Глава 1

Не дай Вам Бог дожить,
Когда победы Ваши
Усталостью на плечи лягут Вам…

Гарри уже ничего не волновало; он не мог думать ни о чем, кроме того, что сейчас, хороня Римуса, Тонкс, Фреда и всех остальных, он хоронит последние звенья в цепи, связывающей его с былыми беззаботными днями счастливой жизни. На сердце у него лежала свинцовая тяжесть.

В этих смертях виноват он, только он один. «Бессмысленно отрицать это даже теперь… - повторял про себя Гарри – Как бы то ни было, я виноват…то казалось ему очевидным даже теперь, когда Волан-де-Морт мертв, а сам он побывал где-то между жизнью и смертью.

Потому сейчас он стоял поодаль от людей, собравшихся на кладбище, и отстраненно наблюдал за своими знакомыми.

Рыжие волосы членов семейства Уизли неуместным ярким пятном выделялись на фоне окружающего траура.

Андромеда Тонкс невидяще глядела на гробы дочери и зятя. По ее лицу не скатилось ни единой слезинки, но Гарри заметил, что у женщины мелко-мелко дрожит щека, и понял: Андромеда еле сдерживается, даже сейчас не теряя самообладания и выдержки.

Луна тоже стояла в стороне. Гарри не помнил, чтобы хоть раз услышал в эти дни ее низкий колдовской голос, встретил взгляд этих странных, очень светлых глаз. Она была точно призраки, тоже собравшиеся здесь, но совсем незаметные из-за стены дождя.

Рядом, обнявшись, плакали девочки Патил. Рыдающую в голос профессора Стебель с двух сторон поддерживали Невилл и Слизнорт.

МакГонагалл, казалось, постарела на десять лет.

Гермионы отчего-то вообще не было видно в толпе.

Все это совсем не напоминало похороны Дамблдора – гораздо меньше торжественных слов, никакого излишнего пафоса. Однако так оказалось еще тяжелее…

Гарри уже ничего не чувствовал. Ничего, кроме боли. Тупой, ноющей, высасывающей боли в сердце.

А потом все кончилось. И люди медленно стали расходиться, продолжая тихо переговариваться, плакать и прижиматься друг к другу, дабы спрятаться от дождя.

Несколько секунд Гарри стоял неподвижно, оставшись в одиночестве возле свежих могил. Цветы успели намокнуть, и он неотрывно смотрел, как темнеют розы, лилии и орхидеи. Затем, тяжело вздохнув, он развернулся и, не оглядываясь, вышел за ограду.

«Потом… Позже… - глухо стучало у него в голове. – Потом я вернусь и посижу здесь подольше, обязательно. Только позже… не сейчас… сейчас это слишком тяжело…»

…Скоро могилы покроются зеленым дерном, вырастет трава, выжившие поставят памятники – и герои Хогвартса окончательно присоединятся к своим друзьям и родным, к тем, кто ушел раньше них.



Первые дни после окончания войны неожиданно оказались тяжелее и изнурительнее, чем минувшие три года. Больше не нужно было ничего делать, никуда бежать, ничего искать, и поэтому все его существо заполнили лишь безысходная тоска и боль – глухая, непрерывная, заставляющая ныть и кровоточить все внутри. Но Гарри все еще не позволял ей вырваться наружу – так уже было один раз, после гибели Сириуса, летом девяносто шестого, почти два года назад…

Пока не утряслась суматоха: похороны, разговоры с родственниками погибших, забота о раненых, награждение героев войны орденами – посмертными и прижизненными – самой желанной вещью на свете Гарри казалось одиночество. Спокойствие и одиночество.

Когда все кончилось, он вернулся в дом на площади Гриммо – вопреки тревожным ожиданиям, визит туда Пожирателей Смерти прошлой осенью не оставил почти никаких заметных следов, здание все еще было относительно пригодно для жилья. И там Гарри наконец-то смог остаться один.

Не хотелось ни видеть, ни слышать людей. Никого – даже Рона с Гермионой. Да и вообще ничего не хотелось – ни есть, ни спать, ни жить. Повсюду его преследовали лица и голоса погибших, заставлявшие метаться по старому дому, подобно раненому зверю. Состояние абсолютной апатии то и дело сменялось немыми криками и рыданиями – то искала выход тяжелая и безнадежная боль. Но, увы, тщетно.

Порой Гарри казалось, что если бы не Кикимер, неоднократно доказавший свою верность новому хозяину, он давно бы уже окончательно и бесповоротно сошел с ума.

- Хозяину нужно поесть, - в который раз повторял эльф. – Негоже целыми днями сидеть голодным. Хотите, Кикимер приготовит жареное мясо, или цыпленка, или рыбу, или что-то еще, что предпочитает хозяин?

- Не могу, Кикимер, не сейчас. Не сегодня, - отмахнулся Гарри, но эльф явно не намерен был оставить его голодным.

- Но хозяин уже два дня ничего не ел. Кикимер может приготовить что угодно, что захочется хозяину…

- Печеночный паштет, - устало проговорил Гарри, которому вовсе не хотелось паштета, но чтобы его оставили, наконец, в покое, требовалось высказать свои пожелания вслух. По крайней мере, паштет действительно вкусный, и его легко проглотить…

- Посыпать сверху поджаренным луком?

- Мне все равно. Ступай, Кикимер, дай мне побыть одному.

Не подчиниться прямому приказу эльф не мог.

Но, несмотря на эту заботу, порой абсолютно неуместную и ненужную для Гарри, Кикимер был живым существом. С ним можно было перемолвиться парой слов, он всегда был рядом, пусть и незаметный… Его присутствие словно сохраняло в доме какую-то иллюзию жизни, позволяющую не потерять рассудок.

Никакого другого общества Гарри пока не представлял для себя возможным. Конечно, Рон дал ему понять, что в их доме он всегда будет желанным гостем, но переступить порог «Норы» Гарри не мог. Оказаться в семье Уизли – и не увидеть среди них Фреда? Казалось, его призрак всегда будет витать в доме… А смотреть на лица миссис Уизли, Джорджа и всех остальных в такой ситуации было вовсе невыносимо…

«Лучше уж так… Одному… Не смотреть ни в чьи глаза, не читать в них молчаливый, пусть даже неосознанный упрек… - твердил себе Гарри. – Потом, позже…».

Что будет потом, он не знал. Конец войны, которого все они ждали как невозможного и недосягаемого праздника, внезапно обернулся новым кошмаром.



Ослепительно зеленое, похожее на луч смертоносного заклятья пламя вспыхнуло в камине на заброшенной кухне, когда Гарри сидел за столом, безразлично перелистывая страницы «Ежедневного пророка». Несмотря на то, что в последнее время, после становления Кингсли на посту Министра Магии из этой газетенки можно было почерпнуть куда больше полезной или, по крайней мере, правдивой информации, старое предубеждение никуда не делось.

Гарри вздрогнул и инстинктивно сжал в кармане волшебную палочку, когда, обернувшись, увидел вывалившуюся из камина Гермиону. Ничего сказать друг другу они не успели – через пару секунд рядом с девушкой оказался Рон.

- Все-таки члены Ордена не все предусмотрели, когда уходили отсюда! – весело размышляла Гермиона, отряхивая одежду от пепла. – Призрак, или что это, Дамблдора в прихожей – это, конечно, очень хорошо и умно, а вот камин прикрыть они не сообразили? Или уповали на то, что никто не знает точного адреса, а без него сюда не попасть? Не понимаю!

Высказавшись по этому поводу, она подлетела к Гарри, мимолетно обняла его и коснулась губами щеки, а потом уселась рядом за испещренный царапинами стол.

- Ты как?

- Могло бы быть гораздо хуже, - мрачно отозвался Гарри.

Такая неожиданная откровенность, казалось, на секунду выбила Гермиону из колеи, и от Гарри не укрылось ее резко побледневшее лицо. «Гермиона-Гермиона, а чего ты ожидала? – грустно усмехнулся он про себя. – Что через две недели после того, как все, наконец, кончилось, я буду лучиться жизнерадостностью и оптимизмом? Может быть, даже на прием в Министерстве схожу, который какой-то дурак вздумал провести! Сдается мне, для меня еще ничего не кончилось… впрочем, для всех остальных тоже…».

- Дружище, ты почему не даешь о себе знать? – Рон уселся с другой стороны и ободряюще хлопнул Гарри по плечу. – Заперся здесь один… Может, переберешься к нам?

- Я не один, я с Кикимером, - возразил Гарри. – И не говори мне, что у вас сейчас самое время принимать гостей и радоваться жизни, я все равно не поверю.

Рон с Гермионой озадаченно переглянулись за его спиной – видимо, план разговора они подготовили заранее, а Гарри сейчас вел себя не совсем так, как было запланировано.

- Дома все хорошо… - выдавил Рон. – То есть, я хотел сказать: все понемногу налаживается. Билл, Перси и папа снова могут работать. Чарли пока не уезжает обратно, остался с нами. Мама…

Тут Рон резко замолчал. Когда он пытался показать запершемуся в четырех стенах другу, что жизнь, пускай и медленно, входит в свою колею, умолчал он о многом…

О матери, что занималась домашним хозяйством с каким-то особым рвением, словно надеясь, что физическая работа сможет хотя бы ненадолго спасти ее от невыносимых мыслей и воспоминаний. А потом рыдала, не выпуская из рук тряпку или швабру.

О Джинни, которая почти не выходила из своей комнаты, о ее постоянно красных глазах с застывшим в них выражением чудовищного испуга и отчаяния.

О Джордже, более всего напоминавшем привидение – бледный, молчаливый, потерянный, он круглые сутки тенью бродил по дому, словно надеясь, что брат-близнец всего лишь спрятался в одной из комнат и вот-вот выскочит оттуда с веселым хохотом.

Мгновенно поняв, о чем он задумался, Гермиона сжала под столом его руку.

Гермиона… Порой Рону казалось, что если бы не эта девушка, он сейчас составлял бы неплохую компанию Джорджу или Джинни.

- Рон, я ведь прекрасно понимаю, что сейчас ни у кого не может быть нормальной жизни, - вздохнув, произнес Гарри. – Лучше скажите мне: как вы сами?

Услышав этот вопрос, Рон будто бы замешался на секунду, а затем перевел взгляд с друга на Гермиону.

Этот незамысловатый жест неожиданно лучше всяких слов объяснил Гарри, что все, произошедшее между его друзьями в Выручай-комнате во время минувшей битвы, вовсе не было минутным импульсом или своего рода военной романтикой, виной играющего в крови адреналина и щекочущей нервы близости смерти.

Нельзя сказать, чтобы эта новость сильно поразила его. Порой Гарри казалось, что возникновение между Роном и Гермионой каких-то отношений всегда казалось ему лишь вопросом времени: будет, обязательно будет, только неизвестно, когда именно… Сейчас? Почему бы и нет.

- Я как раз хотела с тобой поговорить… - тихо начала Гермиона: она поднялась из-за стола и теперь стояла напротив, тем самым получив возможность смотреть на обоих друзей. – Ты ведь помнишь, год назад я отправила своих родителей в Австралию, а перед этим изменила им память… Теперь все успокоилось, и я думаю, что пришло время их оттуда вернуть. В общем, я поеду в Австралию. В ближайшие дни…

- Хорошо. Конечно, это обязательно… - отозвался Гарри. Ему было все равно.

- Да, и… - подал голос Рон: он опустил взгляд, но голос его звучал небывало твердо. – Я тоже. С Гермионой. Мы поедем вместе.

«Должно быть, между ними действительно все серьезно, - отметил Гарри про себя. – Если Рон даже решился ехать вместе с ней в Австралию искать родителей. Ну и отлично. Хоть кому-то сейчас хорошо».

Четкое осознание этого факта не вызывало у него никаких эмоций: ни безумного счастья, ни зависти, ни ревности и чувства того, что в их вечном Трио он оказался «третьим лишним». Только спокойная, чуть отстраненная радость за друзей. В сущности, для него это мало что меняло.

- Конечно, я нужен сейчас дома, маме… - тихо произнес Рон после довольно-таки продолжительной паузы. – Но думаю, что она поймет, ведь это вряд ли займет слишком много времени. Хочу вырваться отсюда. Тем более там Джинни, если что-то…

Вдруг Гарри вздрогнул.

Джинни… Звук этого имени словно ударил его разрядом тока, воскрешая в памяти все то, о чем Гарри даже не думал и не вспоминал в последнее время. Она была своего рода символом тех счастливых и беззаботных дней, принадлежавших обычному человеку – не окрещенному Избранным, не ставшему Победителем Волан-де-Морта, без шрама на лбу… Тому, кто сейчас казался Гарри недостижимо далеким.

Он ни разу не встречался с ней наедине после битвы. Да что там – после их прощального поцелуя в ее комнате тогда, на его семнадцатилетие!

Внезапно он отчетливо осознал, что не знает, как Джинни прожила последний год. Ведь он не велел ей преданно ждать, ничем не дал понять, что вернется к ней – если вообще вернется… И она ничего не обещала.
Так, может быть, у него уже появился соперник? Преемник, так сказать? Особенно если учесть, что на недостаток популярности и внимания Джинни никогда не жаловалась.

Кольнула ревность – порожденная подозрениями, но еще не подкрепленная фактами, – и Гарри снова вздрогнул от неожиданности. Он уже забыл, что это за чувство.

- Поезжайте, - твердо сказал он. – Действительно, ничего не случится, если несколько дней вас здесь не будет.

- Я только хотела узнать… Гарри, а как ты? – Гермиона села напротив него и, слегка сжав руку, заставила смотреть ей в глаза. – Ты сможешь без нас несколько дней? Если мы сейчас нужны тебе, то…

- Гермиона, хуже мне точно уже не будет, - отозвался Гарри и тотчас поспешил отвести взгляд от ее понимающих карих глаз.