. - Как давно ты проснулся?
- Несколько часов назад, - ответил Эдвард, вновь энергично принимаясь за завтрак.
- Почему? - громко поинтересовалась я.
- Мне нужно вернуться в город.
- А, - сказала я, немного прокашлявшись, почувствовав, как застревает в горле маффин. Я сделала глоток апельсинового сока, а затем вспомнила. - Слушай, ты звонил своей маме? Вчера вечером я оставила ей сообщение и предупредила, что утром ты ей позвонишь.
Эдвард беспечно покачал головой.
- Позвоню ей, когда уеду. Пусть поспит подольше.
Я кивнула и подняла вилку, нервно крутя ею по тарелке, но не накалывая яичницу.
- Как у нее дела?
Внезапно я почувствовала на себе взгляд Эдварда, но сама продолжила взглядом изучать тарелку.
Я отважилась поднять голову, встретившись с его пристальным взглядом и замечая, какое задумчивое, даже ласковое выражение у него на лице, пока он думает над моим вопросом.
- Вполне себе неплохо, учитывая обстоятельства, - наконец сказал он.
- Я рада, - искренне сказала я. - А как дела дома?
- Хорошо. - Эдвард кивнул, и лицо стало сдержанным. - Дом немного меньше этого, но все же удобный. Он располагается ближе к работе, ближе к Роуз, и мне спокойнее, поскольку мама не одна.
Я улыбнулась.
- Ей очень повезло, что ты живешь с ней, - без раздумий заметила я.
Эдвард немедленно повернулся ко мне, и я опустила глаза, чувствуя, как от смущения вспыхивает мое лицо.
- Да, - через секунду шепнул он.
Я медленно подняла голову, нисколько не удивившись, увидев, что его пристальный взгляд до сих пор устремлен на меня.
- Послушай, Эдвард… - нервно начала я.
- Привет, Белла! - Внезапно распахнулась входная дверь и снова закрылась. - Тук-тук, - окликнул меня громкий голос.
Мы с Эдвардом застыли от потрясения, глядя друг на друга, а затем на входную дверь. Я быстро встала, отталкивая стул, от чего он проскрипел по каменному полу. Эдвард последовал моему примеру, и выражение на его лице словно говорило о том, что его сейчас поймают за чем-то неподобающим.
Я не обращала внимания на внезапный румянец на своих щеках, пока не поняла, кто это может быть.
- Элис? - Мой ответ прозвучал как вопрос.
Я слышала ее мелкие шажочки, направляющиеся к кухне, и ее громкий и оживленный голос, говорящий со мной, несмотря на то, что она меня еще не видела.
- Белла, привет! - крикнула она, проходя по коридору. - Я просто хотела узнать, не сможешь ли ты прийти сегодня в конюшню и немного поработать с Сантаной… - Она вывернула из-за угла на кухню и резко остановилась, посмотрев на другой конец стола.
- Эдвард,- промолвила она, не потрудившись, чтобы скрыть свое удивление.
- Привет, Элис, - вежливо кивнул он. Я посмотрела на него - достаточно долго, чтобы заметить, как он неловко ерзает на месте, а затем повернулась к подруге.
Она до сих пор смотрела на моего мужа.
- М… как дела?
- Прекрасно, спасибо. - Он улыбнулся, выглядя немного напряженным. - А у тебя?
Она махнула руками.
- Отлично. Я просто… - Затем сделала паузу и посмотрела на меня, после - опять на него, а затем на наш почти съеденный завтрак. - Не вовремя, - закончила она, развернувшись на пятках. - Я пойду.
Я открыла было рот, чтобы остановить ее, но быстро закрыла. Я не была уверена, стоит ли мне останавливать ее, если Эдварду некомфортно в ее присутствии. Не могла даже вообразить себе, почему, но…
- Останься, Элис, - услышала я вдруг голос Эдварда.
Элис остановилась и оглянулась, посмотрев на меня в поисках подтверждения. Я же, прикусив губу, с любопытством глянула на Эдварда.
- Да, думаю, мне уже пора, - объяснил Эдвард, пожимая плечами.
- О, - выпалила я, удивленная его неожиданным желанием уехать. - Гм… ладно.
Я заметила, что, увидев выражение моего лица, он несколько засомневался, хотя я и пыталась выглядеть безразличной. Я не была уверена, какие эмоции промелькнули на моем лице, потому что точно так же не была уверена в том, что чувствую.
- Если… - уклончиво и неуверенно начал он. - Тебе что-нибудь еще нужно?
- Нет, - быстро ответила я, покачав головой и заставляя себя улыбнуться. - Все хорошо.
- Ну, тогда… хм… увидимся в следующие выходные? - Его заявление вышло как вопрос.
Я ощущала, как неловкая, неестественная натянутость потрескивает возле нас, пока Элис молча наблюдает за нашим разговором. Мои щеки горели, и я явственно ощутила, как волнами исходит от нее любопытство.
- Конечно. - Я решительно кивнула.
Эдвард одарил меня легкой улыбкой и вежливо попрощался. Я посмотрела на Элис, проходя мимо нее к двери. Он молча надел куртку и ботинки, а я стояла возле него, заламывая руки.
Когда он вышел на крыльцо и направился к машине, я не последовала за ним.
Услышав, как он заводит двигатель, я решила вернуться на кухню и медленно прошла по коридору, испытывая странное чувство страха, нашедшее на меня при мысли предстать перед Элис.
Зайдя на кухню, я обнаружила, что Элис стоит возле плиты, выхватывая со сковороды кусочки холодного бекона, и закидывает их себе в рот. Услышав, что я вернулась, она облизнула пальцы и обернулась ко мне.
- Итак?.. - медленно протянула она, с надеждой приподняв брови.
Я покачала головой и стала убирать со стола, чувствуя, как пробегают по телу мурашки от ее явного интереса.
- Это не то, о чем ты подумала.
- А что я подумала? - с ухмылкой подначила Элис.
- Не знаю, - сказала я, опуская тарелки в раковину и включив воду. - Это не то, чем казалось.
- А что это было? - заинтересовалась она.
- Завтрак, - сухо ответила я.
- Ну конечно, именно так все и выглядело.
- Вот и хорошо.
Я скинула холодную, резиновую уже яичницу в ведро, а затем поставила тарелки под горячую воду и взяла губку. Вода обжигала мне руки, кожа моя краснела и горела, но я игнорировала боль.
Элис встала справа от меня и приняла из моих рук чистые тарелки, взяв кухонное полотенце, чтобы высушить их, и аккуратно складывала на полку.
- А что он здесь делал? - спросила она спустя минуту молчания.
- Крыша протекла, - ответила я, косясь на нее краем глаза. Казалось, она полностью сосредоточилась на просушке вилок, поэтому я продолжила: - Он приехал вчера вечером.
- И остался на ночь? - Ее вопрос прозвучал невинно, но я поняла подтекст.
- Было слишком поздно, - сказала я в свою защиту, тем самым закрывая тему разговора.
- Понимаю, - не стала спорить Элис.
Я понимала, что злиться на Элис абсолютно не имеет смысла.
В конце концов, она о нас с Эдвардом знала лишь то, что мы терпеть друг друга не можем и живем в разных городах. В ее глазах мы казались загадочными и неуловимыми. Я не могла на самом деле винить ее за извечные вопросы, особенно после того как вернулась домой, преисполненная неловкостью, конкурирующей с утренней напряженностью.
Я знала лишь, что спрашивает она, потому что беспокоится обо мне.
Или об Эдварде.
Внезапно мне в голову пришла мысль о том, что она является добровольцем в той же самой клинике, где Эдвард работает несколько дней в неделю. Я понятия не имела, какие между ними отношения, являются они друзьями или нет, но это заставило меня посмотреть на дружбу с ней в другом свете. Возможно, она разговаривает, смеется и шутит с Эдвардом точно так же, как и со мной.
- Протечка? - окликнула Элис, выводя меня из моих мыслей. - Совсем дело плохо?
- Всего лишь в одной комнате… не думаю, что так уж все плохо, - ответила я, поставив кетчуп обратно в холодильник. - Но нам придется переклеить обои.
- Хреново, - сочувственно кивнула Элис. - Хочешь, попрошу Джаспера взглянуть на крышу? Ему не трудно.
Я вспомнила лицо Эдварда, когда предложила ему нанять помощников.
- Спасибо за предложение, но думаю, Эдвард хочет все починить сам, - сказала я, пожав плечами, как будто это было маломальским делом. - Этот дом очень важен для него.
- Не сомневаюсь, - снова ухмыльнулась Элис.
- Ты что-то хотела? - Я вздохнула, скрестив руки и снова - в который раз - сменила тему.
- Я хотела попросить тебя помочь со стойлами, - начала она, но усмехнулась. - А теперь думаю, что пора и мне помочь тебе…
Мое сердце пропустило удар. - Что ты имеешь в виду?
- Ты помогаешь мне с лошадьми, - объяснила она. - А я помогу тебе снять обои.
Услышав ее предложение, я опустила руки и непонимающе нахмурилась.
- Я все равно тебе помогала бы, - честно заверила я.
- Я знаю. - На сей раз Элис закатила глаза. - Но так мир устроен. И сойдемся в счетах.
Я с благодарностью посмотрела на нее, чувствуя, как растягиваются губы в улыбке.
- Согласна.
Последующие несколько дней стали лучшими за долгую память.
Всю неделю мы с Элис неустанно и импульсивно перепрыгивали из одного дома в другой, взбегая по холмам словно дети. Погода наконец-то становилась теплее, снег таял, оборачивая землю в хлюпающую грязь. Элис познакомила меня с незатейливыми радостями водосточных колодцев, и я открыла в себе влечение к плесканию по лужам, чего не делала даже в детстве, в Форксе.
Утром и днем я помогала Элис. А в оставшиеся часы мы снимали обои в холодной комнате. Когда Элис поняла, сколь трудно это занятие, она немедленно спросила совета у Джаспера, а он предложил нам опрыскивать обои водой и уксусом, чтобы они легче сходили.
Конечно, теперь все стало в десять раз легче.
В среду Элис заставила меня сесть верхом на Розвелла, и мы без поводов и сёдел гуляли по пастбищу. Я сидела, обхватив руками его холку, и двигала бедрами в такт его подергивающимся движениям, стараясь не упасть в грязь. Как только я почувствовала себя увереннее, то смогла насладиться высотой и властью, которые я чувствовала под своими ногами. Мой взгляд время от времени устремлялся на Сантану, и я задавалась вопросом, каково будет сесть на него. Он был намного выше других лошадей и намного спортивнее их. Я улыбнулась, представив, как быстро он сбросит меня со своей спины.
Именно в четверг я оказалась одна в холодной комнате, поскольку Элис рано утром направилась в город, в клинику. Я не спрашивала ее, работает ли там сегодня Эдвард, и не предложила составить ей компанию. Наоборот, я осталась и принялась счищать обои со второй стены.
Это оказалась утомительная, трудоемкая работа, и через несколько часов я, вздохнув, без сил свалилась на кровать, лениво раскинув конечности поверх кусочков обоев. Я не замечала шелест по собой и в течение нескольких минут глазела на потолок. Делая ровные вздохи, я почувствовала, как меня наполняет радость успеха.
Я села, снова собираясь проверить свою работу, а затем спуститься вниз и приготовить ужин.
Стена, с которой я продолжала работать, была наполовину очищена, от чего комната стала казаться наполовину пустой и готовой к грунтовке. Я улыбнулась, подумав, что могла бы завербовать Элис, попросить ее помочь мне завтра, а в выходные, когда Эдвард вернется, показать ему, чего я добилась.
Я потянула воспаленные руки, повертев шеей, и, встав, попыталась не обращать внимания на боль. Прикусив губу, я оглядела пол, замусоренный обоями. Этот вид напомнил мне о сброшенной змеиной коже. Когда приедет Эдвард, чтобы поработать над крышей, спать здесь он не сможет, а я не могу позволить ему снова спать на диване. Нужно будет завтра убрать во второй спальне.
В комнате Розали.
Я поглядела на часы, заметив, что уже чуть больше двух. И снова вздохнула, понимая, что Элис вернется из города не раньше, чем через несколько часов. Я подошла к дальней стене и стала поднимать с пола большие полоски бумаги, намереваясь выбросить их.
Я прошла вдоль стенки, собирая мусор, пока не уперлась в дверь, ведущую в гардероб. Заметив, что частично дерево посветлело и потрескалось из-за воды, стекавшей с потолка, я нахмурилась. Опустив на пол груду собранной бумаги, я поджала губы и открыла дверь.
И громко простонала, увидев то, что творилось за этой дверью.
Внутри было практически пусто, но стены гардероба были мокрыми и намного более потрепанными, чем стены в оставшейся части комнаты. Я была уверена, что непромокаемый брезент, который Эдвард прибил к крыше, теперь-то предотвращает нашедшее бедствие, но убытки возместить было невозможно.
Не думая дважды, я вытащила из шкафа несколько запасных рубашек Эдварда и бросила их на влажную и отяжелевшую кровать.
Я посмотрела на коробки, стоявшие на полу. Большинство из них казались сухими, но большая, стоявшая возле самой двери, была полностью пропитана водой. Я вытащила ее из темноты, но картон был настолько сырой, что порвался в моих руках.
Я аккуратно подтащила коробку к середине комнаты, где уже стояли кровать, книжная полка и комод.
Я схватила с кровати одежду и сняла ее с вешалок, спустившись вниз и бросив ее в сушилку. Вернувшись в комнату, я покачала головой, воображая себе лицо Эдварда, когда я покажу ему только что обнаруженный урон.
Только я вернулась в комнату, как мой взгляд немедленно упал на большую коробку, которую я только что спасла от разрушения. Кончики моих пальцев горели, а сама я чувствовала бесспорную пульсацию любопытства.
Убеждая себя, что хочу просто проверить, что то, лежит внутри, осталось неповрежденным, я шагнула вперед и встала на колени. С минуту перебирая в руках края, я все же открыла коробку и заглянула внутрь.
Внутри лежали десятки блокнотов в кожаном переплете самых всевозможных цветов.
Я нетерпеливо запустила руку и, кусая губу, вытащила один. Открыв обложку, я прочитала надпись.

Надпись гласила:
Собственность Эдварда Энтони Каллена.
1995-1996

Я неуверенно уставилась на книгу, сомневаясь, стоит ли мне читать, сомневаясь, что я вообще нашла - всего на несколько секунд. А после открыла первую страницу.
Это был необычный дневник. В нем не было старых, потрепанных страничек, которые указывали бы на типичное начало. Главным образом лишь заметки и каракули, легкие эскизы насекомых и животных. И несколько эскизов деревьев.
Просматривая блокнот, я стала признавать, что все нарисованные Эдвардом деревья имели на своих стволах крупный свиль. Все рисунки показывали одно и то же дерево в разные времена года. Около эскизов были написаны небольшие истории или анекдоты, нарисованы существа, жившие на дереве, странный паук, которого он видел ползущим сквозь кору, читая под теневым навесом в течение многих часов.
Я продолжила быстро переворачивать страницы, рассматривая его рисунки и записи с нескрываемым интересом. Я почти пролистнула весь блокнот, как вдруг заметила один рисунок.
Дерево, изображенное на нем, было другим.
Или то же самое дерево… но и не то.
Оно было покореженным.
Набросок полностью был темным, и кора вследствие этого выглядела жуткой и почерневшей. Ствол был расколот, как будто какая-то огромная невидимая сила поделила его пополам.
Я вытаращила глаза, внезапно узнав в нем мертвое дерево, росшее на заднем дворе, смотрящее на меня со страниц пятнадцатилетних воспоминаний Эдварда.
Я сощурилась, увидев надпись под рисунком. Здесь было написано больше и более неистово, чем на прежних страницах. Я провела пальцем вдоль каждой строчки, пытаясь разобрать их.

Удар молнии - и все разрушено. Менее, чем секунда красоты, света и электричества облекают жизнь в пепел. Отец хочет освободить двор от того, что больше не тяготеет к жизни. Я умолял. Я умолял не срубать его. Жизнь еще может затеплиться в нем. Раньше я никогда не испытывал такой печали, такого предательства. Ни единая причина не велит мне, но я все же испытываю эти чувства.

Всегда факты, учения и реальность - и дерево сломано, а я никогда не чувствовал столького.

Далее было написано еще что-то, но я не смогла разобрать.
Все записи в дневнике были похожи на эту: ступенчатые заметки и обрывочные фразы.
Он писал то, что думал.
Странно, что ученый мог писать так. Я представила его подростком, пишущим опрятные, идеальные предложения. Большему из того, что он записывал, не хватало художественной эксцентричности, но все же отчетливо проглядывались душевные терзания. Вместо страсти и любви Эдвард кричал числами и именами.
Кроме последнего отрывка.
Каждое слово кричало болью, страхом и крушением из-за обугленного дерева. Фразы и слова, кровоточащие вместе, отсутствие порядка и спокойствия. В этой записи я видела раздающийся эхом хаос из его спальни, его крики с верхнего этажа. Эту его часть, которой я никогда не видела раньше, - глубинную, пламенную, - увидела теперь.
Громко сглотнув, я закрыла дневник и положила его обратно в коробку.
Я на мгновение засомневалась, почти борясь с неподдающимся контролю желанием прочитать еще.
Я хотела достать еще какой-нибудь кожаный блокнот и глотать страницу за страницей. Я хотела знать, как сильно меня зацепят его записи. Подобны ли они этой, первой? Описывал ли он первую нашу с ним встречу в баре? Что он написал обо мне? Была ли я спокойной, можно было ли меня каталогизировать, как растения и насекомые? Или я была сгоревшим деревом?
Я практически задрожала от потребности узнать.
Но не только из-за себя. Я задалась вопросом, что он писал об Эсме, Карлайле и Розали; что он писал о своих друзьях, школе, домашней работе; что он писал о девушках, с которыми встречался, какие его любимые песни или насекомые. Я хотела узнать каждую малозначительную деталь, каждую мысль и мнение.
И, несмотря на потребности, желание и жадное любопытство, я закрыла коробку.
В этих записях ничего я не смогу найти.
Человек, привезший меня в этот дом, отличался от мальчика, которым он был когда-то. Он больше не был невинным, любознательным, предприимчивым, и он больше не был ученым. Он сам сказал мне.
Собираясь задвинуть коробку под кровать, я кое-что заметила. Она лежала сбоку, между дневниками и картоном. Я снова откинула створку, прикусив губу и понимая, что это, поскольку выглядела эта вещица знакомой.
Это оказалась небольшая книга со стихами.
Казалось, несколько лет назад я достала ее из коробки, сидя за кухонным столом, а затем разбила лампу Эдварда. Я оставила ее на кухонном столе, вернувшись наверх и оставляя Эдварда убрать осколки стекла и кровь.
Во второй раз я опустила руку, чтобы вытащить небольшую книгу и взглянуть на нее. Я положила ее перед собой и провела ладонью левой руки по обложке, улыбнувшись ощущению гладкой кожи.
Я снова прочитала надпись с обратной стороны.
Я держала книгу в руках, с любопытством глядя на нее и испытывая желание убрать ее вместе с оставшимися блокнотами. Это воспоминания Эдварда, его личные мысли, страхи и желания. Я не имею права влезать в них.
Но эта книга? Без сомнений, эта книга была создана для меня.
Частично я признавала, что Эдвард никогда бы не отдал ее мне, что у него, возможно, была причина не делать этого, но игнорировала это. Я не стала бы читать его дневники, потому что они были написаны для него. Но эта книга была написала из-за меня.
Я перевернула первую страницу, слегка придавив ее пальцем и пробегая глазами от строчки к строчке первого стихотворения, которое Эдвард переписал на книжные страницы.
Я громко выдохнула, прочитав его.

«Ничто, как буря надвигаясь,
Свою ладонь навстречу мне,
Протянет, даже не стараясь.
Притупит разум, мой и твой,
Той аккуратною рукой.
И перед тем, как дверь захлопнуть,
Я, обернувшись, поклонюсь,
Прекрасно утро как порой,
И с этой комнатой прощусь.
*
И лишь одно я попрошу:
«Ты навсегда останешься любимой,
Подушку эту только поцелуй,
Где жили наши головы, и были». *

- Каммингс, - прошептала я, ощущая, как хлынула на меня ностальгия, словно поток ледяной воды. Я чувствовала, как раздаются эхом в голове эти слова, совпадая ритмом с биением моего сердца.
Под стихотворением стояла дата, увидев которую, я задохнулась. Она напоминала мне о бегстве, о слезах и нежных утешающих словах, которые шептались возле моего плеча, пока я спала. В этот день мой мир разрушился, и единственным, что осталось, были Эдвард и я, погребенные под обломками.
Эдвард написал это стихотворение, нашел подходящие слова к тому утру, когда Джейкоб бросил меня.
Наши отношения были мраком и самоотречением.
Я, окруженная стенами, сидела в холодной комнате, сжимая в руках книгу и смотря на прекрасные слова, пока не услышала громыханье подъезжающего автомобиля.

---

*Стихотворение Эдварда Каммингса "Ныряя за мечтой" в довольно вольном переводе, взятом с просторов интернета.
Пожалуйста, пишите на ФОРУМЕ, чтобы я смогла уведомить вас о следующей главе