Ливень ударил в лицо с неистовой силой.
Бей, хлестай меня по щекам, стихия! Дай силы забыться! Дай силы забыть! Дай мне не думать о ней каждую секунду, не вспоминать её обжигающих кожу прикосновений, не ощущать на моих порочных губах миндально-горьковатую сладость губ моей девочки, моего ангела, моей Кэролайн! Снова и снова ты будешь убивать меня, моя милая, моя любимая, моя родная. И я буду умирать, снова и снова, и боль даже будет доставлять наслаждение мне. Я не могу так больше, это чувство сильнее меня, а ты играешь со мной, не боясь опалить своих крыльев! Но однажды я не смогу противиться тому, что сжигает меня изнутри. Прости, любовь моя, прости за всё. Я не могу, я не могу разучиться дышать тобой одной! Убей меня снова, моя девочка, снова и снова… Не могу сказать даже: “Sometimes I wish I was dead” – я давно мёртв. Какая ирония!
Клаус горько улыбнулся своим мыслям. За все эти годы он ни разу не любил так. Любил ли он вообще? Он не мог найти ответа. Впервые за столько лет он хотел доверить себя всего женщине, впервые хотел раствориться в близости с нею. Он безумно боялся потерять себя в этой любви, боялся разлететься на куски, на мельчайшие атомы и не быть собранным вновь – и одновременно до помрачения рассудка цеплялся за малейшую возможность любить ту, которая перевернула его жизнь, став для него всем.
Убить меня не так уж сложно... Разрежь меня ложью осторожно… Слишком рано, ещё слишком рано! Чёрт возьми, но если ты снова лишь играешь со мной? Ты сама понимаешь ли, что разрываешь моё тело на куски, раздираешь мою душу? Кэролайн! Я не могу больше выносить этого! Я буду ждать тебя, буду ждать вечность, но…
Он никогда не умел молиться Господу: сначала не придавал значения вере, а потом уже не смел. Бог – говорят, он слышит всех, нужно только найти в душе слова. Клаус не мог. Он знал слова молитв, знал псалмы и песнопения, обряды множества религий, но никогда не смел обратиться к Всевышнему. Всё казалось фальшивым и ненужным в те моменты, когда душа устремлялась в высший мир.
Говорят, Ты прощаешь всех, Господи. И отвергнувших Тебя грешников, много раз преступивших через черту смертного греха, прощаешь Ты. Но достоин ли я прощения, тот, кто долгие годы упивался мраком, порождением которого является и по сей день, упивался дарованными им властью и силой?
Сегодня, в эту секунду, я хочу припасть к подножию Твоего престола и молить Тебя одного меня карать за мои деяния. Они не виноваты в том, что делал я. Ни Кэролайн, ни Элайджа, ни Ребекка. И я снова не смею просить тебя.
К кому мне идти, что мне делать?!
Неистовая стихия грозилась, завывала, с новой силой бросалась на Древнего, тщась свалить его с ног. Он не чувствовал ничего. Резким, размашистым шагом, не оборачиваясь, он всё дальше и дальше уходил от дома Кэролайн.
Когда-нибудь я добьюсь твоей любви. А пока ещё слишком рано. Тук. Слишком рано, Клаус. Тук. Но что бы ты ни думала обо мне, я сделаю всё возможное, чтобы защитить тебя и семью. Клянусь, любимая.



Клаус бессильно опустил руки, поняв, что не знает даже настоящего номера Элайджи. Липкая тревога поселилась на сердце, но нужно было жить дальше, нужно было действовать. Как, чёрт возьми, он делает это?! Как он узнал об Элайдже?! В сознании Первородного всплыла фраза: «Он последовал за той, которая осмелилась похитить то, что принадлежало ему». И другая: «Твои мысли ненамного сложнее было прочитать, чем мысли твоей сестры».
Клаус схватился за голову и беззвучно застонал. Вот оно, то самое звено. Он читает мысли. Любые мысли. Любого существа. Чёрт возьми, но как же это сложно, знать, что каждый твой ещё не сделанный шаг может быть известен противнику! Как нам бороться с этим, если не думать невозможно? Есть ли что-то, способное помешать ему? И что, твою мать, этот подонок сделал с Элайджей?! Кулак мужчины готов был обрушиться на стену и замер. В голове блеснула страшная мысль: Кэролайн, он ведь тоже втянута во всё это, и что, если… Клаус лихорадочно схватил телефон. Гудки, гудки, гудки.
***
Кэролайн пыталась привести мысли в порядок. Её любовь к Клаусу. Всё произошло так неожиданно, так стремительно, словно порыв ветра ворвался в её жизнь и раз и навсегда разметал страницы книги. Но она не жалела. Не жалела ни о чём. Она нашла его, того самого, единственного, который понимал её с полуслова, угадывал малейшие её желания, восхищался ею. Невольно она чувствовала свою вину за то, что не могла в полной мере дарить ему такое же сильное и глубокое чувство. И хотя ей казалось, что она давно знала Клауса, она всё же только сейчас начала узнавать его по-настоящему, начала понимать его. Девушка думала о том, как много она ещё не знает о нём, как много ей ещё предстоит открыть в нём. Она была счастлива, она любила и была любима, но мне нужно время. Время, чтобы привыкнуть к этому новому чувству. Чтобы научиться понимать тебя так, как ты понимаешь меня. Мне просто нужно немного времени, и я дам тебе всё, в чём ты так нуждаешься. Я обещаю. Просто дай мне время. Он поймёт, поймёт, как всегда понимал её.
Телефон, не заряженный, лежал на прикроватной тумбочке. Батарея села ещё два часа назад, но Кэролайн, сначала занятая домашними делами, а потом – ушедшая в свои мысли, совершенно равнодушна была к проблемам аккумулятора.
***
Гудки, гудки. Клаус с мобильным в руках на вампирской скорости вылетел из дома, едва не сбив кого-то с ног. Грязно выругавшись, он хотел продолжить свой путь, когда незнакомец схватил его за руку и вынудил остановиться.
– Элайджа? – недоверчиво произнёс Клаус. Он уже ни в чём не был уверен.
Рубашка старшего брата была испачкана кровью, на брюках отчётливо красовались пятна грязи, а дизайнерский пиджак вообще превратился в лохмотья.
– Он был здесь? – отрывисто спросил старший брат.
Клаус вглядывался в его лицо доли секунды. Никогда не знаешь, на что способен враг.
– Он был здесь? – резко повторил вопрос Элайджа.
– Да, – ответил, наконец, Клаус.
На этот раз перед ним стоял его брат. Клаус не знал, что подсказало ему это: он просто почувствовал. Жизнь научила его не верить даже тому, что казалось очевидным, и он в первые секунды последовал этому правилу, но теперь он был уверен. Хотя как можно быть уверенным, когда твой противник настолько виртуозно воспроизводит мельчайшие подробности жизни и детали облика и поведения?
– Я объясню, потом, – Клаус, наверное, походил на сумасшедшего, но ему было плевать. – Пожалуйста, – добавил он.
Элайджа не понимал ничего. Но видно было, что он готов был принять как должное странное поведение брата. Он готов был подержать и понять даже тогда, когда поддержка была не нужна и понимать было нечего.
***
Кэролайн отложила в сторону книгу и потянулась к телефону. Клаус запретил ей выходить из дома, и она в первый момент решила слепо следовать его просьбе (приказу?), но новый поворот вымышленной истории до боли напомнил ей недавние события. Он не хочет, чтобы я подвергала себя опасности. Я должна сидеть дома. Но почему дом для меня – самое безопасное место? Что мы знаем об этом колдуне? Ты веришь, что справишься сам. Но бывает, что самому слишком тяжело нести такой груз. Я могла бы помочь, Клаус, если бы ты позволил мне. Если бы я знала, как. Я не могу сидеть здесь и ждать, пока ты придёшь и скажешь, что Сайласа больше нет. Это не выход. Я хочу бороться. Бороться вместе с тобой, любимый. Разве вместе мы не сильнее?
Кэролайн взглянула на безжизненно погасший дисплей, поставила мобильный на подзарядку, включила. Пропущенные от Клауса. Снедаемая своими предчувствиями и сомнениями, девушка нажала кнопку вызова.
– Кэролайн, ты дома? Ты в порядке?
Господи, да что такое случилось! Ты так переживаешь за меня! А тебе грозит гораздо большая опасность, разве нет? Просто перестань волноваться за меня.
– Да, Клаус. Ты же сам сказал мне никуда не выходить.
– Оставайся дома. Я скоро буду. И… Даже привычные вещи могут являться не тем, чем кажутся. Будь осторожна.
– Обещаю, – Кэролайн поняла по взволнованному голосу Первородного, насколько для него это было важно. – И ты, будь осторожен. Прошу.
– Обещаю, – ответил Клаус и положил трубку.
***
Элайджа с невероятным вниманием следил за разговором брата.
– Кто она? – возможно, он уже догадывался, но он хотел лично от Клауса услышать подтверждение своих догадок.
– Кэролайн, – облегчённо выдохнул Клаус. – У нас мало времени.
Братья вошли в дом.