Глава 5

«3 марта 1982 года.

Мерлин Великий, где же я так нагрешил-то? Развития событий напоминают мне какой-то сюрреалистический бред. Причем, я не могу понять: это я потихоньку схожу с ума, или все остальные?

Драко совсем отбился от рук. Не помогают ни бесконечные отработки, ни внушения, плавно переходящие в полноценные нотации. И его совсем не задевает, что во всех стычках с гриффиндорцами он просто выставляет себя на посмешище.

Я многое могу понять. В нем сейчас говорит больше ревность, чем здравый смысл. Все те люди, которые фактически вырастили его, отвернулись от него, все свое внимание уделяя Поттеру. Хагрид вообще из лучшего друга и преданной няньки превратился для Драко во врага номер один. Я не присутствовал при их ссоре, но то, что они сейчас демонстративно не обращают друг на друга внимания, а то и переходят на личности, говорит само за себя. И ладно мелкий Малфой, он еще ребенок, но Хагрид? Что за ребячество?

Клык вообще стал камнем преткновения. Хагрид искренне привязался к собаке, а Драко, скорее всего, не может удержаться от шантажа, мол, вообще Клыка заберу и ты его больше не увидишь. Хагрид верит. А кто бы на его месте не поверил? Драко — гремучая смесь Блеков с Малфоями.

А эти его бесконечные придирки к гриффиндорцам? И ведь, похоже, никто не обращает внимание на то, что пытается задеть он только небезызвестное трио, и почему-то Лонгботтома. Да и свои шпильки он отпускает только в присутствии Грейнджер. Он что, уже сейчас, в одиннадцать лет начал понимать, чем мальчики от девочек отличаются? Ой, ждать мне еще проблем.

На всех остальных ребят и девчонок Хогвартса Драко плевал с Астрономической башни.

Но почему кроме меня этого никто не замечает?

Также как и Драко не замечает того, насколько лояльно к нему относятся преподаватели. С него практически никогда не снимаются баллы, отработки он получает только у меня. Да ему фактически все спускается с рук. Но он видит только то, что все обращают на него меньше внимания, чем на Поттера. И постепенно в число его личных врагов попали последовательно Альбус и Минерва.

А еще, я не понимаю, почему он даже не пытается за себя постоять? Единственный раз, когда Драко хоть что-то сделал, произошел на второй игре Гриффиндора. Он тогда сломал Уизли нос, хотя и сам остался с подбитым глазом. Но там скорее всего рефлекс сработал, уж насколько хорошо Эван умеет вбивать такие знания, я по себе знаю. Что его вообще на трибуну Гриффиндора понесло? Почему он пытается выглядеть более слабым и одновременно более агрессивным придурком, чем есть на самом деле?

Но чего-то в нем все-таки не отнять. В той дурацкой истории с драконом он побежал прежде всего не ко мне, а к Минерве. Поднял ее с постели и сдал Поттера с потрохами. Правда, и сам нарвался на отработку, но в той ситуации по-другому было нельзя. Никто же не знает, что ему разрешено ненадолго покидать гостиную после отбоя. Так что Драко сам признал, что наказание для него было справедливым.

Но погнать ребят в Запретный лес? Я Альбуса чуть не убил, когда узнал. И Хагрида заодно. Они же прекрасно знают, что Драко боится этого леса. Детские страхи — самые долгоживущие. Неужели они забыли, как мы всей дружной толпой искали ночью заблудившегося пятилетнего ребенка? Собственно, после этого случая и появился Клык.

А Хагрид? Это додуматься нужно было Малфоя с Поттером и Клыком отправлять искать Темного Лорда! Нужно же было хоть на секунду задуматься, что двое маленьких детей не соперники ему. И если Драко проявил здравый смысл и пустился наутек, то что сделал Поттер? Хагрид, что-то мямля, оправдывался передо мной, мол, он думал, что Клык поможет в случае чего Гарри.

Я тогда долго стоял, раздумывая, кто из нас все-таки свихнулся, а потом вкрадчиво поинтересовался, а ничего, что Клык — фамильяр Малфоя? Да он бы скорее сдох, чем хозяина оставил. Если бы не кентавры, не знаю, остался бы в живых наш Избранный.

У Темного Лорда тоже что-то с головой случилось. Не могу понять, что здесь больше оказывает свое тлетворное влияние, или связь с Поттером, или то, что он делит тело с преподавателем маггловедения. Но то, что Хагриду пришлось напиваться в его компании и прямо рассказать, как пройти мимо Пушка — это факт. Наверное, Риддл считает себя выше всяких там условностей и просто прочитать про церберов он не в состоянии. А ведь эти книги даже не в Запретной секции находятся.

А чего стоят его выкрутасы с кровью единорога?

У меня часто начало возникать ощущение, что я живу в чьей-то альтернативной реальности.

Этот дурацкий матч Гриффиндор — Пуффендуй меня все-таки заставили судить. Мне даже пришлось метлу покупать, что не улучшило моего настроения. Сначала я, как последний придурок, бродил по всем своим знакомым и пытался одолжить метлу ненадолго. На что был постоянно посылаем, так как одни мои знакомые не летали, предпочитая пользоваться камином или аппарировать, а другие мои знакомые предпочитали летать без метлы. Мои скитания завершились в Малфой-мэноре, где Люциус всерьез забеспокоился моим здоровьем и даже начал подозревать, что я теряю магию, после чего пытался показать меня своему знакомому целителю.

А чего мне стоило не схватить этот дурацкий снитч, когда он мимо меня пролетел! Я тогда так в рукоятку метлы вцепился, что метлу даже развернуло.

А потом был небольшой забег в Запретный лес, потому что у Поттера именно в этот момент пробудилась шпионская жилка. Шел я, прихрамывая, уже и не помню на какую ногу. И ведь никого даже не кольнуло, что укус не может так долго заживать! Да любой маггл бы уже давно забыл о нем.

Впору за голову хвататься.

И, конечно же, пока я шел, совершенно не замечал летящего за мной на метле (!) Поттера.

В лесу я слегка припугнул Лорда вместе с Квирреллом. Странно, но у меня возникает чувство, что Квиррелл, встречаясь со мной, начинает заикаться по-настоящему. С чего бы это? Я же преданнейший слуга Темного Лорда!

Собственно, для чего я позвал его в лес. Все просто. На дворе февраль месяц, а этот преподаватель маггловедения даже не поинтересовался, что мы прячем под Пушком. Собственно, как и все остальные преподаватели. Они знали, что философский камень находится в замке, но предположить, что он находится под такой сомнительной защитой, не мог никто. Хотя сами принимали участие в создании испытаний.

О, это отдельная история.

Мы с Альбусом, как могли, донесли до преподавателей, что эта полоса необходима для проверки Поттера и что Поттер обязательно должен дойти до конца (как и один профессор маггловедения). Это было сложно, так как с первого раза они не поняли.

То, что они сперва сделали, ввело в ступор даже меня. Нет, ну я, конечно, бы прошел эту полосу препятствий, если это было настолько для меня важно, что я готов бы был пожертвовать своей жизнью. Они, видимо, слегка Поттера переоценивают (как и одного учителя маггловедения).

Когда мы с Альбусом принимали работу, очень долго смотрели вниз и чесали голову, потому что то, что мы увидели, привело нас в такое замешательство, что мы с матами захлопнули крышку, наложив на нее сильнейшие чары. Подумав, оттащили Пушка от люка для его же собственной безопасности.

А увидели мы следующее: по всему помещению были расставлены такие растения, глядя на которые, я невольно подумал о том, что Драко в принципе прав: все хотят убить маленького беззащитного Поттера. Об этом мы и сообщили Спраут:

— Помона, ты что сделала? Глядя на то, что ты там насадила, мое буйное воображение рисует следующую картину: вот маленький мальчик (или профессор маггловедения) прыгает вниз и сразу его обливает с ног до головы вонючей жидкостью Бубонтюбера. Мальчик (или профессор маггловедения) находится в болевом шоке от страшнейших химических ожогов. Он ослеп, оглох, он ничего не чувствует, находясь в полубессознательном состоянии. И, разумеется, делает шаг вперед, ну или назад — это уже не важно. Так как он обязательно заденет Шипоигольную Лютерцию, которая превращает маленького мальчика (или профессора маггловедения) в милого дикобраза своими шипами, впрыскивая яд, действующий на манер паучьего. Получившийся бутерброд пытается выбраться на все более слабеющих ногах и дойти хотя бы до стены, где в свои страстные объятия его принимает Альдрованда (магический ее вариант), которая тут же пытается подзакусить получившимся произведением кулинарного искусства. Допустим, что бедному мальчику (или профессору маггловедения) удается вырваться от чавкающей Альдрованды, и не важно, что ему осталось жить минуты две — не больше. Потому что, буквально сделав пару шагов, он попадает под плевок Огнеплевки, которая сжигает дотла все, что осталось от бедного мальчика (или недальновидного профессора маггловедения), видимо уничтожая следы. Альбус, ты кого на работу к себе набрал? По сравнению с Помоной, Ближний Круг — дети, стряпающие куличики в песочнице. И это еще самый миролюбивый факультет. Помона, милая, испытание должно было быть направлено на маленького Поттера. Ты его что, так сильно ненавидишь?

— Так, постойте. Вы сказали, что необходимо придумать испытание в некой полосе препятствий. И кто-нибудь из вас сказал, что она для Поттера?

— А что, разве нет?

— Представьте себе. Значит для Поттера? Думаю, Дьявольские Силки подойдут.

— А если чуть-чуть сложнее?

— Ты же сам сказал, что для Поттера, — произнесла Помона и отважно спустилась вниз.

Следующим этапом были чары. Мы очень долго стояли перед дверью, но затем, решив, что добродушный Филиус не захочет никого убить, слегка приоткрыли дверь.

Только моя реакция, вбитая за долгие годы обучения на Базе французского Легиона, спасла Альбусу жизнь. Я перехватил топор за рукоятку в тот момент, когда от лезвия топорища до носа крестного оставалось не больше сантиметра. Одновременно с этим я ногой захлопнул дверь. Дамблдор, сведя глаза, чтобы видеть кончик своего носа и соответственно лезвие топора, перейдя на ультразвук, завопил:

— Филиус!

Магия, не иначе, потому что Филиус через две минуты уже был перед нами. А мне говорили, что в Хогвартсе аппарировать нельзя.

— Ты что сделал?! — продолжал вопить Альбус. И что орет? Я продолжал рассматривать топорик. Хороший. Нужно себе забрать.

— Как что? Этап испытания. Я его назвал «Комнатой летающих кинжалов».

— Это кинжал?! — Альбус вцепился в топорик и попытался его у меня отобрать. Бесполезно.

— Это для круглого числа не хватило, — любовно посмотрел на топорик Флитвик. Я прижал его к груди: не отдам! Это боевой трофей.

— И сколько там летающих кинжалов? — с любопытством спросил я.

— Ну, с этим топориком ровно сто.

— Альбус, я начинаю тебя бояться: у тебя работают одни маньяки-садисты. Вот представь, идет Поттер (или профессор маггловедения) к двери замученный и раздавленный Дьявольскими силками. Ничего не предвещает беды. Открывает дверь и в его голову летит топорик, — я любовно погладил топор, — а сотней кинжалов его пришпиливает к противоположной стене. Вот, собственно, и весь сказ про великого Избранного. Но есть один положительный момент: Филиус хотя бы не мучает свои жертвы перед смертью. Профессор Флитвик, за что вы-то не любите Поттера так сильно?

— Причем здесь Поттер?

— Ах, вам тоже не говорили, что эти испытания для маленького Поттера?

— Разумеется нет. Для Поттера, значит. А умеет он у нас только летать, ну, значит будет летать, — с этими словами Филиус зашел в комнату.

Так, если они не знали, что испытания для Поттера, то возникает вопрос: а собственно для кого они это готовили?»

— Да, кстати, для кого вы все это готовили? — посмеиваясь произнес Кингсли, даже не глядя на зеленого Поттера и бледную Грейнджер.

— Нам за месяц до описываемых событий пришло письмо о том, что через три года мы будем принимать Турнир Трех Волшебников. Мы подумали, что таким образом Альбус проводит конкурс испытаний.

— Минерва, то есть ты таким образом решила избавиться от перспективных молодых волшебников, которые могут создать тебе конкуренцию? — ласково проговорил Альбус.

— Почему сразу я?! — закричала Минерва.

— Ну а кто? Причем, от нас с Северусом ты решила избавиться в первую очередь. Ведь именно ты настояла на том, чтобы именно мы пошли проверять эту вашу полосу.

— А что сделала профессор МакГонаглл? — робко поинтересовался Драко.

— А может, мы не будем это читать? — краснея пробормотала Минерва.

— Не-не-не. Это должно остаться в истории! Перси, читай.

«За летающими ключами Филиуса находилась комната, над которой колдовал профессор Квиррелл. Мы туда вошли без особой опаски, так как бывший профессор маггловедения ничего умнее тролля не придумал.

А вот перед дверью МакГонаглл нас прошиб холодный пот. Что-то заходить совсем не хотелось. Одним. Если учесть, что ждало нас до этого. На мое робкое предложение позвать Минерву, Альбус сказал: «Мы что с тобой не мужики, что ли?» и открыл дверь. Я повернулся к нему и произнес:

— Я первый туда не пойду, только после вас, Господин Директор, — я показал рукой на дверь.

— Трус, — бросил Альбус, но с места не сдвинулся.

— Трусость — не порок, а базовая часть инстинкта самосохранения! — гордо произнес я.

— Ладно, давай вместе?

— Возьмемся за ручки и насчет три?

— Да пошли уже, — он схватил меня за руку и затащил в комнату.

— Альбус, давай я тебя сейчас убью? — ласково проговорил я.

— Ну ступил я, что убивать-то сразу. Мы вообще где?

— Это ты у меня спрашиваешь?! Нужно было у Минервы спросить, прежде чем сюда соваться! — я как-то незаметно перешел на крик.

Собственно, мы с Альбусом находились... в Нигде. Другим словом это описать было нельзя. Вокруг нас была пустота. Черная пустота. Она была везде: вокруг нас, сверху, снизу. Мы словно висели в этой пустоте. Сначала я подумал, что ослеп, но спустя какое-то время понял, что это не так, потому что Альбуса я видел идеально. Я попробовал пойти и, к моему удивлению, это получилось. Я чувствовал, что иду по твердой поверхности, но ощущения были такими, будто я иду по тонкой проволоке, натянутой над пропастью. Судя по неуверенным шагам Альбуса, он чувствовал то же самое. Время не ощущалось. Может быть, прошло пять минут, а может и пять часов. Спустя Время блуждания по Нигде прямо у нас перед глазами появилась золотая табличка с алыми буквами. «Заблудились?». Мы с Альбусом переглянулись:

— Глюк? — деловито уточнил Альбус.

— У обоих сразу? — недоверчиво спросил я. Повернувшись к табличке, вместе произнесли:

— Да.

«Чего вы хотите?»

— Выйти отсюда.

Табличка раздвоилась, образовались стрелки с вопросами: «Назад?», «Вперед?».

— Что тут думать, назад идти надо. Раз предлагают, — решительно произнес Альбус. Я мысленно с ним полностью согласился.

Табличка с надписью «Вперед» исчезла. Табличка «Назад» приняла объемные очертания и показала направление позади нас. Мы резво обернулись, но ничего не произошло. Нигде так и осталось. Мы синхронно обернулись обратно к табличке, которая изменила надпись. Теперь ее украшала фигура из оттопыренного среднего пальца и надпись «Ха-Ха».

— Альбус, ты сейчас думаешь о том же, о чем и я? — чересчур ласково спросил я.

— Если ты о том, что профессор трансфигурации немного перегнула палку, то я помогу тебе спрятать труп.

Тут табличка исчезла и перед нами начала образовываться дверь. Мы долго на нее смотрели, прежде чем решились открыть. Поняв, что ничего другого происходить не собирается, мы все же открыли эту дверь и вместе шагнули через порог.

И оказались в пустой комнате. Обернувшись назад, обнаружили, что дверь исчезла. Посреди стояло старинное зеркало в странной раме. По верху была выгравирована вязь рун. Я подошел ближе и прочитал: «Еиналеж». И что это означает? Это слово нам ни о чем не говорило. Дамблдор решил осмотреть комнату получше, а я решил посмотреть на свое отражение. То, что я увидел в зеркале, заставило меня вытаращить глаза и чуть не заорать. На меня смотрел в общем-то я. Но выглядел как-то не очень. Желтое лицо, седеющие грязные волосы. Местами залысины. В одной руке я держал метлу, в другой зажал снитч. Сзади меня стояла Эванс. Одной рукой она меня обнимала, в другой держала свиток, где было написано, что я назначен преподавателем Защиты от Темных Искусств. А еще у меня на груди был орден Мерлина. Я от неожиданности истерично закричал:

— Альбус, оно ужасы показывает!

Альбус подбежал ко мне, а я отошел в сторонку.

— Я бы не сказал, что это ужасы, но отдых на пляже вместе со знойными красотками — это не предел моих мечтаний.

— Если бы на их месте были брутальные мужики в коже, то я бы сказал, что оно демонстрирует самое сокровенное твое желание.

— А тебе оно что показывает? — с любопытством спросил Альбус

— Я с Эванс, с метлой, веду у тебя ЗОТИ и награжден очередным орденом Мерлина.

— И правда жутко. Может,все-таки возьмешь Защиту? Ой, оно изображение поменяло. Теперь я стою в пижаме с ночным горшком в руках. Да, горшок бы сейчас не помешал.

— Вы что, охренели что ли? В смысле, ужасы показываю?! — от неожиданности мы подпрыгнули и уставились в зеркало. На нас вместо нашего изображение смотрело лицо бородатого старца.

— А что по-твоему?

— Я показываю самые сокровенные желания, — гордо начало зеркало.

— Я от таких желаний ночью не засну, — проворчал я. — Как нам отсюда выйти?

— Через меня.

— Аргументируй.

— Открыть и войти. И вообще, предупреждать же нужно, что вы темные, а то я пыталось что-то сделать, изобразить, и все коту под хвост! А вообще, заберите меня отсюда — мне тут скучно. Просто скажите: мы забираем тебя, и потом, если вы выйдете отсюда, то я перемещусь вместе с вами.

Мы с Альбусом решительно вошли в проем отворившегося зеркала. И почему мы сразу не обратили внимание, что оно сказало: «Если».

Сначала мы подумали, что вернулись в комнату с пустотой. Я непроизвольно вздрогнул. Тут раздался голос крестного:

— Люмос. — Ничего не произошло. — Похоже, магия здесь не действует. Попробуй ты?

— Люмос. — Результат тот же. — Альбус, а ты не заметил, что в комнате Нигде нам даже мысль не пришла в голову — использовать магию? — Тут пустота начала рассеиваться, обретая очертания жуткого леса, чем-то напоминающего наш Запретный. Только деревья были выше, стояли они гуще и имели причудливую форму. Ветви казались лапами, тянувшимися в нашу сторону и пытающимися нас схватить. Повсюду все было облеплено мхом, а между самими деревьями была натянута огромная паутина. В глубине леса зияли пещеры, из которых тянуло мрачным холодом. Но не это приводило нас в какой-то иррациональный ужас. Мертвая тишина, от которой постепенно начинало звенеть в ушах.

— Миленько так, — как-то истерически прошептал Альбус. — И что дальше?

Я показал на узенькую тропинку, которая вилась между самых неприятных деревьев и пещер, из которых валил какой-то странный белый дым.

— Пошли, тут других вариантов нет, — как-то наигранно весело произнес я.

— Да, точно. Когда нас пугал обычный лес? — мы осторожно двинулись по узкой тропинке. Мы шутили, постоянно говорили, лишь бы перебить эту тишину. Помогало мало, но хоть как-то успокаивало.

— Тебя не напрягают лежащие повсюду, по-видимому, кости и, по-видимому, человеческие? — показал в сторону крестный.

— Альбус, меня больше напрягает повешенный на том дереве парень, — я показал в другую.

Меня вообще это все напрягает. Это не лес, а какое-то кладбище незахороненных людей. Кругом лежали останки, кости, куски человеческой плоти разной степени разложения. Тропа смерти, бля. При вдыхании дыма, валившего из пещер, начинала кружиться голова и в душе поднимался какой-то необъяснимый непонятный страх. Потом все проходило. Шли мы очень долго. Даже я под конец начал уставать, да и Альбуса приходилось уже практически тащить на себе: возраст, как-никак. Лес кончился неожиданно. Просто в конце тропинки внезапно появилась знакомая нам табличка, только желтая и с черными буквами: «Переход». Мы переглянувшись, кинулись туда, где начала образовываться дверь.

Распахнув ее, ввалились в туман. Мерлин, это закончится когда-нибудь? Туман был необычным, он находился в постоянном движении, клубился, словно пытаясь принять форму чего-то. В этом пространстве было ни тепло и ни холодно. Здесь было Никак. Внезапно туман закрутился сильнее и начал приобретать знакомые очертания. Мы находились на вокзале Кингс-Кросс. Под часами стояла ажурная скамейка, на которую я опустился и устало произнес:

— Альбус, ты как хочешь, а я больше никуда не пойду. Хватит. Минерва все это заварила, пускай сама нас и вытаскивает. Я смогу переступить через свою гордость и признать, что смог проиграть бабе.

Альбус присел рядом со мной и вздохнул. Видимо, он тоже так решил. Если судить по его виду, я думаю, что МакГонаглл все равно никому о нашем позоре рассказать не успеет. Не успеет! Я, так уж и быть, постою на страже, чтобы никто крестному не помешал.

Туман начал опять менять свою форму. В одном конце вокзала образовалась дверь с зеленой табличкой «Выход», буквы на этот раз были серебряными, с другого конца раздался гудок и к нам подъехал Хогвартс-Экспресс.

— Знаешь, Альбус. Я в «Выход» не пойду точно. С Минервы станется опять неприличную фигуру показать и поезд убрать. Поехали уже, что ли. Какая разница, где сидеть. Вдруг этот поезд привезет нас в Волшебную страну и пойдем мы по тропинке из желтого кирпича в Изумрудный Город искать великого и могущественного волшебника Гудвина, который подарил бы Поттеру мозги, Минерве сердце, а нас храбростью благословил волшебным пинком по направлению к дому.

Крестный с настороженностью на меня посмотрел, потрогал лоб, затем вздохнув, произнес:

— Поехали.

И мы зашли в распахнувшиеся перед нами двери, прошли по пустому вагону и сели в купе. Поезд тронулся, но ничего долгое время не происходило. Через некоторое время я решил посмотреть на пейзаж за окном. Это был не пейзаж. Мы проезжали мимо меняющихся картин, все увеличивая ход. Вот Альбус стоит на коленях возле своей сестры. Во Аберфорд разбивает Альбусу нос. Поезд все больше набирал ход. Вот теперь уже я стою на коленях возле своего отца, не выпуская его рубашку из рук. Вот мы смеемся и смотрим на бегающего вокруг Шарля. Вот Гриндевальд целует Альбуса, они такие молодые и красивые. Вот я стою возле чьей-то могилы и кладу на надгробие цветы. Вот маленький Драко блуждает по ночному лесу со слезами на глазах. Вот Белла кидает ведро в костер. Вот я стою на коленях перед Альбусом и, заламывая руки, прошу о тортике. Вот я — маленький в поезде стою разговариваю с Эванс и к нам подходят Поттер с Блеком, начиная как всегда что-то кому-то доказывать. Вот Петтигрю кому-то кланяется. Вот больничное крыло Хогвартса и кто-то, смутно напоминающий Мальсибера, его рвет кровью и похоже частью собственных легких, а заплаканная Поппи стоит рядом и дрожащей рукой направляет на него палочку, из которой вырывается зеленый луч Авады. А поезд все набирает скорость. Уже почти не видно, когда одна картинка сменят другую. Вот я хожу перед столом Альбуса и что-то ворчу, размахивая руками. Вот я стою перед директорским столом и ловлю падающего Дамблдора и тыкаю ему в лицо его же потемневшей рукой. Череда картинок, глядя на которые, волосы непроизвольно встают дыбом. Вот зеленая вспышка и какой-то смутно знакомый мальчик падает замертво. Вот Драко стоит передо мной и задирает рукав, показывая Метку. Вот Минерва кидает в меня какое-то заклятие, а поставленный мною щит отправляет его обратно. Вот я стою на коленях возле груды камней и разрезаю себе руку. Поезд начал замедлять ход. Вот Альбус летит вниз, глядя в небо мертвыми глазами. Вот, в центре зала, в окружении детей и Пожирателей, стоят Поттер и Лорд. Вот лежит мертвый Поттер, а Том, разворачиваясь, насылает Аваду на всех Малфоев последовательно. Они падают замертво. Вот горит замок. Поезд остановился, а в голове прозвучало: «Гарри Поттер мертв. Вы сражались храбро. Лорд Волдеморт умеет быть милосердным. У вас час, чтобы похоронить ваших мертвых».

— Эт-то ч-ч-то б-было? — с ужасом произнес Альбус.

— Я-я ее у-у-бью-ю-ю.

Тут появилась табличка с надписью: «Добро пожаловать в Хогвартс, господин Директор».

Мы на негнущихся ногах дошли до двери, открыли и очутились в комнате, в которой на нас с кулаками накинулась Минерва...»

— Я этого не делала!

— Минерва, успокойся, дорогая. Мы знаем, мы это выяснили в тот же день, только немного позже, — мягко с улыбкой произнес Альбус.

— Тогда почему вы на меня орали?! Вы даже не удосужились объясниться потом, да вы даже прощения у меня не попросили!

— Ну, мы замотались совсем и забыли, — все так же мягко продолжал говорить Дамблдор.

— Простите, профессор, но если вы всего этого не делали, то почему засмущались и не хотели, чтобы это читали? — раздался чей-то робкий голос.

— Да потому что я сделала шахматы! Всего лишь шахматы. По сравнению с остальными, это вообще ничто. Северус даже менять ничего не стал, только хмыкнул и поинтересовался, уверенна ли я, что Поттер до его комнаты дойдет, ведь есть вероятность, что он застрянет в моей комнате навечно. И вообще читай, Перси, я очень хочу узнать, где же этих двух носило!