Глава 1. M.A.D. Взаимное Гарантированное Уничтожение
M.A.D.- сумасшествие (M.A.D. от Mutually Assured Destruction. – «Взаимное Гарантированное Уничтожение»)
Тяжелый, неизбежный, взаимный вред, который сверхдержавы с большой вероятностью могут нанести друг другу или своим союзникам в ядерной войне, является ключевым вопросом в доктрине о ядерном сдерживании.
Это определение всегда поражало мой здравый смысл.
Оно появилось в 50е, стратегия холодной войны, но думаю, это лишь человеческая натура…или скорее…наша человеческая натура.
Если на меня нападают - я нападаю в ответ. С той же силой, если еще не большей.
Ты истребляешь меня - я истребляю тебя.
Полное уничтожение.
Поэтому, если все связаны поражением, если не будет победителей, не будет выживших – зачем тогда вообще борьба в этой войне?
Я не могу говорить за целые государства, племена или кого-то иного, вовлеченного в этот опасный конфликт, но наш ответ был прост: мы не могли.
Ничто не могло остановить эту зависимость, после того, как она зародилась.
И, правда, зависимость.
От другого человека.
Что подводит нас к другому определению; на самом деле есть несколько, которые я считаю наиболее подходящими:
- анормальная терпимость к чему-то, способствующему психологическому и психическому формированию привычек и зависимость от этого
- анормальная жажда чего-либо
- зависимость – это состояние, в котором организм полагается на предмет для нормального функционирования и развития физической независимости. Внезапное устранение предмета приводит к «ломке», имеющей характерный набор признаков и симптомов
- во многих ситуациях термин «зависимость» используется для описания одержимости, мании или чрезмерной физической зависимости или физиологической зависимости.
И, конечно, мое любимое:
- непреодолимая потребность в предмете, формирующем привычку и использование его…в более широком понимании: устойчивое маниакальное использование предмета, известного пользователю, как вредное.
А потом, есть еще и любовная зависимость.
Она почти не изучена.
Некоторые признаки и симптомы подходят, другие нет; может, это она, а может, нет.
Говорят, она как-то связана с химией. Мы часто слышим теории об эндорфинах, эйфории, мании и взаимозависимости – и все это может быть правдой.
Но вопрос «почему» не имеет никакого значения.
Это зависимость, с какой бы стороны вы ее не рассматривали.
Думаю, будет лучше начать, мм, с самого начала.
Я окончила университет со степенью бакалавра по английской филологии с намерением... не знаю каким.
Правда, я пришла к заключению, что практически никто наверняка не знает, что делать со степенью по английской филологии, но моя соседка по комнате в колледже и лучшая подруга Элис Брендон убедила меня приехать в ее родной город Чикаго.
Я провела всю свою жизнь в Форксе, а затем четыре года в штате Айова в школе.
У меня не было никакого желания возвращаться в Форкс, имея одну только степень по филологии, несмотря на тот факт, что там жил мой отец, который занимался все тем же, чем и тридцать лет тому назад.
Рыбачил.
И занимал должность любезного полицейского.
Рене уехала из Айовы со своим новым мужем Филом, а когда дело доходило до социальных возможностей и перспектив для работы, этот штат не мог предоставить ничего.
Поэтому, следуя своей прихоти, а скорее даже капризу Элис, я заполнила заявление на должность практиканта в маленьком музыкальном журнале, офис которого находился в Чикаго.
Мне перезвонили на следующей неделе и предложили должность.
Почему бы и не Чикаго?
Поэтому я переехала в тесную комнату Элис и ее вечно присутствующего бой-френда Джаспера.
Я установила свою древнюю пишущую машинку и подолгу гуляла по новому, пленительному городу, обнаружив, что жизнь везде примерно одинакова.
18го января Элис ворвалась в комнату, размахивая черными и белыми флаерами перед моим носом.
В этом не было ничего необычного. Местная музыкальная сцена жила полной жизнью, и здесь, в Чикаго, мы часто туда ходили.
- Сегодня вечером, - сказал Элис, двумя пальцами поднимая старую защитного цвета куртку Джаспера, которую носил еще его дед во время войны во Вьетнаме, и бросая ее рядом со мной на диван.
- Конечно, - ответила я, отталкивая ее. – Кто идет?
- Я и Джас, Розали и Эммет и вся молодежь, живущая в радиусе 80 километров.
Это означало: поднимайся, одевайся, я не хочу опоздать.
Я улыбнулась Элис, лениво перебирая чипсы в пакете.
- Это не смешно. Иди.
- Я иду, - я вздохнула и направилась в ванную, уже с волнением предвкушая зажигательный гул музыки, который можно услышать только на живом концерте.
Розали и Эммет были друзьями детства Элис и Джаспера, или что-то в этом роде.
Теперь они были и моими друзьями.
Переезд в Чикаго прошел хорошо. Я с легкостью влилась в уютную компанию друзей Элис.
Розали была красива, умна, и поначалу я была удивлена, насколько доброжелательной и приятной она оказалась, потому что у меня есть вредная привычка судить людей по их внешнему виду, и первым моим впечатлением о Розали было «бесчувственная стерва».
Однако ее парень Эммет понравился мне сразу. Он был одним из тех людей, над которыми нельзя не улыбаться.
Мне нечего много о них рассказывать, сложно вспомнить о них еще что-нибудь. На самом деле я сосредоточена только на одном, поэтому сложно и неудобно пытаться детально рассказывать о чем-то, что не связано напрямую с ним, поэтому я не буду этого делать, и как я уже говорила, эта история не о них.
В любом случае, очень скоро я почувствовала крепкую связь с этими людьми…и очень быстро почувствовала этот город своим домом.
А затем пришел вечер 18го января, так же как и любой другой.
Мы смеялись, бегали по морозным обледенелым улицам Чикаго.
Мы проливали мартини и смеялись над своей неуклюжестью.
Мы впрыгивали и выпрыгивали из разных такси, держались за руки и до визга смеялись над выходками Эммета.
Если бы нужно было назвать точный момент, когда все это началось, то я бы сказала, что это произошло, когда я очутилась у бара из красного дерева, с зонтиком из коктейля за ухом, водкой на футболке, пытаясь вскарабкаться по спине Эммета.
Розали и Элис обе подталкивали меня снизу, поднимая выше, но я была вся мокрая и так сильно смеялась, что не могла даже толком ухватиться за плечи Эммета.
- Раз, два, три, - в унисон выкрикивали Розали и Элис, а я только…смеялась.
- Просто закиньте ее сюда, - прогрохотал Эммет, но у него самого плечи сотрясались от смеха.
И вот, наконец, каким-то непостижимым образом, я взобралась наверх к нему на плечи, и теперь могла видеть группу.
Элис и Розали хлопали и кричали, а я неровно раскачивалась на Эммете.
Он схватил меня за одну лодыжку и, отпив пива, протянул его мне.
- Не видишь Джаспера? – прокричала Элис.
Я оглядела толпу и легко вычислила Джаспера, высокого, белокурого, стоящего у самого края сцены.
Я коротко взвизгнула и показала на Джаспера; как ему удалось так близко пробраться к сцене?
Удачливый, пронырливый подлец.
А затем я увидела, как Джаспер немного повернулся налево и начал разговаривать с кем-то…
Все, что я видела, так это темные волосы, непослушные, неукротимые.
Широкие плечи в белой рубашке.
Здесь все и началось.
- Кто это? – прокричала я вниз, зная, но, не беспокоясь о том, что они не могли видеть того, о ком я говорю.
Розали вскочила на стул у бара и проследила за моим взглядом.
- Эдвард, - ответила она, для нее все было просто и очевидно, как, будто мой мир не изменился только что.
Розали спрыгнула вниз, и я слезла с Эммета.
- Это брат Эммета, - сказала Элис мне на ухо.
Оу?
И где он был до этого, черт побери?
- Я никогда его не видела, - сказала я, зная, что в моем голосе звучит упрек.
- Теперь видишь, - пожала плечами Элис.
- Забудь, он гей, - ухмыляясь, сказал Эммет.
- Он не гей, - возразила Розали, закатывая глаза.
- Он какой-то …«значительный», - сказала Элис.
- Значительный?
- Значительный, - повторила Розали, как, будто пробуя слово на вкус, и кивнула головой, соглашаясь с Элис.
- А вы…он ваш друг? – спросила я Элис, потому что никогда не слышала, чтобы они его упоминали.
- Конечно. Он вырос здесь, с нами. Я обожаю Эдварда.
- Почему я никогда не слышала о…
- Мы не прячем его, или типа того. Он просто все время занят, - пожала плечами Элис.
И следующее, что я помню, так это то, что моя рука оказалась в ладони Розали, ее рука в ладони Эммета, и все вместе мы начали пробираться сквозь толпу, пытаясь добраться до сцены.
Кто-то пролил на меня пиво, и думаю, это было сделано специально.
Кто-то заехал мне локтем в висок, кто-то наступил на ногу.
Кто-то назвал меня в спину «стервой», когда мы торопились вперед.
Но оно того стоило.
Потому что теперь я стояла рядом с ним, желая только одного – продолжать на него смотреть.
Тут музыка накрыла меня, и стало намного проще быть просто поглощенной, но как-то…иначе.
От него ко мне лился поток чего-то, а потом обратно от меня к нему…и я надеялась, что он это тоже чувствует.
И когда я уже начала ощущать шквал в сердце и как тускнеет у меня в глазах, я почувствовала на себе его взгляд, наблюдающий за мной.
Я не смотрела на него прямо. Я позволила музыке унести меня и почти не почувствовала легкое, как перышко прикосновение на своей груди, прямо на сердце.
Но потом я опустила взгляд, и конечно, на мне лежала его ладонь, легко, его длинные пальцы заключили мое сердце в клетку.
Он улыбнулся. Не оправдываясь, не робко, а уверенно и проницательно.
Моя рука коснулась его, и я переплела свои пальцы с его пальцами, он быстро перевернул ладонь, хватая мою, и поднял в воздух наши руки к сотням других рук.
- Ты чувствуешь это, - заявил он, уверенно и не колеблясь, и наши глаза встретились.
Под его темными глазами лежали почти черные тени, как, будто он был поражен чумой, преследующей его годами. У него были черные ресницы, на которых скопились капельки пота, и, несмотря на свою ухмылку, у него был резко очерченный квадратный подбородок.
Если бы я не смотрела на него, как, будто он был Моной Лизой, я, возможно, заметила бы, что его нос был когда-то сломан, и что верхняя губа на какие-то доли сантиметра нависала над нижней, … но я этого не видела.
На нем была простая белая рубашка с тонким черным галстуком, завязанным свободным узлом…темные джинсы и пара не поддающихся описанию теннисных туфель без шнурков.
Музыка стала яростнее, а может это были только я и только он, но наши сплетенные руки сжались и взметнулись в воздух. Я почувствовала, как его короткие острые ногти впились в мою кожу, и я вернула ему такое же ощущение своих ногтей, зачаровано наблюдая, как его улыбка стала шире.
Внезапно, он резко встряхнул головой, сбрасывая влажные волосы с глаз и лба, и затем снова сконцентрировался на музыке, но он все еще крепко держал мою руку, а может, это я крепко держала.
Я смотрела, как сухожилия на его шее напрягались и расслаблялись в такт музыке, как его старые, порванные туфли четко отбивали ритм, но я уверена, он этого даже не замечал.
Я вздрогнула, когда Элис схватила меня за другую руку и завертела меня. И что я помню еще четче из той ночи, так это ощущение руки Эдварда, выскальзывающей из моей ладони.
Процарапывание, влажные ладони, легкое прикосновение к запястью. Тут же Элис схватила меня за другую руку и за мгновение до того, как меня увели от него, я поймала взгляд его темных глаз, и я знала, что его чувства были отражением моих.
Потеря реакции.
Или наша взаимная гибель.