Трудно адаптироваться в мире, который ты полностью забыл, словно его никогда не существовало. Мои руки помнили какие-то действия вроде включения телевизора и пользования кухонным ножом, при взгляде на предметы в голове всплывали их названия, но что касается самоидентификации, то было сложно воспринимать даже собственное имя. Оно стало чужим.

Друзья и родственники казались незнакомцами. Прошлое – находилось в непроглядном тумане. Я был похож на компьютер, не справившийся с обновлениями, зависший и требующий перезагрузки. Я будто сразу родился тридцатитрехлетним мужчиной с чистым белым листом вместо воспоминаний. Моторные навыки сохранились, но ассимилироваться в общество и круг семьи приходилось заново.

Бесполезно было задавать себе вопрос, кто я такой. Я знал, что в прошлой, забытой жизни был уравновешенным, склонным к чистоте и аккуратности человеком, потому что мои поведенческие манеры и теперь остались такими же. Но был ли я хорошим или плохим? Альтруистом или эгоистом? Трусом или смельчаком? Добрым или склонным к жестокости?

Могла ли потеря памяти превратить меня в совершенно иного человека? Мог ли я быть тем, кем меня называли в газетах - вором и убийцей? Способен ли был осознанно или под воздействием обстоятельств совершить злодеяние, в котором меня обвиняют? Сожалел ли я об этом поступке, пока травма головы не стерла ту непривлекательную личность?

Я понятия не имел.

Одно было ясно: в прошлом произошло нечто ужасное, и теперь мне предстояло выяснить, выступал ли я в тот злополучный час в роли преступника или жертвы. Заслужил ли я тот выстрел в голову, лишивший меня памяти, отнявший целую жизнь.

Сестра оказалась единственным человеком, рядом с которым я чувствовал себя более-менее комфортно. При всей своей гиперактивности Элис не была навязчивой: готовность сделать для меня что угодно не перевешивала чувство такта.

«Я знаю, что у тебя амнезия, поэтому не буду докучать вопросами», - деловито объявила она при первой встрече после короткого радостного объятия, что позволило мне немного выдохнуть. Я был морально готов, что родственники будут вести себя так, как привыкли, ставя меня в неловкое положение и обязывая отвечать им тактильно, но все же созданная Элис дистанция подарила мне облегчение

«Что я могу сделать для тебя?» - добавила она, ничем не выдав своего ужаса от места, в котором очутилась – ее яркая, очевидно дорогая «Порше» последней модели смотрелась в мексиканской степи, возле ржавой бензоколонки, как навороченный суперкар, затормозивший в грязном китайском гетто.

На пару секунд я онемел, ожидая совершенно иной встречи: криков восторга или, напротив, обвинений; сетований на убогость придорожного кафе и моей одежды; причитаний по поводу состояния моего здоровья. Ничего из этого не произошло – Элис, очень быстро справившись с эмоциями, сосредоточенно и сдержанно смотрела на меня в ожидании распоряжений – и мне пришлось мигом переоценить отношения с сестрой. Вывод, который я сделал: Элис была замечательной.

Мог ли я рассчитывать на большее понимание с ее стороны, чем заслуживал? Всю последнюю неделю, что мы провели с Беллой вместе, временно отложив мой визит в полицейский участок, я думал о том, как помочь ей справиться с жизненным тупиком. В той прошлой, забытой жизни я был богат, но сумею ли я воспользоваться деньгами, оказавшись в тюрьме?

Я не помнил, какие отношения сложились у меня с родственниками и помогут ли они мне освоиться, не знал паролей от своих страничек в соцсетях и банковских карт. Содержатся ли еще средства на моих счетах и имею ли я право их снимать? Я не исключал вероятности, что деньги, которые я якобы украл, понадобились мне не просто так, а по большой нужде. А это значило, что, скорее всего, богатство моей семьи окажется всего лишь иллюзией…

Теперь, стоя на улице после времени, проведенного в кафе за чашечкой кофе и неловкими разговорами чужаков, глядя на уверенную в себе Элис и ее дорогую машину, я осознал, что все не может быть настолько печально. Кто-кто, а Элис точно не страдала недостатком средств.

Она спросила, что может сделать для меня? Все, чего я хотел – это помочь Белле выкарабкаться из ее нищего положения. Не только за то, что она вытащила меня из могилы, но прежде всего я любил ее – так сильно, что почти не мог дышать от мысли о необходимости прямо сейчас сесть в машину и уехать с Элис, оставив Беллу одну, без защиты, в глуши. В этот миг мне было так плохо, что, если бы мне предоставили выбор, и не было б обязательства предстать перед законом, я б остался. Бросил бы свою прежнюю жизнь ради Беллы, даже если бы вспомнил прошлое.

- Ты можешь дать Белле немного денег? – хрипло произнес я, неуверенный, что имею право просить о подобной услуге, но все же надеющийся. – Скажем, пару сотен долларов?..

Без капли сомнений Элис вытащила из визитницы одну из своих банковских карт и протянула девушке.

- Что?.. Нет! – ахнула Белла и сделала быстрый шаг назад, прячась за моей спиной и хватая меня за локоть, но ее возмущение проигнорировали и я, и Элис.

- Там около пяти тысяч, - участливо сообщила сестра, бегло оглядев мою девушку с ног до головы и придя к неутешительным выводам. – Я могу себе это позволить: в конце концов, ты спасла моему брату жизнь, а это не имеет цены. У меня в любом случае нет наличных…

- Спасибо! – от всего сердца поблагодарил я.

Много раз я просчитывал, какая сумма понадобится Белле, чтобы хватило на все – обеспечить себя и вылечить Джаспера, - но я не мог просить у Элис сумму, которая покроет такие расходы. Я лишь надеялся, что Белла хотя бы оставит свой ужасный заброшенный дом и снимет квартиру в центре города. Предложенных сестрой средств хватит не только на это, но еще и на то, чтобы оплатить Джасперу еще некоторое время пребывания в больнице. Позднее я надеялся изыскать деньги и на его лечение, а Белла после всего, что между нами было, не станет возражать и примет мою искреннюю помощь.

Я протянул Белле карту, но она убрала руки за спину и упрямо покачала головой с сердитым лицом.

- Нет! – отказалась она обиженно. Голос хрупкой и робкой девушки, какой я ее знал, внезапно стал металлическим. - Не возьму, даже не подумаю.

- Ты спасла Эдварду жизнь, - настаивала Элис. – Это самое малое, что мы можем для тебя сделать.

- Нет! – лицо Беллы стало бледным как полотно. Она отступила, оскорбленно сомкнув губы.

- Белла, пожалуйста, - вздохнул я, пытаясь взять рассерженную девушку за руку, но она не позволила, - не спорь. Разреши мне помочь тебе, улучшить твое положение. С этими деньгами…

- Нет, - повторила она непреклонно, на ее бледном лице проступили багровые пятна гнева, а в глазах заблестели злые слезы. – Я спасала тебя не ради этого!

То, с каким пренебрежением произнесла она обезличенное слово «этого», кивнув на протянутый пластиковый прямоугольник, дало мне понять: ничто не заставит ее взять деньги, любая попытка будет обречена на провал.

Это было глупо, ужасно глупо! Если бы я мог остаться с ней и получить доступ к своим счетам, я бы все равно настоял на ее переезде в нормальную квартиру – снял бы ее сам, помог с вещами. Оплатил бы и лечение Джаспера, и его реабилитацию, и учебу девушки – любые расходы я бы взял на себя, если б мог!

Беда была в том, что я не мог задерживаться здесь и заниматься этим. Мне придется оставить Беллу одну в этой пустыне, где любой бродяга может найти ее и сделать с ней самые кошмарные вещи, и никого не окажется рядом, чтобы помочь. Она спасла меня, но кто спасет ее?!

- Я знаю, малышка, знаю, - я попытался обнять ее, но она меня оттолкнула, оскорбленная до глубины души тем, что считала подачкой, хотя это было совсем иное – естественная, сердечная забота о любимом человеке. – Просто… помоги мне пережить этот момент, хорошо?

- Что?.. – растерянная, не поняла она хода моих мыслей.

Я тяжело вздохнул: мне не хватало воздуха, так сильно билось сердце о грудную клетку. Ужас пожирал изнутри; глубокая тоска разъедала насквозь из-за того, что я смотрю на Беллу несколько последних минут. И неизвестно, свидимся ли мы когда-нибудь снова. Я жизни уже не представлял без нее.

- Осознавать, что ты остаешься в этой дыре одна, невыносимо, - бормотал я в попытке убедить. – Пожалуйста, Белла, ты должна переехать в город. Ты можешь использовать эти деньги все или взять их малую часть, но только не оставайся в старом доме. Ты можешь сделать для меня хотя бы это? Я должен знать, что с тобой все в порядке, иначе с ума сойду.

- Эдвард… - возражала она покачиванием головы.

- Только эту малость, прошу: мне важно знать, что тебе не угрожает никакая опасность, пока я… - здесь я споткнулся, потому что, увы, не мог гарантировать свое скорое возвращение. Будущее было покрыто густой пеленой неизвестности: если даже меня не схватят на границе, то уж в Сан-Франциско я сразу же окажусь в тюрьме. Сколько будет длиться расследование, к чему оно приведет, осудят меня или оправдают – сейчас было неясно, и я никак не мог обещать Белле что-либо, потому что совершенно не знал, что меня ждет.

Судя по выражению ее увлажнившихся карих глаз и дрожащей нижней губе, Белла абсолютно не верила, что я намерен вернуться. Горечь потери была написаны на ее лице. Она прощалась. И эта правда заставляла мое сердце чертовски болеть.

За эту неделю я много раз повторял, как сильно люблю ее, как буду считать дни в ожидании нашего воссоединения, которое буду приближать любой ценой. Но мы понимали оба: разлука может затянуться на годы. Нас разведет что-то в любом случае: время, расстояние, тюрьма. Мне будет запрещен выезд из США, по меньшей мере, надолго; Белла не сможет покинуть Мексику, пока над Джаспером нависает неведомая опасность. Судьба не оставила нам ни единого шанса быть вместе. И я жаждал, по мере сил и возможностей, отплатить ей добром за любовь и заботу, что можно было сделать только сейчас, пока я еще нахожусь рядом и на свободе…

Долгие препирательства почти ни к чему не привели: Белла была настроена категорично. Элис пообещала по приезде в Сан-Франциско сократить деньги на карте вдвое, а затем пришлось уговаривать упрямицу на сумму, которая хотя бы покроет расходы, потраченные на мое выздоровление: лекарства, еду и одежду.

Белла взяла карту, но на ее лице застыли обида и отвращение. Я был практически уверен: она или выбросит ее в мусорное ведро, стоит нам отъехать, или все потратит на благотворительность. Но точно не на себя. И что прикажешь с этим делать?!

Мне было важно… жизненно необходимо знать, что она справляется тут без меня, но как это осуществить, находясь на расстоянии в несколько сотен миль и не имея никаких средств связи?.. Ситуация уничтожала все надежды.

Мы прощались горячо, но кратко. Белла держалась гораздо лучше меня: только ее широко распахнутые глаза таили боль, да руки, иногда обхватывающие саму себя, выдавали отчаяние, во всем остальном девушка вела себя отстраненно, избегая объятий и даже простых касаний. Мне удалось только на одно мгновение поймать ее нежные, суховатые от пустынного ветра губы, после этого она быстро отодвинулась, переключив внимание на мою сестру.

Они попрощались как подруги: Элис искренне поблагодарила Беллу за мое спасение, пожала руку, улыбнулась и приобняла.

В моей груди образовался тяжеленный камень, когда пришлось сесть в машину и пристегнуть ремень безопасности. Я спрятал руки в карманы, чтобы скрыть, как они дрожат. Мое дыхание прерывалось от боли, когда я смотрел на одинокую фигурку, стоявшую возле ржавенькой бензоколонки посреди чистого поля, которую вскоре скрыли сухие кустарники, поднятая пыль и дорожный поворот.

- Любишь ее? – нарушила Элис молчание, не дав мне даже пары минут перевести дух. Прямолинейность была чертой ее характера, я осознал это так четко, будто никогда и не забывал.

Я молчал, не зная, что ответить. Пока я искал в себе силы выдавить хоть слово, Элис продолжила:

- Я уж боялась: этого никогда не произойдет, - усмехнулась сестра, выруливая на более оживленное шоссе, и я отметил, что даже стиль ее вождения и рокот мотора «Порше» кажется мне знакомым.

- Я не женат? – уточнил я с огромным облегчением: было бы неприятно обнаружить дома чужую женщину, когда уже любишь совсем другую.

- Нет, - Элис рассмеялась так, словно это было само собой разумеющимся, и я сморозил чушь.

Любопытство вспыхнуло, пересиливая неловкость и тревогу: несколько часов пути можно потратить на узнавание собственного прошлого, забытого, как я надеялся, не безвозвратно.

- Встречаюсь с кем-нибудь?

- Тебя только это волнует? – сыронизировала сестра, покачивая головой. – Понятия не имею. Ты никогда не рассказывал.

Поразмыслив, она объяснила полнее:
- Ты не отличался откровенностью, особенно если это касалось сердечных дел. Если у тебя и появлялись девушки, то ты ни разу не представлял их семье – возможно, ты и заводил какие-нибудь интрижки с симпатичными секретаршами или медсестричками, но в серьезные отношения не вступал. Эсми переживала даже, что с твоим характером ты никогда не женишься. Не единожды она пыталась познакомить тебя с дочерями своих подруг, среди которых встречались и умненькие экономистки, и кто-то попроще - официантки или танцовщицы, - но дело ни разу не выгорело, даже если удавалось выгнать тебя на свидание.

Я невесело улыбнулся, не представляя себя в обществе девицы, легко управляющейся с финансовыми операциями, или того хуже – ведущей меня в клуб посмотреть стриптиз или потанцевать ча-ча-ча с румбой. Тихая и скромная девушка – только такая мне могла понравиться.

- Ты предан только семье и крайне не любишь менять жизненные установки и цели. Твоя спасительница может спать спокойно: ты одержимый работой педант, каких еще поискать… Думаю, девушки из нашего окружения никогда тебя не устраивали – слишком напыщенные куклы. М-да, - кивнула она, рассуждая риторически, - кто бы мог подумать, что твое сердце удастся растопить деревенской простушке…

- Она не простушка, - тихо возразил я, смотря на дорогу.

- Я имела в виду вовсе не её интеллект, - оскорбилась сестра. – И вообще – это был комплимент. Белла мне понравилась, она добрая и довольно миленькая, и - смотри-ка ты - принципиальная. Явно не охотница за деньгами – а такие большая редкость в наше время. Другая бы ухватилась за шанс подзаработать, а эта уперлась как коза! Просто… я хотела сказать, что, не случись с тобой несчастья, у вас не было бы ни единого шанса встретиться. Вы такие разные…

Я промолчал, не зная, как на это отвечать. Подозревал, что она права: совладелец клиники пластической хирургии вряд ли ходит пешком по Сан-Франциско или бывает в Мексике. Если бы меня не привезли прямо к Белле на порог, я бы никогда даже не узнал об ее существовании.

Мне совершенно не нравилось представлять себя снобом, высокомерно взирающим на необеспеченные слои населения, и я очень надеялся, что не был таким, как описала Элис. По крайней мере, потеря памяти, попытка убийства и время, проведенное в нищете в старом заброшенном доме, наблюдение за тем, как из кожи вон лезет Белла, стараясь помочь всем и вся, заботясь о больных и нуждающихся и забывая при этом о себе, сильно меня изменили. Прежним я не стану, даже если память полностью вернется.

- Не пойми меня неправильно, но почему ты не предложил ей поехать с нами, раз она тебе так дорога? Тем более Белла своими глазами видела нападение на тебя – она свидетель, который нам необходим как воздух!

Я тяжело вздохнул.

- Это сложно, Элис, - прошептал я устало. – Ее друг лежит в коме в местной больнице, Белла наотрез отказалась оставлять его. Но даже если бы удалось ее уговорить, обеспечив Джаспера тут всем необходимым уходом, боюсь, Белла не может запросто вернуться в Штаты – вполне вероятно, за ней начнут охотиться: или полиция, или местные банды. Ее друг пострадал в одной из разборок, они едва живые убежали…

- Вон оно как, - протянула сестра со скепсисом, и я представил, как на табло достоинств Беллы стремительно уменьшаются очки. В глазах Элис Белла была теперь не только нищей деревенской простушкой, но еще и соучастницей преступника, и я при всем желании не смог бы стереть это навязчивое клеймо.

- Хочешь, чтобы я проверила ее по своим каналам?

Я вскинул голову, нахмурившись.

- Все сделаю тихо и неприметно: знакомый нашей семьи, детектив, пробьет данные на твою подружку и ее дружка и, если там все чисто, ты сможешь порадовать её. А если нет, то посоветует, как все исправить. И в том и в ином случае ты сможешь забрать ее из той дыры, как и хотел.

- Ты, правда, сможешь сделать это для меня? – потрясенно смотрел я на сестру.

- Пф, - фыркнула она обиженно, - ну, конечно! Печально, что ты все забыл, но уверяю тебя – у нас есть все ресурсы, чтобы помочь и тебе, и твоим новым друзьям! Я тоже беспокоюсь о Белле: как-никак, она вытащила тебя с того света, значит, не чужой теперь мне человек. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы отблагодарить ее – и не только за спасение твоей жизни, но и за спасение чести семьи.

- Есть идеи, зачем мне понадобились чертовы деньги из сейфа отца?

Элис посмотрела так, будто у меня выросли рога.

- Ты ничего не крал! – почти закричала она; было заметно, как устала сестра повторять одно и то же помногу раз. Видимо, в нашем окружении только она верила в мою невиновность – и верила на все сто процентов. Это немного успокоило меня, подарив надежду на счастливое завершение истории.

- К сожалению, я не смогу этого доказать, - вернулся я с небес на землю.

Элис снова фыркнула.

- Конечно, я не могу точно знать, в каких вы с отцом были отношениях в последнее время – твое необъяснимое исчезновение здорово подпортило тебе карму, так что даже я порой начинала сомневаться. Но теперь, - Элис взглянула со значением, - теперь все будет хорошо. Ты не проведешь за решеткой ни минуты – это я тебе гарантирую, - убеждала она. – За тебя уже внесен залог, на границе нас встретит Блэк, полицейский и друг, а в участок придет наш адвокат. Для освидетельствования судьей назначен психиатр, будешь ходить к нему на прием – тут уж я ничего не могла поделать, своего не протолкнешь. Но твоя амнезия настоящая, да и этот ужасный шрам на голове появился не сам по себе, так что максимум, что тебе грозит – это полицейский надзор и принудительное посещение психиатра. Если ты так и не вспомнишь, кто на тебя напал и каким образом ты исчез из дома, они не смогут ничего тебе впаять – доказательств твоей причастности к смерти отца и исчезновению денег нет! Так что молчи – мой совет. Даже если что-то припомнишь, обсуждай это только с адвокатом. Он посоветует, как лучше действовать. Все будет хорошо, - теплая ладонь сестры ненадолго легла на мое плечо, - не бойся.

Весь дальнейший путь мы неторопливо и обстоятельно изучали мою прошлую жизнь и подробности расследования. Я расспрашивал об отце, сокрушаясь, что не помню ни его лица, ни событий, с ним связанных. Чувство дежавю, возникшее в больнице Мехикали, ограничилось лишь смутными образами больничных коридоров и дверей, но лица родных и друзей в моей памяти не всплывали.

Элис покачала головой, сетуя, что клиника без двух главных учредителей и ведущих врачей быстро придет в упадок, и что отец бы не хотел выращенному с душой детищу такой судьбы, но признала, что в моем плачевном состоянии я не смогу быстро вернуться к управлению компанией, и уж точно - к оперированию. Понадобится много времени и усилий, чтобы восстановить память и навыки, и я должен готовиться к худшему - моя амнезия может оказаться гораздо глубже, чем я надеялся.

Сразу по пересечении границы нас встретил эскорт из двух полицейских машин. Вопреки опасениям, никто меня не заковал в наручники. Элис объяснила, что у полиции недостаточно улик для ареста, а мое добровольное возвращение автоматически превращает меня из подозреваемого в важного свидетеля. Пулевое ранение и вовсе выставляет меня жертвой.



Следующие недели стали кошмаром. Единственным светлым пятном оставался факт, что я не сидел в тюрьме, но иногда казалось, что за решеткой мне было бы значительно легче. Череда бесконечных, насыщенных дней состояла из непрерывных допросов, медицинских анализов и освидетельствований, заключений, попыток избежать интервью дотошных и вездесущих журналистов. С трудом справляясь с напором информации, я выдыхал только по вечерам, когда возвращался домой и мог на время спрятаться в своем крыле большого семейного дома.

В Сан-Франциско у меня имелся собственный лофт – большая холостяцкая квартира на верхнем этаже с отличным видом на океан, - но мне нельзя было оставаться одному по нескольким причинам. Во-первых, я находился под наблюдением психиатра и у меня отсутствовала память, поэтому за мной необходим был элементарный присмотр, как за любым больным. Во-вторых, я стал жертвой нападения, и мне нужна была защита. И в-третьих, я все еще оставался главным подозреваемым.

Эсми любезно предложила пожить в доме отца, тем более, по ее словам, я и до того бывал здесь частым гостем: навещал Карлайла почти ежедневно, обсуждал с ним дела клиники и проверял лекарственные назначения. Кроме того, это был и мой дом тоже, в нем все еще имелась мое собственное крыло, состоящее из гостиной, спальни и личной ванной комнаты. В шкафу даже висели моя одежда, оставшаяся со времен, когда я подростком полноценно жил здесь до начала обучения в Стэнфорде.

Мои воспоминания впервые дали росток, как только я оказался в своей комнате, окруженный привычными вещами и запахами. Мимолетные картины из детства заполонили сознание, вспыхивая и исчезая калейдоскопом видений, некоторые из которых тут же укреплялись на подкорке, другие – оставались неясными призраками прошлого. Первый барьер был пройден, толчок к восстановлению памяти дан, и значит, однажды я должен буду хотя бы частично излечиться. Возможно, я вспомню не все, наверняка что-то так и останется в тени, но когда-нибудь я снова стану собой – тем, кем я был до того, как меня отсюда похитили… или как я уехал сам, совершив непростительное преступление.

Едва прибыв и переведя дух, я отправился в комнаты Карлайла в надежде вспомнить подробности его смерти. Я был уверен, что такая травма не могла не оставить в моей душе след, и напряженно вошел в помещение, оборудованное под палату, жаждая вспомнить, что здесь произошло несколько месяцев назад, и одновременно страшась этого.

- Ну, что? – вопрос Эсми, появившейся вслед за мной как привидение, ворвался в мое омраченное беспомощностью сознание, прервав не успевший даже начаться процесс восстановления. Полный беспокойства, голос приемной матери ощутимо дрогнул.

Я обернулся и взглянул на нее подавленно, не в состоянии оправдать ее надежды. Я чувствовал вину – не только за то, что совершил нечто плохое, но и за то, что ничего не могу рассказать о случившемся здесь страшном преступлении, приоткрыть завесу этой тайны. Эсми не находила себе места после смерти любимого мужа, и я представить себе не мог, насколько ей тяжело принять меня в своем доме после содеянного и делать вид, будто все в порядке.

Должно быть, в глубине души она ненавидела меня за то, что я забыл тот злополучный день. Я был единственным свидетелем гибели Карлайла, но увы, не мог поведать матери ни единой детали. Не мог назвать имена убийц или показать пальцем на себя.

- Ничего, - хрипло и устало признался я в собственном бессилии.

- Не переживай, - с теплой улыбкой погладила она меня по плечу, и в моем воспаленном от напряжении мозгу вспыхнул образ из прошлого, неясный и блеклый: эту улыбку я где-то в глубине подсознания помнил, как и карамельного цвета волнистые волосы, как и мягкость доброй материнской руки.

- Прости, - почувствовал я себя еще более пристыженным, опуская глаза. Мне хотелось пролить свет на события прошлого, но я не мог – в голове на месте воспоминаний гуляла звенящая пустота.

- Чай стынет, - тактично перевела тему Эсми и позвала за собой на просторную, предназначенную для большой семьи, а не для двух человек, светлую столовую.



Мы с Эсми легко поладили, с первой секунды она показалась мне не чужой. Она была приятной, доброй женщиной, не слишком напористой в проявлениях заботы. После волнительной первой встречи она старалась не беспокоить меня, даря необходимое свободное пространство. Не навязывалась и не опекала. Но при этом всегда была рада, если я составлял ей компанию за завтраком, обедом или ужином. Каждый день аккуратно интересовалась моими успехами и не осуждала за то, что я ничего не вспомнил.

Приемная мать и сама нуждалась после смерти супруга в уединении. Ее, как и меня, и всех нас, достали въедливые полицейские и пронырливые охотники за сенсацией - Карлайл Каллен был довольно известным пластическим хирургом, и его ужасная смерть не могла пройти незамеченной для общественности. Чаще всего Эсми проводила время в своем крыле дома или на кухне, а иногда в саду, ухаживая за пышно цветущими клумбами.

Вечером, когда я возвращался домой, Эсми устало сообщала мне, что сегодня на ужин, не навязывая свою компанию. Иногда она пила: временами я видел ее с бокалом апероля или даже чего-то покрепче. Иногда отсутствовала - я понятия не имел, где она ночевала, скорее всего, у подруг. Этот дом был слишком большим для двух одиноких человек, осиротевших после гибели хозяина.

Иногда из комнат Эсми раздавался приглушённый разговор по телефону. Иногда – тихие, сдержанные рыдания.

Однажды я слышал, как она кричала, доказывая что-то. После этого выскочила из комнаты в слезах, дрожащими руками надевая туфли и раздражённо поправляя спадающую с плеча сумку.

- Нужна помощь? - осмелился я спросить.

Женщина, заменившая мне настоящую мать, черты которой казались не более чем отдаленно знакомыми, бросила на меня возмущенный взгляд.

- Чем ты поможешь, если все забыл? - накинулась она на меня, с трудом дыша. Это было впервые, когда она упрекнула меня за мой недуг. - Или ты вспомнил что-то, что поможет разморозить эти чёртовы счета?

- Тебе нужны деньги? - удивился я; не думал, что с нашим уровнем жизни мы ещё в чем-то нуждались. Мне хватало и тех небольших доступных средств, которые имелись в моем распоряжении. Если только речь не шла об огромной сумме.

- Прости, - перевела дух она, понимая, что я в амнезии нет моей вины.

Я один мог рассказать полиции правду о смерти Карлайла, и у Эсми были причины злиться. Это дело неоправданно затянулось и раздражало не только ее одну.

- Прости, что накричала на тебя, - убрала она рыжеватые волосы с бледного лба. - Я знаю, ты ни в чем не виноват, просто сорвалась. Вся эта ситуация даётся непросто не только тебе... А проблемы накапливаются, как снежный ком.

Я кивнул, вполне разделяя и ее нервозность, и усталость. Она была молода - всего лишь на двенадцать лет старше меня, у них с отцом разница в возрасте составляла почти двадцать лет. Но я верил, что она очень его любила: об этом свидетельствовали и множественные совместные фотографии в доме, и непреходящий траур Эсми по погибшему мужу, и свежие морщинки вокруг измученных бессонными ночами глаз.

- Что-то случилось? - повторил я обеспокоенно.

- Нет, все в порядке, - она устало приподняла уголки губ. – Просто вся эта бухгалтерия - не для меня. Раньше этим занимался Карлайл, а теперь оплата счетов за дом, за свет, даже за вашу клинику легла на мои плечи. Разбираться приходится с нуля, да и моя банковская карта не настолько щедра.

- Хочешь, я займусь этим завтра?

- А ты сумеешь? - Эсми недоверчиво нахмурила лоб.

Мне уже давно пора было приниматься за дела: амнезия - не повод откладывать их до последнего. Нужно было встретиться с советом директоров и обсудить насущные проблемы и, если даже не вспомню, какие на мне прежде были обязанности, потихоньку, постепенно входить в курс дел. Может, я и не смогу в ближайшие пару лет сам оперировать, но управлять компанией при помощи друзей и советников точно сумею.

- Я попробую, - улыбнулся я, осторожно обнимая взвинченную мать, передавая ей часть своего душевного равновесия, чтобы она поняла, что не одинока, и что у нее все еще есть любящая семья.

- Спасибо, - вначале напряженная, как камень, Эсми чуть расслабилась и со вздохом обняла меня в ответ.

__________________________

От авторов: Дорогие читатели, простите за задержку выхода главы. Мы наконец-то написали продолжение (аж на 6 глав вперед), и спешим порадовать вас. Надеюсь, вам все еще интересно раскрывать тайны этой истории.
А мы с Машей, как и всегда, очень ждем ваших новых идей, касающихся сюжета и героев, здесь, под статьей, и на Форуме.