Я мечтаю уснуть, действительно мечтаю, а не просто желаю, но осознаю, что это невозможно. По крайней мере, не этой ночью. Да, на диване немного тесно, но дело не в этом. Просто пока ещё никто в мире не придумал способ, как хотя бы ненадолго отключить свой мозг, чтобы он перестал вырабатывать мысли, которые сейчас, не переставая, атакуют меня. Физически я устал, но голова продолжает работать, и я никак не могу перестать анализировать всё, что сказал Белле и услышал от неё же. Это выматывает, но, видимо, недостаточно, чтобы я благополучно забыл про то, что мы в разных комнатах, закрыл глаза и уснул до самого утра, ни разу не проснувшись в течение ночи.

Когда мы только стали жить вместе, я и подумать не мог, что настанет день, когда мы будем спать отдельно друг от друга, а я добровольно займу диван, без вопросов оставив Белле комнату. Мы не виделись весь вечер, ведь было бы глупо пытаться поговорить, когда мы и так много всего сказали друг другу, поэтому я просто обосновался в гостиной. Трудно удержаться и не подойти к двери, отделяющей меня от Беллы, но я заставляю себя оставаться на диване. Это не так сложно, как мне казалось, но лишь потому, что при всей своей любви я всё же почти подавлен из-за всего того, что сказала Белла. Я не нужен ей, я подозревал об этом и раньше, но услышать подтверждение это совсем другое, и боль с новой силой напоминает о себе, стоит мне едва задуматься о том, что Белла, возможно, и не переживает вовсе. Почему же я должен беспокоиться о возникшей между нами напряжённости, с которой неизвестно когда удастся покончить?

Я осознаю, что не хочу чувствовать всё то, что ощущаю сейчас, и сажусь, чтобы сделать то единственное, что избавит меня на какое-то время от всех эмоций. Белла приготовила бы мне шприц, и это основная причина, почему я просто вдыхаю порошок вместо того, чтобы, как обычно, сделать укол. Чем меньше напоминаний о ней я себе позволю до того, как наркотик подействует, тем лучше будет для меня же.

Должно быть, в какой-то момент я всё же засыпаю, потому что чувствую себя слегка дезориентированным, когда открываю глаза и даже при по-прежнему закрытых занавесках понимаю, что за окном уже утро. Меня охватывает странное ощущение, что проснулся я не просто так, а потому, что что-то развеяло мой сон, и ко мне приходит странная уверенность, что до того, как открыть глаза, я слышал звуки, напоминающие те, что возникают от соприкосновения ног с асфальтом или землёй, когда человек бежит. Но я не в парке, чтобы рядом со мной это имело место быть. Если только...

Возможно ли, что какое-то событие заставило Беллу не пройти мимо меня обычным шагом, а именно пробежать? Я провёл не один час, не заботясь ни о чём и в первую очередь о ней, но вот наступило утро, и весь прогресс, которого я, казалось, достиг в течение ночи, бесследно испарился. Я понимаю, что снова переживаю, ещё до того, как из ванной до меня начинают доноситься звуки, ясно говорящие о том, что Белле там очень плохо. При других обстоятельствах я бы решил, что она отравилась, возможно, и сейчас дело в этом, но вряд ли. Сомневаюсь, что накануне вечером ей в голову пришла мысль поесть.

Мне должно быть всё равно, и в некоторой степени я определённо хочу, чтобы безразличие вернулось, но вдруг осознаю, что стою у ванной комнаты. Ещё несколько мгновений я пытаюсь убедить себя не вмешиваться, и что мне это совсем не нужно, в очередной раз делать первый шаг и снова подставляться под неминуемый рано или поздно удар, но моя рука уже поднимается, чтобы постучать в дверь.

Желание всегда знать, что с Беллой, и в порядке ли она, уже давно переросло в инстинкт, и я так сильно увяз во всём этом, что больше себя не контролирую. Я не знаю, не напрасным ли будет ожидание ответа, но это не останавливает меня от того, чтобы заговорить с ней, разумеется, пока только через дверь. Я не проверял, но она наверняка заперта, поэтому других вариантов у меня и нет.

- Белла? Я могу войти? - спрашиваю я, сам не понимая, что хуже: то, что в ответ я ничего не получу, или то, что услышу слова, подобные тем, что обрушились на меня вчера. Но какая разница, что будет, если я всё равно не оставлю попыток чего-то добиться и оказаться внутри? Что бы Белла ни сказала, вряд ли я сдамся. Даже если она не пустит меня, рано или поздно ей придётся выйти, и я буду под дверью в ожидании этого момента.

- Нет.

- Вчера мы много всего друг другу наговорили, и я хочу, чтобы мы обсудили это позже. Но сейчас... Тебе плохо?

- Оставь меня.

- Если ты не хочешь, чтобы я входил, хорошо, этого не будет. Но, по крайней мере, отопри дверь. Я не войду, пока ты не попросишь, но мне так будет спокойнее, - я совсем не честен, и я думаю, что Белла знает это, но мне, правда, нужно, чтобы она повернула замок. Возможно, я ворвусь в ванную в ту же секунду, а может быть, и нет, но если всё станет совсем плохо, я не хочу оказаться в ситуации, при которой мне, скорее всего, придётся вызывать экстренные службы для того, чтобы ломать запертую изнутри дверь.

- Просто уходи.

- Я... Я не могу, - мне невыносимо просто стоять здесь, не имея возможности как-то помочь, когда всё, чего я хочу, это оказаться рядом с Беллой, обнять её и забрать всю боль, что она, вероятно, испытывает, себе. Я снова собираюсь умолять, даже если позже это обернётся против меня. - Пожалуйста, детка... Разреши мне войти.

- Принесёшь мне воды? Я... Я пока открою дверь.

- Да, конечно.

Я ухожу и возвращаюсь со стаканом, но уверенности в том, что Белла сдержит своё слово, у меня как не было, так и нет. Тем не менее, когда я, наконец, нажимаю на дверную ручку, она поддаётся мне, и я чувствую почти счастье, когда вхожу в ванную. Мои глаза тут же находят Беллу, она сидит на крышке унитаза, бледная, выглядящая слабой и немного дрожащая, и, приблизившись, я присаживаюсь перед своей девушкой.

Я не знаю, чего от неё ждать, и понимаю, что она вполне может меня ударить, но я не видел её, кажется, целую вечность и теперь даже не стараюсь справиться с желанием прикоснуться. Белла вздрагивает, но не делает ничего, чтобы отвернуться, когда я провожу правой рукой по её шее. Этого и близко недостаточно для меня, я хочу большего, чтобы и Белла испытывала потребность дотронуться до меня и захотела оказаться в моих объятиях, но, наверное, всему своё время. Сейчас мне пока достаточно того, что она говорит со мной и не собирается никуда сбегать.

- Со мной всё в порядке. Такое уже было однажды, из-за передозировки.

- Я помню.

- Эдвард, то, что я вчера сказала... Я не хотела этого говорить. Это было не потому, что я хотела причинить тебе зло, и прости, если я всё же сделала тебе больно. Ты просто не понимаешь, какие эмоции я испытываю, когда нахожусь под кайфом, и когда ты во мне. Всё переплетается между собой, я будто куда-то падаю, и мне не хочется возвращаться.

Белла наклоняется ко мне, её лоб упирается в моё левое плечо, а я начинаю водить рукой вверх-вниз по её спине, надеясь тем самым напомнить своей Зефирке, что я рядом и никуда не уйду, пока она будет нуждаться во мне, и успокоить её. Белла начинает плакать, и я далеко не впервые становлюсь свидетелем её слёз, но ещё никогда прежде эти звуки не ощущались мною так болезненно и мучительно.

- Тише, детка, тише... Тебе нужно успокоиться. Прошу тебя.

- Прости меня.

- И ты меня прости. Я вчера отступил, но, скорее всего, был нужен тебе.

- Иногда я не хочу этого чувствовать, но я так зависима от тебя, и на самом деле ты всегда мне нужен. Пообещай мне, что это навсегда. Просто пообещай.

- Даже если это окажется неправдой?

- Даже если так.

- Обещаю, - говорю я, Белла соскальзывает вниз, и теперь мы вместе сидим на полу, на котором вообще-то не слишком и комфортно, но я забываю про это, потому что она оказывается в моих объятиях, точно там, где я и хотел, чтобы она была.

Мы не двигаемся какое-то время, но, когда Белла отодвигается от меня и встаёт, я тоже поднимаюсь, пусть и неохотно, потому что понимаю, что ей наверняка нужно пространство, чтобы привести себя в порядок. Мне совсем не хочется оставлять её одну, но я предоставляю ей возможность уединиться, уходя на кухню, где и задумываюсь, что у нас будет на завтрак. Белла вряд ли захочет что-то сейчас, но, может быть, чуть позже мне удастся её покормить. Только когда она появляется в дверном проёме, выглядит так, будто куда-то собралась. Белла не в домашней одежде, а в джинсах, носках и тёплой кофте, и я совсем не знаю, что и думать, и что всё это значит.

- Ты уходишь?

- Да, хочу подышать свежим воздухом, а ещё нужно зайти в аптеку.

- Я с тобой.

- Нет, не нужно. Я ненадолго.

Мне не по себе от мысли, что ей наверняка всё ещё немного нехорошо, а меня не будет рядом, если вдруг она снова почувствует себя плохо прямо на улице, но я понимаю, что не должен давить. Если Белла хочет побыть одна и чувствует, что всё будет хорошо, то мне следует уважать её желание и верить ей.

- Хорошо. Только возьми с собой телефон. Это всё, о чем я прошу.

Она кивает головой, соглашаясь, и я выхожу в коридор вслед за Беллой, наблюдаю, как она одевается, и одновременно думаю, а что будет дальше. Я просто закрою за ней дверь? Или теперь мы снова можем быть эмоционально близки? Застегнув обувь, Белла поднимает глаза, и я вижу, что она задаётся теми же вопросами, которые терзают и меня, и я просто делаю разделяющий нас шаг и, крепко обняв, целую её в лоб. Её руки так сильно сжимают ткань моей футболки, что, кажется, вот-вот её порвут, но именно это я и хочу чувствовать, то, что наша потребность друг в друге более чем взаимна. Хочу, чтобы Белла знала, что по-прежнему может рассчитывать на меня.

Спустя сорок минут она всё ещё не дома, за это время я успел приготовить панкейки, думая, что к её возвращению они остынут до приемлемой температуры, но теперь они совершенно холодные. В любом случае мне уже не до них, я не могу игнорировать чувство, что что-то случилось, и почти бегу в комнату, где начинаю торопливо переодеваться. Попытки дозвониться до Беллы, которые я предпринял чуть ранее, не принесли результата, она не отвечает на звонки, а я не представляю, куда идти и где её искать, но знаю, что не могу просто сидеть дома и чего-то ждать. Деньги и ключи уже в карманах куртки, и я почти убираю туда же и телефон, когда он начинает звонить в моей руке. На дисплее любимое имя, и я быстро принимаю вызов, не позволяя себя даже на секунду задуматься о том, что это может звонить не Белла, и, как следствие, удариться из-за этой мысли в панику.

- Детка? Это ты? Пожалуйста, скажи, что с тобой всё хорошо...

- Эдвард... - её голос кажется мне почти безжизненным, и уровень моей тревоги сразу же подскакивает до небес, но я знаю, что не могу позволить себе окончательно и бесповоротно растеряться, и только осознание этого удерживает меня на плаву.

- Ты в порядке?

- Кажется, да, но я в больнице, и мне нужно, чтобы ты приехал.

Я мог бы спросить, что произошло, но решаю не тратить время на выяснение обстоятельств, при которых Белла, возможно, пострадала, а узнать всё непосредственно на месте. Сейчас мне просто нужно как можно скорее увидеть её и убедиться, что она в относительном порядке. Белла объясняет мне, где именно находится, и я отвечаю обещанием немедленно приехать:

- Я выезжаю и скоро буду, - говорю я, надеясь, что мой голос звучит довольно спокойно, и что я не ошибся в том, что именно эти слова более всех остальных ей сейчас необходимы.

Я еду на максимально допустимой скорости и лишь благодаря этому уже через десять минут фактически врываюсь в приёмное отделение больницы. Понятия не имею, как мне удалось не разбить машину ни по пути, ни на парковке у здания, учитывая моё состояние. Наверное, я пугаю девушку, сидящую за стойкой регистратуры, но мне плевать. Всё, чего я хочу, это как можно скорее оказаться рядом с Беллой, и поэтому, когда я получаю то, что мне необходимо, а именно номер палаты и этаж, где она находится, тут же, даже не дослушав медсестру, отправляюсь к лестнице, уверенный, что лифт придётся ждать значительно дольше.

Оказавшись перед нужной дверью, я какое-то время пытаюсь взять себя в руки, но все мои усилия тщетны, и, наверное, со стороны я выгляжу не просто взволнованным, а сошедшим с ума от беспокойства, когда резко вхожу в палату и сразу же замечаю Беллу. Она сидит на подоконнике и смотрит в окно, но, разумеется, поворачивается на шум, который я произвёл. Ей не станет лучше от того, что она видит меня таким взвинченным, но я ничего не могу с собой поделать и просто преодолеваю разделяющее нас расстояние. В палате больше никого нет, здесь только мы, и я могу без посторонних взглядов рассмотреть Беллу, она в больничной сорочке, и благодаря этому я сразу же замечаю пластырь на правой коленке. В остальном всё вроде в порядке, я больше не вижу никаких других повреждений, но нельзя исключать того, что они не внешние, а внутренние, поэтому пока успокоиться я не могу, даже несмотря на то, что мои руки, сомкнувшись вокруг тела Беллы, чувствуют её тепло и то, что она дышит. Она жива, но ощущение, что у меня начинается паническая атака, никуда не уходит, и становится чуть легче только тогда, когда Белла, будто поняв моё состояние, притягивает мою голову ближе, позволяя мне вдохнуть запах своих волос. Уткнувшись в них, я спрашиваю:

- Что случилось?

- Я задумалась и, кажется, вышла на дорогу, но просто ударилась коленкой об асфальт.

- Что-нибудь ещё?

- Нет, с нами всё в порядке.

У меня появляется чувство, что я чего-то не понимаю и упускаю из виду что-то очень важное, но через одну минуту всё становится на свои места, и я понимаю, что моя жизнь теперь уж точно больше никогда не будет прежней.

- Я беременна, - тихо признаётся Белла, обычно, услышав такое, будущие родители чувствуют огромную по величине радость, даже если напуганы, но в нашей ситуации всё ощущается так, будто нам подписан смертный приговор, который приведут в исполнение незамедлительно. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть в любимые глаза, потому что не могу продолжать этот разговор, не видя их.

- Ты уверена?

- Они сделали ультразвук, поэтому да, я уверена.

Я несколько потрясён и не знаю, что говорить, но, когда Белла заговаривает снова, понимаю, что и ей непросто, возможно, даже сложнее, несмотря на то, что у неё было время, чтобы примириться с этой новостью, по крайней мере, в какой-то степени и начать осознавать, что она значит для нас. Возможно, в этом и проблема, в том, что, ожидая меня, Белла передумала много всего, а я даже не понял, как наверняка трудно ей было признаться мне во всём.

- Прости меня.

- За что ты извиняешься?

- Я даже не знаю, как это произошло.

Я чувствую, что должен обнять Беллу, и что именно этого она и ждёт от меня сейчас, чтобы я прижал её тело к своему и пообещал, что всё будет хорошо, но разве это правда? В том, что случилось, виноват лишь я один, я не должен был прикасаться к Белле, она даже не думала, что такое может произойти, но я должен был знать лучше и избежать этого, но теперь, когда пришло время иметь дело с последствиями и нести ответственность, уже поздно рассуждать об этом.

Отвернувшись к окну, я смотрю туда, где заканчивается небо, и понимаю, что важны не обстоятельства, а итог. Имеет значение лишь ребёнок, который не виноват в грехах своих родителей, и мы должны сделать всё, чтобы сохранить беременность, и чтобы он появился на свет. В своих мечтах я не раз представлял, как прихожу домой и, когда Белла выходит ко мне навстречу, провожу рукой по её животу, чувствуя движения нашего ребёнка. Возможно, ещё не всё потеряно, и это знак, что, прежде всего, мы должны раз и навсегда покончить с зависимостью, что терзает нас. Без этого ничего не получится.

Я поворачиваюсь, чтобы сказать всё это Белле, но она опережает меня, правда, совсем не так, как я ожидал:

- Срок ещё маленький, и я...

Я не даю ей договорить, чувствуя ужас от понимания того, что она собиралась предложить, и перебиваю её, и в этот момент мой голос опасно близок к крику:

- Нет. Даже думать не смей об этом. Я запрещаю, и это не обсуждается.

- Но ты не имеешь права решать всё за меня...

Я подхожу к Белле, и мои руки оказываются на её щеках, не оставляя ей другого выбора, кроме как смотреть на меня.

- Я знаю, но, возможно, это наш последний шанс бросить. Я не говорю, что будет легко, но вместе мы справимся... Мы должны, Белла.

Я понимаю, что не смогу заставить её испытывать материнский инстинкт, но если она не чувствует желания защитить нашего ребёнка, то спасти так неожиданно зародившуюся внутри неё жизнь должен я. Ничего другого мне просто не остаётся.

Вот, собственно, и ответ на многие ваши вопросы... Белла действительно в положении, но первая её реакция далека от в основном общепринятой в данной ситуации. Она совсем не рада и даже не прочь без всяких раздумий взять и избавиться от по её мнению только ещё больше усложняющей и без того непростое бытие проблемы, да и Эдвард вряд ли именно счастлив, видя в сложившихся обстоятельствах лишь ещё один способ всё наладить, и взаимоотношения, и вообще жизнь в целом, но вот получится ли у него хоть что-то из этого?

Предыдущая глава || Следующая глава