Приведя себя в порядок в одной из спален Малфой-мэнора, я даже не задумалась о том, насколько все неправильно. Не имея возможности аппарировать прямо из замка, я со скоростью лани помчалась по лестницам вниз, вихрем пронеслась мимо Нарциссы, чуть не выпавшей из кресла в тщетной попытке меня разглядеть, выбежала на обожженную огнем войны лужайку, и исчезла, не попрощавшись.

Писем Джинни, наверняка написанных под диктовку всех Уизли, я не читала, а просто складывала в ящик — на потом.

Мама обычно молчала, слова были лишними, и только лишь осторожно гладила меня по голове, чуть не плача от жалости. Она хорошо понимала — в этом доме я назло своим мечтам, и когда за порогом в закатном свете появлялась стройная фигура молодого человека в черном, пыталась сделать все, чтобы я подошла к окну, а не пряталась на холодном полу ванной.

Он насмешливо улыбался, оглядываясь на свет моей спальни, курил с моим отцом его кубинские сигары, сидя на ступеньках у входа, отвешивал комплименты матери, таскающей ему кофе и кексы, словно родному. Он влюблял в себя мой дом, пытаясь выгнать меня из него. Ни Гарри, ни Рон, они не знали моих родителей и никогда не говорили моей матери, насколько храбрая у них дочь, а вот Драко сказал. Рыдать или смеяться, услышав подобное из уст приспешника Волдеморта — я просто не знала.

— Доча, да выйди ты к нему... — мама ласково разговаривала со мной через закрытую дверь ванной. — Тебе вернуться надо, ты же с нами вянешь просто! Квартирку в этом вашем переулке снимешь, работу найдешь, и мальчик у тебя, вроде бы, уже есть...

— Мама, это не мальчик — это Малфой. Помнишь, я тебе говорила, что если мир волшебный, то это еще не значит, что он сказочный?!

— Помню, Гермиона, помню...

— Это я о нем, мама. Он мой враг!

— Бывший! — мама вздохнула. — Бывший...

— Враги бывшими не бывают! — заявила я авторитетно.

— Дура! — уже совсем не ласково рявкнула мама и кулаком стукнула в дверь. — Бывают, если втрескаться в них по уши!

Промучившись около месяца, и прорыдав в подушку почти столько же ночей, я поняла, что не поправилась ни на грамм, ведь болела не простудным заболеванием, а Драко. Один только взгляд на него и дыхание становилось поверхностным, да куда там — оно вообще пропадало!

Мысленно я проклинала и себя, и всех Уизли вместе взятых со всем сливочным пивом на планете, но поделать ничего не могла — я не влюбилась, я полюбила так, что просто потеряла себя. Не идеальный, не герой и не добрый, но мне все равно хотелось видеть его каждую минуту и чувствовать горький аромат его парфюма. Не в силах выносить жизнь без Малфоя, однажды я вышла, присела рядом с ним на ступеньку и обвила руками его бледную шею, уткнувшись в неё носом. Мне показалось, вокруг нет воздуха и если не вдохнуть его запах — я задохнусь.

Уже гораздо позже я поняла, то был не просто запах любимого — то был медленный яд, он проник мне под кожу, и в тот момент я продала всех и вся в обмен на обещание счастья.

С тех пор мы надолго не расставались, и иголка в сердце, такой болезненной и нездоровой была моя любовь, она превратилась в кинжал. Там же, глубоко в сердце, я чувствовала — ему нужна была грязнокровка в роли подружки. Доказать, что его семья встала на путь исправления, а Люциус Малфой получил шанс на свободу.

Но придирчиво выбирая мороженное в Гайд-парке, и меняясь им всю дорогу, так и не достигнув согласия в сделанном выборе. Покупая билеты в маггловскую оперетту на четверых — для нас и моих родителей, где Драко все равно не справился с ролью хорошего зятя и заснул у меня на плече. Подбирая бездомного котенка и крадясь с ним по лестнице в нашу с ним съемную квартиру, дабы не заметил консьерж. Сидя между угрюмым Ноттом по одну руку от себя, и Нарцисой по другую в обеденном зале Малфой-мэнора и чуть не теряя сознание от страшных воспоминаний. Согласившись с тем, что кроме Драко в мою жизнь ворвался еще и Забини — отказывающийся делить со мной друга и вынужденно подружившийся еще и со мной, по причине чего все приготовленные на моей кухоньке деликатесы поглощались им еще раньше, чем до них добирался сам Мафлой. Все это убеждало меня в том, что я Драко не безразлична, что его нежность и улыбки, ночные ласки и утренний кофе — не обман, а настоящая жизнь.

Впрочем, жизнь самого Драко оказалось еще более реальной и прозаичной. Министерство отобрало у них половину бизнеса, и положило глаз на «Строительный траст големов», потери которого Малфои бы не перенесли финансово. И Драко целыми днями пропадал в кабинетах, налаживая утерянные связи, унижаясь и исправляя отцовские ошибки. Вечерами от него разило алкоголем, чернилами и бумажной пылью. Он приходил уставшим, заваливался на кровать, сняв одни только ботинки, клал голову мне на живот и засыпал до утра. Ночью, правда, частенько ругался с покойной Беллатрикс, просил прощения у Крэбба, или просто выкрикивал невпопад имена и стонал, а я гладила его спину и жалела.

Он мог широко улыбаться и радоваться жизни, несомненно, но в магическом мире потерял свободу надолго. В первые годы после произошедшего толпа при его появлении расходилась, и пусть никто, кроме детей, не показывал пальцем — Пророк постарался на славу — отдохнуть и расслабиться Драко мог только вдали от всякого волшебства. Ненавидя мир магловский безо всякого притворства, как и недолюбливая маглов безо всякой указки отца, он терпел культурные походы со мной и в кинотеатры, и выставочные залы, и даже ни разу не пропустил «ночь открытых дверей» в музеях страны. Скелеты динозавров особенно поражали мое воображение в полумраке, а стоило навести на них палочку и прошептать парочку слов — они представали передо мной живыми, такими, какими были сотни тысяч лет назад.

Но если подобные мероприятия — как подарок своей девушке, то отдых на лужайке для пикников Каслэйка, неподалеку от величественных зданий гарвардского университета — он ему нравился. С притворной неохотой он помогал мне собирать корзинку, с таким же фальшивым безразличием выбирал бутылку вина, сыр, ждал, пока я все упакую и топтался позади меня, будто нетерпеливый ребенок. Думал, я ничего не замечу. Но зная, что ради этой прогулки Драко вытерпит все, я умудрялась даже одевать его в одежду маглов, и в тот странный день расстаралась на славу.

Поскандалив ради приличия, Малфой отшвырнул свои тапочки под стол, со вздохом уселся на табурет и натянул яркие замшевые мокасины цвета сирени. Потертые джинсы были с трудом, но натянуты на любимого ранее. Красная футболка, серая толстовка с капюшоном, отсутствие колец, запонок и других, обожаемых им украшений. Он казался воплощением романтичности, юности, трогательности и какой-то непорочной сексуальности, существуй такая на свете. Высокий, стройный до худобы и широкоплечий, я гордилась им, словно трофеем, и на мгновение поняла Джинни. Для неё Гарри — такой же трофей. Повязав Драко на тонкое запястье красную нитку, я увидела перед собой студента. Пусть бледного и притворяющегося недовольным всем на свете, с прищуренными глазами цвета пасмурного неба, но... милого.

Картину идиллии довершила я сама, надев ситцевое платье в мелкий цветок и римские сандалии. Мы заняли место под деревом, выпили по бокалу вина, я закинула ноги на Драко, легла на спину и залюбовалась птицей в безоблачной синеве. Малфой достал тяжеленный талмуд об истории магии балканских стран — мой подарок — водрузил его мне на колени и углубился в чтение, ничем не отличаясь от расположившихся неподалеку студентов.

Под шорох страниц и шелест листвы я задремала. Ветерок так нежно ласкал лицо, и сон оказался настолько сладким что, услышав голос Джорджа, я проснулась не сразу, подумала — сновидение. Но проснувшись, тут же пожалела о том, что Малфой сейчас выгляди вовсе не так, как положено Малфою.

— Ты знал? — вопрошал он, тыча в нас указательным пальцем. — Я тебя спрашиваю, ты знал и молчал?!

Рон стоял возле брата, поглядывая на нас исподлобья, угрюмо, но без злости, а с любопытством. Казалось, ему стыдно перед братом и он водит носком по траве, смущаясь именно его. Но я видела — Рон смущается нас, и когда он через несколько лет скажет, что просто не представлял, что я могу быть такой беззаботной — не солжет.

— Не кричи... — прошептал Рон. — Люди вокруг.

— А что, собственно, он должен был знать? — Драко фыркнул, хоть я и видела, что ему не нравится, когда на него так орут. — Полагаю, он догадывался, что я умею читать... разве нет, Ронни?

Карие глаза Джорджа просто заискрились от гнева.

— Не паясничай, Малфой... — проскрипел он. — Вы у нас и так много отняли, так еще и её?!

Драко с грохотом захлопнул книгу.

— Пошел вон, Уизли... — обманчиво спокойно произнес парень. — Не стоит таскать за собой братьев, они тебе Фреда заменить не смогут. А Гермиона... — он похлопал меня по коленкам. — Я тебя отнимал?

С остервенением закачав головой, я отвергла подобное.

— Вот видите, я её не отнимал... Она сама пришла!

— Подонок...

— Ну почему же? — Драко поднялся и отряхнул джинсы. — Рон, ты как, ненавидишь подругу? — начал он издалека.

Рыжий выпучил глаза, чуть не взорвавшись от напряженного мыслительного процесса. Разумеется, он меня не ненавидел, а просто жутко злился.

— Не-е-т... — ответил он предельно осторожно. — Ты почему спрашиваешь? Тебе что с того, а?!

Драко подошел к нему и со всей дури хлопнул по плечу.

— Раз так, то ты не откажешься прийти на нашу свадьбу?

Я уже не то что говорить, но и головой качать не могла — внутри что-то екнуло, постыдно веселое и счастливое.

Рон промычал что-то нечленораздельное и убежал, словно за ним Арагог гнался. Джордж, изрыгая проклятия, последовал за братом следом. Малфой вернулся на покрывало и сделал мне предложение, от которого нормальная Грейнджер отказалась бы, но такая как я — больная любовью — согласилась.

Тем же вечером мы сидели на кухне втроем, и Блейз пусть и шутливо, но яростно убеждал почти жену друга, что тот скучен до смерти, и жить с ним — адская мука.

— Он спит в носках!

Покраснев, я ответила:

— Да знаю я...

— Он сидит дома, если его оттуда не вытащить!

— Я вытаскиваю...

— Он любит читать не меньше тебя, — сказал парень и подмигнул, — только стесняется!

— Разберемся!

— Он пьет чай только определенного сорта и убьет тебя, если не найдет его в положенном месте в положенный час!

Тут я не поверила.

— У меня он все пьет...

— Да, пьет! — согласился Забини. — Пьет и страдает!

Драко сначала покраснел, а потом засмеялся, уставившись в кружку с какао.

— Тебя будет любить его мама!

Тут мы оба уставились на красавчика, словно оценивали его адекватность.

— Нет, ну правда! — он развел руки в немом удивлении. — Ты видела, как она на тебя посмотрела, когда ты... знакомиться пришла?!

На слове «знакомиться» он споткнулся.

— Её словно свечку зажгли!

Забини был прав, бочком протиснувшись в широченные двери Малфой-мэнора и цепляясь за полу сюртука Драко, я боялась упасть — от страха подгибались коленки. Нарцисса, будучи истинной Малфой, все же не попала в разряд врагов режима, особенно учитывая её помощь Гарри в ту ночь, и осталась просто женой Пожирателя.

Замок у них не отобрали, адвокат семьи оказался хитрым малым и с успехом доказал — имение принадлежало сотням Малфоев на протяжении веков и то, что мы не помним их имен, а время стерло надписи на их могильных плитах, еще не значит, что они чем-то провинились перед временем нынешним. Да и его клиенты, виновные по некоторым пунктам — еще не последние Малфои, и наказывать тех магов, которым только предстоит родиться — абсолютно незаконное дело.

В принципе — вопрос спорный, но глупых людей возле Малфоев отродясь не было, и адвокат победил.

Нарцисса же, пережившая все ужасы служения Темному Лорду, но все же спасшая своего сына, взяла его за руку и стала счастливой. Правда, её проблема заключалась в том, что счастливой она осталась до конца своих дней. Женщина полюбила разом всех, радовалась жизни за десятерых, смело гуляла под дождем и открытыми глазами смотрела на солнце. Где-то на задворках сознания, будучи благодарной свекрови за всю помощь и любовь, я до сих пор думаю, что в ту ночь она просто немножечко сошла с ума от страха за своего единственного сына.

— Гермиона! — воскликнула она радостно, словно подругу встречала. — Дай я на тебя посмотрю! — и быстрым шагом двинулась к нам на встречу.

Здравый смысл дал деру, и я только и смогла, что пискнуть:

— Не надо!

Спрятавшись за спиной Драко, я была оттуда извлечена пред ясны очи леди Малфой ею же.

Она потянула меня за ту руку, которой я не цеплялась за Драко и заглянула в глаза.

— Гермиона, я далеко не глупа и все понимаю, но мы... — она запнулась. — Мы будем много говорить.

В тот первый раз, я пришла к ней в дом в качестве подруги сына. Пришла, вызывающе одетая во все магловское: черные классические брюки со стрелками, строгая белая блуза и высокий каблук. По дурости я хотела показать ей свою молодость во всей красе и превосходство над ней, женой проклятого Люциуса. Взяв под руку Драко, словно мы настоящая супружеская пара, я прошла в обеденный зал. Он сверкал роскошью позолоченных канделябров, хрусталем, приглушенным блеском полированных рам всевозможных портретов, белизной скатертей и благородным сиянием мрамора в свете свечей. Меня в нем ждали, и я кожей почувствовала — хочу быть частью этого волшебного старого мира. Да вот же незадача — здесь маглам места просто нет!

В следующий раз я пришла в длинном платье приличной волшебницы изумрудного цвета. И вот тогда ощутила — я уже не подружка, а женщина её сына.

Да, Блейз считал, что подобная идиллия мне надоест, а свекровь заставит себя ненавидеть, с её-то всё понимающими ухмылками. И раз я сбежала от такого в подворотню Дырявого Котла один раз, сбегу и во второй. Наверное, избалованный женским вниманием, Забини не задумывался, что зачастую это внимание — просто любовь. А я любила так, что чувствовала себя на этом свете живой, только дотрагиваясь до мягкой кожи Драко. Но не объяснять же это ловеласу, слизеринцу и лучшему другу будущего мужа, по совместительству — мужчине?!

Я просто буркнула:

— Свидетелем будешь?

Он что-то застонал в ответ, стукнулся лбом о столешницу и до нас донеслись булькающие звуки веселого смеха. Мы продолжили посиделки, я допекла пирожки с вишней из оставшегося с обеда теста и отправилась спать — парням предстояло разобрать кучу скучных бумаг и счетов, но на помощь им меня уже не хватило.

На следующий день я никуда не пошла, а взялась за палочку и швабру — после вчерашней готовки все две комнатки квартиры и небольшая кухонька оказались щедро присыпанными мучной пылью. Да и вообще — мне нравилась чистота в нашем с Драко общем доме и с теплотой в груди я с каждым днем понимала ясней и ясней — я взрослею.

Стук в дверь застал меня врасплох. С повязкой на голове, чтобы волосы не мешали, мокрыми босыми ногами и закатанными по колено пижамными брюками — я выглядела замученной домохозяйкой и с трудом перенесла бы визит самого Драко, не говоря уже о людях посторонних.

Споткнувшись о проплывающее у ног ведро, словно оно не ведро, а какой-нибудь парусник, и в сотый раз признав — домашние чары по сложности непростительным никак не уступают, я с разбегу распахнула двери и дунула, пытаясь убрать непослушную прядь со лба.

— Сюрпри-и-и-з!!!

За спиной громыхнуло ведро, видно, сюрприза не выдержало, собственно, как и его хозяйка. Ноги подкосились, рот приоткрылся, и желание закрыть дверь чуть-чуть не пересилило врожденную вежливость — я просто испугалась.

— Джинни? Флер? Молли?! — перечислила я сюрпризы поименно. — Вы... как здесь?!

— Мимо шли... Дай, думаем, зайдем! — рявкнула Джинни совсем не так, как полагается приличной гостье, получила локтем в бок от Флер и натянуто заулыбалась. — Адрес, правда, месяц узнать пытались... а так случайно, совершенно случайно! — она передумала улыбаться, но голос попридержала, а взгляд уставила в пол. — Ладно, Герми... зайти то мы можем?

— Конечно!

Других вариантов ответа у меня не нашлось. Мы встречались с Драко около года, а найти мой адрес они пытались всего один месяц. Да, мы скрывали свои отношения, а немногочисленные слизеринцы, с которыми меня знакомил Малфой — народ скрытный. Однако поискать меня, чтобы просто прояснить ситуацию у Дырявого Котла и справиться о судьбе боевого товарища, почему бы и нет?

Впрочем, я все равно понимала — чего им стоит этот визит вежливости. Молли зашла в квартиру без намека на улыбку и прошла на кухню, с опаской оглядываясь по сторонам, словно в каждом углу её поджидала беда. Раз уж в этой квартире жил Драко, то и ей здесь самое место. Несчастная женщина еще не пережила смерти сына, и только перед ней одной мне действительно было неловко.

Она смотрела на наши с Малфоем многочисленные колдографии, на котрых мы кружимся в вальсе в бальной зале его родного дома; сидим с моим отцом в итальянской пиццерии и с ужасом смотрим на остатки гигантской пиццы, доесть которую — несовершенный нами подвиг; вытаскиваем кота из-под кровати и орем на него за украденный бифштекс, стоя на корточках к объективу пятой точкой, отчего Забини и не преминул запечатлеть столь знаменательный момент семейной идиллии.

Все это было таким банальным, таким противным её непоправимому горю, что я невольно покраснела.

— Тапки одень... — буркнула она. — Простынешь.

— А? — я растерялась. — Да я тут... полы мою... Присаживайтесь!

— Полы она моет... — хмыкнула женщина, отодвигая себе стул. — Ты их пачкаешь!

Все уселись и воцарилось молчание.

— Кто там еще, на колдографии... с едой? — спросила Молли грозно. — Не знаю такого.

— Папа...

— Да? — она удивилась. — А снимал кто?

— Мама... — прошептала я вообще неслышно.

Миссис Уизли задумалась и покачала головой.

— Герми, Герми... — вздохнула она осуждающе. — Ладно, Джинни, помоги ей.

— Но...

— Никаких «но»!

Джинни поднялась, не злобно погрозила мне кулаком и принялась махать палочкой направо и налево — через минуту моя квартира сияла чистотой. Флер заулыбалась, я потупила взор, а Молли, наконец, отпила чай из поставленной перед ней фарфоровой чашечки.

— Тысячелистник с мятой и кориандром?

— Ага... — я глупо заулыбалась. — Драко любит...

Показалось — вокруг выключили звук, такой звенящей и тяжелой оказалась тишина. Впрочем, ситуация была настолько абсурдной, что их хватило ненадолго, и спустя пару мгновений помещение сотряслось от хохота. Он словно прорвал во мне невидимую стену — я и засмеялась и заплакала одновременно.

— Ой, хорек тысячелистник любит... — Джинни чуть под стол не сползала. — Грейнджер ему чаек заваривает! Ой не могу, держите меня... А на досуге вы руны не изучаете, нет? — она продолжала смеяться.

— Нет... — я вытирала слезы салфеткой. — Только историю балканской магии...

Ранее молчавшая Флер жеманно откинула золотые пряди за плечи и повернулась к свекрови:

— О Ме`глин, я видеть эту книга в музее — бедняжка Малфой!

Насмеявшись, все вновь замолчали, и Джинни принялась смахивать с рукава футболки несуществующую пыль. Разумеется, они пришли показать, что я им не чужая и нечего забывать то, что, честно говоря, я действительно успела позабыть. Однако они могли простить мне Драко, но не меня. Я твердо поняла — отныне мы — на расстоянии вытянутой руки. Будем здороваться, улыбаться и желать друг другу счастья, от души, но Гермиона Малфой станет для них незнакомкой.

— Девочка моя... — Молли наклонилась ко мне через весь стол и крепко сжала мою руку. — Ты же умная, девочка, я знаю... Да видим мы, что ты любишь, видим! — на этих словах Джинни заерзала на стуле и посмотрела на собственные ногти, лишь бы отвлечься и смолчать. — Зажмурившись, я желаю тебе стать счастливой женой и матерью, честное слово. Но неужели ты не понимаешь — ты ключик для Люциуса! Драко плохой человек, Герми, но сын отличный. О таких сыновьях только мечтать. Ты в нем уверена?

На тот момент я уже настолько растворилась в любимом что, понимая столь простую истину, все равно знала — и он меня любит. А раз я могу помочь любимому человеку освободить отца, то я отказываюсь строить из себя дурочку, не понимающую, что к чему, и буду рада, если Люциус Малфой покинет застенки Азкабана. Не потому, что я его не ненавижу, тут я с Уизли солидарна, а потому, что его любит Драко.

Молли Уизли в ужасе отдернула от меня руку и отпрянула, прочитав в моих глазах все мои сомнения, и мне пришлось их просто опустить. Скорее всего, между нами рухнуло бы и такое — официальное перемирие — если бы с петель чуть не снес дверь Забини. В суете я позабыла её закрыть на ключ, и просто прикрыла. Прекрасно зная, как медленно я иду открывать двери непрошеным гостям по утрам, он ударил в неё со всей силы, чтоб уж я точно услышала, а та взяла и распахнулась с жутким грохотом. Не ожидая такого подарка судьбы, он влетел в квартиру, где чувствовал себя, как дома, бросился к трюмо и начал тарахтеть ящиками.

— Гермиона-а-а! — заорало слизеринское чудо во всю глотку. — Ты видела красную папку?! Там счета Драко за вторую декаду прошлого года — по неликвиду! — чудо вопило уже из нашей с Малфоем спальни и до меня донесся скрип отодвигаемого кресла. — Мне срочно, опаздываю на заседание!

По большому счету — я его уважала. За почти нейтральную сторону в войне, способность видеть в людях не только плохое, но и хорошее; умение дружить не только в радости, как, например, с Драко; за юмор и легкость, с которой он проник в мою душу лишь только ради него. Он казался беззаботным, но человека надежнее мне было представить трудно. Он пришел в дом к Малфоям и положил руку на плечо друга в то утро, после нашей победы, когда от него и Нарциссы отвернулась даже родня. Придя в себя, народ понял, что эта семья аристократов не сдаст своих позиций и потянулся в Малфой-мэнор едва ли не живее, чем авроры. Но благодарно улыбаясь всем, с тех пор Драко дорожил только им, холеным красавцем с раскосыми глазами и большим сердцем.

Впрочем, даже такие сильные и, по большому счету, хорошие люди — вполне способны надоесть!

Я подняла палочку кверху, тяжело вздохнула и пробормотала с обреченностью в голосе:

— Акцио, красная папка со счетами Драко за вторую декаду прошлого года по неликвиду...

— Она ненаходима! — голос приближался и лица всех присутствующих вытягивались на глазах. — Никакое Акцио не пом... О-па! Какие люди, какая честь! — он застыл в дверях. — Вся женская рать... — прошептал парень мечтательно.

И открыл было рот, дабы блеснуть остроумием, поддеть Уизли и проявить себя, как настоящего слизеринца. Однако прежде взгляд его зацепился за часы над плитой, мечтательность сменилась разочарованием, он с досадой махнул на эту самую рать рукой и кинулся ко мне.

— Гермиона, думай!

— Зачем? — я плохо соображала.

— Папка! — рявкнул Забини мне на ухо. — Красная! Нам налоги могут вернуть!

Пока я думала, он схватил пирожок и принялся его уплетать, оперевшись на стол и с наглым интересом поглядывал на онемевших гостей.

— Папка, папка... — бормотала я, обводя кухонную мебель задумчивым взглядом. — Кажется, я подумала, что там фотографии Альберта и сложила её вместе с его приглашениями, а потом... Вспомнила!

Подскочив, я ринулась к буфету, и в куче бумаг возле бокалов обнаружила заветную папку. Издеваясь над присутствующими, Блейз чмокнул меня в лоб, успел увернуться от моего подзатыльника и рванул к выходу.

Замерев на секунду в проходе он, все еще не прожевав лакомство и с полным ртом, поинтересовался:

— А фы её фдесь не уфьёте? — и ткнул в мою сторону пирожком. — Тофно?

Ответом ему послужило молчание. Посчитав его исчерпывающим он, наконец, убежал, а женщины смогли выдохнуть. Они неискренне поулыбались, переглянулись, и принялись прощаться. Перемирие, благодаря слизеринцу, мы все же сохранили. Молли сделала вид, что не догадалась о моих мыслях о старшем Малфое, а я сделала вид, что ничего такого и не думаю.

Тем не менее, кое о чем она не смолчала.

— Ты знаешь этого парня недолго, Герми, а он врывается в твой дом, словно в свой собственный... — произнесла она уже на пороге.

— Ты точно замуж за Драко выходишь? — Джинни снисходительно улыбалась и натягивала легкую ветровку из синей болоньи. — Не за кого-то другого?

Флер юмора не поняла.

— Зачем за кого-то д`гугого? Д`гако довольно милый!

Зло зыркнув на невестку, Молли подтолкнула её к выходу.

Однако я молчать не хотела точно так же, как и она.

— Он друг Драко, а настоящие друзья — всегда рядом! — во мне проснулась ученица краснознаменного факультета. — Если бы вы хотели узнать мой адрес, написали бы моей маме!

В планы Уизли ссора, как оказалось, не входила. Моему удивлению не будет предела, я сяду на стульчик в детской и просижу на нем битый час, прочитав еще не написанное письмо спустя три года. Примириться со мной и моим грядущим замужеством мать, сестру и золовку отправил ко мне... Рон.

— Ладно, девочка моя, может, ты и права... — торопливо ответила Молли, не дав Джинни и слова вымолвить. — Не будем ругаться, мы тебя любили и будим любить! — она приобняла меня за плечи. — Нора всегда тебе рада, Герми. На свадьбу приглашать нас не стоит, конечно, но ты нам — родная. Запомнишь?

Дождавшись, пока я кивну, а тот кивок дался мне нелегко — в горле ком стоял — женщина махнула рукой на прощание и закрыла за собой дверь.