POV Эдвард

Тьма окружала снаружи, впиталась изнутри. Ночь была непроглядной из-за грозы, бушевавшей над гнущимся от ветра лесом. Чернота в сердце ощущалась как нечто чужеродное, запустившее острые когти в грудную клетку.

Это не был я. Здесь, возле замшелого дерева на пропитанном водой мху сидел некто иной, совершенно мне незнакомый. Он родился недавно, заняв мое тело как свой дом, оставив для меня прошлого лишь незначительный уголок сознания.

Предыдущая жизнь казалась сном, почти забытым после того, как проснулся.

Новая жизнь была пустой, не заполненной событиями или поступками, которые успел совершить. Я не знал, как оказался в лесу и что собираюсь делать дальше, не помнил имени…

Эдвард. Меня зовут Эдвард Хейл… кажется. В памяти вспыхнула картина цветущего луга, черногривого коня… и девушки с густыми каштановыми волосами, искусно заплетенными вокруг головы и спускающимися по плечам косами.

Изабелла…

~~~

Небольшое, но процветающее поселение Эшфорд располагалось милях в пятнадцати от Хейл-Хилл, и я бывал там постоянно. Замок барона Суона стоял на излучине реки, защищенный с трех сторон глубокими естественными водами, с четвертой – рвом, через который перекинут подвесной мост. Наши семьи поддерживали дружеские и союзнические отношения уже немало лет, и я подолгу гостил в Эшфорде, что позволило мне часто видеть Изабеллу – дочь владельца замка.

Она была младше меня на три года и в мои четырнадцать казалась мне совсем девчонкой. Несмотря на благородное происхождение, обязывающее, в отличие крестьянских ребятишек, соблюдать приличия, маленькая Изабелла любила отбросить навязанные правила и сбежать из замка, из-под неусыпного надзора няни и слуг. Ее неисчерпаемая склонность к приключениям и меня вдохновляла забыть об обязанностях. Мы часами пропадали на обширных полях барона Суона, в лесах, росших в окрестностях его замка, объезжали строптивых молоденьких лошадей и прыгали с высокого утеса в реку. И никакие усилия баронессы и нянек не могли призвать нас к порядку. Стоило Изабелле предложить новую авантюру – я безоглядно шел за ней. Мы были всего лишь детьми и нам обоим нравились совместные забавы.

А потом все переменилось. На несколько лет я уехал – мне предстоял период службы оруженосцем у одного из дальних родственников. Обучение военному делу, верховой езде, соколиной охоте, другим необходимым премудростям и венец всего - посвящение в рыцари. Взросление.

Когда вернулся, вместо худющей, любившей приключения девчонки я нашел изящную девушку с женственно округлившимися формами, чья красота за это время расцвела, как распускаются поутру нежные лепестки чайной розы. Отцы будто заново знакомили нас, пораженно застывших в дверях друг напротив друга.

- Значит, наша договоренность в силе, - произнес барон Суон весьма довольным голосом, беря под руку моего отца.

Я словно слышал их мысли: барон мечтал видеть меня мужем дочери, еще когда я бегал маленьким мальчишкой, потому что своих сыновей ему Бог так и не дал. И теперь его чаяния почти осуществились - он уже представлял меня в роли наследника. Нетрудно было догадаться, что о свадьбе договорятся в кратчайшие сроки.

А я все еще стоял, словно воды в рот набрав. Девушка же от моего взгляда залилась прекрасным невинным румянцем, опустив глаза.

Изабелла с достоинством поклонилась, приветствуя меня. Сделала два плавных шага вперед и вдруг, споткнувшись о ножку стула, чуть не упала, тут же растеряв все свое напускное изящество и превратившись в привычную, до боли знакомую неуклюжую девчонку, с которой мы бегали по холмам.

- Ничего не изменилось, - пробормотала она, зардевшись сильнее, а я был благодарен Богу за то, что он оставил ее именно такой. Мое сердце уже трепетало, впуская теплое, ранее неизведанное чувство.

Туманные воспоминания совершенно не совпадали с новым видением мира. Я взглянул на ладони - потоки воды, непрерывно падающие с грохочущих небес, смыли бурую грязь, которая тут же впиталась в рыхлый мох. Запах грозы смешивался с ароматами лесных зверей, мха, сырости и грибов... и сладким теплым нечто, которое согревало грудную клетку изнутри, приглушая боль от вцепившихся в сердце когтей.

Кто я? Кем стал? От кого скрылся здесь, в глубине болота? Почему продолжаю сидеть, не стремясь вернуться домой? Ведь где находится дом, я знал. Несколько часов назад бежал оттуда в промозглую ночь. Что-то сильно меня напугало, раз я решил, что лес станет лучшим укрытием, чем надежные каменные стены родного замка.

Мор. Может ли быть, что я бежал от него?

Последний приезд в Эшфорд стал потрясением. Двигаясь по размокшим от зачастивших августовских дождей улочкам, вместо оживленных улыбок местных жителей и приезжих торговцев я встречал мрачные, полные тревоги и страха взгляды редких прохожих.

На одном из перекрестков я заметил несколько небрежно сваленных мертвых тел.

- Что здесь случилось? – спросил я у усталого монаха, читавшего над умершими молитвы.
- Их поразила кара Господня за многочисленные прегрешения, - перекрестился он. – Мор. Говорят, пришел из Ирландии – сначала в Лондон, теперь и до наших краев добрался. Держитесь подальше от больных, рыцарь, эта напасть очень заразна. От чумы, голода и войны спаси нас, Господи!

Я пришпорил коня, поскорее покидая проклятое место и спеша в замок барона Суона. Страх сковал сердце. Хотя замок находился в стороне от деревни, в уединенном месте, окруженном широкими плодородными полями, мор мог добраться и туда.

Предчувствие не обмануло – на подъемном мосту я увидел два трупа, брошенные в телеге. Дальнейшее напоминало кошмарный сон. Плач, крики, надрывный кашель и смерть…

Болезнь пришла пару недель назад и сразу начала собирать смертельную жатву. Мать Изабеллы заболела одной из первых, баронесса никогда не обладала хорошим здоровьем. Дочь старательно ухаживала за ней, подносила воду, меняла простыни и взмокшую от сильного жара сорочку. Но усилия не приводили к видимому улучшению: женщине становилось хуже.

Барон Суон отсутствовал – как и мой отец, он воевал с королем Ричардом в Святых землях и, конечно же, ничего не знал о постигшей семью трагедии.

Я тоже мог уехать, спасаясь от страшной болезни. Никто не осудил бы меня за такой поступок. Но вместо этого я остался в замке и взял ответственность за обитателей на себя, будто уже стал здесь хозяином. Помогал Изабелле ухаживать за больными, насколько это было в моих силах, поддерживал порядок, следил, чтобы умерших вовремя выносили к полю, откуда их вскоре забирали и сжигали за пределами города в надежде остановить мор.

Жар у баронессы не спадал ни днем, ни ночью, она находилась в непрерывном бреду. Уже не ела и не пила и в один из дней, закашлявшись, окропила простынь кровью. Тогда стало ясно, что смерть подобралась близко. К тому времени две трети обитателей покинули замок в попытке спастись от заразы. Если бы не мое присутствие, здесь начался бы хаос. И после смерти хозяйки, в отсутствие мужа, печальная судьба ждала Изабеллу: даже избежав болезни, она могла пострадать от налетчиков, наживавшихся на чужом горе. Таковых, не боящихся ни Бога, ни Дьявола, немало бродило в окрестностях, поджидая, когда каменные твердыни опустеют и их можно будет легко разграбить или захватить. Из защитников небольшого замка осталось всего с десяток рыцарей. И я.

На рассвете одного дня запыхавшийся слуга принес известие о том, что баронесса немедленно желает меня видеть. Она лежала на подушках бледная, исхудавшая и ослабленная, но ее измученный взгляд впервые за последнюю неделю прояснился.

- Милорд, я давно считаю тебя сыном, поэтому позволь мне так тебя и называть, - обратилась она ко мне, протягивая руку. Я кивнул и встал на одно колено, наклонив голову и тем самым показывая, что готов служить и выполнить любую просьбу умирающей женщины.

Изабелла тихо плакала возле входа, ближе мать запретила ее подпускать. Мне тоже показала знаком, чтобы я не наклонялся слишком низко, не позволила тронуть ее руку.

- Спасибо, что позаботился о моей дочери и людях, пока я не в состоянии, - поблагодарила она и прервала, когда я собрался уверить, что всего лишь выполняю свой долг. – Но теперь я хочу, чтобы вы покинули замок. Бросьте все и спасайтесь, пока болезнь не настигла и вас.
- Нет, матушка, - возмутилась Изабелла сквозь всхлипы.
- Но мы еще не женаты, - напомнил я баронессе. Та выдавила мучительную улыбку, нежно, по-матерински погладила меня по голове.
- Поженитесь позже. Я не сомневаюсь в твоем благородстве, Эдвард. Знаю – ты сделаешь все, чтобы защитить Изабеллу, и станешь ей хорошим мужем. Все слышали? – требовательно спросила она у немногих оставшихся рядом вассалов и слуг, чтобы у них не возникло и сомнения, что я исполняю ее волю, а не силой увожу дочь хозяина из родных стен. – Потом, когда болезнь отступит, вернетесь, и когда-нибудь все в этом замке станет твоим. Того хотел и мой муж. Даже если сейчас его нет здесь, он сказал бы то же самое: бегите. Спаси Изабеллу, мой мальчик. Любой ценой. Обещай мне это.
- Да, миледи, - подчинился я, поднимаясь, и с тоской взглянул на умирающую баронессу. Даже в постели, больная и беспомощная, одной ногой будучи на том свете, она производила впечатление сильной духом.

Словно опровергая мои мысли, женщина изогнулась на кровати, заходясь страшным кашлем и отхаркиваясь кровью. Я сделал два шага назад, повинуясь ее жесту оставаться на расстоянии. С ужасом и гневом я смотрел, как ее безжалостно и неумолимо забирает смерть. После нескольких минут клокочущих хрипов баронесса расслабилась на кровати, и ее грудная клетка перестала подниматься.

- Нет! – закричала Изабелла, тщетно вырываясь из захвата крепких рук слуг. Безутешно плачущую, я увел ее из покоев матери, приказав собрать вещи как можно скорее.

~~~

Гроза утихала, постепенно смещаясь на запад. Сплошной поток, низвергавшийся с небес несколько часов, превратился в обычный дождь, видимость увеличилась, мешали только струйки тумана, поднимающиеся с покрытой мхом земли. Капли дождя казались теплыми, как и вода, в которую я был погружен почти по пояс. Я не замерз, несмотря на то, что до нитки промок. Быть может, я болен, и потому не ощущаю дрожи? Но я не чувствовал себя больным…

Я вообще мало что чувствовал, кроме неведомого оцепенения. Тело принадлежало мне только наполовину, в нем поселился кто-то другой. Разум прояснялся медленно, как будто я выплывал из кошмара, в котором пробыл слишком долго.

Воспоминания о похоронах, о болезни, захватившей окрестности, через которые мы с Изабеллой проезжали, казались сном, а не событиями, в которых я непосредственно участвовал. Смутно я мог припомнить, как привез Изабеллу в свой замок, и как испуганная мать приказала поселить ее отдельно от остальных, чтобы зараза не распространялась.

~~~

Уверения в том, что Изабелла здорова, не помогали. К ней привели монахиню, чтобы та зачитала оберегающие молитвы и подтвердила отсутствие признаков болезни. Люди боялись, моя семья не была исключением.

Брат был недоволен моим поведением, опасался за жизнь родных, но разве он поступил бы иначе, окажись на моем месте? Весьма раздражала его привычка всех опекать, отношение, будто никто, кроме него, жизни не знает. Я давно перестал быть сосунком, каковым он до сих пор меня воспринимал и соответственно относился – как к несмышленышу, никогда не державшему в руках меч и не способному на зрелые решения и поступки. Но я уже давно стал взрослым и самостоятельным, прошел весь путь оруженосца, посвящение в рыцари. Баронесса Суон доверила мне Изабеллу, и я был полон стремления любить и защищать жену.

В деревне Кейпел-ле-Ферн, в чьих окрестностях стоял замок Хейл-Хилл, тем временем, начали распространяться слухи о пришедшем моровом поветрии. Кто привез болезнь в наше уединенное и удаленное поселение на берегу моря, уже не имело значения. Скорее всего, беглецы из Эшфорда стали виновниками, не столь уж большим было расстояние.

Настигла печальная участь и мою невесту: Изабелла заболела, примерно в то же время, как местные сплетницы разнесли известие о первых зараженных в деревне, появившихся на рыночной площади, месте частого скопления людей.

Признаки проявились внезапно. Еще накануне Изабелла была бодра и полна сил, а утром не смогла встать с постели из-за поднявшегося жара. Это известие Роберт принес мне тайком, тщательно скрывая от остальных обитателей замка, чтобы не посеять панику, и в тот же миг я, невзирая на предупреждения и правила, бросился в покои невесты. Ничто не смогло бы удержать меня, я знал, что больных сторонятся, и значит, об Изабелле не будут заботиться должным образом. Но не я. После Эшфорда я приобрел немалый опыт ухода за больными, так что и здесь готов был лично проследить, чтобы девушка не осталась без воды, еды, чистого белья и поддержки.

Я застал ее несчастной и бледной, виновато наблюдающей за поднятой ее состоянием суетой. Две приставленных к Изабелле служанки из числа приближенных моей матери стремились быстрее уйти из помещения, принеся воду и еду. И лишь старая няня, которую мы привезли из замка Суон, безбоязненно ухаживала за подопечной, уговаривая ее пить как можно больше: по ее мнению, это помогало снять жар.

Мое потрясение от болезни возлюбленной сменилось всепоглощающим ужасом. Я бросился к ее постели, моля Господа пощадить невинную девушку и позволить ей выжить.

- Не прикасайся, уходи, - молила она, отталкивая мое лицо и руки, но я не слушался, сжимая маленькую хрупкую ладонь, влажную и горячую.

- Мой лорд, не все заболевшие умирают, - проговорила няня, заботливо обтирая лоб любимицы влажной тряпицей. – У Изабеллы есть шанс, она молода и полна сил. Бог поможет нам. Молитесь.

И я молился без устали и сна. Днем помогал ухаживать за Изабеллой, чье состояние неуклонно ухудшалось, а ночью отправлялся в храм и бесконечно заклинал Бога обратить взор на мою беду. Я действительно готов был на всё, лишь бы спасти невесту.

В то время как я проводил часы на коленях в храме, усердно вознося хвалы Господу и прося о милости, Джаспер, предпочитая реальные действия, отдавал все своё время семейным заботам. Не раз я слышал от него фразу, что мольбы бесполезны и помогут только наши собственные усилия. Может, он и был прав. Брат всегда отличался здравомыслием и практичностью. Считал, лучше направить силы на защиту замка от распространяющегося мора, чем просить Бога о сохранении бренных тел, когда тот отвечает только за души. Молитва для него оставалась последним, к чему он обращался в случае бедствия.

Через неделю после того, как Изабеллу подкосила болезнь, я по наущению няни отправился в деревню к знахарке, про которую часто говорили, что она многих больных на ноги поставила. Я надеялся, что её знания и опыт помогут. Монашка из фолкстонского монастыря днем и ночью читала молитвы над мечущейся в бреду Изабеллой, но я не видел, чтобы от них был какой-то толк, так может познания деревенской травницы принесут больше пользы.

С тех пор как я последний раз был здесь, деревня изменилась – почти каждый дом постигло горе. Счастливые выражения на лицах больше не встречались, семьи оплакивали потерю близких, пребывая в страхе перед болезнью. Кто мог, тот покидал наши края, стремясь на западное побережье или на север, за Дувр, куда мор, по слухам, еще не добрался. Но я был уверен, что вскоре он вспыхнет и там.

Я нашел знахарку в лачуге, на которую мне указали в деревне. Это была наспех сколоченная коробка, укрытая от ветра и дождя шкурами. Повсюду на стенах, двери и натянутых веревках висели пучки непонятных растений, сухих и свежесобранных, некоторые пахли приятно, другие мерзко, как обыкновенное сено или даже хуже.

- Чего тебе? – Откровенное пренебрежение и даже раздражение в голосе травницы звучало оскорбительно, но я находился не в том положении, чтобы возмущаться. Готов был умолять, если придется.
- Моя невеста… больна.
- Все больны! – махнула она костлявой рукой, поднося к носу глиняный сосуд, из которого выходила струйка неважно пахнущего дыма – знахарка с очевидным наслаждением вдыхала его. – И что, твой Бог отказал, и ты решил обратиться ко мне?

Я вздохнул. Несмотря на вызывающее поведение старухи, она – единственная, на кого мне оставалось надеяться.
- Ей всё хуже и хуже. Бог оставил нас…

Знахарка довольно улыбнулась и поднялась с видавшей виды чурки. Оценивающе оглядела меня с ног до головы, приблизившись вплотную - на меня пахнуло отвратительным снадобьем, которое она курила. Удовлетворившись полным моим смирением, старуха кивнула.
- Сколько дней она больна?
- Семь.
- Поздно ты пришел, - бросила она на меня неприязненный взгляд, попутно обрывая пучки трав и складывая их в маленький мешочек. – Теперь она в руках твоего Господа, которому ты ее сам и отдал. Раньше надо было суетиться. Я не всесильна.

Сердце похолодело вмиг.
- Неужели её никак не спасти? – воскликнул я в ужасе. Несмотря на внутреннее противление богохульным речам колдуньи, сейчас я готов был хвататься за любую соломинку ради жизни невесты. Пошел бы на что угодно. И осознание этого ужасало.
- Попробуй, - пожала плечами старуха, вручая мне мешочек. – Давай пить горячим и как можно чаще.
- Поможет? – взмолился я, принюхиваясь: ничем особенным из мешочка не пахло, какая-то сладковатая смесь трав.
- Если твой Господь смилуется, все возможно.

Когда я уже оказался у выхода, знахарка бросила вдогонку:
- На что ты готов ради ее спасения, благородный лорд?
- На все, - признал открыто я, вспоминая слова, сказанные матерью Изабеллы перед смертью: «Спаси ее, Эдвард. Любой ценой».
- Если через три дня не наступит улучшения, поищи в болотах ведьму, - проворчала старуха. – Я всего лишь пользуюсь природными дарами, травница я обычная и не обладаю никакой магической силой. Но говорят, болотная ведьма может вылечить все, даже чуму. Я не знаю, что за мор пришел в наши края, но похож он больно на чумной, да и мрут от него так же часто.
- Как мне найти ее? – Спина покрылась холодным потом, когда я вспомнил легенды, ходившие вокруг проклятых мест. Многие сгинули там, ушли и не вернулись. Страшные истории, которые разносила молва, навсегда покрыли болота дурной славой. В здравом уме никто не отправился бы туда. Даже деревня, построенная на каменистом мысе среди болот, давно обезлюдела, а дорога, ведущая вдоль побережья, заросла камышом и осокой.
- Знак там стоит – увидишь его, люди поставили. Никуда не сворачивай, пока твой Бог не укажет тебе поворот, иначе утонешь. Но и тогда будь осторожен. Иди на крик совы.

Больше она не сказала ни слова. Поблагодарив знахарку и оставив ей серебряную монету, я ушел.

Казалось, Изабелле стало лучше. После отвара из трав метания и бред сменились тихим сном. Очнувшись, девушка даже поела, чем вселила в мое отчаявшееся сердце надежду. Я наотрез отказывался покинуть покои невесты, не страшась ни мора, ни молвы, даже предложил обвенчаться прямо здесь и как можно скорее, не дожидаясь торжественной обстановки. Но Изабелла была слишком слаба, чтобы выдержать даже короткую церемонию. Поэтому мы решили выждать несколько дней, когда девушка сможет подняться с постели.

Няня ее, старая добрая Матильда, постоянно гнала меня прочь, негодуя на нарушение традиций – нельзя мужчине находиться в спальне молодой девицы. Брат тоже сердился, уговаривал не рисковать здоровьем своим и других обитателей замка. Но кто еще, кроме меня, отнесся бы к Изабелле с должной заботой? Даже самые преданные слуги из числа посвященных в тайну настолько трепетали перед болезнью, что отказывались входить и оставляли еду прямо на полу перед входом. Матильда не могла одна делать все, и так на нее свалилось слишком много. Я был единственной надеждой на спасение – следил, чтобы еду и питье подавали вовремя и наилучшего качества, воду, которой няня обтирала тело Изабеллы, подогревали на огне, а не приносили ледяной. Требовал частой смены постельного белья, быстро приходившего в негодность. Если бы не я, состояние девушки ухудшалось бы намного быстрее, я слышал, в некоторых домах смерть забирала больных за считанные дни. А Изабелле, благодаря внимательному уходу, становилось лучше.

Но спустя два дня надежда померкла. Отвар перестал помогать – жар перемежался ознобом, больную стало рвать, а кашель слишком походил на тот, который был у ее матери перед самой смертью. Я с ужасом наблюдал, появится ли кровь на простынях после надрывных хрипов… а затем понял, что ждать дольше нельзя. Боялся, что время Изабеллы истекает, и счет пошел уже не на дни, а на часы.

Признав бесполезность молитв, и не видя более спасения в травах, я отправился на поиски иного лекарства.

~~~

Теперь я вспомнил. По мере того, как близился рассвет, а бушующая непогода сменялась утренним затишьем и спокойствием, сознание прояснялось. Образ Изабеллы представал ярко и отчетливо, выплывая из тумана остальных картин прошлого.

Однако воспоминания все равно воспринимались чужими, словно жизнь поделилась на две половины – до сегодняшнего дня и после.

Осталось совсем немного событий, которые я мог последовательно выстроить одно за другим. После чего прежняя жизнь заканчивалась, обрываясь внезапно. И это было мое собственное решение – отвернуться от Бога и пойти по другому пути, продав душу Дьяволу. Теперь я знаю, где он обитает…

~~~



Ворон беспокойно дергал ушами, фыркал и вздрагивал, медленно шагая вперед. Ноги коня проваливались в грязь и воду, и это несмотря на то, что мы двигались по тропе, служившей когда-то дорогой к поселению, на которой легко могли разъехаться две груженые телеги. Камни, насыпанные здесь для укрепления поверхности, давно заросли мхом и осокой, местами провалились. Если бы и деревья успели подняться, тропу уже невозможно стало бы отличить от остального леса.

Звуки болота были поистине пугающими. В отличие от лесов, окружавших наш замок, где умиротворяющий шум листвы смешивался с благородным пением птиц и мягким жужжанием мелких букашек, в болоте царила глухая тишина, изредка взрывающаяся резкими звуками. То кукушка в отдалении едва слышно подавала голос, разбавляя туманное безмолвие. То ухал филин, наводя тоску. То вдруг совсем близко раздавался чей-то хохот, пугая коня, тут же возмущенно замирающего и отказывающегося ступать дальше. Наклонившись к покрытой каплями влаги морде, я успокаивал Ворона легкими похлопываниями.

Самым страшным звуком был крик, похожий на плач женщины или ребенка. Он раздавался впереди с отчетливой периодичностью, сначала далеко, но по мере приближения звуча громче. Я положил руку на рукоять меча, готовясь к схватке, если встречусь в этих диких местах с разбойниками, издевающимися над жертвой.

Впереди показался иссохший ствол старого мертвого дерева, с его искривленных безлистных ветвей, раскинувшихся в стороны будто руки неведомого болотного чудовища, свисали плети чахлого болотного плюща, покачивающиеся вместе с шелестом ветра. Привязанный к стволу и врытый глубоко в землю, рядом возвышался грубо вырубленный деревянный крест.

Душераздирающий крик раздался прямо перед носом, заставив вздрогнуть и меня, и коня, недовольно отпрянувшего назад. Казалось, женщина здесь, но я ее не вижу.

Пришлось пришпорить испуганное животное, чтобы подобраться ближе. А затем, когда крик раздался снова - надрывный и печальный, полный мольбы, - я, наконец, смог разглядеть обладательницу столь впечатляющего голоса. На одной из ветвей притулилась к сырому стволу маленькая сова, изредка поворачивая голову и моргая. Она снова закричала… и я поразился тому, как похож ее вопль на человеческий крик боли.

Ролик можно использовать как саундтрек к этому эпизоду главы.

Это было то самое место, о котором говорила травница, вне всяких сомнений. Крест был знаком, поставленным в память о тех, кого забрала смерть. Это предупреждение. Здесь стоило повернуть назад, если не хочешь сгинуть в проклятых местах. Но я, преодолевая страх, перекрестившись и произнеся про себя короткую молитву, повернул коня в сторону – сознательно сошел с тропы, ступив в опасную трясину. Лишь мысли об Изабелле, мечущейся в бреду на грани между жизнью и смертью, помогали набраться храбрости и решимости.

Ворон всегда был послушен моей воле, но сейчас упрямился. Каждый шаг давался ему с трудом, всем телом я ощущал дрожь животного. Несмотря на почти чистое небо, солнечный свет не проникал сквозь переплетенные кроны деревьев, а впереди и позади смыкался туман, в котором мы двигались вслепую. Я мог разглядеть дорогу не более чем на несколько шагов вперед – дальше все терялось в густой молочной пелене.

Будто желая оказать помощь, сова пролетела мимо и закричала, указывая дорогу. Я дернул поводья, повинуясь зову, хотя волосы на голове шевелились от страха и понимания того, куда и зачем я забрался. Но раз решение уже принято, негоже поворачивать назад на середине пути. В замке меня ждала лишь смерть, а впереди – надежда.

Через пару часов стало ясно, что я заблудился. Не знал, куда двигаюсь, возникало опасение, что давно уже кругами хожу по одному и тому же месту. Сова покинула меня, не подавая знаков в течение долгого времени. Солнце садилось, я ощущал это по сгущающемуся сумраку и холодеющим лапам густого тумана. И все закончилось тем, что конь провалился по круп, придавив меня собой. Если бы не мягкая жижа, в которую я погрузился, моя нога была бы тотчас переломана.

Чертыхаясь, я дергал Ворона за поводья, принуждая подняться и вытащить меня, но, похоже, мой вес лишь усугублял положение животного, мы оба увязали все сильней, и конь почти перестал сопротивляться. Только ржал да мотал черногривой головой, окатывая меня брызгами. Следовало отругать себя, что сразу не отпустил Ворона домой и не отправился через болото пешим ходом. Напрасно завел благородное животное так далеко в трясину, оно не должно страдать из-за моей непредусмотрительности. Теперь же наше положение выглядело более чем удручающе…

Ужас медленно разрастался внутри: что если болотная ведьма – выдумка, а я просто один из тех несчастливцев, которым предначертано утонуть, заблудившись в непроходимой глуши? Хватаясь за мох и хрипя от страха, я пытался выдернуть ногу, но она намертво застряла в стремени, медленно теряя чувствительность.

- Вперед, пошел, - понукал я Ворона приложить усилие, но его рывки были тщетны.

Тогда я вытащил кинжал и сделал единственное, что могло помочь: перерезал ремни седла, освобождая коня от своего веса.

Животное, ощутив свободу, сделало отчаянный рывок, выбираясь на более высокое место. Дрожа на ослабевших ногах, Ворон приседал, мечась между стволов – испуганный и переутомленный.

- Сюда, - звал его я в надежде ухватиться за поводья и спастись из трясины. Без веса животного я мог сделать это сам, если бы усталость и ледяная вода не сковали мышцы.

Но будто Бог и вправду отвернулся от меня, завыли в отдалении волки. И Ворон, сорвавшись с места, ускакал прочь, впервые в жизни бросив меня одного.

Я застонал от злости на себя и обстоятельства. Пальцы онемели, но я изо всех сил цеплялся за мох, чтобы не погрузиться с головой и не попрощаться с жизнью. Сначала дрожал, замерзнув, но через какое-то время перестал, впав в сонное оцепенение.

Странные звуки мерещились со всех сторон, движущиеся тени – это болотные мороки обступали в ожидании моей смерти, чтобы забрать душу. Но даже страх исчез, уступив место хладному полузабытью и бессилию. Тьма сгущалась. Туман полз мимо, шевелясь. Хлюпала вода под чьими-то широкими копытами. Хрюкал кабан, да мелкими шажочками спешили за ним поросята

Если б не свет, замелькавший среди силуэтов стволов, едва различимых в туманном молоке, я бы заснул и уже, вернее всего, не пробудился. Но отблеск – настоящим он был или воображаемым – заставил напрячь глаза. Не чувствуя рук, закоченевшими пальцами я схватил тугую осоку, накрутив вокруг запястья, и стал тянуться к ней. Трава рвалась, но я пробовал снова. Слабые поначалу движения разогнали остывшую кровь, вернули силы. Стоял конец августа, еще не настолько холодными были ночи, чтобы так бездарно замерзнуть в трясине.

- Хэ-эй! – заорал я хрипло, призывая на помощь странные огни, которые видел между деревьями в отдалении. Кто бы это ни был, если он разумен, то в беде не бросит. – Помогите, ради Бога!

Я избавился от ремня, а вместе с ним и от тяжелого меча, тянущего на дно. Сбросил с плеч намокший толстый плащ, отстегнув фибулу, скрепляющую ткань под горлом. Из последних сил перекатился на мягкий мох, чувствуя под собой, наконец, более твердое место. В тело, освободившееся от ледяной воды, впились колючки боли, затрудняя движения. Но мысли об Изабелле заставляли ползти вперед, пока я жив и на что-то годен.

- А ну стой! – голос был резким, в лицо полыхнул огонь, опалив брови и волосы. Я отпрянул. – Отправляйся туда, откуда вылез!

Я поднял глаза. Сквозь пламя факела, которым меня явно пугали, как животное пытаясь загнать обратно в яму, я с трудом мог различить лицо, скрытое капюшоном.

- Назад! – Голос был женский.
- Я ведьму ищу, - пробормотал я, рукой укрывая лицо от огня, которым немилосердно тыкали. – Помощь ее нужна.
- Нет тут никакой ведьмы, глупый оборванец. Уходи прочь.

Кто еще, как не сама ведьма, могла подкрасться ко мне на болотах? На морок она не походила: слишком ощутимым был жар огня. Значит, я все-таки добрался до места.

- Постой, постой, я не причиню тебе вреда. – Я поспешил уверить нападавшую в своих добрых намерениях прежде, чем она спалит меня. Отмахнулся от факела, хоть и обжег пальцы. – Мор пришёл в поселения. Говорят, ты можешь помочь. Я из Хейл-Хилл, меня послала к тебе травница с рынка. Моя невеста умирает…

Факел отдалился в сторону, вместо него надо мной склонилось искаженное гримасой злобы лицо.
- Кто ты? Рыцарь, оруженосец или прислужник?
- Эдвард Хейл, сын графа Хейла. – Я, наконец, смог подняться на ноги. Мокрая одежда неприятно облегала тело, вызывая дрожь.

Женщина сощурила глаза, а я смог рассмотреть ее. Пышные рыжеватые волосы волнообразно спускались по плечам, а лицо оказалось совсем юным. Я ожидал увидеть костлявую старуху, такую же, как травница, а встретил совсем девчонку, к тому же недурную собой. Может, молва ошибается, и здесь, в проклятом лесу, живут обычные люди?

- Пойдем со мной, - вдруг согласилась девушка, спиной отодвигаясь от меня на несколько шагов, тем самым увеличивая расстояние между нами. Даже интонация ее голоса изменилась, став почти приветливой. – Нож есть? Тут оставь.

Я отбросил кинжал, соглашаясь с условиями – даже ведьма, какой бы силой ни обладала, не смогла бы справиться с вооруженным мужчиной, реши он напасть. Ее опасение было вполне понятно.

По пути я поведал ей о горе, постигшем мою семью, захватившем наши края и унесшим десятки жизней.

- Сам-то ты здоров? – Вопросы она задавала резко, как не подобает беззащитной девушке. Одиночество закалило ее характер, сила и уверенность ощущались в голосе, воле, движениях.
- Да. - И решил быть до конца откровенным: - Пока да. Я так думаю.

Мы вышли на твердую землю и некоторое время пробирались сквозь дремучий бурелом. Ветви здесь переплетались между собой, затрудняя продвижение, царапали кожу и цеплялись за одежду.

Вскоре мы вышли к вполне жилому месту: в уютном овраге примостился дом, сложенный из камней, обмазанных вязкой грязью, и укрытый с трех сторон непроходимым лесом. Небольшая лужайка пестрила дикими цветами. Туман здесь рассеивался, я смог в просветах среди еловых ветвей разглядеть осколки неба, в которое уходила тонкая струйка дыма, распространяя по округе аппетитный запах еды.

Словно здесь жила не ведьма, наводящая страх на все окрестные земли, а обычная девушка поселилась в лесу, в уединении, и не было в этом никакого колдовства, одни слухи.

Однако внутреннее убранство хижины быстро развеяло мои сомнения: головы животных и развешанные как у знахарки пучки трав, глиняные сосуды и различные амулеты были повсюду. На груди у девицы тоже висел амулет – крупный красный рубин в дорогой оправе мерцал, будто в камне заточен язычок пламени.

- Садись, - приказала ведьма, указывая мне на чурку, укрытую многими слоями старых шкур. Я подчинился.

Ведьма зачерпнула из котла и подала мне чашу с горячим варевом.
- Пей.

Я недоверчиво принюхался.

- Не бойся, не отравлю, оно просто согреет тебя, - рассмеялась ведьма, откинув капюшон и представ передо мной – очень молодая, невероятно красивая. Волосы чуть вьются, глаза зеленые, в чем мы были похожи. Я, будто завороженный, хлебнул, поразившись глубине вкуса – сбор трав, не такой, какой мы привыкли употреблять в замке, намного вкуснее и приятнее. Дрожь почти сразу оставила тело.
- Молодой граф? – уточнила девушка, доставая поочередно глиняные сосуды – возможно, искала средство от страшной болезни, и в груди моей снова зажглась надежда.
- Младший сын.
- А остальные где? Твои братья и отец - они живы? – Ведьма выбрала шкатулку, бережно прижимая ее к груди. Зеленые глаза вспыхнули дьявольской смесью любопытства и подозрительности. Несмотря на обманчивую миловидность, девушка не была столь уж беззащитна – внезапно меня охватило острое чувство опасности, словно в мыслях колдуньи крутились совсем не добрые намерения, на которые я надеялся.
- Старший брат с главой семейства и королем Ричардом в Святых Землях. Средний – в замке, выполняет обязанности отца, - ограничился я кратким рассказом.
- То есть вас сейчас двое?
- Да, - ответил я, удивляясь её пристальному интересу. – Но отец и Джеффри скоро вернутся. – Хотел бы я на это надеяться.
- Пусть тоже придут ко мне, если будет необходимость, - кивнула тут же девушка, но отчего-то я не смог до конца поверить в искренность ее предложения.
- Они не нуждаются. Так ты поможешь мне? – нетерпеливо попросил, не сводя глаз со шкатулки, в которой, уверен, крылось спасение.
- Пей, - приказала ведьма. – И слушай внимательно. А я буду говорить.

Я делал маленькие глотки, опасаясь, что ведьма хочет одурманить меня. После часов, проведенных в холодной воде, голова кружилась от жара печи и горячего варева, согревающего естество.

- Нет средства от мора, глупец, особенно если болезнь уже набрала силу, - крадучись, девушка с каждым шагом неуловимо оказывалась ближе, и я, словно завороженный, не мог отвести глаз, впитывая каждое слово. – Но есть одно место. Говорят, там заключен великий ужас, но и великое лекарство от любых недугов, даже от смерти. Давно позабытое и опечатанное многими заклятиями, дорога к нему заросла, а вход засыпали камни. Сможешь добыть хранящуюся там тайну бессмертия – спасешь невесту. Других путей я не знаю. Готов ли ты дорого заплатить за это знание?
- Готов, - сглотнул я, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Рука так и тянулась к кресту на шее, с губ хотели сорваться слова молитвы, но я сжал зубы, борясь с собой – не место и не время покаянию. Я лишь надеялся, что обещания ведьмы не обман.
- Я говорю не о деньгах, а о душе. Согласен ли ты рискнуть самым бесценным, что у тебя есть?
- Да.

Что мне терять? Без Изабеллы жизнь лишится смысла…

- Твой Бог осудит выбранный тобою путь, - усмехнулась ведьма. Огонь очага отражался в её глазах, словно я заглянул сквозь раскрытые врата в преисподнюю.
- Господь хочет забрать мою невесту, - прошептал я, и лоб покрылся обжигающей испариной от ужасного, рожденного отчаянием признания. Чем Изабелла заслужила такую смерть? Почему должна умирать молодой, не познав жизни?
- Темные силы способны сделать больше, чем Бог, - губы искусительницы изогнулись в лукавой ухмылке.
- Если не лжешь, и они помогут, я согласен на все.

Ведьма кивнула, удовлетворенная моим ответом. Открыла шкатулку, достала щепотку снадобья и закрыла глаза. Едва слышно забормотала одной ей ведомые заклинанья, медленно повышая голос. От ужаса я перестал дышать, широко раскрытыми глазами следил за ней, руки и ноги одеревенели. А затем колдунья раскрыла ладонь, сдунув мелкую пыль, которую держала. Эта пыль въелась мне в глаза, попала с воздухом в легкие, вызвав кашель и слезы.

- Что это?! – давился я, моментально вскакивая с места и отталкивая ведьму. Боялся повернуться к ней спиной, поэтому держал в поле зрения.
- Это убережет тебя от болезни, глупец, - проворчала девица, захлопывая шкатулку и пряча между сваленными на широком бревне шкурами. – Пойдем, я укажу тебе дорогу.


~~~

Бессмертие. Это слово впечаталось в разум, как единственное, принадлежавшее мне. Я помнил его наиболее отчетливо, словно то, что забрало душу, не смогло стереть главное воспоминание, удержавшее часть моего сознания целостным. Я отвернулся от Бога, но мною двигала жажда спасения. Меня предупредили, что цена за жизнь Изабеллы будет немалой, и я согласился заплатить ее. Некого винить в принятом решении.

Только что же получил взамен? Или это нечто, поселившееся в теле, и есть то самое обещанное бессмертие, которое я взялся принести в свой дом, чтобы оно смогло излечить невесту? Я поднял руки и приложил их к груди, оберегая полученное темное сокровище и одновременно страшась его, потому что оно отняло у меня что-то очень существенное. Я совершил невнятный обмен, о котором даже не получил представления – ни ведьма, ни захоронение не раскрыли полного секрета.

По-прежнему мало что ощущая из прежних доступных чувств, я, тем не менее, испытывал новые, острые и многогранные, но не свои. Странные и чужие.

Свежесть грозы говорила о близости рассвета, а с ним затишья в буре. Гром ушел далеко, дождь превратился в легкую дымку, запели первые утренние птицы. Кукушки перекликались между собой, я слышал шелест их крыльев, рассекающих воздух. Вдалеке видел среди деревьев большой силуэт, приглядевшись, смог различить влажную от сырости шкуру и вздымающиеся бока рогатого зверя. А за ним – покрытый мхом огромный валун с ржавыми подтеками на выступающей скальной породе. Камень напомнил мне о том, что было дальше…

~~~

«Истинно страждущий всегда находит то, что ищет», - дала мне последнее напутствие ведьма, не собираясь сопровождать дальше. Вывела к тропе и показала дорогу к морю, сказала – там найду спасение. Если только потребность в средстве действительно велика.

Дала указание искать недалеко от заброшенной деревни, добавила, что камни укажут нужное место. И велела сразу, как получу драгоценный дар, нести его в замок прямиком к Изабелле, никуда не сворачивая и ни на что не отвлекаясь. Сказала – это важно, чтобы я добрался до Изабеллы прежде, чем встречу кого-либо на пути.

Её загадочные наставления лишь запутали меня. Вот уже несколько часов бродил я по каменистой возвышенности, заросшей высокими соснами, и пинал шишки, не зная, где искать и что именно. Выходил к морю, вдыхая запах соли и глядя с уступа на бушующие у подножия волны. Спускался к основанию скалы почти до болот, путаясь в колючих кустах, покрытых паутиной. Наматывал круги вокруг старого поселения, от которого остались лишь гнилые балки некогда стоявших здесь домов, торчащие вверх и медленно превращающиеся в труху.

Камни были повсюду, большие и маленькие, округлые и острые, замшелые и гладкие, как я отличу те, что нужны мне? Где особенные, о которых упоминала ведьма?

Бросив попытки, я, голодный и измотанный, присел на уступ, жалея, что не встретил никакого ручья: жажда мучила сильнее голода. Одежда давно высохла, но я бы не отказался от сочной куропатки на вертеле, хотя вряд ли сейчас кусок полез бы в горло. Я вытащил фибулу, рассеянно вертя в руках красивую, дорогую сердцу безделушку, спасенную из болота, в котором недавно тонул. Она напомнила мне о доме, прежнем времени, когда отец учил быть храбрым, и радовалась моим успехам мать, улыбались старшие браться – один в ожидании свадьбы, второй – прибавления в семействе. О совсем недавних приятных хлопотах о нашей с Изабеллой церемонии венчания.

Воспоминания об умирающей невесте ни на секунду не покидали моей головы с тех пор, как я уехал из замка, а теперь одолели с яростной силой: как она там? Не стало ли ей хуже? Не совершил ли я ошибки, оставив ее одну? Ухаживает ли за ней кто-то, или все разбежались, спасая свои жизни?

Я сполз на песчаник, прислонившись к уступу усталой спиной. Нет, Джаспер не оставит Изабеллу без защиты, она не будет одна… Мысль о брате вчера раздражала, а сегодня вдруг принесла облегчение. Несмотря на частые споры, мы были очень близки. В нашей семье чтились издревле заведенные традиции, такие как искренняя забота друг о друге. Так нас воспитывали. Джаспер осудил бы меня за принятое решение, но кто знает, как поступил бы сам, окажись на месте Изабеллы Алисия. Тогда бы он понял меня.

Мелкая зверушка пронеслась через кусты, заставив раздробленный песчаник покатиться вниз по склону, несколько раз подпрыгнуть и замереть на плоском камне, у которого будто был снесен верх рукой лесного исполина. Я вздрогнул, вспомнив слова ведьмы: «Камни укажут место». Огляделся и обнаружил еще несколько плоских камней, похожих на ритуальные надгробия, в том числе и тот, к которому прислонился. Если бы не случайность, пропустил бы это место как любое другое. А может и проходил здесь уже не раз за день.

На первый взгляд камни ничего особенного из себя не представляли и уже настолько слились с окружающей дикой природой, что отличить их можно было, только если знать, что искать.

Я вскочил, озираясь. Валуны были расположены полукругом напротив центра. К чашеобразному углублению в середине, если приглядеться, от каменных плит вели многочисленные желобки, вид которых заставил меня содрогнуться от ужаса – мало ли для чего они предназначались. Я знал о существовании отвергающих истинного Бога язычников, слышал об их нечеловеческих обрядах. Хвала Господу, что Англия давно стала страной добрых христиан.

Расшвыривая в стороны скопившийся лесной мусор, я расчищал ото мха и мелких осколков поверхность каменных плит в поисках того, о чем говорила ведьма, даже приблизительно не представляя, как именно это должно выглядеть. И неожиданно узрел темнеющую в скале щель. Она заросла паутиной и плющом, наполовину была засыпана обрушившейся скальной породой, и если бы не случайность – ни за что не заметил. Должно быть, вход в пещеру был намеренно сокрыт от посторонних глаз, заложен когда-то камнями, но со временем снова обнажился, а заклятия потеряли силу. Ничто не воспрепятствовало мне, когда я протиснулся внутрь.

Пахло сыростью и гнилью. Выщербленные ступени уходили глубоко в непроглядную темноту, дневной свет не проникал туда. На неровной стене я нашел старый факел и с помощью кремня и кресала торопливо, дрожащими руками зажег огонь. Только тогда решился спускаться.

Первобытный страх охватывал с каждым пройденным шагом. Дыхание отражалось от тесных стен, создавая ощущение пугающего замкнутого пространства, смыкающейся тьмы, заглатывающей очередную жертву.

Слабый огонь осветил вход в подземелье, неровный каменный свод со свисающей паутиной, которая вспыхивала от огня и стремительно сгорала, мелким пеплом оседая к ногам.

Пещера была огромной, холодной и гулкой. Я видел сросшуюся породу, похожую на поддерживающие свод столбы, но не мог разглядеть стен, теряющихся во мраке. Мерцающий свет факела выхватывал лишь небольшое пространство вокруг меня.

Слышался топот маленьких ног и шуршание шкуры о камни, и живое воображение рисовало немыслимых чудовищ, таящихся за спиной и ждущих момента напасть. Только стремление спасти Изабеллу было сильнее любого страха, и я все равно шел вперед.

В поле зрения попал большой каменный монолит, на котором в рост возлежало нечто, некогда явно бывшее человеком. Сейчас от него остались только кости, покрытые толстым слоем пыли. Широко открытый рот являл взору отлично сохранившиеся для мертвеца зубы; пальцы были сжаты в кулаки, словно при жизни умирающий отчаянно сопротивлялся. Из груди, проникая сквозь ребра, торчал внушительных размеров меч, который привел меня в восхищение.

Укрепив факел на стене, я с отвращением разглядел то, что осталось от несчастливца, почившего довольно давно, судя по тому, что одежда и плоть полностью истлели. Что за ритуалы совершали здесь люди, и кого убили, превратив это место в заброшенное захоронение, я не знал, а гробница не давала ответов: вокруг были только пыль да грязь, покрывающие камни, стены и предметы. Чтобы разглядеть хранившие тайну вещи и найти среди них то, что мне нужно, придется изрядно потрудиться – немало времени проведу я в этой гробнице в поисках бесценного средства лечения.

Меч же пришелся мне по душе, тем более свой я оставил в губительной трясине. Острый клинок не помешает в пещере, полной пугающих шорохов и неизвестных существ. Да и на обратном пути к замку оружие может пригодиться.

Очистив мощную рукоять от паутины, я попытался выдернуть меч, не повредив скелет, но не тут-то было. Металл и камень, в который лезвие вошло почти наполовину, пригвоздив останки человека к каменной плите, срослись воедино. Я нажал на рукоять, используя ее как рычаг. Пришлось приложить весь свой вес, чтобы меч стронулся с места. С хрустом ломая хрупкие кости, а заодно кроша камень, я освободил клинок. Насколько же острым он был, чтобы разрушать скальный монолит?

Я восхищенно провел кончиками пальцев вдоль металлического острия, смахивая вековую грязь и налипшие ошметки полуистлевшей плоти. Отдернул руку, зацепив край, с уважением еще раз оценив остроту лезвия – на подушечках пальцев проступили полоски крови. Металл был в разводах, но цвет их потускнел от времени, и теперь нельзя было отличить обычную пыль от пятен засохшей крови, пролитой много лет назад. Нужно хорошенько почистить меч, когда выберусь на свет.

Я передернул плечами от жжения, которое вызывали крошечные, казалось бы, царапины. Вытер пальцы об одежду, поворачивая меч в неярком свете огня, восхищаясь гладкостью ковки – работы очень искусной. Лучшее оружие из всего, что я встречал, даже короли не могли похвастаться таким. Клинок широкий, по всей длине и на крестовине выбиты знаки, которые я не смог прочитать.

Сжав кулак, я потряс немеющей рукой, боль в которой росла, добравшись до запястья. Раскрыл ладонь и нахмурился, вместо свежих царапин увидев почти зажившие рубцы на пальцах. Поднес к глазам, не только ощущая, но будто даже видя, как нечто двигается под кожей, проникая все глубже в ткани и завладевая ими. Словно чудовище пробирается внутрь, цепляясь за плоть маленькими колючими коготками. Меч выпал, породив эхо громкого удара под сводами пещеры. Отступив назад, я сжал запястье, чтобы остановить неведомую нечисть на полпути.

Ужас внезапно заполонил сознание. Мне обещали встречу с чем-то таинственным и темным, и вот, похоже, я столкнулся с ним. Но одно дело – услышать из уст искусительницы ведьмы, и совсем другое – воочию увидеть. Отчего-то я был уверен, что найду спасение в старом пузырьке, в глиняном сосуде, коих немало стояло в колдовском обиталище на болоте и много валялось покрытых пылью здесь. Найду и излечу Изабеллу, дав испить лекарственный нектар. Но не ожидал, что для этого придется впустить тьму в собственное тело.

Я вскрикнул, когда темная сила добралась до изгиба локтя, минуя мою жалкую попытку извне остановить ее.

- Нет, этого я не просил, – прошептал я безучастным к моему страху сводам пещеры. - Господи, услышь, помилуй меня. Останови это, я не хочу!

Взгляд заметался, выискивая средство избавиться от неумолимых когтей дьявола, движущегося под кожей, но встречал только пыль да паутину, за которой нельзя было разглядеть ничего подходящего. Судьба не оставила мне ни шанса, ни времени обрести его…

- Я хотел не этого!

Всего лишь спасти, помочь умирающей Изабелле, а не становиться слугой Дьявола. О чем я думал, когда ведьма говорила мне о цене и душе? Почему не отнесся всерьез к ее словам? Был наивным и легкомысленным, считая, что колдовство – это выдумки необразованных крестьян, и найдется спасение, не требующее в самом деле тяжелой жертвы. Я отверг волю Господа, но в глубине души продолжал верить в то, что он всегда защитит и никогда не оставит меня… И вот теперь я в этом склепе, один на один с последствиями собственной глупости.

Это было похоже на ранение в бою, словно отсекли руку. Судорога сковала плечо, вырвав из горла мучительный стон. Рыцарское воспитание приучило меня с легкостью переносить падения, удары и повреждения, но такой боли я еще никогда не испытывал. Подобно кусающемуся ядовитому клубку змей, боль проникла в грудную клетку, резко ужалив сердце и заставив меня закричать. Мышцы свело, и я, закачавшись, упал вперед, уцепившись за надгробие. Задыхаясь, потерявшим осмысленность взором пытался что-либо рассмотреть, вспомнить, о чем еще говорила ведьма.

Бессмертие – тот темный дар, который она обещала. Я должен найти, забрать его и унести домой, никуда не сворачивая и ни на что не отвлекаясь… Я стал повторять эти слова, боясь забыть, потерявшись в мучительном бреду. Но, обезумев от страха и боли, переставал быть собой. Сам Дьявол, наверное, явился забрать мою душу… Меня обманули, и впереди ждали адские врата…


~~~

Это было последнее отчетливое воспоминание из той жизни, которую я обменял на что-то, чему даже нет четкого определения.

Когда тьма овладела мной целиком, не мог больше думать – дьявол решал за меня. Я стал всего лишь слабой тенью не принадлежавшего мне сознания, и не мог запоминать действий, потому что совершал их не я.

Только два воспоминания еще мог я положить в копилку памяти. Первое – женское лицо в обрамлении рыжеватых волос и моя неукротимая бездушная ярость, испуганный вскрик и капли отвратительно пахнувшей жидкости, которые ведьма плеснула мне в лицо, жгущие глаза, нос, рот, легкие и мгновенно прогнавшие на свежий воздух, подальше от обладательницы столь неприятного колдовского зелья. И второе – ослепительный блеск, режущий глаза и выстраивающий невидимую стену, через которую невозможно пробиться; яркий божественный свет креста, толкнувший демона, вселившегося в меня, сбежать и спрятаться в лесу.

Эти два видения не раскрывали полной картины прошедших дней, все потерялось в тумане безумия. Я не понимал, добрался ли до замка, но пребывал в уверенности, что если увидел бы Изабеллу, не смог бы этого забыть. Что-то отпугнуло меня и прогнало прочь до того, как я сумел помочь девушке. Сколько дней прошло с тех пор? Жива ли она еще?

Я не знал природы вселившегося в меня демона, но теперь, когда оживил воспоминания, цель обозначилась: я должен вернуться назад и любой ценой пробраться к Изабелле, пока страшная напасть не забрала ее жизнь. Слишком многим я пожертвовал, чтобы останавливаться на полпути. Не осталось времени, чтобы тратить его на сожаления и вопросы. Высшие ли силы, темные ли, они должны указать, что именно нужно сделать. Так или иначе, но я спасу Изабеллу.

Я поднялся с пропитанного водой мха, чувствуя в себе новую могучую силу, которую ничто не способно остановить. Одно единственное стремление завладело мной целиком и полностью: я должен вернуться в замок.