Глава 57

Я не верю тому, что говорит Эдвард. Не потому что уверена, будто он мне врет. Наоборот, боюсь, что сказанное и есть правда. Как бы там ни было, от его игр я устала. Когда-то я не позволила отцу определить свою судьбу, и сейчас у меня не получалось понять, почему я разрешила сделать это спустя столько лет мистеру Садисту. Возможно, потому что он мог убить меня. Возможно, потому что он угрожал моей матери и моим подругам. Возможно, потому что я верю в угрозы, исходящие от людей с пустым взглядом. А, возможно, я просто растерялась. Я не знаю. Мне оставалось только принять факт и думать о своей мести.

Да, я наивна и глупа, но раны, нанесенные Эдвардом, настолько болезненны и так горят огнем, что я готова почти на все, лишь бы пролить на них ледяной бальзам отмщения. Я вспоминаю старинную мудрость, советующую держать друзей близко, а врагов еще ближе. Не очень это, конечно, и правильно. Чисто теоретически вокруг каждого человека не так много пространства и, если его займут враги, то рано или поздно друзья, устав толкаться и кричать через головы, уйдут. Враги же пребудут вечно. Но в моем случае опасаться особенно нечего – ряды моих друзей весьма сильно прорежены и для врагов места достаточно. Я даже могу позволить мистеру Садисту занять лучшие кресла в первом ряду.

Хочу я того или нет, но мне и самой стоит держаться за Эдварда. Для подобного стремления есть основания. Очень веские, я бы сказала. Например, моя жизнь. С недавних пор только от Эдварда зависит, что случится в следующий раз, когда на мою кухню заявятся непрошеные гости. В том, что они заявятся, я не сомневаюсь. Я могу не знать, кто и когда, но точно уверена, что они придут. Так же, как и то, что я не смогу оказать сопротивления. Не считать же за сопротивление махание руками и крики. Это не помогло с Эдвардом и сомневаюсь, что поможет с кем-нибудь, кроме домашних куриц.

- Куда ты меня везешь? - я могла спросить, куда мы едем, но в последнее время смотрела на вещи более реально. И я понимала, что едем не мы: машиной управляет Эдвард, и он куда-то меня везет. Я лишь хотела знать куда.

- Домой. Постановка закончена. Ты сыграла мою девушку. Элис получила то, что я для нее заготовил, пара кислых кусочков от торта разочарования досталась и моей матери. Ты больше не нужна.

- Но я ведь твоя невеста. Разве они не захотят придти на нашу свадьбу?

- Захотят? Вряд ли, они бросят все свои умственные силы на то, чтобы придумать подходящие предлоги и не явиться. К тому же ты должна понимать, что никакой свадьбы не будет. Никто не мешает нам расстаться или тебе погибнуть в аварии. Это жизнь и порой она бывает жестока. Впрочем, все, что будет с той минуты, как я закрою дверь твоего убогого жилища, тебя не касается.

- Дальше играть со мной неинтересно?

- Это как шкатулка с секретом. Пока она закрыта, то весьма привлекательна, но стоит подобрать ключ и открыть крышку, она становится не нужна. Из предмета таинственного шкатулка превращается в простой кусок дерева. Вещь функциональная, но не более того.

- Только я не вещь. Ты не можешь, как в магазине, придти и взять меня с полки, а потом вернуть, - я замолкаю, но Эдвард никак не реагирует на мои слова, и мне приходится перейти к следующему пункту в моем списке. - Из-за тебя меня могут грохнуть в любую минуту.

- Почему это твои проблемы должны волновать меня?

Я могла бы сказать, что подобная наглость меня удивила, но нет, это же Эдвард и его беспардонность ничуть меня не поражает.

- Ты их создал. Никто не поверит, будто ты возишься со мной только потому, что тебе однажды стало скучно или некому больше юбку задрать. Откуда им знать, что ты станешь тратить время на детские игры и на свои мелочные разборки с сестрой. Эти люди уже дважды приходили за мной, и те, кто их послал, уверены, что раз я нужна тебе, то ради чего-то большего.

- Я должен выступить на федеральном канале с опровержением?
- Ты должен просто помочь мне.

- Я никому не помогаю. Просто.

У многих есть заначка на черный день. Видимо, я когда-то предполагала, что мой черный день будет очень черным. Таким же беспросветным, как ночь в тоннеле без света. Или нечто в этом роде. В общем, я подготовилась, вернее, меня подготовил Чарли. Вытянув руки и упираясь пальцами в колени, я говорю:
- Я оплачу твои услуги.

- Уверена?
- Вполне.

А что еще мне остается? Только голая уверенность. Уверенность в том, что, может быть, однажды все станет, как раньше. Что я отомщу Эдварду и смогу изгнать его – как изгоняют бесов – из своей жизни. Только уверенность меня и спасает. И я говорю еще раз тихо, но вполне твердо, что уверена. На несколько минут в салоне повисает тишина, похожая по плотности и тяжести на бетон. Сквозь нее не пробивается ни один звук. Это похоже на плавание в вакууме или забег сквозь космос. Мне даже кажется, что пространство начинает сжиматься и исчезать. Наконец Эдвард паркуется на одной из обочин и глушит мотор.

- Предлагаю обсудить твое предложение.

Впервые я слышу, чтобы он говорил со мной не как с вещью или куклой, а как с равной, как со своим возможным клиентом. Его голос звучит мягко и доверительно.

- Что ты хочешь обсудить? - я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох перед тем, как продолжить, но особо оттягивать неизбежное нет смысла. - Ты избавляешь меня от всех неприятностей, которые возникли по твоей же милости, а я плачу тебе за приложенные усилия. Честная сделка. Пойми, Эдвард, я хочу спокойно возвращаться домой и не встречать больше на своей кухне людей с оружием.
- Думаю, это я смогу тебе обещать.

Краем глаза я замечаю, как он кивает, а еще замечаю на его лице выражение типа "а что можешь предложить ты". Пусть будет так, мне, в самом деле, есть что ему предложить.

- Как только меня оставят в покое, я заплачу тебе, - я делаю паузу. Во-первых, у меня перехватывает горло, во-вторых, это, вероятно, единственная возможность удивить мистера Садиста, и я не могу отказаться от возможности усилить драматический эффект. - Две тонны кокаина тебя устроят?

Я ожидала, что он либо будет ошарашен, либо недоверчиво усмехнется. Вместо этого, когда я поворачиваюсь к нему, то вижу на лице озабоченность. Эдвард смотрит на меня так пристально, что я ощущаю себя заключенным, которого посадили на электрический стул, а на стене перед ним рубильник с тяжелой рукой палача поверх рукояти. Я чувствую, что от ухода в небытие меня отделяет один момент.

- Не сомневайся, у меня он есть, - шепчу я, но вряд ли Эдвард слышит что-то, кроме шороха, издаваемого моими пересохшими губами.

- Кокаин? В самом деле? - он достает из кармана пиджака сигареты и зажигалку. Через несколько секунд по салону тонкой струйкой расползается никотин, и я делаю глубокий вдох. - У тебя есть две тонны кокаина?

- Да, - не в силах больше выносить взгляд мистера Садиста, я опускаю глаза и еще яростнее вдыхаю сигаретный дым, как гвозди вбивая его в легкие, пытаясь этим заглушить страх. Возможно, это не лучшая стратегия. Возможно, подобное поведение выглядит не слишком обнадеживающе и Эдвард может решить, что я вру. Но если я еще хотя бы секунду буду смотреть в черные провалы его зрачков, то умру, замерзну от притаившихся в них холода и безумия.

- Я не могу поверить тебе на слово. Две тонны – это не две чайных ложки. Любой из крупнейших колумбийских наркокартелей производит две тонны в месяц.

- Ты знаешь, чья я дочь, - других аргументов у меня нет.

- Договаривайся я с Чарли, разговор был бы другой. У него была репутация, и все знали, что он держит свое слово. Его звали Чарли «тысяча граммов», потому что в любое время дня и ночи к нему можно было придти и попросить килограмм порошка, и он всегда его тебе давал не позднее чем через полчаса. Но даже он не мог достать две тонны за две секунды. Ты же всего лишь его дочь. И ты никто.

- Это ты никто! - кричу я. - Забыл, что сам мне говорил?

- Я не могу поверить твоим обещаниям, - не обращая внимания на мой срыв, Эдвард продолжает говорить спокойно. Сигарета в его идеальных руках описывает замысловатые узоры. Никотин набивается в салон, заполняет легкие и голову. Мысли начинают плыть, но, скорее всего, от нервного напряжения, а не от пары сигарет. Я с трудом подбираю слова, которые, попав на кончик языка, превращаются в тяжелые камни. Ситуация выходит из-под контроля. Я почему-то думала, что будет достаточно предложить и он согласится, я не готова была его упрашивать.

- Я могла бы дать тебе часть порошка, но он хранится далеко, не здесь. Не в городе. Для того чтобы до него добраться, мне потребуется время. А времени у меня нет. Меня могут убить, черт возьми. Уже завтра или даже сегодня.

- Не очень заманчивое предложение.

Эдвард открывает дверцу и выбрасывает окурок. Прохладный воздух с улицы немного проясняет мысли, и теперь я ясно чувствую, что проиграла. Кокаин – плохое средство, даже когда ты его не нюхаешь, а просто пытаешься им расплатиться.

- Но ты получишь гораздо больше, чем реально мог рассчитывать. Больше, чем тебе платили другие. Уверена, после вычета стоимости твоих услуг от двух тонн еще останется мелочь мне на сигареты.

- Ты же не идиотка, - внезапно говорит Эдвард, и я не знаю, что он этим хотел сказать. Скорее всего, я как раз идиотка или веду себя так.

- Что тебя не устраивает? Я уверена, ты сможешь его продать.

- Я отошел от наркотиков. Больше не торгую. И все, кого я знал, либо скатились в пропасть, либо умерли. Кто-то из моих бывших партнеров сидит в рехабе¹, а кто-то на нарах. Наркотики – это очень динамичный бизнес, каждый месяц, можно сказать, происходит смена состава. Ведущие игроки выбывают, какая-то шваль поднимается со дна и занимает их место.

В тусклом свете фонарей я вижу, как внезапно застывает лицо мистера Садиста. Словно он сказал вслух то, о чем много раз думал, но только сказав, смог сам себя услышать. Иными словами, он выглядит, как человек, до которого наконец что-то дошло. Что-то важное и он раздумывает, что ему с этим делать.

Мы сидим в тишине, лишь иногда прерываемой шорохами, когда я ерзаю по сиденью. Мне нечего сказать, а о чем думает Эдвард, я даже боюсь представить. Минуты одна за другой медленно перебираются через барьер, отделяющий будущее от настоящего, и нехотя скрываются в прошлом. У меня возникает чувство узнавания, я вспоминаю, как стояла без лифчика в чужих вещах на лестнице чужого дома, а Эдвард протягивал мне руку. Мне становится страшно. Я бы, наверное, с большей охотой повторила удушение телефонным проводом, чем это.

Возможно, все дело в том, что мистер Садист слишком близко, а я никогда не знала, как поступать, если расстояние между нами сокращается до нескольких дюймов. Да, похоже, он и сам не знает. Или прекрасно знает, но плевать хотел на последствия.

Когда он касается рукой моей щеки, я не могу сказать, что удивлена. Чего-то подобного я все эти тягостные минуты и ожидала, но надеялась, что нам, может быть, удастся зависнуть на краю пропасти. Однако мистер Садист не из тех, кто дает по тормозам, он, скорее, из числа надеющихся перелететь пропасть и не беспокоящихся даже тогда, когда посреди пути в баке кончается бензин.

Я вздрагиваю, но сделать еще хоть одно движение кажется мне невозможным. Меня словно сковывает злое заклятие. Вполне возможно, это действует магия его взгляда. Впервые на меня смотрит человек, живой и более реальный, чем когда бы то ни было. Его глаза что-то безмолвно мне говорят, но они так торопятся и настолько много хотят передать, что я путаюсь в сигналах и все мои мысли приходят в окончательное смятение. Единственное, что я еще в состоянии осознать, это свое желание сказать ему: "Не надо, не делай этого". Я почти справляюсь со ступором, разбиваю магические цепи и разлепляю пересохшие губы, но слишком поздно, за мгновенье до того, как Эдвард склоняется ближе и целует меня. Я не даю себе сорваться и раствориться в эйфории. Мои чувства слишком неоднозначны. Да, я по-прежнему люблю его и как безумная могу часами смотреть на его руки, мечтая умереть в их объятии, но также я ненавижу его и во мне адским костром пылает жажда мести. В общем, я сама не решила, кто он для меня. Любовь всей жизни? Избавитель, спасший меня против моей воли? Или просто гребаный садист? Что, если все же последнее? Я не могу ему поддаться, пока не выясню наверняка или пока не отомщу и все станет более определенным, потому что стоит вычеркнуть одно неизвестное из уравнения, как оно упростится. Так что я должна вычеркнуть свою ненависть.

Разорвав поцелуй, Эдвард судорожно вдыхает и утыкается лицом мне в шею. Я чувствую, как его, такого спокойного и непробиваемого, сотрясает дрожь. Мне кажется, он хочет что-то сказать. Он выглядит как человек, цепляющийся за последний не рухнувший в море скальный выступ. Его пальцы впиваются в меня, причиняя боль и заставляя кожу гореть огнем. В его рваное дыхание вплетаются тихие слова: "Ты должна спасти нас". Мне хочется горько усмехнуться и спросить, с какой поры есть это "нас" и неужели после всего, что было, он может просить меня о спасении? Да и, вообще, разве я не никчемная слабая идиотка? Такие, как я, даже себя спасти не могут. Но Эдвард не дает мне шанса отказаться, он снова приникает к моим губам. И на этот раз у поцелуя горький и соленый вкус слез. Отстранившись, мистер Садист проводит рукой по моим щекам, стирая проклятую влагу, и это выглядит так, твою мать, романтично и по-человечески, что вызывает у меня лишь новые потоки рыдания. И все же я нахожу в себе силы и смелость оттолкнуть Эдварда. Выскочив из машины, я хватаю ртом холодный воздух и думаю о том, что мне делать дальше. Все закрутилось совсем не так, как я рассчитывала, если я вообще на что-то рассчитывала.

Эдвард выходит следом. Я делаю неопределенный рывок в сторону. Возле обочины растут какие-то кусты, но понять, что там дальше, я не в силах и инстинктивно боюсь углубиться во тьму. Чужие пальцы мертвой хваткой сжимают запястье. Снова и снова я пытаюсь выдрать медленно немеющую руку. Мне хочется крикнуть «отпусти», но вокруг такая плотная и звенящая тишина, что она буквально заталкивает слова обратно мне в глотку. И я молча бьюсь в стальных оковах, как рыба на крючке. Резко развернув, Эдвард прижимает меня к машине. И я чувствую, как от металла волнами исходит приятное тепло и пыль облепляет влажную от пота кожу.

- Белла, послушай.

- Нет, послушай ты, грязное ничтожество. Я не просто не стала бы тебя спасать. Я желаю, чтобы ты сдох, и с радостью помогу любому, кто захочет тебя убить. Я сплю и вижу, как ты будешь гореть в аду!
Знаю, что моя речь больше подходит для театральных подмостков, сцены и яркого света рампы, а не для пустой дороги, освещенной больными усталыми фонарями и бледной полосой пробивающегося на востоке рассвета. Как правило, рассвет дарит надежду, но для меня это самый безнадежный в жизни рассвет. Он не несет ничего, кроме ощущения надвигающейся пустоты.

Эдвард сильнее сжимает пальцы. Его глаза впиваются в мое лицо, и в них отчетливо видны бешенство и боль. Опасная смесь, особенно если ты одна и некому придти на помощь.

- Ты вправе это говорить. Но не сломай я тебя, ты бы так и не начала жить. Я подарил тебе шанс, надежду. Рождение – это всегда грязное дело. Мы приходим в этот мир через грязь, боль и кровь. Через муки и крики.

- Я что, должна тебя благодарить?
- Ты должна понимать, что иногда боль неизбежна.

- Ты просто развлекался. Ты играл мной, а теперь, по-видимому, играешь собой.

Он не отвечает и, похоже, я попала в точку. Его бледное лицо выглядит, как лист выцветшей бумаги, а робкие отсветы зари делают его правую половину похожей на восковую маску мертвеца. Я понимаю, что вместо криков и обвинений должна была сказать совсем другое. Мне нужно было сказать ему: "Давай все бросим и убежим на далекий остров". Я знаю, что он бы согласился, тогда моя жизнь пошла другим путем и я, наверное, могла быть счастлива. Но момент упущен. Молодец, Белла, очередная слитая в канализацию возможность. Эдвард разжимает пальцы, и моя рука мертвой плетью повисает вдоль туловища. По сосудам и капиллярам тут же начинает бежать кровь, ладонь покалывает тысячами мелких тупых иголок.

- Игры кончились, как бы избито это ни звучало.

Он садится в машину, а я стою и наблюдаю за тем, как в мутном свете нового дня тают красные всполохи габаритных огней. Одна, с головой, набитой сумбурными мыслями, с разболевшимися ранами на ногах посреди дороги. Без телефона, без денег и даже без сигарет. Глупо вот так, наверное, стоять. Глупо и к тому же это весьма жалкое зрелище. Кое-как – как будто мое тело покрывает слой ржавчины или мои мышцы сделаны из дерева – я делаю один неуверенный шаг. Потом еще один и наконец сползаю к обочине. Следы в серой пыли похожи на кадр из фильма про освоение Марса. От них веет таким же одиночеством в космических масштабах. От них веет безнадежностью. Устав идти, я сажусь под одиноким деревом, подпираю спиной старый, в кривых наростах, ствол. Золотое яблоко солнца выползает из подземелья. Мне кажется, что сон принесет облегчение.

Я просыпаюсь оттого, что лучи солнца раскаленными лезвиями полосуют по глазным яблокам. Свет проходит сквозь веки, как через тонкий пергамент. Тело нестерпимо ломит. И чувство не такое, словно в каждую мышцу воткнули гвоздь. Ощущения такие, будто гвозди растут изнутри, разрывая кожу. Кое-как встав на четвереньки, я трясу головой, желая разогнать тяжелый туман, покрывающий каждую извилину плотным коконом. Мозг отзывается глухим рокотом накатывающих болевых волн. Подавив приступ тошноты, я медленно поднимаюсь. Вскрикиваю от боли. Когда снимаю неудобные туфли, становится чуть легче, и я могу продолжить свой путь.

За ту пару часов, которую я спала, мысли ничуть не прояснились, и лучшее, что я могу сделать, это вообще ни о чем не думать. Ни о чем, кроме воспалившихся ран на своих ступнях. При каждом шаге я ощущаю, как маленький злобный гном, засевший глубоко в костях стопы, дает картечный залп из своего ружья. Морщась и закусывая губы до крови, я тем не менее продолжаю идти вперед. Асфальт шершавый и еще не успел накалиться – его прохлада и монументальность приносят странное облегчение.

Через два часа я выхожу к заправке. Рядом с навесом в старом пластиковом шезлонге сидит заправщик. Если он предпочитает загорать рано утром, то неудивительно, что у него такая бледная, почти молочного цвета кожа. Даже его фирменный комбинезон выглядит более загорелым и жизнерадостным. Машинально поправив прическу и одернув юбку, я подхожу ближе.

- Привет.
Но он меня не слышит. Именно в этот момент его мозг схвачен щупальцами наушников, растущими из чрева айпода. Наклонившись, я трясу заправщика за плечо. Парень открывает глаза и в испуге отшатывается. Через пару секунд до меня доходит, какую скверную картину он, должно быть, видит. Незнакомая женщина – грязная, растрепанная, с размазанным макияжем. Возможно, я кажусь ему продолжением страшного сна.

- Прости, не хотела напугать. Я тут заблудилась в ваших краях и мне нужен телефон, чтобы позвонить.
Освободившись от спутавшихся проводов, заправщик встает с земли и отряхивает задницу от пыли. Он все еще выглядит ошарашенным и мало понимает, что происходит. Чтобы скрасить ситуацию, я неловко улыбаюсь. Наконец до него доходит, и он показывает куда-то в сторону.

- На заправке есть телефон-автомат.
- У меня, кажется, закончилась мелочь. По правде, у меня и карманов-то нет.

Видать, выгляжу я еще хуже, чем думаю, потому что без лишних слов парень протягивает мне горсть мелочи. Благодарно кивнув, я беру пару монет и отправляюсь звонить.

Телефон, притулившийся в дальнем конце заправочной станции, оказывается старым, как ветеран боевых действий. Нетрудно представить все те тысячи историй, которым он был свидетелем, теперь вот и моя пройдет сквозь него, как сквозь мясорубку, избавляясь от всего лишнего и превращаясь в мешанину из мольбы и отчаянья. Перед тем как набрать номер, я снимаю и прячу кольцо. Как будто Джейк сможет его увидеть, или словно я боюсь, что, наоборот, кольцо подслушает наш разговор, станет ненужным свидетелем.

- Слушаю, - голос Джейкоба звучит отчетливо и бодро. Совсем непохоже, что он спал.
- Джейк, это Белла. Помоги мне.

- Белла? Черт возьми, откуда ты звонишь и почему бросила в прошлый раз трубку? Твой сотовый не отвечает. Что происходит? Во что ты ввязалась?

- Долго рассказывать, я звоню из автомата, и у меня нет денег. Приезжай, я все объясню позже.
- Где ты?

Я ненадолго задумываюсь, но к моему огромному облегчению к одной из стен кабинки пожелтевшими кусками скотча приклеена карта, на которой какой-то шутник отметил заправку, написав: «Здесь находится центр вселенной, заправочная станция «мобил»». Я описываю Джейку свое местоположение как можно подробнее, используя возможные ориентиры.

- Заправочная станция? Ладно, думаю, я понял, где это. Но тебе придется подождать.

- Я готова ждать. Я никуда не убегу, - уже повесив трубку, говорю я.

Выйдя из кабинки, я подхожу к нервно переминающемуся с ноги на ноги заправщику.

- Можно я немного подожду здесь? За мной приедут.

- Конечно, - подумав, добавляет: - Принести вам стул?

Через пять минут я сижу в облезлом шезлонге, и моя задница почти касается земли. Заправщик приносит яркий пластиковый стакан и шоколадный батончик. Открыв крышку, я делаю несколько глотков теплой мутноватой жижи, выдаваемой за кофе. Но мне безразлично, я не ощущаю вкуса. На моих губах все еще вкус последнего поцелуя, похожий на мед, сладкий, но с яркой ноткой горечи.
- Спасибо, - говорю парню, когда он садится рядом. - Что слушаешь?

Он почему-то смущается, его бледные щеки вспыхивают. Подобная реакция кажется мне странной, но потом он отвечает, и я понимаю, в чем дело.

- Лана Дель².

Видимо, крутые парни должны слушать что-то другое, но мне приятно, что он не врет и признается мне в своей слабости. Между нами сразу же устанавливаются доверительные отношения.

- Никогда не слышала ее песни, - откусывая от батончика, говорю я. Батончик явно не первой свежести – нуга загустела до состояния расплавленного гудрона и я с трудом могу разлепить склеенные челюсти. Заметив мои усилия, парень проводит рукой по волосам и почти с отчаянием признается, что он съел вчера последнюю шоколадку «Баунти».

Я лишь вяло машу рукой. Подумав, он протягивает мне второй наушник, и полчаса мы молча слушаем музыку, пока треки не начинают повторяться. Завораживающий голос на время уносит меня из реальности, опутывает крепкими лианами каждую клетку. Поэтому, не покривив душой, я говорю, что мне очень понравилось и я обязательно куплю себе несколько альбомов.

- Сигарет у тебя нет, случайно?
- Не. Курильщики, если они в своем уме, не стремятся заполучить работу вроде этой. Сама понимаешь.
Да, могла бы и догадаться, тем более тут на каждом углу огромные надписи "огнеопасно" и я, похоже, единственная, кому хватит ума закурить рядом с огромными цистернами, наполненными бензином.
- Здесь не очень-то оживленное движение.

- Да. С тех пор как построили новую объездную дорогу, тут почти никто не ездит. Я уже пару месяцев подыскиваю себе новую работу, не думаю, что эта заправка долго продержится.
И снова тяжелой плитой падает молчание.

- А ты где работаешь?
Мне не хочется признаваться в том, что у меня нет работы. Не то чтобы это когда-то меня смущало, просто я боюсь, что буду выглядеть еще более подозрительной, назвавшись безработной. Как будто грязной одежды и туфель в руках было мало. Сосредоточенно подвигав челюстями и проглотив еще один кусочек шоколадки, я говорю, что актриса. Лицо заправщика мгновенно светлеет, словно он наконец получил объяснение для всех моих странностей. Видимо, он считает, что для актрисы нет ничего удивительного в том, чтобы гулять в шесть утра босиком черт знает где в дорогом, но рваном костюме и со следами шикарного макияжа на лице. Все знают, что актрисы бывают эксцентричными.

1 Наркологическая клиника.
2 Лана Дель Рей (англ. Lana Del Rey) — американская певица, автор-исполнитель, композитор и модель. Песни Ланы Дель Рей похожи на жанр «Голливудский сэдкор».



Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr