2024-11-25

16

0

0

Древесину, уже тронутую огнём, нетрудно поджечь снова
Африканская поговорка

- Изабелла?

- Да! Я наверху!

В течение последней пары месяцев я была настолько занята поступлением в аспирантуру, что у меня почти не оставалось времени на Джейкоба. Я хотела делать всё как можно тщательнее, и он, разумеется, понимал меня.

Он всегда меня понимает.

Он знает, как сильно я к этому стремлюсь, а я знаю, как сильно ранит его предстоящая разлука – но я вновь и вновь повторяю, что мы расстанемся не навсегда. Ясное дело, нелёгкая задача – убедить в чём-то подобном своего парня, когда ближайшая аспирантура из тех, в которые я подала заявления, находится в семи часах езды на автомобиле. В наших краях нет ни одного университета, специализирующегося в избранном мной направлении: романтическая литература, а точнее, поэзия Уильяма Блейка. Джейкобу наверняка не понравится то, что я сжимаю сейчас в руках – официальное подтверждение поступления в первый номер из моего списка, Чикагский университет. Пегги Риордан, одна из наиболее авторитетных учёных в этой области, хочет работать со мной – как раз то, о чём я мечтала.

А ещё это близко к… дому. К моему старому дому. И парадоксальность ситуации не ускользает от меня. Никогда не думала, что вернусь туда. Хочу ли я возвращаться?

- Привет! - говорит он, распахивая дверь.

- Привет… - отвечаю я немного менее энергично. Пока я думаю, не спрятать ли письмо, Джейк уже замечает его.

- Что это? – спрашивает он, указывая на конверт. – Что случилось?

- Это…

- Тебе отказали? – нерешительно спрашивает он, опускаясь на колено и прислоняясь к кровати, на которой я сижу.

Я качаю головой, и почти шепчу:
- Нет. Приняли.

- Что?! – восклицает он, рывком поднимаясь на ноги и привлекая меня к себе. –Потрясающие новости, малышка! Поздравляю! – Я не отвечаю, и тогда он с озабоченным лицом отодвигает меня на расстояние вытянутой руки: - Разве ты… не рада?

- Да. Рада. Я рада.

- Но?

- Я нервничаю. И… мне будет не хватать тебя… Джейкоб, - говорю я срывающимся голосом. Как мне расстаться с лучшим другом?

Не знаю почему, но теперь, когда перспектива отъезда стала реальной, мне страшно.

- Я тоже буду по тебе скучать. Но я же смогу навещать тебя. А ты будешь приезжать домой на каникулы. Как ты и говорила, это не навсегда. Правильно?

- Правильно, - подтверждаю я, не решаясь упомянуть о том, как маловероятно, что мы сможем часто видеться. Зарплаты Билли едва хватает на обязательные расходы, а Джейкоб даже теперь, когда у него так хорошо идут дела в автомастерской, вынужден откладывать всё что можно, чтобы накопить нужную сумму и стать партнёром Сэма.

Но сейчас я ничего не говорю. Просто снова опускаюсь на кровать, а Джейк садится рядом, всё ещё держа меня за руку, пока я думаю… об одиночестве.

- Изабелла, - внезапно нарушает он молчание. Его голос звучит странно напряжённо… совсем не похоже на него. – Вероятно, ты решишь, что я совсем спятил… и, по-видимому, скажешь «нет»… Но я люблю тебя с тех пор, как ты стала жить у нас. Тебе это известно. Знаю, ты не всегда… чувствовала то же самое ко мне… - он замолкает на секунду, а потом, перевернув мою руку, целует её.

- Джейкоб?

- Ты выйдешь за меня, Изабелла?




Нервничаешь?

СМС от Эдварда ненадолго отвлекает меня от отчаянных поисков моих единственных туфель на каблуках. Я обувала их только однажды – в день выпуска из колледжа, - но сегодня мне хочется выглядеть профессионально и чувствовать себя уверенно. На прошлой неделе я встретилась с Пегги – после того, как она прислала мне письмо по электронной почте, интересуясь моим поспешным уходом с просмотра фильма. В ответном сообщении я заверила её, что сейчас со мной всё в порядке, и наконец-то записалась к ней на приём – давно пора было это сделать. Разговор в её кабинете прошёл замечательно – она согласилась быть моим научным руководителем, похвалила меня за участие в обсуждениях, назвав мои комментарии образцовыми… и теперь я ещё сильнее чувствую необходимость провести сегодняшнее занятие на высоком уровне.

Мне следовало встать раньше, тогда не пришлось бы прикладывать столько стараний, чтобы выйти из дома вовремя.

Ну где же всё-таки эти проклятые туфли? Может быть, они в одной из коробок в углу…

Ох. Сообщение Эдварда. Я забыла ответить.

Немножко, – быстро набираю я. Это наглая ложь – мои нервы на пределе, и я уже почти жалею, что не приняла валиум. Но тогда я всё равно нервничала бы, да ещё и не могла бы сосредоточиться, а мне необходимо показать себя с наилучшей стороны.

Мой телефон снова вибрирует:
Мы сделаем всё отлично. Волноваться не о чем.

«Ха, - думаю я, - легко ему говорить!» Эдвард всегда чувствовал себя свободно, выступая перед людьми, даже когда мы были детьми. Ну да, когда мы приступим, вероятно, всё будет не так плохо – ожидание неизбежно усиливает опасения.

Ладно. Если ты так считаешь.

Уверена, что Эдвард вразвалочку войдёт в аудиторию одетым в свою обычную толстовку и джинсы.

Да, именно так. До встречи через несколько минут.

Ага! Наконец-то я нахожу свои туфли в самом укромном уголке платяного шкафа. Торопливо открываю коробку и, обувшись, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

Неплохо. Лиловая облегающая кофточка – недавнее приобретение – поверх кремового топа выглядит элегантно, но не консервативно. Тёмно-серые шерстяные брюки сидят на бёдрах как влитые, а чёрные туфли на двухдюймовых каблуках красиво удлиняют ноги. С макияжем и волосами, уложенными во французский пучок, я сильно отличаюсь от своего обычного образа.

В качестве финального штриха я вдеваю в уши длинные серебряные серьги в стиле Пегги и подкрашиваю губы, после чего беру пальто и сумку и выхожу за дверь.

Я смогу. Я здесь именно для этого.

Всю прошедшую неделю я усиленно занималась своей темой, боясь отстать. Пегги посоветовала мне начать читать журнальные публикации в моей области, поэтому сразу после нашей встречи я вошла в библиотечную базу данных. Безусловно, изучение подобных источников поможет мне, когда я начну писать диссертацию, но чтение оказалось достаточно сложным. Чтобы облегчить задачу, мы с Рози договорились читать и обсуждать по одной статье в неделю, помимо нашей обычной учебной нагрузки. Хотя когда-нибудь мы станем конкурентками на рынке рабочих мест, сейчас я очень рада, что мы с ней заодно.

Тихий внутренний голос интересуется, только ли заботой о стипендии объясняется моё усердие. Я не видела Эдварда с самой нашей встречи после занятия в прошлый вторник. Наши откровения тогда показались мне несколько… чрезмерными, и я слегка отступила, когда он спросил меня о планах на уикенд. Похоже, он был разочарован, услышав о моём намерении позаниматься дома. Догадавшись о его страхах, я ещё раз подтвердила своё согласие на вторую попытку стать друзьями. И я не лгала. Я действительно хочу этого. Очень.

Просто я чувствую себя такой незащищённой рядом с ним.

Однажды мне приснился сон, будто Джейкоб убил мою птичку, Финча. Это было через несколько лет после того, как бедняга умер своей смертью, но, проснувшись, я почувствовала злость – неразумную, иррациональную, но тем не менее… Несмотря на то, что Джейк не делал ничего подобного и вообще всё это происходило только в моём сознании, понадобилось некоторое время, чтобы злость унялась. Позже в тот же день, когда он спросил о причине моего плохого настроения, я рассказала ему свой сон, и это прозвучало так глупо. Мы посмеялись, и неприятный осадок исчез.

А если в один прекрасный день ты просыпаешься и понимаешь, что вся твоя жизнь была сном? Сколько смеха потребуется, чтобы заставить исчезнуть такой осадок?

У входа в Гуманитарный корпус меня ожидает Эдвард, которого я не сразу узнаю – и виной тому не только моя глубокая задумчивость.

Он в костюме. Ну, не совсем в костюме, но почти – в чёрных джинсах и коричневом блейзере. А рубашка под ним… она заправлена в джинсы. И это действительно ремень? Я совершенно уверена, что никогда не видела Эдварда одетым подобным образом. Никогда. Ремень? Я почти лишаюсь дара речи.

- Привет! – говорит Эдвард, когда я подхожу достаточно близко. На его лице кривоватая улыбка. – Ты выглядишь… очень мило, Белла.

- Спасибо, - бормочу я, чувствуя, как лицо вспыхивает от его комплимента. – Ты тоже. Ну надо же. Я просто никогда…

- Это слишком? – немного насторожённо спрашивает он.

- Нет. Нет! Всё отлично. Ты смотришься так… профессионально.

- Ну, видишь ли, высокая планка и всё такое, - он смущённо усмехается.

- Считай её установленной.

- Пойдём? – предлагает Эдвард, жестом указывая на дверь. Я киваю, но потом краем глаза замечаю ярлычок, свисающий из-под его рукава. Похоже, пиджак куплен совсем недавно. Я прикусываю губу, пытаясь подавить улыбку, а Эдвард недоумённо смотрит на меня.

- Ээ… У тебя тут… - моя рука на мгновение зависает между нами, но потом я тянусь к нему и дёргаю за бирку, которая поддаётся с трудом. Глаза Эдварда округляются, когда я подаю ему свою находку. Он быстро суёт её в карман и застенчиво улыбается:

- Ну да. Новый.

- Так я и подумала.

- Никогда не будем упоминать об этом? – с надеждой спрашивает он.

- Не могу обещать, - шучу я.

Эдвард делано хмурится, но глаза его сияют от сдерживаемого смеха.
- Вот что я получаю в награду за изнурительный шопинг с Анджелой и Джаспером, - ворчит он.

- О, Джаспер в городе? – небрежно спрашиваю я, продолжая подниматься по лестнице.

- Да, до Дня Благодарения. Вообще-то, он буквально на днях вернулся из Судана – освещал избирательную кампанию. Мы ужинали вместе в пятницу. - Так вот с какой целью Эдвард спрашивал меня насчёт планов на уикенд. Вероятно, он хотел, чтобы я поужинала с ними? Тогда почему ничего не объяснил?

- Ничего себе! Должно быть, у него столько впечатлений, - отвечаю я, мысленно всё ещё анализируя возможные намерения Эдварда.

- Он сказал, это было потрясающе. Его фотографии просто… поразительны. Тебе следовало бы…

- Следовало бы?.. – переспрашиваю я, побуждая его продолжить.

Мы уже поднялись наверх, и я вижу людей, толпящихся около аудитории. До занятия остаётся ещё несколько минут. Эдвард бросает взгляд на собравшихся и жестом предлагает мне пройти в противоположный коридор.

Как только мы оказываемся на безопасном расстоянии от остальных, Эдвард наклоняется ко мне, глаза его серьёзны. Вздыхает, и я улавливаю слабый запах мяты.
- Я сказал им… Анджеле и Джасперу… что ты здесь.

- О.

- Я был пьян. Прости. Надеюсь, ты не сердишься.

- Нет, не сержусь… - я просто думаю о тех, кому ни единым словом не обмолвилась об Эдварде… а ещё мне интересно, какую именно информацию он сообщил обо мне. – Ты рассказал им… почему…

- Нет. Не всю историю. Только то, что мы потеряли друг друга из виду из-за недоразумения. Мне ведь нужно было как-то объяснить. В общем, думаю, они не станут задавать слишком много вопросов. Но очень хотят встретиться с тобой. Особенно Анджела… - Эдвард отступает на шаг и в ожидании моего ответа смотрит на меня с надеждой, хотя явно нервничает.

Анджела.

Нам по тринадцать, и мы катаемся на велосипедах. Она наезжает на какой-то камень и падает, обдирая колено. Потом у них дома её мама смазывает рану антисептиком, а я отворачиваюсь – меня мутит от вида крови. Позже к нам присоединяется Элис, и мы едим мороженое на ступенях крыльца, уже совершенно забыв о происшествии.
В школе Бен Чейни говорит Анджеле, что ему нравится, когда она так заплетает волосы. Она застенчиво улыбается и косится на меня – взглядом, который могу понять только я…

- Я хочу встретиться с ними, Эдвард, - тихо говорю я, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

- Ну, - начинает он, прислоняясь к стене рядом со мной, - в ближайший уикенд я должен вместе с парой других ребят из магистратуры искусств читать свои рассказы в книжном магазине «Одиссей». Остальные планируют прийти… и ты приходи… если чувствуешь, что готова. Потом мы обычно где-нибудь ужинаем, ты тоже могла бы присоединиться… если захочешь… – бормочет он немного бессвязно, а я пытаюсь представить, какой будет эта встреча. Возможность увидеть старых друзей кажется очень заманчивой, хоть и пугает.

Но Эдвард сказал: «остальные». Если на чтениях будут другие слушатели магистратуры, значит, придут и Кейт с Гарретом, и не только… Как они отнесутся к моему появлению? Да и перспектива тусоваться с ними не слишком привлекает. Кейт явно меня недолюбливает. И всё-таки я очень хочу услышать, как читает Эдвард.

- Ты можешь позвать с собой Розали, - предлагает он.

Ещё раз взглянув в сторону нашей аудитории, я понимаю, что занятие вот-вот начнётся. Мне нужно принять решение, но сейчас я просто не могу.
- Я подумаю, хорошо? – говорю я. – Мне хочется тебя послушать. Просто это большой шаг для меня. Увидеть их через столько лет … - …и общаться с твоими новыми друзьями.

- Понимаю, - он продолжает улыбаться, хотя в голосе можно уловить разочарование. – Только дай мне знать.

- Обязательно.

- Ну что, пора привести всех в восторг?

- Давай сделаем это, - соглашаюсь я.

Мы с Эдвардом входим в конференц-зал последними, и я чувствую, как меня вновь охватывает нервный трепет… к счастью, не такой сильный. Пегги встречает нас сияющей улыбкой и освобождает место во главе стола. Я устанавливаю лэптоп, чтобы включить PowerPoint, а Эдвард садится рядом со мной и перебирает бумаги в своей папке. Найдя нужные материалы, он передаёт кипу листков Элисон, сидящей слева от него.

Я заканчиваю подсоединение необходимых проводов, слегка вспотев под сфокусированными на мне взглядами. Но присутствие Эдварда успокаивает меня – я знаю, что мы с ним выполняем эту задачу вместе. Начинать предстоит мне, и я покашливаю, чтобы ничто не помешало говорить, но вдруг обнаруживаю, что не помню текст своего вступления. В голове ни одной мысли.

Подняв глаза, я встречаю доброжелательный взгляд Розали. Она тепло улыбается и ободряюще кивает.

- Привет всем, - начинаю я. – Сегодня, как вы знаете, мы представляем вам творчество Джона Китса. Я собираюсь показать вам слайд-шоу, просто в качестве вступления, но вообще мы хотели бы, чтобы это занятие прошло в режиме разговора и вы по возможности сосредоточились на обсуждении, - Эдвард кивает, слушая меня, но не поднимает глаз от лежащего перед ним листка, делая какие-то пометки. Я понемногу беру себя в руки, речь становится более плавной.

- Вы видите перед собой материалы с примерными вопросами, которые мы предлагаем сегодня обсудить, но, разумеется, это только основные рамки. Давайте приступим, хорошо?

Я запускаю PowerPoint, и мы начинаем по очереди рассказывать о том, что на слайдах – я сосредоточиваюсь на ранних годах Китса, а Эдвард описывает жизнь поэта в Риме, для наглядности используя собственноручно сделанные фотографии. Диалог между нами идёт гладко, и время от времени я искоса поглядываю на Пегги. Она внимательно смотрит на нас с задумчивым выражением лица – надеюсь, это хороший знак.

После короткого перерыва мы переходим к обзору критики – как современной Китсу, так и нынешней, и, разумеется, к самой поэзии.

- Умерший молодым, Китс так и не увидел зенита своей славы. К тому же он считал, что не успел раскрыть всего своего потенциала, - подвожу я итог презентации, подготавливая переход к более свободной дискуссии. – Действительно, в одном из его последних писем Фанни Брон написано: «Я не оставил ни одного бессмертного произведения – ничего, что позволило бы моим друзьям с гордостью вспоминать обо мне. Но я полюбил прекрасное во всём сущем и, если бы в моём распоряжении было больше времени, добился бы, чтобы меня не забыли».

- Но, - добавляет Эдвард, - отсюда возникает интересный вопрос – не преувеличиваем ли мы гениальность поэзии Китса из-за его ранней смерти? Или же он считается олицетворением романтизма исключительно благодаря своему творчеству?

Я слегка улыбаюсь, наблюдая, как Эдвард без видимых усилий перекидывает мостик к нашим дискуссионным материалам.

И обсуждение идёт как по маслу. У наших слушателей определённо есть что сказать по теме, которую мы подняли, спор не раз становится горячим – но в хорошем смысле слова. Это очень волнующе – вести такое занятие, быть в центре всего. Время проходит быстро: не успеваю я опомниться, как мы заканчиваем, не исчерпав и половины изученных нами произведений. Ещё один хороший знак, который свидетельствует о высокой степени нашей подготовленности.

- Миз Блэк, - замечает Пегги, сидящая неподалёку, когда я выключаю свой компьютер, - я впечатлена уровнем вашей технической грамотности.

Я улыбаюсь и краснею – теперь каждый в этой аудитории, вероятно, ненавидит меня. Все уже собираются уходить, но её реплика была хорошо слышна.

- Спасибо, - бормочу я, пытаясь достойно принять комплимент.

- Мне всегда казалось, что использование современных технологий на занятиях очень помогает обучению – это касается как аспирантов, так и студентов. Вы молодцы, оба, - она кивает Эдварду, стоящему рядом со мной.

Ещё несколько минут мы разговариваем, пока остальные покидают аудиторию. Розали нужно быть на собрании ассистентов у этого ублюдка Финли, поэтому я быстро машу ей рукой и улыбаюсь. Она сохраняет невозмутимый вид, но успевает перед уходом показать мне большие пальцы в знак одобрения. Я пытаюсь не засмеяться, поскольку Пегги ещё говорит:
- Ваша трактовка оды «К осени» была, на мой взгляд, особенно тонкой. Хороша мысль о том, как Китс использовал образность и порядок строф, чтобы показать, что смерть может быть своего рода обновлением. И в целом разбор оды был исключительно точным.

- Что полностью является заслугой Изабеллы, - твёрдо говорит Эдвард.

- Нашей общей заслугой, - поправляю я, сердито глядя на него. Не хочу приписывать себе все лавры и не нуждаюсь в этом.

- Разумеется, - говорит Пегги с лёгкой улыбкой. – В любом случае ваш анализ показался мне очень интересным.

Пегги ещё раз поздравляет нас и уходит. Как только дверь за ней закрывается, я плюхаюсь на первый попавшийся стул и громко вздыхаю.

- Ох. Это было сильно.

- И не говори, - соглашается Эдвард.

- Как мы справились, на твой взгляд?

Улыбка Эдварда становится слегка самодовольной:
- Думаю, мы задали жару, - говорит он и протягивает руку. Я шлёпаю по ней ладонью.

- Пегги, похоже, понравилось.

- Определённо.

Я чувствую приятное головокружение. Облегчение от того, что всё прошло так хорошо, удвоенное присутствием Эдварда – тем, что мы с ним вместе, просто разговариваем, - заставляет меня рассмеяться. Это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой.

- И что тут смешного? – спрашивает он.

- Не знаю! – продолжая хихикать, говорю я.

Он с весёлым удивлением рассматривает меня и качает головой:
- У тебя истерика.

- Может быть.

- Думаю, по такому поводу нужно выпить.

- Но сейчас только полдень.

- Ничего, где-нибудь уже пять часов вечера, - глубокомысленно заявляет Эдвард. – Пошли. Мы это заслужили.

- Хорошо, - соглашаюсь я. Почему бы и нет? Я всё равно не планировала на сегодня никакой работы. – И куда ты хочешь пойти?

- Я знаю отличное место.

- Далеко? – спрашиваю я, вспомнив о своей обуви, не слишком подходящей для прогулки. – Может быть, вначале зайдём ко мне, я переоденусь и оставлю лэптоп?

- Мы возьмём такси, - говорит Эдвард, взглянув на мои туфли. – Если только у тебя уже не болят ноги.

- Нет, пока всё хорошо.

- Отлично. Тогда пошли!

- Ладно! Какой напористый…

Он улыбается, и мы заканчиваем собирать вещи. Раньше, чем я успеваю возразить, Эдвард берёт мою сумку с лэптопом и небрежно вешает её себе на плечо – точно так же, как делал когда-то. Слова замирают у меня на губах, и я молча иду за ним к двери.

Оказавшись на улице, мы почти сразу ловим такси. Эдвард просит отвезти нас на Делавэр-стрит, и водитель согласно кивает. Сегодня один из тех прекрасных осенних дней, когда воздух кажется особенно чистым и свежим – ни малейшего признака изнуряющей влажности, которая часто бывает в Чикаго летом. Поэтому я слегка опускаю стекло, впуская встречный ветер. Эдвард молча смотрит в окно, его колено подрагивает. В моей сумке вибрирует мобильник, я достаю его и вижу сообщение от Джейкоба.

Как прошло?

Очень хорошо. Позвоню тебе попозже? – отвечаю я. Если Эдварду и любопытно, кому я пишу, он этого никак не показывает.

Через десять секунд:
Поздравляю, детка! Конечно.

Так похоже на него. Весело. Лаконично. Он понятия не имеет, что я сомневаюсь в его честности. И это сейчас, здесь… когда я тоже не вполне честна с ним.

Ещё минут через десять или около того мы высаживаемся из такси, и я стряхиваю с себя недобрые предчувствия. Эдвард быстро расплачивается, отмахнувшись от моих попыток достать из сумки бумажник.

- Взять такси было моей идеей, - объясняет он, когда мы отходим от машины.

- Хорошо, - фыркаю я. – Но тогда я плачу за напитки.

- Похоже на сделку.

- Лучше скажи, куда мы идём?

Мы находимся на Магнифисент Майл¹, среди небоскрёбов, магазинов и ресторанов. Я редко приезжаю в эту часть города.

- Мы уже пришли.

- Что?

Эдвард показывает на здание прямо перед нами – я даже не заметила, что мы стоим возле Центра Хэнкока².

- Ты бывала здесь раньше?

Я качаю головой, слегка встревожившись – уж не хочет ли он подняться на верхний этаж этого небоскрёба? Я знаю, там есть что-то вроде обзорной площадки, но сама никогда там не была. По правде говоря, я не слишком люблю высоту. Эдвард, должно быть, читает на моём лице неуверенность, потому что его улыбка заметно тускнеет.
- Ты боишься высоты, - спокойно констатирует он.

- Немножко.

- Нам не обязательно подниматься. Дурацкая идея.

Ненавижу, когда Эдвард так говорит – с пренебрежением к самому себе – о своих произведениях, о татуировке, даже об этом импровизированном плане, возникшем из благих намерений.

- Нет, - я решительно беру под контроль собственный страх. – Идея замечательная. С удовольствием поднимусь.

- Ты уверена? – с сомнением спрашивает он.

Хотя мои ладони уже увлажнились от волнения, я выразительно киваю. Эдвард радостно улыбается в ответ, и я понимаю, что поступаю правильно.

Войдя в лифт, мы стремительно возносимся на самый верх, и я просто не успеваю передумать. Мне приходится опереться на руку Эдварда, когда кабина пошатывается, останавливаясь, а он автоматически тянется к моей талии.

Двери открываются. Он быстро убирает руку, а я отпускаю его локоть, и мы оба слегка смущены этим контактом. Мне сразу вспоминается, как я машинально дотронулась до колена Эдварда во время того ужасного фильма. Или как мы держались друг за друга в ту ночь, когда он пришёл ко мне домой. Привычные жесты, но особенные. Почему-то гораздо яснее отпечатавшиеся в памяти, чем любые преднамеренные объятия.

Эдвард платит за нас обоих, и мы вслед за другими посетителями выходим на обзорную площадку, отказавшись от «аудиогида», который пытается нам всучить один из сотрудников.

Я ахаю, осознав, насколько мы высоко – безусловно, выше, чем я когда-либо поднималась.

Эдвард идёт за мной по пятам, когда я направляюсь к высоким окнам – отсюда открывается потрясающий круговой обзор.

Вид захватывающий – город залит солнечным светом, тени, отбрасываемые более низкими строениями, причудливо сплетаются друг с другом. Ясный день позволяет рассмотреть всё на мили вокруг, возможно, даже за пределами Иллинойса. Потянувшись, я трогаю толстое стекло. Всё находится слишком далеко внизу и кажется нереальным, больше напоминает фильм, чем настоящую жизнь, и это обеспечивает своего рода комфорт. По крайней мере, головокружение меня сейчас не беспокоит.

- Ну как? – осторожно спрашивает Эдвард. – Тебе нравится?

- Нравится. Просто невероятно, Эдвард, - я гляжу не отрываясь. Столько людей. Я представляю себя внизу, на земле, в другой жизни, в другом теле.

- Так я и думал. Ну, что тебе это, возможно, понравилось бы. Когда мы были детьми.

- Мне и сейчас нравится, - говорю я, поворачиваясь к нему со слабой улыбкой.

Я не готова к щемящей боли в груди, которая появляется, когда мы встречаемся взглядами. И не ожидаю увидеть в его глазах такую же печаль, какую чувствую сама, но вижу. Впервые за девять лет мне кажется, что мы друзья – настоящие друзья. Для печали вроде бы нет причин… и всё-таки мне грустно.

Я хочу заговорить об этом с Эдвардом, но сама не понимаю, почему так сжимается сердце. Мой разум пытается найти причины, однако в голове только картины, образы. Чувствительность новой кожи. Бывает очень больно, когда края слипаются, словно каждая сторона пытается восстановить целостность. Но как описать это ему? Возможно, это вообще нельзя выразить словами. Возможно, у всех свои способы представлять себе боль.

Я покашливаю и отворачиваюсь, защитные инстинкты берут своё. Сегодня нам следует быть весёлыми. Эдвард, похоже, понимает ход моих мыслей.
- Ну что? Мы ведь пришли, чтобы отпраздновать? – спрашивает он.

- Правильно.

- Значит, пьём?

- Несомненно.

Здесь есть кафе с довольно богатым выбором. Эдвард позволяет мне купить ему пиво и сэндвич. Я выбираю бокал белого вина и салат с цыплёнком-гриль, и мы занимаем столик возле окна, подальше от толпы туристов со Среднего запада, которые заполнили помещение.

Мы едим и разговариваем. Эдвард показывает мне несколько приметных зданий и клянётся, что видит отсюда дом, где находится его квартира. Мы обсуждаем курс Пегги и всё наше учебное заведение. Я рассказываю немного о моей жизни здесь, хотя и говорить-то особенно не о чем. Но я счастлива официально работать с профессором Риордан, и Эдвард, кажется, тоже гордится мной.

Он упоминает об Эммете – тот, по-видимому, холост и в поисках пары, - и я немедленно думаю о Розали. Выдвигаю её кандидатуру, а Эдвард снисходительно посмеивается. Идея, конечно, глупая, но кто знает? Случаются и более странные вещи.

Мне неловко расспрашивать его о Кейт или о том, встречается ли он сейчас с кем-нибудь, а сам он тоже явно не склонен откровенничать.

Я ничего не говорю о Форксе, Джейкобе и Билли или о письмах, да и Эдвард не затрагивает эту тему. Но однажды я перехватываю его взгляд на мою левую руку и с трудом подавляю внезапное странное желание убрать её со стола. Краешком сознания виновато отмечаю, что такое происходит не впервые.

Джейкоб стыдился этого скромного обручального колечка, но не мог позволить себе чего-то большего. Как будто я нуждалась в чём-то большем! Я никогда не была падкой на ювелирные изделия, даже в детстве. Моим единственным украшением была цепочка, подаренная мамой и погибшая в огне вместе со всем остальным. Ну, почти со всем.

Эдвард снова смотрит мне в лицо и слегка краснеет, когда видит, что его взгляд не остался незамеченным. Чтобы снять напряжение, я предлагаю купить нам ещё выпить.

Два часа спустя мы заканчиваем третью порцию, и я чувствую себя довольно хорошо. Мне непривычно пить днём, но вечер приближается быстро. Взглянув на мобильник, я не верю своим глазам – неужели мы разговариваем так долго? Эдвард опустошает свою кружку и интересуется, готова ли я повторить. Четвёртый бокал? Почему бы и нет. Он уходит осуществлять собственное предложение, а я сижу, глядя на разворачивающееся передо мной зрелище.

Закатное солнце кажется живым. Яркое, огненное, оно окрашивает октябрьское небо в оранжево-розовые тона, почти ослепляя своим блеском. Достойно иллюстраций Блейка. Это напоминает мне об одном нашем разговоре с Рене, когда я была совсем маленькой, а она ещё чувствовала себя хорошо.

- Мама? Почему, когда солнце садится, небо становится разноцветным?

- Каждый день Бог очень усердно работает, чтобы следить за всем, что происходит на Земле, а по вечерам отдыхает, раскрашивая небо. Он выбирает славные цвета, но никогда не доволен своей картиной. Поэтому стирает её ночью и на следующий день пробует снова. Вот почему закат каждый вечер бывает разным.

- Но разве Бог не идеальный? Не должен ли он тогда был с первого раза нарисовать идеальную картину?

- Иногда, детка, ум не идёт тебе на пользу.

Как и в отношении многих других воспоминаний, я не уверена, что всё было именно так. Возможно, в памяти слились воедино разные эпизоды. Но этот разговор кажется мне таким реальным, словно мама сейчас со мной.

- Белла? Ты в порядке? – Эдвард уже снова за столом, и я отрываюсь от своих размышлений.

- Да. Просто задумалась. Извини.

- Не извиняйся. Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он.

- Нет, - я качаю головой, не желая портить чудесный момент пьяной сентиментальностью, и показываю за окно: - Здесь так красиво!

- Да, - соглашается он, хотя даже не смотрит на закат.

- Эдвард, - говорю я, отпивая немного из бокала. – Можно задать тебе вопрос?

- Ой-ой. Ещё один из тех?

- Ага.

- Ладно. И какой?

- Итак… самое вкусное из того, что ты ел? – я тихо хихикаю над выражением его округлившихся глаз – очевидно, он не ожидал такого простого вопроса.

Он медленно улыбается, отхлёбывает пиво и откидывается на спинку стула:
- Тушёная говядина, которую готовит моя мать.

- А-ха! – восклицаю я. – А я думала, ты назовёшь мои черничные маффины, просто чтобы меня задобрить.

- Ну, они на втором месте, разумеется, - улыбается он. – А что насчёт тебя?

Это просто.
- Торт, который мама купила на мой двенадцатый день рождения, - и я на секунду задумываюсь, ломая голову, чтобы придумать очередной безобидный вопрос. – Твоя любимая группа не из девяностых годов, и если ты назовёшь «The Killers», меня вырвет.

- Что? «The Killers» - отстой, - отвечает он, нахмурившись. Я не могу удержаться от улыбки, вспоминая футболку Кейт. Эдвард морщит лоб и смотрит на потолок, словно пытаясь понять смысл жизни. И наконец триумфально выдыхает: - «Sonic Youth»!

- Я же сказала, не из девяностых!

- Они образовались в 1981 году, Белла, - самодовольно отвечает он.

- И как я не догадалась?

- А твоя?

- Легко. «The Beatles», - говорю я.

Эдвард закатывает глаза:
- Всё ещё хиппи, понятно.

- Разумеется.

Он улыбается мне, и мы продолжаем игру, охватывая все темы от мест, где мы хотели бы побывать, до любимых мультиков.

- Самое плохое игровое шоу всех времён и народов?

- «Колесо Фортуны»³.

- Ответ неверный! «Правильная цена»⁴.

- Это совершенно субъективно, - жалуюсь я. – «Правильная цена» хотя бы умеренно развлекательная, а «Колесо Фортуны», как неопровержимо доказано, реально убивает клетки мозга.

- О, неужели доказано? – спрашивает Эдвард, изгибая бровь.

- Ага. Научно.

- Понял. Хорошо.

После ещё нескольких раундов мы оказываемся на грани совершенно бессмысленного спора насчёт лучшего персонажа «Субботним вечером в прямом эфире»⁵. Я смеюсь, когда Эдвард изо всех сил старается как можно более похоже изобразить Дикого и Сумасшедшего парней, чтобы убедить меня. Я же неуклонно сохраняю верность Уэйну Кэмпбеллу и Гарту Элгару и ни за что не поддаюсь на уговоры.

- Назови хоть одну вескую причину, - настаивает Эдвард.

- Они из Ороры⁶. Наши земляки.

- Это твой единственный аргумент?

- Нет! Два забавных спин-оффа. Я бы сказала, это посильнее, чем твой ерундовый скетч.

- Ну а что в последнее время делает Майк Майерс? Стив Мартин и Дэн Экройд – легенды.

- Думаю, ты забываешь о Дэне Карви, - говорю я. – И всё дело в Гарте.

- О, его карьера катится коту под хвост.

- Что-то я не припоминаю Экройда ни в одном приличном фильме уже, не знаю, лет десять, - поддразниваю я. Эдвард закатывает глаза.

- Как раз сейчас он снимается в «Охотниках за привидениями-3», - говорит он, оптимистично пожимая плечами.

- Ты, наверное, шутишь. И это всё? Жалкая попытка. Никто не любит Рея.

- А помнишь, - спрашивает он с лёгкой улыбкой, - как мы играли в Охотников за привидениями?

Я издаю стон – как можно такое забыть! Когда мы были детьми, Эдвард обожал этот фильм и подбил нас с Элис на игру. Конечно же, сам он взялся быть Питером, самым крутым Охотником, а я быстро захватила роль Эгона, предоставив Элис выбирать между Уинстоном и Реем.

- Элис была не очень-то довольна.

- Мы успели поиграть всего полчаса, а она уже с плачем пошла к маме.

- «Белла и Эдвард жульничают!»

- Мы были не виноваты в том, что привидения держали её в заложниках!

- Разумеется, нет, - соглашаюсь я, смеясь над этим эпизодом. Приятно так говорить об Элис.

Мы продолжаем предаваться воспоминаниям – и в какой-то момент я в приступе смеха хватаю Эдварда за руку, которая лежит на столе. Не знаю, из-за алкоголя или из-за чего-то другого, но это кажется совершенно естественным. Пока он не накрывает мою руку своей. И тогда происходит что-то странное – мои мысли путаются, я теряюсь. Медленно убрав руку, я снова берусь за ножку бокала. Руки Эдварда остаются лежать на столе ладонями вверх, словно в мольбе.

Я делаю маленький глоток вина и пытаюсь мыслить здраво.
- Не знаю, зачем ты вспомнил об этом, Эдвард, но тот случай полностью опровергает твою точку зрения. Элис тогда предпочла Уинстона. Даже у девятилетней девочки хватило ума не выбрать Рея.

- Хорошо, - говорит он со вздохом. Останемся каждый при своём мнении.

Я смеюсь:
- Ты просто расстроен тем, что я права.

- Ладно, ладно, - говорит Эдвард, вскидывая руки вверх. – Последний вопрос. Твоя очередь.

- Хмм… - я постукиваю пальцем по подбородку, пытаясь придумать хороший вопрос. Он приходит на ум почти сразу: - Какой день был для тебя самым счастливым?

Лицо Эдварда медленно становится серьёзным:
- Хочешь услышать правду?

- Думаешь, мне нужна ложь?

- Не знаю, - говорит он. – Всё может быть.

- Нет, вранья не надо, - отвечаю я, но что-то в его поведении заставляет меня нервничать. И всё же мне необходимо узнать ответ.

- Хорошо. Ну… у меня было два таких дня. Но я назову тебе только один.

- Нечестно!

- Ведь вопрос звучал как «самый счастливый день», единственное число.

- Но ты же только что сказал, что у тебя их два! Терпеть не могу, когда человек обещает что-то и не выполняет обещания.

- Так ты хочешь знать или нет?

Я киваю.

- Ночь вечеринки у Эрин, - тихо говорит он. – Когда ты сказала мне о своих письмах.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого. Во рту у меня немедленно пересыхает… Он смотрит на меня так напряжённо, что я едва могу говорить.

- Правда?

Он медленно кивает и отводит взгляд. Я не верю. Изо всех дней он выбрал этот? Невозможно.

- Видишь? Ты предпочла бы, чтобы я соврал.

- Нет, - шепчу я, но мой протест звучит неубедительно даже для меня самой.

- А твой самый счастливый день, Белла?

Нужный день приходит мне в голову без промедления, и это потрясает…

Тебя когда-нибудь целовали, Белла?

Это не тот день, какой следовало бы выбрать. И я не могу назвать его Эдварду.

- Ох, не знаю. Наверное, его ещё не было, - лгу я и смотрю вниз, на свои руки, пытаясь избежать его взгляда. Ничего больше не приходит в голову… никакая неправда, которая могла бы показаться достоверной.

- Ах да. Твоя свадьба. Тот день наверняка станет очень счастливым, - говорит Эдвард. Его голос становится чуть холоднее… а когда я снова поднимаю голову, он вскидывает ищущий взгляд от моих рук к глазам.

Он понял меня неправильно, но что тут можно возразить? Поэтому я молча слежу за тем, как последний проблеск света исчезает с вечернего неба.

---

1 Magnificent Mile (Величественная миля) – роскошная часть Мичиган-авеню в Чикаго, примыкающая к центру города. Здесь находятся несколько самых высоких американских небоскрёбов, известные универмаги, отели, рестораны, супермаркеты, жилые дома и деловые здания, занимаемые крупными рекламными агентствами и основными городскими СМИ: фото.

2 Центр Джона Хэнкока (сокращённо JHC) — стоэтажный небоскрёб в Чикаго. Главная особенность небоскрёба заключается в его пустотелой конструкции, напоминающей большую четырехугольную колонну. На июль 2015 года является седьмым по высоте в США и тридцать седьмым в мире: фото.

3 «Wheel of Fortune» – американский (и более ранний, 1975-1991гг.) аналог капитал-шоу «Поле чудес».

4 «The Price is Right» – американская телеигра (впервые появилась в 1956 г.), в которой участники угадывают цены на товары.

5 «Saturday Night Live» - вечерняя музыкально-юмористическая передача на американском канале NBC, одна из самых популярных и долгоиграющих в истории телевидения США. Премьера состоялась 11 октября 1975 года.

6 Орора (Aurora, англ.) - пригород Чикаго.