Белла POV

Я глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от чувства раздражения, охватившего меня, когда Анжела, наверное, в тысячный раз задала мне вопрос, который я уже устала слышать. Каждый в моем окружении считает нужным узнать, в порядке ли я, едва представляется такая возможность, и никаких слов не хватит, чтобы описать, как меня это напрягает. Да, папа прислал письмо, да, я его прочла, но все это необязательно должно привести к моему срыву. Мне кажется, что я держусь вполне неплохо, но, несмотря на это, меня не оставляет ощущение, что все вокруг меня ходят на цыпочках, словно бы боятся чего-то.

Например, того, что любое их действие, будто бы просто шаг по комнате или даже произнесенное шепотом слово, совершенно не имеющее ко мне ни малейшего отношения, окажется роковым, и я позволю выплеснуться на поверхность отчаянию, которое, возможно, во мне есть. Только я не чувствую его, поэтому твердо убеждена в том, что моим близким не стоит относиться ко мне с величайшей осторожностью. Все же я не хрустальная ваза, которая может в любой момент разбиться на тысячи сверкающих осколков, если с ней обращаться без должной бережливости.

- Хорошо, я поняла. Извини, что снова спросила. Я просто волнуюсь за тебя, - сказала подруга, когда я лишь взглянула на нее, чтобы безмолвно донести свой ответ. – Ты выглядишь удивительно спокойной, и мне не дает покоя мысль о том, что внутри тебя в это же самое время живут совсем другие эмоции. А ты их тщательно скрываешь и боишься самой себе в них признаться, - в голосе Анжелы зазвучали тревожные нотки, но я решительно не видела повода для их возникновения.

- У меня все хорошо, - возможно, громче, чем нужно, возразила я на необоснованные волнения лучшей подруги, но только так я могла доказать, что уверена в своих собственных словах, как никогда раньше. – Я не сорвусь, обещаю, - добавила я твердым голосом после минутного молчания и, посмотрев на Анжелу в этот момент, увидела ее утвердительный кивок, но могла точно сказать, что она не успокоится.

- Если ты передумаешь и захочешь вдруг поговорить, то помни, что я всегда готова тебя выслушать. Ты временами выглядишь какой-то задумчивой, даже загруженной и отрешенной, и я никак не могу понять, с чем это может быть связано. Что-то произошло тем вечером, когда ты возвращалась от меня домой, и дело не в папином письме, ведь так? – я закашлялась, потому что сделала глоток чая как раз в тот момент, когда подруга решила задать свой вопрос. Она похлопала меня по спине, и вскоре я привела свое дыхание в норму и взглянула на нее. – Я занервничала тогда, когда приехал твой брат, интересуясь тобой, но потом поняла, что если бы с тобой что-то случилось, Дени позднее наверняка бы сообщил, а раз он этого не сделал, значит, все в порядке.

- Я просто заблудилась, - ответила я, неосознанно отведя глаза в сторону, и запоздало осознала, что зря отвернулась. Теперь Анжела точно поймет, если еще этого не сделала, что я что-то утаиваю. Резко встав с моей кровати, где мы с подругой и лежали весь последний час, периодически беря печенья с тарелки, стоящей между нами, я отошла к двери и зачем-то распахнула ее. Возможно, для того, чтобы убедиться, что за ней никто не стоит и не подслушивает нас. Пожалуй, мое поведение можно было объяснить тем, что я начинала нервничать, хотя абсолютно не представляла, чем вызвано беспокойство. – Но все же хорошо, и я уже забыла о том вечере, хотя и было немного страшновато, - продолжила я, вряд ли всерьез понимая, что именно говорю.

Слова просто лились из меня рекой, что наталкивало меня на мысль о том, что у меня никогда не хватит сил скрывать что-либо от единственной подруги, независимо от того, о чем идет речь. Но я не была уверена, что стоит рассказывать Анжеле об опасности, которая, возможно, угрожала мне, особенно учитывая тот факт, что все осталось давным-давно позади. Благодаря Эдварду, который исчез из моего поля зрения так же быстро, как и появился. Кажется, это уже можно считать традицией, и, наверное, будет весьма закономерно, если мы снова встретимся где-то года через три, причем, опять-таки совершенно неожиданно.

Мне никак не удается понять, почему я вообще думаю обо всем этом, думаю о нем, но я ничего не могу с собой поделать. Я просто позволяю идти всему своим чередом. Вся моя жизнь в последнее время проходит именно под этим девизом, и это не вызывает ни малейших сомнений, но мне хочется чего-то нормального, что-то такого, что вполне соответствует моему возрасту. Поэтому я и стала видеться с подругой чаще, чем раньше. Лишь одна Анжела дает мне то, чего я так желаю, и даже нескольких минут с ней порой бывает достаточно, чтобы отвлечься от всего, что происходит за пределами нашей страны.

- Белла? Страшновато? Что это значит? – с неподдельным беспокойством обратилась ко мне подруга, и я нервно вздохнула, пытаясь избавиться от ощущения неловкости, наполнившей воздух. Я подняла глаза на Анжелу, но она смотрела не на мое лицо, а на мою ногу, и задравшийся подол платья открывал вид на мою ссадину, которая еще не успела зажить. Я одернула ткань вниз, хотя и понимала, что уже поздно. – Где ты так поранилась? – следом за этим вопросом посыпались множество других, и для меня было очевидно, что я уже не возьму дружеское участие и беспокойство под контроль, и придется что-то объяснять.

- Я познакомилась кое с кем, - робко начала я, чувствуя себя соответствующе, во многом потому, что опасалась реакции Анжелы и не могла ее предугадать. Не то, чтобы я переживала по поводу того, что подруга не поймет или же не сохранит мой секрет, но все же сердце заколотилось в груди, как бешеное, и мне казалось, что я могла слышать, как его стук отдается у меня в ребрах. – На самом деле это длинная история.

- Вроде бы я никуда не тороплюсь, и у меня есть время, чтобы выслушать. Рассказывай, дорогая, я вся во внимании, - подбодрила меня подруга, и я, тяжело вздохнув, приняла неизбежность всего того, что произойдет дальше, и приступила к рассказу, который дался мне без всяких затруднений.

Наверное, все дело в том, что это Анжела, и если я не смогла бы довериться ей, то не смогла бы довериться никому, а носить все в себе, возможно, не самая лучшая идея. Мне все же нужен совет, что делать дальше, стороннее мнение и просто дружеская поддержка, желательно, безусловное одобрение любых моих действий, каких бы я не совершила, и решений, каких бы я не приняла. Подруга всегда оставалась преданной мне, и я надеюсь, что так будет всегда, что бы ни случилось в дальнейшем, какие бы испытания не выпали на долю каждой из нас. Хочется верить, что ничто нас не разлучит, и наша дружба никогда не закончится. Мы нуждаемся друг в друге больше, чем может показаться на первый взгляд.

- Значит, его зовут Эдвард, и он не просто выручил тебя, а спас, после чего сказал, что видел тебя в церкви? – спросила подруга, видимо, пытаясь подвести какой-то итог всему, что я произнесла ранее. Я кивнула, таким образом, ответив утвердительно на заданный вопрос. – Ты же его не видела, и он, оказав тебе первую помощь, отвез тебя домой? Я все правильно поняла?

- Да, так все и было, - подтвердила я, заправив выбившуюся прядь волос за ухо и потянувшись за последним, оставшимся на тарелке печеньем. Я разделила его пополам и одну половинку отдала Анжеле, несмотря на то, что она попыталась отказаться. – Что ты думаешь обо всем этом?

- Думаю, что это счастье, что он оказался поблизости и совершил этот поступок. Ты должна быть благодарна, и я надеюсь, что ты выразила ему свою признательность, а если нет, то тебе нужно восполнить этот пробел. Кажется, я ты знаю, о ком ты говоришь, - тихо прошептала подруга, и я мгновенно взглянула на нее, прекратив, есть печенье, ведь сейчас существовали более важные вещи, и мне казалось жизненно важным все прояснить раз и навсегда, чтобы потом не возникало вопросов.

- Я поблагодарила его и не раз, но что насчет того, что ты его знаешь? Это правда? Ты серьезно? Прости, я слишком много говорю, - я почувствовала, что краснею, когда произнесла слова извинения. – Кто он? Ты часто его видишь?

- Я знаю только одного Эдварда, священника Эдварда, и он всегда там, в церкви, и постоянно на виду, когда мы с родителями не пришли бы. Он всегда сосредоточен и собран, и это дает понять, что для него служение Богу смысл жизни, не иначе. Эдвард глубоко предан однажды выбранной дороге, это видно во всем, что он делает, и ничто не способно заставить его сойти с нее, как мне кажется, - сказала Анжела, и я внимательно выслушала все сказанное, но сразу же после этого мои мысли разбежались по какой-то известной лишь им причине. – Возможно, я ошибаюсь, и мы с тобой говорим о разных людях. Кто знает?

- Я узнаю, - решительно ответила я и поднялась с кровати, захватывая опустевшую тарелку из-под печенья, на которой остались лишь крошки. – Ты останешься здесь, и если мама или брат будут спрашивать меня, то скажешь, что я мою голову.

- Куда это ты собралась? – Анжела шла за мной по пятам, и ее торопливые шаги были слышны за моей спиной, пока я торопилась на кухню, чтобы отнести туда тарелку. Быстро ополоснув ее водой, я убрала посуду в шкафчик и только после этого развернулась лицом к подруге, тихо вздохнув. – Я с тобой пойду, - скрестив руки на груди, подруга посмотрела на меня, но я лишь покачала головой, не оставшись впечатленной требовательным взглядом, обращенным ко мне.

- Нет, прости, но я должна сама. Я все расскажу, когда вернусь, обещаю. Ты просто придумай объяснение для моих родных, если что, и обязательно дождись моего возвращения. Не уходи, - с этими словами я выскользнула из кухни, оставляя Анжелу явно в растерянных чувствах и с ощущением полного непонимания происходящего.

Если честно, то я сама не особо понимала, что собираюсь делать, что мною движет, и какие цели я преследую, но моему сердцу определенно стало бы спокойнее, если бы на одну загадку в моей жизни стало меньше.

Мысли об этом не желали выходить из моей головы всю дорогу, пока я шла к церкви, и гнать их от себя я даже не пыталась, что заставило меня задуматься, что вообще со мной творится в последнее время. Правда, внятного ответа на этот вопрос я все равно найти не смогла. Пока что нет.

Я знала только то, что думаю об Эдварде чаще, чем следует, учитывая, что мы едва знакомы, и мне о нем ничего не известно, кроме имени, фамилии и того, с чем он предположительно связал свою жизнь.

Если то, что рассказала мне Анжела, окажется правдой, то у меня неизбежно возникнет великое множество вопросов. Я ровным счетом ничего не знаю ни о священниках, ни о других служителях церкви, и все это не коснулось бы меня, если бы я не попыталась найти хоть какое-то утешение в ее стенах.

Теперь мне интересно, как Эдвард выбрал этот путь, и что убедило его в том, что служение Богу это то, чему он действительно хочет отдать свою жизнь. Мне кажется маловероятным, что подобные решения, определяющие, как сложится судьба человека дальше, принимаются спонтанно. Я твердо убеждена, что необходимо много времени, чтобы все тщательно обдумать.

Мне представляется невозможным то, что Эдвард проснулся однажды утром и мгновенно определил для самого себя, что хочет прославлять имя божье, начинать и заканчивать каждый новый день молитвой и говорить по душам с верующими, чтобы понять, что их беспокоит, унять их тревоги и утешить. Задумавшись об этом, я вспомнила про то, что если он действительно священник, то ко мне он не подошел, хотя и видел меня, а это значит, что просто проигнорировал.

Я почувствовала себя ущемленной, уязвленной, и мне захотелось узнать, что же во мне оттолкнуло его, раз он счел это достаточным основанием, чтобы пренебречь своим долгом. Желание задать свои вопросы и получить на них ответы стало почти нестерпимым, когда я, наконец, второй раз за свою недолгую жизнь переступила порог церкви, на этот раз, решительно устремившись внутрь.

Меня больше не одолевали никакие сомнения, и я знала, что имею полное право быть здесь, потому что заслуживаю услышать все то, что пока от меня скрыто.

Фигура Эдварда бросилась мне в глаза, как только я пошла по проходу между двумя рядами скамеек, и у меня не осталось сомнений в правильности слов, произнесенных подругой. Парень в своем длинном одеянии выглядел, как священник, и двигался соответствующе, да и тот факт, что навстречу мне двинулась молодая женщина, с которой он только что тихо переговаривался, почти обнимая, уничтожил последние сомнения во мне относительно того, кем является мой знакомый.

Он развернулся лицом ко мне, когда я была в шаге от него. Кажется, Эдвард захотел мне что-то сказать, возможно, поприветствовать, но я продолжила свой путь, чтобы сесть на то место, которое занимала в прошлый свой приход сюда. Спустя примерно минуту край моего глаза зацепился за движение сбоку, но мне не нужно было поворачиваться направо, чтобы убедиться, что это тот человек, ради которого я пришла сюда. Я просто знала, что это он. Так подсказывало сердце, а я привыкла ему доверять и слушать его.

Эдвард молчал, и если бы я не слышала его размеренное дыхание, то подумала бы, что он ушел, едва придя, или вовсе прошел мимо, снова проигнорировав меня и мои возможные проблемы. Я медленно развернула свое лицо к парню и заметила, что он выглядит немного растерянным. Также по выражению лица Эдварда можно было смело сделать вывод о том, что он напряженно думает о чем-то, и его мысли, какими бы они не были, сильно заботят его и, возможно, вполне основательно проникли в голову, и закрепились в ней. Я уже подумывала о том, чтобы прервать затянувшееся молчание, но меня опередили.

- Ты в порядке, Белла? – вполне спокойно спросил Эдвард, сразу же перейдя к сути и не тратя время на приветствие.

Всем своим видом он излучал спокойствие, поэтому я могла думать только об одном. На самом ли деле он является таким спокойным, каким кажется, или внутри него бушуют множество эмоций, причем не из-за меня, а просто из-за того факта, что перед ним очередной человек, которому нужен взгляд и мнение священника на все происходящее в его жизни?

Я ведь ничем не отличаюсь от тех, кто приходит в церковь каждый день в надежде найти покой и утешение. Я такая же, как и все люди, которые были здесь до меня и придут после моего ухода. Перед Богом все равны. Ни возраст, ни статус, ни достаток не делают кого-то выше, а кого-то ниже. Каждая без исключения человеческая жизнь ценна, и это неоспоримо, как и то, что у меня могло бы быть все лучше, чем есть сейчас.

- Нет, я не в порядке, - покачав головой, ответила я на заданный вопрос, сказав почти то же самое, о чем думала только что.

- Я могу как-то помочь тебе? – робко спросил Эдвард, и в эту секунду мне стало понятно, что ему так же неловко, как и мне. Было бы проще сидеть здесь и говорить с ним, если бы он не проигнорировал меня тогда, и я изначально бы знала, кем он является. Но ввиду того, что все пошло не так, и я некоторое время считала, что он просто парень, оказавшийся в нужном месте и в нужное время, мне непросто настроиться на совершенно другой стиль общения с ним. Он мне не друг, он священник, и я должна вести себя более формально. По крайней мере, я думаю, что именно так будет правильнее всего. Но все равно мне тяжело перестроить себя, учитывая, что совсем недавно мы общались вполне беззаботно, как будто давно знакомы, хотя это далеко не так. Я ощущала какую-то близость с Эдвардом, близость эмоционального характера, как будто мы достаточно близки, чтобы чувствовать комфорт, находясь друг с другом, но при этом недостаточно часто видимся, чтобы знать все о жизнях друг в друга в мельчайших подробностях. Общение с ним напоминало мне общение родственников между собой, живущих вдали друг от друга и потому редко встречающихся. – Ты пришла сюда помолчать, Белла?

- Нет, у меня есть вопросы. Много вопросов, по правде говоря, и я пришла за ответами на них, - убежденно заявила я, в течение нескольких секунд посмотрев на Эдварда перед тем, как отвести взгляд. Впрочем, этого времени мне вполне хватило, чтобы увидеть, что священник выглядит взволнованным, возможно, даже напуганным, как будто считает меня непредсказуемой и потому боится того, что я скажу в следующую минуту. – Ты ответишь мне на них, если я задам их?

- Я… Я не знаю, - с заминкой произнес Эдвард так тихо, что я едва расслышала. Такое ощущение, что он переживал по поводу того, что нас кто-то услышит, и потому шептал, почти вплотную наклоняясь к моему уху. – Все будет зависеть от того, о чем твои вопросы, но ты можешь попробовать.

- Почему ты не подошел ко мне, если видел меня? – решилась я и на этот раз корпусом тела полностью развернулась лицом к своему собеседнику в то время, как он отвел глаза в сторону и тяжело вздохнул, как будто на его плечах нелегкий груз, который ему все сложнее нести.

- Зачем ты это делаешь? – выдавил из себя Эдвард, именно выдавил, так нелегко ему дались эти три слова, и то, как он произнес их, напугало меня, что я даже вздрогнула от звучания его голоса.

Он был почти безжизненным, и я испугалась того, что скрывается за всем этим, что все это означает. У меня не было ни единой мысли, ни единого предположения, но я все равно боялась и даже ощутила непонятно откуда взявшееся сожаление, сожаление о том, что задала вопрос, причиняющий боль человеку, который не заслуживает этого, потому что он хороший.

Мне захотелось протянуть руку и утешить Эдварда, и я даже подняла ее, но мне так и не хватило смелости дотронуться до него, потому что я не знала, как он отреагирует. Захотелось просто уйти, уйти навсегда, чтобы не провоцировать новый всплеск боли у своего спасителя. Хоть я и не понимала, что с ним произошло после моего, казалось бы, невинного вопроса, но я остро чувствовала, что сама что-то сделала не так, возможно, напомнила ему о том, о чем он хочет забыть, но никак не может, несмотря на все старания. Что-то гложет его, мучает каждую секунду каждого дня, и, возможно, я являюсь причиной этому, как бы немыслимо это не звучало.

Мы едва знакомы, и я не понимаю, что успела сделать не так и когда, но не хочу пытаться это выяснить, потому что спокойствие Эдварда по какой-то неизвестной причине мне важнее, чем все остальное, чем правда, за которой я сюда пришла.

- Тебе больно? – сердце болезненно екнуло в груди, когда такой, казалось бы, простой вопрос слишком легко слетел с моих губ и прозвучал скорее утвердительно, чем вопросительно. Внутри меня пульсировала мысль о том, что я не должна здесь быть, раз лишь от одного моего присутствия становится кому-то плохо. – Прости, я не хотела, я сейчас уйду, - я приподнялась, чтобы привести в жизнь свое решение, но была остановлена словами Эдварда, звучавшими так тихо, что можно было подумать, что он говорит сам с собой, но все же он обращался именно ко мне.

- Ты, правда, хочешь знать, почему я остался в стороне, и понять, почему я проигнорировал тебя? – я медленно кивнула и, немного подумав, что же делать дальше, все же села. Меня плотно опутала своими невидимыми нитями уверенность, что неправильно просто развернуться и уйти вот так, как будто ничего не было. Я совершу ошибку, если не выслушаю явно искренне настроенного человека и не попытаюсь узнать, почему Эдвард не подошел ко мне тогда. Должна быть действительно важная причина, чтобы он в какой-то степени отверг меня, по сути даже не зная, кто я, и мне хочется знать, в чем здесь проблема. Может быть, во мне есть что-то такое, что оттолкнуло его? Если да, то, только поняв, что со мной не так, я смогу исправиться, как-то искоренить в себе этот недостаток и тем самым стать лучше, чем являюсь сейчас. Невозможно что-то изменить до тех пор, пока не узнаешь, над чем именно нужно работать в самой себе. Задумавшись обо всем этом, я не сразу заметила выжидательный взгляд, с которым на меня смотрел Эдвард, едва ли поменявший положение своего тела за последние несколько минут. Опомнившись, я вновь стала сосредоточенной на том, ради чего пришла сюда, показывая тем самым, что готова отнестись с должным пониманием ко всему, что будет сказано в дальнейшем. – Дело не в тебе, дело во мне, - тут же продолжил с того места, на котором остановился, мой спаситель, и я неосознанно затаила дыхание в ожидании того, что услышу в ближайшие минуты или, возможно, секунды. – Ты плакала и казалась мне такой безутешной, такой одинокой и несчастной, что я думал только о том, что же с тобой произошло, и не обидел ли тебя кто. Едва ты ушла, я понял, какую ошибку совершил, не поговорив с тобой и не утешив, но было уже слишком поздно. Когда я выбежал на улицу, тебя уже не было, и я все еще ужасно себя чувствую из-за всего этого. Я, правда, не хотел игнорировать тебя, я уже сделал шаг по направлению к тебе, но потом перед глазами пронеслось то, как независимо и самостоятельно ты держалась тогда, - Эдвард перевел дух, явно собираясь с мыслями перед тем, как продолжить. Я же в это время взвешивала все услышанное, осознавая, что, говоря о моей обособленности, он вспоминает нашу первую встречу в тот далекий день, когда я совершала первую прогулку на Мечтателе. Многое изменилось с тех пор, вся моя жизнь, не больше и не меньше, и уже ничто прежним не будет. Мой спаситель вздохнул прежде, чем вновь заговорить, и я вся обратилась вслух. - Я не нашел в себе сил завершить начатое, подойти к тебе и сделать то, что должен. Подобрать правильные слова, помочь и утешить. Мне никогда не простить себя за это, я чувствую себя предателем, а одно лишь твое присутствие напоминает мне о том, что я наделал и кем стал за безумно короткое мгновение, - с болью в голосе тихо сказал Эдвард, и я буквально ощущала исходящую от него ненависть. Только не знала, на кого она направлена. Возможно, на меня, возможно, этот человек сам себя презирает, я не знаю, но мне одинаково плохо от обеих мыслей, и даже трудно дышать, а в горле как будто стоит какой-то ком и не хочет никуда деваться, осложняя поступление воздуха в мои легкие, которые словно что-то сдавливает изнутри. – Ты вправе осуждать и ненавидеть меня за мои действия, или что ты там делаешь, и, наверное, я заслуживаю этого, любых твоих чувств, - с отчаянием тихо выпалил Эдвард, после чего замолчал.

Все его тело было напряжено, а он сам выглядел таким бледным, каким я раньше никогда его не видела, и даже как будто скорбящим. Это пугало, это внушало страх, и я не знала, что мне делать, и потому чувствовала себя растерянной и подавленной. Я была уверена, что и Эдвард ощущал себя примерно так же.

Между нами воцарилось молчание, потому что я ничего не говорила, опасаясь сказать лишнего. Сначала мне нужно было успокоиться, чтобы не произнести под воздействием тесно смешанных самых разных эмоций что-то такое, что я вовсе не имею в виду. Поэтому я, не моргая, смотрела на свечи, пытаясь найти успокоение в колебаниях исходящего от них свечения и в приглушенном шепоте людей, находящихся в церкви. Когда мне показалось, что я, наконец, достаточно собралась с мыслями, чтобы не задеть чувства Эдварда больше, чем уже сделала это, я заговорила с ним, следя за тем, чтобы мои слова звучали, как можно мягче.

- Есть еще очень много вещей, которых я не понимаю, это очевидно, но одно я знаю точно. Пусть я почти и не знаю ничего о тебе, но я твердо убеждена в том, что тебя невозможно ни осуждать, ни ненавидеть. Ты, прежде всего, человек, а все люди совершают ошибки, и я уверена, что у тебя было достаточно своих причин, чтобы не подойти ко мне, и я не виню тебя. Я говорю это не для того, чтобы самой поверить в это, а для того, чтобы тебе стало легче, и ты отпустил спустя какое-то время все, что мучает тебя, - дрожащим голосом сказала я, и все вокруг вдруг стало нечетким от нахлынувших на мои глаза слез.

Я боролась с ними, но все было тщетно, и они безмолвно потекли по моим щекам, оставляя за собой мокрые дорожки. Я безумно пыталась оставаться сильной, несмотря на ком в горле, мешающий говорить, но, посмотрев на лицо Эдварда, который боролся с болью и страдал, на его печальные глаза, не смогла справиться со своей слабостью, и она победила. Он улыбнулся, но улыбка вышла отнюдь не радостной и вымученной, и я знала, что она не коснулась его глаз.

Возможно, были еще какие-то слова, которые могли бы помочь Эдварду почувствовать себя лучше, но я не могла найти их и поняла, что разумнее всего будет сейчас уйти. Без лишних фраз поднявшись, я последний раз посмотрела на него, жалея, что больше не могу ничего сделать, но оправдывая себя тем, что сделала все, что могла, а остальное зависит не от меня, а от самого Эдварда, который сидел, низко склонив голову, и совершенно не двигаясь.

Неосознанно я задержалась рядом с ним еще ненадолго, впервые переживая за человека, который не является ни моим другом, ни частью моей семьи. Самое странное или удивительное это то, что я не пыталась избавиться от таких внезапно возникших чувств и просто приняла их такими, какие они есть, хотя и знала, что рано или поздно нужно будет разобраться во всем.

Сознание шептало мне, что я буду откладывать этот момент до последнего, и я соглашалась с ним, заведомо подозревая, что так все и будет. Когда я, наконец, выбралась на улицу, потому что пора было поспешить домой, я увидела подругу, смиренно дожидающуюся меня у первой ступеньки крыльца. Тяжело вздохнув и отметив, что дышать стало чуть легче, я стерла с лица признаки своей слабости и медленно подошла к Анжеле.

- Это он, да, и я была права? – незамедлительно и обеспокоенно, что отражалось в ее глазах, спросила она, и то, что ничто больше не выдавало ее переживаний, крайне удивило меня, но я задумалась об этом не больше, чем на секунду.

Этого времени мне вполне хватило для того, чтобы в очередной раз вспомнить про то, что подруга в любом случае искренне волнуется за меня в душе, просто старается не показать виду, чтобы ненароком своими действиями не приблизить меня к панике или состоянию, на нее похожему.

- Да, - положительный ответ тихо сорвался с моих губ, и это было все, что я сказала, давая Анжеле взглядом понять, что не хочу и не могу говорить сейчас об этом.

Подруга меня поняла и крепко обняла, говоря тем самым, что я не одна, и за всю дорогу до моего дома никто из нас не проронил ни слова. Возможно, я и думала о чем-то, но мысли так быстро сменяли друг друга, что я не успевала на них сосредоточиться и по этой причине чувствовала себя растерянной, глубоко опустошенной и уставшей, и, видимо, Анжела потому и не пыталась заговорить со мной.

Как только мы зашли в мою комнату, ноги сами понесли меня к кровати, и я просто рухнула на нее, утопив начавшее вновь становиться влажным лицо в подушке. Хуже всего было то, что я не знала, отчего плачу, но успокоиться никак не могла, и слезы потекли с удвоенной силой, когда подруга в полном молчании села рядом со мной и стала просто гладить меня по спине.

Мысленно я твердила себе, что завтра будет новый день, и я начну его с улыбки, но знала, что вру самой себе. Меня не покидало смутное предчувствие, что вскоре что-то произойдет, но мне становилось вдвойне страшно от того, что никаких конкретных догадок на этот счет у меня не было.

Я даже не заметила, когда мои глаза стали тяжелыми и закрылись сами по себе. Мой сон был беспокойным, несколько раз я просыпалась среди ночи, но, видя за окном темноту, а рядом силуэт подруги, которая осталась на ночь, как мы и планировали, тут же снова погружалась в царство сновидений, которые, впрочем, покинули меня. Окончательно я открыла глаза, когда за окном только забрезжил рассвет, и причиной моего пробуждения был глухой стук, как будто где-то в доме что-то упало. Анжела по-прежнему лежала рядом, тихо дыша во сне, и я осторожно поднялась с кровати, чтобы не потревожить подругу, и пошла по направлению на звук.

До меня донесся мамин тяжелый вздох, и я тут же поспешила к ней в комнату. Преодолев страх, который пробежал по моему позвоночнику, я подбежала к маме, которая без сознания лежала на полу, и села на коленях рядом, начав трясти ее за плечо. Во мне жила надежда, что мои действия увенчаются успехом, и мама через минуту начнет приподниматься, но ничего не происходило, и я закричала, зовя Дени.

Он оказался в комнате быстрее, чем я ожидала, и с помощью Анжелы отодвинул меня. Я неподвижно застыла в руках подруги, безмолвно смотря, как брат пытается привести нашу маму в чувство, и это ему удалось, когда он постучал ее по щекам. В этот момент я словно ожила и дернулась вперед из рук Анжелы, хотя она уже не держала меня.

Мама, пытаясь сфокусировать зрение, приподняла голову, и в это мгновение из ее горла вырвался кашель, показавшийся мне неестественно громким и подозрительным, но я отогнала от себя подобные мысли, надеясь, что голова у мамы не кружится.

- Я найду врача, а ты, Белла, проследи, чтобы она лежала, - указал мне братишка, поднимаясь на ноги, попутно протягивая мне подушку, которую я положила маме под голову.

- Хорошо, возвращайся быстрее, - мягко попросила я, но меня отвлекло нежное материнское прикосновение к моему запястью.

- Не надо врача, мне нужно просто отдохнуть немного, и все будет хорошо, - рассмеялась мама, казалось бы, очень даже бодро, но ее лицо было бледным, и это пугало меня с каждой секундой все больше. – Это же просто обморок, с кем не бывает? – продолжала убеждать она то ли себя, то ли нас с Дени, и я чувствовала, что мой братишка уже никуда не поедет, и его решительность тает под действием нашей мамы.

- Если такое повторится, то тебя обязательно осмотрит врач, и это не обсуждается, - сказал Дени, и от его слов я ощутила себя преданной, но ничего сказала, позволяя ему решать, что делать.

Через некоторое время я просто помогла маме подняться и укрыла ее одеялом, когда она вернулась в кровать. Братишка подтолкнул нас с Анжелой на выход из комнаты, выглядя почти безмятежно, но я-то знала, что с этой минуты он будет внимательно следить за любыми изменениями в мамином состоянии. Очевидно, что мы оба будем.