Мое имя Летеан. Летеан Синклер, если вам так будет удобнее.
И я вампир.
Если вам уже становится неинтересно, можете закрыть мою книгу прямо сейчас. Я не обижусь. Говоря по чести, мне все равно. Я не надеюсь, что найду на свою сентиментальную историю достойных слушателей, ведь вы, люди, так не любите читать про чужие слезы, хотя свои и ставите их превыше всего.

Ввиду сложившихся обстоятельств я наговариваю все это на диктофон. Возможно, позже, Лео или кто еще положит мою сумбурную речь на бумагу. Это неважно, потому что шаг, на который я иду, навсегда изменит мою жизнь. Если это жалкое существование вообще можно назвать жизнью.
Когда меня превратили в вампира, мне было двадцать три года. Людские прелести жизни еще только начали открываться мне во всей красе, когда наиумнейший вампир по имени Дэниел решил обратить меня в свою веру. В то время я был сыном своей эпохи: красивый, высокий; с черными немного вьющимися волосами и большими, поистине необыкновенными карими глазами. Нет, все это есть у меня и сейчас, с единственным исключением. Моя кожа стала болезненно белой, но ровной и гладкой, а тонкие черты лица стали четче, будто я превратился в куклу.

Меня любят многие и многие же ненавидят, утверждая, что я несу в себе красоту дьявола. Что ж, ненависть – это тоже своего рода любовь, только отраженная в кривом зеркале.
Я тщеславен, упрям и непредсказуем, презирая всякие законы. Но теперь все это – не больше, чем роль в какой-нибудь глупой пьесе. Потому что однажды я встретил Поллианну. Да, эта история о ней! Все мои слова адресованы ей, моей любимой, наивной и потерянной девочке, которую я превратил в вампира против своей воли. Спросите, как это может быть? Я сам до сих пор не могу понять, как это случилось. Но, думаю, вам стоит знать.

Я увидел Поллианну два года назад. Ее семья купила дом рядом с моим, в котором по сей день живут Дэниел, Ланстер, Флер и Лео. В то время я тоже был членом нашего маленького Братства, являясь полноправным хозяином столь шикарного жилища. Я купил этот дом лет пятьдесят назад, привел в божеский вид почти заросший сад и устроил все по своему вкусу. Потом пригласил своего Отца – Дэниела, и всех остальных. Вампиру невозможно оставаться одному, это убивает.
Мы жили жизнью обычных вампиров: охотились, читали классиков, играли в бридж или покер. Мы с Дэниелом много путешествовали, Лео и Ланстер любили посидеть дома, хотя трудно друг с другом ладили; а Флер… Эта маленькая вертихвостка всегда носилась черт знает где, испытывая себя или нас с Лео на прочность.
И вот в один из таких спокойных рассветов, когда надо было отходить ко сну, я увидел в саду соседского дома Поллианну. Было начало шестого утра, а она сидела в удобном плетеном кресле, замотанная в плед, и читала маленький томик Моэма. Странно, подумал я тогда, ведь в этом веке читают что-то поновее, с амбициями и трудно понятное. Я листал одного из таких авторов и едва ли не сошел с ума. Но я вампир, который, шагая сквозь эпохи, не всегда помнит имена своих жертв. Смертная жизнь иная, у нее и чувства другие.

Почему-то я сразу проникся к этой хрупкой девочке совершенно поразительными, нежными чувствами. Наверное, что-то слабо похожее на любовь. Мне нравилось ее лицо. Такое бледное, с тонкими, нежными чертами, совершенно девичье, трогательное. Эти огромные карие глаза, длинные кудрявые волосы, которые, видимо, она еще не расчесала после сна. Мне захотелось зарыться в них лицом и вдохнуть полной грудью смертный аромат. Наверное, она пахла совершенно особенно.
Каким подавленным я уходил со своего маленького балкона, увитым разросшимся плющом! И, засыпая, думал о ней. О Поллианне.

Стоит ли говорить, что с этого дня я стал ее тайным поклонником? Каждый вечер или рано утром я всегда улавливал короткое мгновение, когда она находилась в саду, и просто любовался ею. Она не была красавицей, не скрою, но что-то в Поллианне было такое, что притягивало меня, манило, словно в западню. Такое было впервые, и я потерял бдительность. Дошло до того, что я стал ходить по тем местам, по которым ходила Поллианна. Стал присматриваться к ее друзьям, рыться у них в головах, читать ее мысли. Я нуждался в ней все больше и больше. Влюбился, скажите вы? Возможно. Ох, если бы я знал, чем закончится это мое безрассудство.

Думая о Поллианне, мечтая о ней, я неосознанно оголил свои мысли, представив их на обозрение всему нашему малому Братству. Дэниела тогда не было, Флер и Ланстера тоже. Только я и Лео – мой верный друг и спутник, мой самый близкий предатель. Раньше я думал, что предавать умеют только люди, но ошибся. Мой близкий друг, тот, кого я вытащил из канавы безумия и показал истину нашего существования, не мог простить мне то, что Флер делила свое сердце на нас двоих. Да, Лео создал ее, но понять эту чертовку мог только я. Лео не мог читать ее мысли, а я мог. К Лео она не хотела идти и делиться секретами, а ко мне бежала со всех ног, ища поддержку и понимание. Я и понятия не имел, что мой сентиментальный друг приревнует и ударит там, где любой бой кажется богохульством.

Случилось так, что я убил возлюбленного Поллианны. Когда этот милый мальчик попался мне на пути, я не знал, что он имеет к ней какое-то отношение. Жажда была невыносимой, и я даже не заглянул в его мысли, пока горячие потоки крови не наполнили меня видениями. Я чувствовал Поллианну, я слышал ее голос, ее смех; видел улыбку и слезы. Держа бездыханное тело парня на руках, я вдруг с ужасом понял, что наделал. Он спешил к ней, а я его убил!

Тогда Лео убедил меня, что в этом нет ничего страшного, что я не виноват. И я поверил ему, я выкинул свою совесть, свои мысли и начал сначала. Повинуясь корыстному плану Лео, я познакомился с ней в ночном клубе, понимая, что это грозит для нее влюбленностью, очень сильной влюбленностью. Но мне нравилось с ней общаться. Нравилось видеть ее смущение, слушать слова, а не мысли. Поллианна была похожа на хрупкую нимфу, такую доверчивую, что ее не хотелось обманывать. Но, видимо, только мне.
Я никогда не забуду ту ночь, когда придя с охоты, услышал вопли, доносившиеся из дома Поллианны. Мои мысли тут же поймали мысли Лео, и я бросился туда. Стоит ли говорить вам, что весь первый этаж их небольшого дома был измазан свежей кровью? Лео убил всю ее семью, очень медленно и хладнокровно, играя с каждым. Я остановил его уже в комнате Поллианны, где моя девочка забилась в дальний угол и срывала голос на крик.

Лео рассказал ей о том, что я убил ее парня. Он веселился, наблюдая, как Поллианна мечется, почти уже не понимая, кто она и где. Она распахнула окно и вспорхнула на подоконник, грозясь, что прыгнет. Разве мог я дать ей умереть? Это было бы жестоко. Как я бы прожил без нее, когда Поллианна стала моим самым светлым миром, самым родным пристанищем, самым радужным утешением.

Я заставил ее посмотреть мне в глаза. Этого было достаточно, чтобы приманить Поллианну к себе. Она вплыла в мои объятия послушной ученицей, а отстранилась уже вампиром. Это не принесло мне радости, но другого выхода я не видел. Она была мне нужна, просто жизненно необходима, и я не мог дать ей умереть.
Я внушал себе, что дал ей настоящую жизнь. Потом убеждал, опять же себя, что этот выбор между смертью и бессмертием она выбрала сама, но и то и другое было ложью. Я просто хотел успокоить свою совесть, отчаянно вымазанную в стольких голодных экстазах кровавых смертей.

Я мог бы оставить Поллианну в живых, ввести в гипноз, и она никогда бы не вспомнила ни обо мне, ни о событиях той страшной ночи. Но я почему-то нашел легкий выход, сделав так, как угодно мне.
Пусть это обращение было незаконным, и Старейшины тут же вынесли вердикт уничтожить Поллианну, я готов был бороться за нее. И когда Верховный Глава Совета сам лично пришел к нам, чтобы увидеть Поллианну и решить, нужна ли она в нашем мире, я не раздумывал долго. Наша борьба с ним была тяжелой, Верховный был определенно сильнее меня, но именно я убил его, а не наоборот. Это самое страшное преступление из всех вампирских законов – убить Главу Совета Старейшин. Хотя, что значат Законы Вампиров? Кто-нибудь видел этот бред? Они всегда вызывали у меня лишь смех, хотя сейчас, я уверен, смеяться мне не придется.

Совет должен выбрать нового Главу, а на это уйдет немало времени. Без нового Верховного никто не возьмется вершить закон, каким бы страшным преступление не было. О, если бы вы знали, как мне противны все их «превосходные» персоны! Из-за этих полоумных мы теперь вынуждены прятаться в маленьком доме у залива Майами, почти что в агонии ожидая того дня, когда свершится правосудие Совета, когда они выберут нового Верховного, и нашему относительно мирному существованию придет конец.

Я ни в коем случае не хочу винить в этих бедах Поллианну, нет. Она моя совесть, тоска, надежда и печаль… Я сам виноват, сам должен теперь принять удар на себя и всеми силами сберечь свою бедную девочку от страшной участи. Черт побери, неужели эти умники не понимают, что я приношу пользы в два раза больше, чем все эти самолюбивые меланхолики, которые ходят в учениках Старейшин?!
Но к черту рассуждения! Хотя я и знаю конец этой истории, но я не открою вам его сейчас, еще не время. Впереди долгая и сложная история, к которой я и перехожу.