Глава 62. Признание. Она
На улице было ветрено и скользко. Растаявший за день на ярком солнце снег на вечернем морозе схватился тонкой корочкой льда, и мне приходилось идти, внимательно глядя под ноги. Но даже осторожность не спасала – мои ботинки на каблуках были не лучшим вариантом для ходьбы по скользким буграм, так что я часто теряла равновесие. Когда это случилось раз в пятый, не говоря ни слова, Дэниэл предложил мне свою руку. И, вроде бы, я была достаточно взрослой для того, чтобы принять ее, и, я уверена, Дэниэл не расценил бы это как слабость, но все же я проигнорировала его жест. Боялась ли телесного контакта, не желала ли признавать, что слабее, или на меня вдруг совершенно нежданно нахлынули воспоминания о том дне в Гштааде, когда он тоже предлагал мне свою руку на лыжной трассе в горах, – кто знает. Я знаю лишь то, что, глядя на его ладонь, я поняла, что не могу взять ее. И то ли от раздражения на себя, то ли на Дэниэла, то ли на всю эту дурацкую ситуацию, я холодно произнесла:
- Я не хочу уходить далеко… Далеко от кинотеатра.
- Мы и не идем далеко, - спокойно ответил он. - Впереди парк. Погуляем там.
- Довольно холодно и скользко для прогулок, не находишь? – скептически пробормотала я.
- Ты сама не захотела говорить в помещении, - напомнил он.
- Не передергивай. Я отказалась устраивать из разговора сцену для всех желающих. Ты мог выбрать другое место и время.
- Я пытался, - подчеркнул он. - Но ты весь день не отвечала на мои звонки.
- И теперь расплачиваюсь за это… - еле слышно буркнула я и тут же чертыхнулась, потому что снова поскользнулась.
На какое-то время между нами повисла тишина. Тишина, полная ожидания, предвкушения, предчувствия чего-то, что пока неясно и призрачно, но уже витает в воздухе, раздражая нерв за нервом. Я чувствовала, что чем дальше мы уходим от оставшихся в кинотеатре родных, тем ощутимее становится мое внутреннее напряжение, тем тяжелее мне дышать ровно, идти прямо, думать чисто. Чтобы не накручивать себя раньше времени, не злиться, не тратить запал, я попыталась абстрагироваться от ситуации и сосредоточиться на дороге. Дэниэл… Честно говоря, я понятия не имею, о чем он думал в тот миг он. Стараясь не выдать своего интереса, я украдкой взглянула на него, но не смогла прочитать ровным счетом ничего на его хмуром лице. Он, немного сгорбленный и зажатый, просто шел рядом, сохраняя дистанцию, точно подстраиваясь под мой шаг, глядя четко вперед, словно где-то там, в глубине темной ночи, есть решение мучающей его проблемы…
Эта мысль заставила меня печально вздохнуть. Я мучаюсь. И он, я готова была признать это, мучается тоже. И вся эта ситуация в принципе невыносима для нас обоих. Так где же та грань, за которой мы, наконец, сможем освободиться и продолжить жить, больше не изнывая от боли и страха? Или грани вообще нет? Ведь что удивительно, казалось, чем больше мы общаемся с Дэниэлом, чем дольше терзаем друг друга, чем сильнее ругаемся, нервируем, колем, режем, унижаем, тем интереснее, болезненно привлекательнее становятся эти отношения для обоих... Может быть мы оба мазохисты? Потерянные, конченные и жалкие существа, для которых уже нет надежды на очищение и спасение, просто потому что они не желают быть спасенными, и получают удовольствие от той изматывающей пытки, которую устраивают друг другу? …
Заметив, что мои мысли снова свернули с намеченного беспечного курса, я беззвучно выругалась. Что ж тут сложного? Идешь и иди себе, думай про родных, про колледж, про картины. Но нет же! Я не могу! Моя глупая голова обязательно затрагивает болезненные воспоминания и сводит меня с ума. Хотя, с другой стороны, мысленно продолжила я свой внутренний диалог, может быть, вспомнив все, что я испытала по вине Дэниэла, я смогу укрепить свою оборону и не дам ему легко проникнуть за нее, что бы такого важного он ни собирался мне сказать?..
Я так погрузилась в свои внутренние переживания, что не сразу заметила, как началась парковая зона. Вроде бы еще секунду назад мы с Дэниэлом шли по скользкому тротуару вдоль шумной проезжей части мегаполиса, но стоило нам лишь свернуть за угол, как мы оказались на тихой аллейке, родом будто из другого столетия. Казалось, сюда не проникает ни один городской звук, и помимо неумолчного завывания ветра не доносится ни единого шороха извне. По обе стороны длинной мощеной дорожки стояли лавочки, над которыми густо нависали ветки деревьев, голые, тонкие, покрытые сейчас искристой корочкой льда и кое-где припорошенные снегом. Сквозь морозный туман тускло пробивался свет фонарей. Их зеленоватое сияние придавало всему вокруг оттенок иллюзорности сна. В целом, парк был очень красив. Красив какой-то мрачноватой и темной красотой, которая здорово подходила в качестве декорации к нашим с Дэниэлом отношениям.
Это было глупо, рассуждать о красоте парка в такой момент, не правда ли? Но что я могла поделать, когда я сама твердо решила не форсировать события, не нагнетать обстановку и дать моему спутнику выговориться, но он в это время хранил гробовое молчание.
Внезапно на меня накатила волна раздражения, и даже злости на Дэниэла за тишину вокруг. С ним всегда так! Вытащит тебя куда-нибудь, уверяет в неотложности дела, а потом молчит, как партизан, вынуждая тебя строить догадки, нервничать и, наконец, первой начинать разговор.
- Кажется, тебе не терпелось поговорить со мной, - запальчиво пробормотала я, ожидая, что Дэниэл ответит мне что-то пустое, совсем неважное, что-то гораздо более прозаичное, чем могло ожидаться после его практически театрального появления в холле кинотеатра. И я бы даже не удивилась, поскольку это было бы в его стиле. Но он сбил меня с толку, потому что сделал нечто совершенно несвойственное его вечно выжидающей и таинственной натуре. Он начал действовать! Резко остановившись, он развернулся ко мне и обхватил за плечи так, что я вынуждена была застыть в его руках и вопросительно заглянуть в его глаза.
- Мне – да. А тебе разве нет? – гортанно спросил он. И по его голосу, я поняла, что он волнуется. Я поняла, насколько он волнуется. Интонации, как сейчас, бывали у него только в моменты, когда он испытывал неуверенность в себе или в окружающих. И я, за наше двухлетнее знакомство, слышала их лишь дважды. – После того, что произошло вчера в клубе, я убежден, этот разговор необходим нам обоим.
- Мне нечего тебе сказать. Я была пьяна, а значит, не могу нести ответственности за то, что делала или говорила прошлым вечером, - сдерживая растущую в душе нервозность, пробормотала я и повела плечами в попытке сбросить руки Дэниэла, но это было бесполезно – он крепко держал меня, и, похоже, даже не заметил моего желания вырваться. – Я готова выслушать все, что ты считаешь нужным сказать мне. Это все.
Едва я закончила свою мини тираду, вопреки всякой логике, напряженное лицо Дэниэла осветила улыбка. Она смягчила заостренные черты его лица, придала глазам глубину и какое-то новое сияние. И он вздохнул. Но не печально, как раньше, а по-новому легко и свободно, словно гора свалилась с его плеч. И это окончательно сбило меня с толку. Потому что неподдельная искренность этой эмоции, естественность улыбки и теплота, которой зажглись в этот миг его глаза, заставили пошатнуться бастионы, которые я выстроила вокруг своего сердца.
- Ты говоришь сейчас совсем как тогда, - ласковым шепотом произнес Дэниэл. – И заставляешь меня чувствовать то же, что и тогда. Будто мне снова нужно завоевать тебя. Это вселяет уверенность и дает мне надежду.
- Но тебе не нужно меня завоевывать! - резко воскликнула я, прекрасно понимая, на что он намекает. – Все теперь по-другому. И прошлого не вернешь.
- Но я могу попытаться, - уже без тени улыбки произнес он. И я, застигнутая врасплох этим еще одним нежданным признанием, ошарашено уставилась на него. И было что-то такое в его взгляде, в том, как он держал меня за плечи, что-то неуловимое, неясное, но такое искреннее, такое глубокое, сильное и такое настоящее, что я вдруг поверила ему.
И тут же, все как раньше, по четко усвоенной схеме, мое тело бросило в жар, сердце затрепетало, словно маленькая испуганная птичка, и кровь зашумела в ушах, а дыхание стало коротким и прерывистым. И я снова очень остро ощутила его близость, его запах, его дыхание, приятное ощущение тяжести там, где его руки касались моих плеч. И страх… Безотчетный страх, который говорил мне, что все это зашло слишком далеко. Настолько, что я уже не могу справляться.
Когда-то давно Дэниэл уже уничтожил меня, и я все еще была разбитой, какую бы маску я не надевала, появляясь перед миром, перед ним и даже перед самой собой. Вся эта напускная уверенность в способности противостоять ему разлеталась на куски, стоило ему лишь немного постараться – нежно посмотреть, ласково обнять и, как бы между прочим, намекнуть на возобновление наших отношений. Потому что в глубине меня все еще жила та зачарованная прекрасной зимней сказкой девочка, которая на время затаилась, заперлась на замок, чтобы ее не нашли чужие, но с радостью распахнула двери и объятия, лишь услыхав о возвращении своего прекрасного, выдуманного и неземного принца. И я чувствовала, как эта девочка внутри меня яростно и бесстрашно рвется вперед, навстречу своей судьбе, не думая, не оглядываясь, не страшась ни новой боли, ни новых разочарований, ни обид…
Я должна убраться отсюда! Убраться от Дэниэла так далеко, как только возможно, и ни в коем случае не позволить ему снова затянуть меня в свою орбиту. Потому что я уже и так в опасной близости от нее.
Собрав остатки сил, как моральных, так и физических, я конвульсивно проглотила застрявший в горле ком и вырвалась из тесного объятия Дэниэла.
- Не смей даже пытаться! – выкрикнула я и, отвернувшись от него, побежала обратно, к выходу из парка, с единственной мыслью – как можно скорее добраться до родителей. Но он был быстр. И он был силен. И, черт бы побрал его возможности, во много раз превосходящие мои, он не дал мне ни единого шанса скрыться. Уже через мгновение он был рядом, останавливая меня, прижимая к себе словно тряпичную куклу, у которой нет ни грамма силенок.
- Я не хотел напугать тебя, Ренесми, - почти простонал он, одной рукой придерживая меня за спину, а другой – притягивая мое лицо к своей груди, что бы зарыться носом в моих волосах. – Я просто…
Он оборвал себя на полуслове. Потом громко ругнулся и с шумом вздохнул, будто готовился к чему-то важному…
- Ренесми, посмотри на меня, - услышала я в следующую секунду.
Я мотнула головой, как бы говоря ему предупреждающее «нет», но он не обратил на меня внимания. Он чуть разжал свои объятия и отстранил меня, совсем немного, но достаточно для того, чтобы иметь возможность свободной рукой взять мой подбородок, и приподнять его так, чтобы мои глаза прямо встретили его взгляд. И когда это случилось, он тихо, очень тихо и проникновенно произнес:
- Я просто люблю тебя. Я люблю тебя больше, в тысячу раз больше, чем я думал, это вообще возможно. Я не требую от тебя сейчас взаимности, потому что знаю, я сам все разрушил. Я сделал ужасные вещи. С тобой, с нами. Но я хочу все исправить. Хочу, чтобы ты позволила мне попытаться все исправить.
На какое-то короткое мгновение мой организм перестал функционировать. Я могу поклясться, что внутри замерло все: каждый нерв, каждый мускул, каждая клеточка. И если бы я могла, то на то время, пока Дэниэл говорил, я бы сохранила в организме это состояние заморозки, только чтобы не слышать, не дышать, не ощущать, не думать.
Но я не могла. И с каждым новым произнесенным им словом, я лишь чувствовала, как мой, с таким трудом восстановленный мир, вновь рушится, а лед, в который я заковала сердце, начинает таять. И под ногами шатается земля. И небо опрокидывается на землю...
Три месяца назад я бы отдала жизнь за подобные слова. За такой взгляд, прикосновение, дыхание. Потому что я любила Дэниэла больше, чем жизнь, а его слова были бы важнее, чем смерть.
Два месяца назад я бы отдала жизнь за подобные слова. За такой взгляд, прикосновение, дыхание. Потому что я ненавидела Дэниэла сильнее, чем я любила жизнь. И его слова значили бы, что я отомщена, а это в тот момент было важнее, чем смерть.
Месяц назад я бы отдала жизнь за подобные слова. За такой взгляд, прикосновение, дыхание. Потому что я презирала Дэниэла больше, чем ценила жизнь. И эти слова значили бы, что он раскаялся, а мне все равно, и значит – я победила, и торжество было бы ярче, чем могла бы быть жизнь.
Сейчас же… Сейчас я так устала, что просто не могла вынести подобные слова. Такой взгляд, прикосновение, дыхание. И те эмоции, которые они приносили с собой. И эту новую боль, и растерянность, и эти чувства.
- Дай мне уйти, - взмолилась я, безуспешно брыкаясь в его объятиях.
- Мне кажется, я никогда не дам тебе уйти, – горько выдохнул он, не разжимая объятий, напротив, притягивая меня к себе еще чуточку ближе, закрывая глаза и прикасаясь своим лбом к моему. – Я пытаюсь, но не могу. Ты преследуешь меня. В мыслях, в мечтах, в планах. И я больше не могу сопротивляться, Ренесми. Я так хочу тебя, что это буквально сводит меня с ума.
О Господи, нет! Немой крик рвался из самой глубины моей души. Не позволяй ему говорить подобные вещи! Не позволяй ему даже думать, что мне может быть это интересно. Что мне может быть это важно. И что от таких слов, мне может быть хорошо…
Я бы многое отдала сейчас за побег. За возможность скрыться от Дэниэла, исчезнуть, убежать. Я бы многое отдала, за возможность просто двигаться. Но я застыла в его руках, как истукан, и никак не могла вывести себя из этого замороженного состояния. Не говорила, не шевелилась, мне кажется, даже почти не дышала. Только смотрела на него широко распахнутыми глазами, которые скользили, изучали, впивались в его лицо, в его волосы в зеленоватом ореоле света фонарей, в его бронзовые глаза и длинные ресницы, в его мраморную кожу, в высокие скулы, в темные брови, нежные губы…
И где-то внутри меня зрело, росло, вытягивалось опасное чувство радости. Робкой надежды. Нежной сладости. И понимая это, я еще отчетливее видела необходимость бежать. Но я стояла. И слушала. И даже дышала, потому что густой пар от моего дыхания касался его губ, когда он говорил.
- Я так хочу, чтобы ты поняла меня сейчас. Поверила, что я не планировал ничего подобного, когда решил вернуться. Но как только увидел тебя на выставке, я понял, что ты нужна мне. Каждый день в моей жизни, каждую ночь. Я отторгал эти мысли, старался спрятать их за чем-то другим, но, правда в том, что они настигли меня. И я не знаю, как еще с этим бороться. Да и… Надо ли бороться?
- Не говори этого, я прошу тебя, - попросила я. И мой голос звучал так жалобно, что, казалось, говорила не я, а моя бесплотная тень. – Не делай все это и без того хуже.
- Хуже? – он отдалил от меня свое лицо и печально усмехнулся. – Я в аду с тех пор, как покинул тебя. Разве может быть еще хуже?
Я прям ахнула. Этот человек был просто невероятен. Невыносим, эгоистичен, самонадеян!
- Ты в аду? – переспросила я, ощущая, как во мне поднимается робкая волна негодования. - Тогда возьми свой ад и умножь на тысячу. И ты поймешь, в каком аду была по твоей вине я!
- Я знаю это. Я…, - он запнулся, а когда заговорил снова, в его голосе зазвучал вызов. - Что ты хочешь, чтобы я сделал, Ренесми? Встал на колени, прокричал «прости» на всю округу? Скажи мне, что тебе нужно, и я сделаю это. Я прекрасно понимаю, что мое поведение в Вольтерре невозможно оправдать, но я хочу попытаться загладить тот поступок.
Его голос и слова звучали совершенно искренне, и я не сомневалась в их правдивости. Но я не представляла, как еще объяснить Дэниэлу то, что я пыталась донести до него с момента его первого появления в Лондоне, а именно, что он никогда не сможет загладить тот поступок и я никогда не смогу его простить. Поэтому я молчала.
Какое-то время он еще напряженно вглядывался в мое лицо, ожидая хоть какой-нибудь реакции на свои слова, но когда ее не последовало, он убрал одну руку с моей талии и поднес ее к моему лицу. Его глаза были темными и таинственными, когда он осторожно провел костяшками пальцев по моей щеке. Из-за разлитого в воздухе напряжения, из-за порывистых слов можно было бы подумать, что прикосновение Дэниэла выйдет грубым или хотя бы чувствительным, но его пальцы касались меня с такой непередаваемой нежностью, что если бы я закрыла глаза, то могла подумать, что меня просто ласкает ветер. Это было так трогательно, так невинно, так сладостно. Это было так прекрасно, что я не смогла сдержать легкий вздох наслаждения.
- Ты такая красивая, Ренесми. Такая яркая. Живая. Когда я рядом с тобой, я чувствую, что мне все по плечу. Я… Я люблю тебя, - снова произнес он. – Я хочу быть рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты позволила мне загладить свою вину. Я хочу встречаться с тобой. Заботиться о тебе, любить. Хочу раз и навсегда вычеркнуть из нашей жизни эти ужасные месяцы разлуки…
Наверное, по всем законам логики, я должна была торжествовать сейчас. Я должна была гордиться собой. Я должна была рассмеяться ему в лицо. Сказать что-нибудь пренебрежительное. Обидеть его. Унизить, как он унижал меня. Но я не могла. Я не могла причинять ему боль. Вот так намеренно. После всего, что было между нами, после всего, через что я прошла по его вине, после всех унижений, страданий, я по-прежнему не могла… И я даже не чувствовала удовлетворения от его слов. Не ощущала вообще ничего. Только страх. И боль, за себя и за него, которая шла из самой глубины моего сердца.
- Дэниэл, замолчи. Прошу тебя, замолчи! Не говори больше ничего, - выдохнула я.
- Я долго не говорил ничего, и посмотри, куда нас это привело. И не говори, что ты ничего не испытываешь ко мне. Вчера, да и в ту рождественскую ночь я чувствовал, что для нас еще не все потеряно.
- Это не имеет значения. Я не могу. Просто не могу. Не после того, что было, - мне понадобилось время, чтобы совладать со своим голосом. И он прозвучал, скрипучий и невыразительный, неспособный отделиться от бесконечной боли, которую я так пыталась скрыть.
Я почувствовала, как на глазах выступают слезы. Одновременно и по прошлому, и по настоящему. По тому жестокому настоящему, в котором вопреки своим самым сокровенным желаниям, я не могла принять слова Дэниэла и ответить на них. По тому светлому прошлому, которое осталось далеко позади, погребенное под тоннами грязных слов и поступков…
- Прошлое всегда будет стоять между нами, Ренесми? – сдавленно произнес он.
- Всегда, - с болью ответила я, переводя дыхание и отстраняясь от него. – И тебе… Нам лучше остановиться сейчас.
- Я понимаю, - в голосе Дэниэла отчетливо слышалась боль и грусть. Он приподнял прядь моих волос, на долю секунды прикоснулся холодными пальцами к шее, а потом нежно уткнулся носом в висок. – Но не принимаю, Ренесми. Не могу отказаться от тебя.
- Ты уже сделал это. Гораздо раньше.
Он вздохнул.
- Я не могу без тебя, - почти обреченно произнес он.
- Я раньше тоже думала, что не могу без тебя. Но я смогла…
Он покачал головой. Его глаза на белом лице сверкали, но голос звучал почти спокойно.
- Если ты действительно этого хочешь, то я буду держаться от тебя на расстоянии. Достаточно далеком, чтобы ты не чувствовала себя скованно, но достаточно близком, чтобы когда ты захотела, ты могла найти меня.
- Это только затянет неизбежное, Дэниэл. Между нами все давно кончено.
Как бы протестуя, он приблизил свое лицо к моему еще ближе, так, что холодное дыхание коснулось моих губ, но поцелуй так и не случился. Но оказалось, даже его не нужно, чтобы и меня и его пронзила томительная дрожь сексуального возбуждения. Просто дыхание – и мы вспыхнули, как спички.
- Я не верю, что это конец, - произнес он глухо, и его голос вибрировал на какой-то новой ноте – глубокой, волнующей. - Я все еще чувствую, это… Прямо здесь, между нами.
Я не отвечала, лишь вглядывалась в правильные, такие красивые черты дорого мне лица. Мы вдвоем были неотразимы. Мы были прекрасны во многих смыслах этого слова. И мы могли бы быть так счастливы, если бы только… Я заставила себя оборвать эти мысли и отвернулась. Но Дэниэл в который раз не дал мне это сделать, приподняв мой подбородок и заставив взглянуть на себя.
- Ты не должна стесняться своих ощущений, - произнес он серьезно. – Они взаимны. И они от Бога. А потому, все, что происходит между нами – правильно, понимаешь?
Правильно, когда это происходит между двумя людьми, которые любят и доверяют друг друга. Тогда это сумасшедшее влечение – вершина их любви. Но то, что происходит между нами…
Как бы я хотела, чтобы мое тело жило в согласии с разумом! Я закрыла глаза и сосчитала до трех, а потом заставила себя открыть их и прямо посмотреть на Дэниэла.
- Этого не достаточно. Раньше было достаточно, а сейчас нет, - сказала я тихо.
- Но почему?
- Потому что я больше не смогу доверять тебе. Никогда.
Я попыталась высвободиться из тесных объятий Дэниэла, ожидая сопротивление, но его не было. Он без возражений позволил мне отойти от него, лишь ненадолго задержав мою ладонь в своей.
- Приходи ко мне, когда будешь готова, Ренесми. За чем угодно. Просто поговорить или помолчать. Приходи, когда ты будешь чувствовать себя одиноко, потеряно. Когда тебе будет скучно. Просто приходи. Потому что, ты можешь не верить мне сейчас, но я больше никогда не дам тебе повода не доверять мне.