Стены, кажется, давили на меня, не было сил вдохнуть воздух, наполненный пылью, легкие обжигающе жгло пламенем, а я все продолжала бежать. Искать место, где эти мертвые улицы обретут жизнь. Место, где шаги не будут разноситься эхом, вызывая нервную дрожь, где не будет пугающих шорохов. Но только для меня, Изабеллы Свон, такое место отсутствовало. Я всегда терялась в пустом городе, изрезанном узенькими серыми улочками, полуразвалившимися хижинами с бестелесными духами, присутствие которых я чувствовала в те мгновения, когда сквозь меня проходило что-то отвратительно-скользкое и до боли холодное. Я пыталась кричать, но звуки замирали, как в каком-то вакууме, где ничего нет, кроме тебя и страха, пронизывающего каждую клеточку тела. Где все движения, отголоски, вспышки – лишь плод фантазии, порождение какого-то проклятия, в которое я возвращаюсь вновь и вновь. И когда отчаяние полностью овладевает сущностью, когда сердце готово уже выпрыгнуть из груди, приходит освобождение. В конкретно моем случае освобождением является оглушительный звон будильника.

Да, это снова был всего лишь сон… Почти всегда одинаковый. И почему он меня так пугает? Вроде бы ничего страшного, брожу по серому пустынному городу, никакие чудища и сцены Апокалипсиса не снятся, а все равно я чувствую себя разбитой после каждой такой ночи. Как будто и не спала вовсе…

Старательно протерев глаза ещё раз, я осмотрела комнату. Да уж, за ночь она не изменилась, да и вообще за двадцать лет моего существования единственными переменами в моей обители стали новые занавески на окнах какого-то непонятного, серовато-синего цвета. Ненавижу серый, но почему-то живу в комнате, которая просто изобилует всеми возможными оттенками этого мышиного цвета. Стены, которые планировались бежевыми, в результате каких-то неудачных экспериментов стали оттенка дорожной пыли и производили впечатление грязных. Постельное белье мама стирала «супер-дезинфицирующим» порошком (по ее словам), и, в результате, белоснежные простыни начинали напоминать тряпки из какой-то провинциальной больницы, которыми пользуются уже десятилетия. На стуле была аккуратно сложена моя одежда, которую я планировала надеть сегодня в университет: серый свитер и… голубые (тут я нагло вру, они тоже серые) джинсы. Ух, как же весело живется…

Подавив тяжелый вздох, я оторвалась от лицезрения отвратительной окружающей обстановки и перевела взгляд на пейзаж за окном. Впрочем, на что я рассчитывала? По стеклу медленно сползали ручейки воды; небо, которое с трудом удавалось рассмотреть сквозь запотевшее окно, было свинцовым и добавляло еще большего антуража во все это дерьмовое утро.

Вот вы меня спросите, неужели в двадцать лет нельзя самостоятельно изменить то, что тебя не устраивает? Неужели нельзя переехать в теплый и солнечный город? Или же хотя бы сменить интерьер комнаты? Походить по магазинам и купить себе нормальную одежду? Неужели действительно нельзя привнести в черно-белый (снова вру – серый, конечно) фильм, в котором я существую, немного ярких красок? Оказывается нельзя… Как говорит папа, он у меня шеф местной полиции, «мы живем как среднестатистическая американская законопослушная семья». Его это крайне радовало, мама тоже погрязла в домашних хлопотах и ее уже особо не интересовали такие эстетические нюансы, как цветы на столе, какие-то сувениры и побрякушки на полочках. Это все было, по словам Рене, «лишним накопителем пыли», поэтому не допускалось в наш дом. Вот так и живем…

Ну да ладно, не буду утомлять вас, самой тошно от этих разглагольствований. Вот я уже спустилась на кухню, буркнула «Доброе утро», получила в ответ: «Доброе, солнышко» (это от мамы) и «Угу» (это уже папа у меня такой красноречивый). Через секунду передо мной уже плюхнулась тарелка с чем-то зеленым, напоминающим… хотя-я, обойдемся без сравнений, не хочу, чтобы вас стошнило. Ну, так вот, повозив ложкой по этой каше из соплей (тьфу ты, на самом деле это скорее всего капуста… очень-очень-очень разваренная капуста, не бойтесь) и даже рискнув попробовать ЭТО (ууу, я и забыла, что мы теперь не едим соль. Мама стала приверженцем здорового образа жизни), я слегка поморщилась, но поймав недоуменный взгляд Рене скривила губы в подобии радостной улыбки, в то время раздумывая, как бы незаметно выплюнуть это… хм, капустное пюре, назовем это так, изо рта. Случай представился, когда мама отвернулась, чтобы налить мне сок. Я просто выплюнула эту кашицу в салфетку, быстро скомкав ее, дабы Рене не увидела, какая судьба постигла приготовленный ею завтрак. Папа все также таращился в газету, поэтому моя маленькая хитрость осталась незамеченной.

Потом моя мама поставила передо мной стакан, и я с грустью поняла, что пить я сегодня тоже не буду… Морковный сок… Ненавижу его с детства. Поэтому я просто погружаюсь в прострацию (о-о, это я умею, в моей семье без этого никуда). Мама что-то рассказывает про наших бедных соседей Смитов, которые являются ее излюбленной темой, так как эти «бессовестные люди» вчера устроили вечеринку и «аж до одиннадцати вечера» не давали нормально спать. Чарли из-за газеты постоянно «угукал», я кивала головой, как китайский болванчик; Рене этого вполне хватало, чтобы продолжать свой монолог. И вот наконец-то наш семейный завтрак подходит к концу: Чарли медленно складывает газету, поднимается из-за стола, целует сначала маму, а потом меня в щеки и уходит, коротко бросив: «До вечера» (не «угу», и то хорошо). Я тоже следую примеру отца, вскакиваю, хватаю сумку, быстро обнимаю мать и уношусь из кухни, пока Рене не обратила внимания, что завтрак так и остался нетронутым.

И вот я уже направляюсь к университету. Как вы думаете, на кого я учусь? Нет, не на библиотекаря, как вы возможно подумали. И даже не на учительницу младших классов… Все гораздо хуже… Я будущий биолог, светоч нашего факультета, гордость и надежда биологической науки (можете смело читать: зануда, зубрила, всезнайка). Хотя на самом деле я не сплю с учебниками под подушкой, просто мне легко удается все запоминать, но одногруппникам это не докажешь, для них я всегда буду «странной Свон».

В автобусе мне пару раз наступили на ногу, заехали сумкой по ноге, крикнули, что я неотёсанная дура, было и другое в том же роде. Но самое противное было тем, что я сидела рядом с мужчиной, от которого несло потом за километр. Я уткнулась в свои волосы каштанового цвета (удивляюсь, как они не посерели за двадцать лет), вдыхая их запах.

А как бы мне хотелось иметь свою собственную машину. Ярко-красного цвета, с откидной крышей, с кожаными сидениями и клубничным запахом в салоне… Да что уж, хотя бы просто машину, самую примитивную, какую можно найти на белом (простите, сером) свете. Но мой отец, законопослушный гражданин, категорически запретил иметь мне автомобиль, сказав об этом в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать. Я помню, как в то утро, только проснувшись и ещё лежа в кровати, родители поздравляли меня с днём рождения. Я так надеялась на то, что мне подарят машину, но отец, оборвав мои мечтательные мысли, сказал: «Дочь, твоя мама предложила мне подарить тебе машину, но знаешь что?.. Я отказался! Моя девочка никогда не сядет за руль, для этого есть мужчины! Ты уже взрослая и должна понимать, как это опасно! Это одно из правил в семье Свон, которое ты никогда не должна нарушать!»

Вы спросите, разве это так сложно, хоть раз в жизни ослушаться родителей и сделать что-то по-своему? В данном вопросе это действительно сложно. Я бы не смогла самостоятельно оплачивать страховку автомобиля, а отец бы никогда этого не сделал. А с остальными мелочами я привыкла мириться, вот так и живу.

Вот я и приехала. Заняв свое излюбленное место в аудитории, я поздоровалась со своей единственной подругой Молли. Она посмотрела на меня сквозь огромные стекла очков, что-то невнятно проворчала и снова уставилась в книгу, накручивая на палец кончик одной из своих тонких косичек, которые она постоянно заплетала, и что делало ее схожей с персонажем Пеппи Длинныйчулок. Я тоже открыла учебник, но быстро захлопнула, так как в кабинет влетел наш преподаватель по теории эволюции, а по совместительству наш с Молли научный руководитель – мистер Ричард Морисс.

- Доброе утро, студенты. Сегодняшняя тема лекции «Теории возникновения жизни». Открываем тетради, записываем.

Я послушно открыла конспект и начала механично царапать ручкой фразы, которыми сыпал наш преподаватель. Мистер Морисс был истинным приверженцем традиционного биологического учения, а так же абсолютным материалистом и последователем теории Дарвина. Любые вопросы студентов, которые касались других возможностей возникновения жизни, будь-то создание Богом, либо еще какие-то невероятно-фантастические домыслы, яростно им отметались. Молли под боком то и дело поддакивала, что особенно меня удивляло, ведь ее мать была крайне набожным человеком, и я досконально знала, что в кругу семьи моя подруга даже не заикнулась бы о возможности происхождения человека от обезьяны. Но в этом была вся Молли Малвин, она постоянно подстраивалась под обстоятельства и говорила то, что от нее хотели услышать. Это крайне меня раздражало, но я успела смириться с этой особенностью ее характера и пыталась просто не реагировать на это своеобразное двуличие.

Что касается меня, то я не склонялась ни к одному из этих мнений: в Бога я особо не верила, в то, что наши предки прыгали по веткам в облике обезьян – тоже. Абсолютно не заинтересованная материалом сегодняшней лекции, я рассеянно смотрела в окно, отмечая про себя, что ливень еще больше усилился.

Наконец-то прозвенел звонок, и я с облегчением покинула промозглый кабинет. Молли семенила следом.

- На самом деле, я очень довольна, что в прошлом году уговорила тебя выбрать именно мистера Морисса в качестве научного руководителя. Мы с тобой лучшие студентки, а он как раз тот преподаватель, который в первую очередь излагает материал, а не делает эти дурацкие философско-житейские отступления, как остальные.

Молли все продолжала петь дифирамбы любимому педагогу, я же просто изредка кивала головой. Никакого желания спорить с подругой у меня не было, хотя, если говорить честно, я уже тысячу раз пожалела, что пошла Молли на уступки и стала заниматься с Ричардом Мориссом, который был до жути занудным и придирчивым человеком.

Наконец-то мы дошли до столовой, с недавних пор я привыкла посещать ее сразу же после первой лекции, так как дома поесть не удавалось. Наложив себе побольше еды, я вместе с Молли заняла дальний столик, продолжая рассеяно прислушиваться к монотонному бормотанию подруги.

Впрочем, если день начался плохо, то он, скорее всего, и продолжится плохо. Это подтвердилось, когда в столовой показался Мартин. Это высокий, ничем непримечательный парень, с русыми волосами и серыми глазами, который просто помешан на футболе и компьютерных играх и может разговаривать на эти темы часами. Ах да, забыла малюсенькую деталь: по совместительству Мартин Бернер является моим… хм, бойфрендом. Нет, вы не подумайте, он хороший, но не мой идеал. Вот и сейчас он отыскал меня глазами, протолкался к нашему с Молли столику, пробасил приветствие, сел возле меня, перед этим так подвинув, что я едва не впечаталась в стену, оставил на моей щеке громкий «чмок» и затараторил:

- Белла, не слишком ли ты много ешь? Холестерин, знаешь ли, опасная штука. А я тебя искал. Может завтра сходим в наше кафе, я бы и сегодня тебя пригласил, но Джим позвал меня к себе, он купил новую игрушку. Она просто офигенная. Завтра обязательно расскажу тебе о ней. Ну, так вот, о чем это я? Ах да, завтра в пять я заеду за тобой. Пока, детка! - После этого монолога он еще раз поцеловал меня в щеку, вскочил и так же быстрым шагом покинул столовую.

Я тяжко вздохнула, что не осталось незамеченным для Молли. Моя «дорогая подружка» сразу же монотонно заворчала, прожигая меня взглядом сквозь стекла очков:

- Белла, как ты можешь? Ты! Лучшая студентка! И на что ты тратишь свое время? На свидания! И с кем? С недалеким Мартином Бернером! Это же не отношения, а какая-то нелепость! Как вообще можно заводить парней во время учебы, ведь это самый важный период жизни, который поможет сделать карьеру…

Молли продолжала все сильнее распаляться, а я же просто абстрагировалась. Обожаю это свое умение: вроде и смотришь на человека, и киваешь ему периодически, но ничего не слышишь и не воспринимаешь. Хотя в чём-то Малвин все же права: наши отношения с Марти (отвратительное прозвище, но ему нравится, когда я его так называю) действительно нелепы. Но не потому, что я считала, будто учеба это основное, а личную жизнь можно оставить «на потом». Нет. Просто я относилась к нему как к брату. Младшему, глупенькому, зацикленному на спорте и компьютерах, брату. Как он ко мне относился? Этого я не знала, но сомневалась, что являюсь для него той женщиной, с которой «хочется прожить всю жизнь». Мы ведь даже не целовались почти: в щечку – почти всегда, легкий чмок в губы – иногда, настоящий «взрослый» поцелуй – несколько раз. О чем-то более близком даже речи не было, да я бы и не позволила. Не хотела.

- Изабелла Свон, очнись! Идем, говорю! Лекция уже началась! – с этими словами Молли схватила меня за руку и выволокла из-за стола. Я только с грустью отметила, что так ничего и не съела.

Вечером я вяло переписывала материал из учебника. Нужно было подготовить конспект для мистера Морисса. Эволюция всегда навлекала на меня смертельную тоску: все эти догмы раздражали и, казалось, что еще больше окрашивали мое существование в серый тон. Ну почему нельзя жить как в каком-то фильме? Ярком, красочном, динамичном. Где можно было бы почувствовать себя особенной, где жизнь была бы интересной, где существовал бы идеальный парень, предназначенный только для тебя… Почему желания не сбываются? Почему нельзя стать всемогущей, красивой, талантливой, необычной?

Самым ужасным является то, что я не могу убежать от того мира, в котором погрязла. Вы скажете, что можно было бы переехать в более солнечный городок. К сожалению, я не могу себе этого позволить из чисто материальных соображений. А над тем, чтобы съехать от родителей, я думала, но пришла к выводу, что и это мне не по карману. О своей квартире я вообще молчу, а снимать её тоже дорого, можно разве что с соседями и тараканами. «Ну, а как же твоё окружение?» - спросите вы. А я вам отвечу: «Лучше выслушивать лекции Молли и рассказы Марти о новой компьютерной игрушке, чем остаться совсем одной». И что, разве нельзя найти золотую середину? По крайней мере, я её не вижу. Мои знакомые по университету всегда относились ко мне слишком поверхностно. Дружба некоторых сложилась ещё в школьные времена, мне не хочется навязывать кому-то своё общество. Так и складывается моя жизнь.

Эти мысли окончательно расстроили меня, поэтому я захлопнула тетрадь и пошла в душ. Теплая вода привела меня в состояние сонливости, и я решила, что сегодня неплохо бы лечь раньше. Обернув полотенце вокруг тела, я еще несколько минут рассматривала себя в зеркало. Обычная. Совершенно. О таких, как я, не пишут романов, не посвящают стихов и песен. И уж точно со мной, такой банальной и серой, не может произойти ничего неординарного и интересного.

Еще раз вздохнув (это определенно становится моим любимым занятием), я оделась и забралась в кровать, с головой укрывшись одеялом…

В первую секунду глаза заслезились от такой интенсивности цвета. Я стояла в центре какой-то идеально круглой поляны и, открыв рот, смотрела на буйство зелени вокруг. Я могла назвать многие из этих растений, благо образование позволяло, но я ни за что не смогла бы передать словами и десятой толики всех оттенков зеленого, которые окружали меня. Темно-зеленый, изумрудный, салатовый, цвет морской волны, зеленовато-голубой – некоторое время я просто вбирала в себя краски, напоминая художника, который стремится запомнить как можно больше нюансов. Через какое-то время я смогла перевести взгляд на лазурь абсолютно чистого неба, прищурившись взглянуть на огненно-красный диск солнца. Глаза жгло от непролитых слёз. Я пока не привыкла к столь богатой цветовой гамме, но было такое ощущение, что я создана для этого мира. Черт возьми, где-то в глубине сознания я знала, что сплю, что это всего лишь иллюзия, которая в любой момент может смениться стандартным для меня пейзажем: серыми улицами и пустыми домами. Но я отгоняла этот противный голосок, просто ступая по прохладной, влажной траве, позволяя себе вдыхать воздух, вобравший в себя миллионы запахов. Я могла отличить лишь некоторые из них – приторно-сладкий мед, горькая полынь, дурманящий аромат роз, свежесть, исходящая от магнолий, удушающе-тяжелый запах лилий, смолянистая и освежающая нотка хвои, пикантность корицы и очарование ванили. Еще раз вдохнув полной грудью, я опустилась на ковер из светло-зеленой травы. Провела рукой по ковру зелени, отмечая про себя, что никогда прежде мне не снилось ничего столь реалистичного. Блаженно улыбнувшись, я просто легла в траву, вслушиваясь в звуки, которые медленно убаюкивали меня: мягкое пение птиц вдалеке, жужжание пчел, какое-то монотонное журчание, скорее всего где-то рядом был ручеек. Я чувствовала себя восхитительно и лишь однажды слегка нахмурилась: где-то далеко, за кронами деревьев, небо было абсолютно черным и его периодически пронизывали фиолетово-синие, кривые зигзаги молний… Отголоски грома доходили до меня совсем слабо, поэтому я просто закрыла глаза, погрузившись в невероятное сновидение, которое, я была уверенна, больше не повторится…


Не забывайте говорить спасибо моему замечательному соавтору Robozavisimaya