- Эдвард.
- Привет, Таня, но я тороплюсь. Игра уже совсем скоро.
- Не раньше, чем наше выступление перед первой четвертью, - я слышу звук соприкосновения женских кроссовок с выложенными плиткой полами, но остаюсь фактически безучастным к нему, потому что, и правда, сильно спешу. Все парни уже наверняка готовы к выходу на площадку, и только я ещё даже не в раздевалке, а лишь нахожусь на подступах к ней. Когда я рядом с Беллой, это ощущается так, будто время проходит слишком стремительно, и, вроде бы не опаздывая, в какой-то момент я вдруг беру и осознаю, что его критически не хватает. А ведь нужно ещё переодеться и хоть как-то настроить себя на игру, и уяснить хоть некоторые детали сегодняшней тактики, учитывая проявленное безразличие к тренировкам, на которых всё это и доводится до сведения команды. Мир не стоял на месте, пока я ночевал и дневал в больнице. Жизнь продолжалась, так что здесь и сейчас мне совершенно не до Тани. У меня нет ни единой лишней секунды. Ждать, пока Эдвард Каллен соизволит, наконец, явиться, никто не станет. Матч начнётся точно по расписанию. Но лучше бы этому произойти при моём непосредственном участии.
- Слушай, я действительно сейчас не могу.
- Да я просто хотела узнать, как твои дела. Мы давно не общались, - вероятно, даже слишком. Через несколько дней будет два месяца как. Если не учитывать встречи в коридорах или других помещениях арены и редкие мало что несущие в себе переписки, сведённые почти к минимуму. Не то чтобы я считал. Но мне по большому счету было всё равно. Я был занят другим и даже не пытался уделять внимание кому-либо ещё, кроме себя, и обращать внимание на что-то другое вне своих проблем. А Таня... такая хорошая. Взывая к совести, её слова просто не оставляют моему телу иного выбора, кроме как резко остановиться посреди коридора и развернуться лицом к девушке.
- Пойдёшь со мной на одно мероприятие? - эта фраза чисто импульсивна в своей внезапности и продиктована отнюдь не разумом, и за ней, вероятно, кроется поспешное решение, а я мог бы позвать, например, сестру, но мне с ней лучше не встречаться. Я потому и сократил наше общение до необходимого минимума ввиду того, что каждая встреча сопровождается и заканчивается регулярными изречениями о том, что мне под силу обмануть кого угодно, но только не её, потому что мы родились в один день и час с разницей лишь в несколько минут, и что она, такая чувствительная, как бы ощущает то же, что и я. И знает, до какой степени мне тяжело. Нужен кто-то, кто не станет обильно капать на мозги, а просто побудет рядом в течение часа-двух и проследит, чтобы я не выглядел сильно кислым и угрюмым. Поможет мне избежать жалостливых взглядов и перешёптываний за спиной. Вряд ли сестра-двойняшка подойдёт. Здесь, вероятно, нужен друг-женщина. - Это в следующие выходные. В субботу. После матча. Заглянем туда ненадолго, а после сможем всё наверстать. Если захочешь, переночуешь у меня.
- Что?
- Мне нужна спутница. Я не смогу быть там один... - звучит плаксиво и с отчаянием, но это правда. Благотворительный вечер проводится раз в год, и в своё время мы с Изабеллой снова собирались пойти на него вместе так же, как и в прошлом ноябре, когда были женаты всего-то четыре месяца, а теперь нет ни единого шанса, что я решусь даже просто напомнить ей об этом.
- А что же...
- Нет, ни за что, - вот и у Тани первая пришедшая в голову мысль связана с матерью моего будущего ребёнка. Ну, со мной-то всё понятно, меня словно засасывает вязкое болото, но когда и другие при случае прежде всего думают о моей бывшей жене, это, наверное, просто омерзительно. И характеризует меня, как человека, который так и оглядывается назад. Ладно, это справедливо, но больно и неприятно. А легче всё никак не становится. - Я знаю, это всё неожиданно и внезапно, и что я фактически пропал, а теперь прошу об услуге, но пожалуйста, Таня. Я думаю, что если приду туда один, то тут же захандрю, а мне никак нельзя этого делать. Мне надо будет произнести речь.
- Слушай, я... я не уверена, что могу быть нянькой для взрослого мужчины. Не давать ему замыкаться в себе, и всё такое прочее, - помедлив и допустив приличную паузу, Таня всё-таки заканчивает свою мысль, а потом огибает меня, чтобы уйти, ведь ей действительно нужно быть готовой раньше, чем мне, и она права, я уже давно не ребёнок и не подросток, и не успею я оглянуться, как у меня самого появится новорождённый и беспомощный малыш, но мне так тошно... Просто до ужаса.
- Но мне больше не к кому обратиться. В смысле... только ты знаешь всё. Через что я прохожу.
- Да не особо, Эдвард.
- Она могла бы его потерять... Потерять моего мальчика, - говорю я уже в струящиеся по спине распущенные волосы, не в глаза, - но для неё его будто бы и нет. Я думаю... думаю, что мне надо выговориться.
-Значит, мальчик? - Таня разворачивается, черты её лица заметно смягчаются по сравнению с их же состоянием минутной давности, и я чуть смещаюсь с места, когда она неожиданно и без всякого предупреждения, стремительно сократив расстояние между нами, обнимает меня так тепло, что в моей груди всё сжимается. С родными, надо сказать, я такого не испытываю. С отцами мало кто обнимается, но мама не прижала меня к себе даже тогда, когда я сказал ей, что они станут бабушкой и дедушкой соответственно. Допустим, сначала она могла почувствовать себя неуютно при мысли уделить мне особое внимание в присутствии Беллы, но потом? Мы настолько отдалены, что о ней я даже ничего им не сказал. Что с Рене и Чарли в течение последних трёх суток я контактировал гораздо больше, чем с собственной семьёй на протяжении недель. Вот что бывает, когда ты обособляешься ото всех, от кого не чувствуешь ни малейшей поддержки, когда она тебе особенно важна и необходима.
- Да.
- Как думаешь, футболист, хоккеист... или, как папа, баскетболист? - Таня улыбается, и я невольно тоже, подпитываясь этим настроением и её позитивной энергией, а во мне поднимается волна благодарности за то, что она более чем успешно разряжает обстановку.
- Может быть, попробуем всё.
- Но всё-таки он выберет баскетбол, да?
Я собираюсь ответить, что буду его лишь направлять, подсказывать и при необходимости давать ему советы, но никогда не стану давить и принуждать, ну, по крайней мере, буду стараться быть именно таким родителем, но грубый мужской голос встряхивает меня, как землетрясение. Чарли... Явно недовольный и мрачный. Весь мой было улучшившийся настрой сдувает словно ветром, сквозняком прошедшим по помещению.
- Каллен, - и дальше только хуже. В суете и спешке распрощавшись с Таней, я следую за бывшим тестем и по-прежнему тренером в раздевалку, где меня встречают сплошь косые взгляды, а оживление и все разговоры мгновенно стихают из-за моего появления, будто здесь обсуждали меня, но, вероятно, так всё и было. Кто же ещё мог вызвать острое осуждение, буквально висящее в воздухе тяжёлой завесой?
Но я игнорирую его, как только могу, и начинаю расшнуровывать запылившиеся и слегка неопрятные по этой причине уличные кроссовки, когда Чарли приказывает всем выйти, и те послушно, как марионетки, исчезают прочь даже быстрее, чем я успеваю моргнуть, а сразу же после происходит одновременно несколько вещей. Мой телефон, выпав из кармана спортивных штанов, как попало брошенных на скамейку, падает на пол и отлетает чуть в сторону, Джаспер и Эммет, видимо, задержавшиеся в зоне душевых, появляются из-за угла, а я застываю в потрясении ввиду сердитых слов, которые никак не мог предсказать:
- Можешь не торопиться, Каллен. Ты остаёшься здесь. На матч с Майами ты не выйдешь. И Торонто тоже под вопросом.
- Что, чёрт побери, за бред ты тут несёшь? На каком вдруг основании?
- На том основании, что я так сказал. Ты забыл, с кем разговариваешь, щенок? Никто не обсуждает то, что я говорю, и мне не перечит. Так ты ещё и ужасно выглядишь, а про отсутствие на тренировках я вообще молчу. В таком виде и состоянии выпустить тебя на площадку я не могу.
- Но Чарли... Ты же знаешь, почему я... - он не может так со мной поступить. Добить меня физически, когда морально я уже и так на пределе. Кто вообще ему позволил? Такие решения не принимаются в одиночку. Тем более в команде. Меня что, никто не поддержал? Ну да, я чувствую себя далеко не лучшим образом, если честно, и в этом нет ничего странного и нелепого, и я понятия не имею, какая у нас сегодня тактика, потому что предательски и осознанно всё проигнорировал, а объяснять её мне, очевидно, никто не собирается, но мы могли бы что-нибудь придумать. Использовать меня хоть чуть-чуть. Или так выглядит сведение личных счетов? Отстранить бывшего зятя-игрока, чтобы постараться сделать ему достаточно больно в отместку за прошлое, может быть очень действенной вещью, когда работа это, вероятно, единственное, что держит его на плаву. - Хотя я, кажется, понял. Это из-за того, что ты увидел в коридоре, да? - из меня вырывается смех, истерический и неконтролируемый, и, встав, я ударяю кулаком по шкафу, потому что, как никогда, уверен в своей правоте, а ведь это мелочно и низко, и в этом как раз заключается корень проблемы, доводящей меня до срыва. Белле всё равно, и даже если всё дело в том, что она хорошая лгунья и отменная притворщица, она ни разу не дала мне понять, что ей будет больно увидеть меня с другой, как я налаживаю свою жизнь и, возможно, даже женюсь, но её отец начинает лезть, куда не просят, и однозначно не считает это чем-то недопустимым и выходящим за рамки. Я едва ответил на прикосновение другой женщины, которая в сексуальном плане мне абсолютно безразлична, а эта малость уже выводит из себя того, для кого вообще не должна ничего значить. Просто, блин, волшебно.
- Нет, это просто потому, что ты давно полноценно не спал, и тебе необходимо как следует отдохнуть.
- И ты думаешь, я поверь в эту хрень?
- Верь, во что хочешь, Эдвард. Но если предпочтёшь остаться на арене, не смей отсюда высовываться. Если только к телевизору в моём кабинете. А вы, Хейл и Маккартни, давайте-ка на выход, или вам нужно особенное приглашение? Чтобы через две минуты были.
- Вы же не пойдёте, верно? - спрашиваю я, как только за Своном закрывается дверь. - Мы ведь настоящие друзья, так?
- Да, Эд, так, но мы не можем не пойти. Это ведь работа. Там... команда.
- А я, значит, никто?
- По-твоему, из солидарности мы должны остаться? - а это уже Джас. Джас, от которого я не ожидал такой свирепой и бурлящей категоричности. Ладно ещё Эммет, я привык к его прямолинейности, но что нашло на Джаспера? Взгляд почти такой же неодобрительный и осуждающий, как у остальных парней, когда я только сюда вошёл. Что я такого сделал, что заслужил это? Я же выпадаю из обоймы не потому, что развлекался и праздно проводил последние несколько дней. Не забавы и потехи ради. Просто я должен был быть в другом месте. Рядом со своей женщиной. Джас бы поступил точно также. Да и Эммет, думаю, тоже. Если и не по любви, так из элементарного чувства долга.
- Я был рядом с Беллой, и всё.
- Кстати, об этом...
- Да скажи ему уже, наконец, - не выдерживает Эммет, - или это сделаю я.
- Сказать мне что?
- Мы всё понимаем, Эд, и нам даже хотелось бы узнать обо всём, что случилось, от тебя, а не от Чарли, потому что написать два-три слова за эти несколько дней ты, наверное, бы мог, но... ты, скорее всего, забыл, что это всё та же женщина, которая уже забирала тебя от нас. И сейчас всё повторяется, разве ты этого не видишь?
- То есть вы с ним согласны?
- Да, Эд, - без увёрток, ужимок и промедления отвечает Эммет, так, как среди нас и принято, - ты истощён, и все просто хотят, как лучше. Чарли вернёт тебя раньше, чем ты вообще заметишь, что пропустил игру или две. Тебе только надо отдохнуть.
- И вы обсуждали меня за моей спиной?
- Эдвард, - Джаспер садится на скамейку напротив, но я едва на него смотрю, потому что уже знаю ответ. Эта история стара, как мир. Одни и те же слова, что это не то, чем кажется, но эти двое... они всё равно что предали меня. Хотя отлично знают, что, если это необходимо, я могу встряхнуться и собраться, и выдать свою лучшую игру, после которой ко мне не из-за чего будет придраться. Даже если сразу после я свалюсь от усталости, наблюдая за всем происходящим на паркете с трибун, вы никогда не скажете, что я буквально на пределе. Меня будет подстёгивать энергетика болельщиков и адреналин, так что и сегодня я мог бы продержаться до непосредственно финального свистка. Но мне не дают и шанса... Вот что истинно больно. Не отлучение от матча как таковое, а исчезнувшая вера в мои силы. Ну, и валите все к чёрту. - Мы вовсе не...
- Проваливайте.
- Что?
- Две минуты уже наверняка истекли. А у вас же работа.
- Эд.
- Оставь его, Джас. Пошли. Нам, и правда, пора, - и они уходят. Ну, и ладно. Всё равно им ни черта не ясно. Элис даже ещё не замужем, чтобы задумываться о детях, а Розали родила всех, кого они с Эмметом зачали. Посмотрел бы я на них, как бы они заговорили, если бы их женщины сделали такое с ними, и на что бы пошли, чтобы оборвать все связи, что я уже точно сделать не могу, и как далеко постарались бы уехать. А ещё друзьями называются. Разве друзья припоминают плохие и болезненные вещи, проворачивая этот нож и заново расковыривая рану? Я бы никогда так не поступил. Ненавижу их. И буду рад, если без меня они крупно проиграют.
***
Уши улавливают звук шагающих ног, эффективно способствующих ослаблению моего мысленного пузыря, цепляются за это шарканье и образ прикрываемой двери, как за что-то новое посреди затянувшейся тишины, и тот воображаемый шар, возникший в моей голове, недолго думая, почти тут же лопается, будто его и не существовало. Как давно вообще начался матч? Сколько я уже сижу тут, уставившись прямо перед собой?
- Вот ты где. Всё-таки ещё здесь... А то я уже начала думать, что, может, ты уехал на такси, а машину бросил на парковке. Джаспер и Эммет...
- Да пошли они.
- Ты же это не всерьёз.
- Поверь, всё именно так, - я не отправил смс, настолько погрузился в себя и собственные переживания, что вообще не прикасался к телефону после того перелёта, и из-за этого заслуживаю то, что, решая мою судьбу без моего непосредственного участия, они не посчитали гуманным и правильным предупредить меня обо всём накануне, чтобы сегодня я не барахтался зря, предполагая, что всё ещё можно изменить, и нарываясь на скандал? Да я даже никуда бы не поехал, если бы знал о том, что в моём появлении нет совершенно никакого смысла. И к настоящему моменту времени был бы уже смирившимся и согласным с чужими убеждениями, а не злым и пребывающим в бессильной, но всё же кричащей ярости.
- То есть ты даже не хочешь знать, как идут дела?
- Ну, я думаю, что впереди заключительные двенадцать минут. Раз ты здесь, - Таня бы не отправилась на мои поиски и не пришла сюда раньше перерыва между третьей и четвёртой четвертями, потому что только после выступления в нём девчонки могут насовсем уйти в свою раздевалку, чтобы в дальнейшем разъехаться по домам. Так что всё логично. Работа закончена, профессиональный долг выполнен, можно заняться и звездой в отставке.
- Пока 79:76 в нашу пользу.
- Я разве спрашивал?
- Ладно, что у вас троих произошло? - Таня садится рядом со мной по-турецки, невзирая на то, что на ней юбка, которая от этого начинает выглядеть короче, чем есть, тоже откидываясь спиной на стену, и я замечаю отсутствие кроссовок поверх будто новых гольф, настолько они белые и чистейшие, как, впрочем, и весь наряд для финального выхода целиком.
- Где твоя обувь?
- В раздевалке.
- Ты обошла так всю арену?
- Ну, не всю, но почти, - отвечает Таня так, словно это не великое дело, и в нём нет ничего особенного. Но стал бы меня с такой дотошностью искать кто-нибудь другой? На паркете явно справляются без моего участия, так что... я зол, но одновременно и растроган. - Что ты на меня так смотришь?
- Знаешь, ты могла бы и забить на всё это.
- И как бы я потом думала о самой себе?
- Они даже меня не поддержали, представляешь? Просто вышли за дверь, и всё, - отвернувшись, говорю я, потому что не думаю, что во мне достаточно силы или наоборот слабости, чтобы поделиться наболевшим, глядя прямо в глаза. - Я, видите ли, опять был с женщиной, которую уже предпочитал команде, а им пора на паркет. Но что ещё мне остаётся делать, если она беременна моим ребёнком?
- Но, если честно, ты ведь с ней не только по этой причине. И ты знаешь это, Каллен, лучше, чем кто-либо ещё. Я просто...
- Что?
- Ничего.
- Нет уж, так не пойдёт. Раз начала, то будь добра, договаривай, - фактически приказываю ей я, потому что молчание может оглушать. А мне этого вполне хватает с Беллой. Так сегодня к ней прибавились ещё и парни. Боюсь, что вскоре мне захочется что-нибудь разбить.
- Ладно, я скажу, - Таня спускает правую ногу на пол и внезапно довольно-таки болезненно хватает меня за подбородок, поворачивая мою голову к себе, - я не особо тебя знаю, это факт, но по тебе сходят с ума, и ты пользовался этим на полную катушку без стыда и раздумий, просто брал то, что само шло в руки, или это не так, и ты станешь отрицать?
- Нет, не стану, - на автомате произношу я, потому что... ну, потому что пребываю в некотором шоке от мощи физической силы, заключённой в визуально хрупких и слабых пальцах.
- Тогда какого черта ты словно помешался? - тут Таня, наконец, убирает свою руку, но я всё ещё ощущаю её резкое прикосновение и тру кожу, пытаясь прийти в себя, - тебя послушать, так она только и делает, что вытирает о тебя ноги, - предположение это грубое, ожесточённое и задевающее меня за живое, прямо за сердце, и сама мысль о том, чтобы согласиться с ним, не споря и не протестуя, мне не иначе, как противна, но, может, это правда? Будь всё хоть немного по-другому, я бы уже давно всё изменил, склонил одну конкретную женщину к тому, о чём отчаянно мечтаю, заполучил её обратно, чтобы она стала моей даже в том смысле, в каком никогда ею не была и не собирается становиться, и мне это ничего бы не стоило. Ни моральных страданий, что меня снедают, ни всех телодвижений, что я предпринимаю, ни мук, ощущающихся, как истинно физические. Но я словно топчусь на одном месте. - Ты что, совсем без гордости? Пора избавляться от этой привычки, Каллен. Стоит только щёлкнуть пальцами, и к тебе буквально выстроится очередь из желающих сделать всё, о чем бы ты ни попросил, - в этот момент раздаётся сигнал пришедшего сообщения, но я даже не шевелюсь, потому что знаю, что это однозначно не у меня, а Таня достаёт телефон из кармана спортивной командной куртки белого цвета, надетой поверх топика без использования молнии, - это от Кейт. 113:97. Вы победили.
- Но не я.
- Кажется, тебя, и правда, нужно встряхивать, - осторожно замечает она, чуть касаясь моей правой коленки, что напоминает мне о том, как, должно быть, странно я выгляжу со стороны. Шорты от формы, но повседневный верх в виде тёплой толстовки, которую я так и не успел сменить на соответствующую им майку. В любом случае пора убираться из раздевалки, и в темпе. Не хочу видеть ничьи счастливые лица. - Так что да.
- Что да?
- Я пойду с тобой в субботу. Но ты оплатишь мне платье.
- Да хоть десять. Только сначала давай свалим отсюда.