Название: Змеиный холм

Категория: Другие фандомы. Миры Говарда Лавкрафта
Бета: +
Жанр: мистика
Рейтинг: PG13
Саммари: Змеиный холм имел в округе дурную славу. О нем среди местных жителей ходили нехорошие слухи, основанные на преданиях индейских племен, живших в этих краях. Поговаривали, что там время от времени появляется бог-змей.

---

Дела занесли меня в захолустный городок Эйлсбери, в северном районе центрального Массачусетса. Я разделался с ними быстрее, чем ожидал, и вместо того, чтобы возвращаться домой, трясясь в полуденную жару в духоте рейсового автобуса, предпочел прогуляться по окрестностям. Меня всегда привлекали здешние пейзажи – неширокие луга, заросшие дикими травами и куманикой, зеленые холмы и разбросанные повсюду камни. Небрежно бросив на руку пиджак, я бесстрашно отправился покорять неведомые мне прежде земли.
Вначале все шло неплохо, если не считать жаркого солнца над головой, но чем ближе я подходил к невысокому холму, у подножия которого виднелись остатки жилья, выбранные мною в качестве цели, тем больше не по себе мне становилось. Необъяснимая тревога охватила меня. Чувствовалось странное присутствие чего-то угрожающего, нависающего надо мной, запускающего щупальца страха все глубже в рассудок. Разумеется, никого и ничего вокруг не было видно. Лишь солнце в ясном небе, высокая трава под ногами и старая полуразрушенная хижина впереди. Я обругал себя трусливым цыпленком и продолжил путь, но скорость продвижения сильно замедлилась. Тревога становилась все сильнее, по коже время от времени пробегал озноб, и даже солнце, казалось, уже не палило так, как пять минут назад.
По мере приближения к хижине мне все больше и больше не нравилось это место. Очевидно, что когда-то давно здесь жили люди. Жили неплохо, если судить по остаткам дома – просторного, двухэтажного, с пристройками по бокам и верандой спереди. Виднелись остатки сарая, а может быть, хлева – тоже большого и надежного, раз он полностью до сих пор не рухнул. Но крыша дома провалилась, стены покосились, от дымохода осталась лишь груда кирпичей, а высокую траву, которой заросло все вокруг, перед домом словно бы кто-то вытоптал. Широкая полоса примятой растительности вела от проломленного крыльца куда-то за сарай. Поразмыслив, я двинулся туда же, поскольку идти в темные глубины дома мне не хотелось категорически. Дикий первобытный страх не пускал меня туда. Моя голова периодически самопроизвольно поворачивалась в сторону развалин. Я словно бы ожидал, что оттуда вот-вот выскочит – или выползет – нечто опасное и омерзительное, и не удивился, когда порыв ветра донес запах гниения.
Мне чудом удалось не наступить на выбеленный ветром скелет коровы, чей рогатый череп пустыми глазницами пялился на остатки ее прежнего жилища. В середине натянутой между рогами паутины сидел крупный паук в терпеливом ожидании своего обеда. До моего слуха начало доноситься жужжание, и, наконец, я увидел, от чего по округе расползается гнилостный запах.
Примятая трава заканчивалась у большого плоского камня, на который чьи-то руки поставили плошку с молоком, а рядом положили несколько убитых крыс. Еще парочка валялась неподалеку, а рядом с ними источал миазмы солидный кусок мяса. От камня уходила в луга тоненькая тропинка, еле заметная, но, очевидно, по ней не так давно прошли – молоко было еще свежим. По мясу ползали, жужжали и сверкали слюдяными крылышками крупные – никогда не видел таких – зеленые мухи. Их количество потрясало воображение – они практически покрывали кусок копошащимся зелено-прозрачным пледом.
Сдержав тошноту, я отшатнулся и немедленно испугался того, что насекомые сейчас взлетят и соберутся в воздухе жужжащей темной тучей. Обошлось. Мухи не только не поднялись в воздух, но и как будто замерли, прекратив всякое движение. Казалось, застыло все – ветер, трава, полуденное марево над разогретой землей. Все стихло, и во внезапно наступившей тишине послышалось тихое шуршание. Шелестящий скрежет, словно бы трутся друг о друга чешуйки. Вдруг я осознал, что нахожусь совсем один посреди моря колышущейся травы, полусгнивших развалин и неприятного шороха, раздающегося теперь уже со всех сторон.
К шуршанию прибавилось тихое отчетливое шипение, становящееся громче с каждым мгновением. Трава зашевелилась уже не от ветра, и прямо передо мной из полувыжженных солнцем зарослей высунулась плоская голова, ощупывающая воздух раздвоенным языком. Теперь уже я застыл, не решаясь пошевелиться, поскольку не являлся знатоком в герпетологии. Любой неверный шаг мог привести к несчастью – моей собственной гибели, чего мне, естественно, не хотелось.
Но и стоять на месте до скончания века тоже не было никакой возможности. Змеи шуршали в траве везде: и передо мной, и справа, и слева. И что самое тревожное – позади тоже слышалось шуршание и шипение, но значительно более громкое, чем могла издавать обычная рептилия. Я боялся повернуться, опасаясь того, что могу там увидеть, но и не мог оставаться здесь. То, что ползло ко мне со спины, со стороны полуразрушенного дома, внушало гораздо больший страх, чем возможность наступить на гадюку или гремучую змею.
И я сделал небольшой шаг вперед, к тропинке, проложенной кем-то в траве. Она обязана была куда-нибудь привести, ведь по ней недавно прошел человек, принесший молоко, – и теперь стало понятно, кого он подкармливал!
Я двигался осторожно, медленнее, чем бы мне хотелось, проверяя каждое свое движение и жалея, что не подобрал валяющуюся у сарая древнюю метлу – ее черенком, пусть и источенным червями и временем, можно раздвигать траву перед собой. Так, по шагу, по половине фута за раз мне удалось выбраться за пределы бывшей фермы. И вот тогда я припустил во весь дух, надеясь, что все имеющиеся в округе змеи уже уползли принимать угощение, и ни одна из них не попадется мне под ботинок.
Тропинка привела меня к ферме, явно жилой, о чем говорили дымок из трубы, плети тыкв вдоль забора и яростно лающая собака, натягивающая до предела цепь. На шум вышел хозяин – крепкий жилистый мужчина в клетчатой рубахе с закатанными до локтя рукавами и с дробовиком в руках, причем его черное дуло смотрело прямо на меня.
- Вы не тронули их?
- Кого?
- Змей. Вы не убили ни одной змеи?
- Нет.
Мужчина облегченно выдохнул, опустил дробовик и подошел ко мне поближе. Я попросил воды, чувствуя жуткую жажду после быстрого бега на такой жаре. Старик – на таком расстоянии я видел морщины, избороздившие лоб, и выцветшие от времени глаза – принес мне кружку и стоял, пристально наблюдая за тем, как я с жадностью глотаю ледяную жидкость, налитую прямо из колодца.
- Чья это ферма? Там, - я махнул в сторону холма.
- Шел бы ты, парень, своей дорогой, - посоветовал мне старик. Но любопытство уже пустило во мне глубокие корни, и я продолжил разговор, пытаясь исподволь выяснить то, что так заинтересовало меня. Хэм – так звали фермера – в итоге смилостивился, пригласил меня присесть под навес, прячась от жалящих солнечных лучей, и мало-помалу выложил всю историю. К ее окончанию меня уже бил непроходящий ледяной озноб, и не мог согреть даже июльский зной.
Холм, к которому я так неосмотрительно решил прогуляться, имел в округе дурную славу и носил название Змеиного. О нем среди местных жителей ходили нехорошие слухи, основанные на преданиях индейских племен, живших в этих краях. Поговаривали, что там время от времени появляется Йиг – бог-змей, представляющий из себя антропоморфное существо, с чешуей вместо кожи и раздвоенным языком. В общем-то, он не являлся абсолютным злом и никому не стремился навредить, кроме тех безумцев, что убивали его любимиц – гадюк, аспидов, гремучек и прочих ползающих тварей. Вот на них он обрушивал весь свой гнев, и мало кто желал рассказывать в подробностях, в чем заключается кара. Кроме того, осенью он становился прожорлив и требовал щедрых подношений. Индейцы с незапамятных времен оставляли в течение всей осени туши оленей, убитых специально для него, и стучали возле своих поселений трещотками и барабанами, отпугивая Древнего бога.
По словам Хэма, заинтересовавшая меня история произошла то ли во времена Рузвельта, то ли Тафта – он не мог точно вспомнить. Но приблизительно лет двадцать - двадцать пять назад в эти места приехал молодой безбашенный – так старик выразился – мужчина по имени Билли. Фамилию его Хэм вспомнить не мог, как ни пытался. Парень не стал слушать предания о Змеином холме, которые высыпали на его лохматую голову местные жители, и построил там ферму. Первое время все шло неплохо, скот кормился и жирел на богатых пастбищах, зеленел маис, змеи, несмотря на предостережения старожилов, не слишком докучали молодому фермеру, и он возомнил себя повелителем здешней природы, посчитав, что все предания о Йиге – не более чем детские сказки, рассказываемые перед сном.
В конце своего третьего года проживания у Змеиного холма Билли явился в местную забегаловку, заносчиво задрав подбородок. В руке он сжимал нечто, чем страшно гордился, найденное на вершине холма, куда фермер забрался в поисках одного из своих бычков. Он с гордостью продемонстрировал эту вещь – изящно сплетенную проволоку в форме небольшой короны – и очень обозлился, когда никто не позавидовал ему. Мало того, старые люди, пожившие на этом свете и не торопящиеся на тот, посоветовали ему как можно быстрее вернуться на место находки и вернуть Змеиную корону, пока ее прежний владелец не вернулся за ней. В случае же отказа… никто не мог предугадать, какой последует ответ Йига.
Билли, как и следовало ожидать, не поверил им. Он лишь фыркнул, выпил две кружки пива и вернулся к себе на ферму, напоследок бросив, что не боится ни Пряничного Человечка, ни Соломенного Джека, ни Йига, и пусть они приходят к нему забрать его находку, тогда он с ними и поговорит.
Но в эту ночь к нему никто не пришел. И в следующую тоже. Как и на протяжении всей недели. Найденная корона пылилась на полке над камином, куда Билли положил ее, постепенно забывая о находке за рутинными делами, коих так много на ферме. Люди на окрестных фермах с замиранием сердца ждали развязки, на всякий случай держа дробовик при себе, и ставили на крышах ветряные трещотки – отпугивать бога-змея. И ничего, ничегошеньки не происходило.
Кроме того, что на ферме Билли начали появляться змеи. Сначала одна, потом две-три, а потом они начали заполонять весь двор. Каждую ночь у Билли погибала корова, укушенная змеей. Не спасали никакие дедовские средства, вроде волосатой веревки, положенной вокруг хлева. Собаку пришлось забрать домой, иначе ее тоже ждала бы печальная участь. Билли надеялся, что с течением времени все успокоится, придет осень, змеи уползут в свои норы зимовать, но не тут-то было. Даже дома ему приходилось носить высокие резиновые сапоги, поскольку твари могли попасться где угодно.
Разумеется, он их убивал. Десятками и дюжинами. Билли сбился со счета на третьей сотне. Ему уже казалось, что убитые за день змеи ночью оживают вновь – хотя, возможно, он и не ошибался, - и фермер начал сжигать разрубленные пополам тушки. Ферма насквозь пропиталась отвратительным запахом горелого мяса, но змеи продолжали приползать, словно бы это место кто-то проклял.
Соседи советовали Билли вернуть Змеиную корону на место и умолять Йига о прощении, но упрямец не соглашался. Наоборот, он вычистил вещицу и поставил ее на видное место, чтобы постоянно помнить, ради чего терпит такие муки.
Ночь в День Всех Святых выдалась безлунной, пасмурной и леденящей кровь. За окнами ветер завывал свою жуткую песню, деревья стучали ветвями по крышам домов, и их жители сжимались от страха в своих крохотных комнатках вокруг источников света, вознося молитвы всем, кому могли придумать, и упрашивая их дать им встретить восходящее солнце, если только оно еще раз появится на горизонте.
Среди стуков, воя и грохота явственно слышалось отвратительное шуршание чешуек, хлюпанье влажной земли, по которой шли искривленные подобия ног, и шлепки хвоста по лужам. Фермеры обнимали детей, сжимали в одной руке крестик, а в другой – трещотку, которая только вносила свой вклад в жуткую какофонию звуков, и ждали расплаты. Но Йиг шел не к ним, а к безумцу, посмевшему бросить ему вызов. Он шел прямо на ферму Билли.
Фермер, наверное, единственный в округе не слышал признаков приближения Древнего бога. Билли атаковали полчища змей. На его глазах в страшных муках умер любимый пес, по утробному мычанию снаружи он подозревал, что гибнет элитное стадо, и сам упрямец стоял на столе и отмахивался топором от ползущих со всех сторон ядовитых тварей.
Йиг возник черной тенью на фоне темного окна – громадные, монструозные плечи, плоская голова, раздвоенный язык. Кулак, больше похожий на свернувшуюся клубком змею, разбил окно. Билли взвыл и замахнулся топором, но опустить его он уже не успел: подползшие сзади змеи оплели его тело от ступней до шеи. Билли задыхался, чувствовал, как в него впиваются острые зубы, вливающие струйки яда, но не мог даже кричать – одна змея с силой сжала его горло. Но один крик, последний, он все же смог издать – и этот душераздирающий вопль услышала, без преувеличения, вся округа.
До утра никто из местных жителей не смог сомкнуть глаз, а утром самые смелые отправились на ферму Билли. И то, что они увидели там, превзошло самые смелые и жуткие их ожидания.
- И что же? – не мог не спросить я, видя, что Хэм не хочет мне рассказывать.
- То, что до сих пор живет там. То, что осталось от бедняги Билли. Йиг превратил его в одну из своих чудовищных тварей. Я как-то раз случайно увидел его, и хотя никогда не жаловался на плохой сон… в общем, после этого я всегда запираю дверь на засов и держу дробовик при себе.
- Вы хотите сказать… - запнулся я.
- Именно это и хочу. Билли обзавелся хвостом вместо ног, чешуей, длинным языком и руками наподобие лапок ящерицы. Но при этом у него остались прежние черты лица и волосы…
Хэм поежился и сплюнул.
- Вы не пытались убить его?
- И навлечь на себя гнев Йига? Ни за что.
Хэм поднялся. Я понял, что больше он мне ничего не расскажет, быстро поблагодарил и ушел, напоследок узнав кратчайшую дорогу до Эйлсбери.
Рейсовый автобус доброжелательно принял меня в свое нутро. Я ехал домой, трясясь на ухабах, и вспоминал рассказанную мне историю. Чем больше проходило времени, тем сильнее мне казалось, что все это выдумка, пока мы не доехали до места, где за деревьями виднелась вершина Змеиного Холма. Я случайно глянул в окно, вздрогнул и остаток пути старался смотреть только на свои руки, не поднимая головы.
В зарослях кустарника вдоль дороги кто-то проделал дыру диаметром с ярд, а от нее к щоссе шел широкий след примятой травы – точно такой же, какой вел от разрушенного дома Билли к плоскому камню.