Здесь пахнет травами, чернилами и летним утром. Здесь парты исписаны тысячей и одной надписью, и Гермиона тихо хихикает, разобрав чей-то крик души, нацарапанный зелеными чернилами: «Хочу кушать и замуж!!!» Здесь лучи сентябрьского солнца пробиваются сквозь огромные окна, здесь много людей, пока еще не знакомых, но тех, что уже совсем скоро станут почти семьей. Аудитория гудит, словно пчелиный улей, все знакомятся, все расспрашивают, все радостно смеются, узнав, что когда-то давно пересекались на каком-то празднике у троюродной тетушки со стороны матери... Гермиона сидит за своей четвертой партой возле окна, немного в стороне от всеобщего оживленного любопытства, ей совсем не хочется привлекать к своей персоне лишнее внимание. Прошло всего-то лето после Битвы за Хогвартс, всего-то три месяца, и они никак не могут стереть почти маниакальный интерес общественности к «храбрым героям-вызволителям», как окрестил их трио «Пророк».

Гермиона все такая же худющая, не успела отъесть потерянные за год скитаний килограммы, она все такая же бледная и растрепанная и все так же хватается за сигареты при каждом удобном случае — нервишки все еще ни к черту, а дурная привычка прицепилась липучкой, не отделаешься. У Гермионы в глазах все тот же безумный блеск «Учиться, учиться и еще раз учиться!», и она все так же щурит глаза, смотря на осеннее солнце. Вот только верных друзей нет сейчас рядом — Рон пошел помогать Джорджу в магазине, Гарри ломанулся в Школу авроров, Кингсли и ей намекнул, что, мол, приходите, с хлебом-солью встретим, но девушка лишь отрицательно покачала отрицательно головой — навоевалась за последний год, до конца жизни хватит. Поэтому — Академия Зельеваров, факультет противоядий. И в планах — сначала бакалавриат, потом магистратура, потом аспирантура, ну и практика-практика-практика... Может, дело свое открыть — Министерство не поскупилось, в дополнение к Ордену Мерлина Второй степени презентовало личный счет в Гринготтсе на кругленькую сумму...

Но это все — потом-потом-потом, ведь сегодня всего-то первый день учебы на всего-то первом курсе. Гермиона крутит новенькое перо в пальцах и улыбается.

— Не занято возле тебя? — девушка поднимает голову, видит своего нового соседа по парте и обмирает. Перед ней стоит, улыбаясь, Драко Малфой.

Правда, когда до парня доходит, что где-то он эту особу женского пола уже видел, улыбка медленно сползает с лица.

— Мляяяяя, зашибись новую жизнь начал... — немного нервно тянет он, оглядываясь в поисках другого свободного места, но до начала пары всего-то две минуты, и все студенты уже на местах. Гермионе вдруг становится до одури смешно, она смотрит на растерянного Малфоя в его такой неуместной, душной, тяжелой мантии и не может сдержать смех. Только встряхивает непослушными волосами и хлопает ладонью по соседнему стулу:

— Малфой, хорош бухтеть, садись и не привередничай!

Драко как-то обреченно вздыхает и плюхается рядом, доставая из сумки пергамент, перо и чернильницу. Необходимость говорить почти сразу отпадает — в аудиторию вкатывается профессор, и первокурсники мгновенно затихают, благоговейно воззрившись на преподавателя.

А преподаватель именно вкатывается — он из тех людей, про которых думаешь: «Его легче обойти или перепрыгнуть?» Низенький и полный, от него так и веет добродушием, у него синие-синие глаза и воодушевленная улыбка, и Драко сразу же мысленно дает ему кличку — «Колобок».

А когда профессор начинает говорить, всех разбирает смех, потому что голос у него очень тонкий, почти что женский, даже девичий. Но Колобок не обращает на смешки никакого внимания, он уже тараторит что-то о своем предмете, и Драко, сотрясаясь от беззвучного хохота, открывает чернильницу, берет в руку перо и принимается писать конспект, пытаясь вникнуть в смысл.

Профессора зовут Бильбиус Бремменс, и ведет он Волшебные лечебные травы Великобритании. Предмет свой любит до одури — это видно по характерному блеску в глазах и вдодхновленной речи. И если абстрагироваться от довольно комичного образа нового преподавателя, если научиться воспринимать его серьезно, то можно понять, что рассказывает он интересно...

Но у Гермионы не очень получается. Ей хочется смеяться, но она храбро выводит на пергаменте слова о том, что...

— ... так вот, флангиус колючий предпочитает болотистую местность...

Гермиона записывает все аккуратно, но краем глаза косится на Малфоя — тот что-то царапает на парте.

— Ты отвлекся, — шепчет ему уголком рта, а он вздрагивает от неожиданности. Девушка заглядывает через его плечо и видит на поверхности стола нарисованный длиннющий поезд. Сколько в составе вагонов — не сосчитать, а из трубы на ярко-красном паровозе вырываются клубы пара — видно, художник использовал зачарованные чернила. А над нарисованным поездом надпись: «Если ты не голубой — нарисуй вагон-другой!» Малфой не успел дорисовать только одного колеса в своем вагончике.

Гермиона роняет голову на руки, и, закусив губу, без единого звука смеется. Драко едва заметно краснеет, дергает ее за руку и придвигает ее пергамент поближе к себе.

— Харе ржать! Дай-ка лучше перепишу, чего я там пропустил...

Гермиона немного отодвигается, парень внимательно переписывает ценную информацию о том, как отличить флангиус колючий от флангиуса дикого обыкновенного.

Возле входа в Академию на большой перемене народу полным-полно. Кто-то бежит на обед, кто-то спешит домой, кто-то болтает с друзьями. Гермиона вытаскивает из кармана пачку сигарет и прикуривает, пытаясь уложить в голове впечатления. Волшебные травы вообще-то предмет ничего, да и преподаватель вроде толковый, вот только привыкнуть надо к манере его... Вон, в следующий понедельник первое практическое с ним, вторая оранжерея, «Выращивание флангиуса колючего в лабораторных условиях», или как там сказано в методичке... Надо бы библиотеку университетскую потрясти, найти информации побольше...

Малфоя девушка замечает почти сразу. Стоит под деревом, мнется чего-то. Мантию уже расстегнул, волосы растрепал осенний ветер, и выглядит Малфой как-то совсем не аристократично. Ну, совсем не похож на того высокомерного мальчишку, который ей в школе проходу не давал. Да и на перепуганного нервного юношу из Малфой-мэнора, который изо всех сил пытался не узнать Гарри этой весной, тоже не похож. Драко все еще болезненно худой и бледный, но под глазами уже не видно темных кругов, да и улыбка на его лице появляется искренняя, а такого, помнится, раньше за ним не наблюдалось. Видно, легче дышится сейчас, видно, сильно таки им Волдеморт кровушку попортил...

— Грейнджер, хорош пялиться! Я и так знаю, что красавчик... — он подходит и заговаривает первым, девушка такого точно не ожидала, но и с ответом медлить не стала:

— Ага, красавчик, да еще и не голубой, — засмеялась, вспоминая его художества на парте. Малфой надулся.

— Ну тебя в пень. До конца жизни вспоминать будешь?

— Ну так есть ведь что вспомнить!

— Зараза ты, Грейнджер, — тянет Малфой, но тут же делает щенячьи глаза и просит: — Сигаретой угостишь?

— Бери, — девушка протягивает ему пачку. — Давно куришь?

— В прошлом году начал.

— А кто тогда не начинал... — и вдруг замолкают, ведь если развивать тему, то придется вспоминать войну, и страх, и нервы, а этого сейчас ну совсем не хочется. Хватит уже, накушались, по горло сыты.

Тишину нарушает Малфой, деловито спрашивая:

— Что там у нас дальше? — Гермиона роется в сумке, выуживает оттуда расписание.

— Яды. Аудитория восьмая, корпус четвертый, — девушка хмурится задумчиво. — Малфой, а где этот корпус-то?

— А хрен его знает. Пошли искать.

Ищут они долго и упорно, блуждая незнакомыми еще переулками, лавируя между библиотекой, оранжереей №7 и корпусом №2. Переругиваются иногда вполголоса и то и дело зыркают на часы — опоздать в первый день занятий на первую лекцию по одному из профильных предметов не очень-то хочется. Но иначе просто не получается, и когда они все-таки находят нужную аудиторию в нужном здании, пара идет уже пятнадцать минут.

Дама, стоящая возле кафедры, встречает их ледяным взглядом и коротким замечанием:

— Минус два балла каждому.

— Какие еще, к черту, баллы? Не в Хогвартсе же, — бурчит едва слышно Драко, пока они поспешно садятся за свою четвертую парту возле окна.

— Может, здесь похожая система? — шепчет ему в ответ Гермиона.

— Но ведь Колобок никаких баллов не снимал и не добавлял...

— Кто?

— Ну, Бремменс.

— Молодые люди! Извольте представиться, — холодный громкий голос прерывает разговор, и Гермиона заливается краской.

— Гермиона Грейнджер.

— Драко Малфой.

— Я запомню, — только и отвечает дама, отворачиваясь к доске, уже наполовину исписанной формулами. И добавляет, не оборачиваясь: — И еще минус два балла каждому.

Ребята переглядываются, и в глазах Гермионы — испуг, а у Драко — озадаченность. Девушка поспешно начинает переписывать все, что записано на доске, при этом успевая начеркать на клочке пергамента: «Малфой, что делать? Она, похоже, нас невзлюбила!». Парень, оторвавшись на секунду от своего конспекта, дописывает снизу: «Не нас, а тебя». Брови Гермионы удивленно ползут вверх: «Почему только меня?».

— А потому, что я красавчик, и у меня природный магнетизм, — шепчет Драко, но дама у доски немедленно реагирует:

— Минус балл, мистер Малфой.

Драко тихо чертыхнулся, заметив ехидную ухмылочку соседки по парте, и уткнулся в конспект.

* * *

— Это какой-то кошмар. Я себя чувствую перед ней испуганной школьницей! Как вспомню только эту миссис Верти, так сразу коркой ледяной покрываюсь. Она — это симбиоз требовательности МакГонагалл, бдительности Грюма и язвительности Снейпа. И система у нее особенная. Слово сказал без разрешения — минус балл. Опоздал — минус балл. Конспект неаккуратный – минус балл. Ответа не знаешь — минус пять баллов. Ну, соответственно, баллы можно и заработать, но потерять их намного проще. У нее на лекции люди чихнуть боятся! Если к концу семестра останешься в минусе — к зачету не допустит. Мне уже четыре балла отрабатывать надо, — Гермиона грустно вздыхает и сильнее прижимается к Рону.

— Тебе? Ты что, в минус влетела в первый же день?

— У нас все в минус влетели, даже Уорринг, а его вообще на паре не было. Каждый пропуск — минус семь баллов.

— Погоди, все — это все, а ты — это ты. Ты же никогда не теряла баллов! За что их с тебя сняли?

— За опоздание. И разговоры на паре.

— Ты разговаривала на паре? Не по теме? — Рон уже не просто озадачен, он потрясен и взволнован: — Герм, а ты не заболела случайно?

— Да ну тебя, — бурчит девушка, пытаясь обиженно отодвинуться на другую сторону дивана, но сильные руки уверенно возвращают ее на прежнее место.

— Ну и с кем ты разговаривала?

— А вот тут начинается самое интересное. Угадай, с кем я сижу за партой.

— Мммм, Ханна Эббот?

— Нет, она на колдомедика учиться пошла.

— МакМиллиан?

— Нет, чего тебя на Хаффлпафф потянуло?

— Неужели Снейп восстал из мертвых и решил получить свое второе высшее образование?

— Неа, но ты уже близок.

— Сдаюсь.

— Драко Малфой.

— Чегоооо? — глазищи у Рона удивленно расширяются, а рот слегка приоткрывается.

— Того, — смеется Гермиона, довольная произведенным эффектом.

— Змей ползучий?

— Ага.

— Хорек трусливый?

— Ага.

— Немощь белобрысая?

— Ну да.

— Мерлиновы подштанники! И как он?

— Худой, — Гермиона пожимает плечами. — И совсем какой-то немалфоевский.

— Не задирает тебя? Ты, если что, мне сразу говори, я ему такую трепку устрою, что мало не покажется, — девушка смеется и целует парня в щеку.

— Нет, не задирает. И с ним даже как-то... весело.

— Весело? Тебе? С Малфоем? Ты точно не заболела?

— Сама в шоке, честно.

— Ну ты там того, осторожней. Он же все-таки дрянь слизеринская.

— Да ладно тебе. Ты как ребенок, честное слово.

— Волнуюсь за тебя.

— Я знаю, — и ласково его по щеке погладить — родного, теплого, своего. — А еще я староста группы!

— Кто бы сомневался, – тянет Рональд, но тут же получает ощутимый тычок в бок. — Нет, ну ты же у меня самая умная. И ответственная. И если тебя Малфой не испортит за четыре года...

— Ой, да не беспокойся ты о пагубном малфоевском влиянии!

— Да я не беспокоюсь. Мне его даже жалко немного, — еще один тычок не заставляет себя долго ждать. — Все, все, молчу!

— Вот и молчи.

— Вот и молчу.

И хорошо так — вдвоем на диване под одним пледом. И квартирка — даром что крохотная, зато своя. В кухне, повинуясь чарам, сами по себе моются тарелки, а в комнате трещит камин, и тихонько играет какая-то музыка, и можно тереться ласковой кошкой о родное плечо, или шептаться долго-долго ни о чем, или целоваться до умопомрачения, или отогревать свои руки-ледышки под чужой футболкой, или молчать о чем-то своем. А можно еще запустить в дремлющего Рона подушкой и ускакать дикой козой в спальню, и забаррикадироваться там, пока он будет провозглашать гневную тираду и делать вид, что не может дверь открыть. И вообще как-то оно хорошо. Вот так просто — хорошо.

* * *

— Грейнджер?

— Мммм?

— Шоколадную лягушку хочешь?

— Малфой, какую, к черту, шоколадную лягушку? У меня сейчас зелье выкипит!

— А ты аккуратненько так в обратную сторону помешай — и не выкипит.

— Ты откуда знаешь?

— Мне Снейп, между прочим, не просто профессор был, а еще и декан, и крестный заодно. Он меня этими зельями даже на каникулах мучил.

— И вправду не выкипает... Спасибо.

— Не за что. Шоколадную лягушку хочешь?

— Ну, давай. А чего это ты такой добрый вдруг?

— Меня завтра на последней паре не будет, отмажешь?

— Даже и не подумаю.

— Ну Грейнджееееер, ну пожалуйста!

— Нет.

— Ну мне очень надо.

— А я при чем?

— А ты староста.

— И что?

— Ну прикрой, ну чего тебе стоит? Свидание у меня.

— Какая у нас завтра последняя пара?

— Лекция по вступлении в колдомедицину.

— Ладно, придумаю что-нибудь. Эй, куда это ты лягушку убрал? А ну-ка верни на место! Все, давай, заканчиваем зелье, разливаем по бутылочкам и идем сдаваться. Курить хочется.

Они выходят вдвоем из корпуса и бегут к курилке чуть ли не наперегонки. С Малфоем, оказывается, по-настоящему весело. И в аудиториях на лекциях, и возле котла или в оранжереях на практических, и в курилке на переменах, и в библиотеке после занятий. «И совсем он не хорек трусливый», — думает Гермиона, хохоча над какой-то дурацкой шуточкой.

На улице — середина сентября, и солнышко все еще светит ясно на безоблачном небе. Малфой таскает свои рабочие мантии и презрительно фыркает, глядя на Гермионины джинсы, кеды и рубашки в клеточку. Девушка молчаливо показывает средний палец, не отрываясь от зубрежки. Колобок их хвалит, профессора Боулз (теория и практика приготовления заживляющих зелий) и Ровин (противоядия от ядов категории Е) просто в восторге от талантливых студентов, со вступлением в колдомедицину и пищевыми противоядиями тоже проблем нет, зато профессор Верти спуску не дает — яды приходится учить каждую свободную минутку. У Гермионы — нестабильный ноль, у Драко — стабильных минус пять, и никакие правильные ответы не в силах покрыть его вечные опоздания и смешки на парах.

— Гляди, твое рыжее недоразумение идет, — Малфой кивает на дорогу, где вдалеке виднеется долговязая фигура Рона.

Гермиона поспешно тушит сигарету, накладывает на себя освежающие чары и пихает соседа по парте в бок.

— Молчать-бояться!

— Он тебе что, курить запрещает?

— Нет, не запрещает, просто иногда кривится, как среда на пятницу — стыдно становится. Он бросил еще два месяца назад, а я все никак слезть не могу.

Рон подходит близко-близко, и Гермиона виснет у него на шее.

— Привет, — улыбается он. — Опять курила?

— Разит? — девушка виновато зыркает на парня исподлобья. А Уизли смеется тихонько.

— Ага, разит. Освежающими чарами за полтора километра. Пошли, Гарри и Джинни заждались уже, небось. Пока, Малфой.

Драко кивает, насмешливо глядя на парочку, Гермиона машет ему рукой и показывает язык. Рон берет ее за руку, и они аппарируют к "Кабаньей голове".

* * *

Гермиона листает внимательно учебник по волшебным травам, пытаясь обновить в памяти все, прочитанное вчера. За окном хмуро, там моросит противный мелкий дождь, и это навевает сон. Однокурсники заходят в аудиторию, плюхаются на свои места и почти сразу же роняют головы на руки, чтобы досмотреть-таки утренние сны. И Гермиона с радостью бы последовала их примеру, но не может себе такого позволить — староста же!

— Грейнджер, — за спиной раздается знакомый голос, и девушка кивает головой, не отрываясь от чтения:

— И тебе доброго утра, Малфой.

— Может, соизволишь поднять на меня свои светлые очи?

Гермиона раздраженно оборачивается и застывает с открытым ртом. Малфой держит в руках букет ромашек и улыбается.

— С Днем рождения.

— Я.. ооо.. ты...

— Какой богатый словарный запас! Я восхищен!

— Дурак! — буркает девушка, совсем не обижаясь. Она принимает цветы и зарывается в букет носом, вдыхая аромат. — Откуда ты узнал?

— Не поверишь, столкнулся с Избранным на днях, он-то и поведал.

— Ты говорил с Гарри?

— Ну, говорил — это громко сказано. Так, перекинулись несколькими фразами для приличия. И у тебя нос в пыльце.

Нос у Гермионы и вправду перепачкан желтой пыльцой, и она смешно морщится, пытаясь ее стереть.

— Все равно — спасибо.

— Да не за что. Давай пару прогуляем.

— Ты что, спятил?

— Ну так Колобок же, он простит.

— Я староста, Малфой.

— Ты никогда не прогуливала?

— Никогда.

— Никогда-никогда? Что, правда?

— Правда.

— Вот видишь, а жизнь-то уходит. Сколько там тебе сегодня накапало?

— Девятнадцать.

— Старушка. Так, народ, у нашей старосты сегодня День рождения, и мы сваливаем. Прикроете? — нестройный гул голосов можно считать согласием, и Драко поспешно скидывает вещи Гермионы в сумку, пока та стоит, пораженно хлопая ресницами. Потом хватает ее за руку и тащит к выходу, а оттуда можно уже и аппарировать.

Гермиона чувствует себя немного неуютно, она все время вертит головой, ожидая, что вот-вот из-за угла выкатится Колобок и застукает их, но все проходит как по маслу. И через несколько минут они уже сидят в «Трех метлах», попивая сливочное пиво.

— А Уизел что подарил?

— Котенка, — Гермиона улыбается, вспоминая маленькое пушистое чудо, которое разбудило ее сегодня утром.

— Так у тебя же был кот когда-то!

— Был. Косолапус.

— И где он теперь?

— Наверное, погиб, пока я по лесам шаталась... — и становится совсем грустно, и хочется курить, и вспоминается, что в ее прошлый День рождения они сидели втроем на площади Гриммо, и было страшно и тревожно, и было ощущение полной растерянности, и с головой накрывало незнание — доживут ли до следующего девятнадцатого сентября...

— Вот и дожили... — тихо шепчет Гермиона, и подкуривает первую за сегодня сигарету. — Малфой, а как ты это лето пережил?

— Да надо тебе мои страшилки слушать? — Драко хмурится и сам тянется за сигаретой.

— Не хочешь — можешь не рассказывать.

— Да при чем тут — хочу — не хочу. Просто... тебе это надо?

— Надо. Мы же друзья, — и от этого простого «друзья» в душе разливается непонятное тепло, ведь раньше у нее были Гарри и Рон, а теперь есть еще и Драко. И это приятно и радостно, и как-то совсем по-новому.

— Волк свинье не товарищ, — буркает парень, а Гермиона тут же вспыхивает:

— Это ты меня свиньей назвал?

— Да нет, как раз в этой ситуации свинья — это я, — курит нервно и отводит взгляд. Гермиона вздыхает, тянет руку и взъерошивает его светлые волосы.

— Грейнджер, прическу испортишь, — Малфой усмехается, вздыхает и начинает рассказывать. О судебных процессах и допросах, об обысках в Малфой-мэноре и конфискации некоторого имущества, о сумасшедшем облегчении, которое заполонило его, как только услышал «Оправдан». О Поттере, которому теперь спасибо сказать надо бы, да только нужны ли ему его благодарности? О родителях, которые немного пришли в себя, о попытках поступить в Академию, когда ему трижды отказывали в допуске даже на вступительные экзамены.

И Гермиона слушает.

А Малфой рассказывает уже про другое: про девчонок и неудавшиеся свидания, и Гермиона хохочет до слез, слушая о том, как некая Тори Бреттс наложила на него Петрификус, обидевшись на какую-то дурацкую шутку, и ушла домой, не расколдовав. А Драко так и простоял всю ночь под дождем у калитки ее дома, пока чары не развеялись.

— Ты понимаешь, Грейнджер, я просто жить хочу. Не задумываясь ни о каких змеемордых красноглазых уродах. Не боясь. Просто жить, Грейнджер. Мне ведь всего восемнадцать, а иногда чувствую себя стариком столетним.

И Гермиона кивает, потому что тоже об этом думала. Поэтому-то и поступала в Академию, чтобы почувствовать, как это — просто жить, когда наибольшей твоей проблемой становится экзаменационная сессия. Ведь ей все еще иногда снится битва за Хогвартс, и она просыпается вся в слезах, и хорошо, что рядом Рон — успокоит, обнимет, зацелует, и отступят кошмары.

А вечером Гермиона идет домой, там ее ждет праздник, и пришли почти все друзья и сокурсники, весело и радостно, что все живы-здоровы, и волноваться нет причин.

И Гермиона думает, что это лучший ее День рождения за всю жизнь.

И что теперь у нее есть новый друг.

Ее друг Драко Малфой. С ума сойти.

* * *

В библиотеке тихо и сонно, Гермиона дописывает реферат по первичным противоядиям и изо всех сил борется с подступающей дремотой. На улице дождь, его равномерный шум убаюкивает лучше колыбельных, но впереди еще много работы, ведь завтрашнюю пару миссис Верти никто не отменял. Девушка поставила последнюю точку, свернула пергамент и устало потерла глаза. Может, пойти домой и поспать часок? А потом с новыми силами за работу?

— Как успехи? — Малфой приземляется рядом и дергает Гермиону за косичку. — Зачем волосы заплела?

— В глаза лезут, — пожала плечами та. — Нормально дела. Реферат написала, а за яды еще не садилась.

— И я не садился. И не хочу.

— Какой у тебя минус?

— Семь. А у тебя?

— Один. Надо исправлять.

— Ага. Грейнджер, пошли в воскресенье на квиддич.

— Я не люблю квиддич.

— Да иди ты! Как можно не любить квиддич? Тем более, в воскресенье финал! «Сенненские соколы» против «Паддлмир Юнайтед»! У меня два билета в фан-сектор!

— Извини, я действительно не люблю квиддич. В Хогвартсе ходила, потому что Рон и Гарри играли, было за кого болеть. После этого ни разу на матчах не была, да и не тянет. Пригласи кого-нибудь другого. Мэри, например.

— Мы расстались в понедельник.

— Да вы ведь встречались не больше двух недель!

— Она мне надоела. Но даже если бы мы все еще были вместе, на квиддич я ее не повел бы. Вот с тобой — другое дело. Ну и что ты предлагаешь мне делать теперь? Забини в своей Италии, ты отказываешь. Не самому же идти, честное слово!

Гермиона задумывается на минутку, вертит нервно перо в руке, как вдруг поворачивается к другу, и парень замечает танец чертиков в ее глазах.

— А ты Гарри пригласи.

Малфой открывает рот, чтобы что-то ответить, но, видно, слов у него нет, остались одни буквы. Гермиона невозмутимо продолжает.

— Ну а что, он квиддич любит и разбирается в нем. С ним обсудить все можно будет, а что тебе я? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку.

— Грейнджер, иди нахер.

— А что так грубо?

— Не пойду я на квиддич с Поттером!

— Почему?

— А то ты не понимаешь!

— По-че-му? — и видно, что девушка уже загорелась безумной идеей и просто так не отстанет. — Кроме того, ты же хотел ему «спасибо» сказать. Вот и будет тебе возможность.

— Я не хочу идти на квиддич с Поттером.

— Это не причина.

И парень вдруг резко вскакивает с места и говорит уже в полный голос:

-Это самая веская причина! Мы с ним чуть глотки друг другу не перегрызли за те годы, что учились в Хогвартсе! Мы только-только научились не осыпать друг друга проклятьями при встрече! Нас хватает только на вежливые кивки и обмен дежурными вопросами! А ты предлагаешь послать ему сову, мол, дружище, пойдем-ка на квиддич в воскресенье?! Я надеялся, ты поймешь! А ты... ты ничего не понимаешь!

— Молодой человек, соблюдайте тишину, здесь люди работают! — библиотекарша смотрит строго, Драко только раздраженно кивает ей, хватает свою сумку и устремляется прочь из библиотеки.

Гермиона злится весь день. И с удвоенной силой атакует учебник по ядам. Вот только мысли где-то далеко-далеко. Она нервно ходит по квартире, держа в руках книгу, и курит — прямо в комнате (ох, попадет ей от Рона вечером, точно попадет!)

Она ведь как лучше хотела! Она думала — помирятся. Она же не просит их пить на брудершафт! Просто можно ведь как-то по-человечески общаться! Гермиона хмурится и тушит очередную сигарету.

— Это ты ничего не понимаешь! — буркает она в пустоту и переворачивает страницу, так ничего и не поняв из предыдущей главы.

Дождь все не успокаивается, и на улице мерзко-мерзко. И дома было бы уютно, но неприятный осадок, который остался после разговора в библиотеке, портит настроение окончательно, так что какой уж тут уют... И на душе как-то неспокойно. Гермиона захлопывает книгу и бросает ее на диван, а сама подходит к столу, вынимает чистый пергамент и выводит фиолетовыми чернилами (за черными просто лень идти в другую комнату): «Прости. Я была неправа».

Но ее отвлекает стук в окно. Там, за стеклом, сидит мокрая сова и сердито стучит клювом в оконную раму, мол, открывай давай, не видишь, ливень на улице. И Гермиона бросается к окну и впускает несчастную птицу в квартиру.

«Прости. Мне не стоило на тебя орать. Я отошлю Поттеру приглашение, все равно он откажется, а ты от меня отстанешь. P.S. Я так ничего и не выучил. На ядах Верти будет зверствовать, так что ты — моя последняя надежда».

Гермиона улыбается. И со спокойной душой открывает учебник.

* * *

— Мир сошел с ума? — Рон озадачен и обескуражен, он едва заметно хмурится и кусает губы. Гермиона бросает на него вопросительный взгляд. — Гарри ходил вчера с Малфоем на финал чемпионата по квиддичу, представляешь?

Гермиона вскакивает дивана, спихнув с колен спящего котенка.

— Что, правда? И как?

Рон удивленно смотрит на нее, но в глазах уже появляется понимание происходящего.

— Ну да, я мог бы и догадаться... Твоя работа?

— Не важно, — и рукава собственного свитера вдруг становятся такими интересными, что оторвать от них взгляд просто невозможно! Рон усмехается, подходит к своей девушке и обнимает нежно за плечи.

— Мир во всем мире, да, родная? — девушка прячет пылающее лицо у него на груди.

— Что, все совсем плохо?

— Да нет... Друг друга они не поубивали, хотя и болели за разные команды. Гарри слегка озадачен и ждет подвоха.

Гермиона тяжело вздохнула.

— Не грусти, маленькая... Они даже по кружке пива в пабе выпили после игры.

— Правда? — и в глазах — надежда. Рон улыбается.

— Правда. Только... ты только меня с ним мирить не вздумай. Гарри еще может пойти на компромисс и попытаться забыть прошлое. Но я.. Я... как бы это сказать... слегка вспыльчивый. Еще морду Малфою набью. Оно мне надо?

— Не надо...

— И мне, если честно, не нравится, что ты с ним дружишь. Но ведь не запрещать же тебе, взрослая девочка, знаешь, что делаешь. Но я все равно ревную немного.

Гермиона смеется и лезет целоваться, шепчет нежно прямо в губы:

— Дурак, да? Ну как к нему ревновать можно? Это же Малфой...

— В том-то и дело, что Малфой... Он для меня как был гадом слизеринским, так им и остался.

Но через минуту все становится уже неважным, далеким, непонятным. Ведь рядом — его девочка, его яркое солнышко среди серых будней, его милая, единственная, нежная... И растворяться в ее объятиях намного приятнее, нежели топиться в собственной ревности.

* * *

Перо скрипит едва слышно, тишину нарушает только шорох переворачиваемых страниц. Драко учится, вгрызается в гранит чертовой науки со всей остервенелостью и упрямством, какие только у него есть. Рядом сидит Гермиона — хмурая, с сосредоточенным лицом и закушенной губой. Через три дня у них первый экзамен, и не просто экзамен, а сразу яды. Тут за ночь не выучишь!

Девушка вдруг резко прячет лицо в ладонях и тонким голосом ноет:

— Малфой, я не сдам эту сессию!

Парень только бросает на нее хмурый взгляд и продолжает писать в своем конспекте об особенностях нейротоксических ядов.

— Малфой, что делать? Я ничего не запоминаю! Она завалит меня, точно завалит! Я думала, что более-менее готова, но сейчас вижу, что не знаю даже пятой части всего материала. Я не успеваю это все выучить! Я не сдам, точно не сдам!

— Грейнджер, сколько у тебя баллов?

— Плюс два. Но это ничего не значит...

— У тебя плюс два, а у меня минус один. И завтрашняя консультация — мой последний шанс! Так что будь добра, закрой свой рот и кончай ныть!

Гермиона пробует возмутиться, но ничего не получается. Становится жалко несчастного растрепанного Малфоя, и она шепчет тихонько:

— Тебе помочь?

Тот буркает что-то невразумительное, но тут же пододвигает свой пергамент.

— Ну объясни ты мне, никотин относится к нейротоксинам? Или считается слишком легким?

Гермиона начинает что-то тарахтеть, парень едва успевает записывать и кивать головой в нужных местах.

А когда они выбредают из библиотеки, на улице уже темно. И перед тем, как аппарировать по домам, останавливаются для того, чтобы выкурить сигаретку-другую.

— Малфой, а чего это на тебя Кэти волком смотрит?

— Да она сама меня бросила, я тут ни при чем, честно! — Драко смеется и выдыхает дым. — Забини приезжал на два дня, ну мы с ним и загуляли. А она как-то о наших похождениях узнала. Короче, отгреб я по полной программе — и скандал, и крики, и обвинения, и не слишком лестные эпитеты в мой адрес. Даже пощечину влепила. Ну и Мордред с ней.

Гермиона смеется, но тут же напускает на себя серьезный вид:

— Останешься холостым такими темпами!

— Мерлин, Грейнджер, мне восемнадцать лет!

— А ты еще ни разу не влюблялся. А жизнь-то уходит.

— Увянь.

— Увядаю. Все, пока, Малфой. Встретимся на завтрашней консультации.

* * *

А после сдачи последнего экзамена Гермиона первый раз в жизни напивается.

Они устраивают с Малфоем набег на все пабы Косой Аллеи, они пробуют все виды алкогольных напитков, они поднимают тосты за то, чтобы «остальные сессии так же легко сдавались, как нам сейчас пьется!» Они ржут бешеными гиппогрифами, вспоминая казусы на практических занятиях (А он ей такой: "Мисс Томас, это ваше зелье? А я уж думал, тут тролля стошнило!»), они обсуждают вопросы, которые им попались и снова пьют. Они курят одну за другой, им весело — впереди каникулы, Рождество, Новый год, встречи с друзьями, прекрасные дни ничегонеделанья... И так долгих две недели!

— Так выпьем же за лося! — важно провозглашает Малфой, а Гермиона удивленно поднимает брови:

— За какого такого лося?

— Ну, чтобы пилося, спалося, елося, любилося... За лося, короче!

— Безграмотный ты, белобрысый! Правильно — пилось, спалось и так далее...

— А ты зануда!

— Я не зануда! Я за лося выпью!

Гермиона опрокидывает в себя очередной стакан огневиски и благополучно засыпает, положив голову на руки.

— Ну воооот. А мне теперь тебя домой тащить что ли? — вопрос риторический, ведь девушка ответить уже не может. Малфой фокусирует взгляд на часах — всего-то десять, и домой вообще не хочется, но что делать? Не в одиночестве же пьянствовать!

И он даже уже оделся, и только когда уже поднял Грейнджер на руки понял, что понятия не имеет, где она живет.

А кто знает? Кто всегда придет на помощь даже главному врагу? Кто всегда рвется всех спасать? Патронуса получается вызвать раза эдак с пятого, но вскоре сияющий лис уносится с весточкой к Поттеру.

Избранный прибывает минут через двадцать, долго ржет и фотографирует спящую Грейнджер на фоне пустого стакана и пепельницы, полной окурков. А потом плюхается на соседний стул и говорит:

— Дома пусто. Джинни из Хогвартса только завтра приедет, и возвращаться в тихий дом как-то не очень хочется.

В итоге Малфой еще час пьет с Поттером, тот все пытается догнать собутыльника, и у него неплохо получается. И смеяться над посапывающей Грейнджер в два голоса оказывается намного веселее.

— За справедливость! — говорит Поттер и выпивает последний стакан. Драко соглашается и допивает свой. — Так, а теперь давай двигать на выход. Они тут недалеко живут, пройдемся, а то аппарировать в таком состоянии опасно — еще расщепит, и собирай потом себя по кусочкам.

И они бредут лондонскими улочками, щедро украшенными рождественскими огнями.

Никто не верит в дружбу между мужчиной и женщиной. «Ну и зря», — думает пьяный Драко, таща на своем плече отключившуюся Гермиону. Нет, Грейнджер, конечно, красивая, и даже очень, но влюбиться в нее совершенно невозможно. Зато вот учиться, курить, смеяться, делиться секретами и напиваться с ней — это запросто!

Рон Уизли слегка офигевает от вида компании, ввалившейся к нему домой в столь поздний час.

— Нет, Гермиона, конечно, предупреждала, что будет поздно, пьяная и не одна, но я понадеялся, что это шутка.

Девушку сгружают на руки рыжему, при этом она просыпается на две минуты, успев за это время признаться Рону в вечной любви и поведать о том, что «этому козлу Малфою всегда везет с билетами», но потом все так же мирно засыпает. Поттер тянет Малфоя в кухню, где они пытаются сделать себе крепкого чаю, но вместо того разбивают одну из чашек.

Рон застает их за безуспешными попытками применить Репаро к осколкам. Избранный шипит, что «Малфой, ну сделай лицо кирпичом, скажем, что это он сам, забыл просто». И за фотоаппарат берется уже Уизли, фотографируя очень серьезного Гарри и Малфоя, который давится смехом, прячась за его спину.

— Уизел, ты меня главное Авадой не убивай, хорошо? — Малфой еле ворочает языком, и голова вдруг кажется такой тяжелой-тяжелой. Рон бурчит что-то о «друзьях-дебилах», «слизеринских хорьках» и «женском алкоголизме», который неизлечим, но в итоге левитирует Драко и Гарри в гостиную, раскладывает там диван и бросает плед — «Замерзнете ведь, придурки!». Дальше Малфой ничего не помнит, потому что почти мгновенно отключается.

А утром он просыпается от звонкого девичьего хохота, который бьет по барабанным перепонкам тяжелым молотом. Голова гудит, веки разлепить тяжело, а во рту пустыня. Рядом кто-то протяжно и жалостливо стонет. Драко с трудом поворачивает голову и видит несчастного Поттера. И тут же над ухом снова звенит смех:

— Что, проспался, пьянь?

— Джинни, любимая, тише... — хрипит Гарри едва слышно, и на лице у него такая нечеловеческая мука, что Малфой тоже начинает хихикать. — Джинни, а у тебя Антипохмельного нет случайно?

— Шиш тебе, а не Антипохмельное, — продолжает веселиться рыжая. — Зато у меня есть презабавные колдографии!

Парни резко, словно по команде, переходят из положения «лежа» в положение «сидя». Переходят — и тут же об этом жалеют, ибо резкие смены положений им еще пока совсем не рекомендованы.

— Поттер, ты помнишь все из вчерашнего вечера?

— Вроде. Не уверен. Но, судя по лицу Джинни, я пропустил что-то очень забавное.

Девушка снова хохочет и протягивает парням несколько снимков. На них те спят на уизлевском диване, крепко друг друга обняв. Причем выглядят очень даже мило.

— Рон даже не поленился встать пораньше и сбегать пленку проявить.

— Поттер, я больше с тобой пить не буду. Ты ко мне, оказывается, пристаешь.

— Это ты ко мне пристаешь! А где, кстати, Рон? Может, за Антипохмельным пошел? — Гарри неустанно верит в крепкую мужскую дружбу, но Джинни только фыркает:

— Ага, размечтался. Вы вчера его чашку любимую разбили, он теперь обижаться будет до Самайна. В душе он, в душе.

Надежда в поттеровских глазах умирает, хоть и последней.

— Вы чего разорались-то? Голова раскалывается... — в дверях появляется Гермиона, одетая в старую растянутую футболку Рона, которая достает ей едва не до колен. Волосы у нее торчат в разные стороны, под глазами черные круги от не смытого вчера макияжа, а цвет лица отдает зеленоватым. Тут уж хохотом разражается вся тройка, а Грейнджер только недовольно морщится.

— А вот и еще одна красавица! Я себе эту колдографию в рамочку поставлю! — Джинни протягивает ей снимок с последнего паба, и зеленоватый цвет лица Гермионы сменяется красным.

— Гады, вы зачем меня фотографировали? Уууу, припомню я это вам! У вас Антипохмельного нету, случайно?

* * *

— Малфой, с Днем рождения тебя и всех благ. Живи, толстей, рожай детей! Вот тебе мой подарок! — и на парту перед довольным, как слон, парнем падает конверт.

— Деньги, что ли? — удивляется Драко, но Гермиона сразу же огревает его учебником по голове:

— Какие, нахер, деньги? Открывай, там кое-что покруче!

Малфой разрывает конверт, и его глаза становятся похожими на небольшие блюдца.

— Грейнджер! Ты что?! Ты мне билеты на «Вервольфов Варфоломея» даришь?!

— Ага, — девушка гордо кивает головой.

— Откуда ты узнала, что мне они нравятся? Я же даже от родителей в детстве их пластинки прятал, увидели бы — растерзали бы!

— Я написала Паркинсон.

— Стоп. Ты? Написала Паркинсон? С какого перепугу?

— Не знала, что тебе подарить. Вот и спросила ее.

— А она-то откуда знает?

— Она была в тебя влюблена. А влюбленная девушка должна знать про своего любимого все, и даже больше.

— Ты хочешь сказать, что знаешь про Уизела все? Даже какой зубной пастой он зубы чистит?

— Мятной. Но это слишком легкий вопрос, учитывая то, что мы живем вместе.

— Вы, девчонки, какие-то помешанные... Но за подарок спасибо! Напишу Забини, пусть приезжает, мы с ним когда-то на третьем курсе из Хогвартса сбегали, чтобы на их концерт попасть! Не обижаешься, что тебя не приглашу?

— Неа, я не люблю музыку волшебников.

— Ты просто в рокешнике не шаришь.

— Это я в рокешнике не шарю?! Да твои «Вервольфы» в сравнении с моими любимыми группами и рядом не стояли! Я просто магловскую музыку люблю.

— И какие же у тебя любимые группы?

— Scorpions. Led Zeppelin. ACDC. The Who. Ramones. Но больше всего все-таки Scorpions люблю. Надо будет как-то тебя на концерт к ним сводить.

— Вот и договорились! И, кстати, как думаешь, стоит пригласить Лорри Смит на свидание?

— Да она же дура набитая!

— Зато сиськи четвертого размера.