Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя.
Порожденье полуночи, воин Нинурты,
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос, как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Но в отличие от тварей сердце не водою радует.*

Повесть о Гильгамеше, первая табличка, бронзовый век, 2700 до н.э.

Перевод взят отсюда

*Автор изменила оригинальную строчку из повести, придав ей противоположный смысл. В оригинале было: “Вместе с тварями сердце радует водою”.

Стоявший в воздухе запах окутывал деревья. Погоня должна была даться легко, но из-за вони, щипающей и обжигающей нос Беллы, словно аммиак, было невозможно определить, в какую сторону двигаться. Ей пришлось довериться Деметрию. Он несся впереди либо в сторону Эдварда, либо пытаясь сбежать. Если она позволит ему убежать еще дальше, то потеряет возможность сбить его с ног страхом, но она надеялась, что он все еще шел по следу, поскольку не могла позволить задержку теперь, когда Эдвард, возможно, близко.

Пальмовые листья шлепали по ее коже один за другим, создавая трепещущие звуки, но за ними слышались незнакомые голоса. Они тут не одни.

— Джинни, быстрее, — позвала она, потому что защитить блондинку будет проще, если та окажется рядом. В ответ раздался лишь шум воздуха и ускорившаяся поступь за спиной, когда Джинни прибавила скорости.

Сквозь голоса, шум листьев и топот их ног слышалось что-то еще. Белла позволила миру сузиться до рефлексов и звуков. Перепрыгивая поваленное дерево, она прислушалась. Там, тише остального, ровно стучала кровь – бьющееся сердце. Нет, несколько сердец, практически окруживших ее и приближавшихся.

У каких тварей билось сердце, но отсутствовал инстинкт держаться подальше от кровопийц?

Учитывая ее знания о резком запахе и их местоположении, вероятнее всего, это были оборотни. Голоса, что она могла разобрать, принадлежали людям. Вскинув ненадолго взгляд к небу, она увидела растущую, но еще не полную луну, пробивающуюся через листву. Значит, еще не обратились. По слухам, они были сильны в человеческом обличии, и хоть не так убийственны без когтей и клыков, сегодня у них имелось превосходство в виде самоконтроля и благоразумия. Вампирша даже пожалела, что они не волки. Лучше бороться грубой силой, чем хитростью… если будет бой. Обычно сомнений не возникало, но если эти существа действительно следовали приказам Энкиду…

Сложно представить, чтобы оборотни жили рядом с вампиром, следовали за ним, если верить Вольтури. Она никогда такого не видела, но ее жизнь едва ли дотягивала даже до мгновения по сравнению со временем существования создателя. Энкиду уже жил, когда человек взял к себе первого волчонка и научил его быть частью человеческой стаи. Он даже рассказывал ей про самых последних людей прошлого – крепких здоровых неандертальцев, которые охотились за мамонтами, их становилось все меньше и меньше, пока совсем не исчезли.

Теперь, спустя почти три тысячи лет с момента, как она ушла от него, Энкиду мог быть поблизости. Но сбивающих с толку отвращения и благодарности, обычно сопровождающих мысли о нем, она не испытывала. В данный момент между ней и Эдвардом стояли оборотни. Может, это совпадение… или нет. В любом случае, несмотря на поиски своего создателя каждую тысячу лет, сейчас она не собиралась позволить ему остановить себя. Ее даже пугало, что самые крепкие известные ей отношения ничего не значили по сравнению с возможностью найти Эдварда.

Ее глаза не отрывались от спины Деметрия, пока она следовала за каждым его поворотом, и она чуть не упала, когда увидела, как он резко затормозил, избегая столкновения с двумя мужчинами и женщиной с широким шрамом на щеке. Хоть они и были подтянутыми и крепко сложенными, но выглядели людьми, только сердца бились быстрее, и повсюду стояла вонь.

Белла притормозила, отчего Джинни врезалась ей в спину, и они вместе подошли к Деметрию и незнакомцам, ставшим первопричиной его остановки. Один из них выглядел как местный, но двое других были европейцами.

Деметрий развернулся к Белле, когда та подошла ближе. Он ждал от нее следующего шага, что ее не удивило. Вампир был из тех, кто мужественно выполнял любой приказ, каким бы ужасным он ни был, но вести – не его. Даже незнакомцы чувствовали это, поскольку тоже развернулись к ней.

— Мы ищем кое-кого. Юного вампира, — заговорила она. — Чего вы хотите?

Так они сразу должны перейти к делу.

— Ты другая, — заметил высокий мужчина. Его пышные каштановые волосы волнами ниспадали на плечи, а глаза горели голубым.

— Она опасна, — выдала свою оценку стоявшая на полшага позади него женщина, внешне похожая на мужчину, как сестра. — У меня от нее мурашки. Вряд ли она понравится Курцу.

— Прекрати это, — велел мужчина Белле. Ясно, что он лидер, во всяком случае в этой маленькой группке, и Белла перевела все свое внимание на него, не смотря на второго, шептавшего что-то неразборчивое на хинди.

— Мы остановились, да? Больше не бежим, — произнесла Джинни.

Только Джинни могла вести себя нагло тогда, когда они в меньшинстве. Белла строго глянула на нее, и та недовольно вздохнула, но рот закрыла и обернулась.

— Люди чувствуют себя неуютно в моем присутствии, — объяснялась Белла. — Я не могу унять это ощущение больше, чем сейчас. Оно в моей природе.

Коротко кивнув, лидер поднял руку, жестом не давая никому говорить. После секунды раздумий его ясный взгляд устремился вновь на Беллу.

— Нам рассказывали про женщину, несущую страх повсюду, куда она шла. Ты Дэ? — спросил он. Он протянул ее имя, Дэ-э-э, словно оно было священно.

И это подтвердило все сказанное Вольтури. Мужчина знал ее первоначальное человеческое имя, и это могло быть только благодаря Энкиду, говорившему о ней, хотя ей не хотелось думать, почему после стольких лет порознь он произносил ее имя вслух. Она размышляла, а не соврать ли ей, но, скорее всего, любой вариант приведет ее к Энкиду. Несмотря на сердца оборотней, которые, казалось, выдавали их слабость, вампирша слышала другие голоса ждущих в тени деревьев приказа от этого голубоглазого человека. Осанка выдавала его готовность к любому проявлению агрессии, и, хотя естественным детектором лжи была Джинни, что-то подсказывало Белле, что лучше не врать этому мужчине.

— Я Дэ, — подтвердила она.

— Тогда сюда, — и он, развернувшись, направился глубже в лес, даже не оборачиваясь. — Мы отведем тебя к Курцу.

Напуганная женщина заколебалась, но затем поспешила догнать своего вожака. Голоса за ними приблизились, теперь громкие, без тени волнения, и Белла прикинула, что рядом семь или восемь оборотней, хотя на виду оставались лишь трое.

Джинни спросила “и что теперь?”, но Белла ее проигнорировала и сосредоточилась на предстоявшей встрече. Оборотни перед ними чувствовали ее дар, значит, не имели к нему иммунитета, во всяком случае, в обличии людей. Это первое, что следовало отметить. Пожалуй, талант Джинни также пригодится. Энкиду был невосприимчив к тем дарам, которые затрагивали силу воли и были направлены именно на него: Деметрий, пытавшийся его выследить, Джейн, старавшаяся его помучить. К Белле у него никогда не имелось иммунитета, а дар Джинни походил на нее, являлся частью сущности вампирши и работал постоянно, сканируя всех вокруг, желала она того или нет. Белла поняла, что способность Эдварда читать мысли была такой же, и на мгновение ее охватила тоска, которая не имела никакого отношения к тому, какую помощь он мог бы предложить, будь сейчас с ними.

— Мы все еще приближаемся? — спросила она Деметрия.

— Приближаемся?

— К Эдварду.

Вампирша поддалась желанию ткнуть его локтем в ребра, оказалось, без мантии он был более худым, чем она ожидала.

Деметрий притормозил и склонил голову набок.

— Он севернее от места, куда нас ведут, возможно, в тридцати милях.

— Так близко.

— Близко к Энкиду, — согласился он. — Ты не можешь верить, будто это простое совпадение, — он поднес руку, чтобы осторожно потереть свой бок, пока не заметил ее взгляд на себе. — А что с этим новорожденным-то? Симпатия или у него талант, который ты считаешь полезным?

Оборотни ни разу не обернулись проверить, следует ли она, должно быть, их чувства были так же остры, как ее, значит, звуки и запахи точно говорили им, где она. Белла заговорила тише:
— Не говори о нем при посторонних.

Она подняла на него одни глаза, показывая плескавшуюся в них ярость.

— Конечно. Прошу прощения, Изабелла.

Теперь в воздухе чувствовался дым с пепельной примесью угля, Белла видела поднимающиеся в ночь оранжевые искорки. Больше сердец, больше голосов, а затем она уловила запах вспаханной земли и соленого дерева, прибитого морем к берегу. Она не чувствовала его более трех тысяч лет. Энкиду. Грудь сдавило, дыхание стало резче, и вампирша заставила себя успокоиться.

Их проводники, захватчики – кем бы ни были оборотни – отодвинули последний лист пальмы, закрывающий ее обзор на поляну, где не было даже подлеска. И хотя она уловила запах ранее, костер посередине все равно удивил; похоже, Энкиду совсем не пытался прятаться от Вольтури. Он сидел с другой стороны костра на троне, который, похоже, сделали из кучи веток, сплетенных вместе. Он стоял на необработанной платформе, приподнятый над землей на пару футов, чтобы даже сидя вампир возвышался над всеми ними.

Перед ним сидело четыре оборотня, все женщины, трое из них были индианками, еще двое – по сторонам от него. Те, кто ее сюда привел – их было семеро, из них шестеро мужчин – прошли мимо огня и склонили колени на землю. Когда она не последовала их примеру, голубоглазый начал вставать, но Энкиду снисходительно махнул ему, и вожак опустился на пятки.

— Мой господин Курц, мы привели женщину, которая испытала нас страхом. Да порадуют вас наши старания.

Его благоговейный тон вернул ее в ранние дни, и на мгновение Белле показалось, будто она снова юна, принимает глиняные миски с кровью из дрожащих человеческих рук и смотрит, как пульс бьется на их шеях. И это вызвало такую волну отвращения и нетерпения, которая вырвалась наружу сковывающим напряжением, захватывая всех вокруг, пока не добралось до самого дальнего конца поляны, и страх охватил Энкиду.

Тогда он улыбнулся – редкое и тревожное событие.

— Вперед, — велел он, может ей, а может им троим, но Джинни с Деметрием остались на месте, в то время как она двинулась мимо стоявших на коленях оборотней. Когда она запрыгнула на помост, раздался тревожный шепот вокруг, наверное, потому что теперь она стояла выше их хозяина на троне. Энкиду поднял руку, прося тишины, и встал, оказываясь с ней лицом к лицу.

— Дэ, — поприветствовал он. — Я скучал по тебе.

Будучи ростом чуть менее шести футов, он был, на удивление, высоким для того времени, когда родился, но черты его лица выдавали в нем то, что он из другой эпохи. Худой, но крепкий, разяще красивый, черные волосы выделялись на бледной коже, грозя скрыть красные глаза. Он протянул украшенную драгоценными камнями руку, будто собирался коснуться ее плеча – на его пальцах блестели тяжелые печатки и несколько бронзовых колец – и наклонился к ней. Он не любил прикосновений, любой контакт походил на ритуал, зачастую болезненный даже между ними двумя, так что ее не удивило, когда его рука опустилась и повисла сбоку.

— Энкиду, — она кивнула всего раз.

— Теперь я Курц.

— А я Изабелла.

— Нет, ты все та же Дэ. Даже здешние птицы это знают. Они улетели, а лес стих с твоим появлением. Я знаю тебя, — он махнул на ее шею. — Ты все еще носишь кровавую подвеску, которую я дал тебе в ночь, когда ты умерла. Ты все та же Дэ.

— Нет, — она провела пальцами по потертой бронзе кинжала на цепочке. — Я ношу ее, чтобы помнить, кем когда-то была.

“И кем никогда больше не хочу быть”, — чуть не добавила она, но настраивать его против себя сейчас было неразумно. Она совсем не такая, какой была, когда доверяла этому человеку. Смотря Энкиду в глаза, она держала себя под контролем, зная, что в определенный момент он как минимум увидит в ее возможности наводить ужас слабость. Ему известно, что может произойти случайно, потеряй она контроль.

— Мы уже ругаемся? — спросил он. — Когда ты только вылезла из укрытия?

— Я не была в укрытии. Наоборот, я искала тебя, — заметила она, надеясь, что слова польстят ему и подчинят. — Боялась, вдруг ты умер.

— Я мертв.

— Точнее, больше не ступаешь по этой земле, — поправилась она. — Слышала, ты был в Геркулануме, когда произошло извержение Везувия. Я думала, что ты не выбрался.

— Ты же знаешь, что я могу погибнуть лишь по собственному выбору. Дышать там было тяжело, но, естественно, у меня и нужды в этом не имелось, и я избегал потоков лавы. Ты думала, я больше не хочу жить? — рассмеялся он глухо. — Ты меня никогда не понимала. Жаль, ты не видела извержения. Тела людей, детей, лошадей и привязанных к столбам собак между домами и на улицах – все покрылось пеплом за часы. Мне было весело.

Белле хотелось кричать: “У меня нет времени! Мне надо найти Эдварда”, но она не могла рисковать, не зная наверняка, вовлечен он в похищение или нет.

— Знаешь, почему я здесь? — спросила она вместо этого.

— Посмотри на себя. Не глаза, а пародия. Ты воздерживалась. А были времена, когда ты так напивалась человеческой кровью, что не могла даже завершить последнюю пару убийств, помнишь?

— Прекрати.

Она сделала глубокий вдох, стараясь держать себя в руках достаточно, чтобы не позволить страху вырваться наружу, чего он желал. Белла могла привести в ужас всю поляну, но Энкиду это бы понравилось. И, в свою очередь, он бы высосал жизнь и радость из чего угодно, и это был совсем не талант, а его сущность.

— Ты ошиблась, уйдя от меня, — произнес он. — Моего гнева тогда хватило, чтобы позволить тебе уйти, но теперь я нуждаюсь в тебе.

— Он серьезно, — прошептала Джинни из-за спины.

Вставало солнце, Белла услышала вдали стук дождя, первые капли падали на далекое укрытие где-то на севере, где ждал Эдвард.

Она размышляла, как бы выбраться отсюда. Лесть работала с Энкиду до определенной степени. Он хоть и упивался ей, но никогда не верил ни слову, вскоре похвала начнет раздражать и злить его. Но прямой отказ унизит его перед свидетелями, и это побудит его напасть. Белла могла использовать страх, пока все вокруг не начали бы корчиться на земле, ожидая, когда она погрузит мир в небытие, но Энкиду знал правду о ее даре, и это знание давало ему силу. Вдобавок она не могла предугадать реакцию оборотней. Они чувствовали страх, это очевидно; женщина сказала, что у нее от Беллы мурашки, но хватит ли этого, чтобы схватить Джинни, ищейку и сбежать? Опасно на такое рассчитывать.

Ей надо воспользоваться тем фактом, что она не попадала ни в одну из двух категорий, на которые Энкиду делил практически всех. Белла не поклонялась ему, но и врагом ему не была. И приспешником, как раньше, тоже. Если он хоть на секунду посчитает, что она вернется к своему старому статусу, то поймет, как вести с ней дело. Но если она сможет застать его врасплох и постоять за себя, при этом не переходя за черту на сторону его врагов, то, возможно, ей удастся договориться об уходе.

— Что тебе от меня нужно? — поинтересовалась она. — Ты мне не чужой, поэтому я беспокоилась о твоем исчезновении, но в данный момент в моей поддержке нуждаются другие союзники. Я пообещала вернуть человеку то, что принадлежит ему. Когда сделаю, тогда, возможно, смогу сослужить тебе службу.

Джинни сзади зашуршала, пытаясь отсеять правду ото лжи в формальном заявлении Беллы. Должно быть, она зациклилась на слове “что”, поскольку Эдвард совсем не вещь, и упоминании союзников, когда на самом деле Карлайл для Беллы просто друг, но Энкиду такого не понять. Иронично, но лучше было говорить лживыми терминами, нежели правдивыми, которые он бы посчитал враньем.

— Возвращайся ко мне и другие союзники тебе не потребуются, — предложил он. — Мой следующий шаг обеспечит такую силу, что Вольтури канут в Лету.

Белла не бросила и взгляда на Деметрия, но все же надеялась, что ему хватило ума держать лицо у нее за спиной. Без мантии тут вряд ли кто-то узнал в нем одного из стражи Вольтури.

— Я пообещала союзнику, — повторила она.

— Нет, ты останешься.

— Не останусь. Я не хочу с тобой драться, но стану, если потребуется, — сказала она, и когда Энкиду приподнял бровь, подняла руку, останавливая его. — Я могу сдержать свое общение, а после вернусь к тебе.

Она не собиралась возвращаться, во всяком случае, не с Эдвардом, но это суждено знать лишь Джинни. Вампирша держала голову высоко и не отводила взгляда, тем самым не давая Энкиду причин для сомнений.

— Ты уже уходила и не вернулась.

— Но и ты за мной не пошел, — напомнила она, впуская в голос намек на разочарование. Убегая от него, Белла сильнее всего боялась, что он ее найдет, но сейчас ей хотелось убедить Энкиду, как она сожалела об их разлуке.

— Ты даешь мне слово, что вернешься?

Он знал, что для нее обещание значило куда больше, чем для него, но ей хотя бы не ставили временных рамок.

— Даю слово, — пообещала она, понимая, что не вернется к нему на переговоры, пока Эдвард не окажется в безопасности и подальше отсюда.

— Тогда иди, но твои спутники подождут здесь.

Ей пришлось приложить усилия, чтобы подавить тревогу и не дать ему почувствовать ее.

— Мне нужна его помощь, — урезонила она, махнув в сторону Деметрия. — Без него я не смогу найти необходимое.

— Тогда девушка.

Белла закачала головой.

— Я дала обещание защищать ее.

— Тебе должно хватать ума не давать таких обещаний. Я учил тебя этому. Но с ней тут все будет отлично. Никто ей не навредит.

Белла повернулась, и Джинни подтвердила:

— Да, все будет в порядке.

Очевидно, блондинка считала, будто Энкиду говорил правду, но это не значило, что он не передумает, если ему позже что-то не понравится.

— Она мне тоже понадобится, — возразила Белла.

— Он или она, но не оба.

— Я могу остаться, Изабелла, — предложил Деметрий, смотря на Джинни. Может, он испытывал к ней больше, чем думала Белла.

— Нет, — вмешалась Джинни. — Он тебе нужен, а я обещала деду. Я останусь. Но тебе лучше за мной вернуться.

Она уперла руки в боки и задрала подбородок. Не знай Белла, что викинги никогда не посылали женщин в набеги, можно было представить, как Гинлих, будучи человеком, первая кидалась на берег разорять богатый монастырь. Такого рода несгибаемую уверенность в себе она увидела в блондинке неподалеку от поля боя в Нью-Мексико в их первую встречу.

— Спасибо, — поблагодарила Белла. — Я вернусь за тобой.

Ей практически пришлось тащить Деметрия за собой, но спустя несколько миль кислый запах оборотней стал слабеть, а вскоре его вовсе перебил сладкий аромат шторма.

— Впереди. Мы вернемся за Джинни, как только заберем новорожденного? — уточнил он, придерживая перед Беллой ветку.

— Сначала мне надо увести отсюда Эдварда.

Ей не только надо было отправить его подальше, где безопасно, она также не могла оставить его с Деметрием. Последнее, чего ей хотелось, это отдать его в руки Вольтури, но и Джинни надолго оставлять нельзя.

Эдвард почти у меня. Это не решит проблемы, но мысль все равно успокаивала, отвлекая от Деметрия. Почти дошли. Он почти у нее, но тут она вспомнила, что Эдвард должен был уже слышать ее разум.

Эдвард, со мной ищейка, которого ты встречал тогда. Мы тебя освободим.

До нее донесся запах оборотня, и на секунду ей показалось, будто Энкиду отправил за ними слежку, но этот ждал впереди. Значило ли это, что Эдварда забрали волки?

— Там!

Белла глянула в сторону, куда указывал Деметрий, на одинокую женщину. Резко повернувшись на крик, та затем сорвалась с места.

— Оборотень. Нам пойти за ней? — спросил вампир.

— Просто приведи меня к новорожденному, — велела она, но тут же уловила нотки сандалового дерева в подувшем ветерке – сандаловое дерево, стоячая вода, гниющая плоть и яркий запах зеленого мха. — Эдвард! — она кинулась мимо ищейки и чуть не провалилась в вырытый колодец перед собой.

— Здесь. Я здесь, — его голос звучал напряженно и слабо, но это был Эдвард. Она видела его далеко внизу, стоящим по колено в мерзкой воде, мерцающей от света, отражающегося от него. — Внизу. Пожалуйста, — позвал он. Вокруг него плавали тела, и когда вампир поднял голову, в его красных глазах читалась мольба.

---

Переводчик: ButterCup
Редактор: tatyana-gr
Форум