Назвать это болью всё равно что сравнить ураган с дождиком и прохладным бризом. Меня будто скормили вулкану, а кровь заменили приливно-отливным огнём, курсирующим по венам.

Я всё потеряла ради этого.

Жжение не прекращается. Оно повсеместно, не оставляя пространства ничему, кроме агонии. Некуда бежать, нет музыки, нет любви, нет Чарли, Рене, Элис, Эдварда.

Нет даже Беллы. Я точно животное, неспособное сосредоточиться ни на чём, помимо боли.

Потом не остаётся и слов.



Когда слова возвращаются ко мне, я осознаю прикосновение. Поначалу я замечаю его отсутствие, и всё только ухудшается. Затем до меня дотрагиваются, и звучит музыка. Громкая, но классная.

В остальном же – ад.

Беру свои слова обратно – не всё. Ещё барабаны. Дробь довольно громкая и быстрая для музыки – я хочу, чтобы она остановилась, но сейчас я не могу пошевелиться или закричать. Барабанная дробь усиливается, ещё немного, и я сойду с ума. Она грохочет в ушах, а Эдвард не отнимает от меня рук – похоже, он вскрикивает.

Огонь стихает, а барабанная дробь становится громче, и я хочу это, пускай оно и окружает меня, нарастая звучанием по мере ослабления боли. Слова вновь запруживают сознание подобно крохотным суперскоростным муравьям.

Боль уменьшается – слабая, но бесконечно яростная, пока не затачивается, словно алмазный бур, преследуя кровяные клетки-беглянки в артериях и венах. Всё кружится под ритм, за исключением боли в моём горле – несильной и саднящей. Ритм ускоряется, стук становится ещё громче, и кажется, что алмазное остриё концентрированной боли гонется за дробью, пока те не сливаются воедино.

С последним глухим ударом погоня завершается, оставляя лишь жгучую колонну воздуха там, где должна быть музыка.

Воздух горяч и зноен, но хотя бы не жжёт. Он пахнет. Всеми оттенками – деревом, отбеливателем, гниением и ростом. Проблема не в том, хороши или плохи эти запахи – они ошеломляют насыщенностью, отчего я задерживаю дыхание. И саднит меньше.

Кто-то говорит – скорее приглушённо рокочет. Голос знакомый, но другой. Он не в комнате, но чертовски громкий.

– Она вот-вот очнётся... Дай ей минутку. Я схожу за Джаспером.
Грохот, топот, хлопок двери. Как же это бесит.
– Белла?

Я должна знать это слово, этот голос, человека, кричащего на меня.

Я Белла. Вспоминаю это.

Секундой спустя.

Открываю глаза, и тьма рассеивается буйством красок. Это слишком, и я опять смеживаю веки.

– Кто-нибудь, задвиньте шторы, она ещё не привыкла к свету.
– Белла?

Опять этот крик, но мягче, и голос что надо.

Затем кто-то вновь дотрагивается до меня, и меня раздирают два чувства.

Новая дикая часть меня, взъярённая, что некто осмеливается дотрагиваться до меня, неосознанно рычит. В остальном же я узнаю эти прикосновения. Они вытащили меня из ада.

Распахиваю глаза, и он тут. Выглядит взволнованным и, наверное, питающим надежду, занеся руку надо мной, но не касаясь. Я таращусь на ладонь мужчины, затем перевожу взгляд на его лицо, снова на руку, и рычание смолкает.

То есть я перестаю рычать.

Смотреть на него человеческим взглядом и видеть сейчас всё равно что слушать оперу на старом дребезжащем проигрывателе и видеть воочию с первого ряда. Как сказал один знаменитый человек, это равносильно разнице между светлячком и молнией. Его лицо кажется знакомым и безгранично идеальным в лице, каждые выступ и впадинка – чудо человеческой архитектуры. Волосы кажутся ещё пышнее, ярче, а глаза – более проникновенными. Я тянусь к нему, вспоминая его имя.

– Эдвард? – и тут же прикрываю уши. Я ещё громче, чем другие. – Почему всё такое громкое?
– Всё в порядке, – говорит он... шёпотом, – ты в порядке.
– Понадобится время, чтобы привыкнуть, – говорит другой.
Узнаю этот голос.

Повернув голову, я чересчур быстро оказываюсь на ногах – спиной к стене; мои инстинкты перегружены. Я знаю и люблю этих людей, но всё очень ошеломляет. Словно тумблер громкости внезапно включили на максимальную мощность.

– Так странно, – паникую я. – Хочу обнять тебя и одновременно убежать.
– Ты замечательно держишься, – утешает Эсме. – Мы все разделяем твои чувства. Мы помним.
Эдвард медленно подходит ко мне с протянутой рукой, подбадривая взглядом.
Хочу взять его ладонь, но не могу, и от досады хочется кричать.
– Можешь коснуться меня, – пристыженная, я шепчу при виде обиды в его глазах.
Плотно смеживаю веки и жду.
Жду. Жду.
Открываю один глаз – Эдвард на миллиметр ближе. Такими темпами ничего не случится.
– Ну же, – подстёгиваю я рассерженно.

Эдвард ждёт, пока я не шагну чуть вперёд, затем вихрем проносится вокруг меня – по крайней мере, так кажется. Одной рукой обвивает меня за спину, другой берёт мою ладонь, нежно целуя в щёку и ведя нас к семье. Мне хочется сорваться с места, но сейчас я держусь лучше. Мгновением спустя я, наконец, фокусируюсь на Эдварде, и теперь всё иначе.

Скорее – насколько иная я – вот в чём проблема. Я мало что понимаю.

Прикосновения Эдварда, его кожа – всё подобно остальному. Знакомое по форме, но содержание существенно изменилось. Мой разум с трудом находит сравнения с моими смутными человеческими воспоминаниями. Я думаю скорее цветными фотографиями, чем чёрно-белыми, или даже грубыми набросками. Некогда прохладная кожа Эдварда, намного крепче моей, и кажется не только теплее, вопреки моим ожиданиям, но ещё отличительнее. Словно я чувствую каждую пору, каждую крохотную алмазную чёрточку, вытесанную природой в его руке на клеточном уровне. Умом я рефлекторно подсчитываю волосяные фолликулы, когда касаюсь его удивительной шевелюры – мозг вычленяет эту деталь и множества других из моего перегруженного сознания, создавая новый и сложный ход мысли.

– Хорошо?
Голос Эдварда прерывает мою концентрацию, и я заговариваю:
– Что барабанит? – хватаюсь за своё горло.
– Джаспер кое-что несёт тебе, – сообщает мне Карлайл.
Я бы убила, лишь добраться до этого ритма – это хорошие новости. Я стараюсь контролировать себя, но глухой стук подчиняет себе.
– Он так прекрасен. Хочу.
– Знаю, Белла. – В отличие от меня, похоже, Эдвард понимает, о чём я. – Пойдём, он снаружи.
Барабанная дробь звучит громче. Гипнотическая, чувственная. У меня слюнки текут.
– Хочу, – повторяю я. Мы двигаемся, половицы скрипят под нами. – Мне нужно вкусить его. Боже, могу я, вампир, попробовать музыку на вкус?

Эдвард смеётся – низко и мрачно. Я тоже хочу распробовать этот звук.

Дробь эхом отдаётся в моих костях, и всё исчезает, за исключением этой новой неистовой сущности – меня, и ужасной, раздирающей огнём жажды. В глазах плывёт, а я иду на звук, пробую на вкус, вонзаю зубы – текучий жар ласково смачивает моё горло.

Пульсация сначала сильная, даже ускоряется, но затем чересчур быстро замедляется. По мере того как дробь затихает и моё буйство успокаивается, слова сталкиваются в голове, и ситуация проясняется.

Разумеется, то было сердцебиение. Та самая дробь в моих руках – олень, точнее оленёнок, судя по его рогам. Его глаза плоские и стеклянные, и, неизвестно почему, мне неуютно, но не в том смысле, чем следовало. Скорее меня гложет любопытство, чем вина.

– Знаю, на вкус он не очень, – извиняется Джаспер. – Прости, я хотел раздобыть тебе что-нибудь повкуснее, но их сложно донести живыми.
Я мотаю головой.
– Всё не так, – пытаюсь объясниться, – я вроде должна испытывать вину, что убила оленя. По меньшей мере, насчёт его глаз. Думаю, человеческая я корила бы себя, но я – нет. Это имеет смысл?
– Ты больше не человек, – мягко поправляет меня Карлайл. – Дезориентация нормальна для перемен в твоей природе.
Джаспер хмурится, и по неведомой причине из меня вырывается раздражённый рык. Словно я накинусь на него. Мне хочется ударить что-то. Брови Джаспера удивлённо поднимаются.
– Я частично ловлю твои эмоции, – поясняет он, к моему раздражению.
Не хочу, чтобы он хоть что-то знал о моих чувствах.
– Наверное, остаточное явление в эндокринной системе, – поясняет Карлайл. – Большинство эмоций обрабатываются напрямую мозгом.
Память нежно выуживает из мутной памяти воспоминание.
– Как Алек, – тихо говорю я, ловя пытливый взгляд Элис, – но ты же предвидела это, верно?
– Я только видела, как ты говоришь, что Алек заставлял твоё тело неметь, – исправляет она.
– А ты говорила мне нет, – натужно вспоминаю я. – Что случилось бы, скажи я правду?
Элис гримасничает, а Эдвард выругивается. Они переговариваются, но я мучима жаждой, капризна и отвлечённа, и не обращаю внимания на то, чего даже не происходило.
– Подумать только! – выдыхаю я, смотря на смеркающееся небо. Заворожённая, я удаляюсь с крыльца, достаточно далеко, чтобы рассмотреть. – Взгляните на звёзды! Я словно в бинокль гляжу, только ещё лучше! Всё совсем крохотное, как при нормальном масштабе, но я вижу всё в деталях.
– Погоди, пока не увидишь Северное сияние, – говорит Джаспер. – Там есть цвет, которые раньше ты не видела, ребёнок.
Я верю.
– Итак, где мы? – медленно разворачиваюсь. – Как я могу видеть всё? Небо такое тёмное, но я вижу крохотные листочки и хвойные иголочки на тех деревьях.
– Мы в Юконе, Канада, – осмотрительный Эдвард тенью прикрывает меня.

Меня это бесит, пока я вновь не смотрю на вампира.

Да чёрт его побери.

Вожделение скручивает нутро горячим кулаком, а пламя в моём горле всерьёз борется за внимание. Обеспокоенный взгляд Эдварда сменяется плутоватой сексуальной ухмылкой, и я из последних сил не кидаюсь на него – к чёрту свидетелей.

– Ладно, это я почувствовал, – смеётся Джаспер.
Я глубоко пристыжена.
– Джаспер, – шепчет Элис.
Я еле уловила её слова.
Обычно я бы раскраснелась, что странно, ведь вместо жара я чувствую нечто совсем иное. Реакция невольная и тонкая, схожа с румянцем, но не жар.
– Да, это странно, – продолжает он. – Та малость, что я ощущал, исчезла, но по выражению Беллы, реакция есть.
– Хорошо, – бормочу я, расслабляясь.
– Не-а, опять повторилось, – с любопытством подмечает Джаспер.
Я опять рычу. Чёрт, стыдно-то как, не говоря уже о том, что это бивает с толку. Я точно летучее вещество, готовое воспламениться в любую минуту.
– Я по-прежнему хочу пить, – меняю тему я. – Есть ещё?

Все наблюдают за мной, и я не понимаю их реакцию. Отхожу бочком, пока они рассуждают о моём щите, а зверь во мне опять отвлекается. Рывком поворачиваюсь к реденькому лесу за нашей полянкой и вслушиваюсь в ритм. Все эти барабанные дроби. Взывающие ко мне.

Яд скапливается во рту, я пялюсь в темноту, моё острое зрение быстро подмечает длинные хилые ножки, мех и рог. Одна дробь ускоряется, мои глаза выискивают любое движение в зоне шума.

Пробую дышать через нос, и огонь возвращается вместе с манящими ароматами. Зелёные штуки пахнут хорошо, но не как еда. Точно кровь. Я чую это, и мне нужно догнать это.

Воздух насыщается этим ароматом. Это страх, и он пахнет восхитительно. Инстинктивно я пригибаюсь, ожидая, что произойдёт. Животное срывается с места, а нутро подгоняет меня.

– Ещё, – шиплю я.
Тело затмевает разум, ноги опережают меня, воздух расступается передо мной, словно свежая вода. Он прохладнее, чем тот, что внутри меня, а грязь кажется мягкой пудрой под моими босыми ногами.
– Уверена, это безопасно, – подтверждает Элис. Её голос затихает с каждым моим шагом. – Никаких людей в том направлении.
– Останься с ней, Эдвард, – кличет Карлайл. – Мы нагоним вас.

«Если сможете» – подзуживает моя новая натура, подталкивая меня бежать быстрее, отчего тёмно-зелёный лес растягивается вокруг меня полосами, озадачивая.

Та самая я просто смеётся, обрадованная новой скоростью и мощью.



– Тебе не следовало делать это за меня. – Хмурюсь я, пока Эдвард хоронит гигантского карибу, только что осушенного мной.

Осторожно наблюдая за ним, я рою землю, имитируя движения Эдварда, изумлённая тем, как легко камни и грязь рассыпаются при малейшем касании. Это словно игра, в которой я определяю предел допустимого воздействия, но Эдвард управляется ещё быстрее. Он успевает закопать три трупа, пока я управляюсь с одним.

– Нам обоим хватит работы, – улыбается он. – Кроме того, мне нравится учить тебя.

Тепло в его голосе привлекает моё внимание, и в который раз я ошеломлена степенью своей реакции. С мгновение я пялюсь на Эдварда, безнадёжно притянутая обожанием в его глазах, эротичном изгибом губ, улыбки, его...

Я нападаю на него, игнорируя его приглушённо удивлённое «о-ох».
– Ты такой восхитительный. – Пыхчу я, облизывая его шею после излишне частых столкновения наших зубов. – Я не в силах сдержаться.
– Нежнее, – мычит он.
Отстранившись, я вижу вмятины на его идеальных губах.
– Нет! – вскрикиваю я, застав себя прижатой к дереву в метре от него. – О, Эдвард, что я наделала?

Слышу, как дырявится ткань, расслаиваются волокна, и глянув вниз, вижу животную кровь на моих руках и разорванной одежде.

Я жестокая, отвратительная неряха и только что навредила любимому человеку.

Эдвард встаёт, отряхивается, пытаясь скрыть болезненность движений. Я съёживаюсь, силясь укрыться.

– Эй, я в порядке, видишь? – мягко говорит он, заключая моё лицо в ладони. – Это временно.
Мелкие трещинки уже зажили, но они прочно въелись мне в память. Я никогда не смогу забыть об этом.
– Не могу поверить, что поранила тебя, Эдвард, – ужасаюсь я. – Что со мной не так?
– Ничего такого, чего не было со всеми нами поначалу, Белла. – Появляется из-за деревьев Карлайл, Эсме следует поодаль от него. – Не без причины ты зовёшься новорождённой. Это грязное дело.
– Не предполагала, что будет так плохо, – признаюсь я, смотря на свою испорченную одежду. – Прежние воспоминания кажутся такими блёклыми, я почти ничего не помню и чувствую себя...
Остальные вампиры проникают на полянку, кидая на меня сочувственные взгляды.
– Всё такое чёткое? – интересуется Эмметт. – В высоком разрешении?
– Дезориентирующе? – добавляет Розали. – Раздражающе?
– Странно? – усмехается Джаспер. – Словно ты на другой планете?
– Или с другой планеты? – улыбается Эсме.
– В хорошем смысле, – говорит Элис, восседающая по-турецки на ветке потрёпанной сосны в полуметре над нами, будто опытный йог. – Ты сильна, все твои чувства обострены, и ты непобедима!
– Что тоже очень странно, – утешает Эдвард.
Немного бесит их всезнайство, хотя оно же и успокаивает. Все они пережили этот период, вероятно, и я смогу.
– Да, всё это. – Соглашаюсь я, глядя на свои руки, окровавленные там, где я жёстко сжимала животных. – Неумолимо. И ещё более непривычно пить кровь. Обычно меня подкашивало при виде неё. Теперь ни с того ни с сего я вижу кровь и думаю, какая это вкуснятина. Я толком не знаю, что это за персона.

Я перебарываю желание слизать кровь с пальцев, и это вызывает воспоминания того, что я сделала с Эдвардом. Раскаяние нахлынывает на меня, но Эдвард попадает в поле моего зрения, аккуратно приподняв мой подбородок, словно я по-прежнему хрупка, а не чудовище, навредившее ему.

– Обескураженность длится недолго, – шепчет он, ласково убирая волосы с моего лица. – Обещаю. Пойдём домой, чтобы ты могла почитать свои дневники.



– Что это? – жалуюсь я при виде новой пустой книги передо мной. – Я думала, что буду читать.
– Это для практики, – извещает меня Элис. – Давай переверни страницу.
Дикарка во мне непременно хочет запульнуть в неё книгой. Думаю, Элис это знает, но лишь расплывается в улыбке.
– Пофиг, – хмурюсь я и с театральным вздохом выполняю задание. К несчастью, простое и легчайшее движение вырывает страницу с корнем. – Какого чёрта? Я даже это не в состоянии сделать?
– Просто упражняйся, – подбадривает она. – Потребовалось несколько месяцев, чтобы я научилась играть на скрипке, не разломав её, с книгами проще. Я бы спросила, не хочешь ли ты, чтобы я прочитала её тебе, но знаю, что ты предпочтёшь подождать.
Элис права, но я не хочу, чтобы она уходила.
– М-м-м, может, ты сыграешь мне? – виновато прошу я. – Если хочешь. Тебе не обязательно, просто мне будет приятно послушать твою игру.
Она улыбается и на миг исчезает, вернувшись с поистине шикарной скрипкой. На секунду я отвлекаюсь, таращась на богатое красноватое покрытие инструмента, затем вспоминаю о поставленной задаче. Я вырываю с полдюжины страниц, пока Элис натирает смычок.
– Попробуй чуть-чуть медленнее.
Она вежливо игнорирует мой невольно раздражённый рык, чему я глубоко признательна.
– Почему меня всё выводит из себя? Не припоминаю такой нетерпеливости и сучизма в свою бытность человеком.
– Я тебя умоляю, – смеётся Элис. – С тобой всё нормально. Считай это худшим ПМС в твоей жизни. Я не обижена, Белла. Я рада, что ты здесь.

Она наигрывает бойкую, сложную мелодию, которую я словно слышала во сне. Пальцы вампирши играючи летают по струнам, а красивое лицо расслаблено в блаженной полуулыбке. Я восхищённо впериваюсь в неё взглядом: как сильно она продвинулась в игре. Я смутно помню, как хороша Элис была ранее – это уже новый уровень. Звук чистый и насыщенный, похожий на немыслимую комбинацию.

– Ты поразительна, – восторженно выдыхаю я. – Это мой улучшенный слух или твоя игра, или всё вместе?
– Эта скрипка просто пипец, – скалится она.
– Это то, что я думаю, не так ли? В мире много дорогих вещей, но мы же вроде не можем позволить себе...
– Страдивари? – с ноткой гордости говорит она. – Почему нет? Я всегда хотела сыграть на ней. Теперь я знаю, о чём все твердят. Что на остальных скрипках я тренировалась. Вне всяких сомнений, это лучший инструмент, самое то.
Элис кивает на книгу, намекая на моё задание. Я вновь фокусируюсь на странице, утешаясь музыкой. Ещё пять страниц вырваны, и вот, наконец, одна помялась, но осталась в корешке.
– Чистая работа! – Хвалит Элис, а я без происшествий переворачиваю ещё парочку страниц. – Думаю, ты готова к настоящей книге.

К счастью, мне не нужно заново учиться читать. Отнюдь, я нахожу технику переворачивания страниц более трудной, чем распознавание своего почерка, и довольно быстро привыкаю и к этому. Чтение собственных записей наводит невиданную резкость на мои прежде слабые воспоминания. Без напоминания я знаю, что эти слова навечно остались в памяти, даже если первичные воспоминания не столь чётки.

Как только я прочла первые два дневника, на что ушло около часа, Элис показывает мне в Интернете видеоотрывок с наших летних гастролей.

– Знаешь, – подмечаю я, морщась, – я всегда слышала, что абсолютный слух скорее проклятие, чем благословение. Любое пение столь небрежно, или это твой способ сказать мне, что я отстойно пою?
– Вообще-то ты не плоха. Нужно обвыкнуться. Вообрази эти недостатки в виде текстуры, например, древесной. Ты же не ожидаешь, что дерево будет таким же гладким, как сталь, верно?
Объясняя, Элис приостанавливает видео, переключаясь на исполнение Рене Флеминг, которое до превращения мне нравилось. Я немного расслабляюсь, поскольку нестыковки есть и в этом видео, хотя я лажала крупнее.
– О боже, Джесси Норман, – удовлетворённо вздыхаю я.
Щёлкаю на несколько видео, понимая, что мои ожидания меняются.
– Полагаю, я немного привыкла. Мне спеть?
– Если пожелаешь, – с опаской говорит она. – Я честно не знаю, что произойдёт.
Я делаю глубокий вдох и едва не сгибаюсь пополам от обжигающей боли в горле.
– Жажда? – вопрошает Элис. Я киваю. – Давай попробуем после нескольких охотничьих загулов, хорошо?
Во рту скапливается слюна при мысли об этом.
– Другие уже там, прочёсывают местность на наличие людей, – поясняет вампирша, печатая эсэмеску на своём мобильнике. – Оповещу их, что мы выдвигаемся.
Я аккуратно касаюсь её рукава, и она выжидательно глядит на меня.
– Элис? – Я вспоминаю кое-что из своих дневников параллельно с событиями вечера, когда мы покинули Вольтерру. – Ты всё это время знала, что Маркус обратит меня?
– Нет, не всегда, – признаётся она. – Основываясь на последствиях обращения тебя кем-либо из нас, он был лучшим вариантом.
– Ты поощряла мою дружбу с ним с самого начала, – зондирую почву я. – Наверное, я бы на такое не решилась. Испугалась бы.
– Элеазар подал эту идею, – Элис берёт меня за руки. – Ранее мы рассматривали кандидатуру Маркуса. Я многажды видела твоё превращение, и ни разу оно не заканчивалось благоприятно из-за того, кто его осуществлял. Создатель метался от Аро к Эдварду, и временами – к Деметрию.
– Ты шутишь, – я в шоке. – Не могу представить, чем бы это кончилось, обрати меня Деметрий. И я очень рада, что это не Аро. Я не ненавижу его, но он пугает. Представляю, как он манипулировал бы при таком раскладе. Эдвард ужасно воспринял бы это.
– Не заморачивайся – варианты были трагичные, – вздыхает она. – Обычно в моих видениях либо Аро узнавал о нас, либо казнили Эдварда. Только двум вампирам под силу перечить Аро и выйти сухим из воды, и только один был рядом.
Впервые после пробуждения я чувствую нечто, помимо жажды, похоти и ярости. Неимоверная благодарность, но я не знаю, что с ней делать.
– Элис?
– Да.
– Я бы обняла тебя, да боюсь сломать.
Она улыбается и стискивает меня в объятьях.
– Не стоит, – шепчет она. – Мы семья.



Минуло два всхода и захода солнца, а я и не думю останавливаться. Бег и убийство – единственное время, когда я не ощущаю эмоциональной перегрузки. Отчасти я жду усталости и стараюсь вымотать себя всевозможными способами, но всё тщетно. Это столь же досадно, как и отсутствие потребности в отдыхе. Мне приходится менять одежду, хотя порой, вопреки иссушающей жажде, не могу пить больше.

Наконец мне выдаётся шанс понаблюдать за охотой Эдварда – захватывающее зрелище. Где я силачка с неумением вести себя за столом, Эдвард – проворный хитрец и само изящество. Я практикуюсь на травянистых на вкус баранах Далла, которые едва ощущаются в моих руках, хотя с ними тоже без кровищи не обходится. Я словно грудничок, который силится аккуратно держать ложку, хотя хочется ей запульнуть.

Да уж, пить кровь мерзко по многим причинам (в частности, когда мне очень это нравится), но первый раз в жизни бег приносит мне чистую радость. Мы с Эдвардом в середине полноценной пробежки, когда я унюхиваю чарующий аромат в лёгком бризе. Эдвард тоже учуял его.

– Кошка? – насупливаю бровь.
Обычно первая догадка более-менее верная.
Мы останавливаемся, вслушиваясь в семенящую поступь тихой угрозы.
– Да, точнее – рысь, – Эдвард вытаскивает листочек из моих волос. – Хочешь попытаться? Они умные.
– Можно понаблюдать за тобой? – Вопреки помыслам, мой голос звучит приглушённее и страстнее.
Эдвард чуть кривит губы, искоса глядя на меня, и кренит голову по ветру.
– Пошли.

Не успеваю я и глазом моргнуть, как он исчезает, – мне приходится задействовать всю мощь новорождённого, чтобы не потерять его из виду.

Запах усиливается, и заворожённо я наблюдаю, как Эдвард неуловимо замедляется, припадая к земле. Я раздуваю ноздри – кровь пахнет иначе, почти пряной в сравнении с нашим типичным уловом. Следуя за взглядом Эдварда, я вижу животное с белой шерстью вокруг шеи и очаровательной мордой домашней кошки. Она крупнее неё, но не устрашает, как тигр или лев.

– Ой! – бормочу я.
И силюсь не рассмеяться, когда рысь странно шипит на меня.
– Ты такая злая, – тихонько посмеивается Эдвард, приготовившись к нападению. – Ты задеваешь гордость этой рыси.
– Она такая милая. – Во мне говорит прежняя Белла. У новой тоже есть своё мнение. – Пахнет очень вкусно.
– Смотри, – еле слышно тараторит Эдвард. – Обычно мне нравится провоцировать. Кошки иногда не верят, что в лесах водятся звери покруче них.

Эдвард, не шелохнувшись, выжидает, пока короткий хвост рыси не начинает подёргиваться в предвкушении, когда затем она кидается на него. Эдвард легко ловит рысь, придерживая её за шею, в то время как когти животного цепляют воздух, безвредно скользя по гладкой коже вампира. Он впивается в рысь и пытливо смотрит на меня. Поднимает густую бровь, как бы приглашая меня, и я присоединяюсь к Эдварду. В наших взглядах благодарность, и меня озаряет.

– Веселишься? – Обращается ко мне Эдврд, когда мы заканчиваем закапывать тушу рыси под берёзой.
– Мы никогда не ели вместе, – почти робко улыбаюсь я. – Уже два года вместе, и два месяца в браке, а мы впервые сходили на свидание с ужином. Не в том порядке, но приятно.
Когда я поднимаю взгляд, Эдвард испытующе, настороженно смотрит на меня. Как ранее – на рысь, что навевает воспоминание, что я сделала с любимым ранее. Я стыдливо прячу лицо, сгребая листья, чтобы посыпать ими разворошённую землю. Эдвард шумно и неторопливо шагает ко мне.
– Мне нравится твоя идея, – тихо говорит он, запуская пальцы мне в волосы.
Ласкает мою шею, и дрожь пробегает по мне, отчего я откидываю голову на дерево. Накрываю лицо ладонями, в то время как ствол трещит, а ветка, на которую я опёрлась, отваливается.
– Я безобразие какое-то, – стону я, – неспособное себя контролировать.
– Осталось недолго, – улыбается Эдвард. – Можешь сдержаться на секундочку? Я хочу оцеловать тебя.
Я поднимаю на него удивлённый взгляд.
– Ты думала, я не хочу? – упорствует Эдвард, сияя глазами. – Тебе нечего стыдиться, Белла.
Я хватаюсь за ствол позади меня, не двигаюсь, когда Эдвард склоняется ко мне, целуя почти целомудренно в губы, а потом отодвигается.
– Видишь? – подмечает он. – Только одно дерево пострадало.
– И всё же это неловко, – я смахиваю месиво из щепок и плоти с расцепленных рук. – Теперь я ещё больше уважаю твою осторожность, с которой ты относился ко мне ранее.
– Ты всегда высоко ценила меня, – скорбно протестует Эдвард. – Припоминаю довольно неприятный синяк в начале наших отношений.
– Ничего существенного, – спорю я, спеша оправдать его. – Ничего непоправимого. И ты быстро наловчился, если мне не изменяет память.
– Так будет и с тобой, – изящным пальцем Эдвард приподнимает мой подбородок. – Именно это я и хочу сказать. Не суди себя строго, хорошо? Ради меня? В противном случае я буду винить себя, радуясь, что ты стала вампиром.
– Ещё чего! – пораженчески вскидываю руки я. – Ты знаешь, что мой единственный способ справиться с твоим нытьём – это бесстыдно соблазнять тебя.
– А я думал, что передо мной не устоять, – наигранно дуется Эдвард.
– Ещё как не устоять, – привстав на цыпочки, нежно целую его в щёку. – Так что не делай этого, пока я не смогу поддаться твоим чарам без опаски.



Мы избегали весь Юкон и часть Северо-Западных территорий Канады, охотясь на медведей и на рысей – если могли их отыскать, и на менее аппетитных, но многочисленных, оленей и карибу. Не хочу думать о количестве крови, выпитой мной, что явно не мало. Не то чтобы меня мучила жажда, но кровь гасит огонь в моём горле и значительно утихомиривает меня.

Хоть что-то должно.

Три дня спустя моего пробуждения мы всей семьёй отправились на охоту, когда Элис сделала объявление. Мы собрались в заброшенном карьере, где я в дружеском пари с Эмметтом рушила камни одной рукой, пока подходили другие. Я опередила четверых.

– Поскольку на твоём счету только одна победа, – я пихаю его локтем, хотя стоило бы целиться в рёбра. – Слабый старый вампир.
– Да, а ты жуткий костолом, – ворчит он, потирая бок. – Поистине стихия, с которой стоит считаться.
– То-то же, – я показушно стираю в порошок ещё один камень.
Завлекает так же, как лопанье пузырьковой плёнки.
Когда прибывают Эсме с Карлайлом, Элис встаёт.
– Некие охотники решили разбить лагерь в паре километров от нашего дома, – сообщает провидица. – Дойдут сюда через пару часов. Не знаю, надолго ли они остановятся, но нам нужно спрятать Беллу внутри до их ухода.

Все окружают меня, и мы безмолвно мчимся к дому, сделав одну остановку и подкрепившись напоследок. Сцены кормления людьми мелькают в сознании, вызывая у меня отвращение и страх, так как я не знаю своей реакции на них. Судя по остальным, меня словно обрекли на провал, хотя трое из семерых вампиров никогда не вкушали человеческой крови. Я четвёртый кандидат на попадание в этот список: не войду туда, пока меня не протестируют.

Оглядываю свою тюрьму, которая с учётом обстоятельств довольна приятна. Большой дом со всеми удобствами, но я начинаю ощущать себя преступницей. Каллены даже утеплили двери и окна, чтобы я ненароком ничего не учуяла.

Сначала Эдвард отвлекает меня, дав почитать свои дневники. Они кажутся знакомыми, хотя теперь каждое слово врезается в память. Он наигрывает Дебюсси и Шопена, пока я жадно изучаю его жизнь до меня, почти сроднясь с ней.

Вскоре я заканчиваю с дневниками Эдварда и перемещаюсь в кабинет Карлайла, принимаясь за книги о местной флоре и фауне. Чрезвычайно удовлетворительное занятие – правильно соотносить названия деревьев и грызунов с образами из моей безупречной памяти. Я прочла словарь от корки до корки, попутно запоминая наизусть две оперы Верди.

Какими бы идеальными и волшебными ни были мои усовершенствованные мозговые функции – всему есть цена. С каждым часом я всё чаще рычу на всех. На следующий день моего заключения, все по очереди избегают мою гневливую персону, за исключением Эдварда и Карлайла.

– Ты пугаешь меня до чёртиков, милая, – сощуривается Джаспер, – позволь помочь тебе.
Я пребываю в эмоциональном диссонансе, тело и разум действуют в противоход, и я снова рыкаю на Джаспера. Я силюсь смутиться, чем ранее блокировала попытки Джаспера почувствовать мою похоть, но тщетно, и я опять расстраиваюсь и сержусь.
– Ей не нравится это, – остерегает его Эдвард, стоя у меня над душой.
Это тоже мне не по нраву.
– Точно, – Джаспер верно истолковывает мой убийственный взгляд. – Её жажда намного сильнее, чем она выказывает, и это сводит меня с ума. Может, нам спугнуть охотников – кто хочет?
– Я! – вскрикивает Роуз, подскочив. – Ты идёшь, Медвежонок?
– Чёрт подери, да, – Эмметт следует за ней. – Мне нужно поохотиться.
Я швыряю в него подушкой.
– Эй, я проголодался! – хохочет он. – Веди себя прилично, и я принесу и тебе что-нибудь.

Карлайл даёт мне свои дневники, которые отвлекают сильнее любых книжек, кроме разве что дневников Эдварда. Карлайл писал стилем былой эпохи – безрадостно и захватывающе, что заметно по лексике и разнообразию подробностей. Тон отчасти исповедальный и беспристрастный по натуре, и увлекает меня. Особенно мне нравятся его годы в Вольтерре, в частности заметки о его растущем дискомфорте запальчивой натурой Аро. Описания Карлайла оттеняют мои человеческие воспоминания о тех же вампирах и местах, его наблюдения гораздо прозорливы, чем могло бы показаться по рассудительным фразам.

Я глубоко соболезную Карлайлу, читая о его одиноких скитаниях. Восхищаюсь его познанием медицины, как забота о других утешает его и разжигает потребность в компании, которой в конечном счёте он не сможет пренебрегать. Я читаю все его заметки о пациентах, включая первичные записи о девушке со сломанной ногой, которая в итоге станет его женой. Сосредоточенно подхожу к фразам о матери Эдварда и её мольбе спасти сына.

Должна признать, в такой изоляции создать себе компаньона мне видится слабым оправданием, однако я глубоко благодарна, что Карлайл поступил так.

Естественно, я с обожанием читаю о первых месяцах жизни Эдварда вампиром. Он был буйным и озадаченным, как и любой юноша, грезивший о войне и накачанный ядом. Обоим потребовалось время свыкнуться с даром Эдварда, но в итоге мужчины подружились. Прибытие Эсме прошло гладко, но косвенно подстрекло Эдварда на серию убийств мужчин, которые, как и его новую мать, доводили женщин до самоубийства.

Мнение Карлайла об Эдварде-линчевателе оказалось душераздирающим и просветительным. В отношении стыда Эдварда за употребление человеческой крови, Карлайл гордился, что Эдвард, убивая, не напрямую спасал других людей. Его радость по возвращении Эдварда так меня взволновала, что я чуть не обняла обоих.

Стоит жажде затмить всё и сводить меня с ума, как Джаспер, Роуз и Эмметт возвращаются.

– Оставь на улице. – Эсме велит Эмметту, когда он пытается протиснуться в дверь с горным козлом.
– Безопасно, можешь выходить, – орёт Эмметт, осклабившись. – Ты хорошо себя вела? Я принёс тебе подарочек.
– Спасибо, – признательно вздыхаю я. – Так хочется пить.
– Видишь? Я говорил тебе, – обращается он к Роуз. – Новорождённая долго не протянет без дозаправки.

Я фыркаю, когда Эмметт кличет меня мелкой, хотя я могу надрать ему зад, и с неимоверным облегчением впиваюсь зубами в тушу.

Во время кормления я улавливаю слабый аромат чего-то повкуснее козла. Я отвожу глаза в сторону, избегая подозрительно-пристального взгляда Джаспера. Эдвард рывком поворачивает голову в его сторону, затем – на меня. Вот вам и хладнокровие. Более сильный порыв доносит этот аромат, и теперь на меня обращены взоры всех. Вот почему меня держали взаперти.

– Давай пройдём внутрь, – предлагает Карлайл, подталкивая меня рукой в спину.

Остальные распределились так, что рвани я, препятствий будет много. Отчасти напуганная, я обязательно добралась бы до людей. Кто может отказать себе в нечто столь восхитительном? Я покорно иду в дом, но только мысленно просчитав, что не могу одолеть всех.

Запах человеческой крови не выветрить. Теперь я понимаю, из-за чего весь сыр-бор.



Земля крутится в бесконечном цикле, но мои биоритмы больше не совпадают с солнечным и лунными циклами. Мне приходится привыкать ко всему, в том числе к чуждым качествам моей новой натуры. Когда я впервые вижу себя в зеркале спустя неделю после пробуждения, то с трудом узнаю себя. Я принимала самые нелепые меры для избежания этого, и кое-кто решил взять дело в свои руки.

– Это... тревожит. – Я морщусь, когда Розали подносит зеркало к моему лицу.

Мой взгляд мечется с её идеального лица на моё тревожное отражение. Я озираюсь по сторонам, на Элис, которая больше торчит в Интернете, чем в гостиной с нами и Эсме, которая создаёт нечто художественное из блестящих полосок ткани. Теперь внешне я похожа на них, что помогает лишь отчасти.

– Глаза?
– Глаза жуткие, – заключаю я, – хотя я похожа на больную. Это терпимо.
– Поначалу я до жути пугалась своих глаз, – вспоминает Розали. – Сказать по правде, остальное мне понравилось. Человеком я была тщеславна. Новоявленная красота – единственное, что не давало мне оторвать Эдварду голову в первые месяцы после моего превращения.
Я разеваю рот, а Эдвард фыркает в гараже.
– Видишь? Всегда ушки на макушке. Ты знаешь лучшую версию Эдварда, поверь мне, – уточняет она. Тогда же он был высокомерным всезнайкой. Можешь себе вообразить осознание того, что кто-то может читать каждую твою мысль?
– Нет, нисколько, – категорично отвечаю я. – Это... взбесило бы меня.
– Мне потребовалось немало времени, чтобы свыкнуться с этим, – признаётся Розали и, потянувшись, касается моего блестящего тёмного локона. – Если проблема не в глазах, то в чём? Ты очень красива.
– И всё же я не могу соревноваться в красоте с тобой, – говорю я к вящему удовольствию Розали. – Это так странно. Я едва похожа на себя. Словно отретушированная голливудская версия себя. Как я объясню это, если Аро ещё готов следовать плану?
– О, ещё как готов, – Элис отрывается от яркого экрана своего ноутбука. – Начнём с того, что это его затея, и единственное, что ему остаётся сейчас, это делать вид, что всё в порядке.
– Согласно официальной версии, после инсценировки автокатастрофы ты несколько месяцев проведёшь в спа, – уведомляет меня Эсме. – Нам удалось выкупить спа-салон на острове недалеко от Бразилии. Время очень удачное. Это получастное заведение, где знаменитости восстанавливаются после пластических операций. Люди подумают, что ты прошла через такую.
– Когда будет инсценировка?
– Когда решит Аро, – говорит Элис. – Он ещё не определился, но, полагаю, он рассчитывает н максимальное освещение СМИ.
– Я не настолько знаменита.
– Нет, но ты только что вернулась из успешного турне, твой оперный дебют состоится через пару месяцев, – подсказывает она. – Вдобавок к замужеству и парочке вирусных видео автокатастрофа может привлечь немало внимания к твоей персоне в Европе.
– Мои родители должны знать? – тихо уточняю я. – Рене сойдёт с ума от беспокойства.
– Все узнают о случившемся, – отрезала Розали. – Знаешь, тебе очень повезло. Большинство человеческих родственников новых вампиров вообще не получает новостей. Они волнуются, заявляют о пропаже, считают тебя мёртвой и надеются, что это не их случай.
– Мне жаль, – тихонько говорю я.
– Не твоя вина, – сурово отвечает она. – Обстоятельства иные.
Розали буравит Элис взглядом, которая беспокойно смотрит на дверь, где Эдвард возникает секундой спустя.
– Пока ты ничего не сказал, – она вскидывает ладошку. – Мы сделали всё возможное, чтобы никто не задавал вопросов. Аро приказал Элеазару «подчистить за собой», чтобы ничего тебе не аукнулось, что мы и сделали. Всё под благовидным предлогом.
– Ты в курсе, что Аро велел Деметрию искать Джаспера? – злится Эдвард. – Почему ты не сказала мне об этом раньше?
– Не сказала что? – я встаю.
Никто не смотрит на меня. Похоже, Элис мысленно ведёт диалог с Эдвардом.
– Сказать тебе что? – повторяю я, раздражаясь. – При ваших талантах вы можете общаться без слов, но вы даже не пытаетесь скрыть это!
– Элис с Джаспером взяли в университете внезапный отпуск по состоянию здоровья, – неодобрительно говорит Розали. – Официально они не числятся в пропавших.
– Джаспер был так близок к получению учёной степени, – объясняет Элис. – Было бы жаль сжигать все мосты. Мой отец, скажем так, даже не заметил, что я вообще училась в колледже. Я не думала, что открытка, посланная мной на день рождения моей сводной сестры, навредит, чего не случилось.
– Моя мать довольно рьяно стоит за меня, – Джаспер встаёт за Элис. – Мы подумали, что будет нормально «умертвить» всех моих родственников во всех моих документах. Я нанял эксперта по личностям для очень тщательной работы.
– Ты нанял фальсификатора, – возражает Розали. – Это может выйти боком всем нам.
– Нам нужен качественный подделыватель документов, – беспомощно отзывается Джаспер в незатухающем споре. – Кроме того, я думал, ты сочувствуешь моей матери.
– Да, вот только ты убьёшь её, – рявкает Розали. – Мне не позволили утешить мою мать, хотя тогда Аро не знал о моём существовании. Что, по-твоему, случится с ней?
– У нас есть план на случай непредвиденной ситуации, – приглушённо говорит Элис. – Случись это, мы справимся с ситуацией. В противном случае он без нужды жесток.
– Сделанного не воротишь, – вклинивается Карлайл, появившийся из своего кабинета. – Элис с Джаспером уже жили вдали от дома на момент обращения, но все ваши знакомые жили в Рочестере. Будь способ уберечь ваших родителей от боли по вашей утрате, как вы знаете, я согласился бы на него.
– Думаю, Элис более чем заслужила запас времени в этом вопросе, – говорит Эсме.
Эдвард же пялится на Элис.
– Горизонт чист, – настаивает Элис. – Нас ищет только Деметрий, и пока что он считает родителей Джаспера мёртвыми. Не вижу перемен в этом вопросе.
– У нас предостаточно ресурсов, о которых им неизвестно, – добавляет Джаспер. – В том числе время.
– Нам оно понадобится, – тревожно взирает на меня Эдвард. – Белла ещё не готова к тренировкам.
– Готова, – протестую я, пересекая комнату и направляюсь к Эдварду. – Я выждала достаточно времени, чтобы быть сильной, а не слабой. Не хочу больше ждать. Хочу начать упражняться со своим щитом.
– Образумься, Белла, – укоряет он. – Мы недавно уехали из Вольтерры. Разве ты не хочешь немного развеяться и адаптироваться в новой ипостаси?
– Сильнее, чем сейчас, мне уже не стать, – продолжаю я. – Помимо этого я смогу расслабиться, понимая, как смогу защитить вас от Джейн. Я мало что помню с того вечера, но не забыла, как она мучила тебя.
– Ты жаждешь мести? – мрачно улыбается Розали, поймав лукавый взгляд доброго доктора. – Что, Карлайл? Я одобряю приоритеты Беллы, и тебе стоит. Ты всегда приговаривал, что Джейн та ещё разбойница. Если кого и пошлют за нами, так в первую очередь её.
– Твои доводы оставляют желать лучшего, – с неудовольствием говорит Карлайл, – но в них есть смысл.
– Карлайл, – возражает Эдвард.
Его перебивают.
– Нам не повредит оценка эксперта. Раз Белла обращена, то будет только к лучшему, если сделать её до начала тренировок.
– Ладно, – с неохотой уступает Эдвард, – но я не в восторге от этой затеи.
Я мягко переплетаю наши пальцы, а он обнимает меня, защищая.
– На том и порешили, – говорит Карлайл. – Я звоню Элеазару.



Всем привет! Мы потихонечку движемся к финишу. Как вам Белла в новом обличье? Пугает? Восхищает? С удовольствием пообщаюсь с вами тут и на форуме. ;)