POV Джаспер

Я миновал по-прежнему опущенный подъемный мост и медленно поехал по дороге прочь от замка. Передо мной выступила из ночи громада храма, построенного предком. Когда-то он, следуя примеру своего короля, поклялся, что если возьмёт замок, возведёт рядом храм, равного которому мало кто отыскать сможет. И, конечно, выполнил обещание. Великий труд был, и результат тогда впечатлил всю округу и сейчас не переставал восхищать.

Внутри замковых стен стояла капелла, но она не шла ни в какое сравнение с грандиозным зданием из красноватого камня. Крестообразное в плане величественное сооружение с длинным широким центральным проходом, оно казалось строгим и лаконичным снаружи, сочетая лишь резкие прямые углы стен и округлости апсид. Но внутреннее убранство было предметом гордости моей семьи. Стены и огромные колонны покрывал растительный орнамент, потолок терялся в высоте. Перекрестья арок в вышине над главным проходом кружили голову. Роспись восхищала искусностью: говаривали, что мой предок специально привез мастера из Аквитании, чтобы он трудился тут, создавая невиданную доселе в наших краях красоту. Поражали воображение разноцветные стеклянные витражи окон, окрашивающие проникающий снаружи свет во всевозможные цвета.

Спешившись и осторожно сняв с седла безжизненное тело жены, я вошёл под гулкие своды. Внутри было тихо и темно. Лишь отблески начинающегося рассвета пронизывали кромешную тьму. Но мне и не нужен был свет: я знал здесь каждый камень, каждую ступеньку, каждый уступ.

Я не ведал, что за существо приходило к нам. Не знал, брат ли это мой, или морок, принявший его облик. Но верил, что здешние стены, в которых витал дух предков, должны защитить тело любимой и спасти душу.

Я аккуратно опустил дорогую мне ношу на небольшое возвышение, на котором, как правило, оставляли гроб с телом на время заупокойной мессы. Ногами к алтарю, головой к проходу… Белоснежная тончайшая ткань спадала вниз нежными изгибами, но даже во тьме невозможно было не заметить алые капли крови.

Опустившись на колени перед распятием, я зашептал молитву, скорее отдавая дань традиции, чем пытаясь что-то просить. Что Бог мог мне дать теперь? Когда Алисии не было на свете, когда пропал брат, когда я не выполнил самое важное дело, возложенное на меня отцом… Знакомые с детства слова застревали в горле. Идя сюда, я смутно надеялся найти ответ или же думал, что особый дух, обитающий в стенах семейного храма, вразумит или заставит поменять решение. Но стояла мертвая тишина. Ни озарения свыше, не голосов усопших предков. Да и стали бы они говорить с нерадивым потомком, который не выполнил своего долга. Не уберёг главного...

Что ж. Значит, мне оставалось только одно: хотя бы понять, что случилось. А чтобы на терзающие меня вопросы нашлись ответы, придётся повторить путь брата. От поляны у дверей храма, где мы с ним расстались три дня назад, до болотных топей.

Вернувшись к Алисии, я вгляделся в родные черты. Прощаясь, поцеловал её в чистый высокий лоб и пошел к выходу. Невольно вспомнилось, как год назад именно здесь я стал счастливейшим человеком. Тогда на ней тоже было белое платье, роскошные волосы вились по плечам, счастьем сверкали тёмные глаза. Только алого цвета не было. Она никогда не любила этот цвет…

Невеста шла по проходу под руку со своим дядей, а я с трудом держался на ногах от счастья. Братья подтрунивали надо мной. Глаза Джеффри сверкали радостью за меня, рядом стояла его любимая жена, уже вынашивающая будущего наследника рода. Взгляд Эдварда то и дело переключался на скамьи, заполненные ближайшими друзьями: ведь там со своими родителями находилась Изабелла. Жизнь казалась прекрасной, небо – чистым, а будущее сулило лишь счастье…

Кто бы мне тогда сказал, что уже через пять дней грядут события, которые поменяют всё вокруг: раньше времени родит Амиция, и ребенок, и жена брата погибнут… День моей свадьбы, наверное, был последним из счастливых дней нашей семьи.

Перед дверьми я обернулся, всё еще надеясь на помощь свыше или хотя бы какую-то подсказку. Храм по-прежнему безмолвствовал. Отблески приближающегося дня уже проникли внутрь сквозь витражи верхних окон. Пылинки начали замысловатую игру в лучах света. Но ни малейшего знака, способного мне подсказать, как действовать и что делать.

Возможно, стоило дождаться старого капеллана, отца Гийома, отстоять мессу и попросить совета у того, кто ближе всех к Богу, кто хорошо знал нашу семью, меня и братьев с детства. Но час-полтора ожидания были выше моих сил.

Я ещё держал себя в руках, но насколько хватит терпения, не знал. Внутри скручивалась спираль боли и отчаяния, истощая последние резервы. И пока я ещё мог думать и передвигаться, а не выть над телом любимой, следовало действовать.

Когда я толкнул тяжелую дверь, огромная сова скользнула внутрь, почти задев крылом, и с надрывным криком взметнулась под высокие своды. По дурной привычке тряхнув головой, я перекрестился и вышел наружу.

Небо над морем посветлело, облака ушли с небосвода, скоро покажется солнце. Для мира начинался новый день. Но мне казалось, что я – такой, каким привык быть за двадцать с небольшим лет, – остался в семейном храме возле мертвого тела жены. А кто вышел сейчас наружу, я не знал. В этом новом моем воплощении не было чувств, лишь бесконечная боль, ставшая частью естества. И жажда узнать правду, отомстить, если получится. Возможно - исправить, если такая вероятность существует.

Резким движением я вскочил в седло и пришпорил Ворона. Я планировал быстро добраться до границы леса, а затем уже пустить коня своим ходом. Кто знает, может, он приведет меня в нужное место, к ведьме. Надеялся, что провидение окажется на моей стороне, и я найду ответы.



Через полчаса езды рысью над головой сомкнулись своды деревьев густого леса. Здесь бук перемежался остролистом и дубами, а внизу все закрыл подлесок из кустарников и трав. Мир вокруг радовался ясному утру: звенели в вышине голоса птиц, лучи восходящего солнца играли среди густой листвы и оживляли сумрачную зелень леса.

Я отпустил поводья Ворона, позволив ему брести, и конь неспешно ступал по тропе, двигаясь по направлению к болотам. Этой дорогой редко кто пользовался, но она до сих пор угадывалась среди мха и осоки. Раньше на побережье стояла деревня, и дорогу замостили до Фолкстона. Теперь же там остались только зловещий обрыв да разбросанные камни, и люди редко бывали в тех местах, а дорога постепенно зарастала, становясь частью владений леса и болот.

Мы проезжали тут накануне, но прошедшая ночь изменила меня раз и навсегда. Казалось, что с того момента, как мы вечером возвращались в замок, прошла целая вечность. И вчера здесь проезжал совсем другой человек. Тот, душа которого теперь осталась в храме у тела мертвой жены. Навсегда…

Дорога сузилась, когда вокруг обступили болота. Конь сошел с тропы, ведя меня одному ему ведомым маршрутом. Деревья здесь уже не вольготно раскидывали ветви, а сражались насмерть за каждый дюйм территории, столь близко росли друг к другу. Зелень смыкалась в вышине настолько плотно, что солнечный свет почти не проникал под кроны, а от сырости в глубине всё было затянуто туманом. Длинные белесые языки то и дело пересекали дорогу. Даже голоса птиц изменились: вместо щебетания долетали только пугающие крики и непонятное бормотание.

Гроза, бушевавшая накануне над замком, и тут натворила дел: попадались сломанные деревья, которых вчера ещё не было, да и под ногами стало больше воды.

Примерно через полмили пути тропу перегородило толстое дерево, вывороченное поистине невероятным порывом ветра с корнем. Объехать препятствие, оставаясь верхом, не представлялось возможным. Я спешился и взял Ворона под уздцы, разглядывая окружающий малоприятный пейзаж и раздумывая, с какой стороны было бы лучше обойти нежданное препятствие, дабы не увязнуть в болотной жиже.

Взяв в руки поводья, оправил сбившуюся от долгой езды верхом одежду и уже собирался шагнуть в заросли, когда прямо у поваленного дерева нарисовалась, будто соткавшись из тумана, невысокая фигура, закутанная в темный плащ с капюшоном. Невольно вздрогнув, я отступил на пару шагов. Конь дернулся в испуге, мне стоило немалых усилий удержать поводья. Я протянул руку и погладил Ворона по морде, успокаивая его. Когда обернулся, фигура оказалась ближе, тонкие руки откинули капюшон.

Моему взору предстало одно из самых красивых женских лиц, которые я видел за свою жизнь: огромные глаза удивительного зелёного цвета с черными ресницами, высокие скулы, совершенные формы маленького носа и чувственного рта… И как завершающий штрих – сдержанный огонь рыжих волос. Я понимал, что веду себя невежливо, но удивление было столь велико, что я мог лишь молча разглядывать незнакомку.

- Надо же, - усмехнулась она. Голос был низким, обволакивающим. – Храбрый Джаспер Хейл онемел, встретив одинокую женщину на старой лесной дороге?

- Мы знакомы? – сумел произнести я. О, я не смог бы забыть такую красавицу, если бы видел её раньше. Впрочем, нашу семью знали в этих краях все, поэтому она могла и догадаться о том, кто я. Но кто она? Что делает в этом Богом забытом месте?

Мой взгляд выхватывал детали: плащ добротно сшит из хорошей дорогой ткани не так уж и давно, осанка, манера себя держать и одежда скорее выдавали женщину высокого происхождения, нежели простую горожанку. Лишь притороченные к поясу мешочки и пучки трав вносили диссонанс в картину.

- Кажется, ты меня искал? – чуть снисходительно улыбнулась она.

Только в этот миг я понял, кто передо мной. Предрассудки настолько крепко держали в плену, что ведьму я представлял в виде старухи – грязной, неопрятной, с седыми всклокоченными волосами и плохими зубами. Молодая женщина никак не вязалась с понятием ведьмы. Но пришлось признать, что я ошибся.

- Если ты – та, кого искал мой брат, ведьма, про которую говорят у нас в замке и деревне, то да, я шел именно к тебе, - усилием воли беря себя в руки, спокойно произнес я.

- Я почувствовала, - кивнула она. – И вышла навстречу, чтобы ты не блуждал по болотам. Что тебе надо?

- Ты видела моего брата? – я сделал шаг по направлению к ней, в нетерпении ожидая ответа.

- Видела. Но больше не вижу.

Она подняла глаза, утопив меня в водовороте зелени. Весь облик – одеяние цвета сумрачной листвы глубинного леса, мерцающий на груди рубин, рыжие волосы, глаза – напоминал мне о чем-то, но как ни пытался я вытащить сведения из закоулков памяти, ничего не удавалось.

Я не понимал, как добыть то, за чем пришел. С детства привитое воспитание не позволяло кинуться на женщину и силой вытрясти столь необходимую мне правду. Но одно я знал точно: без ответа ведьму не отпущу. Усилием воли я сдерживал себя, подавляя накатывающие приступы ярости. Грань, через которую не стоило переступать уважающему себя мужчине, оказалась в этот момент совсем тонка. Еще пара мудрёных ответов, и контроль ускользнёт, тем более терять мне было уже нечего. Абсолютно нечего!

- Не вижу, - чуть нараспев продолжила рыжеволосая, отводя взгляд в сторону. – Его путь теперь пролегает во тьме, оттуда возврата нет и быть не может. И жертв его постигнет та же участь…

- Что ты сделала с ним? – воскликнул я, находясь на краю взрыва. Её разговоры были похожи на бред сумасшедшей, а мне нужны были ответы на вопросы. Я отступил на пару шагов в последней попытке сдержаться, невольно сжимая кулаки. – Зачем?

- Он сам выбрал путь, его не спасти, это не моя воля, - покачала она головой, поражая спокойствием. – Ты можешь лишь убить его, дабы он больше никого не забрал с собой.

Она вновь посмотрела мне в глаза, и я ощутил себя раздетым донага. Казалось, никаких секретов у меня не осталось. Ушла ярость, с ней и боль, привыкнуть к которой невозможно. Меня как будто уносило из этого мира. Но длилось ощущение недолго. До меня дошел смысл сказанной фразы.

- Убить? Брата? – ошеломленно переспросил я.

- Да, - невозмутимо кивнула ведьма. – Но для этого придется последовать во тьму, а ты слаб, я вижу – как беспомощный ягненок… ты не сможешь. Он убил твою жену, да?

Я сжал зубы. Если её недавний взгляд облегчил боль, то простой вопрос сорвал единым движением коросту с раны и сыпанул в неё соли. Этот смутный и непонятный разговор подтвердил одно: брат стал неведомой тварью, или она вселилось в него, но именно его руками была убита моя жена. А я не желал принимать такой правды, мне хотелось верить, что родной человек окажется ни при чем. И я готов был сопротивляться до последнего в поисках другого объяснения. Я не мог обвинить родного брата в смерти жены.

- Д-да, - запнувшись, подтвердил я. – Тот, кто убил её, выглядел как Эдвард.

- Это и был Эдвард. Я сожалею. - В её голосе вдруг я услышал сочувствие, сопереживание. Ведьма закрыла лицо руками и, опустив голову вниз, продолжила: – Я не поняла, в каком он был отчаянии. Объяснила ему, что могу спасти здорового человека, а больному только чудо поможет и молитва. Он не слушал. Тогда я рассказала про старый склеп… Говорила – Бог не одобрит такого, не стоит будить страшные силы. Но в его глазах зажглось пламя стремления…

- Что за склеп? – Я взял её за плечо, слегка тряхнул. Во мне не возникло жалости, лишь спираль боли внутри закрутилась туже. - Ты можешь толком рассказать, без всех этих присказок и слез?

- Старое место, мне рассказывали, что там обретали бессмертие… - пробормотала девушка. – Я зачем-то поведала о нём твоему брату… Подожди, послушай!

Она вдруг встрепенулась и начала что-то искать в складках длинных рукавов. Наконец она вытащила мешочек, развязала тонкие черные тесёмки, проверила содержимое и протянула мешочек мне.

- Возьми. Тут старое снадобье, оно сохранит остальных от пути во тьму. Спасет душу твоей жены и других жертв. Ведь он уже убил многих… И послушай совета – не ищи брата, - очень серьёзно попросила она. – С ним лишь смерти теперь по пути. И остановить его сможет лишь такой же, как он… Вот, это спасет и твою душу. Не стоит тебе туда отправляться.

Из такого же мешочка она вынула щепотку снадобья и дунула на меня. От окутавшей моё лицо сладковатой легкой пыли я зажмурился, закружилась голова. От мучительного кашля на глазах выступили слезы.

- Кто он теперь? Говори уже прямо! – отмахнувшись от колдовского дурмана, я продолжил расспросы. Мне нужно знать. Сейчас это знание казалось большим, чем жизнь. К тому же, моя жизнь теперь мало стоила, по крайней мере, в моих глазах.

- Тот, чей путь лежит во тьме, - повторила она. – Больше ничего не скажу – сама не знаю. Не ищи его, спасай души тех, кого он уже погубил. Это старое проклятье всегда жило в здешних местах, но оно давно спало. Твой брат разбудил его, теперь он – носитель этого зла. Он – во тьме, тьма в нём.

- Его можно спасти? – Не мог я поверить, что всё потеряно. Должен быть способ изгнать демона и вернуть домой брата.

- Я тебе не раз уже повторила: его не спасти, - проговорила она твердо. - Лишь убить. Он сам выбрал!

Я ощутил вспышку раздражения внутри: на младшего брата, который никогда никого не слушал, на ведьму, которая говорила путаными загадками, на сырость вокруг, на сложившиеся обстоятельства. Но главное, что раздражало – собственная беспомощность. Я потерял жену, брата, но даже отомстить не мог!

- Ты всё знаешь… - тихо добавила она. – Не потеряй снадобье, иди, спасай жену и обитателей замка, пока не поздно.

Она задержала на мне взгляд, будто запоминая что-то в моём облике. Опять появилось ощущение, что меня изучают и разделяют на части, но этот взгляд уже не принёс облегчения боли, слишком её было много. Я тряхнул головой, подавив желание перекреститься, и ведьма отвела горящий взор.

- Прощай, Джаспер Хейл. Ты – старший. В твоих руках семья. А у меня – свои дела.

Накинула капюшон, развернулась и растворилась в окружающем тумане. Как будто встречи и не было, а ведьма привиделась мне.

- Хэй! – позвал я.

Ответило только эхо. Моя таинственная собеседница исчезла так же загадочно, как и появилась. И теперь я мог поверить, что даже если попытаюсь найти, без её на то желания ничего не получится. И лучшее, что меня ждет тогда – сгинуть в болотной трясине.

В растерянности поглаживая морду коня, я не мог решить, куда отправиться дальше. Послушать совета ведьмы и спешить домой? Или попытаться найти брата, кем бы он ни стал, и попробовать вытащить из-под личины зверя что-то человеческое, поговорить и, возможно, спасти от тьмы? Я внимательно изучил небольшой холщовый мешочек, врученный мне. Развязал льняные тесемки, поднес к лицу, аккуратно вздохнул носом. Запах не отличался от того, что заставил кружиться мою голову несколько минут назад.

«В твоих руках семья», - вспомнились слова. Мне необходимо было вернуться, похоронить жену и других убиенных, навести порядок в замке. Кроме меня сделать это некому. И помимо проблемы с демоном, вселившимся в брата, существовала другая опасность - страшная болезнь, собирающая смертельную жатву. А еще в дальней башне умирала Изабелла.

Я решительно вскочил в седло. Через час пути без приключений добрался до берега моря. Невольно оттягивая момент возвращения домой, я свернул с тропы и подъехал к обрыву. Спешился и застыл, глядя в безбрежную синь. Ветер гнал по небу облака, собирая в грозовые тучи. Его порывы сбивали с ног, далеко внизу об острые камни разбивались в мелкие брызги высокие белогривые волны.

Где-то там, вдали, терялся французский берег. Оттуда, если наша надежда не будет напрасной, когда-нибудь вернутся отец и Джеффри. Что я им скажу? Как объясню случившийся в семье ужас?

На миг возникло малодушное стремление последовать примеру тех, кто не один раз совершал в этом месте подобное: броситься вниз и закончить бесполезную жизнь. Зачем мне она теперь? Какой в ней смысл после того, как Алисия оказалась недостижима для меня, на небесах?

- За что, Господи? – закричал я в бесконечную холодную высь неба. – За что ты меня так покарал? Что я сделал, чем заслужил?

Ответа не последовало, как и утром в храме. Небо хранило молчание. Никто не отозвался, природа осталась глуха к моему воззванию. Лишь так же мерно шумели внизу волны, и пел ветер.

Я отвернулся от обрыва, чувствуя горечь разочарования. Внезапно на миг показалось, что в ближайшей дубовой роще мелькнуло что-то белое… Но то был только морок, рождённый болью и моими воспоминаниями. Мы не раз приезжали в такое же место у на побережье с Алисией, чтобы побыть вдвоём. Она любила море. В любую погоду, в любое время года. Она сама была как морская нимфа – никогда не знавшая покоя, всегда деятельная, сверкающие интересом к жизни и счастьем глаза. Больше я никогда не увижу её взгляда, не услышу удивительного голоса – и ласкового, и игривого одновременно, - никогда не почувствую гладкость и нежность алых губ…

Отчаянным усилием я выдернул себя из воспоминаний. Мне следовало вернуться в замок. Да, я не выполнил возложенной на меня отцом задачи. Потерял младшего брата. Но еще оставалась мать. И Изабелла, которая находилась в двойной опасности: я не сомневался, что существо, вселившееся в Эдварда, стремилось именно к ней, когда его спугнули. И за обеих я был в ответе. Как и за остальных обитателей замка.



Вернулся я, когда солнце только перевалило через полдень. Следуя обычной дорогой, доехал до дверей храма. Оставил коня пастись, вошел внутрь. Тут ничего не изменилось: тело любимой лежало нетронутым, стояли тишина и покой. Похоже, капеллан провел службу в замковой капелле, не приходя сюда. Но, тем не менее, кто-то тут побывал за время моего отсутствия. На груди Алисии лежала белая роза на длинном стебле.

Я застыл, вглядываясь в дорогие сердцу черты. Смерть не изменила её: казалось, она спит сладким сном. Мой любимый ангел… Нежный аромат цветка обволакивал, напоминая мне счастливые дни: в покоях жены всегда пахло розами.

Потом перевел взгляд на распятие. В памяти всплыли слова старого капеллана: «Никто не страдал так, как Господь наш, никто не нес так смиренно свой крест». Мне было далеко до Господа, как и любому из нас. Не чувствовал я в себе смирения, лишь гнев на себя и обстоятельства, на судьбу. В чем-то – на брата. Хуже того, я и не пытался принять начертанное, смириться с ним: всё внутри клокотало в бессмысленном отчаянном протесте. Впрочем, гнев - лишь средство против невыносимой боли. Гнев и боль были столь сильны, что одновременно не помещались в груди.

Я достал из-за пояса мешочек, отданный ведьмой. Сердце сжалось от дурного предчувствия, когда я подумал о том, что собираюсь совершить и где это делаю. Наверное, следовало молиться, а не слушать ведьму, так бы поступил на моем месте правильный христианин. Но… я не мог не воспользоваться выданным мне шансом. Алисия - ангел, все грехи – только мои. Пусть и останутся мне. Ей хуже от моих действий не будет, а мне терять уже нечего.

Развязав тесемки, я достал щепотку порошка и сдунул его на тело, повторяя движения ведьмы. Убрал остатки обратно за пояс - еще много осталось в замке несчастных, чьей душе дар колдуньи поможет не попасть в преисподнюю. Упал на колени на холодный пол. Сколько я раз уже так стоял за последние дни? Не счесть.

- Господи, меня карай, - взмолился я. - Не её. Она ни в чем не виновата! Прими её, она была ангелом на земле, пусть будет ангелом на небе. А со мной сделай то, что я заслужил.

Поднявшись, взглянул на тело. Порошок рассеялся без следа, лишь цветок на груди потерял аромат и застыл, будто скованный внезапным морозом. Я снова поцеловал любимую в лоб, шепча слова прощания. Пытаясь не завыть от отчаяния, до боли закусил губу, резко отвернулся и вышел наружу, уже не оглядываясь.



Около моста на обычных местах стояла стража. Миновав надвратную башню, я спешился и отдал Ворона подбежавшему слуге. Ко мне уже спешил Роберт, чему я, безусловно, обрадовался: его спокойствие и опыт были лучшими советчиками в ситуации, в которую мы попали.

- Что нового? – тут же спросил его я. – Графиня появлялась?

- Да, она ходила в церковь, - сообщил Роберт. – Леди Гвендолин провела там немного времени и вернулась к себе.

Я тяжело вздохнул. Значит, она уже обо всём узнала. Да и кто ещё мог оставить цветок? Только мать… Впрочем, она знала бы всё, даже не покидая своей комнаты. Так было всегда.

- Что-то ещё? Приехал ли кто-то из монастыря?

- Тела убрали, монах приехал ранним утром. Он читает молитвы над умершими. Там же замковый капеллан. Слухи, конечно, пошли разные, народ волнуется… Надо скорее похоронить погибших.

- В этом нет ничего удивительного, - равнодушно пожал плечами я. – Людей не заставишь молчать.

- Болезнь подбирается ближе, - вздохнул Роберт. – Скоро хоронить придется чаще. В Фолкстоне полно заболевших. Часть народа сбежала оттуда, но никто не знает, здоровыми ли сбежали или больными. В замок их, понятно, не пустили, они ушли по главной дороге к Дувру. Охране велено вообще посторонних не пускать. Но паника распространяется.

- А что монахи? – поинтересовался я. – Они же пытались как-то лечить больных.

- Ай, бесполезно, - махнул рукой Роберт. - Рассказывают, что один из монахов сошел с ума от страха и убивает всех, у кого видит признаки страшной болезни…

- В монастыре? – удивлённо переспросил я.

- Да нет, прямо в деревне, - махнул рукой Роберт. – В самом монастыре много народа попряталось, говорят, туда болезнь не добралась. Но это только пока…

Я поднял на него глаза удивлённо:

- Ты так говоришь, будто сам в это не веришь?

- Бог забыл про нас, похоже, - последовал ответ. – Чем-то мы его прогневали, раз такое происходит. Да и не первый раз за последние годы Бог забывает про Англию.

Старый воин отвернулся поспешно, но я увидел блеснувшие на его глазах слезы. Я знал, в чем дело: хоть и не делал он разницы между братьями в своей привязанности, Эдвард всегда был его любимцем. Он не спрашивал меня про новости, но знал, что хорошие вести я бы уже сообщил.

- Роберт, - тихо произнес я. – Нам ничего не остаётся… Только молиться.

- Я понимаю, - очередной раз вздохнул он. – Милорд, вы не подумайте. Это не ваша вина. Не берите на свои плечи больше, чем можете вынести. Я просто не разумею, как сказать… Я знаю вас с детства. И мастера Эдварда…

Он замолчал. Я понимал, что он пытается поддержать, выразить сочувствие. Но его делом всегда были щит и меч, а не речи над погибшими.

- Как-нибудь всё уладится, старик, - кивнул я, похлопав его по плечу. – Я пойду, навещу мать. Если кто меня будет искать – я там.

- Хорошо, милорд, - кивнул он и отправился в глубину двора. Я ещё не успел шагу шагнуть, а его сильный голос уже раздавал приказы младшим слугам. Да… Мне было до него далеко. Держать в руках себя не получалось. Роберт не стал задавать неудобных вопросов, но матушка обязательно спросит… И надо будет что-то говорить. А я так и не решил, что.

Я поднялся на второй этаж, прошел сквозь главный зал. Сейчас сюда сквозь узкие окна проникал свет, поломанную мебель убрали, тела вынесли. Казалось, ничего и не произошло. Но мои глаза невольно скользнули по тому месту, где несколько часов назад лежало [i]её[i] тело…

Я сжал до боли зубы и почти бегом кинулся выше, в покои матери. Не мог себе позволить сейчас развалиться.

Мать встретила меня на пороге. Я никогда не видел её неприбранной: светлые вьющиеся волосы всегда были аккуратно причёсаны, а наряды поражали простотой, но в то же время изяществом. Даже последние дни, когда её самочувствие оставляло желать лучшего, она не проводила время в кровати. Почти не покидая комнаты неделями, она, тем не менее, внешне всегда оставалась безупречна. Большую часть времени графиня Хейл проводила за вышивкой или чтением, но мало что из происходившего в замке ускользало от её внимания.

- Миледи, - поклонился я, входя. – Как вы себя чувствуете?

Она покачала головой, рассматривая меня внимательно:
- Джаспер, не стоит. Я знаю об… - её голос дрогнул, – Эдварде. Какие вести бы ты не принес, поделись со мной?

- Я же просил не рассказывать подробностей, - раздраженно пробормотал я. Понимал, что мать не пропустит случившееся, но надеялся сохранить в тайне тот факт, что виновником был её же сын.

- Ты мог просить сколько угодно, - сурово возразила мать. – Но пока я - хозяйка в замке. А в сложившихся обстоятельствах мне пока и следует ею быть.

Взгляд был тяжёлым, но тёплым. Я сразу ощутил поддержку, опору.

- Я сочувствую, сын, - проговорила она, подходя и обнимая меня. Я глубоко вздохнул и опустил голову на её плечо, пытаясь соблюсти какие-то рамки и не зарыдать. - Мы все любили Алисию. Старое проклятие, похоже, настигло нашу семью… Кто бы мог подумать… Я верила, нас все-таки охранит Господь, как хранил прошлые поколения.

- О чём вы? – Я вскинул голову. Графиня Хейл могла знать очень многое: её привлекала история семьи, частью которой она стала, выйдя замуж за моего отца. Мало кто, кроме неё и старого замкового капеллана, учившего нас грамоте, интересовался свитками, оставшимися со времен древних владельцев замка. Я не раз подумывал их просмотреть, но всегда находились более важные занятия.

- Старая история, - ответила она. – И долгая. Не сейчас. Тебе, как понимаю, нужна будет помощь? Не беспокойся, я выдержу. Но скажи мне о сыне!

Голос её обрел силу и уверенность, я видел прежнюю графиню Хейл. Да, такой и знали леди Гвендолин: она всегда собиралась в самый нужный момент, была поддержкой и опорой мужу и детям в сложные минуты.

- Ничего толком, - пожал плечами я на заданный вопрос. – Я нашёл ведьму. Вопреки слухам, она оказалась молода и красива. Но говорила о непонятных и запутанных вещах. Что брат ушел обретать бессмертие и теперь его путь во тьме. Единственное, чем смогла помочь – это спасти души его жертв.

- О, Господи, - вдохнула мать. – Ведьмы никогда ни к чему хорошему не приводили наш род. Она сказала, как его найти? Сказала, где он сейчас?

- Нет. Советовала даже не искать…

Меня прервал стук тяжелых сапог, стремительно приближающийся по каменным переходам замка. Стали слышны взволнованные голоса, дверь распахнулась, в покои влетел запыхавшийся слуга.

- Мой господин, вести доставили, вести с континента! – еще не восстановив дыхание, выпалил он. Лицо выражало крайнее волнение.

- Кто? Зови сюда! – нетерпеливо воскликнул я, с трудом удержавшись, чтобы не рвануть самому наружу. Может, единственная весть за сегодня будет доброй?

За дверью раздалось тяжелое дыхание, появился еще один человек. В нём я с трудом узнал молодого рыцаря из вассалов. Отец ценил его за преданность и отвагу, мы знали друг друга с детства. Но как он выглядел! Запылённая одежда, ещё не заживший шрам через всё лицо, потухший взгляд. Измученный и изнуренный, он с трудом держался на ногах от усталости.

- Рассказывай! – выкрикнул я. – Где отец? Где Джеффри?

Я хотел знать всё. Не имел терпения проявлять милосердие и дать гонцу отдых и сон. Мне нужны были вести, что он принёс.

- Милорд,- выдохнул он и упал на одно колено. – Я принёс скорбную весть. Отныне вы – пятый граф Хейл. Ваш отец и старший брат погибли с честью, защищая своего короля.

- Нет! – раздался надрывный крик за моей спиной. Резко обернувшись, я наблюдал, как мать, побледнев больше чем обычно, осела на пол.

Отогнав служанку, я сам подхватил тело на руки, пронес через комнату и положил на кровать. Несколько бесконечных мгновений женщина не открывала глаз. Мне казалось, даже дыхания не слышно.

Господи, я же опять виноват! Почему не спустился сам? Глупец, надеялся на хорошие новости, поэтому решил, что могу выслушать гонца в покоях матери. Трижды глупец. Мне следовало принять гонца в другом месте. Мать всё равно узнала бы, но у меня была бы возможность как-то подготовить её к страшной новости.

- Джаспер! – слабый, чуть слышный шепот.

Мать открыла глаза, с губ сорвалось слабое дыхание.

- Джаспер, я ухожу. Туда, к ним, - прошептала она. – Господь милостив, он забирает меня. Не зря я исповедовалась вчера, чувствовала близость чего-то страшного. Не смей винить себя! И обещай мне…

- Матушка! – прервал её я, падая на колени и сжимая холодеющую руку.

- Ты сильный, я знаю, - голос затихал. – Ты справишься. Поклянись, что сейчас же отправишься в старую замковую капеллу. В маленькой комнате за ней в сундуках лежат свитки, оставшиеся от старых владельцев замка. Найди, прочитай записи Ровены де Хейли о семейном проклятии. И старые свитки о её предках прочти, тебе необходимо всё это знать. Спаси то, что осталось от семьи!

Я зажмурился. Какая семья? Отец и Джеффри – мертвы. Эдвард – неизвестно где. Остался только я…

- Обещай…- опять прошептала она.

- Обещаю! – не мог же я отказать умирающей матери.

- Клянись! – она с неожиданной силой сжала мою руку. Глаза открылись, загорелись ярким огнем. – Клянись, что не отдашь свою жизнь просто так. Что выполнишь обещание!

- Клянусь… – повторил я.

И только прозвучало слово, с тихим вздохом она выпустила мою руку. Её ослабевшие пальцы разжались. Глаза закрылись. Больше я уже не слышал ни звука, ни дыхания. Леди Гвендолин Хейл не стало.

Не в силах бороться с горем, я упал на грудь матери, разбивая кулаки в кровь о край кровати. Слёз не было, мог лишь выть, как смертельно раненый зверь, связанный по рукам и ногам, не имеющий никакого пути к спасению.

Если бы я мог вот так же уйти за отцом, братом, матерью и женой! Если бы мог… Но я только что поклялся. Дал слово умирающей матери. И должен выполнить обещание. Впрочем, после всего произошедшего меня не пугала мысль стать клятвопреступником, если понадобится. Но лишь когда будут исчерпаны все варианты.

Сколько может выдержать обычный человек? Мне казалось, что свои возможности я за этот день превзошёл в несколько раз. Жена. Брат. Отец. Брат. Мать… У меня не осталось ничего. Кроме клятвы. Кроме замка и его обитателей, за которых теперь отвечать кроме меня некому.

Пятый граф Хейл. Горький смешок. Никогда я не думал о титуле. Не надеялся на него. Рассчитывал после окончания похода короля и возвращения домой отца и брата отправиться ко двору, на королевской службе найти своё призвание. Но судьба судила иначе.

Сквозь пелену боли и горя я едва слышал, как в покои матери зашли люди. Плач, стенания женщин. Молитвы. Слезы. Я теперь обязан держать себя в руках как никогда. Это Джеффри готовили стать графом Хейлом, главой благородного семейства. Наша разница в годах была невелика, я слышал многое, чему учили его. Но слушал я лишь на случай, коли моя служба сложится удачно, и когда-нибудь я стану хозяином собственной земли…

Теперь моей землей стал замок Хейл-Хилл. И просторы вокруг, в которых свирепствовал мор, забирая жизни, прогоняя людей из родных мест, заставляя их бросать всё нажитое. Сходя с ума, они совершали безумные поступки… Каждый нёс свой крест… Теперь я остался в ответе лишь перед Богом и собственной совестью. Некому, кроме него, спросить с меня ответа. Никто не пожурит, да и похвалить некому будет. Я один…

Если после смерти жены мне казалось, что я безвозвратно изменился, то теперь от меня и вовсе осталась только оболочка, которая могла лишь ходить, говорить, делать обещанное… А сделать следовало очень многое.

Поднявшись, как будто со стороны я услышал собственный голос, отдающий приказы о том, чтобы найти замкового капеллана, организовать похороны жены и матери. Старый Роберт застыл в дверях со слезами на глазах, перестав их скрывать. Я прошёл мимо, пожав его плечо, направляясь в капеллу. Она была небольшой, но красивой, старинной. После постройки огромного храма совсем рядом с замком надобность в ней, казалось бы, отпала, но сложилось иначе. В обычные дни к мессе все обитатели приходили сюда, и лишь в праздники мессу служили в большом храме.

Здесь никого не было, лучи света прихотливо переплетались на полу. Я опустился на колени, пытаясь молиться. Но быстро осознал бесполезность слов. Какой смысл в молитве, если меня оставили, бросили одного? Поздно молиться. Надо действовать.

Невольно вспомнился брат, наш с ним последний разговор. Как он тогда молился! Впрочем, я никогда так и не умел. А теперь и подавно не смогу. Разве оболочка способна чувствовать всю силу слова Божьего? Какое до неё дело Всевышнему?

Вспомнив напутствие матери, я решительно направился через боковую дверь в небольшую комнатку со сводчатыми стенами. Здесь стояло несколько сундуков. Наугад я открыл один из старых свитков. Наверное, первый раз за день мне повезло: это оказался свиток, написанный, судя по подписи, рукой леди Ровены де Хейли, моей прапрабабки. Большая часть свитка была почти не читаема, лишь внизу можно было разобрать несколько строк:

«Мать моя, обезумев от горя, не осознавая уже себя, прокляла и меня, и моих потомков. Она призвала великие силы, от которых спасения не будет, пока проклятие не исполнится. Я буду охранять род, но когда умру, иссякнет сила моей защиты, и тогда только смерть прервет запущенный ход проклятия. Так оно завершится навсегда».

Смерть? Что ж… Кажется, я нашел то, что нужно. Как говорила ведьма? «Я тебе не раз уже повторила: его не спасти. Лишь убить». Проклятие необходимо прервать. Кто знает, на ком оно еще отразится? А в живых осталось двое. Моя жизнь уже смысла не имела, а существо, в которое оборотился Эдвард, перестало считаться моим братом. Мне нечего было терять. Оставался шанс спасти тех, кто еще жив. Я обязан исполнить клятву, данную матери: отдать жизнь не просто так, я задорого. Замкнув на себе проклятие и прервав линию.

Решив, что могут обнаружиться ещё какие-то сведения – ведь мать говорила о записях, оставленных еще до захвата замка, - я продолжил перекладывать старые шуршащие свитки. Часть из них находилась в плачевном состоянии, но часть прочитать было возможно. Какие-то расписки, переписи имущества, разные бумаги - все, кроме того, что мне интересно.

И лишь когда я окончательно отчаялся и решил бросить бесполезное занятие, на дне самого большого сундука я нащупал плотный кожаный футляр. Осторожно приоткрыв его, увидел внутри желтоватый лист, исписанный мелким витиеватым почерком. Мать всегда настаивала, чтобы мы с братьями знали и французский, на котором говорила аристократия, и английский языки. Так что прочесть документ в сохранившейся части не составило труда.

«Помните, дочери рода, и никогда не забывайте о том, что ниже изложено. Великая сила это знание, но и великая слабость. Лишь у последней черты вы можете прибегнуть к древней тайне, перед лицом гибели рода от руки человеческой. Я изложу здесь всё, что слышала от своей матери, а та от своей и так много-много поколений. Ибо пребываю я в страхе утраты тайны, что для потомков будет несчастьем великим.

В стародавние времена в мире была магия разлита повсюду. Земля, леса и реки, горы и болота, живые существа пропитались ею. Людей было куда меньше, чем теперь, магии – намного, неизмеримо больше. И жили среди людей обладательницы особой силы. Женщины, на которых держался мир. В немногих семьях теперь сохранилось прежнее могущество и знание, наш род – такой. Но если прежде было это достоянием всего рода, то теперь лишь единственной избранной женщине в каждом поколении покоряется магия, слишком мало её стало в мире. Остальные будут довольствоваться крохами.

Велика была мощь нашего рода, но никогда и не мыслил никто о власти в людском мире. Другими были мысли, другими и устремления. Среди жестоких и сильных мужчин мы пользовались магией лишь для одной цели – защититься. Редко кто использовал колдовство во зло, лишь месть иногда овладевала сердцами, справедливая и беспощадная, и тогда не могло возникнуть перед нею никакой преграды.

Разные существа были нам подвластны, иных нет уж в этом мире давным-давно, другие научились прятаться и теперь не подчинены нашей воле, сила ушла за века, нет в ней боле былого могущества.

Когда-то могли мы призвать союзников из самого Ада и заставить служить нам. Среди прочих существ служили и демоны ночи. Были времена, когда только колдовство позволяло тем демонам рождаться и существовать: то были души, вызванные вновь из глубин ада на свет, согласные на всё, лишь бы вновь ощутить плоть и кровь, боль и любовь. Вселяясь в тело человека, делали его бессмертным и почти неуязвимым, сильным, ловким и быстрым. Платой служила проклятая невинная душа, для которой спасения уж не было.

Нечасто к их помощи прибегали, трудно обуздать было демонов тех. Сил требовалось немало, и несоразмерно велика была исходившая от них опасность. И повелось: вызвавшая дух демона ведьма в ответе за него. А если умрет, то ответственность ляжет на её потомков, пока живет демон в этом мире, питаясь плотью человеческой, души губя. Этот закон непреложен, его невозможно нарушить.

С давних пор были известны и способы борьбы, и способы обретения над демонами власти: серебро – благородный металл; святая вода, отмоленная чистыми душами; распятие, жертву символизирующее; солнечный свет – источник жизни, чеснок, вербена, чернобыльник и деревянные колья.

Демоны были умны, и в этом таилась опасность. Они научились передавать силу и продлевать свой род. И если те, кто был призван из тьмы, продолжали служить преданно и верно, то их отпрыски, созданные без колдовства ведьм, оказывались неподвластны чарам. Их физическая сила зависела от времени существования, с годами, прожитыми в мире людей, росла и их неуязвимость. Дерево боле не было помощником, травы потеряли прежнюю силу.

Демонов расплодилось много, куда больше сильных женщин нашего племени. Дурная слава о них стремительно распространялась по свету. Легко им было умножать своё число: бессмертием прельщались, не думая о проклятой душе, люди падки на обещание силы, власти и вечной молодости. Тогда заговорили об армиях демонов ночи. Кто попадался на их пути, жизнь и душу теряли.

Тогда собрался Совет Силы, который решил уничтожить опасное племя и никогда больше не обращаться к нему за союзничеством. Соединив всю свою мощь и призвав опыт и знания, веками накопленные, они вложили её в металл, сошедший с неба. Лучшие кузнецы выковали оружие, мечи невиданные. Тем мечам неважно, был ли то дух, призванный ведьмами, или один из несчастных, соблазненный вступить в адово племя.

Охота велась много лет и увенчалась великой удачей. Последний из демонов ночи был повержен, и двери, связывающие миры, накрепко запечатаны сильнейшими чарами. Навсегда, навечно. Остался лишь склеп в святом месте, где, как напоминание об опасной небрежности, покоятся останки последнего демона, уничтоженного мечом из небесного металла. Пройдут века, и даже эту память сотрут сошедшие с вершин каменные реки, навсегда прервав путь к опасному знанию.

Демоны ночи с тех пор стали легендой, которую никто не должен боле пробуждать. Лишь под угрозой гибели рода может ведьма решиться и изъять меч из груди, тогда даст демон силу невиданную легионам своим, да сокрушат они род человеческий в наказание за то, что обиду люди ведьме нанесли кровавую.

Но ежели удастся кому из рода выжить, то за последствия ответ держать придется той, кто меч тронул. И ее потомкам до колена последнего. С помощью меча заколдованного, коли хватит сил в руках оружие удержать, сможет она уничтожить зло великое и изгнать обратно в Ад. Спадет тогда проклятие и освободит от тяжкого бремени.

Трижды подумайте, сестры, прежде чем тайне этой вновь дарить жизнь. Мало кому под силу обуздать пробужденного демона, но ежели ступили на этот путь, спешите, пока демон ночи слаб и один.

Помните об этом и никогда не забывайте».

Далее шла вязь строк на незнакомом языке, но прочитанного мне было достаточно. Интересно, чьи глаза, кроме моих, видели эти строки? Матери? Наверное. Эдварда? Точно нет.

Про демонов ночи нам с братьями рассказывал отец Гийом. Страшными были те создания, не было на них управы, кроме серебра да распятия.

В голове постепенно сложилась картина событий. Ещё неполная, с белыми пятнами, но уже начавшая обретать шаткую логику. Похоже, наш род настигло старое проклятие, настигло через Эдварда, который по глупости или по незнанию выпустил великие силы, что были запечатаны давно и накрепко.

Необходимо еще раз найти ведьму. Я должен расспросить её подробнее. Она что-то знала о тех, кто загнал демонов в ловушку. И могла подсказать, как исправить содеянное братом. Или проклятие семьи станет проклятием многих людей.

Но прежде чем искать ведьму, следовало позаботиться о живых и усопших.

Я вернулся в капеллу и миновал алтарь, даже не дернувшись. Раз Богу нет до меня никакого дела… то и мне дела до него нет. Не будем беспокоить высшие силы по таким пустякам, как семейное проклятие.



Весь день я был занят: следовало с одними поговорить, других успокоить. То там, то тут требовалось моё внимание и участие. В замке осталось не так много людей, разбежались - кто от болезни, кто от слухов о страшном демоне. Не ушли только самые преданные и верные, да те, кому бежать некуда.

Я сознательно не давал себе и минуты отдыха: пока был занят, боль сидела в дальнем углу и лишь иногда о себе напоминала. Стоило же расслабиться, и она выбиралась наружу, захлестывала, терзала сердце и душу, мешая дышать, думать, действовать.

Уже опустилась темнота, когда я, наконец, закончил с делами и вышел во двор замка. Небо очистилось, с моря тянуло свежестью, в вышине зажглись яркие звезды. Вокруг было тихо, лишь где-то вдалеке переговаривались птицы.

Поутру, с первыми лучами солнца я запланировал поездку к болотам. И сейчас следовало отправляться спать, телу нужно отдохнуть перед дорогой. Я провел на ногах более двух суток, и это не могло пройти просто так.

Но перед сном я собрался сделать еще одно важное дело: навестить Изабеллу. Девочка осталась совсем одна – старая няня, которая за ней преданно ухаживала, не избежала страшной участи. Болезнь настигла и её. У кровати больной осталась лишь помогавшая няне монашка, да иногда поднимался Роберт. Именно на него я и наткнулся, пересекая двор. В его глазах мне привиделся проблеск надежды.

- Роберт? – спросил я, уловил робость в своём же голосе. Не хотелось услышать очередную страшную весть.

- Мой господин, ей лучше! – улыбка на его лице стала заметнее. – Она поела, выпила отвар. Зря мы сомневались в милости Божьей! Спит, дыхание спокойное, кашель унялся.

Обрадованный первыми добрыми вестями за день, я опрометью бросился в башню. Хотелось своими глазами убедиться, что в непроглядной тьме горя возник луч радости.