Часть 1.Я рядом
(от лица Эсми)
Знать бы, где продается жизненная мудрость, то Эсми бы с удовольствием её купила, потому что не хотела учиться на подобных ошибках, как говорит народная мудрость на всех языках и во всех странах. Лучше их избегать, или что б их вообще не было. Потому что осознание того, что она заставила мужа испытать боль, когда он должен был быть счастлив, находясь рядом с ней, просто раздирало её на части. Такие ошибки слишком дорого обходятся, и влекут за собой неопределенность в отношениях, страшнее которой наверно ничего нет. Как и для каждой женщины, которая любит, страх потерять любимого, наверно, стоит наравне со страхом, увидеть разочарование в его глазах от неоправданности надежд на совместную жизнь. За те секунды в ожидании, что он посмотрит на неё, или что-то скажет, Эсми поняла, что наверно мир для неё рухнет, если в его глазах она увидит нечто подобное. Сцепив сзади руки, она словно в замедленной съемке смотрела, как он взглянул на неё и опустил голову. И это было равносильно концу. Немой вскрик отчаяния застрял где-то внутри, и холод сковал все тело. Может быть, если бы Эсми находилась немного в другом состоянии, она бы начала говорить, всеми силами спасая самое дорогое, что у неё было. Как тогда в их доме. Но на тот момент, она не знала всего того, что знала теперь. А именно, как сильно он мучался. Как пытался убить себя, неужели ты про это забыла? И вот теперь, Эсми, подумай, сколько он перенес из-за тебя, и сколько ты сейчас боли ему еще добавила своим безрассудным поступком. Внутренний голос, это тот же ты, только он никогда не приукрашивает правду, и говорит как есть. Безжалостно и прямо, не оставляя никаких "но", словно приговор без шанса на помилование. И о том, что Эсми хотела как лучше, она уже не думала, не помнила. Любые оправдания здесь были неуместны. Ведь если начинаешь их искать, значит, полностью не признаешь свою вину, когда она на лицо.
Слова Карлайла словно громом разорвались среди мертвой тишины их номера, и она подумала, что ослышалась. До краев наполнив её надеждой, они лишний раз подчеркнули какой мужчина рядом с ней. Вот оно, настоящее мужество и сила, когда не напоминаешь о проступке хлопаньем двери или молчанием, а стараешься сгладить ситуацию, не расстраивая еще больше того, кто с тобой рядом, тонко чувствуя его настроение. Так надо уметь, и не каждому это дано. И вот в этом кроется весь смысл фразы «пойти на край света» Внутренний голос уколол Эсми острой иглой вины. Он спрашивает меня, что ему нужно сделать, о, Господи!, когда я должна сейчас совершить невозможное, и стереть из его памяти последний час, упасть на колени и просить прощения до хрипоты в горле, не давая даже слова сказать, если вдруг он захочет утешить.
Она так подвела его, а муж сейчас пытался самостоятельно выбраться из той напряженности, которая словно плотный туман Лондона, повисла между ними. Кто-то другой на его месте разозлился бы, накричал, обвинил за самонадеянность и наивность поступка. Кто-то другой, но только не Карлайл. И это делало его несоизмеримо выше, чем любые добродетели мира вместе взятые, и которым неведомы пороки. Она не ошиблась в нем. Как никогда не ошибалась, находясь рядом все это время. Карлайл словно читал её мысли, и с точностью претворял их в реальность, стоило ей только о чем - то подумать. Он понимал её с полуслова, он понимал её, даже когда она молчала, как сейчас, отчаянно желая еще пару минут назад, что бы он не замкнулся в себе, и дал ей возможность все исправить. Он понимал её как никто, а вот она не смогла этого сделать. Не смогла понять Не смогла услышать его тихую просьбу уйти, не смогла увидеть, что действительно кроется за ужасом в его глазах, когда они оказались на том месте. Тогда ей это казалось единственным верным решением, а сейчас…сейчас её муж пытался исправить то, что она по своей глупости натворила. После всего, что он для неё сделал, после той радости, что подарил, сделав их медовый месяц незабываемым, она вот так его благодарит. Самым жестоким образом возрождая воспоминания, которых не пожелаешь даже самому злейшему врагу. Хорошее начало семейной жизни, сказать нечего.
Эсми стояла возле двери и внутренний голос, словно получая садистское наслаждение от чувства её вины, продолжал нашептывать, что она не заслужила такого мужа, который словно был соткан из доброты и благородства. Ведь даже сейчас, заново пережив возвращение в тот ад, он продолжал думать о них, о том, что бы вернуть прежний свет и тепло в их отношения. Она на секунду уронила голову в свои ладони, а потом бросилась к его руке, прижавшись к ней, как верующие прижимаются к самой важной для них святыне, и, не выпуская её, покачала головой.
- Это я должна спрашивать, как мне вернуть ту легкость, которая была между нами, и которую я по своей глупости разрушила. Я должна была подумать, прежде чем так поступить. Ох…милый…Она сжалась в комок, и положила голову ему на колени. – Наверно, я не очень хорошая жена…. слабая, грустная улыбка коснулась её губ… - ведь я обязана была почувствовать тебя в тот момент. Обязана была.. Простишь ли меня сейчас, как уже простил однажды? Ведь ты всегда исполнял мои желания, а сейчас я ничего так сильно не желаю, как это. И еще помоги мне простить себя, за то, что я тебя не поняла.
Эсми была готова опровергнуть каждое последующее его слово, если он будет пытаться убедить её в обратном. И все же она хотела, что бы Карлайл говорил. Ведь если избегать и замалчивать свои мысли, что тебя беспокоит, то невысказанность станет словно червь, который точит красивое, спелое яблоко. И эта невысказанность будет преследовать постоянно, навсегда поселившись в их браке, войдя в привычку. Порой очень трудно жить и только лишь догадываться о мыслях другого, не верно истолковывая его слова и поступки. По этому она хотела услышать мужа. Пусть это будет что угодно. Мягкие упреки, к которым Эсми была готова, или же его эмоции, высказанные вслух, может быть это будет даже тревога, которая поселилась в нем теперь благодаря ей. Она лишь только могла сейчас гадать об этом, изо всех сил прижимаясь к его коленям, отчаянно желая, что бы эта ситуация прошла для них без последствий, не оставив гнетущего осадка, и тихо внутри себя радуясь, что стала женой такого Ангела.
Эсми, не моргая, смотрела за окно, понимая, что серое небо и деревья уже почти слились в одну картинку, и все - таки она продолжала смотреть. Она любила вот так лежать у него на коленях, особенно когда он возвращался из больницы. В такие минуты, Эсми чувствовала, как её наполняет тепло, от этой вроде бы обычной близости, вселяя чувство безопасности и надежности. А могла ли она теперь сказать тоже самое про него? Будет ли он чувствовать теперь такую же уверенность и поддержку с её стороны? Сможет ли теперь доверить себя, как она, не задумываясь, доверилась ему? Если бы Эсми умела ненавидеть, то она бы возненавидела себя самой ужасной ненавистью, на которую вряд ли кто-то способен. А все от того, что идеальная память подсказала ей первые строчки её клятвы. От этого она чуть было не застонала, еще сильнее вцепившись в его колени. Так не должно было произойти. Не должно! Не должно! Пусть это окажется всего лишь сном.
В эту минуту она наверно осознала самую важную вещь. Что помощь, точно так же как и ложь, не всегда может быть во спасение. Как жаль, ведь, что бы понять это, понадобилось подвергнуть своего мужа, свое драгоценное сокровище, такому испытанию.
- Я не знаю, сколько еще мне предстоит ошибаться. Но никогда больше мои ошибки не коснутся тебя, мой родной.
Эсми поднялась с его колен, и, обвив руками шею, прикоснулась к его губам поцелуем, словно от него сейчас зависела её жизнь. Да так оно и было.

Часть 2.Тварь,что скрывается внутри.
(от лица Карлайла )
Почему я был такой? Почему я не мог просто накричать или что-нибудь сломать? Почему мне было проще все сдержать в себе, зная при этом, что кому-то сделаю больно? Хотя нет, я не знал, что такое сделать кому-то больно. Лишь с появлением Эсми я должен был начать учиться этому. Я должен был начать учиться открывать себя, прекратить жить как та закрытая книга, которую из века в век прятали на чердаке, не давая никому взглянуть на нее. Но в тот же момент, я должен был учиться и думать. Что значат мои откровения для Эсми? Слабость ли это или просто умение подать себя таким, какой ты есть…Трусость или же просто нехотение что-то скрывать…Я мог изо дня в день искать в себе какие-то минусы, и я бы с легкостью их находил. Каким бы я не был святым в глазах своей жены, только я знал, что во мне кроится на самом деле.
А сейчас, меньше всего на свете я хотел, чтобы Эсми корила себя. Это было не правильно, эта женщина была достойна лишь счастья и любви, а не самопоедания из-за моей слабости. Из-за слабости мужчины, которого она полюбила. Я готов был вновь пройти всю эту боль, лишь бы Эсми вновь улыбнулась, не заставляя меня гадать, что…точнее, о чем она сейчас думает. Я прекрасно знал, что моя любимая сейчас пытается оправдать меня, все мое поведение, всю мою слабость от чего мне становилось только хуже. Каждая секунда, что бежала пока мы молчали, была тем огнем, что поглощал меня с головой, все те три дня, что я горел. Только сейчас я уже чувствовал, что впереди может быть намного хуже, чем уже было. Ведь потеря Эсми означало бы потерю самого себя. Я не врал, когда говорил на острове, что не буду продолжать жить, если лишусь ее. А сегодня, я практически своими руками оттолкнул ее. Оттолкнул именно в тот момент, когда Эсми хотела мне помочь.
Я ждал, протянув руку, ждал, смотря на ее лицо, которое Эсми сейчас спрятала в свои ладони. У меня перехватило дыхание, и я чувствовал, что еще секунда, и я просто начну задыхаться. Разве такое возможно? Разве может вампир, которому не нужен был воздух, испытывать нехватку кислорода? А я сейчас был готов начать открывать рот, чтобы попробовать вздохнуть. Но я продолжал ждать, пока моя жена, та женщина, за которой я готов был идти на край света, вновь посмотрит на меня.
-Чтобы ты сделала, если бы я сказал, что не жалею, что ты завела меня в тот подвал?- я не смог говорить громко, боялся что голос начнет подводить, боялся, что вновь появится желание вздохнуть глубже, только для того, чтобы побороть эту дрожь, что сейчас главенствовала в моем голосе. Я лишь на секунду притронулся к ее щечке, когда Эсми приблизилась и ее теплая ладонь сжала мою руку. Никогда бы не подумал, что могу скучать по этому теплу, что шло от моей жены. Лишь ее легкое прикосновение, и по моему телу просто шел заряд неописуемой энергии, которая проходила вдоль позвоночника и оставалась где-то в глубине,- ты подумала и сделала то, что посчитала правильным,- она сжалась на кровати, опуская голову на мои колени. Сейчас слушая и смотря на эту женщину, я боялся пошевелиться, застав как мраморная статуя в музее, на которую лишь смотрят и к которой запрещено прикасаться,- пожалуйста, Эсми,- тихо выдохнуть ее имя, куда-то в наступившую темноту комнаты и опустить голову, прикрывая глаза. Я не хотел спорить, не хотел доказывать что-то обратное, я лишь хотел, чтобы Эсми не брала всю вину лишь на себя. В произошедшем сегодня, если она и была виновата, то только наравне со мной. Я приложил свои пальцы к ее губам. Слегка касаясь, я провел подушечками пальцев от одного уголка ее губ до другого и обратно, замерев на мгновения.
-Я не жалею, что ты завела меня в тот подвал,- тихо повторив свои слова, я нашел ее руку и поднес к своим губам, нежно касаясь ими ее ладони,- если бы я смог, то открыл бы себя полностью, разрешив тебе заглянуть в мою голову. Наверное, так было бы намного легче. Как Эдвард…сын знает меня намного лучше, чем я сам. Хоть я и не разрешаю в его присутствии думать себе о лишнем. Знаешь, я никогда тебе не рассказывал о моих годах, которые я провел в замке Волтури. У этого клана есть довольно умный правитель,…хотя их трое, как они себя называют, три брата: Аро, Кай и Марк. Если бы ты обладала таким даром как Аро, лишь раз прикоснувшись ко мне, ты смогла бы узнать все мое прошлое, от младенчества. Но ты не имеешь такой возможности, а я не умею рассказывать о своей жизни. Поэтому, как я могу злиться на тебя или же чем-то обвинять, ведь ты лишь хочешь узнать своего мужа лучше. Это твое законное право, которое я не посмею опровергнуть. И поэтому тебе не за что прощать себя, любимая, потому что ты не в чем не виновата,- я водил, своими пальцами очерчивая контур ее лица, то останавливаясь на губах, то спускаясь к шеи. Я сейчас просто хотел насладиться этим теплом и мягкостью, которая дарила ее кожа. Еще на острове я мог поклясться, что он Эсми исходит какой-то свет, свет который был вызван не солнцем и не тем эффектом, которым обладала наша кожа. Но кому я мог клясться? Ведь я распрощался со своей верой в тот день, когда в очередной раз пытался убить себя. Я понял тогда, что Бог окончательно отвернулся от меня, не разрешая уйти с этой земли куда-то в другое место. Я тогда так думал,…а теперь в моем сознании появлялась мысль, что тогда он не дал мне себя убить лишь из-за того, что знал, что в моей жизни да не через год и не через два, а через века, появится вот такой человек как Эсми. Я мог сколько угодно убеждать себя, что не появись я в ее жизни десять лет назад в той больнице, ее бы жизнь была бы другой. Я мог сколько угодно доказывать, что именно я привлек столько темноты на ее сторону, испортив ее жизнь и переменив ее будущее. Мог, но ведь я уже давно не верил в Бога или же я просто делал вид, что не верю? Выбросив в тот день свой крестик, который был дарован мне отцом, я прощался со своим прошлым, в которое я вновь вернулся сегодня, благодаря этой женщине:
-Знаешь, а я ведь в тот день так и не увидел солнца,- ее губы накрыли мои в тот момент, как я начал шептал что-то вслух. Ее поцелуй мне сейчас что-то напоминал, что-то до боли знакомое, что-то, что было совсем недавно, там, на острове, когда я молил ее не покидать меня. Такой же отчаянный и поистине жадный поцелуй, через который я, а теперь и мой Ангел, пытался еще сильнее соединить нас. Понятие что я хочу ее, хочу как женщину, так как еще никогда не хотел, стучало где-то в моей голове, пытаясь вырваться, умоляя меня, переступить через всю свою правильность.
Я повалил Эсми на кровати, прижимая ее к ней и задрав руки над головой, я продолжал ее целовать, не на секунду не выпуская ее губ из своего плена. Почему-то не задумываясь, что могу сейчас причинить этой женщине боль. Я просто превратился сейчас во что-то дикое, в того зверя, который прятался в пещере, моря себя голодом. Я быстро скользил по фигуре жены второй рукой, продолжая прижимать ее кровати и целуя,…целуя, я практически разорвал на ней кофту, скользнув руками под юбку жены, нащупывая пальцами ее трусики.
Секунда и я просто отлетел от нее, прижавшись к стене, уходя куда-то в темноту, зажав рукой рот, и пытался понять, что на меня нашло,- Эсми...прости,…прости,…прости…,- еще какая-то секунда и я вновь был рядом с кроватью,- прости…прости…,- и повторял одно единственное слово,- убей меня, но прости!- у меня охрип голос, и я не знал что делать. Видя на лице Эсми испуг, мне было тошно от самого себя. Что? Почему? Как? Я готов был метаться по комнате и рвать на себе волосы, только бы понять, как я допустил это, ведь клялся никогда не делать ей больно, оберегать, а сейчас почти силой готов был взять своего Ангела, причинив ей не только физическую боль. Теперь я точно знал, что Эсми меня не сможет простить.

Глава 25.

Часть 1.Приоткрыв занавес прошлого.
(от лица Эсми)
Сколько угодно можно было говорить о своей вине, сколько угодно можно было доказывать её наличие, но не это было сейчас главным. Не на это нужно было тратить время, и по этому Эсми не захотела больше спорить. Она знала, что муж лучше обратится в пепел, чем поселит в ней чувство вины, и его слова только подтверждали это, теплыми волнами проникая в тело, с пониманием, что она сейчас любит его еще больше, еще сильнее, чем прежде. И хотя в глубине души она пока ощущала тот укол, который ей нанес её внутренний голос, считая себя виноватой, Эсми знала, что это ненадолго, что очень скоро это ощущение исчезнет благодаря её мужу и его любви. Ведь если постоянно об этом думать, то ничего не вернется на прежние места, и вот об этом нужно было сейчас заботиться в первую очередь. Что бы все между ними было как раньше. А не спорить, чья вина больше. Слушая , как он успокаивает её, словно маленького ребенка, оправдывая и убеждая острожными искренними фразами, она внезапно поняла, что становится спокойно внутри, от этой огромной мудрости, когда слышишь не обвинения и упреки, а оправдания своему же безрассудству, хоть и не заслуживаешь на них. И её возможные слова только лишь отодвинут такую желанную для них легкость, породив очередной спор. Нужно не убеждать его в своей вине, а просто любить сейчас, завтра, всегда. Карлайл простил её, и сказать, что она была ему благодарна, значит не сказать ничего, но, все - таки, простит она себя лишь тогда, когда в его глаза вернется свет, а он не вернется, если муж будет видеть, как она мучается. Её любимому будет еще хуже, чем уже есть. Потому что ей бы было точно также. Нежные и любимые руки гладили её щеки, губы, шею, словно пытались стереть события сегодняшнего дня, расслабляя и вселяя уверенность, что все будет как раньше.
Эсми уже очень много узнала о нем, как и многому научилась от мужа за сегодня. И ей совсем не нужен такой дар, потому что он только будет мешать. Она не хотела узнавать о нем что-то, если Карлайл сам не захочет это рассказать, вот как только что рассказал о Волтури. У них еще будет время узнать друг о друге все, и не бояться, что оно может внезапно закончиться. Это огромный плюс в бессмертии.
Окунувшись в поцелуй, Эсми ощущала, как надежда потихоньку расправляет свои белые крылья, и накрывает их ними. Слепое отчаяние, желание через поцелуй доказать что они выше любых проблем смешались вместе с ней и заполнили все пространство их номера. Она чувствовала, как губы Карлайла буквально сминали её губы. Но как же было хорошо ощущать их страсть на своих, ощущать его руки обвитые кольцом вокруг неё, и понимать, что её муж оказался сильнее всего этого кошмара.
…..Внезапно что-то изменилось. Куда то пропала та мучительная, но такая прекрасная нега, что уже дразнила все существо, отзываясь сладкой болью в теле. Она уже не узнавала его губы, не узнавала его руки, которые словно в дикой лихорадке нетерпения скользили по её телу. Она открыла глаза и пыталась поймать его взгляд, что бы понять, ..хоть что-то попытаться понять.
Треск разрываемой ткани….вспышка воспоминаний в голове о других руках, которые точно так же прикасались к её телу. О нет! Только не это!
- Нет! Карлайл, подожди….я не хочу так! Вырваться от его губ, что бы прокричать, заставить его остановиться, оказалось невыносимо сложно, но еще сложнее было осознать и поверить в происшедшее. Сейчас она не слышала его мольбы о прощении, с широко открытыми глазами она забилась в угол, уставившись в пространство, вцепившись в разорванную кофточку и стараясь уговорить себя, что сейчас она не в Колумбии, а в Лондоне, и что рядом с ней совершенно не тот, от кого она в свое время сбежала, не сумев смириться с жестокостью и побоями. На секунду показалось, что она сойдет с ума. Эсми смотрела на своего мужа, и словно видела его впервые в жизни, впервые в жизни таким….чужим. По мере того, как он приближался, она отползала все дальше и дальше, не сводя с него своих глаз. Как? Почему? За что? Золото менялось на мутно-голубой, и обратно, на тот цвет, который она еще очень долгое время помнила, живя уже одна, и выдавая себя за вдову. Не в силах больше смотреть на мужа, Эсми отвернулась к стене, и когда она заговорила, глядя в пустоту, ничего не видя перед собой, её голос дрожал.
- Я искала тебя в каждом мужчине, с которым когда либо знакомилась. И не находила даже близко тебе подобных. Никто из них не мог сравниться с тобой. Ты был лучше, чище, богаче их всех своим внутренним миром, который я успела заметить тогда, не смотря на свой возраст. Ты стал для меня идеалом мужчины, с кем дышать одним воздухом это самое большое счастье, не говоря уже о том, что бы иметь возможность дотронуться до него. Ты стал для меня идеалом, даже не смотря на заповедь из Библии « не сотвори себе кумира». А потом я совершила самую большую глупость в своей жизни, выйдя замуж за того, кто даже не стоил твоего мизинца, но все же был на целую голову выше, чем все мужчины из моего окружения. Тогда я думала, что все рано или поздно будет так, как я мечтала, так как представляла все это с тобой. А может быть, я просто устала ждать такого как ты, подалась на уговоры отца и братьев. Томас и Джек, наконец то, перестали называть меня старой девой…Эсми невесело усмехнулась, продолжая отсутствующим взглядом смотреть в никуда. Зачем она это сейчас все говорит? Ведь лучше остаться одной, сказать ему, что бы ушел, или самой уйти, ведь даже посмотреть на него оказалось теперь непосильной задачей. Находясь словно в плотном тумане шока, Эсми вернулась уже в свой ад, и закрыла глаза, крепко зажмурившись…- Очень скоро я поняла, что все его хорошие качества, оказались одной фальшивкой. Он был властный, грубый и очень жестокий. Но я сама виновата, не нужно было идти на поводу у родителей, а уехать на Запад, как я и хотела….горький ком подступил к горлу….- Каждую ночь я засыпала в слезах, пытаясь справиться с моральной и физической болью, и только лишь твой образ, который стал для меня той соломинкой, за которую хватается утопающий, заставлял на следующее утро открыть глаза и встать с кровати, что бы встретить новый день, и не обращать внимания на синяки на моей коже. Я так тебя ждала, хоть и отказывалась признаться в этом самой себе, потому что это было нереально….Когда я была на начальном сроке беременности, он ударил меня за какой то пустяк, как это обычно происходило, и я сбежала. От родителей помощи ждать не пришлось. Для них больше значило общественное мнение, чем судьба родной дочери. Но я не виню их за это, тогда они считали, что правильней будет, если я вернусь к мужу, чем проживу всю жизнь одна. Мой ребенок…он стал для меня всем….слова лились бешенной рекой, и их уже было не остановить. Видимо, слишком долго Эсми их прятала, потому что не хотела, что бы Карлайл знал как она жила до него, потому что дала себе клятву в день их свадьбы не возвращаться к прошлому, что бы не омрачать настоящее. И если бы не этот день, который, казалось, никогда не закончится, она бы рассказала ему все, но намного позже, а не тогда, когда еще слишком свежи воспоминания, как они чуть было не потеряли друг друга, и из-за чего все произошло. Но сейчас она была слишком напугана его действиями, и этот страх поместил её в какую то нереальность, мешая как обычно увидеть, что это всего лишь ошибка, что её муж не такой…..- Наконец, в моей жизни появился хоть какой то смысл, появился и исчез. Мой сын прожил всего два дня и умер от легочной инфекции. А потом ты знаешь, что было. Эсми медленно поднялась с кровати и посмотрела в окно, отмечая, что ночь похожа своим цветом на те огромные камни под скалой, с которой она прыгнула. – Но я уверенна, что мне стоило пройти через жестокость и побои мужа, через смерть ребенка, что бы снова обрести тебя, твою любовь и нашу семью. Карлайл, я умоляю тебя, не заставляй меня думать, что все это было напрасно, потому что кроме тебя и Эдварда, у меня больше никого нет. А сейчас, если не трудно, не мог ты меня оставить ненадолго?
Когда слишком много счастья и радости, за ними всегда приходят слезы, потому что кто- то берет на себя право решать, что достаточно щедро уже отсыпал этого самого счастья. Видимо, Боги на небе устали завидовать.

Часть 2. Зверь…не ужели это я ?
(от лица Карлайла )
Неужели я это сделал? Неужели я не удержал своего зверя внутри себя? Столько лет стоить эту стену, в которой не было даже маленькой трещинки, через которую моя Тварь могла прорваться наружу, просто, как будто исчезла. Она рухнула, и я сейчас мог легко ощущать внутри себя остатки своей выдержки, которые все же помогли мне не закончить начатое. Помогли не сломать последнего, что мы пытались сейчас опять возвести. Когда же этот день закончится? Я должен был, как только вошел обратно в номер, хватать наши вещи и уезжать из этого города. Из города моего детства и города моей новой жизни. Но я буквально чувствовал, что становлюсь просто неуправляемым, как тот новорожденный, которым я был тогда. И я готов был завыть в голос, готов опять начать приносить себе физическую боль, только чтобы не видеть этого ужаса, что сейчас был в глазах у жены. Эсми…ее взгляд, как тысячи кинжалов, сейчас вонзались в мою грудь. Мои пальцы скользнули по покрывалу, цепляясь за него и ощущая материал, а я ведь тянулся к Эсми. Хотел вновь дотронуться до этой женщины, но она мне не дала, отстранившись, забившись в дальний угол. Она боялась меня, как бояться убийцы или маньяка, который смотрит в глаза своей жертве. Я видел эту дикую боль в ее глаза и тот страх, что поселился в ней. В моих глазах, наверное, был такой же страх. Вот только он был вызван мыслью, что я потерял Эсми. Потерял, толком не сумев приобрести этого счастья, что она мне подарила. Потерял, сломав своими руками это счастье, потушил эту искорку, что горела в ее глазах, когда она смотрела на меня. Что же я наделал! Что…Еще одно движение, но я опять ощутил под своей рукой лишь холод ткани, и невыносимую бездну в ее глазах, которые были направлены на меня. Я узнавал эту бездну, именно в ней я жил целый год, пока Эсми не подпустила меня к себе. Я узнавал эту бездну…и поэтому я прекрасно знал, как ей сейчас плохо и больно. Больно от того, что она поняла, что ошиблась во мне.
Мои руки дрожали, как и все мое тело. Этот момент, никогда не уйдет из моей памяти. И я никогда не прощу себе этой ошибки, которая заставила мою жену отвернуться от меня, пряча глаза, не желая, чтобы я к ней притронулся. Я никогда не прощу себя за то, что заставил ее вспомнить этот ужас…
Я осел на пол, просто ноги перестали слушаться и я скатился, прислонившись спиной к кровати, обхватил руками голову, я, молча, слушал ее рассказ. Каждое движение ее губ, взмах ресниц, и боль на лице, я все это видел, хоть и сидел сейчас спиной, сжавшись на полу. Я представил, как она плачет, как ее бьет этот ублюдок, ее, мать его будущего ребенка. И не смог от этой мысли сдержать рыка, который сейчас просто непроизвольно вырывался из моего горла. Я сбежал от нее, оставив Эсми одну с ее будущим, думая, что так будет лучше, думая, что наши судьбы больше никогда не пересекутся. Я проживал каждый день, смотря на редкое солнце, думая только о ней. О девочке, которую когда-то повстречал и желал в своих мыслях ей только счастья, ведь я так ее хорошо смог узнать за тот месяц. Месяц, который был лучшим за мои века. Я верил, что она счастлива, а что в итоге узнал?
-Он тебя насиловал…,- я не смог бы точно сказать произнес ли я это вслух, я только понял, что мои губы шевелиться и тихий шепот, перемешанный опять с рычанием, тихим, утробным, но рычанием. Я еще больше сжался, вцепляясь пальцами в свои колени, от ненависти к самому себе, я ломал сейчас себе кости в пальцах. Я ненавидел себя за все страдания, что пришлось пережить Эсми. За все то, что ей пришлось пройти, и за то, что я оказался таким же ублюдком, который накинулся на нее несколько минут назад. Ублюдком, который мог сломать ее еще сильней. Перед глазами сейчас стоял только образ Эсми, маленькой и хрупкой девушки, которая пыталась жить обычной жизнью, не обращая на эту грубость внимания. «Хрупкая снаружи, сильная внутри» Я подавил вздох, и пытался подавить этот ком, который сейчас подступил в горле. Медленно поднялся на ноги, и посмотрел на жену. Я не имел на это никакого права, не мел права смотреть на нее. Своими опустевшими глазами, в которых опять поселилась та Тварь, так же как не имел сейчас прав, просить у нее прощения или что-то говорить. Мои руки продолжали сжиматься в кулаках, но я ничего не ощущал, не видел и не слышал, кроме лица моего Ангела, ее голоса и ее просьбы.
А ведь я опять вернулся в тот туман, в котором уже когда-то жил. И мне опять стало абсолютно наплевать на себя. Пустота, в центре которой была лишь Эсми, и ее боль, которая поселилась в ее глазах. Именно эта пустота с образом моей жены наполнила меня до краев. Я лишь кротко кивнул, и пошел к дверям. Но внутри вместе с пустотой был еще огонь, который разжигался сильнее с каждым шагом, что я делал. «Я тебе говорила, что ты когда-нибудь проиграешь. Проиграешь самому себе. Ты, который пошел против своего существования, против своей природы,…неужели ты рассчитывал, что я не одержу, в конечном счете, над тобой победу?» В голове был только один голос, голос моей Твари, которая сейчас ликовала и смеялась надо мной. Я замер в проходе, борясь с желанием обернуться, обернуться лишь для того, чтобы сказать, что люблю. Я не знал, куда сейчас пойду, не знал, что мне делать. Может быть, выйдя из номера, я просто сяду под дверями и буду сидеть, ожидая, когда Эсми, сможет побороть свое отвращения ко мне. А я был уверен, что теперь при любом мое прикосновении, она будет помнить только мою грубость. Я вздрогнул, от ужаса, что ей придется теперь каждый раз испытывать. «Никогда…никогда, больше…как бы я ее не хотел ее, но никогда больше…» Да, я больше никогда не посмею к ней притронуться, это я надеюсь, что смогу побороть желание, хотя бы в едином поцелуи.
-Деньги и документы в моей сумке, я пойму, если ты захочешь уехать без меня,- еще один взгляд, и я тихо прикрыл за собой двери. Я еще долго просто стоял, дотронувшись рукой до стены, и прислонившись к ней лбом. Если бы я сумел себя сейчас убить, я бы непременно это сделал.
Секунды, а потом и минуты, которые в итоге перетекли сначала в час, а потом и в два. Хотя я не знал, сколько времени уже прошло, как я вышел из номера, просто брел по улице, выбросив из головы какие-либо мысли. Я не смотрел по сторонам, я лишь проклинал себя, и желал исчезнуть, умереть, сгореть в огне. Готов был принять смерть, выслушав любые обвинения, зная, что чтобы мне не сказали, моя вина намного больше, моя ненависть намного сильнее, чем ненависть тысячи людей в этом мире.
Неважно куда я шел, даже тишина города меня не удивила, так же как и взгляды людей, которые мне встречались. Какое дело мне было до посторонних людей? Я только чувствовал, как мое горло раздирает жажда, а зверь во мне буквально рвется наружу. Но я должен был терпеть, как терпел двести лет назад, когда сидел в той пещере, моря себя голодом, живя в надежде, что именно это поможет мне умереть.
-Молодой человек, у вас что-то случилось?- я вздрогнул, вновь, забыв, что обладаю превосходными чувствами, которые помогали мне слышать и видеть на тысячи метров от меня, но я не услышал тихих шагов человека, который дотронулся до моего плеча,- может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?- я повернул голову и увидел пожилого мужчину в одежде священника.
-Простите я…я,- зажмуриться, чтобы отогнать от себя наваждение, а потом вновь распахнуть глаза, в надежде, что мне все это показалось, вот мое желание, вот что я сейчас делал. Но открыв глаза, я понял, что это не мираж, я и, правда, оказался в церкви. В месте, куда мне была закрыта дорога. Ведь проклятым одно место и это ад. А я сейчас стоял перед ликом Всевышнего, и что-то шептал. Была ли это молитва, или же просьба, я не знал, - простите, я не должен был,- я мягко освободился от руки священника, которая все еще продолжала лежать на плече и, быстро выскользнул на улицу. Только на улице взглянув на церковь, ко мне пришло осознание, что это церковь в которой когда-то служил мой отец, что комнате на втором этаже, где сейчас горела свеча, когда-то жил я, что за моей спиной, в каких-то несколько сотнях метров находится та улица, по которой мы сегодня шли вместе с Эсми, где тот переулок, в котором началась моя новая жизнь. Началась и должна была закончиться. Если бы я только мог убить себя. Мне не нужно было слишком много времени, чтобы добраться до места, куда я решил пойти. Мне понадобилось намного больше времени, чтобы вновь туда спуститься. Три ступеньки, которые нужно было преодолеть, показались мне той лестницей, что была построена в Риме, перед дворцом царя, где нужно было сделать тысячи шагов, прежде чем достичь желаемого. Но я обязан был преодолеть их и, какой бы глупостью это не было бы, я хотел сейчас вновь оказаться в этом подвале. В месте, где началась не только моя жизнь, а скорее она закончилась, сегодня, когда я посмел сделать больно Эсми.
Я медленно опустился на пол. Сел, согнув ноги в коленях, я пытался решить, как мне поступить. Что я должен теперь сделать, чтобы вновь оказаться достойным этой женщины, чтобы вновь вернуть в ее глаза любовь и ту искорку, тот свет, что в них жил? Я не знал ответов, так же как и не знал, что мне делать.
Еще один час? Или же больше? Я опять не знал, лишь тишина и темнота, в которую погрузился город, сейчас были моими компаньонами. А еще зверь, с которым я опять боролся. Которого не удержал сегодня в номере, сделав больно жене, заставил ее вспомнить свое прошлое. И я опять хотел ее видеть, больше всего на свете. Увидеть ее лицо, ее глаза, улыбку. Я не мог чувствовать боль в сердце, но я буквально чувствовал как мое сердце сейчас разрывается, как оно болит и ноет.
Опять холод улицы, тишина и уже пустота, которая воцарилась, и моя одинокая фигура, в одной рубашки. Я даже не заметил, что вышел из гостиницы без верхней одежды, только сейчас до меня дошло, почему на меня так смотрели люди. Опять я оказался около нашего номера и, подняв руку, дотронувшись пальцами до металла дверной ручки, я просто замер, не решаясь войти. Я непроизвольно стал прислушиваться, но видимо сегодня моими верными спутниками были тишина и Тварь, что продолжала надо мной усмехаться.
-Прости, что я сейчас вообще вернулся,- я и не надеялся, что дверь будет открыта, но она поддалась и я замер, тихо прикрыв ее за собой и не решаясь пройти дальше по комнате,- Эсми…как я и сказал, пойму и приму любое твое решение. Но я вечно буду перед тобой на коленях, если ты дашь мне один шанс, попытаться изменить, то, что я испортил, хоть такое ничтожество как я этого и не заслуживаю.