Джаспер

Ещё не заслышав его шаги, я ощущаю его эмоции. Он и не пытается спрятаться, тот ещё ублюдочный вампир.

Не знай я, что он боится меня, не ощути я чёртов его страх, то улепётывал бы уже от этого сучёныша. Взамен я ударил кулаком его по голове и затем убежал. Я творил беспредел и сейчас чувствовал себя дерьмово.

Мне будто снова пятнадцать лет, разве что мне не забыть содеянное, напившись. Теперь я грёбаный монстр, и никогда этого не забуду. Даже на пару секунд. Ужас и страх того человека и женские крики, когда я высасывал из него кровь, лишь часть того «волшебства», которым живу я в эти дни. Поправка: длинные, никогда, чтоб их, не заканчивающиеся дни. То-то и оно. Я не могу проснуться от этого кошмара, происходящего наяву.

Я и есть тот самый кошмар.

Максимум, что я могу, так это убраться от людей куда подальше, но мне даже не уйти и не покиснуть, не убив кого-нибудь. А моя жена, моя жена, на чьих узеньких плечиках уже лежит груз долбаного будущего, испытывает до хрена и больше вины, потому что потеряла бдительность надо мной на целых двадцать три минуты.

Элис непрерывно пытается уберечь всех нас, находящихся на двух континентах, а я даже не могу курьеру из «УПС», внезапно сменившему маршрут, дать пожить.

Я грёбаный неудачник. Я даже не мог дать Элис час свободного времени, когда она того хотела. Ей нужен час на свои дела, а я всё порчу.

А тут ещё и Старина, пришёл и давай отговаривать, что я, дескать, этого не заслужил. Глаголь истину, Богородица. Оставь, блядь, меня уже в покое.

Я уже решил убраться восвояси, но от вампира исходили волны не жалости, а скорее сочувствия, что могло означать одно: он тоже пережил подобное.

Само собой.

– Эмметт.

Он долго молчит, просто сидит рядом и смотрит на разрушения. Речная вода начинает подниматься по берегам, и он убирает дерево, зашвырнутое мной туда, снова пуская воду свободным потоком. И ещё одно дерево, больше ничем не зажатое, плывёт по реке.

Я встаю и безмолвно помогаю ему, и довольно скоро наше занятие превращается в состязание по перекидыванию брёвен. Хоть Эмметт и крупный, но я всё же новорождённый вампир, так что легко побеждаю. Совру, сказав, что мне не стало чуточку легче.

– Думаю, это ещё можно пересадить, – говорит он, потряхивая средней высоты елью. – Ты, должно быть, выдрал её с корнем, смотри, корни вроде в хорошем состоянии.

Естественно, я помню, где она росла, так что я помогаю Эмметту и с этим.

Ему не требуется много времени, чтобы достать ведро для воды, но к тому времени как он возвращается, я готов говорить.

– Спасибо, мужик.

Эмметт кивает, настороженно смотря на меня, и ждёт. Он просто спокоен и терпелив. Теперь я понимаю, как он так хорошо уживается с Розали. Побывал на её месте? Парень заслужил медаль за ежедневное обезоруживание этой «бомбы».

– Ты тоже срывался? – для пущего спокойствия интересуюсь я.
– В первый год было плохо, – кивает он. – Однажды я даже сбежал, потому что не думал, что Розали простит меня. Но она простила. И только я решил, что всё круто, как снова прокололся. Так сложно было смотреть ей в глаза, зная, что она никогда не пробовала на вкус человеческую кровь. Зато она никогда не винила меня за совершённое. Она всегда винила себя, потому что умоляла Карлайла изменить меня.
– Ой.
– Да. Иногда мне приходит мысль, что благодаря вине я не теряю самообладания, понимаешь?
– То есть, если она никогда не убивала людей, возможно, что и Элис не придётся.
– Если нет, то она войдёт в тройку вампиров, не пивших человеческой крови.
Не уступать.
– Трое? Не пятеро? – пытаюсь вычислить, кто срывался и когда.
– Однозначно нет, – смеётся он. – Жить без срывов исключение, а не правило.
– Эсме? – С трудом представляю, что Эсме и муху может обидеть, не говоря уже о том, чтобы убить беззащитного человека.
– Тогда меня не было рядом, но да, она тоже косячила в первый год.
– Выходит, Карлайл? – Его тоже с трудом представляешь убийцей.
– Нет, Карлайл никогда не пил человеческую кровь.

Наш бесстрашный лидер испытал сострадание и вину вкупе с разочарованием, когда увидел кровь и труп. Исходящие от него волны разбили вдребезги мой экстаз по жажде крови, и стыд захлестнул меня, когда он проверил пульс человека и объявил его мёртвым.

Остаётся Эдвард. Не знаю, стоит ли мне испытывать облегчение от того, что он не идеален, или таить на него злобу. Хотя в реальности я жалею болвана, который не даёт Элис ровно то, в чём она нуждается, а она молит его изменить её.

– Что вы сделали с грузовиком? – Нужно сменить тему.
– Я доставил оставшиеся посылки по адресам, просто бросил их, без подписей и прочего, – добавляет он. – Затем перерезал ему шею ножом и пустил машину через мост. Если не станут присматриваться, то будет выглядеть как несчастный случай.
– Я у вас в долгу. – Потому что «спасибо» звучит как-то неверно.
– Не, мужик, такова жизнь. Обычно хвосты подчищает Эдвард.
– Я бы предпочёл быть должным тебе, чем ему, – ворчу я.
– Он не кусается, – подметил Эмметт. – Эдвард хороший парень. Может, немного угрюмый, но не плохой.
– Нет, но если бы не он, Вольтури не пришли бы сюда, так ведь?
– Они пришли за Беллой, – подмечает Эмметт, – хотя если тебе полегчает, то Эдвард и так казнит себя. Хотя это не его вина. Вольтури нашли бы Беллу, встречайся он с ней или нет. Благодаря нему нашли быстрее.
– Так, Эдвард тоже срывался? – наслаждаюсь текущим сосредоточением Эмметта на собственных ошибках. – У кого срывов было больше – у Эсме или Эдварда?
– Эсме укокошила только одну пару и придерживалась вегетарианской диеты всё время моего знакомства с нею, хотя я плошал похуже неё. Но Эдвард?
Эмметт хохочет. Впору в шоке быть, учитывая, о чём мы говорим.
– Знаю, мне не следует смеяться. Но его срывы нельзя назвать осечкой. Скорее отказом. Если считать его «зарубки», то он победит, никакого соревнования.

Эмметт рассказывает мне историю целиком, и, услышав, как телепатические способности Эдварда сформировали его предпочтения в убийствах, я задумался о страхе, исходившем от моей жертвы. Я и ненавидел это. И ужасался, но отчасти и любил. Кровь, она так хороша, и страх того мужчины усилил эту жажду. В этом мне не хотелось признаваться вслух. Что я мог убить его быстро, но растягивал процесс, чтобы больше адреналина выбросилось в кровь. Охрененный рай.

После осознания этого факта и пришла вина.

– Знаешь, что беспокоит меня? – Нарушив долгое молчание после конца истории Эдварда. – Что расстраивает больше всего в вампиризме? В некотором смысле я тот же человек, что и раньше, и тот парень в ужасе, что может убить человека. Но новая сторона меня, нечто фундаментально другое, и это…
– Дарит приятные ощущения? Словно пить человеческую кровь совершенно естественно, – к моему мгновенному и сильному облегчению, говорит Эмметт.
– Да, соглашаюсь я, – чувствуя себя отбросом мира.
– Ты больше не человек, Джаспер. Употребление человеческой крови делает тебя нормальным вампиром. Её же неупотребление – лучше. Отстой, но что такого? Мир не рухнул. Просто забей, живи дальше и вынести полезный опыт из этого случая.
– Почему кровь так вкусна? – стону, растирая лицо руками. – Это же самое лучшее.
– Да, но лучше воздержись, хорошо? – пялится он в облака. – Постарайся не думать о крови. Медведи неплохи. Они, как правило, хищники, и вкуснее оленя. Но во время голода сойдёт и олень. Вдобавок никакой вины и всякие приятные бонусы с женской стороны.
– Эмметт, – шепчу я, на случай, если кто поблизости. – Если бы не Розали, стал бы ты…
– Скажем так, я рад, что она тут, – вполголоса говорит он. – Я согласен с Карлайлом из принципиальных соображений и горжусь этим, но, мужик, но в человеческой ипостаси я не был вегетарианцем, и сейчас трудно устоять перед искушением.

Его приглушённые слова висят в воздухе точно чьё-то грязное бельё.

– Скажу тебе вот что, – продолжает он. – Я встречал вампиров, убивающих людей, и они нехорошие, мужик. Эдвард с Карлайлом могут спорить о том, есть ли у нас души, и я как-то не в курсе этого, да и не хочу. Может, души есть у нас, потому что мы, по крайней мере, пытаемся не убивать людей? Те другие вампиры, они не… нехорошие. Я бы не хотел быть ими.
– Ты встречался с тем, кто изменил меня?
– С Ренатой? Нет. В большинстве своём я встречался только с кочевниками.
– Может, они не настолько плохие. Я о том, что Карлайл дружит с ними, а Эдвард с Беллой там… – смолкаю, смакуя оставшийся привкус крови во рту.
Нужно промыть рот.
– Ладно, ты хочешь знать о Вольтури плохое? – Похоже, Эмметта можно расспрашивать о чём угодно, и я киваю.
– На бумаге они не плохие. Кто-то ведь должен гарантировать, чтобы вампиры не взбесились. Можешь представить? – ровно говорит Эмметт. – Так что в некоторой степени людям пришлось бы хуже, если Вольтури не правили бы в клане плохих вампиров. Но плохо то, что они могущественны и жаждут большей власти. Установленные ими правила на них не распространяются, и если они что-то хотят, то не видать тебе этого как своих ушей. Суды для показухи, из-за Алека и Джейн виновные недееспособны. Если Вольтури признали тебя виновным, то ты попал. И Аро? Я даже рад, что в его глазах не обладаю особым даром. Мне бы очень не хотелось оказаться под его прицелом.

Это часто мелькает в видениях Элис о нашем отдалённом будущем: Аро интересуется, что случилось и спрашивает обо мне, и мы вынуждены переезжать. Снова и снова, снова и снова. Если слова Эмметта правда, то мы по уши в дерьме.

– Что насчёт Элис?
– Мужик, они даже не знают, что она существует, – лицо Эмметта серьёзнеет, но волнует меня волна страха, исходящая от него. – И никогда не узнают. Только не от нас.

Мысль, что малышка Элис во власти Аро и его чудо-близнецов, заставляет меня злиться. Мысль о том, что хрупкая, невинная, человеческая Белла в постоянной опасности, пока я трушу в дикой природе, бесит меня так сильно, что даже Эмметт это чувствует и кладёт руку мне на плечо.

– Успокойся. Сейчас ничего не происходит. Нечего плакать о непролитом молоке.

Он такой практичный, такой ненапряжный и в дзене насчёт вампиризма, что мне снова гложет вина. Клянусь, мне точно вновь пятнадцать лет, нужно прекратить кукситься. Может, я и новорождённый вампир, но взрослый мужик, и должен соответствовать этому статусу.

– Дерьмо, мне жаль. Спорим, ты никогда бы не хотел быть укушенным.
– Ни за что на свете, мужик. Вы, ребята, забавные. А твой талант в чём? – Я внимательно слежу за эмоциями Эмметта, пока он говорит, но ничто в нём не расходится со словами. – Все прелести новорождённого, только без проблем контроля. Рози только и нужно, что охотиться да сношаться, чем мы и были заняты первое десятилетие. Если мне только и придётся, что изредка держать твою руку, когда ты косячишь, то жаловаться я не стану. Наконец-то я рад побыть на другой стороне.

Чертовски верная позиция.

Дзен. Я могу его достичь. Похоже, что я хочу контролировать свой дар и научиться использовать его, как Элис свой. Мне просто нужно успокоиться, как обычно и советует Элеазар. В иных словах, разумеется.

Думаю, что Элеазар знает то, в чём Карлайл не признается в себе. Мир – это хорошо, но иногда битва стучится тебе в дверь. Аро уже сделал это раз, застав всех со спущенными штанами. Если попытается снова – когда попытается, – мы будем готовы.

Тогда я перестану чувствовать себя чертовски беспомощным.