…А по тебе, видно сразу, будет толк,
Ты веселящего газа большой знаток,
А значит, будет с кем вместе ступить за край,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка, играй…
Пикник «Шарманка»

— А как ты хочешь провести свой день рождения? — негромко спросила Гермиона, осторожно водя пальцем по тонким шрамам на груди Малфоя. Тот курил, полулежа у того самого дуба, где тщетно прождал ее сегодня целый час. Гермиона уютно устроила голову на его плече.

— Никак, — Драко фыркнул. — Поеду в Министерство — отмечаться.

Гермиона подняла голову и впилась взглядом в его лицо.

— Значит, в субботу будешь в Лондоне?! — в голосе зазвучало возбуждение.

— Буду, да, — он покосился на нее с подозрением.

— Мы можем встретиться! — воскликнула она, не сводя с него восторженных глаз. — И даже провести вместе день...

— Ш-ш-ш. Ты в своем уме, Грейнджер? — он ласково погладил Гермиону по встрепанным волосам, от чего ей немедленно захотелось замурлыкать. Она потерлась носом о его ладонь и беспечно спросила:

— А что?

— А то... — Драко вздохнул и загасил сигарету о корень. — Ты что, забыла, кто я и кто ты? Или, может, я упустил последние новости, и теперь в Лондоне хит сезона — шляться по городу с бывшим Пожирателем?..

Мягкая ладонь легла ему на губы, заставив умолкнуть.

— Мы что-нибудь придумаем, — Гермиона прильнула к его груди и нежно коснулась губами подбородка. — Колючий...

Драко непроизвольно коснулся рукой едва пробившейся щетины и, округлив глаза, протянул в притворном ужасе:

— Позор...

Гермиона тихо рассмеялась. Драко привлек ее к себе, зарывшись лицом в густые волосы, и вдруг замер.

— Что? — встрепенулась Гермиона, с тревогой заглядывая ему в глаза.

— Я, кажется, знаю, как именно можно тебе шляться по Лондону с бывшим Пожирателем, — задумчиво ответил он, рассеянно перебирая ее кудри.

— И как? — Гермиона нетерпеливо заерзала на месте. — Ну, говори же!

— Помнишь, ты говорила про свободный доступ к зельям?

Гермиона нахмурилась, соображая, и вдруг ахнула, закрыв рот ладонью.
Драко ухмыльнулся и склонил голову набок.

— Ты серьезно? — Гермиона прыснула и тут же посерьезнела: — Это рискованно... Так... время будет ограничено, но это решим... если утром тебе в Министерство — после обеда можно встретиться на... А кто, кого бы...

Малфой, улыбаясь, слушал ее несвязное бормотание и любовался работой мысли на сосредоточенном лице.

— Грейнджер, у тебя волосы потрескивают от напряжения ума, — он увернулся от пинка, с хохотом повалившись на траву, и охнул, когда она бросилась ему на грудь и уперлась в нее подбородком.

— Ты — гений.

Малфой кивнул с серьезным видом.

— Знаю. Просто я недооценен... — Гермиона прервала его пафосный монолог нежным поцелуем.

Дождь прекратился, и воздух в лесу стал чистым, как родниковая вода.

— Грейнджер, тебе пора, — с сожалением произнес Драко, приподнявшись на локте и склоняясь над Гермионой. Как забавно она морщит нос, когда смеется или сердится... или когда недовольна, как сейчас.

— О-о-о, Мерлин... Завтра на работу, да... — она вздохнула и потерла лицо, пытаясь стряхнуть истомное оцепенение. — Может, еще десять минуточек... — жалобный взгляд не возымел на Малфоя должного воздействия, и, вздохнув еще раз, она поднялась на ноги, опершись на его протянутую руку.

— Знаю — тебе не привыкать ночевать в лесу, — начал Драко, благоразумно отступая на пару шагов, — но уж коли есть у тебя дом — изволь спать в постели. Приличные молодые леди по лесам не шляются... в мирное время, — он ухмыльнулся, поймав ее угрожающий взгляд: в карих глазах плясали веселые искорки.

—М-м-м... — она со вкусом потянулась, встав на цыпочки, и ахнула, бросив взгляд на часы. — Все, бегу, — торопливо подхватив сумку, порывисто шагнула к Малфою, и тот обнял ее, прижимая к себе, — нежно, словно боялся сломать.

— Ты бы... завела себе сову... Грейнджер, знаешь — для связи, очень удобно, — иронично прошептал он между поцелуями.

Гермиона лишь отмахнулась.

— Лучше присылай мне своего филина — скажем, в полночь. Как правило, — подчеркнула она, — в это время я бываю дома.

Малфой поднял бровь, глядя на нее сверху вниз:

— Уговорила, пожалуй, — чмокнул ее в кончик носа и мягко оттолкнул. — Все, иди. Спать пора.

Гермиона сжала на прощание его руку, взмахом палочки сняла Маскирующие чары и аппарировала.
Малфой постоял с минуту, глядя на место, где она только что стояла в своем невозможном летучем платьице. Неожиданно остро он почувствовал себя ущербным. Все, что она с такой легкостью сейчас проделала, ему недоступно — он магический инвалид, и обретет ли когда-нибудь полноценность — он не знал.
Негромко выругавшись сквозь зубы, Малфой зашагал к дому.

Едва прокравшись в комнату, Гермиона заметила на подоконнике темную тень, и сердце екнуло. Торопливо впустив филина, она улыбнулась ему, как старому знакомому, и сняла с послушно протянутой лапы небольшой свиток.

«Грейнджер, умоляю: пусть это не будет толстая пожилая матрона или вообще — животное...

Д.М.»

Гермиона подавилась смешком, представив, как он жалобно тянет вот это свое «Гре-ейнджер!..» и, бережно сложив пергамент, спрятала его в неприметную деревянную шкатулку — к нескольким таким же запискам.
Филин терпеливо дожидался ответа, и прежде чем лечь спать, она быстро написала:

«Хорошо, уговорил. Подыщу тебе кого помоложе, но потом не жалуйся...

Гермиона.»

Махнув рукой на его упорное нежелание звать ее по имени, она тем не менее столь же упорно именем подписывалась.
Привязав записку к мохнатой лапе, она успела погладить твердые, с сизым отливом, перья, и филин, негромко ухнув, растворился в темноте.

— Я дома, — прошептала она с улыбкой, разгадав между строк беспокойство, — все в порядке.

Рабочая неделя для Гермионы пронеслась, как скорый поезд на полном ходу, заполненная делами, которые кровь из носу нужно было сделать к субботе. Первым делом она раздобыла четыре фиала Многосущного, соблюдая максимальную осторожность: зелье в редких случаях использовалось в работе с трудными больными, впадающими в буйство при виде колдомедиков. Гермионе приходилось иногда иметь с ними дело, и сейчас — сказать «к счастью» язык не повернулся — в больнице парочка таких больных была. Так что и придумывать ничего не пришлось — только аккуратно расписаться за чуть большее количество зелья. В конце концов, думала она, забирая драгоценные фиалы, она могла бы и разбить их случайно. В стиле Невилла Лонгботтома — это она-то, фыркнула про себя Гермиона и переключилась на следующий пункт плана. Позор и славу растяпы года она как-нибудь переживет, а вот лишний день без Малфоя — вряд ли. Она и под Веритасерумом не смогла бы объяснить природу своего ненормального влечения к тощему, ехидному меланхолику, однако не могла отрицать: он стал для нее наркотиком. Ее личным запрещенным зельем. К чему приводит подобная зависимость она, будучи колдомедиком, знала слишком хорошо. Но, вопреки всем своим принципам, пряталась от правды и старательно отворачивалась от неизбежного будущего — не дай Мерлин увидеть что-то дальше собственного носа.

Эта неделя шла под знаком писем. Коротеньких писем как будто ни о чем, о всяких пустяках; но между строк сквозил запах луговых цветов и шумел дождь, за каждой фразой таилась другая — невысказанная.
Письма собирались в старой деревянной шкатулке и в ящике резного комода, шурша и перешептываясь, словно засушенные розовые лепестки.
Над письмами усмехались и закусывали губы, хмурились и раздумывали, письма писали и перечеркивали, рвали и уничтожали Инсендио, бережно складывали и привязывали к совиной лапке.
А черный филин покрывал ночами милю за милей, отсыпаясь днем.
Учтя пожелание Малфоя насчет животных и пожилых матрон, Гермиона наметила объектом для операции «Прогулка с Пожирателем» свою подругу-стажерку Кэссиди Кларк — смешливую черноглазую девчушку. Они не были особенно близки — у Гермионы вообще близких подруг кроме Джинни не было, — но мило и непринужденно общались на работе. Кэсс жила в пригороде Лондона и выходные дни любила проводить там же, ссылаясь на усталость от лондонского смога и шума. Так что шанс наткнуться на нее в городе в субботу близился к нулю. А раздобыть несколько длинных черных волос было делом техники: Гермиона сняла парочку с воротника форменной мантии Кэссиди, и еще — про запас — с ее забытой заколки.
В пятницу она была почти готова ко дню рождения Малфоя.
Оставался подарок, но за ним она собиралась утром в субботу — пока Драко будет в Министерстве.

— Как ты думаешь провести свой день рождения, милый? — спросила Нарцисса сына за завтраком среди недели.

Драко вздрогнул и перестал жевать.

— Ты же знаешь, мам, — поеду в Министерство. Как я могу провести свой день рождения?.. — он пожал плечами и вернулся к еде.

Нарцисса уперлась подбородком в сложенные ладони и посмотрела на сына.

— Малыш, какой же ты взрослый, — она вздохнула и покачала головой. — Ты так похож на своего отца.

Драко застыл на секунду, отложил приборы, аккуратно коснулся губ салфеткой и только после поднял глаза на мать. Та задумчиво смотрела поверх его плеча в окно.

— Когда мы с Люциусом поженились, он был лишь немногим старше тебя. Такой высокий, статный... А эти волосы — Мерлин, я влюбилась в одни только белые волосы, ни у кого таких не было, — Нарцисса переливчато рассмеялась, и Драко невольно тоже улыбнулся, глядя на нее. — Да, трудно поверить, что мы были так молоды... так глупы — как те щенки, которых твой отец раньше разводил, — Нарцисса усмехнулась воспоминанию. — И поэтому, наверное, были так счастливы.

Улыбка затихала на ее лице, как затихает ветер перед грозой, готовясь к новому нещадному порыву. Над столом ненадолго повисла тишина.

— Как дела у Гермионы? — осведомилась Нарцисса нейтральным голосом, кидая на сына внимательный взгляд поверх чашки кофе.

Драко, тщательно взвешивая слова, ответил вопросом:

— А предполагается, что я в курсе?

Нарцисса вздохнула.

— Предполагается, Драко, предполагается. Ты же не девушка, чтобы догадаться спрятать свои бессонные синяки под глазами, — с легким раздражением ответила она. — И вообще... А, неважно. Я как-никак твоя мать и знаю тебя без малого два десятка лет. Мне не нужно ходить за тобой тенью, чтобы видеть, что с тобой происходит.

Нервно скомкав и отбросив салфетку, Нарцисса устремила на сына пронзительный взгляд:

— Драко, скажи: что вас может связывать? Ты забыл, кто она и кто ты?..

— Мама! — Драко скрипнул зубами, бледнея. — Мне казалось, Война внесла небольшие коррективы в нашу жизнь — ты не заметила? Так, какие-нибудь пустяки, — он небрежно взмахнул рукой, - вроде пожизненного Азкабана за приверженство идее чистой крови или безраздельного аврорского режима на фоне нашего абсолютного бесправия. Мир перевернулся, мама, — он почти лег грудью на стол, словно опасаясь быть неуслышанным. — Ты не поняла? Теперь она — это она, — он нажал на последнее слово, — а я — бывший Пожиратель, отверженный... условно безопасный, — издевательски закончил он и откинулся на спинку стула, добавив: — И я бы не рассчитывал, мама, что нам забудут прошлое — вообще когда-нибудь.
Малфой замолчал, уставившись в тарелку с остывшей недоеденной овсянкой, и почувствовал отвращение. К овсянке, к себе, к словам матери. Захотелось на воздух, в луга, может быть. Захотелось послать Грейнджер письмо о погоде или прогнозе на субботний квиддичный матч — да только была не ночь.

— Бедные дети, — неожиданно тихо произнесла Нарцисса, с болью глядя на угрюмого сына, — вы так быстро и неправильно повзрослели. Храни вас Мерлин от себя самих...

В субботу Драко проснулся до рассвета. Настроение было удивительным: будто не в ненавистное Министерство собирался, а на квиддич, причем не зрителем — ловцом. Забытое ощущение. В раскрытое окно проникал какой-то особенно свежий запах раннего лета — запах из детства, сулящий каникулы и счастье. Драко перебирал в голове детали плана лондонской прогулки.

Накануне филин принес от Грейнджер сверток с четырьмя фиалами и подробным - по пунктам — описанием последовательности действий. «Сильна...», — восхитился Малфой и осторожно рассмотрел содержимое фиалов: в четырех плескалось зелье, а в пятом — еле различимые за стеклом — несколько волос. Длинных. Черных. «Ну, хотя бы не животное», — вздохнув, он еще раз изучил убористые строчки.
Снейп пристально следил за ним с портрета, не говоря ни слова, однако Малфой готов был поклясться, что зельевар узнал Многосущное даже в безликой мунговской таре.
Драко демонстративно не замечал взглядов со стороны портрета, продолжая так и эдак вертеть в руках фиалы.

— Оригинальный подарок ко дню рождения, — заметил наконец Снейп, задумчиво сцепив длинные пальцы. — Большие планы на завтра?

Малфой с вызовом повернулся к портрету и подтвердил:

— Совершенно верно.

Снейп снова уставился на фиалы в руках Драко.

— Имейте в виду, мистер Малфой: три фиала за три часа — серьезная доза для организма и покрепче вашего, — профессор покачал головой. — Я бы посоветовал, если позволите, пару зелий, которые облегчат вам жизнь после вашей авантюры.

Голосом Снейпа сейчас можно было резать стекло или, скажем, плавить металл. Но надо отдать должное бывшему декану: сталкиваясь с глупостью, он был беспощаден. Сталкиваясь с глупостью неотвратимой, — принимал неизбежное как данность и прилагал все возможные усилия по сведению результата неотвратимой глупости к минимуму. Проще говоря, давал дельные советы — действительно дельные, — конкретные и осуществимые, а порой и кое-что более материальное, чем советы.
Будь то погибающий с первого похмелья, по дурости перебрав алкоголя на рождественском балу, студиозус или юный Ромео, решивший свести счеты с жизнью, не дожидаясь каникул — профессор Снейп с неизменным брезгливо-презрительным выражением на лице врачевал раны и спасал души своих непутевых подопечных. И любой слизеринец, получивший хоть однажды помощь декана, знал: о его позоре не пронюхает никто. Разумеется, профессор давал понять незадачливому бедолаге, по собственной глупости влипшему в неприятности, что тот есть полное ничтожество и последний неудачник в мире, что да, то да. Но под крылом своего сурового декана слизеринцы чувствовали себя более защищенными, чем где бы то ни было на земле.
Поэтому Драко без тени иронии ответил:

— Спасибо, профессор. К сожалению, не остается времени раздобыть их... — и неожиданно фыркнул, вспомнив второй курс: — Хотя Грейнджер профи по Многосущному — может, сообразит прихватить что-нибудь.

Снейп приподнял бровь и изрек:

— Ну... Мисс Грейнджер в свое время демонстрировала меньшую твердолобость, чем прочие студенты, — мельком взглянув на Драко, он добавил: — Не только Гриффиндора.

Все равно что сказать: Гермиона Грейнджер — талантливый зельевар, подающий надежды в будущем стать непревзойденным мастером, подумал Драко, чувствуя, как губы расползаются в улыбке.

— Да... Как меня бесили ее успехи, профессор, если бы вы знали, — мечтательно поделился он, — я на каждом уроке мечтал, чтобы котел хоть раз взорвался не у Лонгботтома, а у нее. Или — чтобы сломалась ее палочка, а не придурка Уизли...

Снейп смотрел на Малфоя иронически.

— Боюсь вас разочаровать, мистер Малфой, но ваши тогдашние желания тайной не были. — Он криво усмехнулся и добавил: — Кто бы мог подумать, что в них вы окажетесь столь непостоянны.

Малфой раздраженно дернул плечом, с неохотой выныривая из воспоминаний.

— Кто бы мог подумать, что Поттер отправит Волдеморта к праотцам и мир перевернется к дракловой матери, профессор. А с желаниями все куда проще.

Он не стал разворачивать портрет к стене, а просто задул свечу и улегся спать. Чтобы проснуться на год старше.

---