Название: Конверсия

Заявка 43: Эдвард/Белла
Остальное на усмотрение автора
Эдвард и Белла главы конкурирующих компаний, они испытывают друг к другу жуткую неприязнь, но ради одного выгодного заказа им нужно поехать на один горнолыжный курорт, и конечно никто не хочет уступать, даже если на носу Рождество! К чему приведут несколько дней на курорте для Эдварда и Беллы? Будут ли они более дружелюбными, поубивают друг друга или между ними вспыхнет кое-что гораздо более серьёзное?!

От автора: Рейтинг: PG-13
Жанр: драма

---

Глава 1

— Когда я говорю, что мне нужна помощь, это значит мне нужна помощь, а не дельный совет и не грёбаное сочувствие, — выплюнув политые злобой слова, Белла наконец-то поднимает глаза от своей тарелки с несколькими растерзанными листьями и жмущимися к краю помидорами черри. Их маленькая овощная «армия» с самого начала была обречена и, потерпев сокрушительное поражение, не прочь убраться куда подальше, хоть в люк мусоропровода, лишь бы снова не оказаться под этим леденящим взглядом.

Совсем иное собеседник Беллы — он выдерживает взгляд с равнодушием и непоколебимостью гранитного постамента. Он точно знает, что многие не прочь выбить денег или услуг, используя одну лишь силу мысли. Ему не привыкать к вымогательству. Может быть, Белле стоило применить иную тактику и посмотреть на сенатора Вольтури с сожалением. Такое поведение, по крайней мере, могло бы выбить старого козла из колеи и заставить задуматься. Увы, Белла давно забыла и о сожалении, и о прочих христианских добродетелях.

— Дельный совет — это уже помощь, — голос сенатора штата льётся тихий и приятный, как поток тёплого воздуха из кондиционера. — И мой совет: отступись, забудь о случившемся, Белла. Ты не хуже меня понимаешь, что ещё есть шанс сохранить лицо. — Эффектная пауза, наполненная жгучими догадками. — Для тебя и твоего холдинга. Всего лишь оффшор, — сенатор равнодушно пожимает плечами, ну что, мол, за печаль, всего лишь оффшор.

Острые зубья вилки с хрустом вонзаются в лоснящийся бочок помидорчика, во все стороны брызжет томатная «кровь». Воздух застывает и почти кристаллизуется. В «своём» городе Белла не привыкла к спорам и наглым отказам. Редких смельчаков, отваживавшихся ей перечить, в отличие от строптивого сенатора, Свон наказывала по своему усмотрению и в меру нескромных возможностей. Примерно так же, как несчастный помидорчик из салата. Один резкий выпад, и всё. Вилки Белла, положим, в людей не втыкала, но запустить попавшим под горячую руку предметом могла не задумываясь. Достоянием истории в не столь отдалённом прошлом стал случай с ноутбуком. Каких-то пару месяцев назад Белла умудрилась швырнуть подвернувшийся под руку лэптоп практически через весь кабинет, при этом отправляя в полёт несколько метров проводов, выдранную из стены розетку с полоской строгих обоев и куском штукатурки. Причиной столь импульсивного поступка стал Эдвард Каллен. Тот самый, о помощи в конфликте с которым просила Белла сенатора. И для неё речь шла не о незначительной фирмочке, акции которой подлец Каллен так удачно сумел увести. Речь шла о чести в том извращённом понимании, в каком изображала её себе мисс Свон. И, конечно же, речь шла о начале масштабных военных действий с применением запрещённых приёмов.

— Ни фига подобного! Это. Был. Мой. Оффшор. И я уже два месяца нормально спать не могу, пытаясь минимизировать ущерб, а всё из-за Каллена и его не в меру длинных рук! — разъярённая Белла, брызжа ядом напополам со слюной, вскакивает со стула. Ноги её ещё плохо держат, для них вредны чрезмерные нагрузки, равно как и резкие движения. Белла качается, инстинктивно ища расфокусированным взглядом куда бы перенести центр тяжести, а заодно уж и центр боли.

Я спешно подаю ей массивную трость. Пользоваться «проклятой инвалидной палкой» её Величество не любит, но другого выбора попросту нет, и если Белла не хочет изображать легкомысленную алкоголичку, в знойный полдень прикорнувшую на белоснежном кафеле, то ей придётся играть по правилам. Ей придётся хотя бы иногда ходить с тростью, как то предписано врачами. Авария — достаточный повод. Но авария — это слишком мало для того, чтобы убедить Беллу в собственной неизбранности и отсутствии умения ходить со сломанными ногами.

Возможно, имея множество тараканов в голове, Белла лично уселась бы за руль гробоподобного «Континенталя» — приползла же она через две недели после операции на работу, — если бы не мучительные головные боли, перемежаемые кратковременными потерями сознания. Последнее обстоятельство заставило её в один не очень прекрасный день прибегнуть к услугам водителя, которого она, ко всему прочему, не стесняется использовать в качестве универсального солдата по кличке Подай Принеси. Да, такая у меня незавидная доля.

— До встречи, сенатор. И вы по-прежнему можете рассчитывать на мою поддержку.
Белла, забавно переваливаясь, ковыляет к выходу, и эта неловкость движений портит весь эффект от её презрительно-уничижительных слов. Обернувшись, я замечаю улыбку на тонких, бескровных губах Вольтури. Ну, хоть кому-то весело.
— Домой, — Белла тяжело опускается на сидение, буквально падая в уютное, пропахшее кожей нутро машины. Очки в тонкой стальной оправе съезжают ей на грудь, запутываясь в складках просторной блузы. Застывшее лицо медленно оживает, переставая напоминать гипсовую маску с тремя глубокими разломами, обозначающими глаза и рот. С омертвевшей кожи стекает подтаявший лёд законченной встречи. Видно, что Белле с трудом удаётся удерживать себя в руках: авария, дрязги с оффшором, напряжение последних дней дают о себе знать.

А тут ещё Рождество на носу — самый любимый праздник Беллы. Все вокруг говорят, что на Рождество она преображается, становится отзывчивее и даже чуточку человечнее. Не знаю, что было раньше, но в сложившихся обстоятельствах Рождество Мадам Меня Не Сокрушить имеет все шансы провести в больничной палате с кучей капельниц и мониторов под наблюдением психиатра. При условии, конечно, что она и оттуда не сбежит. В любом случае человечность в этом году отменяется. Долгожданная передышка в череде наполненных совещаниями, бумагами и проблемами дней вычёркивается из расписания. Единственный глоток в пропахшем всевозможной химической дрянью воздухе под запретом. До тех пор пока прах Эдварда Каллена не будёт предан стихиям, Белла не успокоится и не выключит режим «суперстерва».

— Домой, домой, — задушенно шепчет Свон с заднего сидения, и мне кажется, что в ней способны уживаться разные личности, некоторые из которых имеют вполне человеческое лицо. Хотя другие просто отвратительные меркантилисты и стяжатели. Но все они сходятся в одном: Эдварду Каллену конец.
— Домой, домой. Курить. Я буду курить, — голос крепчает, и стенания, возникающие хаотично и волнообразно, обретают силу, взмывая ввысь, перебегая по чётким линиям салона и застревая в ушах. Конечно же, мир не рухнул бы, если бы Белла попросила зажигалку и сигареты, но она не из тех, кто любит просить. Она, можно сказать, и не умеет нормально просить — только ставить ультиматумы.

А ещё Белла не умеет долго пребывать в расстроенных чувствах, а тем более «дома» — на своём обожаемом комбинате. Стоит ей только выйти из машины и ступить на знакомый, присыпанный невесомым слоем снега асфальт промплощадки, как немощь и разбитость улетучиваются. К Белле возвращается энергия и утраченная живость движений. Выцветшее лицо окончательно розовеет, приобретая нормальный оттенок, а в глазах разгораются звёзды. Их задорный блеск пугает всякого неподготовленного наблюдателя. Не подобает молодой женщине вот так, до болезненной ломоты в сердце, любить бездушную груду металлолома и бетона.

Не раз и не два мне приходилось вздрагивать, наблюдая за тем, как унесшись мыслями далеко, Белла смотрит на сплетение труб и убегающие вдаль пролёты эстакад. Самый красивый рассвет на лоне природы в её глазах проигрывает восхождению светила над пятым цехом, когда первые солнечные лучи смешиваются с факельным хвостом и отражаются от нержавеющих боков реакторов, оплетая трубопроводы золотыми сетями, в которых давно поймано сердце самой Свон. То же самое можно сказать и о закатах. И о Рождестве.

Повинуясь прихоти Беллы, прямиком из Канады каждый год доставляют разлапистую, благоухающую хвоей и свежестью ёлку, начинавшую земной путь ещё при Теодоре Рузвельте. Затем чудо-дерево бережно устанавливают под окнами административного корпуса. Устанавливают так, чтобы Свон в любое время могла полюбоваться красивым видом и прочувствовать витающий в воздухе дух праздника, переплетённый с родным аммиачно-азотным амбре. И плевать, что она редко пользуется предоставленной возможностью.

Когда мы проходим мимо ёлки, Белла сначала замедляет шаг, а затем останавливается, опираясь на трость. Трое рабочих, наряжающих главный рождественский символ, приветственно машут ей сверху. Если не брать во внимание подъёмник и страховочные тросы, они похожи на сказочных эльфиков в праздничных колпаках и цветастых шарфах, полагающихся всем участникам сакрального обряда украшения ели.

На ветках трепыхаются первые игрушки. В этом году было принято решение использовать вместо никому не интересных шариков, костылей, звёздочек и мишуры уменьшенные копии работающих на комбинате аппаратов. Сотрудники вынуждены из кожи вон лезть, дабы превзойти самих себя в оригинальности и удивить Беллу сильнее, чем в прошлое Рождество, когда среди хвои тут и там мигали, сверкали и переливались настоящие приборы и арматура. Вентили, радарные уровнемеры и манометры мерно покачивались в такт легчайшим порывам ветра.

Вместо гирлянд привычно приволокли несколько ящиков безумно дорогой светосигнальной аппаратуры, в том числе десятки разноцветных световых колонн. Управлял ёлочной иллюминацией реальный контроллер производства весьма известной американской фирмы.

Таким образом, Белла Свон, владелица одного из крупнейших комбинатов, владела самой индустриальной рождественской елью во всей вселенной. Не стоило и говорить, что эта же самая ель одна из самых дорогих. Я говорю «одна из самых» потому, что не исключаю возможности существования подобных Белле психов, готовых отваливать сотни тысяч долларов ради кратковременного удовольствия.

Перебросившись с рабочими парочкой ничего не значащих фраз и презрительно глянув на трость, Белла нехотя трогается с места, и на её лице успевает промелькнуть какая-то незнакомая мне тоска. А может, так только кажется, и это лишь одинокий солнечный блик, уставший бесцельно бегать между ёлочных газгольдеров и ректификационных колонн, перепрыгнул на лицо Беллы, вызывая странный оптический эффект.

Перед кабинетом Беллы мнутся трое посетителей. Точнее, мнутся только двое — мужчина средних лет в помятом пиджаке и молодой очкарик с кожаной папкой в руках. Третий тип — самоуверенный и наглый — вальяжно полулежит в мягком кресле и курит свои любимые вишнёвые сигареты. Мятого и очкарика я вижу редко, их появление обычно связано с кризисными ситуациями — они из так называемой «убойной команды», сборища лучших экономистов, прогнозистов и логистов.

Но бесстрастный курильщик мне хорошо знаком. Это секретарь Беллы. А точнее, обычная проститутка в мужской инкарнации. Красив, глуп и жесток. И пускай его улыбка стоит не меньше десяти тысяч долларов, а загар ровный и приятный, но сам он не стоит ничего. К выдающейся внешности идут в комплекте куда менее впечатляющие умственные и душевные качества. А положение «директорского любимца» давно вскружило красавцу голову. На комбинате у любовника Беллы кличка Консорт, и не одна сотня человек ждёт того момента, когда можно будет наконец-то поквитаться за нанесённые обиды и вытереть о мерзкого фаворита ноги.

Белла терпит любовника только потому, что ей по большому счёту всё равно кого терпеть рядом. В любовь к людям она не верит, как и в прочие внеэкономические понятия. Всё, чего нельзя коснуться, всё, что не поддается анализу и не приносит прибыль, для неё не существует. Более того, любовь штука, по словам окружающих, болезненная, бесполезная и разрушительная. Так зачем она нужна?

— И чего ты хочешь сейчас? — Без лишних приветствий кидает Белла Консорту.
— Я думаю, это личный разговор.
Сегодня Белла не в настроении, насколько вообще может быть не в настроении человек, попавший в чёрную полосу жизни, и одна только мысль о «личных разговорах», сводящихся к обыкновенному вымогательству привилегий её бесит.
— Пошёл вон! И больше здесь тебя не будет, — Белла говорит не думая, находясь под властью тёмных страстей. Тем не менее она никогда не забирает слов обратно, так что приговор Консорту вынесен и обжалованию не подлежит. Бедняга попал под раздачу. Сегодня же радостная весть облетит комбинат подобно пожару в степи, и уже к вечеру многие смогут поквитаться. Как тут не задуматься о судьбе и о том, каким порой странным и извращённым образом она вертит людьми. Ещё пять минут назад Консорт был уверенным в себе властелином вселенной, пришедшим перекинуться парочкой слов со своей покровительницей, а теперь он никто, нечто похуже пустого места.
— Мне жаль, что пришлось тратить ваше время, — Белла оборачивается к скромно замершим в уголке типам из «убойной команды» и открывает украшенную резными завитушками дверь кабинета. — Пройдёмте, Джордж.

Владелец мятого костюма и бегающего взгляда при этих словах, как по команде, подхватывается с места и семенит в предложенном направлении. Его человеческие драмы тоже не волнуют. Куда интереснее работа. Куда важнее надрать зад Каллену.

Я молча сажусь на мягкий диванчик, в компании которого, как правило, проходит большая часть моего рабочего времени. Однако окончательно расслабиться мне мешает Консорт, застывший в кресле напротив. Спустя минуту ошарашенный и убитый горем, он приходит в себя и в замешательстве начинает тушить окурок о стену, но тут же отдёргивает руку и вылетает вон, спотыкаясь и едва не падая лицом в наборный паркет.

Секретарша Ирина, всё это время набирающая текст на своём компьютере, даже головы не поднимает, услышав шум. Все мы привыкли к выходкам Беллы. Хотя очкарику всё же становится не по себе, и он с ещё большим остервенением прижимает к груди драгоценную папку, нервно хлебая воду из фарфоровой чашечки, заботливо предложенной ему секретаршей.

Через пятнадцать минут Мятый выглядывает из-за массивной двери, так органично обозначающей границу личного пространства Беллы и отделяющей её от внешнего мира. Глаза мужчины бегают в ускоренном темпе, и похож он на погорельца, вытащенного внезапной бедой из кровати посреди ночи и успевшего нацепить первое попавшее под руку, а попалось ему явно что-то чужое.

— Давай, — сдавленно шепчет Мятый. Его нервозность тут же перекидывается на очкарика, и он, едва не разбив тонкую чашечку и с новым приливом сил вдавив папку в собственную грудную клетку, кидается на выручку коллеге, просачиваясь в тоненькую щель между дверью и косяком.

Что эти двое задумали? Их действия мне почему-то не нравятся. И даже не зная сути происходящего, могу сказать, что в воздухе приёмной отчётливо запахло началом неприятностей.

Последняя надежда на благоприятный исход и на ошибочность моих предсказаний развеивается через час, когда Белла лично выходит проводить визитёров до дверей приёмной. Разумеется, на её лице ничего не отражается, но зато лица собеседников красноречивее всяких слов повествуют об удачно запланированной пакости и предвкушаемом мрачном удовлетворении. «Убойная команда» в деле. До меня доносятся невнятные обрывки затухающей беседы.

— Достаточно одной встречи.
— Какие у него шансы против нашего предложения?
— Вполне достойный выход.
— Всё уже подготовлено. Сущие мелочи.
— Ирина, — едва за посетителями захлопывается дверь, обращается Белла к секретарше, — через три дня я должна быть в Аспене.

Такова Белла — она не скажет, что ей нужно два авиабилета на определённое число. Она лишь поставит перед фактом. Ни средства, какими конечный результат будет достигнут, ни возникающие в процессе проблемы её совершенно не волнуют. И было бы глупо надеяться, что если Ирина не совершит невозможное и не раздобудет перед самым Рождеством билеты, то Белла проникнется всей сложностью задания и что-то там поймёт. Нет, она просто уволит нерасторопную секретаршу да с такой рекомендацией, что в этой жизни не видать Ирине приличной работы.

— Хорошо, мисс Свон, — Ирина заученно улыбается. По её тону совершенно не ясно, какие эмоции она испытывает, оказавшись в трудной ситуации. Пакует ли мысленно вещи, планируя переезд в другой город? Молится? Или впала в ступор, и только многолетняя привычка позволяет ей сохранять безмятежное выражение на лице.
— Что вы будете делать? — когда Белла, на ходу закуривая, возвращается в кабинет, спрашиваю я у несчастной секретарши.
— То же, что и обычно, — Ирина запоздало вздыхает. — Труднее всего переносить встречи и перепланировать расписание. Многие воспринимают перенос встречи как личное оскорбление и винят почему-то во всём секретаря.

Дальше день проходит как обычно. Белла, несмотря на аварию и пошатнувшееся здоровье, работает до двух ночи — как заведённая перелопачивает тонны бумаги и проводит десятки встреч, довольствуясь единственным перерывом на ужин в комбинатском кафетерии.

Всё это время я сплю или листаю накиданные в приёмной журналы — в основном финансовые издания с маловразумительными словами и новостями из мира акций и фондовых бирж, — одним глазом наблюдая за Ириной. Ей непостижимым образом удаётся заказать билеты, забронировать отель и договориться об аренде машины, и всё это не повышая голоса. С усердием Геракла, разгребающего авгиевы конюшни, она пытается утрясти расписание встреч на следующие два месяца. Не простая задача, а ведь Ирине ещё ехать в круглосуточный магазин за одеждой, шапками, шарфами и всякой необходимой в пути ерундой. Потому что Белле и в голову не придёт бегать по торговым рядам в поисках свитеров и носок или винить себя любимую в отсутствии надлежащей одежды.

***
С самым бесстрастным лицом Белла признается, что никогда до этого дня не была на горнолыжном курорте. Более того, она и на лыжах не умеет кататься. Ей это не нужно. Так же как не нужно умение готовить и выпиливать лобзиком.

— Я не за этим сюда летела, — совершенно спокойно говорит Свон, открывая дверь номера — обычного, не люкса. Нашего одного на двоих не люкса, потому что Белла плевать хотела на то, как выглядят в глазах общественности её поступки. Гораздо большее значение она придаёт вопросам комфорта. Ей бы жить лет сто назад и путешествовать вместе с гувернёром или компаньонкой, а не со мной. — Есть вещи поприятнее, чем пустое катание с горы. — Трудно не согласиться. Тем более что спорить всё равно бесполезно.
— Можно совместить, — невнятно бурчу я в ответ.
— Если всё пройдёт как надо, то и без лыж будет весело.
— В самом деле?
— Конечно! Ведь Эдвард Каллен, наконец, получит по заслугам. Пусть не думает, будто можно безнаказанно отобрать у меня фирму, разрушив одним махом всё, над чем пришлось корпеть месяцами, — Белла широко размахивает руками, определяя таким образом масштаб приключившейся неприятности. — Я отниму у него контракт, заставлю локти кусать, — она прямо-таки скрипит зубами. — Под этим договором будет стоять моя подпись, а не его.
— Сумма на кону немалая, — начинает Белла, но заметив выражение непроницаемой тупости на моей физиономии и полагая, что её слова не пробивают финансовый мрак, в коем обретается мой разум, замолкает.
— Так внезапно? — Я торопливо соскальзываю с неудобной темы, пытаясь говорить о том, что действительно меня волнует. Скорость, с которой мы перенеслись в Аспен, несколько пугает. Ещё, казалось бы, вчера Белла ругалась с сенатором, а уже через несколько дней жизнь идёт кувырком и мы затеряны в снегах. Я утрирую, но предчувствие у меня на этот счёт самое паршивое.
— В нашем деле нельзя спать на ходу. Первые поставки намечены уже в следующем году, на начало февраля, и если не начать действовать сейчас, то ловить будет нечего. Каллен не хуже меня знает правила, — слушая Свон, я с ужасом понимаю, насколько ей сейчас тяжело. Видимо, авария подорвала не только её здоровье, но изрядно истощила внутренний источник, из которого Белла привыкла черпать силы для бесконечных войн и стычек. Стала бы она в противном случае с кем-то делиться и кому-то что-то объяснять, желая тем самым хоть косвенно, но переложить часть забот на чужие плечи. Свон впервые в жизни решила выговориться. Металл устал?
— У нас как в диком лесу или в океане среди акул — стоит хищникам только увидеть первую каплю крови, стоит почувствовать слабость, как они не медля ни секунды набросятся на тебя и разорвут. — Эффектная пауза. Разговор окончен. Белла, не привыкшая к пустой трате времени, отправляется в душ, а я отправляюсь разбирать её чемоданы.

Ближе к полудню, едва отойдя от перелёта и наскоро перекусив яблоками из фруктовой корзинки, оставленной персоналом отеля в знак уважения, Белла решает совершить прогулку на свежем воздухе. Не потому что ей захотелось насытить кровь кислородом, а потому, что после нескольких часов в самолёте у неё затекли ноги и нужно их размять.

— Говорят, тут красиво, — нахлобучивая шапку и обматываясь шарфом, бормочет прожившая пятнадцать лет в Аризоне и чувствительная к холоду Белла. А все её слова только для того, чтобы потом с гордым и независимым видом заявлять: «Ни в какое сравнение, полная ерунда. На что тут можно пялиться, разинув рот? Снег? Его кругом полно. Стоило ли тащиться хрен знает куда?»

В отличие от Беллы, я искренне восхищаюсь величественными видами близких гор, ощетинившихся молодыми зелёными ёлочками и матёрыми елями. Глазею, разинув рот, на сверкающие снежные завалы. От непривычно сильного сияния слезятся глаза. Но стоит мне достать из кармана куртки дешёвенькие солнцезащитные очки, как их тут же бесцеремонно отбирает Белла. Так же бесцеремонно, как она привыкла отбирать фирмы и надежды.

Облачённая во все чёрное, с закрывающим половину лица шарфе и реквизированных очках, Свон похожа на мультяшного злодея, ненавидящего всё человечество и лелеющего планы коварной мести. Отбивая ровный, чёткий ритм тростью, она идёт мрачная, погруженная в себя. А вокруг мир дышит полной грудью и переливается всеми цветами радуги, люди получают удовольствие от жизни. Всего в нескольких шагах от дорожки весёлая компания играет в снежки. Трое парней и две девушки заливисто хохочут, перебегая от одного укрытия к другому, не забывая при этом зачерпнуть горстку рыхлого снега. Они словно большие дети — беззаботные и крикливые. Их радость притягивает, как магнит, и я, увлекшись и поддавшись новому очарованию, не сразу замечаю, что один из участников снежной перестрелки, уклоняясь от летящего в него снаряда, сбивает Беллу.

На краткий миг мне кажется, что вот-вот небо рухнет или солнце погаснет или что-то вроде того. Но секунды плавно перетекают из настоящего в прошлое, а ничего не происходит. Переставшие резвиться девушки и парни нагло хихикают, перешёптываясь в сторонке. Белла лежит на снежном покрывале неподвижным тёмным комом, как сломанная кукла. Шапка съехала набок, и среди каштановых прядей тают снежинки. Если бы ни очки и ни плотно сжатые губы, она была бы прекрасна, как сказочная принцесса. А, впрочем, для этого ей надо было родиться не Беллой Свон, а кем-нибудь другим.

— Эй, с вами всё в порядке? — сбивший Беллу парень выбирается из пышного сугроба и осторожно подползает к своей нечаянной жертве.
Белла молчит.
— Ого, не пугайте меня. — Однако все попытки как-то растормошить Беллу бесполезны. При этом причина странного поведения Свон остается непонятной — крови рядом с телом не видно, да и вряд ли простое падение в мягкий снег могло оказаться фатальным. — Нужно позвать врача, — парень растерянно роется в многочисленных карманах куртки, судорожно пытаясь найти телефон. С моего места отчётливо виден матовый серебристый уголок мобильника, утонувшего меж кристалликов льда.

И тут Белла поворачивает голову. Я не могу сказать точно, но чувство такое, будто она только сейчас осознала произошедшее. Однако парень искренне рад. Оставляя бесперспективные поиски сотового, он помогает Белле подняться и старательно отряхивает её одежду от налипших пухлых хлопьев снега.

— Всё нормально?
— Нет, — отвечает Белла. В голосе вместо ожидаемой сдерживаемой ярости звучит растерянность. Уж не сотрясение ли это мозга? Внутри у меня всё сжимается от ужаса, липкого и вязкого, как сироп.
— Вам требуется помощь? — участливо интересуется парень, так и не дождавшись от Беллы каких-либо разъяснений.
— Помощь?
Раскрыв от изумления глаза, я силюсь понять, какая муха укусила Беллу, и почему она ведёт себя как деревенская дурочка, едва сумевшая выучить собственное имя и бессмысленно всё повторяющая за старшими.
— Я мог бы проводить вас до номера и вызвать врача.
— Врача не надо. — Звучит лучше. В капризных нотках начинает проступать «старушка-Свон», хорошо знакомая всему миру своей стервозностью и упрямством. Парень покорно соглашается, говорит друзьям, чтобы не ждали, и мы нестройной колонной направляемся в сторону гостиницы. Впереди Белла, повисшая на плече у своего обидчика-спасителя, а за ними я с тростью.

Оказавшись в номере, Белла падает в кресло — с недавних пор этот жест у неё стал получаться лучше всего. Но сегодня ей действительно есть от чего валиться с ног. Никогда ещё её Величество не роняли в снег. Не роняли буднично, без фанфар и оркестра и без рукоплесканий публики. Не роняли затем только, чтобы уронить.

— Давайте помогу вам раздеться, — предлагает парень. Ясно, что ничего предосудительного он не имеет в виду, но Белла, не имеющая представления о некоторых вещах, к примеру, о морали и нравственности, мгновенно вскидывается, готовясь послать нахала куда подальше. Видя подобную реакцию, парень начинает покатываться со смеху, и по морщинкам, проступающим вокруг его глаз, я понимаю, что никакой он не парень и что ему, скорее всего, хорошо за тридцать, а ввели меня в заблуждение дурацкая дутая куртка и шапка с красными бубенчиками. Да и игра в снежки — это отнюдь не то занятие, за которым ожидаешь застать зрелого мужчину.
— Если не снять верхней одежды, вы промокнете и простынете, — отсмеявшись, поясняет горе-спасатель. Белла неловко стягивает пальто, совершенно забыв и про шарф, и про шапку. Ну, ещё бы! Если ей не сказать, то Белла, далёкая от повседневной рутины, и в обуви спать может лечь. Что уж тут говорить про какую-то шапку.

Однако парень согласен на любой результат. По-видимому, он списывает аномалии в поведении Беллы на шок. Откуда ему знать, что нервы у Беллы даже не из стали, нервы у Беллы из хастеллоя и не подвержены коррозии. Правда, нельзя не заметить, что в последнее время сталь угрожающе звенит, предупреждая о чрезмерном напряжении. Настолько чрезмерном, что в итоге день рискует окончиться бессмысленным разглядыванием обоев на стене и невнятным лепетом.

Белла довольно скоро оказывается вне зоны досягаемости, выпадая в личный космос всё то время, что парень хлопочет в номере. Лишь после того, как незваный гость, отдав необходимые распоряжения обслуживающему персоналу и ещё раз справившись, не нужен ли врач, уходит, Белла потихоньку возвращается в нормальное состояние.