То было начало преисподней… Я даже представить себе не могла, что ждет меня впереди, когда смиренно закрывала глаза в своей небольшой комнатке, про себя надеясь на лучшее.

В то раннее промозглое утро, когда я была разбужена оглушительным стуком в дверь, источником которого оказался хмурый слуга, передавший, что меня ожидают в зале для поединков, я все еще не представляла, во что превратится моя жизнь спустя каких-то несколько дней. В то же утро меня ожидало первое наказание – слишком уж долго я искала нужную мне комнату. Низкий коренастый вампир с колючим взглядом и садисткой улыбкой - мой новый, а точнее старый учитель, которого я не помнила, преподал мне мой первый урок, когда я, запыхавшись от быстрого бега, в ответ на грубое замечание об опоздании заметила, что не смогла сразу найти этот зал, запутавшись в длинных переходах. Не произнеся ни слова, он неслышно отдал приказ стоящим рядом двум высоченным амбалам – и в следующую секунду я лежала, больно распластавшись на пыльном холодном полу. Этот урок я запомнила накрепко, и больше подобных ошибок не допускала.

Потянулись серые, тоскливые дни, до омерзения похожие друг на друга. Каждое утро я просыпалась на рассвете и стремглав летела к своему истязателю – за каждую минуту опоздания он изощренно измывался надо мной, каждый раз, казалось, проверяя, сколько еще может вынести мое бедное тело.

С каждым днем он придумывал все новые и новые мучения – в первые дни, когда вечерами я возвращалась в свою комнату, мое тело напоминало один сплошной синяк от ушибов, побоев, падений и ударов. Я тренировалась во дворе под проливным дождем и палящим солнцем, уворачивалась от груды камней и ныряла под летевшие копья – все, что только могла придумать извращенная фантазия моего учителя, испытывалось на мне. Порой мне казалось, что большего не в состоянии вынести даже закаленное тело вампира – и каждый раз он изощренно доказывал мне обратное. Я искренне не могла понять, как могла считаться одним из лучших воинов, если каждое занятие заставляло кричать от боли, раздирающей меня на куски. Неужели одна единственная рана, которая за все это время даже ни разу не напомнила о себе, могла превратить мое ранее закаленное тело в немощную рухлядь? Временами я ловила себя на мысли – а была ли вообще рана, или это все было ширмой, за которой скрывалась совсем иная правда…
Возможно, если бы постоянное тренировки не изматывали мое тело, я бы обязательно постаралась проверить свое подозрение, но в сложившихся обстоятельствах это было невозможно. Да и в отсутствии Таянии и Атония мне просто не у кого было выспрашивать подробности – никого в замке я не помнила, а при робких попытках заговорить с хмурыми вампирами, деловито снующими вдоль по коридорам, я каждый раз натыкалась на непроницаемую стену равнодушия и нежелания разговаривать. Даже слуги, которые прислуживали, старались лишний раз ко мне не подходить, словно я была прокаженной или что-то в этом роде. Неужели такое отношение – результат жестокости, проявленной к ним мною прошлой? Но ведь не могла я жить в этом замке и общаться исключительно с главой клана и его сестрой? Или могла?

Спустя неделю сплошных тренировок я уже напоминала сплошной комок мышц – но моему учителю все было мало. Удостоверившись, что я начала потихоньку справляться с его заданиями, он перешел ко второй стадии.

Признаться, когда впервые меня вывели в центр зала и приказали сражаться с пятью превосходящими по силе вампирами – я не осознала, что это было всерьез. Но как только первый из них бросился на меня с оружием наперевес, пришлось поверить. Это была жестокая схватка, страшная тем, что каждый из моих соперников не брезговал ничем, лишь бы одержать верх. Мне приходилось использовать все свои навыки и умения, только для того, чтобы оставаться сравнительно невредимой, не говоря уж о том, чтобы хотя бы попытаться нанести удар кому-нибудь из них. И у меня неплохо это выходило, пока кто-то из соперников не подкрался сзади и не нанес коварный удар из-за спины. В тот день я усвоила свой второй урок – ради достижения цели нужно использовать любые, даже самые нечестные или запрещенные приемы. И из следующего поединка я уже вышла победительницей. Впрочем, как и из всех остальных. Спустя некоторое время меня начали обходить стороной даже самые закаленные бойцы.

Единственное, что служило мне спасением среди череды этих тусклых будней – то самое зелье, что каждый вечер терпеливо дожидалось меня у холодной кровати. После того, как очередная чаша была опустошена, на меня волной накатывало спасительное безразличие. Не будь его, меня бы давно уже затопила тоска и горечь от осознания того, какой безрадостной и пустой была моя жизнь. Не знаю, как я могла существовать так до ранения, но теперь во мне самой словно что-то изменилось – каждый день душа моя медленно умирала, не справляясь с той окружающей меня чернотой, что неспешно, но неотвратимо подминала под себя.

Но, может быть, так было даже проще – день за днем я училась скрывать свои эмоции от посторонних; училась беззвучно справляться даже с самой сильной болью; училась причинять такую же боль в ответ и ничего не чувствовать при этом. Училась смотреть в полные ненависти глаза прислуги (причины их ненависти были мне неизвестны; впрочем, довольно скоро я перестала обращать на это внимание) и с холодной улыбкой проходить мимо.

Временами те цепи, которыми я так старательно опутывала свою душу, не выдерживали – и на меня нападала черная тоска, такая, что отчаянно хотелось выть во весь голос. Но раз за разом я пересиливала ее и, стиснув зубы, вновь становилась молчаливой бесстрастной тенью, послушно исполняющей все приказания учителя. Иногда мне даже хотелось, чтобы побыстрее вернулась Таяния – это был единственный вампир, не считая Джаспера, с кем я могла хотя бы просто побеседовать. Но, к моему огромному сожалению, последнего я видела крайне редко, и в большинстве случаев наши встречи сводились к простому приветствию, после чего каждый из нас расходился по своим делам.

С каждым днем тело мое становилось все совершеннее и совершеннее; первый раз, когда я по-настоящему убедилась в этом, был день, когда я впервые победила своего учителя. Его взгляд, полный боли, страха и злобы, в тот момент, когда я с легкостью ломала ему руку, заставил меня рассмеяться прямо там, на поле сражения, перед всеми замершими от неожиданности воинами. Отряхнув руки от пыли, я развернулась и неспешно покинула зал для поединков, в душе наконец-то признавая, что все эти долгие часы мучительнейших тренировок прошли не зря.

Но горькое понимание того, что физические страдания ничего не значат по сравнению с душевными муками, пришло ко мне только тогда, когда к моему обучению приступил сам Атоний, вернувшийся в замок на следующий день после моей знаменательной победы. В тот же вечер, призвав меня в тронный зал, он изучал меня долгим внимательным взглядом, после чего удовлетворенно отметил мягким вкрадчивым голосом:

- Вижу, что недели тренировок не прошли зря. Ты стала заметно сильнее, Катрина. Думаю, что пришло время мне самому заняться твоим обучением.

В ответ я лишь покорно склонила голову, про себя недоумевая, какое именно обучение он имел в виду.
Ответ я получила той же ночью, когда робко постучавшийся в дверь слуга оповестил, что господин изволит меня видеть. Горько усмехнувшись, начиная понимать, что именно имел в виду Атоний, я, тем не менее, не имела права ослушаться и поэтому безропотно следовала за посыльным по длинным извилистым коридорам. Однако когда тот на развилке, вместо того, чтобы свернуть в западное крыло, где находились господские покои, уверенно начал спускаться в нежилую часть замка, первые мурашки дурных предчувствий начали собираться где-то в области желудка.

Я медленно шла по грязным узким переходам, освещаемым лишь тусклым светом чадящих факелов, стараясь не потерять из виду долговязую фигуру моего проводника. Наконец, спустя несколько долгих минут мы были у цели – перед нами находилась неприступного вида большая железная дверь. Вампир несколько раз осторожно постучал в нее, а когда изнутри донеслось разрешение войти, несмело подтолкнул меня, давая понять, что далее сопровождать меня он не намерен. Но и уходить он не спешил, продолжая буравить меня сердитым взглядом малиновых глаз, по всей видимости, получив приказ контролировать каждое мое действие. Ну что же, у меня не оставалось другого выхода, кроме как, глубоко вдохнув полной грудью, нерешительно потянуть на себя медную ручку.

Дверь неслышно отворилась, словно только этого и ожидая: за ней царила неестественная темнота, сравнения с которой не выдержала бы ни одна даже самая темная ночь. Невыносимо пахло сыростью, и лишь где-то вдали тусклой узкой полосой пробивался робкий луч света. Решив про себя, что дольше тянуть невозможно, я шагнула в это пространство темноты, буквально ощущая, как она распахивает свои негостеприимные объятия для меня. За спиной гулко захлопнулась дверь, и от этого звука целая волна мурашек пробежала по телу; я ускорила шаг, двигаясь к заветной полоске света.

С каждой секундой, проведенной в этой обволакивающей сырости и духоте, чувство, что вокруг меня что-то есть, усиливалось. Мне чудился голодный взгляд, сопровождающий каждый мой шаг; слышалось тяжелое дыхание то сзади, то сбоку. Я пристально вглядывалась в темноту вокруг себя, но даже мое вампирское зрение было бессильно. Наконец, еще пара шагов – и я была у заветной цели. Негромко постучав, я приоткрыла очередную дверь, уже просто даже боясь предположить, что могу там найти.

- Катрина! Я посылал за тобой слугу, но, видимо, он пренебрег приказанием проводить тебя сюда «немедленно». Что же, придется его завтра строго наказать, чтобы впредь он относился к моим приказам куда более внимательно. Если, конечно, он переживет наказание – улыбка Атония при последних словах превратилась в зловещую ухмылку, которая, впрочем, мгновенно сменилась на обычное обманчиво добродушное выражение.

Он стоял у высоких полок, уходящих стройными рядами далеко ввысь помещения, и что-то неторопливо искал. Пользуясь секундной передышкой, я обвела взглядом комнату, пытаясь понять, для чего я нужна была господину здесь в этот час. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного – вся она, казалось, состояла из бесконечных полок, уставленных разнообразными коробками и стеклянными сосудами. Но мое внимание привлекли не они, а небольшой проем в соседнее помещение, откуда лучами пробивался странный голубоватый свет. И запахи оттуда неслись странные, если не сказать, пугающие. Я быстро отвела взгляд, не показывая чрезмерного внимания, опасаясь реакции вампира, находящегося рядом со мной.
Украдкой взглянув на Атония и заметив, что он пристально наблюдает за мной сквозь опущенные веки, я еще сильнее смешалась, сразу же вспомнив возможные причины моего присутствия здесь в столь поздний час. Про себя молясь, чтобы все мои страхи оказались беспочвенны, я проговорила, стараясь придерживаться ровного спокойного тона:

- Извините, мой господин, за опоздание. Слуга невиновен; лишь я сама повинна в своей медлительности. Обещаю, такого больше не повторится…

- Я очень надеюсь, что не повторится… Иначе последствия для вас, моя дорогая, могут оказаться не слишком приятными. – проговорил вампир с циничной усмешкой.

Внезапно он, словно только что вспомнил о чем-то, широко улыбнулся и неожиданно произнес, в упор глядя на меня:

- Но давайте вернемся к тому, с чего я решил начать твое обучение. Я хочу показать тебе результаты трудов своих. Немногие имели честь быть приглашенными в мою лабораторию. И уж еще меньшее количество удостаивалось такой привилегии, как возможность принимать личное участие в моих опытах. Так что ты можешь гордиться тем, что я счел тебя достойной для этого.
Эту пышную речь он произнес, медленно ведя меня к тому самому проему. Я внимала его словам с некоторой долей страха – какие опыты можно проводить по ночам в заброшенных подвалах глубоко под замком?

Но, признаться, даже мой уже порядком привычный к местным зверствам рассудок едва не помутился от увиденного: огромное помещение, было сплошь заставлено огромными во всю стену стеклянными коробками. Внутри этих миниатюрных темниц находились самые мерзкие создания, которые только может представить самый извращенный разум: изуродованные морды, вытянутые, спрессованные конечности, ужасающий набор когтей, клыков, зубов - все это просто не могло быть созданием природы! Я в ужасе зажала рот ладонью, не в силах отвести взгляд от ужасных тварей, преградой для которых служила лишь тонкая грань стекла. Словно уловив мои страхи, Атоний довольно произнес:

- Не волнуйся, стекло очень прочное, ни один мой питомец не выберется наружу, пока я сам этого ему не позволю. К тому же, взгляни на них – сейчас они безопасны. А вот когда окажутся на воле – вот тогда я не завидую тому, кто встретится им на пути. – рассмеявшись низким каркающим смехом, вампир любовно погладил поверхность стекла, за которым находилась гигантская рыба-переросток, вместо плавников у которой красовались длинные распахнутые пасти, полные острейших клыков. И только после слов Атония я обратила внимание, что все они действительно не двигаются – словно они находились в какой-то временной спячке, ожидая того момента, когда будут разбужены.

Я встряхнула головой, пытаясь прогнать прочь только что увиденное, когда взгляд мой случайно упал на противоположную сторону. О, лучше бы я туда не смотрела! На длинных высоких столах, покрытых серой гладкой материей, лежали различные детали будущих монстров. Вокруг столов неразличимо сновали несколько неприметных вампиров, умелыми движениями собирающих новых тварей.

Атоний потянул меня за руку по направлению к столам; я отрицательно замотала головой, отказываясь даже приближаться туда. Но железная хватка его пальцев заставила меня последовать за ним. Приблизившись, я увидела, как собранного монстра помещают в большой кипящий котел, после чего туда постепенно добавляют странные смеси из маленьких изящных бутылей. Далее ряд стоящих друг за другом котлов сменялся большими извилистыми трубками, на концах которых виднелись толстые иглы, о предназначении которых я боялась даже помыслить. И, наконец, в самом углу находилась огромная причудливая конструкция из различного рода режущих железяк, от которых остро несло кровью и болью. Понимая, что вижу перед собой устройство, разделяющее несчастных существ на детали, из которых позже собирается каждый монстр, я отвернулась, не желая воочию наблюдать этот процесс.

- Ну что ты можешь теперь сказать, дражайшая Катрина? Довольна ли увиденным? Чувствуешь ли ты то, что ощущаю я сам, когда смотрю на свои творения?

Последние слова он громко произнес куда-то в глубь зала, подводя меня к небольшому балкончику, который я сперва и не заметила. И только ступив на него, я поняла, что мы находимся на возвышении, а прямо под нами располагается непосредственно сама лаборатория – тысячи и тысячи стеклянных коробок с деталями для будущих монстров, несколько рядов уже кипящих котлов, готовых выплюнуть наружу очередной экземпляр, сотни режущих механизмов, деловито лишающих несчастных животных лап, туловищей, голов – ни на секунду не прекращая своей страшной работы, огромная лаборатория создавала совершенную армию для своего господина.

От масштабов увиденного у меня закружилась голова; шагнув назад, я на секунду прикрыла глаза, молясь про себя, чтобы все это оказалось только сном. Но режущий голос, раздавшийся прямо у меня над ухом заставил поверить в реальность происходящего:

- Тебе понравится, я обещаю. Каждый из тех, что работает здесь, имеет своего собственного питомца, целиком и полностью являющегося плодом фантазии своего создателя. И я уже сейчас горю желанием увидеть, что сможет придумать твоя маленькая красивая головка.

- Ну а теперь – так же внезапно Атоний перешел на другую тему – тебе пора возвращаться в свои покои – на сегодня достаточно было впечатлений. А с завтрашнего дня ты начнешь работать здесь.

Властно взяв мою безвольную руку, он провел меня к темному коридору, отделяющему лабораторию от входа. На секунду зловеще улыбнувшись, он провел рукой по соседней стене – и в тот же момент ярчайшая вспышка на одну секунду осветила проход до следующей двери. Но и ее хватило для того, чтобы убедиться, что мои прошлые страхи имели под собой весьма и весьма твердую почву: стены, потолок, углы продолговатого помещения оплетала толстая густая паутина, кое-где переходившая в плотный сплошной ковер. На каждой нити находилась гигантская жирная клякса, обладающая множеством мелких коротких лапок и дюжиной огромных алчных глаз, нацеленных, казалось, прямо на меня. В углах паутины виднелись большие, в человеческий рост, плотные коконы, в редких просветах которых можно было увидеть очертания изъеденных тел.

Я ощутимо пошатнулась, не в силах удержаться на ногах после тошнотворного зрелища. Удовлетворенно хмыкнув, Атоний нараспев произнес, пристально глядя во вновь воцарившуюся черноту:

- Это мои любимицы… Они сторожат вход в лабораторию, позволяя пройти сюда только тем, кому разрешено. Ну а теперь возвращайся в свои покои – это было уже адресовано в мою сторону.
Не дожидаясь повторного приглашения, я стремглав бросилась в сторону выхода: даже страх перед монстрами, опутывающими комнату, отступил перед желанием немедленно вырваться из подвалов, оказаться вновь в спасительных стенах привычной комнаты. А вслед мне еще долгое время летел громкий хохот повелителя клана Вельгусов…

Оказавшись у себя в покоях, я долго-долго не могла придти в себя, вспоминая жуткие картинки из лаборатории. Чего я в этот момент ни отдала бы, лишь бы не видеть, не знать, не помнить всех тех вещей, что довелось увидеть в эту ночь. Даже постельные забавы с Атонием теперь не казались уж мне такой высокой платой – я бы с радостью заплатила собственным телом, лишь бы избежать ожидающего меня кошмара.

К несчастью, в тот момент меня ничего уже не могло спасти – как я смогла убедиться позже, переубедить повелителя не в силах ничто; поэтому следующие дни закрутились в один бесконечный страшный сон. Словно зомби, я приходила в эти подвалы, сначала молнией пролетая мимо невидимых во тьме монстров; но с каждым разом страх перед ними все мутнел и мутнел, отступая перед медленно поглощающим меня безразличием. Я начала находить некое садистское удовольствие в проделываемой работе – теперь уже мысли о предстоящих опытах не внушали ужаса, а приносили радость от предвкушения новых открытий, новых неизученных ранее комбинациях.

Единственным светлым пятном в череде беспросветных будней стал для меня обнаруженный за мрачным гобеленом в покоях, мне принадлежащих, подземный ход, ведущий прямиком к темной кромке леса. Иногда я выбиралась из него наружу, с наслаждением вдыхая чистый лесной воздух.

Но и эти редкие вылазки не могли меня спасти: постепенно начали исчезать все иные чувства, которые ранее частенько терзали меня в минуты душевного просветления; я начинала, наконец, становиться такой, какой представляла себя по рассказам Таянии – жесткой, беспощадной, идеальной машиной для убийств. Очень скоро Атоний начал доверять мне настолько, что практически перепоручил контроль над опытами – по моим меркам, это был огромный шаг вперед. Я наконец-то становилась доверенным лицом для него и для его сестры, какой была когда-то – и наши с ней частые откровенные беседы служили тому наиярчайшим подтверждением.

Впервые такой открытый разговор произошел сразу после того, как мы с ней полакомились свежей пищей на кухне – я давно уже опробовала ее излюбленный метод и, надо сказать, он пришелся мне весьма по душе. Заглядывать в глаза своей жертве… Упиваться плескающимся в них страхом. Чувствовать бешеную пульсацию тонкой голубоватой жилки на теплой беспомощной шее. Ощущать, как ломаются тонкие кости под твоими руками, чувствовать, как мгновенно остывает еще совсем недавно живое тело, наслаждаться тем невыразимым ощущением агонии жертвы, от которого кровь приобретала непередаваемо восхитительный вкус. Поначалу, желудок неохотно принимал такой вид пищи, но раз за разом я исподволь приучала его к ней, экспериментируя с источниками крови и длительностью ее вытягивания из жертвы.

Даже сама Таяния, признанный мастер жестокости, порой не могла сдержать восхищения, при виде того, как я умело и мастерски расправляюсь с очередным порученным мне заданием. Порой мне все же казалось, что в ее глазах нет-нет, да промелькнет незнакомое чувство, но я не забивала себе голову размышлениями на эту тему, довольствуясь нашими с ней изощренными забавами.

В один обычный хмурый вечер я была вызвана в тронный зал, где сияющий Атоний поделился новым изобретением. Взяв специальный нож, способный с легкостью прокалывать твердую кожу вампира, он сделал большой надрез на моей руке, ловко подставляя большую чашу под сбегающие струйки алой крови. Я молча стояла, терпеливо ожидая, когда он закончит. Набрав полный бокал, он подошел к небольшому сосуду, в котором булькала серая масса, неприятная на вид. Добавив несколько капель моей крови, он тщательно размешал варево. Кивнув одному из слуг, Атоний осторожно налил из котла небольшой бокал смеси, и протянул подошедшему слуге. Покорно приняв чашу из рук господина, вампир покорно опустошил его. Несколько секунд ничего не происходило, но я терпеливо ждала, по опыту зная, что Атоний ничего не совершает просто так. Буквально за одну секунду очертания вампира начали меняться на глазах; силуэт становился тоньше и изящней, начали появляться округлости в несвойственных для мужчин местах. Спустя еще пару секунд на меня смотрела моя точная копия! Я ошарашено смотрела на знакомые черты, не в силах поверить в то, что вот так просто за несколько секунд можно принять облик другого человека. Конечно, в глаза бросалась некая неуклюжесть, чужие походка и движения, но для вампира, который не знал бы меня хорошо, это была бы настоящая я. Удивленно посмотрев на Атония, я успела заметить, как он обменялся торжествующим взглядом с находившейся тут же Таянией.

Спустя еще некоторое время Атоний доверил мне еще одну щекотливую миссию – наказывать провинившихся слуг, а точнее, избавляться от них. Признаться, я пришла в настоящий восторг, впервые увидев очередную придумку господина.

Это была длинная узкая комната, начинающаяся и заканчивающаяся одинаковыми серыми дверями. Единственное, что в ней было примечательного – это огромные во весь рост мутные зеркала, заключенные в уродливые грязные рамы. Зеркала стояли практически друг напротив друга, тем самым создавая своеобразную дорожку к противоположной двери.

Я наслаждалась каждой минутой этого зрелища. Когда очередная партия провинившихся слуг поступала в мое распоряжение, я медленно проводила их сквозь извилистые коридоры, упиваясь тем страхом, что они испытывали. Наконец, оказавшись перед искомой дверью, я медленно ее приоткрывала, позволяя им полностью ее разглядеть и убедиться, что там никого нет. Когда же они, уже вконец раздавленные ощущением своей вины и неизбежности наказания, осторожно заходили в комнату, я громко произносила, что за дверью на том конце комнаты, их ждет недельное голодание, а затем вновь возвращение в ряды слуг. Это было неописуемо – видеть, как меняется затравленное выражение в их глазах на искреннюю радость, как быстро они срываются с места и буквально летят к заветной двери…. И как молниеносно вырываются уродливые монстры с обратной стороны зеркала и за одно мгновение втягивают несчастного к себе в логово – эти мгновения я дорого ценила и потом еще долго прохаживалась по опустевшей комнате, заглядывая в серебристую непрозрачную гладь и представляла, как сыто жмурится уродливая морда, на месте пасти которой кругло зияет огромная зубастая воронка.

Это случилось в один из тех загруженных дней, когда я дневала и ночевала в лаборатории, выводя новый вид монстров – Атоний все торопил меня, постоянно вывозя большие партии тварей куда-то за пределы замка. Я догадывалась, что он затевает войну с каким-нибудь соседним кланом – но меня это не очень интересовало, учитывая тот бешеный ритм жизни, в котором я с наслаждением вращалась. Проведя весь день и всю ночь на привычном месте в лаборатории и успев уже наказать двоих работников, работающих недостаточно быстро, по моему убеждению, я внезапно вспомнила, что не успела выпить заветный бокал с зельем, которое я продолжала исправно принимать все это время. Пила я его больше по привычке, нежели по необходимости – за это время организм так успел привыкнуть к знакомому вкусу, что у меня начинались страшные боли, стоило мне не принять смесь хотя бы один день. Иногда, в редкие минуты просветления, я осознавала, что между зельем и чувством равнодушия, наступающим сразу после его приема, существует прямая связь, но не хватало ни сил, ни желания что-либо менять. Да и причин для этого, честно говоря, не было: день за днем я ощущала, как меня медленно и с наслаждением ломали, выворачивали душу, заставляли вновь становится тем бездушным монстром, которого я знала только по чужим рассказам. Вначале я пыталась сопротивляться, но раз за разом они одерживали победу. И я сдалась, сломалась, приняла их правила игры, стала такой, какой они хотели меня видеть. Это был единственный выход, чтобы не сойти с ума от всего того, через что день за днем они заставляли меня проходить, единственная возможность каждое утро просыпаться и находить в себе силы двигаться дальше.

Если бы могла, я бы давно уже возненавидела саму себя – но сквозь толстую пелену равнодушия и черствости не могло пробиться ни одно чувство – в том числе и ненависть. Иногда мне даже хотелось почувствовать хоть что-нибудь, кроме ставшего уже привычным, чувства жестокости - просто для того, чтобы ощутить себя живой – но этот порыв, как правило, быстро проходил, сменяясь еще большей волной безразличия ко всему.

В тот день я только собралась покинуть свой пост и подняться в свои покои за зельем, как ко мне подбежал запыхавшийся слуга и доложил, что Атоний распорядился срочно вызвать меня в Темную залу. Это был своеобразный сигнал о том, что новая партия провинившихся ожидает своей очереди. Слуга затаив дыхание, ожидал моей реакции – обычно я не упускала случая наказать его за малейшую провинность – а сейчас он явно запоздал с передачей мне поручения – уже солнце стояло в зените, а Атоний предпочитает кормить своих крошек рано утром. Но вместо наказания я, неожиданно для самой себя, просто улыбнулась ему и уже развернулась, чтобы уйти, как внезапно до меня дошла абсурдность моего поведения. Растерянно оглянувшись, я наткнулась на совершенно ошарашенный взгляд вампира. Неизвестно, кто из нас двоих был шокирован больше. Решив обязательно обдумать несвойственное мне поведение позже, я поспешила к северной части замка.

Неторопливо приблизившись к комнате ожидания – так про себя я называла помещение, в котором подлежащие наказанию слуги дожидались моего прихода, я замедлила шаг, заранее готовясь насладиться их страхом и испугом, который уже ощутимо витал в воздухе.

Поначалу все шло как обычно; но в тот момент, когда я уже открыла дверь и гостеприимным жестом пригласила обреченных войти внутрь, взгляд мой совершенно неожиданно упал на знакомые черты лица – это был Джаспер, вампир, которого, по неясной причине, Таяния ненавидела больше всех прочих. Я не сомневалась, что рано или поздно она найдет причину, по которой сможет его уничтожить, но видеть его здесь, такого спокойного и хладнокровного, среди этого скопища трусов и предателей, более чем, заслуживших ту страшную смерть, что ожидает их меньше, чем через минуту, было так странно и …неправильно?...

Я скривила губы, недовольная сама собой: уж если на то пошло - через эту комнату за это время прошло множество моих прежних знакомых, и всех я проводила в последний путь без зазрения совести – почему же именно при виде этого вампира, который, к слову сказать, вот уже несколько недель при встрече со мной не здоровался и даже не смотрел в мою сторону, мое, до той поры дремавшее чувство раскаяния вдруг пробудилось ото сна?

Ну а тем временем, пока я мысленно сражалась сама с собой, все слуги уже практически зашли внутрь, сиротливо столпившись на пороге и справедливо не решаясь ступить в центр помещения. Я замерла на сотые доли секунды: чуткий слух уже уловил еле слышную вибрацию, исходящую от зеркал – слуги не могли этого ощущать, целиком сосредоточившись на собственном страхе, а мне этот звук был до боли знаком – спустя пару секунд монстры вырвутся на свободу, пожирая всех, кто будет иметь несчастье находиться в этом зале.

Внезапно я, не давая себе больше времени на раздумья, цепко схватила стоящего ближе всех ко мне Джаспера за воротник, и с силой выволокла его из зала, резко захлопнув за нами дверь. В ту же секунду раздались громкие испуганные вскрики, сопровождающиеся знакомым чавканьем. Спустя пару секунд в зале воцарилась обыденная тишина.

И только когда дрожащий от напряжения вампир, воротник которого я продолжала судорожно сжимать побелевшими пальцами, беззвучно сполз вниз по стене к прохладному полу, я поняла, что именно натворила. Не было сомнений, что Атоний непременно узнает о случившемся – и мне необходимо как можно быстрее выпроводить Джаспера из замка. Я старалась пока не задумываться о том, почему для меня вдруг стало так важно помочь ему выбраться отсюда живым; единственно, что я пыталась как можно быстрее решить сейчас, это как найти безопасный выход. Спустя минуту на меня словно снизошло озарение; быстро втянув вампира в узкий проход рядом с темным коридором, я прошипела ему на ухо:

- Ничего не говори, только молчи. От этого сейчас зависит твоя жизнь, да и моя, если честно. Знаю, что моя очерствевшая душа для тебя ценности не представляет, но, умоляю, подумай хотя бы о своей шкуре!

Не дожидаясь ответа, я протащила его вдоль длинного освещенного коридора, молясь про себя, чтобы никто нам не попался навстречу. Но удача сегодня была явно не на моей стороне: прямо навстречу нам неторопливо двигался молодой глазастый вампир. Убедившись, что лицо Джаспера не сильно освещено, я вдохнула воздуха и самым ледяным тоном, на который только могла быть способна, приказала ничего не понимающему слуге немедленно развернуться и не покидать кухонные помещения сегодня.

Оставшийся путь до моих покоев прошел, словно в тумане – я пришла в себя только тогда, когда засов на моей двери надежно перекрыл комнату от остального мира. Вопрос, надолго ли?
Быстрым движением откинув старый гобелен и обнажая открывшийся черный лаз в стене, я приказала Джасперу:

- Лезь. Это подземный ход, он приведет тебя прямиком к опушке леса. Будь осторожен, там, судя по звукам, обитают неудачные экземпляры опытов Атония.

Он неловко протискивался в слишком малую для него дыру, затем резко остановился и внезапно спросил, глядя мне прямо в глаза:

- Скажи, почему ты мне помогаешь?

Я застыла, пригвожденная его вопросом; как бы мне самой хотелось знать на него ответ, но сейчас не было времени на рассуждения. Коротко покачав головой в знак того, что сейчас не время говорить об этом, я с силой протолкнула крепкое тело вампира в лаз. И только когда его очертания скрылись в темных недрах хода, облегченно выдохнула. Уже собравшись возвращать гобелен на законное место, я внезапно, словно повинуясь какому-то неведомому инстинкту, обернулась и громко зашептала ему вслед:

- Только выживи!! Не дай им себя погубить! Как они это сделали со мной – последние слова я уже прошептала самой себе, устало опускаясь на застеленную кровать.

Заветное зелье стояло здесь же, приманивая знакомым ароматом. Не в силах сдерживаться более, я залпом опрокинула его, мгновенно ощущая привычное пустоту там, где только что остатки моей почерневшей души терзали сомнения и чувство вины. Уже падая головой в подушку, я успела подумать: «Сегодняшняя ночь будет тяжелой».

Спустя семь часов я стояла перед Атонием, ощущая на себе его тяжелые хмурый взгляд. Он ничего не спрашивал, я, в свою очередь, молчала – нам не о чем было говорить друг с другом – ведь каждый из нас прекрасно знал, что произошло.

- Ты разочаровала меня, Катрина – произнес, наконец, мой господин равнодушным голосом. – Признаться честно, я не ожидал такого поступка от тебя. – подождав моего ответа, и не услышав его, он продолжил: - И теперь ты заслужила наказание.

Я сглотнула, понимая, что разговор наконец-то перешел к самой важной стадии – назначение наказания. Внезапно Атоний спросил у меня, указывая на блестящий металлический хлыст, который всегда висел у него на поясе:

- Знаешь ли ты, что это такое?

Я непонимающе ответила, стараясь предугадать его действия:

- Да, мой господин. Этим хлыстом вы наказываете самых низких слуг – тех, к кому прикасаться такому высокородному вампиру как вы, считается непозволительным. – я замерла, не уверенная продолжать ли мне, или уже достаточно.

- Продолжай, продолжай – зловеще проговорил Атоний.

- Следы от ударов этого хлыста заживают гораздо дольше. А шрамы остаются навсегда… – медленно докончила я, отказываясь поверить в то, что он накажет меня так, как обычно наказывают слуг самого низкого статуса.

- Думаю, ты уже догадалась, какое наказание тебя ожидает. Я приказываю тебе лечь на пол. – равнодушно бросил он, и резкое эхо, ударившись о темные каменные стены, испуганно заметалось по залу.
Не смея перечить, я покорно легла прямо на пыльный пол, с тоской думая о безвозвратно испорченном новом парчовом платье – я не успела его даже толком поносить.

В этот момент мои внутренние сетования по поводу платья были прерваны свистящим звуков, вслед за которым спину обжог сильнейший удар, боль от которого дошла, казалось, даже до костей.

Я до крови закусила губу, стараясь, чтобы из-под плотно сомкнутых губ не донеслось ни писка, и начала про себя считать.

Удар.
«Два»;

«Ну зачем я вообще спасла этого никчемного вампира?»

Удар.

«Три»;

«Не зря я всегда избегала совершать добрые поступки»

Удар.

«Четыре»

«Боже мой, ну почему же так больно»

Удар.

«Пять»

«Я смогу, я смогу, я не буду кричать»

Удар.

«Шесть»

«Смогу,смогу,смогу,смо…»

Удар.

«Семь»

Я со свистом втянула в себя воздух, отчаянно жалея о том, что вообще существую

Удар.

«Восемь»

Платье на спине превратилось в тонкие тканевые полоски, которые при каждом ударе все сильнее впивались в рану.

Удар.

«Девять»

Я уже не могла даже связно мыслить, единственное, о чем я сейчас отчаянно молила небеса - сдержаться, не закричать от этой дикой раздирающей боли; не дать повод для злорадства вампиру, который молча наносил мне хлесткие удары.

«Десять»

После десятого удара я сжалась в ожидании следующего, но в зале воцарилась звенящая тишина. И лишь когда раздался голос Атония, знаменующий окончание наказания, я осторожно расслабила онемевшие от неимоверного напряжения конечности.

Лежа лицом вниз на холодном грязном полу с рассеченной спиной, чувствуя каждое обжигающее дуновение ветра, я зареклась еще когда-либо в своей жизни делать добро.

В себя я приходила несколько дней, не выходя из отведенных мне покоев. В минуты особенно острой боли, когда терпеть становилось просто невыносимо, я закрывала глаза и вспоминала сосредоточенное лицо Джаспера в тот момент, когда я вытащила его из той треклятой комнаты. Изумление и шок в его глазах медленно сменялись осознанием того, что только что он избежал смерти благодаря мне. И когда я вспоминала это, сложно поверить, но боль притуплялась, словно и в самом деле, это было по-настоящему стоящим поступком.
Как только раны начали потихоньку затягиваться, я, превозмогая боль, натянула платье и отправилась в лабораторию. На израненную спину я не стала даже смотреть, справедливо рассудив, что уже ничего исправить не могу, а лишний раз окунаться в болезненные воспоминания при виде свежих шрамов, не был