Слез не стало, словно после посещения покоев синеглазого короля кто-то внутри поставил надежный заслон, не позволяющий более пролиться ни одной капельке соленой влаги.
Эллери мечтала облегчить душу слезами, выплакать раздиравшую сердце боль, отчаяние от невозможности вернуть прошлое. Но щеки девушки были столь же сухи, сколь пустынно и безжизненно было у нее на душе.
Она запретила себе сомневаться и жалеть о принятом решении, лишь молясь о том, чтобы Сапфо выкарабкался. Чтобы её жертва оказалась ненапрасной.

И когда спустя один или два дня по дворцу разлетелась долгожданная весть, что Его Величество король Сапфо пришел в себя, Эллери стоило нечеловеческих усилий воли не броситься к нему, поддавшись общей волне ликования.

Лишь оказавшись наедине с собой, в убранных в траурных тонах покоях, она бросилась на холодную постель и наконец-то разрыдалась, выпуская скопившееся напряжение. Слезы текли, не переставая, точно брали реванш, а в душе делили место два чувства – радостное облегчение и скорбь. Скорбь из-за того, что она все-таки оказалась права.

Сославшись на внезапную простуду, несколько дней принцесса провела в своей комнате, прекрасно отдавая себе отчет, что этот поступок попахивает трусостью, но не чувствуя больше сил поддерживать ничего не значащие разговоры и вымучивать из себя великосветскую улыбку.

Она днями напролет лежала и гнала прочь предательские мысли. Но те все равно украдкой проникали в голову и наполняли сознание нежеланными образами неподвижного Сапфо, бледного, измученного болезнью, который все ждет и ждет её прихода, прислушивается к шагам за дверью, к голосам – а та, которую он так ждет, все не идет.
Эллери пыталась убедить себя, что это все – чепуха, всего лишь разбушевавшаяся фантазия, но от этого не становилось ни чуточку легче. Боль вгрызлась в душу и сердце так сильно, что уже казалось немыслимо представить, как девушке когда-то жилось без неё.

Единственной связью с внешним миром стала та самая девчонка-служанка – после отъезда Ниньи она так и осталась с Эллери, и если всех прочих слуг принцесса прогнала, то ей неожиданно позволила прислуживать себе. Беззаботная девичья болтовня расслабляла, помогала почувствовать себя почти живой – как раньше! – и позволяла, даже несмотря на временное отшельничество, оставаться в курсе жизни дворца.

А у придворных было немало тем для волнений. Самой горячей новостью последних дней оказался визит короля Триниса в покои пришедшему в себя высокородному гостю. Как обычно, никто не знал, что на самом деле там произошло, но версий гуляло по дворцу предостаточно: начиная от шантажа одного правителя другим – и требований отдать часть земель! – вплоть до стоящего на коленях отца Гордона, умоляющего простить сына.

Как подозревала принцесса, правды во всех сплетнях было мало. Но явно оба короля пришли к какому-то соглашению. Потому как на следующий же день после этой знаменательной встречи разнеслась новая весть – король Сапфо наконец-то отбывает домой! Придворный лекарь осмотрел его и решил, что тот в состоянии выдержать долгий путь, чтобы в родных пенатах уже окончательно встать на ноги под присмотром заботливых подданных.

Эллери выслушала эти новости с бешено колотящимся сердцем. Как велик был соблазн прервать свое добровольное заключение и выйти проводить возлюбленного, позволить себе хотя бы одним глазком посмотреть на того, кто увозит с собой её сердце.

С самого утра дворец наполнял возбужденный гул голосов. Принцесса закрывала уши подушкой, но он все равно проникал в голову, пробуждал в душе желание спуститься вниз, к выходу, или же подойти к окну, чтобы своими глазами увидеть отъезд короля.
Она явственно рисовала себе эту картину под закрытыми веками: стоящий у самого крыльца экипаж, нетерпеливо переминающиеся кони, жаждущие поскорее рвануть из этого места навстречу ветру и свободе. Столпившаяся у входа толпа слуг, из которой доносятся возбужденные выкрики да комментарии происходящему.
И вот наступает тишина – это на площадке появляется силуэт Сапфо. Мужчина бледен, ему невероятно тяжело держать спину прямо, трудно скрывать разъедающую тело боль, но он делает это, никому, глядя на него, даже не придет в голову испытывать жалость. Рядом с ним ступает верный слуга, зорко наблюдающий за своим господином и предугадывающий каждый его шаг.

Это зрелище было таким четким, таким реалистичным, словно девушка сама присутствовала в плотной толпе, наблюдая, жадно впитывая каждую деталь. Прощальное ржание перекрыло людской гомон – и хорошо знакомый скрип колес, неохотно начавших движение, возвестил об отъезде.

Вот и все.
Эллери еще долго лежала, примиряясь с реальностью, в которой больше не было рядом Сапфо, и прислушивалась к себе – изменилось ли что-то с его отъездом? Могло ли будущее за один миг стать еще чернее, когда и до этого оно напоминало собой дотла выжженную пустошь?
Сердце безмолвствовало. Оно всё осознало еще там, в пропитанных болезненным духом покоях, при виде плотно сомкнутых глаз Бродяги, под шелест его едва слышного дыхания.

Остался последний шаг, еще один человек, в отношениях с кем принцесса должна была поставить финальную точку.
Дария.
Во дворце неустанно циркулировали слухи, что помешавшуюся дочь герцога увезли в семейный замок, оградив от расспросов и любопытных зевак. И теперь часто слуги могли видеть страшную фигуру в черном, блуждающую по двору да пугающую всех диким воем.

Эллери слишком хорошо знала семью герцога. Поэтому приказала направить экипаж к пустовавшему на первый взгляд городскому дому, что особняком располагался среди прочих столичных, выделяясь размером и роскошью отделки. Считалось, что этим домом герцог практически не пользовался, и только узкий круг лиц знал, что на самом деле это было не так.
Её приезд застал всех врасплох.

Погруженные в тревогу и печаль родители Дарии явно не обрадовались визиту еще недавно самой близкой подруги дочери, но не пытались ей помешать, а, может, не смели. Эллери не нуждалась в провожатых, следуя до боли знакомыми коридорами и переходами. Сколько времени она провела здесь в детстве, часами напролет играя с подругой!

Молчаливая служанка встретилась ей у самой двери господских покоев – в руках девочки опасно накренился поднос, заставленный нетронутой снедью, щеки были залиты слезами.
Дария, облаченная в траурное черное платье, стояла у окна, обхватив себя руками. На звук чужих шагов девушка даже не обернулась, ледяным голосом проговорив:
– Я не стану есть. Сколько раз мне это еще повторять?

Эллери подошла и молчаливо встала рядом, глядя сквозь прозрачную гладь.
На круглую, идеально остриженную лужайку, где прежде они так часто сидели, болтая о всяких пустяках, медленно опускалась листва самых разных оттенков – желтая, оранжевая, ярко-красная, испещренная темными коричневыми пятнами. На страну надвигалась осень, и как никогда прежде принцессе вдруг захотелось, чтобы мир поскорее укрыла белоснежным полотном зима, стерла всю грязь, накрыла окропленную кровью землю.

Чтобы этой зимой можно было так же начать жизнь с чистого листа, похоронив сердце под надежным белым саваном.

Дария повернула голову и, кажется, вздрогнула при виде застывшей рядом принцессы.

– Почему ты мне ничего не рассказала?
Это не было тем вопросом, с которым Эллери пришла сюда. Но именно эти слова первыми соскользнули с языка, стоило открыть рот.

Подруга молчала, и девушка с нажимом повторила:
– Почему ты никогда не говорила мне, что влюблена? Почему не рассказала?

– Не каждому дано так свободно раскрывать свое сердце другому, – с грустью изогнулись губы Дарии, и от звука её голоса, сиплого, пропитанного безнадёгой, так не похожего на прежний – чистый и звонкий, принцесса не сдержалась. Она развернулась лицом к брюнетке и отчаянно вгляделась в её глаза, пытаясь прочесть в них ответ.

– Тогда почему ты рассказала ему обо мне, Дария? – тихий шелест голоса принцессы был не громче звука, с которым на землю мягко ложилась облетевшая листва.

Но та, кому он предназначался, все расслышала, и, наконец-то отмирая, кинулась в атаку, бросая в лицо рыжеволосой девушке свою правду:
– Потому что, Лери, ты помешалась на Сапфо! Он заставил тебя забыть, что значит ценность чужой жизни, и где проходит грань между дозволенным и грехом! Он убил Оркеса! – в её голосе на миг зазвучали невыплаканные слёзы. – Та Эллери, которую я знала с детства, никогда бы не позволила кому-либо такое сотворить! Я до сих пор не верю в это! Ты совершенно сошла с ума!

– А твоя собственная любовь – не безумие ли?

Дария осеклась на полуслове. На лицо ее скользнула прежняя маска равнодушия, сквозь которую на минуту выглянула прежняя девушка, и она чуть слышно проговорила, отворачиваясь.
– Пусть так. Теперь ты видишь, к чему она меня привела. – И словно нехотя она добавила: – Не повторяй эту ошибку. Опомнись, пока еще не слишком поздно.

– Уже.

Удивительно, как одно короткое слово смогло уместить в себя бездну боли и отчаяния, на краю которой все это время балансировала принцесса.

Встрепенувшись, собеседница обернулась. Внимательный взгляд брюнетки пробежался по тусклым волосам, растерявшим свое очарование, глубоким синякам под глазами, разом повзрослевшему лицу, в котором лишь смутно угадывалась та наивная рыжеволосая девчонка. Дария не стала спрашивать, как именно это произошло, – сама ли Эллери пришла к такому решению или же причиной тому стала смерть Сапфо, вместо этого начав тихо говорить, приоткрывая завесу над своей бездной.

– Мы были знакомы много лет с Гордоном, но прежде я больше внимания уделяла его старшему брату, нежели младшему принцу. Не помню, какой это был день, знаю лишь, что с самого утра меня не отпускало ощущение грядущего чуда, тайное знание, что сегодня моя жизнь изменится. Так оно и произошло. В тот день на мою карету напали разбойники, когда я направлялась в родовой замок с кучкой слуг. К счастью, неподалеку от этого места находился младший принц с отрядом воинов, возвращавшихся с какой-то учебной вылазки. Гордон спас меня в момент, когда к моему горлу уже был приставлен кинжал, и мысленно я уже успела попрощаться со всеми родными. После этого он долго успокаивал меня, а я рыдала на его плече и не могла поверить, что надменный принц-задира и мужчина, ласково гладивший меня по волосам, – один и тот же человек.

Эллери было больно слушать запоздалые откровения подруги, заранее зная, как трагично суждено будет закончиться этой истории любви.

– После этого мое отношение переменилось. Я стала больше уделять ему времени, мне было интересно узнавать принца – и он тоже изменился, все чаще оставаясь со мной вместо того, чтобы отправиться на охоту или под благовидным предлогом покинуть очередной прием или званый ужин. Смешно вспоминать! Я всегда думала, что мой избранник будет скромен и учтив, и его ухаживания будут как в книгах – изящны и романтичны, – Дария покачала головой, словно поражаясь тогдашней своей наивности. – Гордон был абсолютно не такой. Он покорил меня разом, завоевал без единого стиха или пышных соцветий комплиментов. Да, он был груб и прямолинеен, считал долгие ухаживания бесполезной романтической ерундой, но мне нравилось это! Только с ним я поняла, что значит чувствовать в мужчине надежность, знать, что нет такой беды, с которой он не может справиться.

Брюнетка подавленно замолчала, воскрешая в памяти ту ночь, когда произошла трагедия. И как она своими же руками не позволила принцу расправиться с той бедой своими методами.

– В день, когда я узнала, что Оркеса больше нет, мой мир разлетелся вдребезги. Я рыдала тогда не по нему – я оплакивала крушение своих чаяний и надежд на счастливый брак с любимым человеком, брак, в реальности которого уже не было сомнений! Я ведь так ждала твоего приезда, чтобы рассказать о помолвке, лично поделиться грядущим счастьем. – На миг печальная улыбка скользнула по бледным искусанным губам. – После случившейся с наследником Триниса трагедии я сразу же поняла, в каком направлении двинутся мысли обезумевшего от горя старого короля. Но оставалась последняя надежда, крохотный шанс на чудо! Что ты носишь ребенка, который унаследует престол, и Гордон станет лишь опекуном ему – но не отчимом, – Эллери знала, что услышит дальше, но все равно не могла заставить себя перестать до боли впиваться ногтями в ладонь, ожидая продолжения рассказа подруги. – Чуда не случилось. Вместо того случайно мне открылось имя убийцы Оркеса – в неурочный час, когда я вместо того, чтобы войти в твои покои, отчего-то замерла у двери и услышала то, чего слышать не должна была.

Принцесса тоскливо вспомнила тот вечер и её отчаянное признание Ниньи, у которого, оказалось, был еще один слушатель.

– Меня обуяла злость, и ненависть, и ужас, и отчаяние! Почему из-за твоей любви моя жизнь летела в пропасть, а в то время истинный виновник этого преспокойно находился рядом? В этом состоянии меня и нашел Гордон. – Ровно выговорить имя возлюбленного ей удалось не с первой попытки. – Я не смогла ничего утаить от него. Потому что ты была моей подругой, но он был моим мужчиной! Тебе ли не знать, что это значит.

Да, Эллери не могла ее в том винить. Хотела – но не могла. Потому что вспоминала синие глаза своего возлюбленного и понимала, что сама не смогла бы от него ничего утаить, случись такое.

– Я не сумела возразить ему, когда он повелел привести тебя в ту ночь в охотничий дом. Я страстно желала отмщения, но я не желала вреда для тебя, Эллери! Веришь ты или нет – я только хотела, чтобы Сапфо понес заслуженное наказание за убийство Оркеса.

Дария сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в глубокую толщу воды, из которой ей уже не суждено будет вынырнуть.
– Но то, что начало происходить там… Словно все мои кошмары вдруг стали явью. Сорвавшийся с цепи Гордон, который точно обезумел и перестал слушать доводы рассудка, подруга, которая вдруг из свидетеля возмездия стала жертвой. Страшные бездонные глаза моего возлюбленного, который в этот момент стал незнакомцем, жестоким и пугающим, горящие стены, дым, страх, отчание. Меня закружила круговерть образов и событий, реальность и преисподняя поменялись местами, и единственное, что выдернуло меня с этой адской карусели, – это ты, Эллери.

Принцесса нашла в себе силы поднять глаза и встретить взгляд Дарии. Пустой и безжизненный, на дне которого словно до сих пор плясали отблески пламени.

– Я поняла, что месть зашла слишком далеко. Что я не могу позволить Гордону еще одну жертву, не могу позволить ему убить тебя! – она повысила голос. – Иначе я уже никогда не буду собой, иначе все чувства к бывшему жениху, что оставались у меня в душе, превратятся в нечто уродливое и ужасающее. Видит Небо, я не желала ему смерти! Меньше всего на свете я хотела причинить ему вред, – её голос предательски задрожал, и впервые за все время беседы щеки девушки окропила одинокая слеза. – Я просто хотела остановить этот кошмар. А теперь каждый новый день – это продолжение моего личного кошмара, которому никогда уже не будет конца, – сипло закончила она свой рассказ, опуская голову.

Эллери молчала.

Вот и все, она услышала из уст Дарии все то, о чем так или иначе догадывалась сама. Последняя деталь мозаики встала на место, но от этого на сердце не стало теплее.

До самой ночи две девушки в полном молчании просидели на старой лужайке, помнившей их еще девчонками. Принцесса не ушла, несмотря на то, что в нахождении здесь больше не было смысла. Удивительно, но только сейчас, в присутствии рядом Дарии, на Эллери снизошла иллюзия покоя. Не нужно было притворяться, скрывать свои истинные чувства, вымучивать фальшивую улыбку. Она понимала, что, наверное, в какой-то степени это было жестоко по отношению к бывшей подруге – давать той неясную надежду на прощение, но почему-то все равно медлила, прежде чем уйти навсегда.
Между ними было столько всего – дружба, ненависть, предательство, боль от потери близкого человека, вырванный чувством вины кусок сердца, до сих пор кровоточивший и оставлявший на языке соленый привкус. Наверное, в этом крылась очередная ирония жестокой судьбы, что из всех многочисленных людей, окружавших Эллери, никто в мире сейчас не понимал её лучше Дарии.
Они обе потеряли своих возлюбленных. Кто – в объятиях смерти, а кто – покорившись желанию небес. По разным причинам они пришли к одному и тому же итогу. Сейчас они были практически на равных.

– Теперь ты меня ненавидишь?
Эллери замерла на пороге, взявшись рукой за прохладную ручку, когда ей в спину вместо прощания долетели тихие слова.

– Я не испытываю к тебе ненависти, – подумав, проговорила она, не обернувшись. – Я тебя понимаю.

«Но все равно не прощаю».
Этого Эллери добавлять не стала, но в словах не было нужды.

После визита к бывшей подруге принцесса с головой ушла в дела. Тринис слишком глубоко погрузился в свое горе, забросив королевские обязанности, поэтому Эллери пришлось выступить в качестве единственного представителя королевского семейства. И эти встречи и короткие поездки помогли сделать то, с чем бессильны оказались справиться все лекарские снадобья.
Разбирая чужие просьбы и жалобы, возясь с чужим горем, принцесса задвигала собственную боль на второй план.

В силу ее траура к ней не слишком приставали с расспросами, она могла, не дожидаясь окончания, покидать немногочисленные приемы. Впрочем, те были редки, вся страна была погружена в траур сразу по двум принцам.

В народе пронесся слух, что король Тринис не смог пережить своей утраты и находится на смертном одре. А, стало быть, вскоре пойдут кровавые распри за престол, начнется война. Неудивительно, что простой люд был так встревожен и напуган грозящим кровопролитием и голодом, что рука об руку шли с междоусобными битвами за власть.
Порой Эллери всерьез задавалась вопросом, как до сих пор не сошла с ума в этой повсеместной атмосфере страха и напряжения.

Словно мало было всего произошедшего за такой короткий промежуток времени, как новые неприятности продолжали сыпаться на голову несчастной принцессы.

В один из дней Эллери присутствовала на главной площади, успокаивая растревоженных жителей столицы, что, вопреки распространившимся слухам, ни один из налогов в этот тяжелый год не будет повышен.

Верили ей неохотно – для них всех она по-прежнему оставалась чуждой, всего лишь заморская жена наследника, которая так и не успела стать королевой. Но выказывать вслух недовольство не спешили, трезво оценивая количество вооруженного сопровождения принцессы.

Потихоньку люди расходились, когда вдруг сквозь гомон толпы прозвучало звенящее слово, повисшее в резко опустившейся на площадь тишине, подобно острию топора палача – на шею приговоренного.

– Смерть! Она окружает тебя со всех сторон!

Эллери вздрогнула и принялась недоуменно озираться.
Слабая надежда, что эти слова предназначались кому-то другому, растаяла как дым, стоило ей обернуться и натолкнуться на хмурое морщинистое лицо старой женщины. Незнакомка была облачена в видавший виды плащ, сквозь прорехи которого виднелось такое же потрепанное платье. Босые ноги ее были покрыты густым слоем грязи, седые пакли свободно свисали до самых плеч.

– Тот, кому отдано твое сердце, умрет! Погибель его будет страшна и мучительна! И шанс спастись ему выпадет только один!

Пронзительный голос еще долго звучал в ушах потрясенной принцессы, даже после того как расторопная стража подхватила бродяжку и утащила куда-то за угол, прочь от девушки.

Придя в себя, Эллери недовольно подозвала ближайшего к себе мужчину, облаченного в воинское одеяние.
– Эта женщина безумна? Тогда почему она была здесь? Вы забыли о королевском приказе? Никого из безумных в город не пускать!

– Никак нет, миледи, – наклонился с виноватым видом стражник. – Она просто незрячая, но никогда не вела себя так буйно, как сегодня. Наоборот, к старухе Шрее многие в городе ходят за предсказаниями или помощью.

Старуха была слепа? Но она так уверенно указала на нее пальцем, словно точно видела принцессу! И её слова… Могло ли быть так, что речь в них шла о Сапфо?
Эллери хватило несколько мгновений на раздумья, прежде чем она решительно двинулась вслед за старухой. Воинам ничего не оставалось, как последовать за ней.

Женщина нашлась тут же за углом – она словно заранее знала, что острое любопытство приведет принцессу к ней.
– Я знала, что ты придешь, – довольно произнесла она, поднимая грязное лицо навстречу осторожным шагам. – Но скажу сразу – за мою помощь тебе придется хорошенько раскошелиться! Подойди ближе!

Принцесса с непонятной для себя робостью повиновалась.
Оказавшись вплотную к пугающей старухе, девушка замерла. Повинуясь движению ее руки, охрана послушно осталась позади – настороженная и готовая в любое мгновение броситься на защиту своей госпожи.

– Не тревожься, – словно прочтя её тревожные мысли, заговорила собеседница. – Не в моей власти и желании причинить тебе вред. Я могу лишь помочь – словами да советом. Но не без платы за свой талант.

Незнакомка пугала – что скрывать, откровенно отвращала запущенным видом, страшным зрелищем затянутых белесой пленкой глазниц, сладковатым запахом гниения, доносящимся от её одежд. Но произнесенные слова, словно закинутый опытной рукой крючок, крепко зацепили отчаявшуюся Эллери.

– Там на площади ты сказала про кого-то другого, кому грозит смерть. Что значили твои слова? – она потребовала ответ на самый главный мучивший её вопрос.

Незрячая улыбнулась. Улыбка её выглядела пугающе – неровный ряд щербатых, почерневших зубов, сквозь который проглядывало алое нутро рта.

– Тебе прекрасно известен ответ. Тот, кто занимает твои мысли, чье имя ты боишься произносить даже про себя, обречен, и ты знаешь это, пусть и гонишь горькую правду прочь.

– Что-то можно сделать? Как спасти его? – взмолилась девушка, забывая про стоящих позади воинов и про то, кто находится перед ней.

– Десять золотых.

Озвученная старухой сумма была огромной – для бродячей попрошайки, Но принцесса была готова расстаться с любой суммой, лишь бы только обрести надежду в исцеление Сапфо.

– Смотри, – она ссыпала горсть сверкнувших на солнце монет в сложенные лодочкой грязные ладони и угрожающе понизила голос: – Если ты, старуха, надумала просто нажиться на чужом горе, за такой обман тебя покарает небо!

– Оно уже меня наказало, – скривилась женщина. – Наделив даром, который заставляет видеть чужие несчастья и беды.

Спрятав деньги, старуха быстро зашептала, принцессе пришлось склониться к ней близко-близко, так, что запах гниющей плоти забился глубоко в ноздри.

– Смерть твоего возлюбленного ожидает страшная. Не угодил он Богам, ох как не угодил. Но его еще можно спасти. Путь к спасению непрост – он должен отказаться от чего-то, что сроднилось с ним, что давным-давно уже стало частью его самого. И еще одно… Он должен отпустить из своей жизни ту, с которой быть не должен. По её вине и сыплются на его голову все беды.

– Ту? – непонимающе переспросила Эллери, блуждая невидящим взглядом по лицу старухи.

– Женщину, – охотно пояснила незнакомка. – Ту, которой не суждено стать его судьбой. Любовь её себялюбива и удушающа, и все попытки быть рядом приносят в жизнь несчастного лишь страдания.

Если и возможно было за одно мгновение подняться до небес и в одночасье разбиться о твердую землю, то принцесса только что незримо проделала этот страшный полёт. Вдохи сократились до коротких и бесполезных рывков, словно за одно мгновение из груди выбили весь воздух, и Эллери разом разучилась дышать.

Словно этого было недостаточно, последние слова старухи оказались последним камнем, полетевшим в растерзанную почти убитую девушку.

– Отыскать её будет несложно. Эту женщину недавно постигла потеря кого-то из членов семьи, кого-то близкого, почившего по чужой воле.

Вот тогда принцесса пошатнулась. К ней тут же подскочили два воина, подхватывая под руки. Она выпрямилась, отвергнув постороннюю помощь, и медленно повернулась, гадая, хватит ли ей сил дойти до кареты.

До её слуха донесся голос незнакомки.
– Я могу сказать тебе еще кое-что, – обернулась старуха, усмехнувшись. – И даже не возьму за это плату.

– Что еще? – принцесса опустила голову, чтобы никто из сопровождения не увидел потерянного, отчаявшегося выражения её лица.

– Старый Боэль, – произнесла загадочное имя собеседница и замолкла.

– Кто это? И зачем мне его имя? – она с трудом исторгла из себя вопрос.

– Потому что смерть идет за тобой по пятам. Она уже близко, очень близко! И если успеешь заслониться от первого её удара, вспомни мои слова и найди разгадку, прежде чем она утащит тебя на тот свет!

Эллери понимала, что вот так всецело и безоглядно довериться словам уличной попрошайки было глупо. Но отчего-то ужас, захлестнувший разум, был настолько реален и всеобъемлющ, что принцесса сумела прийти в себя только глубоким вечером, находясь в своих покоях.

Когда осознание безжалостной правды улеглось в сознании, внезапно стало холодно.
Тонкие ледяные дорожки устремились к застывшей посреди комнаты принцессе со всех сторон. Ей казалось, она слышит тот особый легкий хруст, с которым стены, потолок и пол на глазах покрывались сверкающей корочкой, в свете свечи расцветающей невообразимыми морозными узорами.
Холод окружил ее со всех сторон. Ледяная дорожка начала подниматься по ее ногам, заковывая в прочную нерушимую броню, навеки примораживая к этой комнате, к этому проклятому замку. Холод рвался к сердцу, оно было его целью.
И вот незримые студеные пальцы коснулись сердца, сдавили его безжалостной хваткой, сминая наивные желания, мечты, чувства и превращая их в лёд.

Эллери моргнула.
Все стало по-прежнему – пустынные покои, неубранная кровать, ощущение затхлости и безжизненности, повисшее в воздухе, тусклый свет свечи.
Но ощущение ледяного холода, залившего сердце, никуда не исчезло. Оно присутствовало в каждом новом дне принцессы, сопровождало каждый её вдох и шаг, стало неотъемлемым спутником её теперешней жизни.

Сказанные старухой слова поставили точку во всех её метаниях. И если до этого вечера в голову принцессе нет-нет да и проскальзывали предательские сомнения в справедливости принятого решения держаться от Сапфо подальше, то теперь даже им пришлось принять непоколебимую правду. Это не было ошибкой. Именно она стала причиной несчастья мужчины, все слова старухи были о ней – и про эгоистичное чувство, приносящее лишь страдания, и про понесенную потерю в лице мужа, погибшего от чужой руки.
Значит, она действовала правильно, и теперь Сапфо должно, обязательно должно стать легче! Теперь, когда её больше не будет с ним рядом.

Письмо от Ниньи пришло, когда принцесса уже потеряла всякую надежду на новости из дома.
Старой женщине явно пришлось прибегнуть к помощи кого-то из слуг и надиктовать тому текст. Незнакомый почерк выводил буквы уверенно и твердо, наверняка в полной мере не подозревая, какую боль их смысл причинит получателю.



Сама того не зная, няня почти угадала – в том, что необходима жертва для того, чтобы спасти Сапфо. Вот только ею должна быть только она, сама Эллери, и никто другой.

Когда стало точно известно, что ребенка не будет, принцесса сама первой храбро пришла к королю. Тот уже все знал – наверняка донесли пронырливые и всезнающие слуги. Девушка ощущала липкую тревогу, точно змею, обвившуюся вокруг сердце и с каждым днем сжимающую сильнее свой обхват. Казалось бы – чего еще бояться, когда все самое страшное, что могло случиться в ее жизни, уже произошло. Эллери лишь слабо опасалась, что Тринис станет ее удерживать, прикажет оставаться в его замке живым напоминанием об одном из сыновей.

Старый мужчина с непроницаемым лицом выслушал ее сбивчивую просьбу и замер, о чем-то раздумывая.

Эллери ждала его ответа, точно приговора. По сути, так оно и было – вздумай он оставить принцессу у себя, она будет обязана подчиниться его желанию.

Но королю удалось удивить притихшую от волнения принцессу. Наконец, отмерев, он вздохнул и кивнул, качая головой:
– Я понимаю, тебе хочется поскорее вернуться к отцу и забыть все, что здесь произошло, точно страшный сон.

Он был прав и неправ одновременно. Ей тягостно было находиться здесь, в этом дворце, но еще сложнее было стоять рядом с ним, встречать глазами его взгляд, все это время умирая от груза вины на сердце. Это из-за нее мужчина лишился детей, оба его сына так или иначе погибли по её вине. Невысказанное признание душило горло, но осознание, что правда породит еще большую боль и новые жертвы, останавливало от рокового шага.
Она лишь сдавленно кивнула.

– Но напоследок, Эллери, тебе придется в последний раз исполнить долг перед страной своего мужа. Я не хочу и не могу покинуть дворец, только не сейчас, когда души обоих моих сыновей еще не покинули этих стен, – он прерывисто вздохнул и мрачно закончил: – Ты поедешь вместо меня, представляя весь королевский двор.

Король без лишних слов протянул ей послание.
Раскрыв его, она недоуменно пробежалась глазами по коротким строчкам, несущим в себе скорбную весть.
Четыре ночи назад после внезапной болезни скончался король Заир.

Все время, проведенное в пути к замку королевы Риэль, Эллери было, над чем поразмыслить.

Не было сомнений, что там будет Сапфо, – при условии, что ему действительно стало легче, как исправно доносили королевские соглядатаи. Девушка прекрасно сознавала, что не встретиться им будет просто невозможно, и гадала, хватит ли ей выдержки глядеть в лицо мужчине, не выдавая своих чувств.
Её угнетало страшное знание о судьбе возлюбленного, письмо няни прожигало кожу даже через десятки слоев ткани. Эллери никогда бы не хватило решимости рассказать правду ему в лицо, потому она не собиралась ничего ему рассказывать, надеясь, что её добровольной жертвы хватит сполна.

К моменту, когда экипаж достиг стен замка, погребение уже состоялось. Впрочем, в этом у Эллери не могло быть сомнений – с момента получения письма до ее достижения пункта назначения прошло слишком много времени. Впрочем, то не было редкостью: зачастую прибывшие почтить память усопшего запаздывали на несколько недель и даже больше.

Они едва не разминулись с отцом. Впрочем, и Эллери, и сам король Гидеон скорее бы предпочли, чтобы эта встреча не состоялась.
Глаза короля холодно сверкнули в ответ не неслышное остальным:
– Я возвращаюсь домой.

– Ты знаешь, что тебя ожидает в этом случае, – уклончиво ответил он и более не пожелал обременять себя беседой со строптивым отпрыском.

Эллери прохладно выслушала его ответ, не сомневаясь в отце. Но теперь его гнев или недовольство больше девушку не пугало.

Без короля Заира радушный прежде замок опустел.
Не стало веселых голосов, деловитого шума, энергии и жизни, наполнявших каждый этаж, каждый зал и коридор. Как сильно нравился Эллери гостеприимный хозяин, столь отличавшийся от всех надменных королей, что доводилось ей раньше встречать, и потому скорбь её была неподдельна.

Она не была одинока в том печальном чувстве – многие приехавшие почтить память Заира горевали искренне, принцесса встречала множество знакомых лиц с печатью скорби. Одним из этих людей был и тот, встречи с которым она боялась больше всего на свете.

В первый раз, когда Сапфо увидел её в тронном зале, пришедшую должным образом поприветствовать и выразить соболезнования овдовевшей королеве, на губах его расцвела слабая улыбка, синие глаза озарились теплым светом. Но принцесса этого не увидела, поспешно опуская голову и приветствуя хозяйку замка.
Зато от безутешной Риэль не ускользнула ни одна деталь.

Эллери сосредоточилась на произносимых словах, точно со стороны отмечая, как глухо и безжизненно звучит её собственный голос. Не дожидаясь окончания положенной аудиенции, сославшись на усталость после дороги, девушка поспешила в свои покои, даже не останавливаясь поприветствовать многочисленных знакомых.

С того вечера Эллери всеми силами принялась избегать Сапфо. Пряталась за спинами свиты, опускала глаза всякий раз, когда шестым чувством предчувствовала устремившийся на нее взгляд синих глаз.

Но не могла отказать в единственной слабости – украдкой разглядывать его из толпы, когда он был занят и не мог подойти к ней.
Мужчина все еще был невероятно бледен, каждое его движение было замедленно и осторожно. Пострадавшая рука была плотно перебинтована тканью и привязана к телу, и каждый взгляд на неподвижную конечность отдавался вспышкой боли в душе Эллери. А тайное знание, что все это было лишь её виной, заставляло ее давиться непролитыми слезами и до крови прикусывать губы в порыве отчаяния.

Конечно же, поведение девушки не могло остаться им незамеченным. И мириться с таким положением дел синеглазый король не собирался.
Принцесса пряталась от него, сколько могла, но однажды эта встреча все-таки должна была случиться.

Сапфо подловил ее в затемненной галерее, куда она свернула после ужина, чтобы, скрывшись от лишних глаз, сократить путь до отведенных ей покоев. Мужчина вынырнул из колонны так внезапно, что у принцессы просто не оставалось времени на побег.

Он замер перед ней – решительный, собранный, – и, невзирая на присутствие рядом с ней ставшей постоянной служанки, вкрадчиво заговорил:
– Что происходит, Эллери?

Принцесса вспыхнула и смутилась сразу по нескольким причинам.
Любопытство, волнами исходящее от замершей чуть позади женщины.
Горячая радость от присутствия рядом любимого человека, залившая тело.
И неожиданное тепло, под напором которого вдруг дрогнула ледяная корка, обтянувшая сердце.

– Ваше Величество, – она приветствовала его согласно всем канонам этикета, успев заметить, как налился недовольством синий взгляд. – Позвольте выразить Вам соболезнования в связи с утратой, постигшей Вашу высокородную сестру…

– Вот ей и выражай, – резонно возразил он, мрачнея на глазах. – Оставь нас.
Эти слова предназначались напуганной служанке. Но та, несмотря на испуг, медлила, ожидая реакции своей госпожи.

Эллери всем сердцем не желала оставаться наедине с Сапфо, но решительность, плескавшаяся в его глазах, позволяла понять, что присутствие поблизости посторонних не станет преградой его вопросам и откровениям.
Кивок головы через силу – и вот служанка неохотно удаляется назад, застывая молчаливым памятником самой себе в начале галереи.

– Почему ты меня избегаешь? – прямо заговорил мужчина, и от искреннего непонимания в его голосе ей пришлось отвести глаза в сторону. – Почему ты ведешь себя так, словно мы с тобой чужие? Я думал, мы уже переросли эти игры, Эллери.

– У меня больше нет причин искать повод для встречи с Вами, – она намеренно избрала сухой официальный тон, надеясь, что он заставит собеседника взять себя в руки.

– Вот как? – она не увидела, но почувствовала, как напрягся стоявший напротив нее мужчина. – И что же, позволь полюбопытствовать, изменилось со времен нашего последнего свидания? Когда ты до такой степени не желала эту встречу прерывать, что тебя пришлось силой отрывать от меня и уносить на руках?

Его равнодушные, бьющие прямо в сердце слова о ночи, когда он, истекая кровью, умирал на ее руках, заставили пошатнуться с таким трудом возведенную Эллери стену. А нахлынувший ужас от страшных воспоминаний сводил на нет ничтожные попытки сохранить самообладание.

В конце концов, она ведь была королевской дочерью! Не какой-нибудь простой крестьянской девчонкой, смущающейся и заикающейся от разговоров со знатью! Она могла и должна была закончить эту беседу так, чтобы больше у Сапфо не оставалось повода её преследовать.
Эллери взяла себя в руки и честно ответила, наконец-то поднимая на него глаза.
– Мне пришлось повзрослеть, Сапфо

И как только ему удалось вложить столько недоверия в простое движение бровями?
– Повзрослеть и понять, что больше жить я так не могу.

Он молчал, слушая ее слова. А она, чувствуя в этой обманчиво покорной тишине затаенную ловушку, начинала говорить все быстрее и быстрее.
– Я устала от крови и боли, что преследуют меня с момента, когда в моей жизни появился ты. Я так больше не хочу, Сапфо! – в его имени опасно зазвучали подступающие слезы от бесстыдной лжи, которая причиняла почти физическую боль. Эллери сделала глубокий вдох и закончила: – Поэтому хватит. Давай остановимся сейчас, пока еще не стало слишком поздно.

Принцесса выдохнула, посчитав свою речь завершенной. Она даже дала мужчине подсказку, в последних словах намекнув на фатальный рок, преследовавший их с самого начала.

Сапфо молчал, и принцесса запаниковала, теряя последние крупицы самообладания. Лучше бы он кричал, лучше бы топал ногами и клял её, почем свет! Его молчаливое присутствие кружило голову, так хотелось наплевать на все запреты и возведенные преграды и очутиться в его сильных объятиях! Переложить все терзавшие её страхи и боль на надежные плечи мужчины и почувствовать себя той, кем она в сущности и являлась, – просто слабой женщиной.

В голову вновь заползли непрошеные картинки сцены, произошедшей в охотничьем домике, зазвучали непреклонные слова слепой старухи, и Эллери с неотвратимой ясностью вновь вспомнила, почему им нельзя быть вместе.
Не позволяя больше сомневаться, она развернулась, не имея сил видеть любимое лицо, и медленно направилась к силуэту терпеливо ожидавшей её служанки.

– Ты любишь меня, а я люблю тебя, – так зачем ты делаешь это с нами? Почему ты отказываешься от меня именно сейчас, после всего, через что мы прошли?

Его признание врезалось ей в спину, заставив споткнуться. Простое и безыскусное – но такое долгожданное и вымученное ими обоими!
Как жаль, что оно запоздало.

Девушка опасливо огляделась – рядом на первый взгляд не было никого, кто мог бы услышать, но находясь в логове Риэль, принцесса вовсе не была уверена, что их не подслушивают.

Она нашла в себе силы усмехнуться и, не поворачиваясь, проговорила в тишину, зная, что если встретит его взгляд, не сможет так уверенно солгать:
– Никаких «нас» больше нет, Сапфо. И если ты действительно что-то чувствуешь ко мне, то не захочешь, чтобы я продолжала страдать. И больше не станешь искать со мной встреч.

Ответа не последовало.

Наследников короля Заира принцессе удалось встретить только раз или два. Бледные и напуганные дети – угловатый мальчик и девочка, младше его на три-четыре года, – жались к выводившей их взрослой женщине, избегая как толпу придворных, так и собственную мать.

Все эти дни королева Риэль олицетворяла собой идеал безутешно горевавшей супруги. Впрочем, не забывая зорко наблюдать за Эллери. Под цепким взглядом сестры Сапфо девушка постоянно ощущала себя неуютно, но покинуть дворец до окончания положенной десятины траурных поминовений не могла, и каждый новый день в притихшем после смерти хозяина дворце растягивался подобно году.

Кроме того после памятного разговора в галерее стало только хуже. Теперь Сапфо преследовал ее постоянно, ни от кого не скрывая свое явное внимание к принцессе.

Эллери вынуждена была прятаться и избегать того, к кому изо всех сил стремилось все её существо. Она то и дело ловила на себе его внимательный взгляд, и едва останавливала предательское тело, ведомое лишь одним желанием быть рядом с объектом своей любви.
Девушка окончательно лишилась сна, и даже зелье местного лекаря не могло ей помочь.
Ничто из этого не прибавляло ни сил, ни настроения. Зеркало стало злейшим врагом, отражавшим замученную уставшую женщину с взглядом старухи. Какой разительный контраст она теперь составляла с утонченной красотой королевы, прелесть лица которой даже не портили ежедневно проливаемые в Большом и Малом залах слезы.
Впрочем, в том, что траур ничуть не уменьшил бдительность Риэль, Эллери пришлось убедиться не понаслышке.

В один из дней незадолго до планируемого отъезда принцессы королева неожиданно призвала гостью к себе. Предчувствия неприятного разговора только укрепились, когда Эллери с неудовольствием обнаружила в заветной комнате отсутствие кого-либо еще из посторонних.

Замершая напротив нее женщина казалась воплощением скорбного изящества. Тратить время на пустые расшаркивания королева не намеревалась, и едва отзвучали обязательные слова приветствия, холодно проговорила:
– Мне необходимо знать, что происходит между вами и моим братом.

Принцесса изумленно распахнула глаза. Достойный ответ на такой дерзкий вопрос напрашивался сам собой:
– Ваше Величество это не должно волновать.

Бледная кожа королевы пошла красными пятнами недовольства или ярости.
– Вы глубоко ошибаетесь в этом, принцесса, – прошипела собеседница, заметно уязвленная. – Меня это еще как волнует!

– Неужели Вас одолевают такие глубокие сестринские чувства? – через силу усмехнулась Эллери, которой все меньше и меньше нравилось направление этой беседы.

– Естественно я волнуюсь о брате, – проговорила женщина, и бурно вздымающаяся грудь подтвердила правдивость сказанного.

– В этом случае… Почему бы Вашему Величеству не спросить это у него самого? – подсказала она самое очевидное решение, в глубине души отчего-то не сомневаясь, что этот вариант не вызовет у королевы симпатии.

– Я не желаю смущать своего брата нелепыми подозрениями, – как и полагала принцесса, собеседница с ходу отмела прозвучавший совет, начиная раздражаться.

– А смущать меня ими, тем не менее, Вы сочли возможным?

Та замолчала, смерив собеседницу подозрительным взглядом. Похоже, королева Риэль не ожидала отпора, потому теперь ей требовалось время, чтобы сменить тактику ведения разговора.
– Послушайте, принцесса, – наконец, заговорила блондинка спустя несколько минут томительной тишины. – Мы обе с вами женщины, не обделенные мудростью, потому сможем решить эту небольшую проблему без привлечения мужчины.

– Проблему? – Эллери ухватилась за прозвучавшее – как ей показалось, совершенно неуместное – здесь слово.

– Да, – тем не менее, неожиданно подтвердила королева. – Именно так.

Она собралась с мыслями и твердо проговорила, устремляя на замершую в недоумении девушку холодный взгляд голубых глаз.
– Оставьте в покое короля Сапфо.

Прозвучавшие слова оказались полной неожиданностью для принцессы. Она была готова услышать что угодно, но только не эту просьбу, точнее – если брать в расчет ледяной тон – приказ.
– У Вашего Величества имеются основания подозревать меня в навязывании Вашему брату? – озвученным это подозрение звучало особенно нелепо.

– Бросьте кокетничать, принцесса, – отозвалась женщина, недобро сощурив глаза. – Я все прекрасно видела сама. Не пойму лишь одного – что такого вы сказали или сделали Сапфо, что он вынужден не спускать с вас глаз?

Значит, она даже не допускала мысли, что Эллери может привлекать её брата просто как женщина? Уязвленное достоинство требовало отмщения.
– А Вам не приходило в голову, королева, – это уже было откровенное нарушение этикета, но ни одна из собеседниц уже не отслеживала соблюдение приличий. – Что Ваш брат может быть просто-напросто в меня влюблен?

– Это невозможно, – так уверенно отозвалась женщина, что свидетельствовало – она действительно не сомневается в своих словах.

– В этом случае вам пора пересмотреть свой взгляд на мир! Потому что вы не замечаете очевидного.

– Сапфо не любит вас.
Удивительно! Все последние дни поведение Эллери сводилось к тому, дабы эти слова стали правдой. Но почему же тогда от них в груди вдруг стало так больно?

– Он просил моей руки, – это признание вырвалось само собой, ведомое одним лишь безотчетным желанием отомстить, заставить собеседницу испытать ту же боль.

Глаза Риэль распахнулись, превратившись в два бездонных голубых озера.
– Ты лжешь, – каким-то неуверенным, ломким голосом возразила она, теряя самообладание настолько, что, не замечая, перешла на «ты». Принцесса впервые увидела, что королева уже не так молода, как ей всегда представлялось. – Он всегда любил и будет любить только одну женщину!

– То есть Вас? – вкрадчиво проговорила Эллери, перестав делать вид, что не понимает причин такой глубокой заинтересованности собеседницы.

Риэль смешалась:
– Я имела в виду его первую любовь.

– Нам ведь обеим известно имя этой женщины. Может, достаточно уже лжи, королева?

Риэль вскинула на нее гневный взгляд, и по коже принцессы побежали мурашки страха. Не было причин бояться стоявшую напротив женщину, но почему-то внутреннее чутье девушки во весь голос кричало об опасности.
– Ты что-то мне хочешь сказать? – медленно проговорила блондинка, и вся ее фигура источала напряженное ожидание. Словно она до последнего не могла решить, кто находится перед ней – реальный враг или пустышка, на самом деле не знающая ничего.

– Об этом стоит спросить Ваше Величество, – холодно возразила принцесса, решив идти до конца. – Ведь сейчас мы говорим именно о Вас.

Вся напускная хрупкость и беспомощность слетели с холеного личика, словно прошлогодняя листва с деревьев. То, что обнажилось под ними, принесло мало радости, – мало того, что открывшиеся черты состарили женщину на добрый десяток лет, так еще и королева стала удивительно похожа на свою мать. А портрет той, несмотря на всю внешнюю красоту, никаких приятных чувств у Эллери в свое время не вызвал.

– Так значит, он рассказал тебе обо мне? – непонятно чему улыбаясь, довольно проговорила королева.

Эллери молчала, не желая выдавать правду о том, что ей просто однажды довелось стать невольной слушательницей их откровений.

– И насколько честен он был с тобой? – приняв какое-то решение, отрывисто заговорила собеседница. – Рассказывал ли он о том, что мы планировали убежать вместе? Как он клялся мне, что ни одна другая женщина никогда не займет в его сердце мое место?

Эллери сглотнула, пытаясь справиться с резко нахлынувшей ревностью. Глаза королевы блеснули злорадством, когда девушке не удалось этого сделать.

– Это все была юношеская любовь, и Вы, и он тогда были другими людьми.

– Ерунда, – Риэль с ходу отмела эти слова. – Я – его первая и последняя любовь, – с глубоким убеждением возвестила женщина. – Он может отрицать это сколько угодно, но он никогда меня не забудет и не сможет разлюбить.

Самое ужасное заключалось в том, что некая часть души принцессы была согласна с королевой.
– Ваша любовь закончилась много лет назад! – повысила голос Эллери, злясь одновременно на себя и на соперницу. – Когда он оставил Вас мужу! А сам ушел, чтобы больше не встречаться!

Риэль неосознанно сжала ладони в кулаки.
– Этот его поступок я никогда не принимала и не приму! Но осознание пришло ко мне позже: он ушел, потому что ему больно было видеть меня в объятиях другого мужчины. А теперь этой преграды больше нет, я наконец-то свободна.

– Он никогда не сможет на Вас жениться, – бесцветным голосом отозвалась принцесса, с каждым ядовитым словом соперницы по капле теряя мужество.

Риэль пренебрежительно отмахнулась, восстанавливая привычный облик.
– Брак? Мне не нужно это. Он должен быть просто рядом, пусть и в качестве советчика, опоры, брата.

– И Вы согласны видеть его с другой женщиной? – недоверчиво переспросила Эллери, по-своему расценив ответ собеседницы. – Знать, что перед законом и небом он принес клятвы в верности кому-то другому, но не Вам? Ждать его приезда и каждый раз знать, к кому он уезжает?

– Знаешь, сколько раз в прошлом мое сердце рвалось от боли? – усмехнулась вдруг женщина, некрасиво обнажив десна. – Каждый раз, когда он отказывался прикасаться ко мне, а фрейлины в его постели, меж тем, менялись каждую ночь? Когда все, что мне было дозволено, – несколько жадных поцелуев украдкой? Я просила, умоляла его пойти против Эриха! Я сама могла бы убедить отчима позволить нам быть вместе, он слишком любил меня и разрешил бы что угодно! Но нет, единственным человеком в мире, не поддающимся моим убеждениям, был и остается Сапфо!

Эллери попыталась представить то, о чем говорила собеседница.
Темные пролеты коридоров, жадные объятия украдкой, случайные касания рук, пока никто не видит. И отчаяние, непонимание, глухая обида при виде других женщин, покидающих постель любимого мужчины. С распухшими после его поцелуев губами, познавшие его ласки и объятия в то время, как его возлюбленная должна была довольствоваться лишь крупицами его любви.

– Он знал, что не имеет права на Ваше тело, – вдоволь истерзав душу нежеланными видениями, глухо отозвалась принцесса. – Понимал, что Ваши с ним судьбы должны разойтись.

Лицо собеседницы побагровело.
– О, я узнаю этот тон! И эти дурацкие, ненавистные слова! Когда это он успел и тебе промыть мозги? Никогда я не соглашусь смириться и принять их! Тот, кто любит, должен бороться за свою любовь, сражаться до последнего! Любовь заслуживает только сильный!

Как ей было это знакомо! Будь у Эллери силы, она бы усмехнулась такой иронии – Риэль исторгала хорошо знакомые истины, которые сама девушка еще недавно считала незыблемыми. Но теперь, пережив столь многое за короткий срок, принцессе пришлось повзрослеть и понять, что в жизни не бывает так. А вот королеве, по всей видимости, шанса осознать иллюзорность своих идеалов еще не представилось.

– Вам все равно придется смириться. Сапфо никогда не станет Вашим.

«Как и моим» – эти слова она уже произносить вслух не стала, довольствовавшись их ядовитым привкусом на языке. Откровения Риэль отравили душу, горькие слова впились в сердце, нашептывая, что она, Эллери, не имела даже такой малости, что все, что останется ей от Бродяги, – это память о единственном поцелуе.

Но королева каким-то шестым чувством все-таки угадала продолжение. Мгновение колебавшись и взвешивая доводы, она все-таки ступила на скользкую дорожку сомнения:
– Кто он для тебя?

– Никто! – потеряв терпение, устало проговорила принцесса, не заботясь о том, как громко разносится ее голос в пустынном помещении. – Можете не волноваться – на Вашего брата я не претендую!

– Что здесь происходит?
Знакомый голос эхом отразился от стен и потолка.

Женщины обернулись. Одна – с нескрываемой радостью, другая – с недоверчивым отчаянием.

– Сапфо! – Риэль бросилась к брату, из глаз ее вдруг брызнули слезы.
Эллери застыла, пытаясь совладать с собой. Появление здесь Сапфо заставило её окончательно растеряться.

– Сапфо, она говорила гадкие вещи, она одержима тобой и хочет настроить нас с тобой друг против друга!
Риэль теребила мужчину за рукав, настойчиво подняв голову и пытаясь поймать его взгляд.

Но тот смотрел лишь на замершую в нескольких шагах от него принцессу. Она едва сознавала, что происходит, взгляд синих глаз гипнотизировал, заставлял позабыть обо всем: о лицемерной королеве, об услышанных признаниях, о собственной душевной ране. Хотелось только одного – вечность тонуть в его глазах.

Точно не замечая жавшуюся к нему Риэль, Сапфо с нажимом повторил вопрос сестры:
– Так кто я для тебя на самом деле, Эллери? Ответь! Возлюбленный? Убийца мужа? Просто друг? А может враг?

Эллери сокрушенно молчала, мысленно перебирая возможные ответы на этот самый сложный вопрос в мире. Существовал ли на него определенный ответ? Как можно было облечь в одно слово любовь и нежность, застилавшие сердце, и гордость, и ревность, и боль, и отчаяние?
Ни одно слово в мире не могло вместить в себя все эти чувства.

Потолок немилосердно давил на плечи, опускаясь все ниже. Резко стало не хватать воздуха под этим испытующим потемневшим взглядом. Наконец, смирившись с необходимостью что-то произнести, она нехотя раскрыла рот. И сказала правду.
– Нет такого слова.

Её сиплый голос заставил его содрогнуться, точно от боли. Или, может, тому виной стало неосторожное движение сестры, невзначай ухватившейся за плечо больной руки.
Эллери предпочла утешить себя вторым вариантом. Хотя в глубине сердца зрело горькое знание, что он вновь испытывает боль из-за неё. Она ведь поклялась, что больше никогда не заставит его страдать! Сколько же еще раз ей придется нарушить собственное обещание во имя его же блага?

– Сапфо, я прошу тебя – отпусти меня. Ради памяти о тех, кем мы когда-то были друг для друга! Я устала от своих страданий из-за тебя! Если ты хочешь продолжать мучиться – пожалуйста! Но только на этот раз без меня! В этой войне я больше не участвую.

Она постаралась вложить в голос всю боль и отчаяние, что постоянными спутниками сопровождали каждый ее шаг и каждый вдох, зная, что только так может убедить его ей поверить. Попробуй она рассказать ему о том, что на самом деле лежало в основе её решения, он бы никогда не поверил, не принял бы такой исход. И, тем самым, окончательно обрёк бы себя на смерть.

На помертвевшем лице мужчины читалось недоверие, и боль, и разочарование. На миг он выглядел по-настоящему раненым её словами. Но Сапфо не был бы собой, если позволил бы чувствам надолго возобладать над привычным бесстрастием.

– Хорошо, принцесса, – он попытался даже изобразить нечто вроде поклона, но прилипшая к нему настороженная сестра не позволила этого сделать. – Вы донесли свою мысль предельно ясно. Отныне я больше Вас не потревожу.