Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Одна на тату
Сейчас никого не удивишь тату. Вот и главный герой решает запечатлеть рисунок на своём теле, но помимо татуировки на теле, в салоне можно найти и свою судьбу.

Как я была домовиком
Когда весьма раздражительный колдун превращает Гермиону в домашнего эльфа, к кому, как вы думаете, она попадет? Конечно же к Малфоям!..

Когда она не твоя
Что ты будешь делать, повстречав девушку своей мечты, которая уже любит другого? Хватит ли у тебя сил перейти перейди дорогу старшему брату? И на что ты готов пойти ради своей любви?
Кай Вольтури отправляется в Штаты на учебу, но чем обернется для него эта поездка?

Секрет
Три подруги: Белла, Элис и Розали, приехали на каникулы к родителям Беллы. Во время прогулки по лесу они встречают трех парней: Эдварда, Джаспера и Эммета. Они начинают общаться и дружной компанией весело проводить время, пока тайна, скрываемая новыми знакомыми девушек, не всплывает на поверхность их вроде бы тихой гавани.

Дочь Конунга
Я уже несколько лет вижу сны, в которых ко мне является мужчина со странного цвета волосами и зелеными глазами. Никто не знает о них. Я молчу, пряча в себе эту тайну, и верю, что мы встретимся не во сне, а в реальности…

Dracolis
Драко — один из солистов популярной рок-группы. После того как уходит из жизни дорогой ему человек, Малфой в течение нескольких месяцев не может прийти в себя. Остальные участники Dracolis, заботясь о товарище и будущем группы, пытаются что-то изменить. Гермиона Грейнджер появляется на горизонте неожиданно... никто из ребят не знает, насколько непростое прошлое связывает Драко и Гермиону.

Искусство после пяти/Art After 5
До встречи с шестнадцатилетним Эдвардом Калленом жизнь Беллы Свон была разложена по полочкам. Но проходит несколько месяцев - и благодаря впечатляющей эмоциональной связи с новым знакомым она вдруг оказывается на пути к принятию самой себя, параллельно ставя под сомнение всё, что раньше казалось ей прописной истиной.
В переводе команды TwilightRussia
Перевод завершен

Кристофф
Розали, без преувеличений, лучшая кандидатура эскорт-агентства. А Кристофф Койновски привык брать самое лучшее.



А вы знаете?

что в ЭТОЙ теме вольные художники могут получать баллы за свою работу в разделе Фан-арт?



...что вы можете заказать в нашей Студии Звукозаписи в СТОЛЕ заказов аудио-трейлер для своей истории, или для истории любимого автора?

Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Что на сайте привлекает вас больше всего?
1. Тут лучший отечественный фанфикшен
2. Тут самые захватывающие переводы
3. Тут высокий уровень грамотности
4. Тут самые адекватные новости
5. Тут самые преданные друзья
6. Тут много интересных конкурсов
7. Тут много кружков/клубов по интересам
Всего ответов: 544
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Все люди

The Falcon and The Swallow. Глава 17. Часть 1

2024-3-29
14
0
0
Kapitel 17. Weihnachtsmarkt
Teil 1. Gebrannte Mandeln


Weihnachtsmarkt (Рождественский базар) — неотъемлемый атрибут предрождественского периода в городах Германии, Польши, Австрии. Изначально рождественские базары устраивались с наступлением холодов для того, чтобы горожане могли закупить необходимые товары на зиму. Со временем зимние базары стали обязательным рождественским обычаем и распространились в других странах. Рождественские базары работают до Рождества

Gebrannte Mandeln(Засахаренный миндаль) — сладость готовится путем нагревания коричневого или белого сахара, корицы и воды в кастрюле, а затем миндаль погружается в сахарную смесь. Это типичная закуска на Рождественской ярмарке под открытым небом в Германии и Скандинавии.

Вся моя берлинская жизнь уместилась в семь квадратных картонных коробок. Эдвард, зайдя в квартиру, даже не поверил сначала. Он вызвал Каспиана на втором авто, чтобы точно забрать вещи за один заход, а оказалось, в его багажнике еще и для небольшого чемодана хватит места.
Мне кажется, Каспиан был доволен вместительностью новых «Порше». Он был отпущен восвояси и пожелал нам с Соколом хороших выходных. Тех самых, первых, которые проведем только вдвоем – и уже официально на одной жилплощади.
Я смотрю на свою опустевшую квартирку, приникнув плечом к стене гостиной. Кухню, на которой готовила Болоньезе для Эдварда на ужин. Диван, на котором едва не случился наш первый раз – и который потом мы все же обновили. Шкаф, который разбирала перед тем, как Эдвард позвонил из «Шаритэ» – вздрагиваю, мотнув головой, от неприятного укола воспоминаний – о нем точно не буду скучать. Тумбочки, на которых всегда стояли присланным им цветы. Кровать, пусть небольшая, в микроскопической спальне, но на которой, наконец-то, перестала чувствовать одиночество.
В этой квартире много воспоминаний и приятных моментов. Я сохраню их для себя нежными пастельными картинками памяти. И все же, в этой квартире я еще знала Керра, он ломился в эту дверь. И рыдала я на полу душа тоже в этой квартире, в ту субботу, когда... и от Фабиана сбежала сюда же, не до конца понимая, что вообще мне с его детьми делать.
Пришло время этой квартире остаться в прошлом. И все, что было в ней, до нее – тоже. Я решилась на новый этап своей жизни. Тот самый, о котором так переживала – хоть и не скажу, что сейчас мне не страшно. Но я знаю, что с этим страхом в состоянии справиться. И всегда могу рассчитывать на того, кто мне в этом поможет.
Все правильно. Я очень, очень хочу к нему переехать. Я готова.
Эдвард мягко накрывает мою талию обеими ладонями. Словно бы почувствовав, что думала о нем, появляется из-за спины. На улице крупными хлопьями идет снег и они, еще не успевшие растаять, покоятся на темной ткани его пальто. Красиво.
- Рефлексируешь, Schönheit? – ласково зовет, проведя носом по моим волосам. Не скрывает улыбки в голосе. Эдвард вообще практически светится сегодняшним утром. И это еще один повод для меня не жалеть о своем решении. Все будет замечательно. Мы справимся.
- Скорее, прощаюсь.
- Тебе нужна минутка?
- Нет, - кладу голову на его плечо, расслабившись в покрепчавших объятьях. От Эдварда веет морозной свежестью, пахнет сандалом и кофе. Мы сварили прощальный американо в кофеварке, что уже упакована в одну из коробок. – Я закончила.
- Тогда мы можем спускаться. Осталась только сумка? – он кивает на мою старую дорожную сумку из кожи, сиротливо пристроенную у двери. Там остатки одежды, не поместившейся в чемодан. Хотя я не уверена, что с обновками от Сокола – еще ноябрьскими – она мне понадобится. Нужно будет отдать в Красный Крест, наверное...
- И шоппер.
- И шоппер, - фыркает Эдвард, легко поцеловав мой висок. – Auf Wiedersehen, Wohnung. Danke dir (До свидания, квартира. Спасибо тебе). Вряд ли у тебя будет еще одна такая очаровательная хозяйка, но... зато теперь она есть у меня.
Я смеюсь, оборачиваясь к Каллену. Он стоит за моей спиной, такой восхитительно-красивый, жизнерадостный и счастливый... и так улыбается, и так смотрит... я целую его, приподнявшись на цыпочках, и Эдвард гладит мою талию. Не отстраняется – оставляет это право за мной.
- Очарование ты мое.
Целую напоследок его щеку.
- Tschüss (пока), квартира.
- Tschüss-Tschüss, - не скрывая своей радости от таких слов, Сокол резво подхватывает сумку, выходят в коридор. Вызывает лифт, не оборачиваясь на входную дверь. Я же, прежде чем захлопнуть ее, оглядываю квартирку в последний раз. Улыбаюсь. Закрываю.
Размус поджидает нас внизу.
- Уже все, фрау Свон? – с любопытством поглядев на последние вещи, изгибает бровь.
- В стиле немецкого минимализма, - смеюсь я. Он улыбается в ответ, но выглядит немного грустным. Все-таки, мой консьерж стал самым первым свидетелем наших с Эдвардом отношений – и не раз видел, как они развивались, от взлетов до падений, собственной персоной. Припоминаю, как они с Соколом курили на крыльце, когда я вернулась после встречи с Элис. И как трогательно он смотрел на меня, когда мы с Эдвардом приехали из «Сияния» вместе – занеся ногу над пропастью, но вовремя отступив от нее.
- Этому дому будет вас не хватать.
- Тут точно станет тише и спокойнее.
- Ах, Изабелла, кому нужно это спокойствие, - отмахивается он. Выходит из-за своей стойки и с не типичной для себя решимостью меня обнимает. Он очень мил.
- Я тоже буду скучать, Размус.
- Адрес сложно забыть, - хмыкает мужчина, посмотрев на Эдварда, - заглядывайте как-нибудь. И спасибо за подарок. При всем вреде курения, уж очень оно заманчиво.
Подарок? Я тоже оглядываюсь на Эдварда, но он мне лишь мило кивает. Потом расскажет, что презентовал Размусу портсигар. Просто потому что ему захотелось.
- Вам спасибо, Размус. Всего хорошего. Обязательно.
Консьерж мягко и тронуто нам обоим улыбается. Открывает дверь, выпуская Эдварда наружу первым. Мигает сигнализация «Порше», автоматически открывается его багажник. Размус, доверительно склонившись ко мне, шепчет:
- Вы с ним будете очень счастливы, Белла. Вот увидите. Пришлите фото со свадьбы.
- Скорее, приглашение, - касаюсь его руки, благодарно ее пожав. Размус чуть пунцовеет. Шире открывает дверь.
- Auf Wiedersehen.
- Tschüss, Размус.
Сокол, уже ожидая меня у передней двери, загадочно посматривает с высоты своего роста. Снег все еще идет, весь город уже покрыт белым пушистым маревом, и это удивительно красивое зрелище. Декабрь начинается просто прекрасно.
- Ты теперь швейцар? – спрашиваю, когда помогает мне сесть внутрь автомобиля.
Эдвард, сияющий ярче тысячи снежинок, покрывших Берлин, усмехается. Отрывисто кивает.
- Для тебя я буду кем угодно. Поехали?
- Поехали, - разделяю его восторженное предвкушение, затягивая свой ремень безопасности. Эдвард закрывает дверь и садится рядом со мной.
В салоне пахнет еловым маслом – и нами. А еще, здесь тепло. И все прямо-таки кричит о радостном настрое Эдварда. Я теперь все буду делать, чтобы снова видеть такой его восторг и чистое, ничем не разбавленное удовольствие. Чудесное зрелище.
Мы выезжаем из двора. Подъезд, показавшись в задней камере в последний раз, неспешно скрывается из вида. Шины мягко приминают снег. Дворники сбрасывают крупные снежинки на землю. Эдвард включает полюбившуюся мне композицию Баха.
Кольцо Александерплатц, Брандербуры, проспект у Тиргартена, колонна Победы... и улицы, улицы Шарлоттенбурга. Я заново рассматриваю каждый уголок Берлина, присыпанный первым снегом. И эту рождественскую атмосферу сказки и добра, повисшую в каждой его части. Эдвард бархатно улыбается моему умиленно-растроганному взгляду. Накрывает своей рукой мою – и я крепко сжимаю его пальцы.
- Наконец-то.
- Ох, наконец-то, Белла, это точно, - с чувством произносит, поцеловав тыльную сторону моей ладони. – Добро пожаловать домой.
Порше замедляется у въезда на паркинг, несколько обледеневшего, терпеливо ожидая, пока откроются ворота. Паркуется на своем законном месте, так кстати расположившемся недалеко от лифтов. Я на все сегодня смотрю по-новому. Теперь это и мой паркинг. Место слева от Сокола, пустующее, совсем скоро займет мой автомобиль. И эти двери, эти лифты, эти апартаменты... с ума сойти. Неужели правда?..
Каллен открывает мне дверь, загадочно блеснув взглядом. И все равно удивляется, когда быстро, крепко обнимаю его, прижавшись к груди.
- Мне не верится... честно. Давай-ка ты уже меня разбудишь, Эдвард.
Он целует мои волосы, гладит пряди, слегка в них путаясь. Улыбается. Как же я люблю эту его улыбку – и тихий, мелодичный смех.
- Я бы не хотел просыпаться.
- И я не хочу.
- Тогда и не будем, - он хмыкает, трепетно поцеловав мою скулу, а затем – висок. – Будем спать еще очень долго. Я тебя обещаю.
- Я согласна.
Вдвоем мы довольно быстро расправляемся с вещами. Я держу двери лифта на паркинге, пока Эдвард резво переносит коробки внутрь. Затем держу их также у холла апартаментов. Он составляет все мои пожитки на пол у своей двери. Достает из кармана ключ с маленьким красным бантиком. Я трепетно касаюсь ткани, что он, вероятно, завязал сам, кончиками пальцев.
- Добро пожаловать домой, Изабелла.
- А разве я здесь уже хозяйка?
- Ты была здесь хозяйкой с самого начала, моя радость, - он трогательно смотрит на меня, улыбаясь проникновенной улыбкой. На щеках ямочки. Волосы влажные от растаявших снежинок. Боже мой.
Аккуратно распустив бантик, я вставляю ключ в замочную скважину. Поворот. Еще один. Дверь открывается.
Эдвард, не теряя времени, утягивает меня к себе – не дает зайти первой. И вообще, самой зайти не дает. Удивленно выдыхаю, когда без особого труда и хоть какого-либо предупреждения поднимает меня на руки.
- Традиции Старого света, не забывай, - шутливо объясняет, разворачивая нас к дверному проему. – Хозяйку обязательно нужно перенести через порог.
- Разве не невесту?.. – обвиваю его шею, мягко погладив ворот пальто.
Взгляд у Сокола наполняется теплым любованием – вперемешку с загадочными огнями нетерпения.
- Всему свое время, Königin (Королева). Еще раз. Willkommen zu Hause! (Добро пожаловать домой!)
Он переступает порог квартиры, не разуваясь проходя во внутрь. Большое зеркало прихожей отражает нас с головы до ног. Впечатляющая картина, где мы оба просто-таки светимся от счастья.
- Здесь у вас кухня, здесь – гостиная, - проводит экскурсию мистер Каллен, резво обходя со мной на руках все свои апартаменты, - а вот здесь – гостевая спальня. И святая-святых – ваша, Königin.
- А где планирует спать Король?
- Где повелит Королева, конечно же, - с крайне серьезным видом отвечает Эдвард, крепче прижимая меня к себе.
- Даже если в другой комнате?
- Ну, он как минимум удивится, Изабелла. Но что делать – приказ есть приказ.
Я улыбаюсь его бесподобной игре сегодня, потянувшись вперед и крепко, и нежно обвив за плечи. Целую его шею, чувствительную область за ухом. И щеку.
- Никуда тебя Königin не отпускает, Эдвард. Даже не надейся.
Он смеется, игриво огладив мои ребра. Ласково целует губы, чуть прикусив нижнюю. В синем взгляде – чертята.
- Слушаюсь, моя госпожа.
Я касаюсь ладонью его щеки, медленно огладив всю ее, от виска к углу челюсти. С каждой секундой такого прикосновения Эдвард все шире улыбается. Выражение его лица отражает ничем не разбавленную, глубокую нежность.
- Я очень тебя люблю. Я очень счастлива, Falke.
- Теперь ты дома, любимая. И в этом доме я всегда буду счастлив.
На этот раз он целует меня сам, на долю секунды поддавшись сильному чувству и властному желанию. Глубоко, до дрожи, до последней капли воздуха – и даже тогда не сразу дает отстраниться. Я вся в его руках, в его власти – буквальнейшим образом. И я пьяно этому улыбаюсь. Я довольна.
Запускаю руки в его волосы, потягиваю пряди, глажу затылок, плечи, спину. Прижимаю к себе, прижимаюсь сама... задыхаюсь. И смеюсь. Я действительно счастлива. Вот что оно такое, это отчаянное, необузданное счастье. С ума сойти.
Когда мы все же отрываемся друг от друга, Эдвард дышит чуть чаще и лицо его покрывается легким румянцем. Судя по тому, как горит моя кожа, я тоже заметно краснею. У нас слишком давно не было столь очевидной физической близости... и если раньше я не была уверена, что она вскоре возобновится, то теперь... мне кажется, я снова хочу Эдварда. Именно в том смысле, по которому так соскучилась. Почувствовать его каждой клеткой. Ощутить своим. Отдаться ему. И никаких лишних мыслей.
Но это чуть позже...
Сокол опускает меня на ноги, по-мальчишечьи резко поцеловав в губы еще раз. Шаловливо улыбается. Кивает на вещи, оставшиеся в коридоре.
- Давай-ка закончим с приданным, Schönheit.
Чуть позже, когда все коробки ровным рядом стоят в гостиной, а чемодан, сумка и шоппер занимают место у шкафа в спальне, я завариваю чай. Эдвард, заняв позицию наблюдателя у кухонной тумбы, задумчиво изучает каждое мое действие. На его расслабленном, довольном лице то и дело появляется тень улыбки. На кухне тепло, довольно светло из-за непрекращающегося снегопада по ту сторону окна, а еще, пахнет зеленым чаем.
Я тянусь к верхнему ящику за чашками, усмехнувшись их четким цветовым наборам.
- Ты покупаешь посуду по цветовой гамме, верно?
- Разбавляю черноту кухни, - хмыкает он. Указывает мне на две кружки, пристроившиеся в углу, слева. – Синие – мои любимые, кстати.
- Довольно-таки нарцистично.
Он посмеивается вместе со мной, с готовностью кивнув.
- Я что же, не сойду за Нарцисса?
- Ну-ну, Эдвард.
Все же беру те чашки, что так ему нравятся. Наливаю в них чай. И протягиваю одну Соколу. Он с благодарностью ее забирает.
- За новое начало, - предлагает тост, подняв свою кружку и весело мне улыбнувшись, - мне кажется, мы с тобой его заслужили, моя красота.
- Тебе не кажется, - шутливо чокаюсь с ним я.
Пару минут мы молчаливо пьем чай на его кухне. На нашей кухне. А потом Эдвард, все это время разглядывающий снежинки за окном, вдруг обращается ко мне:
- Давай купим новых.
Я не сразу понимаю, о чем он. И мое недоумение, кажется, мужчину лишь раззадоривает. Я вижу, как разгорается энтузиазмом его синий взгляд, как приподнимаются уголки губ – и как дрожат ресницы.
- Новых?..
- Чашек. Тарелок. Всю посуду. Белье, картины, мебель! Все, что захочешь! Перекрасим стены, снесем к чертям эту кухню – зачем нам черное дерево?! И холодильник пусть будет с кубиками льда на двери. Я всегда такой хотел. Давай все поменяем, Белла! Все, что лежит, стоит и прикручено. Что скажешь?
Он с таким запалом, с таким вдохновением все это говорит. Мне кажется, в эту минуту Эдвард на пике своей жизненной активности. От него прямо-таки веет желанием действовать, этим сумасшедшим ощущением свободы, жаждой нового, стремлением что-то изменить.
Нет, не что-то. Все. И он до безумного счастлив – или счастлив до безумия. Давно при мне так ярко не горел его взгляд.
Я отставляю свою чашку на тумбу кухни, неспешно сделав пару шагов ему навстречу. Аккуратно забираю чашку и у Эдварда. Обвиваю его руки своими – ладони еще теплые от горячего чая. Улыбка Каллена встревоженно подрагивает. Он и сам едва заметно, едва ощутимо дрожит – как ребенок, ей богу.
- Ты вошел во вкус, geliebt (любимый), м-м-м?
- Я хочу, чтобы все было иначе, - он наклоняется к моему лицу, заглядывает в глаза, - у нас с тобой. Как новая жизнь, как новое начало. И к чертям все, что в той никому не нужной прежней жизни осталось.
Улыбаюсь, погладив его скулу. Эдвард следит за каждым моим движением.
- Думаю, кухню громить нам точно пока не стоит. Ограничимся сегодня Икеей?
Он изумленно смотрит на меня сверху-вниз, не совсем доверяя моим словам. Я сперва даже не понимаю, почему они его смущают.
- Икеей?..
- Не пугай меня, Falke, все знают об Икее. Мы же тут все за минимализм, разве нет?
- Я знаю, что такое икея, Изз. Но у нас ведь есть Hausen и Ting. Там тоже будут чашки, обещаю.
Он так забавно щурится, с осторожностью подбирая слова. И перечисляя мне магазины, в которые, умом понимаю, тоже хотела бы сходить, в которых и буду, вероятно, закупаться потом. Потому что они нравятся Эдварду и потому, что Икея, как и Старбакс, вряд ли входит в его картину мира. Я раз за разом Эдварда изумляю.
Раздумываю, сказать ему сейчас или нет. Будет ли оно звучать слишком по-детски?.. Решаюсь. В конце концов, новая жизнь – так новая жизнь. Я не буду больше анализировать свои мысли, оставлю их на усмотрение Каллену в изначальном виде.
- Это долгое время было моим... не знаю, как это назвать, видением, что ли? Желанием. Купить в Икее что-то для своего дома. Знаешь, с этой огромной неудобной тележкой и цветастой сумкой, и этими мясными шариками... и между стеллажами, вычитывая шведские названия... с тобой. Я хотела бы купить там что-нибудь с тобой, Эдвард.
Каллен внимательно меня слушает. И чем больше я говорю, чем больше объясняю – тем теплее, мягче становится выражение его лица. Пропадает этот блеск задора и решимости из глаз, сменяется тихими, теплыми огоньками понимания. Он обнимает меня, погладив спину. Придерживает рядом, но не заставляет оставаться тут силой. Скорее, согревает. И голос у него тоже теплый, проникновенный, ласковый. Я просто купаюсь сегодня в его ласке.
- Ты у меня удивительное создание, Белла. Ну что, тогда Икея – тут уж никаких вариантов.
- Правда?
- Schönheit! – он улыбается, медленно качнув головой. Наклоняется ближе, целомудренно, тепло целует мои губы. И чуть выше, уголок рта. И щеку. И у мочки уха. Прижимает к себе, неглубоко вздохнув. – Правда. Все. Поехали в Икею, нам срочно нужны цветастые сумки и мясные шарики!
Я смеюсь и Эдвард очаровательно, весело смеется вместе со мной. Мы допиваем чай в несколько глотков, а потом он подает мне пальто.
Энтузиазм – восхитительное чувство. И такое воодушевление, что разрядом проходит через все тело, а потом крошками-снежинками покалывает на кончикам пальцев. Похоже на рождественское предвкушение чудес. И ощущение праздника. И глубокое, пронзительное чувство дома. Я давным-давно не чувствовала себя настолько дома, как сегодня.
На авто только-только растаяла снежная шапка с улицы. И вот он снова заводится утробным рыком. Эдвард, все еще веселясь, пристегивает свой ремень безопасности. Включает радио, не Баха. Жизнерадостный немецкий голос объявляет о какой-то новой песне. Эдвард делает громче.
- Твой следующий «Порше» случайно не планируется белым? – глянув на кожу салона и черное пальто Сокола, что так ярко с ней контрастирует, зову я.
Каллен шаловливо хмурится, словно бы я спрашиваю что-то неприличное.
- Белый – явно не мой цвет, Schönheit. Ночная фурия. Гийом обожает Беззубика, так что он все мои машины так величал. Я поклонник Черных Ночных Фурий.
- Думаю, их долго создают...
- Уже только в следующем году, это точно, - кивает Эдвард, похлопав рукой по рулю с эмблемой «Порше», пока поднимаются ворота паркинга, - тебе что же, мое авто интереснее своего собственного?
- Я до сих пор с трудом верю, что оно у меня будет.
Эдвард выжимает педаль газа, вырываясь на свободу из темной подземной стоянки. Снег явно планирует укрыть Берлин метровым слоем. Хоровод снежинок становится плотнее, а небо – темнее.
- Теперь все изменится, - мудро произносит он. – Помни о кружках. И неудобных больших телегах. Боже, они там правда такие неудобные?
- Эдвард, - шутливо ударяю его по руке, с удобством устроившись на своем месте. Улыбаюсь, наблюдая за снегопадом, дорогой, довольным лицом Сокола – всем и сразу. И как могла думать, что не полюблю Берлин? Он подарил мне Эдварда. Эдвард и есть Берлин. И он прав. Все теперь будет по-новому.
Даже мальчики подтвердили эту гипотезу – Эдвард рассказал мне, что у Гиойма появился хороший друг в классе, а с соседской девочкой они теперь вместе посещают занятия скрипкой. Что же до Фабиана, он неожиданно усердно взялся за математику. Террен призналась, он обещал ей быть лучшим в классе. Говорит, это – для колледжа. Сокол думает, что Фабиан решил идти по его стопам.
Сегодня суббота, поэтому перед магазином ожидаемое оживление. Среди тесных рядом наземного паркинга Эдвард с трудом находит место – и не в первом ряду. Но он игнорирует внешние обстоятельства, с интересом наблюдая за мной. Придерживает дверь, пропуская внутрь. И удивленно, недоуменно в чем-то, смотрит на людей, спешащих за покупками. Весело смеется при виде многострадальных тележек. Со знанием дела кладет в нее сразу две пластиковые сумки – яркие, сине-желтые, хоть глаз выколи. Для Эдварда это что-то вроде аттракциона сегодня.
Мы стартуем с отдела с подушками. Бразды правления над тележкой принимает Эдвард, с видом знатока осматривая разносортные подушечки, декоративные и не только, заботливо разложенные на стеллажах. Показывает мне одну из моделей, «Helighet». Говорит, что в немецком тоже есть такое слово – «Heiligkeit». Святость. Подушка святости. Замечательно. Смеется, когда демонстративно кладу ее в корзину – нам такая нужна. Вынимает, вернув на полку – святости в нашей постели водиться не стоит. Теперь ухмыляюсь я. У меня есть определенные планы на Штутгард... и мне кажется, морально я все-таки готова к тому, чтобы вернуться к нему. Я очень соскучилась.
Впрочем, пока Эдварду суждено прибывать в блаженном неведенье. Это сюрприз.
Мы проходим мимо штор. Рамок. Кухонь. Модульных комнат. Интерьерных решений. Цветов. Детских. На них Эдвард немного сникает. Я отхожу от него за забавным ночником в соседнем отделе, а когда возвращаюсь, вижу, как Сокол осторожно касается пальцами одной из колыбелек. Она чуть покачивается от его руки. Деревянные прутья блестят от яркого света, а матрасик с зайчиками совсем тонкий. Завидев меня, Эдвард убирает руку.
- Нашла своих лягушек?
- Ага.
Я показываю ему ночник, где две лягушки тянутся навстречу друг другу. Маленькая лампочка как раз между ними.
- Мама любит такие вещи. Куплю для нее. А ты?..
- Детское мы здесь покупать не будем, Изабелла, - серьезно говорит он, с недовольством оглядев варианты спаленок, - это уж точно.
- Я не думаю, что нам пока в принципе детское актуально... такое – для совсем крох, Эдвард.
Он пожимает плечами, как-то неопределенно мне кивнув. Толкает тележку в другую сторону от отдела. Не оборачивается на приглянувшуюся, казалось бы, колыбельку. Я тихонько иду следом.
Когда-то, еще на заре своей берлинской жизни, я бродила по этой самой Икее, выбирая все необходимое для своей квартирки. Теперь я снова здесь. И снова жизнь, мягко говоря, планируется новая. Забавная лента Мебиуса – я все больше верю в ее существование.
Конечно, я отдаю себе отчет, что Эдвард не хочет спать на постельном белье отсюда, в его ящиках исключительно «Schlossberg». И подушки, и мебель ему тоже вряд ли приглянутся. Часы так он и вовсе обходит третьей стороной, не знаю, почему. Но вот пару декоративных элементов, ночник и вешалки мы покупаем.
Останавливаемся у стеллажа с чашками и Сокол, оттаивая, посмеивается моему сосредоточенному взгляду. Умоляюще смотрит в глаза, когда беру с полки нежно-розовую, с гофрированной глазурной поверхностью.
- Ты ведь помнишь, что у тебя теперь не холостяцкое гнездо?
Он изумленно вскидывает бровь.
- Как ты сказала?..
- То-то же, - горделиво вздергиваю подбородок, усмехнувшись. – Все. Жить нам с розовыми чашками, Эдвард. Синий и розовый – вполне понятное разделение, тебе не кажется?
- Это так по-девичьи, Schwalbe.
- По всем нормам Старого Света – четкое цветовое разделение, - хихикаю, все же опуская упаковку из двух кружек на дно тележки, - и вот эти, когда настроение чуть хуже.
Рядом ставлю гофрированные чашки цвета фуксии, но ближе к бордовому. Интересный оттенок. Эдвард демонстративно закрывает ладонью глаза.
А потом вдруг берет с соседней полки ярко-желтые тарелки. На них еще затейливо вырисованы солнечные лучи из оражневой краски.
- Эдвард!
- Гулять так гулять, Белла!
В итоге, у нас появляется новый комплект посуды из Икеи – радужный, если смотреть по цветам. И первый – самый первый – наш общий. Мне кажется, за это Эдвард прощает ему даже цветовую гамму. Деловито и осторожно укладывает на дно сумок на кассе.
Я помогаю ему отнести вещи в машину. И затем мы возвращаемся обратно в магазин, к лифтам – они ведут прямо в кафе. Эдвард с энтузиазмом изучает рекламу мясных шариков на двери. Морщится при упоминании зеленого горошка.
- Да ладно! – ошеломленно, весело смеется, когда новые тележки – небольшие, для подносов – оказываются припаркованы у входа в зону кафе. Резво забирает одну из них, на ходу изучая принцип действия. Складирует на всех трех ярусах подносы. И гордо идет к линии раздачи.
Я прижимаюсь к его плечу, пока ждем своей очереди. Эдвард нежно гладит мои пальцы.
- Что, солнышко?
- Мне нравится такое твое настроение.
- Мне тоже. А еще – эта тележка, - он хохочет, демонстративно поводив своим новым средством передвижения вперед-назад, - я ради них, этих тележек, начну ходить в Икею.
- То-то же!
Мы обедаем за одним из центральных столов, но невдалеке от окна. Эдвард гоняет по тарелке говяжьи фрикадельки. Я видела, как тоже самое с наггетсами делал Гийом в свой приезд. Умудрившись прокрасться собственной вилкой между его рукой и тарелкой, ухватываю себе одну дополнительную фрикадельку. Эдвард театрально ахает, взглянув на меня с улыбкой.
- Средь бела дня, Изза!
Смеюсь, щедро окуная мясной шарик в брусничный соус. Не отпуская взгляда Сокола, демонстративно кладу его в рот. И еще пару горошинок в придачу.
Он фыркает, чертя рисовые поля вилкой на своем пюре. На мою фри смотрит со снисхождением.
- Ты еще дитя у меня, Schönheit?
- Ты сам выбрал водиться с маленькими, - смеюсь, отодвигая от себя пустую тарелку. – Придется с этим мириться.
- Тогда приятного аппетита, Hühnchen.
- Hühnchen?..
- Цыпленочек, - сам себя игриво переводит Сокол. Подмигнув мне, заканчивает со своими мясными шариками. И той самой, расчерченной на рисовые поля, картошкой-пюре.
Десерт – ягодный пирог – мы с ним делим на двоих. Эдвард ухмыляется его своеобразному вкусу. И морщится на черный кофе в белых чашках. Сам себе качает головой.
Женщина за соседним столиком упаковывает в отдельный бумажный пакет рождественских гномов. Ее ребенок следит за этим с энтузиазмом и ловлю себя на мысли, что я – тоже. Мы проходили рождественский отдел и я там не задержалась... а теперь вдруг понимаю, что у меня есть идея. И я хотела бы ее воплотить.
- Эдвард?
Он поднимает на меня глаза, отложив маленькую вилку для пирога. Облизывает губы, стирая из их уголка крошки песочного теста.
- Давай купим елку.
Он хмыкает, не скрывая сегодня, как уже повелось, своего удивления. Мне чудится, в эту субботу я вообще удивляю Эдварда каждым словом.
- Елку?..
- Живую. На ярмарке. И эти огоньки-гирлянды. Игрушки. Что там еще покупают для елки?
Он так нежно смотрит на меня... с каждым словом все нежнее. Снова – тронуто. Я немного теряюсь.
- Прямо-таки живую елку, малыш?
- Которая пахнет лесом, - энергично киваю, стараясь не растерять по дороге дополнительных вопросов свой энтузиазм, - или они не пахнут?.. Это ароматизатор?..
- Пахнут. Вы ставили когда-то елку?
- Дома? Нет. И я тоже почему-то... за эти два года... ты не любишь елки?
Мой запал немного гаснет, подтравленный снисходительным молчанием Сокола. Однако он улыбается краешком губ, бархатно пробежавшись кончиками пальцев по моим волосам. А потом легко касается скулы.
- Очень люблю. Никогда не ставил в Берлине, но очень люблю. Будет здорово сделать это впервые – с тобой.
- Ярмарки открылись еще на той неделе...
- Не порядок, что нас там еще не было? – он подмигивает мне, убрав прядку волос за ухо. Взгляд у Эдварда очень добрый. – Только у меня условие.
- Да?..
- Все игрушки, все огни – там. И я хочу жареный сахарный миндаль.
Я удивленно смотрю на его лицо, по которому бродит воодушевленное выражение. И снова показываются яркие огоньки в глазах.
- Какой миндаль?..
- Ты что же, Изза, не пробовала gebrannte Mandeln (жареный миндаль)?!
- Я многое упустила без тебя, Эдвард.
- Это точно, - он вздыхает, придвинувшись ближе, и ласково погладив мое плечо. – Все. Едем наверстывать упущенное. Только елку бы не забыть.
- И орехи.
- Про орехи я не забуду, - смеется он.

* * *


Главная рождественская ярмарка Берлина проводится на Рыночной площади. Здесь безумно красиво, царит атмосфера праздника и возвышаются над рядами маленьких деревянных домиков безупречные купола Дома. Подъезды к ярмарке, само собой, перекрыты в целях безопасности, поэтому Сокол паркуется примерно в квартале от самой площади. И по хрустящему свежему снегу, под продолжающийся вальс снежинок и неяркие огни фонарей, мы направляемся к Weihnachtsmarkt (Рождественская ярмарка) пешком.
Волшебная атмосфера. То ли скорое Рождество так на меня влияет, то ли суета вокруг, а может просто наш день – лучше которого и не придумаешь – но я счастлива. Так абсолютно, так полно, так... как никогда. Мне кажется, утреннее настроение Эдварда нагоняет меня лишь теперь, к вечеру. Хочется свернуть горы, обнять мир, отблагодарить всех вокруг – и просто хоть немного, хоть на каплю, а выразить свое счастье. И насладиться им сполна.
Энергия, бьющая из меня ключом, не остается не замеченной. Эдвард, перехватив мою ладонь в черной перчатке своей, заинтересованно поглядывает с высоты своего роста. Ни у меня, ни у Сокола головного убора нет – и мелкие снежинки то и дело падают и тают на наших волосах. У обоих из нас они влажные – и оба мы совершенно об этом не беспокоимся.
- Столько энтузиазма из-за елки?
- Ты знаешь, я мечтала купить елку именно на Ярмарке. Тут все так... по-настоящему. Насколько я помню. В Орлеане и снег, и елки как-то... не логично смотрелись.
- И что же, на берлинской Weihnachtsmarkt ты уже бывала?
- С Элис, - хмыкаю, удобнее перехватив его руку, - правда, мы пробыли недолго – продавец глинтвейна, Рикк, который ей понравился, оказался занят другой девушкой. И дальше мы общались уже в кофейне.
- Продавец глинтвейна? – Эдвард хмурится, с толикой недовольства качнув головой, - да уж, Элоиз умеет... делать выбор.
- Ты так говоришь, будто это уже не впервые. Я знаю только о Рикке и Эммете.
Сокол часто моргает.
- Эммет?..
- Они еще даже не встречались. Давай оставим личную жизнь Элис – Элис. Я чувствую себя немного странно.
- Ну уж нет, Изза, - Эдвард обращает на себя мое внимание, демонстрируя, что слушает, - давая хотя бы кратко: Эммет? Странное имя, как у твоего редактора.
- Это он и есть.
Сокол неглубоко вздыхает, разворачивая нас влево, на более короткий путь к виднеющейся впереди ярмарке.
- Тот самый американский молодой человек?
- Главное для тебя, что американский? – хмыкаю я, но Эдвард теперь не улыбается. Гладит мою руку в своей.
- Не суть важно. Но ты знаешь его? Он адекватный парень?
- Думаешь, ты, как папа, сочтешь кого-то адекватным?
Я все же немного разряжаю внезапно помрачневшую обстановку. Эдвард улыбается краешком губ.
- И то правда. И все же?
- Он хороший, Эдвард. По крайней мере, насколько я его знаю. Мы знакомы уже три года, так что неплохой срок.
- Если мне понадобится, я попрошу у тебя его контакт, Изза.
- Дай им хотя бы познакомиться вживую сперва.
- Это на всякий случай. Чтобы ты знала. Спасибо, что сказала мне, Schönheit.
- Мне начать жалеть?
Он посмеивается, куда слабее, чем прежде, но все же. Ласково смотрит на меня сверху-вниз.
- Ты прямо-таки светишься, любимая.
- Сегодня у меня много поводов, - отвечаю ему, взяв под локоть и приникнув ближе. Вот уже и вход на площадь. Яркие огни ярмарки, вереницы домиков, каскады игрушек, фонариков и оленьих рожек заполняют все поле зрения. Левее, в отдельной зоне, палатки с картофельным салатом, мясными угощениями и глинтвейном. На все это людское праздничное столпотворение грозно взирает Собор. Колокола бьют семь вечера.
Эдвард сразу же увлекает меня к домику с глинтвейном. Здесь несколько его вариантов, включая безалкогольный. Эдвард переспрашивает, когда я выбираю последний – на виноградном соке. Но потом принимает такой ответ, протягивая продавцу десять евро за два напитка – и два сапожка-стаканчика с традиционной эмблемой ярмарки. Признаюсь Эдварду, что не хочу его возвращать – не видать нам залога в два евро. На что тот смеется, что тоже не собирался – мы ведь собираем кружки.
Глинтвейн, даже без алкоголя, очень кстати. Его приятный вкус не жжет, нет в нем ни сладости, ни излишней кислинки – все в балансе. И отлично дополняет какие-то сладкие булочки, что Сокол просит в соседнем домике-киоске. Смеется, когда морщу нос на запах картофельного салата. Я шучу, что немкой мне в этом плане никогда не стать.
Какое-то время мы просто гуляем по рядам ярмарки, рассматривая игрушки. Я замечаю изящную стеклянную балерину в светло-голубом платьице, а Эдвард выбирает ярко-красные сани с Сантой, подгоняемым оленями. А затем мы оба останавливаемся глазами на сине-зеленой фигурке попугайчиков, прижавшихся друг к другу. Забавно, что меньшая из птиц прячет голову под клювом большей, приникнув к ее груди. Точно так меня обычно обнимает сам Эдвард. Попугайчики-неразлучники становятся нашей первой елочной игрушкой.
Следующий домик – это ореховый рай. Те самые сласти в сахарной корке, начиная от миндаля и заканчивая кешью, жареные и запеченные, в самых разных вариациях и наборах. В разноцветные кулечки продавец, под руководством Эдварда, насыпает нам большую часть своего ассортимента. У него даже есть держатель для кульков – по типу тех, что продают с мороженым. Смеюсь, забирая наше сахарное сокровище и честно стараясь ничего не просыпать. Бутылку воды немецкий весельчак-ореховед подает нам бесплатно. Als Geschenk (в подарок).
Эдвард с вожделением смотрит на всю эту ореховую феерию. Мы пристраиваемся за стойкой-столиком в уголке, возле обогревателей, и лапы украшающих ярмарку елок закрывают нас – отчасти – от других посетителей. Очень уютное место.
- Я многого о тебе не знала, - приметив, каким взглядом Сокол оценивает каждую сладость, сообщаю ему.
- Миндаль в сахаре – моя слабость, Schönheit. Раньше была первой в списке. Теперь орешки потеснила ты. Давай же пробовать.
- Ты как ребенок, Falke.
- Всем нам позволено изредка быть детьми, - деловито говорит он, распаковывая кулечки, - итак, миндаль. Черт. Он прекрасен. Попробуй!
На волне энтузиазма Эдвард лично кормит меня своим любимым лакомством. Снимает перчатку, аккуратно подхватив орешек указательным и большим пальцами, и подносит к моим губам.
- Ну как?
У него так красиво горят глаза. И такая возбужденная улыбка. И все еще протянутая в мою сторону ладонь.
Я нежно улыбаюсь Эдварду.
- Очень вкусно.
- Вот! – победно восклицает он, закидывая в рот сразу несколько миндальных сластей, - говорят, фундук тоже неплох. Где у нас тут был фундук. А, вот еще кешью.
Он предлагает первую пробу мне, все так же, с рук, и я не против. Облизываю кристаллики сахарной корочки с его пальцев. Взгляд Эдварда немного туманится. Он аккуратно убирает немного сахара из уголка моих губ. И едва заметно вздрагивает, когда я целую его пальцы.
- Кешью лучше?
- Миндаль, - подыгрываю ему, самостоятельно потянувшись к кулечку. Но Сокол качает головой. Отодвигает от меня орехи подальше, демонстрируя, что хочет продолжить кормить меня сам. Мне нравится, что его реакция становится все очевиднее с каждым орешком – и каждым моим прикосновением.
В конце концов, Эдвард возвращает кульки на центр стола. Убирает руку. В глазах у него тлеют угли.
- Нам нужны гирлянды... и еще парочку шаров.
- И елка.
- И елка, - тяжело вздохнув, медленно соглашается он. – еще немного орешков останется домой.
Немного – понятие растяжимое. Судя по пакету с кульками, грамм триста точно.
И все же, для профилактики возгорания, мы покидаем уютное место под лапами елки – и возвращаемся к праздничным рядам. Четыре синих и четыре красных стеклянных шара в надежных коробках оказываются в числе покупок. Мы все же берем ту балерину и сани Санты, в довесок – яблочное деревце и символ Берлина в лице Апфельмана. Оказывается, он то же есть в варианте елочной игрушки.
- Что скажешь насчет этих? – Эдвард показывает мне связку рождественских огней, переливающихся мягким желтым светом.
- Они длинные?
- Три метра. Сколько нам нужно?
- Смотря, какая у нас елка.
- А какая у нас елка, Schönheit? - хитро блеснув взглядом, интересуется Каллен.
Сходимся на том, что дерево не должно быть чересчур большим, но и не окажется маленьким. Средняя ель, где-то полтора метра. Продавец помогает нам выбрать огни. Предлагаю Эдварду купить еще шторы-гирлянды на окна – для гостиной. А на кухню Сокол приобретает ярко-красную звезду Адвента. Очень красиво.
Перед гвоздем ярмарочной программы – живыми елями – мы делаем небольшую остановку на еще один стаканчик глинтвейна. Правда, выходит теперь, что яблочного грога – на яблочном соке. Но это не так важно.
В эти пятнадцать минут, что неторопливо потягиваем горячий напиток посреди площади, оставив бумажные пакеты с игрушками и огнями на столике-стойке, я наслаждаюсь своей жизнью. Ее полнотой. Близостью Эдварда. Этими огоньками вокруг. Запахами специй и жареных орешков. Рождественской музыкой. Колоколами собора – уже без четверти девять. Шумными разговорами на немецком вокруг. Стайкой детей, спешащих к катку. И веселыми кричалками рождественских гномов, выставленных в ряд в одном из киосков.
Замечаю взгляд Сокола, наполненный любованием, далеко не сразу. Он улыбается мне, нежно погладив по щеке.
- Ты безупречно красива, знаешь об этом?
- Потому что я очень счастлива, - честно признаюсь ему, приникнув к руке. Синий взгляд теплеет. Эдвард касается меня нежнее – хотя, казалось бы, нежнее уже некуда.
- Я хотел бы, чтобы так было всегда, Schwalbe.
- И я, - улыбаюсь, подступая ближе и обвивая его за талию. – Но тут есть очень важное условие.
- Опять условие?..
- Да. Вот это. Ты.
Эдвард смешливо фыркает, утягивая меня в свои объятья. Гладит волосы, спину, плечи. Целует в лоб, а затем – в обе щеки. И неспешно, никак не нагнетая обстановку, добирается до моих губ. Тает от моей улыбки, когда отстраняется. Эдвард тоже счастлив.
- Что, Schönheit?
- У тебя вкус яблочного грога. И миндаля.
- Могу похвастаться тем же, - шутит Сокол, возвращая меня поближе к себе. Я приникаю к его груди, наслаждаюсь тем, как ласково, неторопливо перебирает мои волосы, ровно, успокоено выдыхаю. Напитываюсь этой атмосферой. Приятным ощущением его теплой, жесткой материи пальто. Знакомым мне запахом одеколона. И никаких здесь нет сигарет – словно бы было все это в другой жизни.
Я не вспоминаю ничего лишнего, не допуская ни единой неприятной мысли – не время для них сейчас. Это мое маленькое волшебное Рождество. Субботняя ночь перед первым воскресеньем Адвента. И я уже могу назвать Рождество своим любимым праздником.
Впрочем, через какое-то время мужчина напоминает, что елку нам тоже желательно бы купить. Иначе игрушки придется расставлять по квартире в произвольном порядке.
Я с ним согласна.
На небольшом отдалении от центрального ряда домиков-киосков расположился елочный базар. Изящно выставленные в красных подставках, елки всех мастей и размеров прямо перед нами. Упаковка и специальное для нее изделие, напоминающее круг, тоже рядом. Розовощекая продавщица из Баварии, как мне потом скажет Сокол, с энтузиазмом рассказывает нам о каждой ели. И помогает найти свою. Не больше, чем черед двадцать минут, с бумажными пакетами и упакованной в синюю сетку елкой, мы возвращаемся к машине. Часы бьют половину десятого вечера.
Чтобы поместить дерево внутрь авто, приходится отпустить заднее сиденье. Эдвард включает рождественский концерт фортепиано – и этот вечер наполняется новыми нотами, обретая особую красоту классической музыки.
В лифте, глядя на Эдварда, мало того что увешанного пакетами, так и еще с елкой, я невольно посмеиваюсь. Он смешливо фыркает, демонстративно вздернув голову.
- Ну-ну, Изабелла.
В квартире, когда оказываемся по ту сторону двери собственных апартаментов, Эдвард ловит меня в коридоре. Никак не успеваю сбежать от него – и от щекотки. Сам Каллен, оказывается, щекотки не боится.
Смеюсь, вырываясь, и слышу такой же смех от Сокола – бархатный, глубокий, теплый. Мы дома. Наконец-то мы дома – вместе, с этой елкой, с этими огоньками. И, вполне может быть, длинной и восхитительной жизнью впереди. Этой ночью я в ее возможность как никогда верю.
После легкого ужина из сыров, багета и куриного паштета, оказавшегося в холодильнике, мы с наполеоновской решимостью беремся за установку елки. Играют знаменитые композиции Рождества, включая и немецкие, и американские песни, а Эдвард сражается с подставкой для ели. Нам только с третьего раза удается правильно ее собрать.
Зато елку ставим быстро – ствол идеально отпилен прямо под подставку. Еще и место ей находится такое уютное – возле больших окон зал, чуть вглубь от дивана, напротив коридора.
Игрушки мы вешаем по очереди. Но попугайчики находят свое место в центре – тут мы единогласны.
Эдвард нежно гладит крылышко одной из птиц.
- Как от сокола и ласточки мы перешли к волнистым попугаям, Schwalbe?
Огоньки красиво овивают елку по всему периметру. Но мы не включаем их, прежде чем шторы-гирлянды и звезда займут свои места. И когда Эдвард нажимает на все три кнопки сразу... гостиная погружается в восхитительный теплый свет. Желтизну разбавляет красная звезда Адвента и белые всполохи в огоньках елки.
Я затаиваю дыхание, наблюдая за всей этой картиной. Она не выглядит реальной. Чересчур красивая, чересчур теплая, такая как... истинное воплощение уюта. И Рождества.
Приникаю к Эдварду, когда он предлагает мне свои объятья. Как и на ярмарке, прижимаюсь к его груди – только теперь слышу и биение сердца, и аромат зеленого чая. А еще – ровное, спокойное дыхание. Эдвард, как и я, любуется нашим импровизированным рождественским уголком.
Плотные зеленые иголки пушистой ели, тонкие провода гирлянд, отблески звезды, тусклый блеск пола, легкий верхний свет в коридоре – идиллия. На часах полночь - наступает воскресенье.
- Я никого и никогда не любила так, как тебя, Эдвард.
Он трепетно гладит мои волосы, своим движением отвечая на эти слова. Не рушит момент, питает мою откровенность и глубоко, удовлетворенно вздыхает. Переливаются огни елки.
- Ты знаешь, я хочу, чтобы все те праздники, что еще будут в моей жизни... чтобы они прошли с тобой.
- Это взаимно, Schatz. Ich liebe dich. Sehr stark.
- У нас будет елка на каждое Рождество теперь.
- Звучит угрожающе.
- Значит, это угроза, - хмыкаю, легонько поцеловав его шею, а затем чуть ниже, у ключиц – прямо по мягкой ткани пуловера. Эдвард вздыхает, обнимая меня крепче. Зарывается лицом в мои волосы.
- У нас с тобой все будет замечательно, мое сокровище. Все, что только можно, все, что ты захочешь... у нас будет все. Я тебе обещаю.
- Все у меня уже есть, - касаюсь его груди, мягко проведя линию от яремной впадинке к грудине. – Я люблю тебя.
Эдвард целует мою макушку.
- С началом адвента, Liebe.
- С началом адвента, Falke.
Огоньки, затейливо переливаясь, подсвечиваются в отражении окна. И неяркое, едва заметно, освещают и нас. Вдвоем.
Наша первая зима. Первое Рождество. И первое воскресенье Адвента.


Источник: https://twilightrussia.ru/forum/37-38564-1
Категория: Все люди | Добавил: AlshBetta (07.12.2022) | Автор: Alshbetta
Просмотров: 826 | Комментарии: 10


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА







Всего комментариев: 10
0
9 Alin@   (06.01.2024 20:36) [Материал]
В самый раз читать под наступивший 2024 год.
Ох уж эта Икея, кого только не объединила.
Вообще они молодцы, очень круто проводят время.

0
10 AlshBetta   (17.01.2024 13:53) [Материал]
Создали магазин на все времена шведы biggrin
А влюбленным - что икея, что иное что-то. И ярмарка!
Спасибо огромное!

2
7 Танюш8883   (02.02.2023 07:13) [Материал]
Идиллия. Думаю, что не на долго. Слишком обширных груз проблем Эдвард привнес в эти отношения. Сама я считаю спорным мнение, что нельзя ложится в постель с человеком, у которого проблем больше, чем у тебя. Однако, эту нехитрую мысль стоило бы держать поблизости и копить силы для борьбы с чужими тараканами. Спасибо за главу)

0
8 AlshBetta   (04.02.2023 22:25) [Материал]
Может быть то, что Белла с самого начала не поняла масштабы происходящего и привело ее так далеко. Но Эдвард-то все знал с самого начала...

1
4 Нюсь   (22.12.2022 00:19) [Материал]
Как же мне нравятся скорые продолжения глав! Да ещё таких больших! smile
Прекрасная предрождественская часть главы. Это было что-то невероятное, лёгкое и умиляющее. Настоящий праздник в душе воцарился happy .
Спасибо за эти эмоции!
Эдвард словно превратился в подростка, необременленного никакими заботами и проблемами. Погрузился всецело в чувства и любовь к своей ласточке. И отдался её идеям, чтобы исполнить давние мечты любимой. Разбавим серость и черноту яркими красками wink Вечер у них получился волшебным и я увидела настоящую семью. Рада за эту пару.
Вот и уехала Белла со своей уютной квартирки, которая была крепостью для неё, а теперь будет только хранить воспоминания начавшихся отношений с Калленом и интересные тайны отношений с Керром. Переезд и для меня был волнительным. Для меня-то имя нового консьержа показалось подозрительным и было бы конечно интересно , если бы Эдвард смог пересечься с ним, вынося коробки с вещами Беллы. Но тогда бы не получилось такого волшебного рождественского вечера. Поэтому спасибо за это happy .
«Вы с ним будете очень счастливы, Белла. Вот увидите. Пришлите фото со свадьбы.
- Скорее, приглашение, - касаюсь его руки, благодарно ее пожав.»
Размус здесь , словно отец , который дал благословение своей дочке. Он спокоен за Беллу и это всё больше делает её готовой к замужеству.
А Эдварда- не только к возможности быть рядом с любимой женщиной, но и снова стать отцом. Уж очень он трепетно и задумчиво касался той детской кроватки в магазине. При этом остерегается скорой беременности Иззы. Будто этому виной является не только события двухлетней давности, но и сама Кэтрин. Уж очень она вцепилась в этого мужчину. К сожалению, сомневаюсь, что она спокойно даст Эдварду снова стать счастливым папой малыша или малышки. От этого очень тревожно. С этой женщиной нужно разобраться. Окончательно.
Если вернуться снова к переезду, то мне очень понравилось, как Эдвард знакомил Беллу с «новой» квартирой. Это было так забавно.
«Теперь ты дома, любимая. И в этом доме я всегда буду счастлив.»
Такие слова очень тронули. Наконец-то ласточка может помогать вить гнездо Соколу и сделать его светлым, уютным и своим домом. Хоть «дом»- это громко сказано, но с чего-то нужно начинать ) Большой настоящий дом скорее ждёт их на родине. Потому что для большого семейства наших птичек такой квартиры будет маловато wink

P. S. Теперь и я хочу ёлочную игрушку попугайчиков-неразлучников smile
И попробовать засахаренный миндаль smile

0
5 AlshBetta   (24.12.2022 00:26) [Материал]
Эдвард смог сделать то, что хотел, рядом с той, с кем хотел. И это было также легко и естественно, как он мечтал об отношениях изначально. Тем более, у них с Беллой своя микроатмосфера, понимание и умение веселиться smile
Когда-то мы обсуждали на форуме, что у Сокола взрослые развлечения, серьезные интересы и чрезмерная опека припрятаны. Но ведь и жажда открытий, готовность к сюрпризам и нерастраченная любовь, нежность - все то же имеется. А теперь можно себя не сдерживать smile Вот вам Икея, вот миндаль, а вот елка с игрушками. Что захочешь, как говорится.
С детской историей, не глядя на то, что Сокол сам озвучил желание быть папой снова, так просто и вправду не получится. В Берлине они в относительном вакууме. В США такого вакуума не будет. Вряд ли Кэтрин упустит приезд Каллена... они еще и косвенно-родственно связаны wacko
Эдвард очень давно хотел, чтобы Белла полноценно "познакомилась" с квартирой - и еще больше, чтобы в ней осталась. Хотя... вряд ли он будет против дома cool
Засахаренный миндаль - наше все biggrin biggrin
Спасибо огромное за великолепный отзыв, эмоции, интерес и вдохновение! Это очень здорово tongue

0
3 innasuslova2000   (17.12.2022 01:47) [Материал]
Очень красиво, снежно, сказочно! Словно сама и на ярмарке побывала, и рождественских сладостей отведала. Так все живо, подробно и празднично описано! Спасибо за за ощущение предновогоднего ( в нашем случае, в их -"Рождественского") чуда.

0
6 AlshBetta   (25.12.2022 01:21) [Материал]
Спасибо вам! biggrin

1
1 робокашка   (10.12.2022 09:57) [Материал]
Предвкушение праздника во многих смыслах и значениях

0
2 AlshBetta   (11.12.2022 00:38) [Материал]
умеют, практикуют tongue