Глава 45. Каблуки и зрелища
Как назло два дня солнце стояло в зените, и хоть световые часы в декабре были не так длинны, как летом, я все равно не успевал встретить Ренесми, пока она была в колледже, вдали от семьи и Алека.
Пришлось ждать. И это бесило меня просто невероятно. Я всегда ненавидел любые ограничения, а их сейчас было невыносимо много: шаг вправо, шаг влево, лишняя мысль, спонтанный поступок… И Эдвард, который тут же был на телефоне, чтобы вправить мне мозги. А тут еще и задержка во времени. Стоит ли удивляться, что я был сам не свой.
Я чувствовал себя… Боже, как же я чувствовал себя? То в агонии, то в ступоре, то в жаре, то в лютом холоде. То полон решимости довести начатое до конца, то готовый бросить все это и уехать, чтобы больше уже никогда не вспоминать о семействе Каллен с их неуемной страстью усложнять мне жизнь. Пару раз я даже будто бы порывался к двери моего уединенного номера, в желании покинуть Лондон, но на самом деле всегда знал, что идея-фикс о предстоящей, но по воле обстоятельств отложенной встрече с Ренесми никогда не даст мне уйти. Я слишком сильно привязался к ней, чтобы оборвать все связи, слишком сильно нуждался в ней, чтобы отказаться от нее. Поэтому я стискивал зубы и покорно ждал, поддаваясь вырывающейся наружу привычной боли.
Прошло почти девять месяцев с того злополучного дня рождения, которое навсегда изменило мою жизнь. Почти девять месяцев с тех пор, как я поддался мистической тяге и все-таки выпил кровь Ренесми. Девять долгих месяцев с тех пор, как я ушел от нее. Столько времени, и все же не было ни дня, чтобы я не ощутил ее присутствия где-то рядом. Она шла рядом со мной по извилистым улицам Вольтерры, сидела на бревнышке в окружении столетних дубов, пока я охотился, и отблески солнечного света играли в ее прекрасных золотистых волосах, она даже лежала рядом со мной на широкой кровати в спальне в Гштааде. На той самой кровати, где мы впервые провели ночь вместе, испытав столько удивительных в своей невинности сладких мгновений. Бежать в Швейцарию? Зачем? Боже, это же очевидно, что ее образ будет следовать за мной повсюду.
Когда напряжение достигло апогея, и я думал, что больше не вытерплю этой томительной пытки ни минуты, случилось чудо. Пришло утро, принеся с собой тяжелые грозовые тучи, и пока прохожие недовольно роптали на слякоть и серость пейзажа, я, расправив плечи и подставив лицо холодным парам разряженного воздуха, с легкой улыбкой на губах шел к Кембервеллу. Меня не расстраивало даже то, что я не ко времени и мне еще придется прождать Ренесми порядка четырех часов где-то в окрестностях ее колледжа. Знание и предвкушение мысли, что я увижу ее сегодня, пусть даже на улице, в окружении людей, наполняло меня изнутри странным теплом и умиротворением.
Я устроился в небольшом сквере через дорогу от колледжа, из которого вся площадка Кембервелла была видна как на ладони, так что я мог не боятся пропустить Ренесми. Хотя, я думаю, вы тоже прекрасно понимаете, что пропустить ее у меня просто не было шансов. Чересчур сильным и дурманящим был ее запах.
Временами поглядывая на часы, я провожал взглядами пеструю разношерстную толпу, входившую в двери колледжа и выходившую из них. Мимо проплывали блондинки и брюнетки на каблуках, весело переговариваясь, проносились стайки первокурсниц в кедах, кто-то шел, спешил, прогуливался. Только ее все не было. Но эта небольшая задержка ничуть не волновала меня. Здесь и сейчас я был совершенно спокоен, как корабль, который выбрал курс, и сквозь волны и ветер мчится вперед, даже зная, что на такой скорости и при такой плохой ориентировке на местности он может натолкнуться на айсберг. И тогда темная пучина поглотит его. И все будет кончено.
Какой-то странный фатализм, столь несвойственный мне, снизошел на меня в этот день, вам не кажется?
Стоя у уснувшего на зиму дерева, изогнутые толстые ветки которого слегка покачивались на шквалистом ветру, и взирая со стороны на внушительное здание Кембервелла, я ждал ее, но постоянно напоминал себе, какова моя цель. Ну, чтобы не сбиться с мыслей. Потому что временами, я будто отрывался от земли и начинал думать о запретном. О том, что никогда больше не случится между мной и Ренесми по многим причинам.
О ее приближении мне сказал ее запах. Но еще раньше, за секунду до того, как мои ноздри наполнились ее свежим ванильным ароматом, неведомое седьмое чувство встрепенулось в моей душе, и я стал жадно вглядываться в толпу, уже зная, что непременно увижу в ней ту, которую я любил, чтобы ненавидеть, и ненавидел, чтобы любить. И словно в каком-то дешевом фильме, толпа расступилась, чтобы явить мне ее.
Она была одна, но не выглядела одинокой. Напротив, она казалась удивительно самодостаточной и спокойной, и создавалось ощущение, что все вокруг – лишь декорация для ее торжественного путешествия по жизни.
Я сглотнул набежавший в рот веном, и в который раз признал, что она была великолепна. И еще с долей раздражения подумал, что сам похож на собаку Павлова, у которой при звуке начиналось бешеное слюноотделение. Так и я совершенно слетал с катушек от ее вида, звука ее голоса, запаха, давясь своим ядом и проклиная ее и себя за эту невыносимую ситуацию, в которую мы оба себя загнали.
Внешность Ренесми, как и в тот вечер на выставке, повергла меня в шок. «Взрослая». Только так я мог описать ее. Исчезло желтое пальто и смешной берет, в которых она проходила большую часть прошлой зимы, исчезли сапоги на плоской подошве. Сейчас по студенческому двору шла утонченная молодая леди, с ног до головы одетая в черное, а длинные ноги в ботильонах на шпильке вели ее мне навстречу с непередаваемой грацией и изяществом.
Я точно зафиксировал момент, когда она узнала о моем присутствии. Я ждал его, потому что знал, что она – такая же одержимая как и я. Она не сможет не заметить, что я рядом и смотрю на нее. Так вот, точное мгновение ее озарения – оно было так предсказуемо, но все же я почувствовал себя удовлетворенным. Было приятно сознавать, что хоть это магнитное поле для нас не изменилось, невзирая на все другие «нововведения» в ее жизни.
Черт, я снова отклонился от мысли. Да, мгновение узнавания. Всего секунду назад непринужденно шедшая к дороге, Ренесми вдруг остановилась, как вкопанная, и ее голова резко дернулась сначала вправо, а потом влево, пока она не встретилась со мной глазами и не замерла.
И снова эта странная штука случилась с миром вокруг, когда наши глаза впились друг в друга: удивленные, настороженные и безусловно обрадованные новой встречей. Все исчезло, мысли выветрились из головы, а чувства обострись, и казалось, что мы можем простоять так целую вечность, и ничто не разомкнет нашего контакта. Но на этот раз я не позволил себе забыться и дать Ренесми возможность скрыться. Я оттолкнулся от дерева и пошел прямо к ней. И она, будто загипнотизированная, следила за мной, слегка приоткрыв губы и тяжело дыша. И если до этого я испытывал волнение, то видя ответный отклик ее чувств и тела, мне понадобилось максимум усилий, чтобы сдержать себя и не наплевав на все вокруг не броситься к ней и не сжать ее в объятиях. Вместо этого я проделал весь путь к ней нарочито спокойно и неторопливо, и остановился примерно в метре от нее.
Было странно стоять с ней рядом, понимая, что благословение на эту встречу дал ее отец, и что он позаботиться, чтобы нам никто не помешал. Было странно смотреть на нее. Было странно даже дышать с ней одним воздухом после того, как я думал, что нашим встречам пришел конец. Но нет. Жизнь-насмешка всегда выбирает свой собственный путь, увлекая тебя за собой независимо от твоих планов и желаний.
- Здравствуй, - тихо сказал я, наконец, проглатывая тугой комок в горле. Голос мой от напряжения и волнения, и еще от разных дурацких чувств, одолевающих меня при встрече с ней, вышел каким-то гортанным и чужим. Ренесми вздрогнула, но ничего не ответила. Просто смотрела на меня огромными глазищами, в зрачках которых отражалось мое лицо, и тяжело дышала, так что я видел как двигается ее грудная клетка под толстой тканью пальто.
- Как ты? – спросил я. Вопрос был в высшей степени банальным и тупым, но ничего другого не пришло мне в тот момент в голову. Она снова ответила мне молчанием. И я подумал, что, наверное, она также взбудоражена этой новой встречей как и я.
Она была тиха и напряжена. Ее губы были крепко сжаты, а глаза почти не моргали. А свой большой альбом для эскизов она прижала к груди, будто щит, и я видел, как побелели костяшки ее пальцев, с силой впившихся в несчастную картонную папку. Сам не знаю почему, но я подумал, что ее руки должно быть озябли – на улице было сыро и ветрено, а она без перчаток… И у меня появилось абсолютно странное желание взять ее ладошки в свои руки и согреть их. Правда, в высшей степени глупо, учитывая температуру моего тела?
Я смотрел на ее лицо в обрамление золотистых кудрей и не мог определить, что она думает или чувствует - на милом лице лежала непроницаемая маска. И я изучал ее, ее вздернутый подбородок, крепко сжатые губы, покрасневшие щеки и строгие глаза, и вдруг почувствовал, как бешено заструился веном по венам, как зазвенело в ушах и стало тесно в груди. Потому что при всей странности ситуации, при всей нервозности и скованности, ее холодное нарочитое отчуждение взволновало меня. Да-да, взволновало именно в том самом сексуальном подтексте. И я совершенно не был готов к такой подставе своего тела.
Между тем, тишина вокруг нас стала почти осязаемой. И ее плотность будто обернула нас в свой кокон, отгородив от шума студенческого городка и Лондона. Поэтому, поддаваясь игре в молчанку, я тоже не стал пытаться завязать разговор. К тому же, я искренне боялся ляпнуть какую-нибудь глупость, поэтому молчание было вполне приемлемо для меня в тот миг.
Что есть молчание? И в какой момент оно становится красноречивее слов? Мне кажется, именно в такие моменты, как этот. Разве словами можно объяснить все произошедшее между нами? Ту иронию судьбы, разводящую и сводящую нас с Ренесми снова и снова, будто нарочно играя нами и заставляя причинять друг другу боль и нагнетая отчаяние? Или то неугасающее пламя страсти, которое, сколь бы долго мы не притворялись, всегда пляшет между нами, опаляя жаркими языками? Или ту недосказанность, нервозность, неудовлетворенность? Или ту неопределенную гамму самых противоречивых чувств и болезненную тягу? Нет, нет и нет. А раз словами делу не поможешь, я молчал, но страстно желал сделать хоть что-то. Потому что боялся, что Ренесми так же молча развернется и пойдет прочь, оставив меня с моими больными мотивами и порывами.
И от одной мысли об этом, что-то вдруг нашло на меня, щелкнуло в голове, и я протянул руку и кончиками пальцев коснулся ее теплой щеки. Ощущение было таким знакомым и таким всепоглощающим, но таким нереальным, будто все происходит во сне, что я на мгновение потерял чувство реальности. И Ренесми, кажется, тоже. Она не оттолкнула мою руку, не отступила назад, она просто буравила меня своими карими глазами, которые на этот короткий миг стали вновь простыми и понятными для меня. И я мог вновь читать ее, как раскрытую книгу. И видеть, что она чувствует ЭТО.
ЭТО.
То же, что чувствовал в этот момент и я. Обжигающее, разряженное и нервозное ощущение, которое появлялось от малейшего контакта моей кожи и ее кожи…
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне все же пришлось опустить свою руку. Но когда мы снова стояли каждый сам по себе, что-то важное и совершенно необъяснимое, то самое «электричество» будто ушло, и я и она снова вернулись в реальный мир, где позади нас было прошлое, полное обид, боли и страданий, а впереди – только пустота вдали друг от друга.
С некоторым удовлетворением я отметил, что даже разорвав этот физический контакт, какое то время Ренесми все еще, казалось, находилась под его впечатлением. Выражение ее глаз и лица было таким смущенным, растерянным и… даже болезненным, что я внутренне сжался. Потому что я мог поспорить, что я выглядел сейчас точно также.
- Я-я в порядке. У меня все хорошо, - внезапно выпалила она, отступая на шаг назад. Ее ресницы захлопнулись, а потом она стала моргать часто и больше совсем не смотрела на меня. И я, честно говоря, растерялся. Растерялся от неожиданности ее ответа, от звука ее голоса и от срывающегося тона, которым она произнесла свои слова. И она, кажется, растерялась тоже. Потому что ее тонкие брови вдруг нахмурились, и мне показалось будто она мысленно отругала себя за что-то.
- Хорошо, - сказал я. - Ты выглядишь хорошо.
«Ты выглядишь хорошо»? Серьезно? Бля, Дэниэл, что за чушь ты несешь?
- Спасибо, - пожав плечами ответила она.
Снова между нами воцарилась тишина. Но на этот раз какая-то некомфортная и постыдная. Я не знал, что еще сказать, чтобы как-то постараться объяснить Ренесми свое появление. Ведь я понимал, что она ждет объяснения. Хоть какого-то. Поэтому и молчит. Но она снова удивила меня, заговорив первой. Удивила вот уже в который раз за последнее время.
- Ты что, заблудился? – с иронией в голосе спросила она. – Я могу тебе чем-то помочь?
На этот раз в ее интонациях не было и следа былой нервозности, тревоги или какой-то другой глубокой эмоции. Ее лицо стало насмешливым и абсолютно спокойным. Это больно ударило по моему самолюбию и я, совершенно опешив, выпалил правду:
- Я ждал тебя. Нам нужно поговорить.
То, что случилось потом, оказалось для меня таким неожиданным, что я еще больше смутился.
Ренесми хохотнула. По-настоящему. И встретила мой взгляд полными презрения глазами.
- Да ну? Вот так вдруг ты появился, и думаешь, что мне есть о чем с тобой говорить?
- Я знаю, ты не жаждешь общения, но…
- Дэниэл, серьезно, я вообще не могу понять, как тебе хватило наглости заявиться на мою выставку, но то, что ты пришел сюда, искренне полагая, что я захочу с тобой говорить – это верх самонадеянности, - перебила она меня. – Мне нечего тебе сказать. И у меня нет никакого желания слушать, что ты хочешь сказать мне.
- Это ничего не меняет, - ответил я, стараясь вернуть себе утраченный контроль за ситуацией. – Тебе придется выслушать меня.
Ренесми смерила меня холодным взглядом.
- Иди ты к черту сам и забирай с собой свою уверенность в том, что я стану тебя слушать, - отчеканила она, разворачиваясь на каблуках ко мне спиной и явно намереваясь уйти, оставив меня стоять здесь с открытым ртом и упиваться ее новой бешеной сексуальностью!
А, черт бы меня побрал, в этот миг она была такой сексуальной, что мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не сомкнуть пальцы на ее запястье и рывком не притянуть ее к себе. Пока я приходил в себя от возбуждения, которое она вызвала своим вызывающим поведением, Ренесми протопала уже несколько десятков метров. Я догнал ее и подстроился под ее шаг.
- Да ты здорово ходишь на этих каблучищах, - заметил я.
Видимо, она совсем не ожидала таких слов от меня, что резко остановилась и покраснела, но быстро взяла себя в руки и прошипела:
– Я не знаю, какую новую больную игру ты затеял, но ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что я буду играть вместе с тобой.
- Никаких игр.
- Тогда, будь добр, скройся с моих глаз.
- Как только мы поговорим, я так и сделаю.
Ренесми глубоко вздохнула. Было видно, что она в бешенстве.
- Мне что, написать тебе это на руке, чтобы ты запомнил? - холодно сказала она, бросая мне ту самую фразу, которой я так обидел ее в Вольтерре. – Я не желаю с тобой говорить. Не желаю, чтобы ты звонил мне, чтобы писал мне, чтобы «случайно» появлялся там, где обычно гуляю я. Не желаю даже твоей тени в моей жизни. Просто оставь меня в покое, Дэниэл!
Начавшись яростно и холодно, эта отповедь внезапно для меня и для самой Ренесми закончилась почти отчаянно. Я увидел, как судорожно она вздохнула, как задрожал ее голос на последней фразе, как блеснули глаза. И я почувствовал себя так отвратительно. Так ничтожно. Так тошнотворно.
Что я за дурак, решивший, что имеет право снова вторгаться в ее жизнь? Я ведь сам сознательно оттолкнул ее, а теперь снова бережу ее и свои раны. И ради чего? Ради того, чтобы изгнать из ее жизни соперника?
Нет, я поправил себя. Не соперника. Опасность. Я здесь, чтобы изгнать из ее жизни опасность. Не знаю, обманывал я себя или нет, но Алек, как опасность, будто бы искупали мое поведение сегодня.
- Я больше не позволю, что бы ты страдала, - тихо сказал я, протягивая руку и касаясь ее плеча.
Она подняла свои большие глаза на меня и так же тихо ответила.
- Если это действительно так, тогда постарайся больше не попадаться мне на глаза. Ты единственный кто в этом мире причиняет мне страдания.
С этими словами она пошла прочь, а я был так уязвлен ее словами, что не смог заставить себя пойти следом. Только смотрел ей вслед, совершенно не представляя, как мне быть и что делать дальше.