Карлайл поговорил с Чарли.

Слава тебе, Господи!

Теперь мне было официально дозволено входить в дом Эдварда в отсутствие Чарли, хотя, естественно, Карлайл в это время должен был находиться там. Я искренне недоумевала, почему Карлайл сделал это, особенно учитывая тот факт, что за последние две недели в моей терапии мы не продвинулись ни на йоту. И я чувствовала себя виноватой, правда, чувствовала, но одна мысль об Эдварде прямо там, за дверью, так отвлекала, что я под угрозой смерти не смогла бы сконцентрироваться на своей жизни. Может, в этом и было дело. Может, Карлайл просто хотел, чтобы мы трахнулись и покончили с этим, чтобы мои гормоны больше не воздействовали на мозг.
Или так мне хотелось думать.

Эдвард заехал за мной, чтобы затем пойти на “свидание”. Клянусь Богом, это было чертовски банально. Мы поехали к нему домой, ага, на мне было платье, ага, и с этого момента всё пошло по накатанной. А, ещё я приняла душ. Правда. Честно. А ещё Эдвард нанял Эсми. То есть, это было мило, но, мать моя женщина, так чертовски банально. Ну, знаете, как в “Леди и Бродяге”, когда бродяга настолько завёлся, что пригласил Леди на пасту в жуткий переулок. Да, именно это и организовал Эдвард. Только мы были не в переулке, а в столовой.

- Вина, Белла? - спросил он, и я кивнула в ответ, после чего он налил в мой винный бокал немного виноградного сока. Какое разочарование.

И хотя это, блин, было банально и старомодно, за Эдварда в смокинге можно было жизнь отдать. Начисто выбритый и чистый, он специально ради нашего свидания заказал костюм. И даже надел маленькую бабочку вместо галстука, которую постоянно поправлял. К концу ужина она была окончательно измята и перекошена. О, и кстати – нет ни единого способа изящного поедания спагетти. Это невозможно. Даже в “Леди и Бродяге” получилось отвратно. Ну, думаю, дело в том, что герои были собаками, но всё же. Это невозможно.

Отлучившись на минутку в ванную, как только ужин подошёл к концу (мне нужно было убедиться, что зубы не стали оранжевыми, чёрт возьми!), я вернулась и обнаружила, что со стола всё убрано, и теперь на клетчатой скатерти лежит только прямоугольная коробочка. Насторожившись, я замедлилась, пытаясь найти способ сбежать оттуда, но потом осознала, что мне определённо придётся разобраться с этой ситуацией. Сердце молотом колотилось в груди, и когда Эдвард улыбнулся, я побледнела. Его бровь изогнулась, а я отвела глаза, и на этом наш молчаливый разговор закончился. Когда я снова посмотрела на него, Эдвард стоял передо мной на одном колене, держа в руках коробочку.

- Что ты?.. - я замолкла.

- Мне нужно кое-что у тебя спросить, - сказал он; его широко распахнутые глаза были полны искренности. Блин. Дерьмо. Сукин сын. Мать его.

- Мммм? - пискнула я.

- Вместо того, чтобы ответить, он открыл коробочку. Медленно, до боли медленно, открыл её.

Внутри лежала бумажка, на которой что-то было написано так мелко, что мне пришлось взять её в руки, чтобы прочесть.

“Пойдёшь со мной на выпускной?” - говорилось в ней.

Я замерла.

- Ну? - спросил он.

Выпускной.

Слово на “в”.

Я моргнула. Трижды.

- Да, хорошо, - ответила я. Он широко улыбнулся и, обняв за талию, прижал меня к себе. Он слишком сильно надушился. Но всё равно, чёрт, я не могла отказаться. В конце концов, он специально продумал весь этот вечер. Ужин в стиле “Леди и Бродяги” и всё такое. Господи Боже, Эсми была нашим официантом! Если же быть краткой – я не собиралась идти на выпускной. Скорее переселилась бы в колонию нудистов, чем выстрадала этот грёбаный бал. Хотя, подождите-ка, у нудистов ведь тоже должны быть выпускные, и... фу. Фу-фу-фу. Забудьте. Но серьёзно, я сделала бы что угодно вместо того, чтобы идти на выпускной.

Но Эдвард... он выглядел таким счастливым. Так что – да. Бал так бал.

Блин. Дерьмо. Сукин сын. Мать его.

К счастью, до выпускного ещё два месяца. Верно?

- Это будет великолепно, обещаю. Завтра возьму нам билеты, - сказал Эдвард, ставя меня на ноги. Ещё никогда в жизни я не видела парня, которого так радовал бы приближающийся выпускной. Всегда казалось, что это скорее прерогатива девушек. Ладно, неважно.

- Они правда уже продают билеты? - спросила я, отвлекшись немного на запах его жидкости после бритья.

- Уже? Белла, выпускной через две недели, - рассмеялся он. - Ты не заметила афиши? Они же по всем стенам висят. - И он фыркнул. Ублюдок.

- Эй, - нахмурилась я, ударив его по руке. - Я не обращаю внимания на такие вещи. В любом случае, я не умею танцевать.

- Как и все остальные. Мы просто обнимаемся и неловко покачиваемся, что ты, конечно, этого знать не можешь, потому что не была ни на одних танцах!

- Врун! Я ходила на вечер встречи выпускников!

Эдвард скривился.

- Это не считается. Иди сюда, я покажу тебе, насколько это просто. - И он потянул меня к дальней комнате, той, окна которой выходили на дикий лес за задним двориком. Почти тут же я вспомнила, что та комната была моей любимой. Внутри стояла одна лампа и кабинетный рояль. Так получилось, что Эсми купила рояль вместе с домом. Прежние владельцы поленились его перевозить, так что Карлайл просто доплатил им за инструмент. Эсми настаивала, чтобы Эдвард учился играть на нём, но из-за его истерик после каждого занятия она позволила ему бросить обучение. И всё же эта комната была нашей любимой. Мы даже выцарапали свои имена на нижней части деревянной скамейки.

Усевшись на эту самую скамейку, Эдвард занёс руки над клавишами. Я хотела сесть рядом, но он остановил меня.

- Нет, я играю – ты танцуешь.

И заиграл “собачий вальс”.

- Брось, никто не может танцевать под собачий вальс, - запротестовала я.

- Ага, знаю, но в своих уроках игры на фортепьяно я дошёл только до него. Кроме того, никто вообще не может танцевать. Так что считай это практикой по обретению отвратительных танцевальных навыков.

Я стояла на месте. Он продолжал играть.

- Так ты будешь танцевать? - наконец спросил он, бесцельно нажимая поочерёдно на две клавиши. Вздохнув, я запрыгала по комнате, размахивая руками, будто утопающий. А потом остановилась и закатила глаза. - Фантастически! - воскликнул он с улыбкой от уха до уха. “Музыка” умолкла и он подошёл ко мне с опасным огоньком в глазах. - Я знал, что ты сможешь, - сказал Эдвард и обнял меня за талию. Мои пальцы тут же зарылись в его волосы, обхватив скрытый ими затылок. - Знаешь, - прошептал он, окутывая своим дыханием мои губы, - твой отец уже два раза наставлял на меня ружьё.

Я скривилась.

- Поговорю с ним. Честно. - И его губы коснулись моих. Нежно.

- Просто не хочу, чтобы мне прострелили голову. - Его нижняя губа скользнула по моей, легонько прижалась к щеке и прочертила дорожку от подбородка к уху.

- Понимаю. - Таяла, я таяла.

Звук тысячи клавиш, нажатых одновременно, заполнил комнату. Только потом я поняла, что сижу на них, и платье задирается всё выше, оголяет бёдра, подчиняясь пальцам Эдварда. Его губы опускались по шее, переходили на ключицы, и в те краткие моменты, когда его руки не касались моей кожи, я чувствовала, как они тянут за лямки, удерживающие платье на плечах. Ноги инстинктивно обхватили его бёдра, притягивая Эдварда ближе. Его же руки, слегка большеватые для моей груди, отчаянно сжимали её. И я отвечала ему, подталкивая себя всё ближе, и ближе, и ближе к нему.

- Оу!

Мы застыли, сцепленные, словно два кусочка пазла в эпицентре урагана. В дверях стояла Эсми с широко распахнутыми глазами и обескураживающе невинным видом.

- Я услышала, как кто-то играет на фортепьяно. Уже ухожу. - И она развернулась на пятках, но момент уже был потерян.

Нам обломали весь кайф. И сделала это Эсми. Такое грёбаное клише...

Вернув лямки платья на место, я неловко раздвинула ноги, сжимавшие талию Эдварда. Он недовольно заворочался, опустив взгляд, пока я разглаживала платье. Сползать с рояля я пыталась как можно тише. Но не получилось. Мы стояли рядом, в паре дюймов и в тысяче миль друг от друга. Мысли метались в голове; абсолютно разные и при этом переплетавшиеся, и только звук нашего дыхания раздавался в теперь тихой комнате.

- Отвезу тебя домой, - сказал Эдвард, выходя вслед за мной в коридор – его ладонь прижималась к моей пояснице. Мне не хватило духу сказать ему, что галстук на его шее теперь был перевёрнут задом наперёд. Он взял ключи с тумбочки. Ночь была холодной. Воздух – холодным. Мы – холодными. Тишина в машине была удушающей и к тому времени, как за поворотом показался мой дом, мы оба были придавлены её непреодолимой тяжестью. - Я бы проводил тебя до двери, но твой отец и ружьё...

- Я понимаю. - Двухминутное молчание.

- Но мы скоро увидимся, да?

- Точно. - Двухминутное молчание.

- Белла, что случилось? Господи Иисусе. - Услышав сердитый тон, я тут же повернулась к нему. Он же провёл мозолистой рукой по лицу, превращая его в подобие маски из “Крика”.

- Что? Ничего, - ответила я, застигнутая врасплох тем, что он так быстро понял. И решила лучше держать рот закрытым, чтобы предотвратить словесный понос.

- Врунишка. Просто скажи мне, пожалуйста. - Чёрт возьми, этот умоляющий взгляд.

- Не знаю, я что-то сделала не так? То есть, она вошла, и мы остановились, и я не знаю насчёт выпускного. - Последняя часть всё-таки вырвалась. Ох уж этот словесный понос. Чёрт, ну почему нельзя просто сплюнуть его в какой-нибудь пакет и успокоиться?

- Подожди, что? Ты имеешь в виду, когда моя мама вошла? - спросил он, недоумённо поморщившись. Я кивнула, молча умоляя, чтобы он понял, какое ощущение сильнее всего давило на меня. Я чувствовала себя нежеланной. - Ох, нет, нет, Белла. Я просто не знаю, как далеко готов с тобой зайти, вот и всё. Я увлёкся. Только и всего. - Он обхватил моё лицо ладонями, и в его глазах я видела эмоции настолько сильные, настолько разнообразные, какими они никогда раньше не были. Маска была сорвана, и я была уверена на сто процентов, что именно в это мгновение мой Эдвард вернулся. Целиком и полностью. - Что насчёт выпускного – не беспокойся. Я позабочусь о тебе. Обещаю.

- Прости – я такая ебнутая, - выдохнула я. И он тут же напрягся.

- Не говори так. Просто, уф, просто не нужно. Я всё равно не полюбил бы ебнутую девушку. - Его голос сначала был громким, полным уверенности, но потом сорвался и превратился в дрожащий шёпот. Выдавив улыбку, я подарила ему лёгкий, быстрый поцелуй. Но он тут же втянул мою нижнюю губу в рот, и влажный язык, коснувшийся моего, зажёг внутри огонь, и искры, и фейерверки. Я сжала пальцами его челюсть, не желая отстраняться, пока он сам этого не сделает. И наконец он отодвинулся, хотя его волосы уже были растрёпаны, а одежда снова смялась. - Увидимся завтра, Белла.

- Пока, Эдвард. - Прежде чем я вышла из машины, он засунул мне в руку кусочек бумаги. Это был маленький клочок, на котором было написано: “Пойдёшь со мной на выпускной?” Зайдя в комнату, я порвала его и запихнула остатки записки под кровать, где они воссоединились с письмом Эдварда и с остальными важными сообщениями, которые я не могла позволить прочесть кому-то ещё. Я была уверена, что однажды, после моего неизбежного отъезда из родительского дома, кто-то пододвинет кровать или заглянет под неё. Но всё, что они увидят – это маленькие кусочки бумаги, нечитаемые, неразборчивые, только мои. Кусочки моего сердца.

На следующий день, после школы, мы с Чарли общались, сидя за кухонным столом. Всё началось довольно просто – я готовила энчиладос из того, что он приобрёл в магазине после работы. Я не стала упоминать о том, что это действие заставило меня почувствовать себя привязанной к дому, и это ощущение душило. Нет, вместо этого я сконцентрировалась на своей цели. Завести разговор об Эдварде было просто, но обсуждать с Чарли наши отношения мне ещё не доводилось. Только спустя несколько минут, заполненных неестественным равнодушием, Чарли начал открываться мне, и в конце концов получилось убедить его как минимум не хвататься за ружьё, когда Эдвард будет заходить в гости. Папа явно понял свои ошибки и ещё он прекрасно осознавал, что слишком остро реагирует на происходящее. Так что, пусть и неохотно, но он согласился дать нам свободу действий. Хоть я и не заслужила такое доверие, это не мешало мне ценить его.

Так же, как Эдвард оценил новости о том, что теперь ему позволено заходить в мой дом, не рискуя получить пулю в лоб. Чёрт, для нас это было важно. Конечно, обсуждали мы это в отсутствие Джеймса. Мне всё ещё было непривычно обедать без него. Нутелла или яблочное пюре – моему эксцентричному ланчу из арахисового масла было одиноко без них, и оно казалось инородным рядом с нормальной едой Эдварда. Только через три дня я увидела его. Через три долгих, скучных, неприятных дня.

В пятницу часы уже показывали полночь, когда я обнаружила его сидящим на моей кровати. Я только пришла с сеанса у Карлайла и, соответственно, с короткого “сеанса” у Эдварда. Это уже становилось привычным. Всё, кроме Джеймса в моей комнате посреди ночи. Окно было лишь немного приоткрыто – видимо, он прикрыл его, когда залез внутрь.

- Что ты здесь делаешь? - спросила я; неожиданные появления Джеймса меня уже не пугали. Думаю, они мне даже немного нравились.

- Видимо, соскучился. Малышка Би, мы больше не видимся. Почему он занимает всё твоё время? Ну давай же, ты знаешь, что у тебя есть и другие друзья. - Лицо Джеймса выражало равную смесь злости и одиночества, и было видно, что он балансирует на грани. Надев пижаму, я села рядом с ним, уставшая, но полная готовности успокоить его.

- Теперь он мой парень, Джеймс. И ты бы знал это, если бы появлялся в школе хоть изредка. - Попытавшись сказать это мягко, я выдала крайне обвиняющую речь.

- На хуй это дерьмо. Мама бросила меня, ясно? И мне больше не хочется ходить в школу. Так что на хер и тебя. О, и каждый раз, когда я пытался стать твоим парнем, ты отталкивала меня. Что за грёбаные двойные стандарты, малышка Би? А? - Теперь он был в ярости. На самом деле в ярости.

Покровительственно сжав его руку, я решила, что больше никогда не буду упоминать об Эдварде в его присутствии.

- Что случилось с твоей мамой? - спросила я, чувствуя знакомый укол в сердце – как и всегда при упоминании чьей-то матери. Всё ещё болезненный, который лучше было проигнорировать.

- Она просто взяла и свалила, ясно? Мне насрать. Мне всё равно. - Его ладони сжались в кулаки.

- Понимаю. - Потому что я понимала. На самом деле понимала.

- Пофиг, на хуй её. Видимо, она изменяла отцу. Мне наплевать. Я её больше не люблю, - огрызнулся он, но эти слова были пустыми угрозами.

- Конечно, любишь, - сказала я грустно. - И всегда будешь любить.

И Джеймс взорвался. Вскочив на ноги, он несколько раз пересёк комнату и уставился на меня. Его спина выгнулась, как у испуганного кота – казалось, я могу увидеть и вздыбленную шерсть, и горящие глаза.

- Знаешь, что? На хуй всё это. Я сваливаю. - Я только-только осознала эти слова, а он уже выскочил в окно. Подбежав к нему, я высунула голову в ледяную ночь. Но оказалась не готова к тому, что увидела: ничего. Ощупывая взглядом деревья, я всматривалась в черноту ночи. Вокруг была лишь бессмысленная тишь, но я всё равно позвала его. Втуне.

- Вернись! - крикнула я. - Я скучаю по тебе!

В ответ прозвучало лишь эхо.

от переводчика:
Только я вместе с Беллой скучаю по Джеймсу?
Обсудить это можно на форуме!