- Прошу, скажи мне, что ты ела, - фактически едва оказываясь в комнате ожидания госпиталя Маунт Синай, обращаюсь я к поднявшейся мне навстречу Белле. Джессика работает именно здесь, и рожать нам предстоит в этих же стенах, но сегодня мы оказались в больнице совсем не из-за планового осмотра и вообще не из-за своего ребёнка, а потому, что Розали и Эммет в любой момент могут стать родителями.

Я только что с работы, но Белла находится рядом с нашими друзьями наравне с их родителями весь день, а сейчас уже семь часов вечера, и её состояние не может меня не беспокоить. Если честно, неотлучно она была здесь и вчера, потому как роды, как нам всем казалось на тот момент, начались ещё ранним утром минувшего дня. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить жену хотя бы на ночь отправиться домой, чтобы полежать в ванне и отдохнуть, ведь в нашем положении, как известно, нервничать не самая лучшая идея. Я всё понимаю, то, что отсутствие результата и хороших новостей, когда прошло уже больше суток с момента госпитализации, это, без преувеличения, плохо, и наша общая тревога отнюдь не беспричинна, но я вижу правду. Сколько бы свободных платьев не было у Беллы в гардеробе, и как бы часто она их не надевала, я не могу игнорировать то, что другим пока что недоступно и скрывается от них самым тщательным образом. О нашей беременности известно лишь нам двоим, и никто из членов наших семей и друзей ещё не посвящён в эту тайну, но, как бы ни было страшно и беспокойно за близкого человека, будучи преданным и верным другом, Белла и о себе не имеет права забывать. Она должна заботиться о нашем ребёнке, и если вдруг она ещё не ужинала, я, пусть чисто физически и не мог проследить за нею в течение дня лично, при необходимости отведу её в кафетерий или в какой-нибудь ресторан поблизости, чтобы немедленно исправить это. Конечно, и ей не плевать, и я знаю, что умышленно она не сделает ничего, что нанесёт вред или просто не пойдёт на пользу нашему сыну, но ситуация такова, что, когда мы переживаем, мы не всегда хотим и можем есть. И, разумеется, сейчас Белла далеко не спокойна, но её ответные слова меня несказанно радуют:

- Мне не особо и хотелось, но да, я ела. И в обед, и минут сорок назад тоже.

- Хорошо.

- А ты-то сам ел?

- Немного, - тронутый заботой, хотя и нуждающийся в ней значительно меньше по сравнению с женой и уж тем более с Розали, говорю я, опускаясь на соседний стул, когда Белла вновь садится. Она тут же прижимается ко мне, а я утыкаюсь в её приятно пахнущие волосы, и меня пронзает ощущение, что я дома. Мы не поздоровались нормально, когда чуть ранее я чуть ли не ворвался сюда, и мы совсем не в своей квартире, но это и не имеет принципиального значения. Важно лишь то, что, несмотря на моё, возможно, чересчур резкое приветствие, ей всё равно со мной хорошо. Мне-то определённо рядом с ней всегда становится лучше, но осознавать, что и Белла в творящемся вокруг безумии и в условиях вызывающей почти панику обстановки черпает силы в моём присутствии, однозначно очень приятно. Я совсем не хочу это портить, но мне надо доподлинно знать, что происходит, и каковы прогнозы, и лишь по этой причине я и спрашиваю: - Эммет давно выходил?

- В последний раз около часа назад, - тяжело вздыхает Белла, и я понимаю, что на душе у неё скверно, скорее всего, не только из-за Розали, но ещё и потому, что она, вероятно, примеряет всю эту ситуацию на себя. В стремлении отвлечь её от этих мыслей мои руки обнимают жену так крепко, как только могут, чтобы при этом не сделать больно. - Врачи говорят, что если медикаментозная стимуляция не подействует, и к ночи ничего не изменится, то им не останется иного выхода, кроме как сделать операцию и достать ребёнка.

Я лишь киваю, ведь на данный момент уже прочитал достаточно книг для того, чтобы быть в курсе, что, если довольно долгое время женщине не удаётся родить самостоятельно, и наступает угроза жизни малыша, экстренное вмешательство становится более чем необходимым и совершенно неизбежным. Даже если в процессе беременности ничто не говорило о том, что до него дойдёт, при родах всё может кардинально измениться, и с этим ничего не поделать. Будущей маме и так страшно, а в таком случае вещи принимают и ещё более опасный оборот, но я нисколько не сомневаюсь, что, когда ребёнок желанный, она согласится на всё и даже больше, чтобы его спасти. Даже ценой собственной жизни, если потребуется, но если где-то в одной из родовых палат прямо сейчас и встал вопрос выбора, я бы не хотел быть на месте Эммета. Как можно предпочесть жене ребёнка или наоборот, если в этот день ваша семья должна была лишь увеличиться? Это пугающие мысли, и я счастлив, что люди не могут проникать в головы друг друга и читать их, иначе Белла бы неминуемо узнала, о чём я думаю, и испугалась бы ещё больше, но ей необходимо быть настолько безмятежной, насколько это вообще возможно в настоящий момент времени.

- Знаю, учитывая всё, что происходит, говорить такое абсолютно глупо, но ты только не переживай так уж сильно, - мой голос звучит, как мольба, но именно так я себя и ощущаю. Всё во мне хочет оградить Беллу и уберечь её от невзгод и волнений, но она никуда не уедет, а даже если бы мне и удалось отправить её домой, это бы всё равно не привело к спаду напряжения. Бесследно оно уйдёт лишь в том случае, если Розали благополучно родит, поэтому, что бы я ни делал, Белле ничто не поможет почувствовать себя значительно лучше.

В связи с этим я ощущаю упадок и поражение, но не делаю ни единой попытки отослать её подальше от госпиталя, потому как знаю, что она даже не задумается и сразу же откажется, и время от времени просто приношу ей чай или горячий шоколад из автомата с напитками. В конце концов, всё, что мы можем, это быть рядом в ожидании развязки, тихо переговариваясь, поддерживать друг друга и особенно будущих бабушек и дедушек, когда они возвращаются из кафетерия, куда отлучились ещё до моего приезда, и стараться не думать в отрицательном ключе. Но время идёт, и когда стрелки на часах показывают полночь, тем самым сигнализируя о том, что вот уже пять часов к нам никто не выходил и ничего не сообщал, всё это становится делать всё сложнее. Утомлённая и почти сражённая накопившейся усталостью и подавляющей все остальные эмоции тревогой, Белла весьма неудивительно опустила голову на моё левое плечо и прикрыла глаза. Но как только двери дальше по коридору распахиваются, являя нам Эммета, которого я замечаю первым, она тут же выпрямляется и, как и все мы, обращает на него весь свой взор. Он в стерильной одежде, ведь был с Розали, и в каждой черте его лица видно не утихшее беспокойство, но глаза искрятся от нового счастья, и без всяких слов я понимаю, что всё хорошо, и с его семьёй всё в порядке. Белла рядом со мной расслабляется и ощутимо выдыхает, и как раз в этот момент наш друг и находит их:

- Вот и всё. Роуз в порядке, и это девочка. Я стал отцом! - довольно громко провозглашает он, и когда наступает наша очередь, мы с Беллой по очереди обнимаем его. Разумеется, мы пропустили старшее поколение вперёд, но сейчас узнаем и то, что малышка родилась конкретно в десять минут первого ночи, и другие касающиеся её подробности.

К ним относятся её вес и рост, то, что у неё пока голубые глаза, как и у всех младенцев, а на голове уже есть немного светлых волос, совпадающих по цвету с оттенком матери. Конечно, и они могут потемнеть, но родителям неважно, как выглядит их ребёнок. Он всё равно в любом случае ими любим, и я ещё раз обнимаю Эммета, снова поздравляя его с новым статусом. Он отправляет нас по домам, говоря, что нам лучше вернуться днём, и это не лишено смысла. Ребёнка всё равно забрали на осмотр, и вряд ли даже Розали и Эммету удалось его как следует рассмотреть прежде, чем это случилось. Возможно, пройдёт немало времени до того, как девочку принесут обратно, а мы все устали, но им, учитывая поздний час, и особенно надо отдохнуть. А ещё они просто заслуживают возможность побыть только втроём, не сталкиваясь с необходимостью вот так сразу впускать в свой круг и других людей, даже если они и приходятся родителями и друзьями. Всему своё время, и, попрощавшись до утра, мы с Беллой отправляемся домой. Около часу ночи она уже в душе, о чём свидетельствует шум льющейся в ванной комнате воды, приветствующий меня, в то время как я, сразу по возвращении из больницы быстро выгуляв Пита, отпираю дверь, захожу в квартиру и запираю замки. Но одновременно со всем этим я ещё и думаю, думаю о крохотной девочке, засыпающей в надёжных и оберегающих объятиях новоиспечённых матери и отца, готовых на всё и даже больше ради её безопасности и счастья.

У неё пока нет имени, и я увижу её лишь примерно в обед, но сейчас на уме в большинстве своём у меня совсем не новорождённая дочурка близкого друга, бывшего рядом в трудные времена, а наша с Беллой девочка, которой сейчас было бы уже три года. Выбегая мне навстречу по возвращении домой, она бы называла меня папочкой, и хотя её и нет, у нас будет мальчик. Мы наконец-то станем родителями, и я люблю его так же сильно, как любил бы и дочку. Она ещё может появиться у нас позже, но до тех пор я буду оберегать сына и заботиться о нём. Как я уже неоднократно говорил Белле, главное это чтобы малыш был здоровым, а всё остальное не имеет такого уж первостепенного значения. Мне просто всегда хотелось совместного ребёнка, чуть ли не с самой первой нашей встречи, и с годами это не изменилось. Менее недели назад, когда мы только-только узнали пол ребёнка и то, что у нас будет мальчик, я даже признался, что любил бы этого ребёнка и в том случае, если бы он был не моим, а только Беллиным, и здесь я не слукавил и не солгал. Я бы, и правда, растил его, как своего, ведь его матерью стала бы женщина, которую я люблю и никогда не переставал это делать, и, размышляя о том, что истина ни за что не встала бы между нами, я, избавившись от одежды, присоединяюсь к Белле под струями тёплой воды. В данный момент единственное, чего мне хочется, это просто быть рядом, и когда мои руки неконтролируемо оказываются на её животе, в котором, даже если я пока и не могу этого ощутить, шевелится мой ребёнок, моя жена прислоняется ко мне всем телом. Она начинает что-то говорить, и я вынужденно напрягаю слух, чтобы понять перебиваемые шумом воды слова:

- Розали всё-таки справилась.

- Да.

- Мысленно я уже готовилась к худшему.

- Прости, но я и не заметил…

- И хорошо, что так. Не хотелось бы тебя напугать.

- Давай я вымою тебе волосы.

- Я и сама могу.

- Но я хочу, - просто говорю я, одновременно находя нужную бутылку и выливая достаточное количество её содержимого на свою ладонь. Шампунь легко пенится, и я смотрю на пузырьки, пока наношу его на голову Беллы и равномерно распределяю по намокшим и кажущимся из-за этого чёрными волосам. Вскоре они уже чистые, как и мы сами, и, выключив воду, я оборачиваюсь полотенцем, а потом беру другое и тщательно, но бережно вытираю им Беллу. Её глаза слипаются и уже почти закрываются, и на всякий случай я беру её за руку, чтобы по пути она ни обо что не споткнулась и не упала. - Пора уложить тебя в кровать.

Она не возражает, и не проходит и пяти минут, как, погасив везде свет, я накрываю нас обоих одеялом. Белла больше не может спать на спине, и теперь самое удобное её положение это на правом боку, и когда она его занимает, я придвигаюсь к ней со спины и слегка обнимаю. Но в уверенном движении нежная рука усиливает контакт наших тел, притягивая меня ближе, и в результате мы с Беллой оказываемся буквально вплотную друг к другу, но это мне и нравится. Я хотел прижаться к ней именно так, чтобы между нами совсем не осталось свободного пространства, и испытываю соответствующее желание каждую ночь, но, учитывая то, как всё изменилось, боюсь, что она сочтёт, что я душу её своими объятиями, и потому далеко не всегда их себе позволяю. Но в ответ на это она лишь неизменно делает то, чего я как раз-таки и остерегаюсь, и в такие моменты я с особенной яркостью осознаю, что действительно и по-настоящему любим.

- Интересно, как она выглядит, и как её назовут.

- Завтра и узнаем. По крайней мере, то, что касается первого пункта.

- Почему же завтра? Уже сегодня.

- Да, верно, а сейчас давай засыпать. Это был трудный день. Особенно для тебя, Зефирка, - констатирую я очевидное, надеясь, что, несмотря на переполняющие эмоции, Белле удастся заснуть довольно-таки быстро. По её равномерному и ровному дыханию я вообще ещё несколько минут думал, что она уже погрузилась в сон, но она удивила меня, когда подала голос и заговорила со мной о новорождённой. После таких меняющих жизни событий есть много вещей, которые необходимо уложить в голове, даже если вы и не являетесь главными действующими лицами, и я это понимаю, но ей необходимо полноценно отдохнуть, и я желаю Белле доброй ночи. Она отвечает мне тем же, и мы засыпаем в тесных, но необременительных объятиях друг друга, а когда мои глаза открываются, цифры на электронных часах показывают начало одиннадцатого. Ночью мы не закрыли занавески, и дневной свет не очень и приятно ощущается глазами, но, привыкнув к нему, я различаю и другие вещи, а не только время. Главной из них является то, что Белла по-прежнему в кровати и спит, и мне совсем не хочется её поднимать, хотя она наверняка и желает познакомиться с крохой как можно скорее, но первое же моё неосторожное движение, которое я совершил, чтобы максимально тихо выбраться из постели, оказывается пробуждающим. Мысленно я почти ругаю себя, но Белла довольно бодро переворачивается на левый бок, чтобы увидеть меня, и то, что по сравнению со своей полуночной версией она выглядит расслабленной и безмятежной, обладает успокаивающим воздействием.

- Доброе утро.

- Доброе утро, милый.

- Извини, что потревожил.

- Вовсе нет, я уже и не спала толком, но в любом случае ты не должен извиняться.

- Ты в порядке? Выглядишь вполне отдохнувшей.

- Просто тянет внизу живота, но Джессика говорила, что это абсолютно нормально. Так растягиваются мышцы.

- Ты уверена?

- Да. Абсолютно.

- Не хочешь на всякий случай зайти к врачу, раз уж мы всё равно там будем?

- Можем и зайти, но давай решим на месте.

- Хорошо.

- Но нам всё равно стоит начать потихоньку собираться. Я приготовлю омлет и тосты. Могу ещё и блинчики.

- Я не настолько голоден. Омлета будет вполне достаточно.

Белла встаёт и, накинув халат поверх ночной сорочки, выходит из комнаты. Чуть позже мы бок о бок чистим зубы, а потом вместе завтракаем и убираем со стола. Из нас двоих мне нужно меньше времени, чтобы одеться, и я выгуливаю Пита, не натягивающего поводок, как обычно, в стремлении двигаться быстрее, а держащегося рядом и, скорее всего, тоскующего по хозяевам, которые стали отсутствовать слишком часто, но это временно, и я надеюсь, что он это чувствует. Всё же мы не бросаем его буквально на произвол судьбы, даже когда в силу некоторых причин оставляем щенка одного на несколько часов. Мы в любом случае насыпаем ему корм и наливаем воды, а вечерами играем и гуляем с ним медленно, неторопливо и подолгу, а не на бегу, как в последнюю пару дней, и я уверен, что и рождение ребёнка не заставит нас отодвинуть Пита на задний план. Да, у нас появится много связанных с этим хлопот, и вполне возможно, что первое время будет нелегко, но он тоже член семьи и ни за что не окажется за её бортом.

- Мы ненадолго, дружок, - говорит Белла уже почти в дверях. Он поскуливает, и мне его жалко, как, очевидно, и ей, но она всё-таки пересиливает себя, и, заперев входную дверь, мы спускаемся в подземный гараж. Разблокировав Вольво, я обхожу его по кругу, убеждаясь, что его никто не ударил, не повредил и не поцарапал, в то время как Белла садится в машину и предстаёт передо мной уже пристёгнутой, когда я тоже оказываюсь в салоне и за рулём. Она относится к себе более внимательно и бережно, чем в самом начале беременности, и мне больше не приходится напоминать ей о необходимости использования ремня. Теперь он новый и не такой, как у меня, а специальный и предназначенный для женщин в положении, и его особенность в том, что он всё так же гарантирует безопасность, но при этом не оказывает давления на живот в отличие от идущего в стандартной комплектации автомобиля приспособления. Таким образом, так и за Беллу, и за нашего сына в её утробе мне вдвойне спокойно, но ещё я знаю и то, что в случае чего, а именно при аварии постараюсь среагировать вовремя и успеть закрыть её вынашивающее ребёнка тело своим. Если потребуется, я спасу их ценой собственной жизни, а это и есть любовь.

Готовность пожертвовать собой ради того, чтобы самые близкие люди продолжили жить, и соответствующее неослабевающее ощущение особенно сильно пронзает моё сердце и вызывает чуть ли не слабость в ногах и боль в душе, когда я смотрю на Беллу, не сводящую взгляда с новорождённой в своих руках. По пути в госпиталь мы купили букет цветов и связку шариков и не забыли и про заблаговременно приобретённые пинетки и комплект из комбинезона и шапочки, но сейчас все подарки розданы, а тёплые слова сказаны, и я без помех созерцаю удивительную картину. Я не раз видел свою жену с племянником, но Ричард, в свои два с половиной года уже умеющий ходить и неплохо говорить, определённо не младенец. Теперь же, сидя на стуле близ кровати Розали, выглядящей, разумеется, счастливой и, что немаловажно, довольно-таки бодро, и лучше мною ожидаемого, она бережно и знающе держит малышку, которой нет ещё и дня, а это совсем другое. Прежде всего, потому, что с того единственного раза, когда мне доводилось иметь дело с едва появившимся на свет ребёнком, прошли уже десятки лет. Это было с Элис, а сейчас ей уже семнадцать, и она учится на первом курсе университета, и мне не нужно беспокоиться о том, как бы не навредить ей в физическом смысле. В последнюю нашу встречу на выходных после Дня благодарения, который мы с Беллой отметили с моими родными, мне нужно было лишь слушать свою сестру, пока, сидя за праздничным столом по мою левую руку, она рассказывала о занятиях, учёбе и Джаспере. Это не было сопряжено с необходимостью волноваться сделать что-то не так, а сейчас мои ладони покрываются потом ещё до того, как, подняв голову и отыскав меня глазами, Белла встаёт, подходит ближе и задаёт один единственный вопрос, который только усугубляет моё и без того взвинченное состояние:

- Это Грейс. Хочешь её подержать?

- Не уверен, что смогу и сумею, Белла.

- Сможешь. Ты ведь делал это. С Ричардом, а до того и с Элис.

- Но с ней это было очень и очень давно, а он на тот момент не был новорождённым.

- Неважно. Если ты чему-то научился, то уже не разучишься, а ещё я думаю, что это просто необходимо, ведь у нас будет сын. Ты же, надеюсь, будешь мне с ним помогать? Брать его на руки? - понизив слегка неуверенный голос, тихо говорит Белла, так, чтобы слышал только я, и она совершенно права. Не пройдёт и полугода, как мы станем родителями, и, конечно, я не собираюсь избегать своего долгожданного ребёнка, а ей определённо будет нужна моя поддержка, чтобы банально посетить ванную комнату, поспать и хотя бы немного побыть наедине с собой. Чтобы обеспечить Белле всё это, в её отсутствие я должен буду не бояться приближаться к собственному сыну и быть готовым прикоснуться к нему в любой момент, как только этого потребуют обстоятельства. Мне не повредит попробовать.

- Да, Зефирка. Конечно же, да, - без промедления отвечаю я и, надёжно поддерживая головку, принимаю ребёнка из рук, безусловно, доверяющей мне Беллы. Грейс облачена в мягкий бело-розовый костюмчик, ткань которого приятно ощущается на моей коже, и, смотря в приоткрывшиеся голубые глазки, я буквально чувствую, как ко мне возвращается утраченное. Это иррационально, ведь к груди я прижимаю совсем не своего ребёнка, и рано или поздно мне придётся вернуть его Эммету, также находящемуся в палате, и Розали, но когда малышка внезапно резко и сильно сжимает указательный палец моей правой руки, я вижу поистине прекрасное будущее, открывающееся передо мной. Оно заключается не совсем в Грейс, а в Белле и в наших детях, но, тем не менее, и во взгляде малышки есть что-то проникновенное, исцеляющее и дающее надежду, которой во мне и так с избытком с тех самых пор, как мы с Беллой только воссоединились. Если бы года три назад кто-нибудь сказал мне, что в моей жизни настанет момент, когда я окажусь поблизости, в то время как мой друг впервые станет отцом, и при этом подле меня будет находиться и беременная нашим ребёнком Белла, я бы не поверил и рассмеялся тому человеку в лицо. В конце концов, тогда у меня не было не единой гарантии, что когда-нибудь мы вновь будем вместе. Я проходил реабилитацию и на тот момент был невероятно далёк просто даже от того, чтобы думать о соответствующей возможности. Но вот он я, заботливый сын, брат и друг, что, надеюсь, ощущается людьми, которым я всеми ими и прихожусь, женатый человек, состоящий в браке с любовью всей своей жизни, и в скором времени отец, и прямо сейчас она кажется мне особенно восхитительной.

Предыдущая глава || Следующая глава