Каждый раз спускаясь на первый этаж, я всегда прячу кулон Вольтури, на случай, если синьора Альберти сметает невидимые пылинки c лестничной площадки или кудахчет над невысокой ивой у двери. Она всегда там, за исключением случаев, когда неважно себя чувствует. Думаю, она жаждет общения. А кто нет? Даже если это пара секунд на лестничной площадке.

По себе говорю.

Миссис Альберти невероятна близорука, даже в очках, почти ничего не слышит без слухового аппарата, и, полагаю, ей порядка восьмидесяти лет. Она не немощная, отчего мне смешно. Как только она услышала, как Эдвард зовёт меня Беллой, то мгновенно на него запала. Наверное, благодаря отголоскам нашей жизни она замещает свою. И непрестанно напоминает мне, как мне повезло с Эдвардом.

– Sei fortunata ad avere un marito così romantico e così bello. – Лукаво приговаривает она каждый раз, когда нам доставляют цветы. (П.п.: ит. – Тебе повезло иметь такого романтичного и привлекательного мужа.)
– Sì, è vero, – постоянно соглашаюсь я. (П. п: ит. – Да, правда) Да, леди, мне очень повезло с Эдвардом.

Как только я запираю дверь и застёгиваю пальто, её музыка постепенно становится громче – старая пластинка группы, исполняющей песню, которую синьора Альберти напевает мне при встрече – «Прощай, красавица». Никто, кроме неё, не пел эту песню, а мне кажется, будто я слышу призраков её прошлого. Нечто ностальгическое есть в знакомом потрескивании иглы на виниловой пластинке, а блеск в глазах женщины принадлежит молодой девчонке, а не деятельной старушке.

– O bella ciao, bella ciao bella, ciao ciao ciao! (П. п.: ит. – Прощай, красавица, прощай, красавица, прощай, прощай, прощай!) – подпевает она записи, маша мне и пританцовывая с метлой.
– Salve, Изабелла! (П. п.: лат. – Здравствуй.)
– Salve, синьора Альберти, – старомодно приветствую я соседку, целуя её в щёку. Она в приподнятом настроении, о чём я сообщаю ей, по ходу расспрашивая о песне.

Она начинает тараторить, и я не до конца понимаю её речь, но, похоже, улавливаю суть: жила девочка, это была знаменитая песня движения Сопротивления, итальянского сопротивления во время Второй мировой войны. Дальше – об её отце, как музыка поднимала им дух во время сражений с i diavoli fascisti, с дьявольскими фашистами. Строфы, слова, которые она не пела до сих пор, к разговору о том, что делать с трупом певицы, но мелодия позитивная, безбоязненная. Когда я подмечаю это, синьора Альберти невероятно гордится мной.

В том-то и суть, говорит она мне. Выигравшая сторона не боялась. Секрет агрессора – глубокий, первобытный страх, говорит синьора Альберти. Под непередаваемой жестокостью фашистов крылась невероятная трусость. Они ошибались, полагая, что мирные жители не дадут им отпор, а они всё брали и брали, гадая, что произойдёт, если провоцировать спящих героев. Говорит она поэтично и даже сияет.

По крайней мере, я думаю, что так и есть. Думаю, скажи она нечто другое, эта версия мне нравится больше, – это значительно придаёт мне сил, мысль, что впервые Аро чего-то боится. Сначала интуиция говорит, что я ошибаюсь, но, возможно, соседка права.

– Ciao, Bella! – Кличет она мне вслед, танцуя с метлой, как будто помолодела на десять лет, а её жизнь раскинулась перед ней, а не наоборот. (П. п.: ит. – Прощай, Белла!)
– Arrivederci, – машу я в ответ, спускаясь по лестнице. (П. п.: ит. – До свидания.)

Музыка стихает подобно исчезающей волшебной пыли за феей. И по правде, у меня приподнялось настроение только от вида и звуков танцующей дамы, которая легко могла бы отсиживаться в своей квартире в депрессии.

Чего может бояться Аро? Если Элеазар говорит правду, то Аро всегда волнуется, что талантливые вампиры покинут его. Знаю, он использует Челси, что привязать Маркуса и других к Вольтерре, а Элеазар довольно сильно испугался, когда хотел уйти. Кошмары, которые видит Элис, пытаясь избавить нас от влияния Аро, – не важно, насколько мирно мы хотим уйти. Они не говорят мне, а я знаю, что Эдвард старательно пытается скрывать это от меня, но я не глупа.

Дичь знает, когда на неё охотятся. Даже ради пленения.



– Не верится, что Аро хочет, чтобы я выучила эту партию, – шепчу я, записывая на английском перевод «Дона Джованни» на нотном листе. – Я не сомневалась, что он выберет итальянского композитора. Может, Аро хочет побурчать о Моцарте на следующем занятии?

Эдвард фыркает, безупречно наигрывая на пианино одну из арий Церлины по памяти. Я отрываю взгляд от нотного листа, потому что фыркающий Эдвард? Так нетипично. Он выглядит обозлённым, что нехарактерно для него.

– Что?
– Что-что? – вспыльчиво переспрашивает он.
– Ты фыркнул, – просто излагаю я. – Что ты знаешь о моём исполнении арии Церлины?
На мгновение мне кажется, что Эдвард станет отрицать, но, думаю, в сущности, он хочет пороптать.
– Аро всегда пытается провоцировать меня, – хмурится он.
– Моцартом? Я запуталась.
– Видишь ли, дело в Церлине. Она новоиспечённая невеста и любит Мазетто, но как только появляется плохой парень и начинает соблазнять её, она отвлекается. Аро всегда считал, что приличные девушки не могут устоять перед мужчинами в стиле Дона Жуана. В данном случае Дона Джованни. Последний ревнует, глупит, а затем Церлина успокаивает его.
– Ага, своими сиськами, – смеюсь я. – Моцарт чётко это обозначил. Но, Эдвард, я не понимаю, как это относится к нам.
Эдварду же несмешно. Он снова злится.
– Неужели? – бросает он вызов мне, вскидывая брови. – По мне, так всё кристально ясно.
– А мне нет. Было бы понятнее, – спорю я, краснея лицом от смущения, – если бы я учила партию Микаэлы в «Кармен», где милая простушка бегает за своим ласковым женихом, однако в сравнении с Челси она – пустое место, с чего его винить? В смысле винить Кармен. Она… действительно красивая и точно знает, как общаться с мужчинами.
В этот бы момент мне не помешал бы комплимент от Эдварда, однако он в удивлённом раздражении таращится на меня.
– Я уже говорил тебе, Челси подлая, Белла, – недоверчиво говорит он. – Это она пустое место. Кто вложил в твою голову эту мысль?
Деметрий.
– Это же очевидно. – Я пытаюсь избежать ещё более непонятной перепалки. – А теперь ты о чём говоришь? Как Аро может подначивать тебя? Дело в нём и его постоянной игре «Давайте заключим сделку»? Если так…

Бз-з. Бз-з. Бз-з.

Вслед за моей репликой на наши с Эдвардом мобильники приходит уведомление об смс.



– Элис немного перебарщивает с предупреждениями.

Я хмуро смотрю на свой экран, а Эдвард размытой тенью носится по комнате, подготавливая ноутбук.

Когда он перемещается с вампирской скоростью, я не знаю, смущаться или ревновать до смерти. Когда меня нет поблизости, они так же быстро перемещаются? А не столкнутся ли? Любопытно, буду я такой же неуклюжей после превращения в вампира? Спорим, больно при соударении камнеподобных тел. А громко ли? Если вампир А на скорости сто двадцать девять километров в час врежется в вампира Б, двигающегося в противоположном направлении на той же скорости…

– Белла, о чём ты думаешь? – подозрительно интересуется Эдвард, отнимая взгляд от компьютера.
– Я, ах… э-э, эй, это они?
Уклоняюсь от ответа я, пододвигаясь к Эдварду на диване, но он не прекращает пялиться на меня.
– Привет, ребята! – жизнерадостно машет нам слегка оробелая Элис.
Она сидит в гостиной, Джаспер с Роуз играют в шахматы за её спиной, а Эмметт внимательно следит за их партией.
– Что такое, Элис? – грубовато обращается к ней Эдвард.
– Ну, у меня есть то, что хорошенько поднимет вам настроение, – знакомым мне голосом «ласковой госпожи» говорит она. – Но если ты планируешь вести себя по-свински, то и дальше порть свой день, договорились?
Клянусь, трое вампиров на заднем фоне силятся не расхохотаться.
– Прекрати, Джаспер, – жалобно хихикает Роуз, – я раздражена.
Теперь уже все четверо истерично ржут, пока Элис не посылает Джасперу свирепый взгляд.
– Чем это там занят Джаспер? – заворожённо интересуюсь я. – Что ещё он умеет?
– О боже, Джаспер лучший! Особенно сейчас, когда уже умеет контролировать свой дар. – Взбудоражено говорит Эмметт, а Розали ошеломлённо смотрит на него. – Поначалу он то напускал на нас жажду или стр… ой, прости, Роуз, романтику.
На долю секунды Элис закатывает глаза, затем Джаспер с Эмметтом хлопают друг друга пятернёй.
– Что сказать, я романтик, – бесстрастно отвечает Джаспер, сердито глядя на шахматную доску. – Я проголосовал за то, чтобы дать Эдварду изгадить этот день.
Роуз щурится и переставляет высокую фигуру.
– Шах.
– Извини, Элис, – формально раскаивается Эдвард, – не хотел грубить.
– Твои извинения приняты, – ласково говорит Элис. – На горизонте замаячила пара событий, и лучше я расскажу о них и выслушаю твои решения, поскольку оба момента немного неправдоподобны. Всё, о чём прошу, Эдвард, дай Белле ответить, хорошо?
Эта фраза немного глубже загоняет кол в вампирский зад Эдварда. Клянусь, каждый раз, когда мне кажется, что напрячься сильнее нельзя, Эдвард ставит новый рекорд.
– Итак, Белла, думаю, Деметрий может выдать полезную информацию, если ты готова его немного простимулировать.
– Простимулировать? – Я борюсь с тошнотой при мысли об этом. – Элис, не думаю, что пойду на это.
Холодный, как лёд, страх накрывает меня, как туман зимой. Элис ведь знает, что я никогда не соглашусь на подобное? Немыслимо.
– Естественно, тебе не придётся спать с ним, – снисходительно говорит она, – может, поцеловаться или типа того.

Она не успевает договорить, как мой желудок бунтует, и я хватаю первую ёмкость под рукой. Так уж вышло, что это горшок с пуансенттией, но когда тебя рвёт, подойдёт что угодно. Странно: я жду, что Эдвард накричит на Элис, а он просто держит мои волосы, как образцовый возлюбленный.

– Прости. – Стону я в шоке, когда Эдвард хочет помочь мне освежиться. – Нет, пожалуйста, позволь мне позаботиться об этом самостоятельно. Фу, я отвратительна.
– Не глупи. – Эдвард усмехается, а гнева в его голосе ни следа. – Ты явно не сдержалась.
Клянусь, мне никогда не понять перепадов его настроения.
Встав, я несу растение к раковине, полоская рот, пока отмываю цветок. Когда возвращаюсь, Эдвард болтает с Элис, уголки его губ чуть изгибаются кверху. Я предусмотрительно сажусь рядышком с ним, гадая, почему все так чудаковато себя ведут.
– Элис, какого хрена? – горько жалуюсь я, на секунду игнорируя Эдварда. – Разве ты не видела, что это случится?
– Прости, Белла, – сухо улыбается она. – Только так можно было убедить Эдварда в твоём отношении к Деметрию.
– О чём ты? – ною я. – Эдвард в курсе, что я на дух не переношу Деметрия. Никто из нас терпеть его не может. Чёрт возьми, ведь он пытался убить меня. И если уж совсем начистоту: мой ответ – чёрта с два, Элис. Ни за что на свете я не собираюсь стимулировать эту скотину.
– А я и не попросила бы тебя об этом, дорогуша. Не в твоей природе симулировать.
– Видишь, Эдвард? – вклинивается Джаспер. – Что я говорил тебе?
Эдвард молчит, обнимает меня за талию и притягивает к себе в одновременно ласковом и собственническом жесте, как ребёнок любимое одеяло.
– Может, мне и на Деметрия блевануть, – ворчу я, отчего-то успокоенная, – раз это столь убедительно.
– Элис, ты сказала, что событий несколько?
– Они по-своему связаны, – продолжает Элис. – Аро подстрекает Деметрия и остальных протестировать границы твоих слабостей. Он хочет, чтобы вы усомнились друг в друге.

Пока она говорит, я, внезапно ощутив усталость, кладу голову на плечо Эдварда. Интересно, слова Элис относятся к тому, что сообщил мне Деметрий о Челси? Хочу спросить, но трушу. Пока Эдвард обнимает меня, я не стану спрашивать. Вслух, по крайней мере. В известной мере я чувству себя идиоткой, позволяя сплетням Деметрия влиять на меня, но гадаю, как много женщин может справиться с открытыми заигрываниями шикарных вампирш с их мужчинами. Любая усомнилась бы в себе.

А сейчас я понимаю, что Эдвард испытывает то же самое. Мне грустно от мысли, что он усомнится в моих чувствах к нему, однако сейчас до меня доходит. С момента обращения в вампира он никому не доверяет, поскольку мысли остальных легко читаемы, как газета. Сейчас он в кругу вампиров, умеющих контролировать и скрывать часть своих мыслей, а некоторые явно манипулируют нами обоими. И сейчас Эдвард может положиться только на мои заверения о том, что всё в порядке, хотя большую часть времени мы оба ходим по краю лезвия. Мне остаётся лишь гадать, сколь много нам предстоит вынести.

Мне всего-то хочется оказаться в безопасном месте, свободной от действий украдкой; супермоделей, в обществе которых я ощущаю себя не в своей тарелке; от Деметрия, крадущегося по крышам; и уж тем более от Аро, пугающего меня до чёртиков каждый раз, когда я только начинаю наслаждаться его компанией. Может, мы можем укрыться на безвестном острове. Идея настолько маняща, что я практически ощущаю песок пальцами ног. Если упросить Эдварда, то он согласится.

– Белла, прошу, сосредоточься. – Просит Элис, её лицо сострадательнее её слов. – Будь это возможно, ты бы не ступила бы в Вольтерру.
– Знаю. Иногда мне хочется, чтобы всё уже закончилось. А то словно в зеркальном лабиринте.
– Ребята, вы неплохо справляетесь, Белла. Это первое, о чём я хотела с вами переговорить. – Глаза Элис блестят возбуждением. – По неизвестной причине Маркус обижен вмешательством Аро в ваши отношения.
– Если так, то оттого, что мы напоминаем его брак, – отвечает Эдвард. – Это сравнение постоянно мелькает в разуме Маркуса, когда он видит нас вместе. Это единственное, что пробуждает в нём хоть какие-то чувства, уверяю тебя.
– Он попытается заговорить с вами, ребята, но ещё не решил, где и как, – продолжает Элис. – Думаю, будет лучше, если он поговорит с тобой с глазу на глаз, Белла. Так будет безопаснее, Эдвард, клянусь. Он не обидит её. Мы можем пойти по такому сценарию?
– Только в случае полной безопасности, – предупреждает Эдвард. – Они могут встретиться в людном месте?
Чарли явно одобрил бы такой план. Мне хочется купить им одинаковые свитера в оранжевом цвете светоотражательной накидки.
– Мы могли бы встретиться с ним в библиотеке, – решившись, предлагаю я. – Он постоянно там. Я могла бы пропустить завтра занятия и прийти пораньше.

Элис на секунду вскидывает взгляд и широко улыбается.



На следующее утро Эдвард ушёл, однако на моём айподе, на подушке, лежит записка, написанная его почерком, и с крохотным ростком бело-жёлтых цветов. Пучок собранных вручную распускающихся цветов значит для меня больше, чем дорогущие букеты Аро, а всё потому, что они от Эдварда, и, вникая в смысл записки, я знаю, что не содрогнусь от страха и что у меня не ухнет желудок, как ведро ледяной воды мне под ноги.

Белла,

Лимон только начинает цвести, а вчера было достаточно тепло, поэтому многие оставили деревца на улице. Их аромат в ночном воздухе опьянял, навеяв мысли о тебе. Я поцеловал тебя в щёку, и твоя улыбка восстановила справедливость в мире. Как Нина Симон.

Оденься потеплее и будь осторожна. Я буду поблизости от библиотеки всё утро, на случай, если понадоблюсь тебе.

Всегда с любовью,

Эдвард

Я вожусь, как будто собираюсь на занятия, порывисто решая взять записку с собой в библиотеку. Я запихиваю кулон под свитер, а лимонные цветы – в петлицу пиджака, как некогда бабушка Свон, когда я приносила ей дикие цветы. (П. п.: цветы лимона – символ верной любви.)

– Il Signor Alberti mi dava dei fiori solo quando aveva qualcosa da farsi perdonare, ma un rametto di fiori di limone è un dono meraviglioso.

Признаётся мне синьора Альберти, когда я приветственно целую её в щёку. (П.п.: «Синьор Альберти дарил мне цветы, пытаясь загладить вину, однако веточка лимона – чудесный подарок».)

По-видимому, покойный мистер Альберти дарил цветы в знак извинений, но она одобряет мою бутоньерку. Я согласна по обоим пунктам. Сорванные в порыве цветы, напоминающие Эдварду обо мне, действительно прекрасный подарок. Дорогие цветы говорят о многом, обычно об увлечении, вине или обязательствах. Может, мы и обязаны Аро, но непрекращающийся вал дорогих цветов обычно проходил по всем трём пунктам.

Я вставляю наушники в ухо и проверяю последние добавления на айподе. Без сомнения, там новые песни Нины Симоны, энергичная мелодия, смутно знакомая, и отчего-то она поднимает мне настроение. Хороший ритм – под него легко идти – и слова, надеюсь, как для меня, так и для Эдварда.

Мне не пришлось идти окольным путём, чтобы юркнуть в один из библиотечных проходов. На верхних публичных этажах блуждает пара человек, но когда я добираюсь до закрытой для гостей зоны, у подножия мраморной винтовой лестницы, единственный вампир в поле зрения Маркус, на своём привычном месте. Он принюхивается и поднимает взгляд, когда я приближаюсь.

– Изабелла. – Взгляд Маркуса напоминает взгляд слегка испуганного пациента психушки. – Вчера я как раз вспоминал о тебе, и вот ты здесь.
Кажется, он не привык говорить: каждое слово точно на вес золота.
– Прости, что побеспокоила тебя, – я смотрю на кучу свитков и писем перед ним. – Вы кажетесь довольно занятым.
– Иногда, если закрыть глаза, я почти могу представить, что она тут со мной, – скорее к себе, нежели ко мне обращается Маркус. – Представляешь, я считал глупостью, что Дидим писала мне письма, хотя мы расставались едва ли на несколько часов. А теперь это всё, что у меня осталось от неё.
– Мне нравится получать записки от Эдварда, – тихо говорю я, подходя ближе. – Он оставил мне одну сегодня утром.
– Правда? И что же он пишет тебе? – со слабым любопытством и примесью терзаемой тоски произносит Маркус.

Я вручаю ему записку, и он на мгновение улыбается, бегло посмотрев её. Маркус не отвечает, отдавая её мне, но вытаскивает из своего кармана потёртое письмо и начинает читать. Интересно, я должна ждать или сказать что-то? Помнит ли вообще Маркус о моём присутствии?

– Дидим? Так зовут твою жену? – поощрительно любопытствую я.
– Ты сказала зовут, не звали, – шепчет он, не отрывая пристального взгляда от бумаги. – Почему?
– Очевидно, что ты до сих пор любишь её. – Я вспоминаю о Чарли и его неспособности жить полной жизнью после Рене. – Дидим не хотела тебя бросать. Таким образом, она всё ещё твоя жена, не важно, видишь ты её или нет.
Если бы вампиры могли плакать, то Маркус точно разревелся бы. Он не шевелится, но что-то в нём – да. Когда он снова смотрит на меня, то, наверное, впервые он целиком сосредоточен на этой реальности. Похоже, это требует от него значительных усилий.
– Я знал, что ты поймёшь, – благодарно кивает он. – Знал. Все говорят, чтобы я жил дальше, но это бессмысленно.
– Это нелепо. Я бы не смогла жить дальше, случись что с Эдвардом. Я серьёзно – думаю, я бы свихнулась.
– Понимаю. И вижу это в тебе, – Маркус наклоняется вперёд и всматривается в мои глаза. – Думаю, вы оба потерялись бы в этом мире друг без друга.
– Некоторые вещи очевидны. Гляньте на эти письма, – я указываю на письма в кресле. – Эдвард сказал мне, что это любовные письма вашей жены. Это правда?
– Да, все до единого. Слова, которые она писала мне в периоды разлуки. Некоторые написаны Дидим, когда я читал или разговаривал с кем-то, а ей не нужно было моё внимание, но она хотела поделиться своим. Такой она была. – Глаза Маркуса озаряются мягким светом. – Хочешь прочитать их? Не унося их отсюда.
Маркуса охватывает лёгкая паника при мысли, что я заберу письма его жены.
– Мне бы хотелось. Могу я посидеть с тобой? – Исключительно потому, что Элис сказала, что Маркус разговорится, если я сяду на место Дидим. – Если хочешь, можешь рассказать мне о ней, если это не столь мучительно.
– Я хочу поговорить о ней. – Маркус настаивает, отодвигая часть писем в сторону, чтобы я могла присесть. – Никто не хочет слушать.
Он горюет, да так, что его хочется обнять, однако не очень-то комфортно обнимать вампира, пьющего человеческую кровь, так что я иду на компромисс и мягко касаюсь его руки.
– Я послушаю.
– Наша история очень длинная. – Недоумённо произносит Маркус, как будто сам впервые слышит её. – Видишь ли, мы знали друг друга ещё людьми. Дидим была сестрой Аро, и пускай я плоховато помню те времена, думаю, я всегда любил её. Любил Дидим более трёх тысяч лет.
Долбануться можно. Вольтури жили во времена Римской империи, но чтобы ещё раньше?
– Так это ведь до римлян! – громко шепчу я. – Кем же вы были, этрусками?
– Ещё старше них: нас обратили первородные вампиры, – горделиво усмехается Маркус. – Весь это подземный замок и есть настоящая Волатерра. Эти камни историки относят к неолиту. (П. п.: 6000-5500 лет до н. э.) Не то чтобы мы так называли его. Мы вообще никак не называли этот период, пока не появилась письменность. Мы втроём родились здесь и здесь же были обращены в вампиров.
– Какой была Дидим? – Я взяла одно из последних её писем. Красивый, изящный почерк. – Могу поспорить, она была красавицей. Вам всем под стать.
– Дидим была прекрасна, – мечтательно говорит Маркус, – с длинными кудрявыми тёмными волосами и самой ласковой улыбкой, которую я только видел. Она была доброй и довольно забавной. Всегда делала всех счастливыми. Она могла даже рассмешить Кая.
– Быть того не может!
У меня в голове не укладывается, что Кай может смеяться над чем-то. Разве что мучить котят и тому подобные ужасы.
– Правда. Все очень её любили. – Ласковый шелест конверта по написанным ею словам напоминает трение двух листков бумаги. – Вот почему тяжело понять, что с ней случилось. Кому была выгодна её смерть?
– Похоже, она была изумительной. Если она сестра Аро, почему он не говорит о ней с тобой?
– Аро говорит, что это больно. Эти разговоры его сильно расстраивают. – Маркус выглядит расстроенным. – Это он обратил её. У меня духу не хватило. Знаешь, я боялся убить Дидим. Уверен, Эдвард понял бы это. Именно Аро нашёл её останки… её пепел. Он сказал, что больше не будет о ней говорить, и не говорит. Как не выносит, когда другие поднимают эту тему.
– Аро так сильно её любил? – У меня проклюнулось любопытство.
Как вёл себя Аро с сестрой? Любящей сестрой?
– О да! Дидим невозможно было не любить. Она тоже чрезвычайно сильно любила его. Они не всегда ладили. Наедине же она не боялась критиковать его за то, как Аро стоял на страже закона. Периодически они расходились во мнениях, но оставались семьёй. Вообще-то у них существовало только одно разногласие, которое сформировалось с течением времени. Они зашли в тупик, когда дело дошло до страданий других людей. Аро называл это любовью к правосудию и стабильности и обвинил Дидим в мягкотелости, неспособности понять суть правления. Ей тоже не нравилось причинять боль людям. Она морила себя голодом, пока мы не начинали умолять её выпить крови, и она пила только стариков, людей на смертном ложе. Она дарила им моменты истинного счастья, затем передавая их в руки смерти.
Я не знаю, как прокомментировать слова Маркуса, и мы молчим, пока я соображаю отдалённо приемлемый ответ.
– Думаю, Карлайл чем-то похож на неё, – констатирую я, дабы снова завладеть вниманием Маркуса.
– Так и есть. Они с Аро были большими друзьями, о чём ты, без сомнения, знаешь. В некоторой степени Карлайл замещал Дидим для Аро. Он такой же добрый, может, даже больше из-за своей диеты, но более нежный, чем радостный. Дидим олицетворяла полнейшее счастье. Хотя в итоге, как и Карлайл, не вынесла, что Аро причинял боль другим. Она тоже захотела уйти.
– Она захотела уйти? – удивлённо переспрашиваю я. – А как же ты?
– О, я определённо намеревался уйти вслед за ней, – глухим, как у призрака, голосом откликается Маркус. – Будто я был бы полезен в противном случае. Я бы отправился за ней на край света. Умер бы вместе с ней, но, в конце концов, у меня есть обязательства.

В моем мозгу сразу промелькнула картинка: любимая сестра Аро и его лучший друг готовы навсегда покинуть его. Мрачное подозрение укореняется в моей голове, связанное с тем, почему мы не можем уйти с миром от Аро и почему пелена застилает взгляд Элис, когда она раздаёт нам указания.

– А каково мнение Аро на этот счёт? – осторожничаю я.
– Аро так и не узнал о нашем уходе, – безучастно говорит Маркус. – Мы собирались сообщить ему вместе перед самым уходом. Но затем Аро обнаружил горевшие останки Дидим, когда мы добрались, от неё остались рука и клок волос. Аро был раздавлен. Целиком и полностью. Он взбеленился.
– Так ты не сказал ему?
– Он так сильно горевал, что у меня не хватило духу сказать ему о нашем уходе. К тому же тогда это уже не имело значения. Уверен, Аро увидел это, как только коснулся меня. Однако он никогда не держал на меня зуб из-за этого. И я бы не стал винить его. Я даже попросил его убить меня, но он сказал, что не перенесёт ещё и потерю меня.
Я вздрагиваю, когда глаза Маркуса вспыхивают при упоминании суицида, хотя понимаю его.
– Как печально. – Сочувствую я вампиру, а мысли в голове путаются. – Кто сотворил это с ней?
– По мнению Аро, вероятно, это месть римлян. Аро рвал и метал от горя и снова оторвался от них. Их рекрутов он либо похищал, либо уничтожал. Грабил или сжигал их пожитки. Он наказывал их в слепой ярости, рушил всё, что они отстроили с последнего нашего погрома. Тогда к нам присоединилась Челси. Она жила с римлянами. Но Кай… Кай считает, что это оборотни.
– А ты? Что думаешь ты?
И с чего я считала Маркуса скучным? Ясно же, что он маскирует сильную боль.
– Я просто не понимаю этого, – рассеянно шепчет он. – Что мне теперь делать?
– Бедный. – Я удивлена количеством сопереживания тому, кто пьёт человеческую кровь. – Как же ты живёшь?
– Иногда я могу затеряться в хорошей книге, – мечтательно говорит Маркус, поднимая с пола книгу с загнутыми уголками страниц. Клянусь, на ней Фабио. (Ланзони, итальянская модель, прославился длинными белокурыми волосами – п. п.) – Обычно не читаю такие дурацкие книжки вроде этой, но иногда приятно знать, что конец счастливый.
Я невольно улыбаюсь.
– Понимаю, о чём ты. Я, наверное, сотню раз перечитала «Джейн Эйр». И делаю это из-за комфорта, которого нет в новых книгах.
– О, тебе тоже нравится читать? – В глазах Маркуса промелькнула тень улыбки. – Не ожидал. Мне сказали, большинство молодёжи предпочитает кино. Какие книги ты читаешь?
– Всякие, но я начала с классики.
– К примеру, с Еврипида? – прерывает меня Маркус едва ли не возбуждённо. По крайней мере, в его понятиях. – Я тоже люблю классику, моя дорогая. Я влюбился в пьесы и книги Еврипида. Его тома первыми вошли в мою коллекцию.
Я не поправляю, иначе выставлю себя идиоткой, возомнившей, будто «классикой» можно описать творчество сестёр Бронте для трёхтысячелетнего вампира.
Маркус так живо описывает свою жену, что я почти вижу её рядом с собой.
– Вы с Эдвардом очень бы ей понравились, – с усилием выговаривает Маркус. – Как и Аро, Дидим любила музыку, но больше этого она любила видеть влюблённые пары.
– Хотелось бы мне познакомиться с ней. Мне бы не помешала подруга, а с людьми мне особо не поделиться своими тревогами.
– Что тебя тревожит, моя дорогая?
Грустные глаза Маркуса наливаются озабоченностью.
– Ну, их много, вообще-то. Во-первых, мне не терпится стать вампиром, чтобы стать достойной Эдварда, – признаюсь я. – Я надеюсь, Аро вскоре позволит мне измениться. Иногда я беспокоюсь, что он будет оттягивать этот момент, пока я не стану совсем старой, чтобы породниться с Эдвардом. Он и так хорош – я не понимаю, с чего вообще он со мной, когда мог бы встречаться с кем-то вроде Хайди или Розали, или… – я неудобно смолкаю.
И дело ведь не в том, что Челси – это Волдеморт или злодей, но с тех пор как Деметрий вознамерился свести её с Эдвардом, я не хотела наделять её малейшей силой, даже в мыслях.
– Разве ты не знаешь, что чувства Эдварда взаимны? – требовательно вопрошает Маркус с нехарактерной для него энергичностью. – Он уже вампир, но я не об этом, – он не считает себя достойным тебя. Не знаю почему, но это так. Я чувствую толику вины, что позволил Аро увидеть природу вашей связи. Я видел и вашу незыблемую преданность друг к другу и неуверенность. Не знаю, зачем Аро настаивает на игре на ваших чувствах. Если на то пошло, я заявил о своих возражениях. Пожалуйста, не сомневайся в любви Эдварда к тебе.
Настойчивость Маркуса греет меня и придаёт сил. И всё же тоненький голосок на задворках сознания вспоминает о старых возражениях.
– Я знаю, что Эдвард любит меня, но даже не представляю, как такое возможно, – сознаюсь, беспомощно пожимая плечами. – Это всё равно, что если бы я полюбила белку, не так ли? Как он может быть с кем-то вроде меня? Эдвард столь выдающийся – своим умом; он столько же прекрасен, как его лицо, а его музыка! Эдвард совершенен, а я просто… неуклюжий, забывчивый, нерасторопный человек.
– Тебе стоит посмотреть на себя глазами Эдварда. – Маркус оживился, каким я прежде его ещё не видела; красные глаза умоляюще смотрят на меня. – У тебя с Эдвардом те же отношения, что некогда были у меня с Дидим. Ваша связь даёт понять, что, пусть я безнадёжен, любовь ещё жива на белом свете. Когда ты рядом, мне легче вспоминать Дидим. Я благодарен тебе за это.
– Мне так жаль, что ты потерял свою любовь. – Шепчу я, и одинокая слезинка прочертила путь вниз по моей щеке.
Маркус ловит капельку; тонкая сухая кожа его пальца нежно трётся о мою. Он озадаченно смотрит на свой блестящий палец и подносит его к губам, то ли хочет поцеловать его, то ли попробовать на вкус – я не знаю. Маркус закрывает глаза – его лицо приобретает выражение, когда Эдвард задерживает дыхание, контролируя себя. Лёгкая дрожь сотрясает моё тело, а волосы на затылке встают дыбом. Я сижу не шелохнувшись, пока Маркус не распахивает глаза, смотря сквозь меня.
– Моя дорогая, боюсь, из-за тебя меня мучает жажда, – Маркус подтверждает мои подозрения. – Возможно, тебе стоит удалиться. Мы же увидимся на выходных?
– Да, на этих, – соглашаюсь я. – Мы выступаем на зимней вечеринке Аро. Мы будем там.

Когда я поднимаюсь, то нисколечко не удивлена, застав напряжённого Эдварда позади меня. Я направляюсь в его объятия, напоминая нам, что всё в порядке.

Когда мы возвращаемся в мир вампиров, я осознаю, что выронила лимонные цветы. Должно быть, они упали в любовные письма Дидим к Маркусу.

– Мои цветы! – Я горю желанием вернуться и забрать их, однако руки Эдварда останавливают меня. – Но ты же подарил их мне!
– Я добуду тебе ещё сегодня вечером, – обещает он, целуя меня в щёку. – В этом мире полно цветов, однако Маркус не лгал, и тебя никто не заменит.



– Выглядишь замечательно… как бледная греческая богиня. – Эдвард шепчет мне в волосы несколько дней спустя, его пальцы выводят узоры на мягком шёлке моего платья, где оно оголяет кожу. – Не думаю, что мне стоит выпускать тебе из квартиры в таком виде.
Когда в его глазах и тоне проскальзывает собственническая натура, я вообще не хочу покидать квартиру.
– Тогда тебе придётся найти способ пометить свою территорию.

Я дразнюсь, но его глаза полыхают тёмным огнём, и дрожь пробегает по моему позвоночнику: Эдвард принимает вызов.

Жаль, что мы не можем остаться дома, однако эта вечеринка в большей или меньшей степени очередной повод для Аро похвастаться нами и укрепить нашу связь с Вольтури. Почти все вампиры Италии там соберутся; случайно и к вящему неудовольствию Эдварда, я обнаружила, что мы должны прийти после «ужина» для музыкального выступления и общения. Я немного раздражена, что изначально он пытался утаить от меня такую скромную деталь. Словно я бы не узнала, что на каком-то этапе этого раута вампиры будут кормиться. Я не глупа. В результате меня это огорчило, что я не смогла войти в колонну во время нашей репетиции. Знаю, это тоже беспокоит Эдварда.

Эдвард придерживает для меня дверь и плавно набрасывает руку мне на плечи; язык его тела отдает уверенностью и собственничеством, когда мы заходим познакомиться со всеми.

На нас таращатся. Парадный зал полон знакомыми мне вампирами и совсем чужими, в красивых одеждах. Их общий аромат напоминает мне прогулку по странно пахнущему влажному лес или же балету в торжественное открытие. Немного страшно находиться в обществе новых вампиров, так что я жмусь к боку Эдварда.

– Ты просигналил Элис насчёт отбоя тревоги?

Меня немного ошеломило количество вампиров. Эдвард напрягается, и я прослеживаю его взгляд, натыкаясь на Деметрия, которому с двух сторон примкнули Рената и Хайди. Впервые мы в одном месте, и Деметрий не одаривает меня этим бросающим в дрожь взглядом. Не знаю, кого мне благодарить за это, так как я уверена: действия Деметрия выходят за рамки божественного вмешательства.

– Поверить не могу, – хмурится Эдвард, обводя взглядом комнату.
– Что? – спрашиваю я.
– Деметрий пытается вызвать у тебя ревность.
– Да? – недоверчиво переспрашиваю я. – Но он даже не смотрит в эту сторону.
– Видишь, как он уделяет внимание Хайди и Ренате и совсем не смотрит на тебя?

Я бросаю быстрый взгляд в сторону Деметрия и вижу, как Хайди блаженно смотрит на него, поигрывая со своими волосами. Было бы романтично, не лежи вторая рука Деметрия на заднице Ренаты. То есть романтично, если Хайди это терпит, но поведение Деметрия и ухмылки Ренаты говорят, что Хайди в неведении их представления.

– Разве это не замечательно? – говорю я себе под нос. – Хотя сложновато пропустить такой явный флирт Деметрия. Как думаешь, Хайди в курсе, что Деметрий в данный момент лапает Ренату?
– Благодаря тебе она знает.

Вот дерьмо. Я напрочь забыла о вампирском слухе, потому что Хайди отстраняется от Деметрия, который расстроенно и даже немного обиженно смотрит на меня. Да, хватит на него глазеть сегодня вечером.

– Ой, да брось, – яростно шепчу я, буравя взглядом рубашку Эдварда. – Не говори мне, что задеты его чувства.
– Добро пожаловать в мир раздутого мужского эго. – Злоба просачивается в голос Эдварда. – Только представь, как он почувствовал бы себя, узнай, что тебя вырвало лишь от предложения пофлиртовать с ним. О нет, куда же он идёт? А мы только пришли.

Глаза Эдварда поблёскивают довольством, когда злой Деметрий украдкой покидает коридор, оставляя позади двух раздражённых женщин. На миг лицо Эдварда неузнаваемо преображается, пока я вспоминаю, как не в силах была представить, как он убивает сто тридцать семь убийц и насильников. Сейчас же в лёгкую могу это сделать.

– Дело в моих словах? – невинно интересуется Эдвард. – Какая жалость. Какая вечеринка без Деметрий?
– Намного приятнее. – Признаю я, гадая, как бы мне провернуть подобную авантюру, чтобы прогнать Челси. – Но в этом действительно была необходимость? Теперь Рената испепеляет меня взглядом, а Хайди расстроена.
Хайди всегда вела себя со мной исключительно вежливо. Если бы она не была на побегушках у Вольтури, мы бы смогли стать друзьями.
– А вот вы где, – говорит позади нас Аро. – Я надеялся, что, быть можешь, ты готова спеть сегодня одну из арий Церлины? Знаю, ты получила её только на прошлой неделе, но я в настроении послушать «Batti, batti». (П. п.: «Хлоп-хлоп».)
– Я попробую свои силы на ней. – Небрежно бросаю я, хотя я не в восторге исполнять произведение, неподготовленное до идеала. – Хотя я бы спела нечто солиднее.

Для меня подготовка арии сродни приготовлению желе. Можно сколько душе угодно торопливо заучивать арию, но нужно определённое время, чтобы она улеглась в теле и стала готовой, а моё «желе Церлины» ещё не готово. К счастью, в прошлом семестре эту арию поручили выучить одному студенту-бакалавру в студии доктора Джорджа (и оперной лаборатории доктора Адана), так что, вопреки тому, что мне петь её внове, я уже запомнила текст и движения, так что прокатит. Отчасти мне хочется отказаться и спеть другое произведение.

– Уверена, ты справишься, моя дорогая, – беззаботно говорит Аро.

Кстати о жути, спиной я чувствую взгляд и, обернувшись, замечаю взгляд Джейн, которым можно было бы убить. К счастью, она только пытается наслать на меня иллюзию неописуемой боли, напрасно тратя своё время.

– Джейн, может, прекратишь? – жалуется страдающий Эдвард.
– Я ничего не ощущаю, когда она так делает, – успокаиваю я Эдварда, – разве что за мной тайком наблюдают.
– Лгунья, – гневается она, – ты обернулась. Ты явно что-то ощутила.
– Только потому, что ты вылупилась на меня, как ненормальная.
– Я могу читать твои мысли, Джейн, – Эдвард сердито смотрит на вампиршу, – и точно могу сказать, когда у тебя получается.
– Я могу заставить тебя кричать как девчонка, Эдвард, – мило улыбается она. – А если не заткнёшься, так и сделаю.
– Дамы, дамы, я вас прошу. – Аро развлекается на полную катушку. Кажется, он обратился и к Эдварду. – Мы должны наслаждаться друг другом, а не перетирать старые склоки.
– Что ж, возможно, нам стоит начать новую ссору, потому что Эдвард с Беллой заставили Деметрия уйти. – Зубоскалит Джейн, пытаясь прикопаться напоследок, когда к нам подходят Рената с Хайди.
– Так не весело. У меня были планы на него. Почему он ушёл? – интересуется Аро. Рената касается его руки, и Аро недовольно глядит в сторону входа. – Какая досада. Честно говоря, если кто и примадонна в Вольтерре, так это Деметрий. Изабелла, тебе стоит взять это на заметку и последовать его примеру.
– Мне? – озадачиваюсь я. – Я думала, вас «изумил мой профессионализм». Что с ним стало?
– Ну, да, но, моя дорогая, ты на всё согласная, что, по правде сказать, делает тебя немного мягкотелой, – Аро слегка морщится, как бы извиняясь. – Я включил тебя в исправительный хор и пять раз менял твоё расписание, и не получил от тебя ни одной жалобы. Многие сопрано уже бы орали на меня, но ты, ты просто повинуешься мне. Неужели Эмиль тебя ничему не научил?

Я с прищуром смотрю на Аро, кипя от ярости. Это тот же вампир, который заставил меня распрощаться со своей семьёй и приехать сюда, намекнув, что либо я порву с ними отношения, либо он убьёт их, а теперь Аро хочет, чтобы я поверила, что он потакает темпераменту артистов? На ум приходит штук двадцать фраз, которые мне хочется ему высказать, но это всё чушь, так что я делаю глубокий вдох. Будучи тем ещё извращенцем, Аро заинтригован моей злостью, однако Эдвард дважды постукивает по моей спине, намекая об осторожности.

– Раз уж вы заговорили об этом, – ровно говорю я. – Доктор Джордж как-то сказал мне, что мой покровитель может затребовать неготовый материал и что я в первую очередь должна защищать искусство.
– Истинная правда, – Аро вглядывается в меня.
– Так что я спою «Увидь, милый». «Хлоп-хлоп» формально я выучила, но его ещё необходимо отшлифовать.
– Хорошо, – снисходительно говорит Аро, обращаясь затем к Хайди: – Где ты нашла этих туристов? У меня есть жалобы на некоторых из них. Сколько раз мне повторять тебе, Хайди, никаких вегетарианцев. У них всегда не такой вкус.
Аро игнорирует резкий вдох и неодобрительный взгляд Эдварда. Полагаю, я неслучайно не знаю об этом, потому что Эдвард кажется сильно шокированным этой дискуссией. Любопытно, если исключить мясо из своего рациона, Эдварду станет легче переносить мой запах?
– Ты так много запросил, – обороняется Хайди, – а сейчас даже не туристический сезон!
– Вот почему мы планируем заранее, – ядовито парирует Аро. – Если люди не идут в Вольтерру, то ищется альтернатива.
– Эти парни с виду казались достаточно здоровыми, и они действительно раздражали других туристов, – Рената пытается усмирить Хайди. – Они всё талдычили, почему всем стоит прекратить есть мясо. У них даже был список из девяносто девяти причин! Они всё говорили о том, как это успокаивает тебя, делает более заботливым, более верным своему супругу, поверить не могу.
– Неужели? – Слышится тихий незнакомый мне шёпот, но затем я узнаю Сульпицию, жену Аро, которая вступает в наш узкий круг и кладёт ладонь на руку своего мужа. – Интересно, на вампиров это тоже распространяется? Аро, ты вроде говорил, что клан Карлайла довольно знаменит верностью её членов друг к другу? Это так, Эдвард?
– Там не так много человечных вампиров, чтобы делать выводы в ту или иную сторону, – лаконично говорит Аро. – Маркус всегда придерживался разумной диеты и даже не думает касаться другой женщины, даже сейчас.
– Да, а Дидим вообще не любила убивать людей, – позабавленно подмечает Сульпиция. – Она голодала неделями, а затем корила себя, да так, что шла через город, осчастливливая людей, искупая свою вину.
– Не напоминай мне, – протестующе вскидывает руки Аро. – Кроме того, эти девушки Денали прославились своими эскападами с человеческими мужчинами. Настоящие суккубы. Скандально известные в России, согласно Деметрию. Я как-то думал наказать их, но они первоклассно выкрутились. Такие красотки!
Сульпиция раздражённо напрягается, и я не виню её. В своём дневнике Эдвард весьма по-джентльменски описал флирт Тани, его отношение к этому можно охарактеризовать скорее как дружеское, чем романтическое. Представляю, как они убедили Аро.
– Я знаю нескольких одиноких представителей клана Денали, которые наслаждаются свободными связями, – уступает Эдвард, ровно и уважительно отвечая Аро и Сульпиции, – их сёстры довольны дружелюбны, но я также знаю не обручённых членов, которые отреклись от брачных обетов.
– Поэтому ты так верен Белле? – Рената ехидно и с укором глянула на Челси. – То есть ты первый вампир, который отверг каждую из нас.

Думаю, я люблю Ренату, поскольку исходя из взглядов окружающих, особенно Челси, Деметрий явно не в ту степь подался со своими подкатами.

«Нет, нет, Рената ещё не переплюнула Джаспера», – молча напоминаю я себе. И всё же она значительно поднялась в моих глазах.

– Да, но до того, как ты обрёл свою половинку, – давит Челси, даже не глядя на меня, – несомненно, ты, должно быть, наслаждался обществом своих подруг Денали, верно, Эдвард?
– Определённо нет. Я не дружелюбен, – отвечает Эдвард, озорно улыбаясь мне.

Все смеются, будто Эдвард шутит, но я-то знаю. Правда: Эдвард вежлив, чтобы не чувствовать необходимость быть дружелюбным. Список людей, которым он выражает свою любовь, невероятно короток. Думаю, это связано с их незащищёнными мыслями. Карлайл, Элис, Эсме, Эмметт, Анжела. А ещё почему-то я.

– Тогда как вы познакомились? – Рената ошарашена.
– Когда мы познакомились, это стало неизбежным, – говорит Эдвард. – Хотя я некоторое время пытался сторониться Беллу, поскольку она человек.
– Ты был довольно убедительным до тех пор, пока Деметрий не попытался убить меня, – с дрожью говорю я.
– Эта старая уловка дамы в беде? – знающе спрашивает Челси. – Мне стоило догадаться. Это срабатывает почти всегда.

Немного отвлечённая идеей оторвать Челси голову и сжечь её, я замечаю мечущийся между мной и Эдвардом взгляд Джейн. Я немного напрягаюсь, отчасти ожидая её следующей атаки.

Она замечает мою реакцию и приторно улыбается – в интерпретации Джейн это нехорошо.

– А в отношении остальной этой ерунды, – продолжает Аро как ни в чём ни бывало, – у Эдварда тот ещё нрав. Сам видел, как и некоторые из нас, кто был в Сиэтле в прошлом году.
– Вообще-то мне легче контролировать свой характер, когда я воздерживаюсь от человеческой крови, – едва ли не с ангельским спокойствием произносит Эдвард. – В мои мятежные времена, как ты их окрестил, я терял контроль довольно часто, но, к счастью, я задавался целью убивать людей, зливших меня, так что всё работало. Когда я вернулся в семью, потребовалось немало времени на успокоение. Я заметил перемены, когда вновь стал соблюдать наши правила.
– Семья? – пытливо интересуется Хайди. – Вы не зовёте это кланом?
Аро кисло смотрит на Эдварда.
– Мне известны два клана, которые воздерживаются от человеческой крови, – неустрашимо продолжает Эдвард. – Мы причисляем себя больше к семье, нежели к клану. Иногда мы живём порознь, если преследуем личные цели, как я сейчас с музыкой, но мы очень любим друг друга.
– Какая прелесть, – ласково говорит Сульпиция, к вящему неверию Аро. – Мне интересно, насколько трудно противостоять зову человеческой крови? Я ни разу не пыталась.
– Ты согласился не продвигать тут свой аномальный стиль жизни, – шипит Аро на Эдварда, склоняясь к ней.
– А ты согласился воздержаться от обсуждения своего перед Изабеллой, – столь же отрывисто и приглушённо отвечает Эдвард. – Ведь ты завёл эту тему, Аро. Я лишь вежлив, и отвечаю на вытекающие из беседы вопросы. Ты хотел бы, чтобы я грубил, игнорировал твою прекрасную жену, когда она задаёт мне вопросы?
– Ты поднял эту тему, дорогой. – Только супруг смог бы выйти сухим из воды, говоря как Сульпиция.

Она гладит руку Аро, а мне только остаётся домысливать бессловесный, однобокий разговор, который расслабляет Аро и заставляет его улыбаться.

– Разумеется, ты права, дорогая. Туше, Эдвард, – идёт на попятную Аро в порыве доброжелательности. – То моя ошибка. Вполне естественно любопытствовать о таком странном выборе. Я пережил схожий опыт, когда Карлайл жил в Вольтерре. Мы всегда спорили на эту тему с философской точки зрения, и однажды я принял его предложение и отправился на охоту вместе с ним. Погоня выдалась занимательной, вероятно, более подходящей для более молодого и менее опытного вампира. Олени резвее людей, но не столь изобретательны. В молодости, ради прикола, я предпочитал более интеллектуальную погоню. А вот вкус – привыкнуть к нему я так и не смог. Карлайла я могу понять. Он лучшего не знает. Единственная человеческая кровь, которую он пил, он выплюнул прежде, чем успел распробовать, не говоря уже о том, чтобы получить удовольствие от процесса. Но ты, Эдвард, ты знаешь, каково это, быть по-настоящему удовлетворённым. Как ты живёшь без этого?

У меня чувство, будто я наблюдаю за своевольным политиком. Кажется, Аро измерил среднюю температуру по больнице, и это напомнило мне кое-что из книг Элеазара. Хорошие лидеры не борются с желанием людей, а используют естественные наклонности и странности людей в угоду своих целей. К счастью, Эдвард тоже читал эти книги, и его это не колышет.

– Дисциплина, в большинстве своём, – непринуждённо отвечает Эдвард. – Мы часто охотимся на разных животных. Как ты подметил, хищники вкуснее, чем травоядные. Кстати, Аро, если вновь захочешь попробовать, дикие кабаны ближе по вкусу к человеческой крови, домашние свиньи тоже ничего. Карлайл даже их не пьёт: опасается, что кровь этих животных вызовет у него тягу к человеческой крови.
– Правда? – я удивлена. – Эдвард, ты никогда не говорил мне это раньше. Думаешь, если я стану вегетарианкой, тебе будет легче переносить мою кровь?
– Не знаю, подойдёт ли это в ситуации с певицей, – Эдвард нежно берёт мою ладонь, заключая её в капсулу своих рук. – Но ты любишь стейк и ветчину, и всё такое. Я бы не попросил тебя пойти на такой шаг.
К моему стыду, Хайди и Сульпиция улыбаются друг другу. Это мой личный Эдвард – не уверена, что я хочу делиться им.
– Но ведь может – я знаю, что ты страдаешь от моего аромата, Эдвард. – Едва слышно говорю я, хотя все и так слышат. – Я попытаюсь, а ты скажешь, помогает ли это.
– Ты сделаешь это для меня? – Удивляется он, слабая улыбка играет на его губах.
– Для тебя я сделаю всё. – У меня горит лицо. – Ты знаешь это.
Дамочки вздыхают – как будто шёлковые шарфы спадают на пол. На долю секунды, Аро кажется напуганным.
– Почему бы нам не припасти дополнительного оленя или типа того? – Аро в равной степени изумлён и решителен. – Вы все можете попробовать, затем увидеть все преимущества потребления крови, что на вкус как грязь и трава.

Вампиры добродушно смеются, но я ощущаю лёгкое напряжение между Аро и Эдвардом. То же странное спокойствие, как тогда, когда Аро хотел, чтобы Эдвард помог ему выиграть пари с Каем. Ничего хорошего это не сулит, но пока Аро давит на нас, а Элис ведёт, мы будем делать, что должны.

Среди грациозной толчеи вампиров, я вижу Маркуса, восседающего на своём троне, точно застывший кот, рассеянно уставившегося в толпу. Я пытаюсь поймать его взгляд, но чую, что он наблюдает не за событиями в этом зале. Пусть он из плоти и крови, я чувствую себя преследуемой, наблюдая, как он уставился на нечто из другого времени, вертя меж пальцев пучок увядающих белых цветов.



Всем привет. Мне одной кажется, что Аро побаивается Маркуса?.. Отчего-то мне эта глава показалась жутко весёлой. А вам? Увидимся тут и на форуме. Не забудьте поблагодарить наших помощниц Кристи♥ и _Tori_ за оперативное оповещение.