Я закрываю глаза, отчего ощущения становятся лишь острее. Поцелуй, прикосновение, ладонь, скользящая вниз вдоль позвоночника, толчок и ещё один, и поцелуй прямо в лопатку. Я оглядываюсь на Эдварда из своей позиции, когда он сильнее тянет меня на себя, прислоняясь грудью, и стонет. Первый предвестник оргазма, его глухой стон звучит эротично, и я так хочу остаться здесь. Клянусь, я так хочу остаться на Бора-Бора и в нашем бунгало ещё хотя бы на неделю, но нам не остаться даже до вечера. Никак, не выйдет. Время пролетело так стремительно, что верить в это просто не хочется, а самолёт уже через два часа. Я едва задумываюсь о нём, как сразу же перестаю. Эдвард ласкает меня пальцами, вверх и вниз, внутрь и обратно, не прекращая двигаться ни на мгновение.

- Посмотри, - хрипло шепчет он, - посмотри туда. Посмотри, как я проникаю в тебя.

Я смотрю, и кончаем мы одновременно и интенсивно. Это даже почти что больно. Ногам слегка больно, несмотря на шикарный матрац, но это так приятно, чувствовать эту боль, вызванную любовью. Замерев во мне, Эдвард мягко и недолго целует меня в губы, прежде чем отодвинуться. Он ложится боком ко мне, когда ложусь и я, его вытянутая правая рука касается моего бедра, и мы просто лежим так, голые и насытившиеся. Я ещё не совсем собрала чемодан, но оставшегося часа до отплытия в аэропорт для промежуточного рейса должно хватить. Я касаюсь щетины Эдварда.

- Ты её сбреешь?

- Это долго и займёт время. Сейчас уже не успею.

- Я не про сейчас, - я провожу рукой ниже по его телу, минуя грудную клетку и останавливаясь на животе. Когда Эдвард вдыхает, это видно по животу, который поднимается у меня под ладонью, а потом возвращается в исходное положение на выдохе. - А про то, сбреешь ли ты её перед премьерой.

- Ты не говорила, что она ужасна или колется. Она ужасна?

- Нет, уже не колется, и я бы не назвала её ужасной, но без неё ты особенно неотразим.

- Так и знал, что она колючая, - сначала Эдвард прикасается к переносице большим и указательным пальцами, а потом поворачивает голову в мою сторону и, дотрагиваясь, с настойчивостью переплетает наши пальцы. - Это для меня не прямо-таки сюрприз. Зачем ты только утверждала, что она сексуальная?

- Она сексуальная сейчас и была такой тогда, но, если ты хочешь отращивать дальше, тебе стоит знать, что это не так уж и просто. Одно время мой отец продержался около пяти месяцев, пока не понял, насколько дешевле просто бриться, чем ухаживать за бородой специально подобранной расчёской и шампунем, иногда посещая салон, чтобы там всё красиво подправили. И только представь, что подумают фанатки.

- И что же они подумают? Не знал, что всё решает моя борода или, точнее, отсутствие таковой.

- Об этом тебе известно больше моего. О предпочтениях людей по поводу того, кто и как должен выглядеть. Ты сам так говорил.

- И поэтому я так и так собираюсь сбрить всё это перед премьерой. Фанаток же разочаровывать нельзя. Особенно главную, - усмехнувшись, Эдвард подмигивает, прежде чем притянуть меня сверху к себе. Его рука находится в моих волосах, пока не перемещается вперёд, к лицу и щеке, и большим пальцем Эдвард обводит очертания моих губ. Я снова его хочу, как будто мы и не занимались сексом дважды подряд. - Я буду очень стараться ни в чём и никогда тебя не разочаровать.

- Думаю, у тебя получится.

Мы целуемся, моя грудь скользит по его, и его желание вновь напоминает о себе подо мной. Но Эдвард отодвигается, задевая мой нос своим и шепча про самолёт. И хорошо, ведь времени всё меньше, а принять быстрый душ лишним не будет. Предусмотрительно, что их тут два, а ванна сама по себе, и не нужно ждать, если хочется просто в душ, не залезая в ванну. Нам снова предстоит длинная пересадка в Папеэте, к которой в этот раз я отношусь более терпеливо и дочитываю книгу, которую начала читать ещё восемь дней назад. На острове было фактически не до чтения. Даже на пляже, куда мы выбирались ещё пару раз, не больше, всё остальное время проводя в бунгало и рядом с бассейном либо в нём, либо в прилегающей части океана. Эдвард хотел общаться и общаться много. О маме и её ученицах, поскольку я звонила ей при нём, про отцовскую работу, не боюсь ли я за него, что я стараюсь не делать, и какой отдых я считаю лучшим в своей жизни. Я была абсолютно искренна, когда ответила, что его подарил мне он. Отдыхать с родителями мне тоже всегда нравилось, но с ним всё совсем отличается. Это иной отдых, и способы проводить время также совершенно иные. В поездках по стране с родителями приходилось гулять, и даже тут, на Бора-Бора, они бы наверняка тащили меня не только на пляж, но с Эдвардом получилось без зазрения совести предаться ленивому отдыху. Я водружаю правую ногу на левую, поправляя блузку в нижней части, и осматриваю зал бизнес-класса. До посадки на рейс в Лос-Анджелес остаётся не более полутора часов, когда последнее предложение в моей книге заканчивается точкой. Потянувшись, я размещаю планшет между ногой и подлокотником дивана, одновременно с чем Эдвард соприкасается с моим бедром аналогичной частью своего тела и спрашивает, смотря на экран телефона:

- Дочитала?

- Да.

- И как? Понравилось?

- Не полностью, но в целом читабельно. Хотя я не фанатка Стивена Кинга.

- Ты и не обязана быть, если не нравится. К слову о кумирах, похоже, я установил, кто та итальянка, которую ты видела тогда в аэропорту. Взгляни, это случайно не она?

- Она. Точно она, - я обхватываю телефон, потому что Эдвард не препятствует и добровольно отдаёт его мне. - Как тебе удалось?

- Знаешь, это было легко. Проще простого. Ты предоставила немало исходных данных. Итальянка, наверное, бизнесвумен, любит пиццу и прочие вкусности, замужем, двое детей, старший сын, а младшая дочь.

- Ей зовут Кьяра Фер...

- Ферраньи. Если прокрутить мысленно пару раз, можно будет выговорить и запомнить.

- Ты видел фотографии детей? Какие миленькие хвостики у девочки, - я начинаю листать фотографии в социальной сети, перемещаясь вниз, но с десятками тысяч публикаций мне не хватит и месяца, чтобы добраться до самой первого поста. Я смотрю снимки за последние несколько недель, и очевидно, моя знакомая делится семейными фото на регулярной основе как с детьми, так и с мужем, а когда она не дома, а на модных мероприятиях, то выглядит не уставшей мамой и женой, а сексуальной и раскованной женщиной в смелых нарядах, с ярким макияжем и с разнообразными причёсками, благо длинные волосы позволяют многое. - Она такая милашка. Я бы её затискала. А ты бы нет, да?

- Нет. Она милая, но мне она чужая, как и тебе. Только не обижайся, ладно?

- Я и не обижаюсь. Это твоё мнение, и ты в любом случае прав. Мне она также чужая. Просто захотелось посмотреть.

Я возвращаю телефон Эдварду и направляюсь вроде бы за кофе, но беру себе чай, взяв с собой личный телефон. Мне интересно почитать про Кьяру и её мужа, у которого есть татуировки как минимум на руках и шее, и что-то мне подсказывает, что рисунок продолжается и на груди. Он тоже итальянец, а по профессии композитор и певец, его зовут Федерико, и он сделал предложение на стадионе во время собственного концерта. Невероятно, предложение в присутствии тысяч людей. Должно быть, было волнующе для обоих, но я бы, скорее всего, не хотела так. Чтобы моя личная жизнь стала до такой степени публичной в придачу к блогу с миллионами подписчиков. У меня блога нет, и я не заинтересована в его создании и развитии, но не суть важно. Я читаю о том, когда Кьяра начала встречаться со своим уже мужем, и по ссылке натыкаюсь на их совместные фотографии того периода, сделанные для какого-то итальянского издания. Хорошо, что я ещё не успела сделать ни глотка чая, а только собиралась поднести чашку ко рту. Представшие моему взгляду снимки один откровеннее другого, на некоторых из них на Кьяре лишь нижнее бельё, а её супруг везде в одних только брюках, и историю, которую рассказывают снимки, не назвать никак иначе, кроме как прелюдией к сексу. По крайней мере, я не могу придумать иного названия происходящему, когда двое взрослых людей всячески заигрывают друг с другом, несмотря на камеру, и касаются не без внушаемого стороннему наблюдателю желания заняться тем же самым со своим партнёром. У меня незамедлительно возникает чувство, что я как будто подглядываю в замочную скважину, наблюдая за тем, что не предназначено для моих глаз. Хотя я точно не подглядываю даже в переносном смысле. Потому что этой фотосессии лет пять, не меньше, и подглядывали скорее те, кто видел её ещё тогда, а не я здесь и сейчас.

- Вот чем ты тут занимаешься.

- Эдвард, - я поворачиваю голову, слегка вздрогнув, потому что даже не слышала звука его шагов, настолько тихо он подошёл по выложенной тут плитке. - Я просто наткнулась.

- И продолжила смотреть. Но я понимаю, наверное. Хочешь, мы сфотографируемся подобным образом? То есть сам я не хочу, но ради тебя, может быть, подготовлюсь и буду готов. Мы ведь тоже вроде можем быть такими.

- Нет, я не хочу. Я бы не смогла так, как они. Учитывая постороннего человека, который был там вместе с ними и сделал все эти снимки, - я закрываю вкладку и, пряча телефон в карман шорт, вполне готова идти обратно, но жду, когда Эдвард сделает чай и себе. - Тебе это было бы проще. С твоим опытом откровенных снимков.

- Откровенных? - Эдвард усмехается, на мгновение взглянув на меня из-под своих пушистых ресниц. - Это у них откровенные, а я никогда не изображал, что могу в любой момент начать раздеваться.

- Но с частично обнажённой грудью появлялся.

- Это не то же самое. Таким меня и в фильмах можно увидеть. Если какой-нибудь девчонке пятнадцать, она уже наверняка их все смотрела или вот-вот посмотрит, если узнала обо мне буквально на днях, поэтому моя слегка откровенная фотосессия, случающаяся раз в несколько лет, ничем удивить не должна.

- Но это ты так считаешь, а не мы, пятнадцатилетние девчонки. Раз в несколько лет маловато будет.

- Тут я бессилен. К твоему сведению, чаще как-то не предлагают, - подняв левую руку и слегка обхватив мою шею, тихо отвечает Эдвард. - Но тебе теперь и не нужно, чтобы это происходило чаще. Я же весь перед тобой, и для меня важнее ты, а не разные девчонки. Пойдём ждать посадку дальше.

Я забираюсь на диван с ногами, скинув кроссовки, чтобы немного от них отдохнуть. Время 22:17, и я рассчитываю, что мы будем на борту примерно к 23:31, ведь сам взлёт должен произойти без одной минуты двенадцать по местному времени. Похоже, меня одолевает сон после того, как я допиваю чай и пристраиваю голову на угол спинки, потому что Эдвард тормошит меня, и, открыв глаза, я вижу его стоящим надо мной и поглаживающим мою руку, а моя сумка уже перекинута через его плечо.

- Посадка?

- Да, Белла. Сможешь надеть обувь сама, или мне помочь?

- Смогу. Ещё не хватало, чтобы ты тут ползал и завязывал мои шнурки.

Я спускаю ноги с сидения, забираю свои документы у Эдварда, и через несколько минут мы проходим на посадку в числе первых пассажиров. После взлёта я сама справляюсь с креслом, запомнив, как его разбирал Эдвард, и засыпаю очень быстро. Даже не пожелав ему спокойной ночи, если честно. Но частично он и сам виноват, когда, отвернувшись спиной, начал что-то искать в рюкзаке. Я только спросила, не забыл ли он планшет или бумажник. Эдвард ответил, что нет, и я повернулась на правый бок. Если это не техника и деньги, то можно сильно не переживать. Мы приземляемся в аэропорту Лос-Анджелеса в 10:50 после лёгкого завтрака, забираем свой багаж и, оказавшись доставленными домой совсем другим водителем, проводим день, никуда не выходя и отдыхая. Я стираю и сушу вещи, но гладить лень, и Эдвард разбирается с дилеммой тем, что, прикоснувшись к моим плечам и слегка массажируя их, напоминает о приходе Мэнди в четверг. Она должна была бы прийти, как обычно, завтра, но у неё тоже есть ключи, и Мэнди убралась по дому и заполнила холодильник ещё вчера, в наше отсутствие. Они договорились так между собой, и потому единственный человек, которого мы видим завтра, это Саманта. Она приезжает с множеством вешалок и коробок, с большим их количеством, чем тогда. Всё это оказывается в гостиной, рубашки, брюки, пиджаки и платья, от количества оттенков разбегаются глаза, но становится легче, когда Эдвард забирает с собой часть вешалок с костюмами и рубашками. Он уходит в комнату, а я остаюсь, чтобы Саманта могла помочь, если потребуется. Она предложила сама. Собственно, почему бы и нет? У всех платьев есть застёжки, отчего помощь кажется действительно необходимой. Да, раздеваться перед едва знакомым человеком неловко, но я стараюсь не думать, думает ли она что-то о моей фигуре или её недостатках, которые по голливудским меркам, может быть, и нуждаются в устранении. Как ни странно, два наряда я выбираю довольно быстро. Возможно, потому, что мысленно сразу отказываюсь от очень пышных со множеством деталей или длинных, но с вырезом на ноге или с голой спиной. Я предпочитаю одно без рукавов, а другое с рукавами просто из сетчатой ткани в тон платья. Первое расшито блестящими пайетками на лифе и подразумевает надевать под него специально сшитые бюстгальтер и эластичные шортики, и ещё сзади оно длиннее, чем спереди. Но я не боюсь выйти с обнажёнными чуть выше колена ногами, самое главное это не наступить каблуками на небольшой шлейф. Второе платье из струящейся ткани фиолетового цвета достигает пола, и меня немного беспокоит разве что декольте в форме буквы V. Я не смогу надеть под него бюстгальтер, но оно красивое, да и вряд ли моя грудь куда-то от меня убежит, верно? Эдвард тратит времени предсказуемо больше моего, ведь ему нужно выбрать пять костюмов и достаточное количество рубашек на всякий случай. Удивительно, что он выбирает не только чёрные, но и тёмно-синий, а также болеё тёплый серый с учётом погоды в Европе в октябре. Только в Мадриде будут продолжать царить комфортные ещё летние температуры, на что я совсем не рассчитываю в других городах, где пройдут премьерные показы. Потому и отправляюсь за осенними вещами и в гости к девчонкам в самый последний день сентября. Быть дома одной оказалось странно и непривычно. Дома у Эдварда? Или просто дома? Место, где живёшь больше месяца, собираясь перевести ещё больше вещей, уже допустимо считать домом или не совсем? Может быть, я и не задумывалась бы ни о чём подобном ещё очень и очень долго, но у Эдварда Каллена интервью. Целый день интервью о готовом к выходу фильме и прочих дел. Интервью личных и совместных с партнёршей. После месяца совместной жизни и почти десятидневного отдыха на далёком острове я впервые чувствую себя просто Беллой, тогда как Эдвард не просто Эдвард, а Эдвард, к которому обращаются на «вы», и который тщательно побрился, прежде чем одеться в модные джинсы с дырками и дизайнерскую рубашку, а затем уехать. Его партнёршей тогда была красивая, стильная и улыбчивая Элизабет Дебики, и я не могу знать доподлинно, но, скорее всего, без секса понарошку точно не обошлось. Это уже как закон, если актриса красивая, то жди любовную сцену, потому что она непременно настанет.

- Ты чего такая грустная? - спрашивает Элис, заканчивая пережёвывать свой бутерброд. Мы сидим за столом на довольно тесной кухне, у Эдварда даже гардеробная больше, и пьём чай, а снаружи кто-то снова выясняет отношения. Хорошо ещё, что не стреляют. После всего, что сказал об этом районе Эдвард, я нахожусь тут и словно жду, когда через окно донесутся звуки выстрелов. Я делаю ещё один глоток, прежде чем поставить бокал на стол и покачать головой.

- Вовсе я не грустная. У меня всё...

- Ну да, ври своим подругам больше, - замечает Розали, задевая меня левым локтём, потому что кухня действительно тесная, а стол соответственно маленький. - Давай уже рассказывай, что у вас случилось. Ты только вошла, и вместе с тобой сюда сразу проникла неправильная аура. Точнее, она проникла ещё на стадии твоего звонка на тему, дома ли мы, и что ты сейчас приедешь за вещами. Да, ты их собрала, а теперь давай по существу. Что не так?

- Ничего. Правда, ничего, но это не первый и точно не последний такой день в его жизни, когда он не дома, иногда он будет ещё дальше сейчас, вообще не в городе и даже не в стране, и я... - я рассказываю, и чем дальше, тем сильнее становится чувство мнимой тошноты от одной только мысли переживать расстояние снова и снова, неделями, месяцами и годами, подолгу не имея возможности прикоснуться и гадая, всё ли у него в порядке. - Я всегда буду чувствовать себя словно неправильно, оставаясь в его доме без него?

- Нет, не будешь, - обходясь без размышлений, Розали говорит так без всякой паузы и хочет было вытереть руки о ногу, но мы столько раз обсуждали, что это нехорошо, и под моим взглядом она дотягивается до салфетки. - Ты не будешь, потому что у тебя тоже будет работа, и кто знает, может, это ему придётся сидеть дома одному и очень ждать, когда же ты наконец вернёшься. И вот сейчас не спорь. Ты не знаешь, как всё может повернуться. Что в твоей жизни, что в его. Думала бы лучше о премьере. У тебя красивое платье, я приеду и сделаю тебе красивый макияж, и научу, чтобы ты смогла сделать себе и сама.

- Роуз права, Белла. Твой Эдвард уехал на интервью, да, там будет и его коллега, но пойдёт-то на премьеру он с тобой, и потом вы вернётесь домой также вместе. Его девушка ты, а не кто-то там, как её зовут. Забеспокоишься, если вечером он не появится, а пока прекращай. У нас есть вино, и поверь, тебе понравится.

- Элис, нет. Мне ещё ехать домой.

- Но не за рулем же, а на такси. Или твой Каллен вдруг заделался поборником здорового образа жизни, хотя сам частенько мелькает с бутылкой пива в руке?

- Он уже его не пьёт.

- Правда? - Розали смотрит на меня, переглядываясь с Элис, когда та ставит перед ней бутылку, чтобы Роуз открыла штопором. - Рассказывай и про это, и о Бора-Бора. Но подожди, пока я налью.

Такими темпами я едва не остаюсь на ужин, но, когда Эдвард уехал первым, он поцеловал меня в щёку и сказал, что постарается вернуться до той поры. И ещё он дал мне ключи. Второй комплект специальных ключей от электромеханических замков, установленных и на калитке, и на непосредственно двери в дом. Мне впервые пришлось вникнуть в то, какие у Эдварда замки и ключи, а прежде я просто ждала, когда он всё закрывал или открывал. Да, замки и раньше казались мне странными, но я не придавала этому значения, а теперь, подъехав на такси, подношу ключ к калитке, вхожу на территорию и иду в сторону дома, только когда убеждаюсь, что калитка закрылась. На улице ещё светло, время восьмой час, и идти среди зелёных насаждений в направлении дома совсем не страшно. Подумать только, я впервые уехала отсюда и вернулась обратно, не нуждаясь для этого в присутствии или сопровождении Эдварда. У меня есть свои ключи. Надеюсь, это навсегда, а не на один день и вечер. Я вхожу внутрь, замок щёлкает, запирая входную дверь, и по тишине впоследствии сразу становится очевидно, что, кроме меня, в доме никого нет. Но ничего, я должна понимать и понимаю. Можно пока заняться ужином, достать еду из холодильника, чтобы потом просто подогреть. Я делаю салат из картофеля и куриной грудки, потому что хочется, как дополнение к запеканке из макарон и сыра, приготовленной Мэнди накануне. Часы показывают восемь, когда салат уже готов, а тарелки и столовые приборы разложены на барной стойке. На телефоне нет ни сообщений, ни пропущенных звонков. Должна ли я позвонить сейчас или чуть позже? Могу ли я вообще звонить, рискуя тем, что мой звонок помешает интервью, которое, быть может, просто затянулось? Я не хочу быть девушкой, не способной просто ждать столько, сколько нужно, но мне становится нервно. За окнами темнеет, и хотя я заперла дверь и не отпирала двери, ведущие на задний двор, по темноте я никогда не находилась в доме одна. Тут очень тихо, и когда я решаю поесть хотя бы салат, потому что хочу есть, звук от случайного соприкосновения зубчиков вилки с тарелкой неприятно проходится по сердцу, и я не могу продолжать. Просто не могу. Нет, лучше остаться голодной, чем пихать в себя что-то силой. Я не буду так. Я сижу и смотрю на телефон, и иногда встаю, пытаясь отвлечься на телевизор, но он едва ли помогает. Только спустя ещё время я наконец решаюсь позвонить. Время уже десятый час, и снаружи так темно, что я почти уверена, что никто не станет проводить интервью столь поздно. Разве что это развлекательная передача из ночной сетки вещания, но Эдвард говорил лишь об интервью, которые будут записаны на камеру. Я решаюсь и набираю номер, но первый же гудок длится совсем мало и обрывается тишиной, означающей недоступность абонента для звонка. Недоступен. Я пробую снова и ещё несколько раз спустя полчаса или сорок минут, сталкиваясь с тем же самым результатом, и вот теперь мне становится страшно. А если что случилось, как я узнаю об этом? Меня никто не знает, и я никого не знаю. Мне даже некому позвонить и попытаться спросить этого человека об Эдварде Каллене. У меня нет никаких номеров, ни его друзей, ни близких. Я начинаю искать, быть может, записную книжку, ищу я и на кухне, и в тумбочке в спальне, но мало кто пользуется блокнотами в двадцать первом веке. Всё есть в телефоне, резервные копии на сервере тоже, всё можно восстановить, не прилагая особых усилий, и зачем тогда блокнот?

После всех своих безуспешных поисков я возвращаюсь на кухню около десяти вечера и повторно набираю номер, раздумывая уже и над цифрами 911, когда вдалеке щёлкают замки первый раз, а через несколько секунд и второй. В коридоре горит свет, точнее, свет горит буквально везде и даже в гардеробной, и я слышу голос Эдварда. Его голос звучит нормально, так, как у живого и здорового человека. Меня охватывает облегчение, но такое слабое и ещё едва ощутимое, что чувство боли и переживаний пока преобладает над ним.

- Белла, ты здесь?

- Здесь.

Эдвард входит на кухню, живой, здоровый, целый и невредимый, и, по-моему, трезвый, и сразу видит не только меня, но и салат в центре барной стойки, и, вздохнув, проводит рукой по волосам. На его джинсах явные следы капель воды, рубашка расстёгнута на первые три пуговицы, а прикосновение только что смяло волосы ещё больше, которые выглядят прилизанными, хотя уезжал Эдвард с, как обычно, взъерошенными. А теперь они блестят и и выглядят, как парик. Где и каким образом они стали такими?

- Привет. Ты ещё не ела?

- Нет. Я ждала тебя.

- Я задержался и потерял счёт времени. После всех интервью Элизабет позвала с собой на вечеринку, и мы поехали. Было действительно весело, как в те времена, когда я ещё любил на них ходить. Кто-то обрызгал мои волосы лаком с блёстками, прежде вылив мне на голову ведро с водой. Ты можешь это себе представить? - Эдвард подходит ко мне и обнимает, сразу скользнув рукой на талию прямо под майку. Немного же времени ему понадобилось. Запаха спиртного не чувствуется, даже когда он оказывается вообще близко и продолжает говорить. - Я так по тебе скучал, Белла, - он шепчет, обнимая ещё сильнее и теперь обеими руками, склонив голову вниз к моей голове, но, поскольку я всё ещё думаю о том, что с ним могло бы что-то случиться, а я бы не узнала, наверняка это ощутимо и им. Потому что он отодвигается так, чтобы посмотреть в мои глаза. - Ты чего? Случилось что?

- Нет, ничего. Но ты мог позвонить и предупредить обо всём, что ты только что сказал, и мне бы не пришлось думать всякое.

- Ты звонила?

- Да. Но твой телефон...

- Сдох, а я забыл зарядное устройство. В течение дня я много разговаривал, но там ещё вроде оставалась зарядка, а когда я достал телефон, чтобы посмотреть на часы, обнаружил его уже разрядившимся и сразу стал собираться домой. Ты меня простишь? Ты обещала, что если я буду творить какую-то хрень, то ты постараешься меня прощать.

Он смотрит на меня с опущенными вниз уголками губ, вид у него взывает к жалости, как у ребёнка, который на что-то обиделся или расстроился, если сам кого-то обидел, и я совсем не понимаю, как ему удаётся выглядеть так во взрослом возрасте, вернувшись после вечеринки, где присутствовали слегка сумасшедшие люди. Выражение его лица это главная причина, по которой трудно злиться на него ещё сколько-то, а вторая причина это то, что даже с наверняка липкими волосами он всё равно красив, хотя я точно не коснусь этой копны, пока он не промоет их тщательно и с шампунем.

- Так под хренью ты имел в виду спонтанные вечеринки и разрядившийся телефон, и то, что кто-то испачкает твои волосы?

- Что-то в этом роде. Так я прощён или ещё нет?

- Почти прощён, но будешь прощён окончательно, когда мы поедим, но, может быть, ты сначала помоешь волосы и переоденешься? Мне кажется, я вот-вот чихну из-за блёсток, - и только я договариваю, как, и правда, чихаю, едва успев прикрыть рот и отвернуться, чтобы не попало на Эдварда. - Ну вот, я же... - и я чихаю ещё раз. - Извини.

- Это ты извини. Считай, что они уже чистые. Скоро приду.

Эдвард покидает кухню, однако его «скоро» растягивается едва ли не на полчаса, и, вернувшись, на ходу вытирая голову полотенцем, он вспоминает того, кто придумал лак с блёстками, всякими нецензурными словами.

- Они липкие, и теперь мои руки всё ещё липкие, и, скорее всего, я истратил не меньше половины флакона с шампунем. Надеюсь, они перестанут быть липкими за четыре дня.

- Перестанут, мыло всё смоет, или можно попробовать моей жидкостью для снятия лака, - говорю я, доставая из духовки форму с запеканкой, куда ставила её подогреться, и размещая на подставке под горячее. - Давай свою тарелку, я наложу.

- Держи. Жидкость для снятия лака?

- Да. Она немного пахнет, но выветрится почти сразу. Подумай.

- Я подумаю.

Поскольку время близится к одиннадцати, фактически сразу после еды я иду в ванную и, набрав ванну, забираюсь внутрь. Это помогает расслабиться, и среди пены да ещё и с книжкой в руках вскоре я чувствую, как мои глаза смыкаются. Главный признак, что пора уже заканчивать и выходить. Я выбираюсь из ванны, заворачиваюсь в полотенце и перед самым уходом беру планшет с полки. Эдвард направляется туда же после меня буквально на пять минут, которых мне хватает только на то, чтобы вытереться, надеть трусы и пижамные шортики. Он застаёт меня голой по пояс, но ненадолго, потому что я как раз надеваю верх пижамы и забираюсь под одеяло. Наверное, сказывается алкоголь, к которому добавилось волнение, иначе как ещё объяснить то моё безразличие к тому, что Эдвард стягивает с себя полотенце в спальне, а потом выключает свет и, не медля, ложится в кровать? Полотенце точно осталось валяться у кровати, но у меня нет сил напоминать, что с ним нужно делать, и где оно должно находиться. Я переворачиваюсь на правый бок и слышу, как Эдвард придвигается ко мне, его голое тело теперь граничит с моим во многих местах, и, хотя я уставшая, мне нравится. Может быть, если он захочет, то я готова не просто полежать и уснуть.

- Тебе было страшно? Потому и включила везде свет?

- Я заплачу.

- Платить точно не нужно. Тебе было страшно, я понимаю. Я забыл сказать тебе код, иначе просто поставила бы себя на охрану.

- И, если что, кто-то бы приехал?

- Да, если бы пришёл не я, или мы сами не нажали код, приехала бы машина для проверки, - Эдвард прикасается к моему локтю, обхватывая сгиб всеми пальцами. - Как прошёл твой день?

- Нормально. Розали сказала, что приедет сделать мне макияж, только надо будет написать ей адрес.

- Предлагаю просто отправить за ней машину.

- Розали, я уверена, оценит. Честно говоря, после твоих слов о том районе, пока я была сегодня в квартире, иногда мне было не по себе.

- Да? Ну это же хорошо, - Эдвард явно улыбается, пока говорит. - Теперь ты, должно быть, солидарна со мной, что там небезопасно, и встанешь на мою сторону, когда я предложу оплачивать квартиру первое время. Тебе же будет спокойнее уезжать из города. Не в этот раз, а потом. Может быть, если у меня возникнут какие-то съёмки.

- Ты, наверное, прав. Мы рассматривали район Вилшир. Просто как место, где бы хотелось поселиться при наличии денег. Где-нибудь рядом с художественным музеем.

- Мы это ещё обсудим, но в другой раз. Точнее, не с тобой. Ты же не будешь с ними жить. Ты живёшь со мной, помнишь?

- Помню, но в следующий раз не забывай зарядку.

Я засыпаю, коснувшись руки Эдварда, когда он перемещает её мне на талию. Прежде, чем мои глаза окончательно закрываются, последняя мысль у меня в голове заключается в том, что он вроде бы понял, и что мы поняли друг друга. Он понял про телефон и зарядное устройство, а я почувствовала, что иногда ему всё-таки нужно быть на вечеринках и быть там без меня. Со мной бы он мог бы и не поехать или поехать лишь ненадолго, не успев оторваться вдоволь. Но в Европе это вряд ли станет проблемой. Я не всегда буду при нём, и на афтепати, которые неизменно следуют за премьерой, он сможет проводить время с Элизабет и другими людьми столько, сколько захочет, или сколько будет нужно по каким-то негласным и неведомым мне правилам. Я просыпаюсь, находясь в кровати совершенно одна. Иногда Эдвард бегает по утрам и порой собирается тихо, так, что я не слышу и продолжаю спать, но он всегда уходит с телефоном, а сегодня его телефон здесь, лежит на тумбочке с другой стороны кровати. Переместившись туда вместе с одеялом, я просто смотрю время, отключаю сотовый от зарядки и только-только собираюсь отправиться на поиски Эдварда, уже отсутствующего в пятнадцать минут девятого, как он открывает дверь, одетый в чёрные шорты и серую майку. Я не понимаю, где он был или не был, потому что его майка сухая без следов пота, но сам он выглядит запарившимся. Что он делал?

- Доброе утро.

- Доброе утро. Что с тобой?

- Сама увидишь, когда придёшь на кухню.

Заинтригованная, я слезаю с кровати и иду за Эдвардом. Мы приходим на кухню, где слегка жарковато, шумит посудомоечная машина, а на газовой плите стоят небольшая кастрюлька со сковородкой, которые явно для чего-то использовались, но пока ещё не удостоились чести также быть помытыми. Меня что, позвали домыть посуду вручную? Надеюсь, что нет. Точнее, я не против, мне не трудно, но тогда я могла бы сначала умыться и переодеться из одежды для сна, и кастрюля за это время никуда бы не убежала.

- И что я должна увидеть?

- Ты должна сначала сесть за стол.

Я иду к столу, хотя мы никогда не завтракаем за ним, и располагаюсь на одном из стульев перед индивидуальной салфеткой, лежащей на столе. Меня обнадёживает наличие тут вилок, значит, может быть, мы и поедим, когда Эдвард что-то да покажет, и потом я смогу приготовить завтрак. Но мне не приходится готовить, потому что Эдвард достаёт из духовки две тарелки и ставит одну из них передо мной, а другую на свою салфетку. От тостов ещё идёт пар, и я слегка в шоке. Вообще-то даже больше, чем слегка. Он что, действительно приготовил завтрак из бутербродов с лососем и яйцом и полил чем-то, что выглядит, как соус, также приготовленный дома?

- Ты сам это сделал?

- Ты видишь тут кого-то ещё?

- Ну нет, но вдруг ты познакомился с соседкой, и она тебе помогла. Или же Мэнди приехала минут на пятнадцать. Я не знаю.

- Пятнадцать минут? Вот сейчас не смешно, - отвечает Эдвард с едва заметным намёком на улыбку в уголках губ. - Мне пришлось разрезать пакетики для мешочков, чтобы сварить яйца по инструкции, я же не тот, у кого вдруг завалялась пищевая плёнка, и ниток у меня также нет. Пришлось скреплять скрепкой, и все мои руки были в масле. Это заняло минут сорок, а не пятнадцать.

- Надо сказать, твоя фантазия впечатляет. Пакетики вместо пищевой плёнки это неплохо.

- Ты всё ещё смеёшься.

- Вовсе нет. Я впечатлена, правда.

- Просто ешь, пожалуйста, пока всё не стало холодным.

Эдвард ждёт, когда я попробую, а я немного волнуюсь, что будет невкусно, или что где-то попадётся скрепка, а скрепку точно не утаить, но сам тост, честное слово, по вкусу почти как у мамы, а яйца идеальные и ровные, как раз по размеру кусочка хлеба. Мне точно не требуется сорока минут, чтобы всё съесть, и я откидываюсь на спинку стула, пока Эдвард ещё ест.

- Не верится, что ты делал всё это в первый раз. Я подумала, ты привёл меня домыть посуду.

- Я был последователен. Делал всё в точности по рецепту. Хоть ты и готовишь нам по утрам, один я тоже, наверное, не пропаду. Я имею в виду, если ты когда-то будешь уезжать на съёмки рано-рано или вообще будешь не в городе, то я способен накормить завтраком самого себя.

- Я в тебя верю. Чем займёмся позже?

- Чем угодно, но не выходя из дома. Я хочу быть тут сегодня и в последующие дни, ладно? Мне нужно на многом сосредоточиться.

- Хорошо. Я не против просто быть дома с тобой.

Я представляю, с каким стрессом для него могут быть по-прежнему связаны дни выхода нового фильма, и убеждаюсь в этом ещё накануне, премьеры в Лос-Анджелесе. Уже тогда Эдвард начинает много говорить по телефону, продолжает на следующий день и опять-таки занят на момент приезда Розали, но я сама открываю ворота для машины и дверь подруге, которая входит с немаленькой сумкой в руках. Роуз обнимает меня и хочет экскурсию, прежде чем заняться моими волосами и лицом. Я была готова и совсем не удивлена слышать подобное. Это её первый раз здесь, и Розали следует за мной с восторженным выражением лица и сочувствует Элис, не нашедшей возможности приехать, но сочувствие это весьма неубедительно. Однако я всё понимаю, лишь сопровождая Розали после осмотра внутреннего дворика с бассейном обратно в дом.

- В ванной много места, и дневной свет поступает через окна. Ты их видела от бассейна. Это были они. Подойдёт?

- Да, если света действительно много. А где виновник торжества?

- В комнате. Разговаривает с Элизабет. Наверное. Или уже не с Элизабет. Я не думала, что всё бывает именно так, именно до такой степени безумно. Если честно, я в ужасе, Роуз. И от того, что придётся быть на дорожке без него, и потому, что в зале он тоже не сможет сидеть рядом со мной. Зачем я только согласилась на всё это?

- Ты согласилась не зачем-то, а из любви. Ты его любишь, - тем временем мы входим в ванную, я сажусь на мягкий пуфик, а Розали размещает сумку с косметикой на столешнице, выкладывая оттуда разные флаконы, палетки и всё такое прочее. Я и не знала, что подруга уже накупила себе столько всего. Хорошо, значит, дела у неё идут неплохо, и теперь я нервничаю гораздо меньше. Если у Розали такие запасы, она точно выезжала ко многим девушкам и тогда сможет накрасить меня на должном уровне. Я вдыхаю и придвигаюсь ближе посмотреть на всё её великолепие. - Когда ты ему признаешься?

- Я уже...

- Я не о том, что он знает, что ты стала его фанаткой в пятнадцать, а о фразе из трёх слов и десяти букв.

- Я не думала об этом.

- Плохо, что не думала. Надо подумать, Белла. Ты хотя бы там не спи, заводи полезные знакомства. Если вдруг рядом окажется актриса, которая мне нравится, то возьми для меня автограф хоть на чём. Может быть, там будет Жюльет Бинош. Ты же знаешь, как я её люблю. Захватишь с собой блокнот?

- Роуз, успокойся. Я не буду брать ни автограф, ни блокнот. Это несвоевременно.

- Я не дура, знаю, что несвоевременно, но если будет возможность, то...

- О какой возможности вы тут говорите? Здравствуй, Розали.

Эдвард входит в ванную в серых джинсах и чистой белой майке. Когда он разговаривал по телефону с самого утра, то ходил повсюду в шортах и обнажённым по пояс, но мои напоминания переодеться были бы явно лишними. Он и сам всё знает, а я даже не рискнула отвлекать его подобными глупостями.

- Привет. То есть здравствуй.

- Привет тоже можно. Кстати, мы с Беллой хотели с тобой поговорить, с тобой и Элис, если точнее, но поскольку ты здесь одна, то с тобой, а ты передашь ей, и вы подумаете.

- Подумаем о чём?

Розали смотрит на меня, но я молчу, не я же начала всё это, и она поворачивается к Эдварду, опуская руку с консилером, и Эдвард наконец отвечает.

- О квартире в районе получше. Можете подыскать варианты, посмотреть и определиться, какой больше нравится, и я оплачу аренду, скажем, на полгода, а дальше посмотрим.

- Спасибо, наверное, но мы уже привыкли.

- Роуз, Эдвард считает, что это опасный район, действительно опасный, и мы тоже читали об этом, помнишь? Мы воспринимали его, как временное место. Я бы хотела, чтобы вы с Элис согласились. Мне так будет спокойнее. Я не прошу отвечать сейчас, нас с Эдвардом не будет некоторое время, и вы сможете, не торопясь, походить и посмотреть квартиры.

- Это же не твоя идея, да?

- Не моя, но это не создаст никаких проблем, - отвечаю я и касаюсь руки Эдварда. Разговор становится труднее, и, наверное, не без причины. - Я хочу, чтобы мне было спокойнее уезжать и находиться вдали. Я хочу для вас безопасности, такой же, какая есть у меня. И Эдвард...

- И это безвозмездно.

- Зря ты это сказал.

- И почему же?

- Потому что безвозмездно нам точно не надо, и Белла это знает. Но мы подумаем. А сейчас мы же вроде торопимся, верно?

- Да, в каком-то смысле, - подтверждает Эдвард. - К четырём сюда приедут мой публицист, агент по связям со СМИ, если проще, и стилист, и лучше, чтобы Белла уже частично была готова. Успеете?

- Без проблем. Время только двадцать минут третьего. Я всё сделаю.

- Хорошо. Тогда я лучше пойду, да, Белла? Или я не буду мешаться?

- Будешь, - мы с Розали отвечаем фактически одновременно, но дальше я говорю одна. - Оставь нас, пожалуйста, одних. Если понадобишься, я позову.

Эдвард уходит, прежде ласково целуя меня в волосы у правого виска. На протяжении часа или полутора Розали наносит мне на лицо разные средства, выравнивает цвет кожи, растушёвывает и покрывает веки тенями то у внешнего уголка глаз, то у внутреннего, применяет тушь и румяна и даже подчёркивает брови тенями, смешанными со специальным воском. Я бы точно не знала о таком, но у Розали есть и он, и, последовательно разъясняя мне каждый шаг, потом она оставляет мне всё, что использовала для макияжа, в том числе и кисточки, и что может подойти мне из других оттенков теней и средств для губ, когда поедем в Европу.

- Я могу накрасить губы тебе и сейчас, но, если ты ещё будешь есть или пить, а ты, скорее всего, будешь, то смысла, по-моему, нет. Это очень устойчивый карандаш, обведи ими контур и затем покрась губы целиком, потом выжди несколько минут, и можно будет наносить блеск.

- Ты закончила?

- Да. Можешь уже смотреть.

Я поворачиваюсь к зеркалу и вижу себя такой, какой я никогда не была. Тени кремового и медово-коричневого оттенков слегка мерцают на веках в мягком переходе от светлого к тёмному, а подводка вдоль линии роста ресниц до внешнего уголка глаз делает мой взгляд открытым и выразительным. Я действительно никогда так не выглядела.

- Роуз?

- Что?

- Ты великолепна. Это просто охренеть как шикарно.

- Я охренеть как рада, что ты довольна, но раньше ты так не выражалась. Это просто наблюдение. Не начинай напрягаться, как ты умеешь и любишь, - Розали приступает к тому, чтобы начать собирать косметику в сумку. - Как думаешь, в Берлине сама с макияжем справишься? Это только выглядит сложно, но в случае чего звони или просто открой обучающие видео на ютубе. Давай я тебе накрашу ногти бледно-розовым, пока ещё есть время. Хочешь?

- Давай.

Розали уезжает так же, как и приехала. Машина уже ждёт снаружи дома, и Розали остаётся только сесть и уехать. Я поднимаюсь по ступенькам крыльца одна, ведь Эдвард снова с кем-то говорит и только скинул сообщение, что автомобиль будет на улице. Я аккуратно закрываю дверь, не уверенная, высохли ли ногти до конца, и потом ворота нажатием на специальную кнопку рядом с панелью охранной системы. Время 15:47. Если с минуты на минуту мы перестанем быть одни, может, мне надо переодеться во что-то более подходящее? Шорты вряд ли подходят для знакомства с новыми людьми, а вот платье вполне. Я подхожу к двери спальни и, приоткрыв её, тихо двигаюсь к гардеробной. Эдвард общается по телефону около окна и после того, как ненадолго оборачивается, вновь произносит в трубку:

- Нет. Нет, Линдси, мы сошлись на том, что Элизабет приедет после меня. Мне так даже удобнее. Что с каких пор? Послушай, ты ведь уже подъезжаешь, а разговаривать за рулём небезопасно. Давай при встрече и обсудим. Да, ты мой публицист, но что-то я могу решать и сам и решил. Конец разговора.

Я переодеваюсь в платье, которое надевала на ужин на Бора-Бора, расправляю волосы, слегка завитые Розали на кончиках, и поворачиваюсь, чтобы выйти в спальню, но Эдвард медленно подходит ко мне.

- Привет.

- Привет.

- Розали знает в этом толк. Ты выглядишь невероятно. Даже не знаю, можно ли ещё целовать или уже нет.

- Можно. Губы она мне не красила.

Мы успеваем поцеловаться дольше нескольких секунд и, может, даже минуты две прежде, чем в доме раздаётся оповещающий звонок от ворот. Вдохнув, Эдвард идёт к двери, но через два шага поворачивает голову и, увидев, что я не иду, возвращается за мной, беря меня за левую руку.

- Пошли.

- Может, не надо? Твой публицист, по-моему, злая.

- Она не злая. Она просто злится на меня, но ты ни при чём, а ты едешь со мной и всё равно не сможешь отсидеться где-то тут. Поверь, Линдси не злая.

- Хорошо. Ладно.

Я направляюсь за ним, разве что он опускает руку, а потом открывает ворота, но только Линдси переступает через порог, ещё держа в руке ключи от личного автомобиля, как мгновенно смотрит на Эдварда воинственным взглядом. У неё прямые русые волосы немного ниже плеч, она в зелёном платье без рукавов и с небольшим круглым вырезом, на ногах женщины высокие открытые туфли, в которых я не знаю, как она сможет долго ходить, и она точно старше Эдварда лет на двенадцать-пятнадцать.

- Так с каких пор тебе так удобнее? Ты всегда настаивал, что хочешь приезжать после всех, чтобы именно тебя ждали особенно сильно. Здравствуйте, - на секунду она переводит взгляд на меня, но это заканчивается так быстро, что я думаю, что если уйду, то она и не заметит. Сомневаюсь, что она вообще осознала, как поздоровалась с кем-то, не говоря уже о том, чтобы задуматься, кто я такая, и не видела ли она меня где-то. А она ведь видела. Не вживую и не лично, лично это происходит лишь сейчас, но на фото точно. Тех или иных. Или всех. И от папарацци, и с того мероприятия. И ещё должна же она просто знать, как выглядит тот или та, с кем снимался её подопечный. - С чего ты вдруг решил иначе, когда много раз говорил мне делать что угодно, но сделать всё так, чтобы ты, как исполнитель главной роли, приехал последним? Ты говорил это всегда, когда не мог уговорить партнёршу сам, и я всячески умасливала её через её публициста, а теперь ты…

- Если ты дашь мне сказать хоть слово, то я всё объясню, - замолчав, Линдси скрещивает руки на груди, видимо, показывая, что ждёт, и тогда Эдвард прикасается к моей ладони. - Линдси, это Изабелла, и она поедет со мной и пройдёт по дорожке раньше, потом, следовательно, я, а потом приедет Элизабет. Ты не беспокойся, тебе не нужно, со студией я всё согласовал, они разрешили мне пригласить девушку.

- Значит, мы берём с собой девушку.

- Да, и я подумал, что ты могла бы помочь Белле на дорожке и вернуться ко мне, когда проводишь Беллу в зал. Я и без тебя справлюсь с фотографиями и интервью частично тоже. Обещаю, что буду думать, прежде чем говорить.

- Эдвард, при всём уважении моя работа быть рядом с тобой и помогать тебе...

- И ты поможешь мне, если сделаешь так, как я говорю, а я буду тебе благодарен.

По-моему, Линдси совсем не рада всему, что происходит. Ни узнать обо мне, как о девушке, ни моему присутствию на премьере и, конечно, ни перспективе нянчиться со мной, пока Эдвард справляется сам с фотосессией и общением с журналистами. Тем не менее, просто кивнув, Линдси спрашивает, где может сесть и заняться делами, чтобы никому не мешать, в ответ на что Эдвард предлагает внутренний двор, и туда она и уходит. Мы остаёмся наедине, переместившись в гостиную, но легче мне не становится. Мне настолько не по себе, что я едва не тру глаз, волнуясь, но Эдвард одёргивает мою руку и тем самым безмолвно напоминает про макияж.

- Не забывай, ты накрашена.

- Может быть, мы передумаем, и я не поеду? Твой публицист теперь злится ещё больше.

- Позлится и перестанет. Все люди рано или поздно так делают.

- Но, наверное, в тех случаях, когда ты что-то делаешь за их спиной, это происходит не слишком рано. Значит, ты всё-таки любишь быть в центре внимания и даже бился за это прежде.

- Но сейчас же уступил и не бьюсь.

- Время ещё есть.

- Я не хочу. Иди сюда. Покажу тебе недавнее фото крестника. Его мама прислала.

Обнимая поверх спины, Эдвард притягивает меня ближе и открывает снимок мальчика в солнечных очках. Мальчик стоит у стены, наверное, у себя дома в коричневых ботинках и джинсах с волосами светло-каштанового цвета, частично зачёсанными на правую сторону, засунув левую руку в карман, но самое прикольное это не столько крутая поза, сколько солнцезащитные очки и надпись на чёрной майке. Хэй, красотка. Я прикасаюсь к Эдварду и думаю, сколь много для него наверняка означает получить такую весточку из дома, и как много значит уже для меня то, что он поделился со мной чем-то, что точно недоступно общественности. Я никогда не видела ребёнка рядом с Эдвардом, например, если бы они вместе попали на снимки папарацци, и вообще всё это так и казалось бы просто слухами, не расскажи Эдвард весьма подробно в одном из интервью, какая это мука выбирать детские подарки. Я не помню вопроса, который ему тогда задали, но, наверное, это было что-то про детей, а потом мне стало ясно, что Эдварда просто понесло. Я не знала его, но всё равно поняла, что подобное ему может быть и бывает свойственно.

- Вот это он крутой и уже большой.

- Не большой. Ему и четырёх ещё нет. Но почти четыре. Томас родился в последний день октября.

- Кто его мама?

- Театральная актриса. Имя тебе, боюсь, ничего не скажет. Мы с ней близкие друзья.

- Скоро ты его увидишь.

- И ты. Я познакомлю тебя с друзьями и с Томасом, и ты убедишься, что он ещё не такой большой, чтобы говорить всё понятно и чётко.

Эдвард показывает мне ещё несколько фото Томаса за прошлые годы его жизни, но время идёт, не останавливаясь ни на секунду, и вскоре после приезда Саманты с двумя пиццами, к которым Эдвард едва притронулся, я надеваю нижнее бельё под платье и само платье, особенно бережно относясь именно к комплекту белья. Трусы-шортики хоть и эластичные, но тоже частично украшены пайетками, чтобы было красиво через просвечивающую ткань. В самую последнюю очередь я надеваю оливковые босоножки на каблуке и с ремешками, обхватывающими ногу, прежде чем быть застёгнутыми на лодыжке. Я выпрямляюсь, сидя на кровати, убедившись, что всё зафиксировала, а Эдварда по-прежнему нет. Он рядом, в гардеробной, может быть, ещё переодевается, но сомнительно. Я уверена, он уже закончил и перепроверил каждый элемент одежды по много раз. Если мы собирались выехать в шесть, то это ровно через две минуты, и будто об этом думаю не я одна, в дверь с другой стороны комнаты стучит Линдси, говоря о времени. Это не кажется мне нормальным. Я предпочла, чтобы она сидела в гостиной и не лезла, но Эдвард может быть иного мнения. Может быть, у них так принято. Может быть, она знает его в подобные дни и мгновения гораздо лучше, чем я. Нет, не может быть. Скорее всего, так и есть. Она знает его, его границы и потребности в рабочей жизни гораздо лучше. Хорошо, что при всём при этом она просто стучит, а не входит. Если бы она вошла, я не знаю, как бы к этому отнеслась.

- Эдвард. Ты в порядке? Нам пора ехать.

- Да. Ты не откроешь дверь, пожалуйста?

Я нажимаю на ручку двери гардеробной и, потянув дверь на себя, вижу Эдварда поднимающимся с пола, на котором он сидел в своём чёрном костюме с рубашкой кремового оттенка под ним. Когда он встаёт, выпрямляется в полный рост, у меня перехватывает дыхание от его красоты и ещё больше, едва мы оказываемся совсем близко друг к другу. Эдвард обхватывает мою шею, но в губы не целует. Наверняка видит, что я уже накрасила их.

- Ты в порядке?

- Вот теперь в полном порядке.

- Тогда поехали?

- Подожди, я только... - Эдвард опускает руку в карман брюк, извлекая оттуда шкатулку, соответствующую им по цвету. Пальцы поднимают крышку, и под ней переливается золотом кольцо из трёх тонких колец, украшенных кристаллами, звёздочкой и инициалами модного дома Диор. C и D. Я не разбираюсь в моде и никогда не пыталась за ней угнаться даже на своём уровне обычного человека, но эти инициалы настолько узнаваемы, что их ни с чем не спутать. Эдвард собирается подарить мне кольцо, которое стоит немало. Оно такое красивое, но я... - Примерим? Я ожидаю, что оно подойдёт на средний палец. Хочешь надеть на правую руку или на левую?

- На правую, наверное. Оно прекрасно. Спасибо.

- Пожалуйста.

Кольцо подходит и красиво обхватывает палец. Я смотрю на него несколько секунд, прежде чем коснуться Эдварда, слегка поправляя его узкий галстук, но теперь нам действительно пора. В машине установлена перегородка между водителем и задним сидением, отчего чувствуется своеобразное уединение, и я ощущаю, что мы можем говорить, а не молчать. Но также я ощущаю и то, что Эдварду не хотелось бы слушать что-то и отвечать мне прямо сейчас. Ещё когда мы только сели в автомобиль, Эдвард попросил выключить музыку совсем и поднять ту самую перегородку. Мы не говорим, но иногда он пишет сообщения и вот тогда отпускает мою руку, чтобы использовать обе ладони. В очередной раз это происходит почти на подъезде к театру, я обхватываю небольшую сумочку в тон платью, в которой помещается только телефон, и мне приходится открыть её из-за звука пришедшего сообщения. О чёрт, звук, я не выключила звук. Это не совсем кстати, но спасибо, Господи, за того, кто что-то там прислал, иначе я бы и не знала. А если бы звук раздался вообще в театре?

Прости за молчание. Я просто думаю о многом. Даже слишком о многом. И прости за то, что ты будешь одна. Но я буду совсем рядом, а на вечеринке и вовсе никуда от тебя не денусь. Ты справишься, пчёлка, даже если Линдси злится.

- Извини за звук. Я уже выключила.

- Не извиняйся, - мы подъезжаем, и машина замедляет ход, пока совсем не останавливается. Через своё окно мне уже видно поклонников, но они тут не ради меня. - Я найду тебя чуть позже. Точнее, постараюсь найти.

Эдвард проводит рукой по моей ладони от запястья к пальцам, когда моя дверь открывается, и водитель хочет помочь мне выйти, но я справляюсь и сама. Линдси уже здесь, теперь она надела на глаза солнечные очки, потому что именно здесь ещё солнечно, и она поправляет их, пока я наблюдаю, как автомобиль с Эдвардом уезжает, чтобы сделать круг или два, а потом вернуться.

- Изабелла. Вы идёте?

- Да-да. Простите.

Мы проходим мимо фанатов у начала ковровой дорожки, которые пока общаются между собой или скучают, если пришли одни, у них в руках постеры, фотографии и маркеры с телефонами, и некоторые девочки и девушки пытаются выглядывать из-за ограждения, чтобы видеть подъездную дорожку, но ограждение не даёт. Здесь не так уж и шумно, как я думала, что будет. Точнее, не шумно, потому что не из-за кого шуметь, но там, где чуть впереди фотографы снимают актрису или режиссёра-женщину, которую на расстоянии я не узнаю, часто мелькают вспышки, и она меняет позу для фотографов снова и снова. Проходит ещё несколько минут прежде, чем она поворачивается и окончательно уходит. Тогда на покрытие дорожки ступаю я, но не задерживаюсь на ней настолько долго. Это и нормально. Без Эдварда рядом я мало интересна. Линдси стоит поблизости от фотографов, один из них обращается к ней и что-то говорит, и она приближается ко мне, но по выражению её лица почти очевидно, что она хотела бы закончить со мной как можно скорее. Она поворачивает голову направо, даже находясь от меня в нескольких сантиметрах, явно думая, не появился ли Эдвард где-то там. Но его пока нет. Есть только незнакомая пара, фотографирующаяся то вместе, то по отдельности.

- Фотограф хотел бы, чтобы ты повернулась правым боком и слегка отвела ткань платья назад. У тебя красивые ноги, покажи их ему.

Я не сильно хочу делать так и показывать их, да и что подумает Эдвард, если увидит фото? Вдруг ему не понравится, что я согласилась? Но, может, согласившись, не нравиться Линдси я стану чуть меньше, чем сейчас?

- Хорошо.

Ещё несколько фото, и Линдси провожает меня в здание. Здесь тихо, почти пусто, и никто не слышит, как она чётко и прямолинейно интересуется, не хочу ли я в туалет. Что? О чём мы вообще говорим?

- Я не хочу, и это личное.

- Личного у тебя теперь будет гораздо меньше. Если ты думаешь иначе, то ошибаешься. И если тебе кажется, что ты захочешь в туалет в ближайшие два с половиной-три часа, то лучше попытаться сходить сейчас. Ты не сможешь выйти из зала, а ты выпила две чашки чая, когда ела пиццу. Я видела. Эдвард сделал только глоток воды. Как думаешь, почему?

- Ладно. Я постараюсь. Куда идти?

Через несколько минут, покончив со всеми неловкими процедурами, принимая во внимание то, что Линдси осталась ждать за дверью туалета, я сижу в зале, на стенах которого также размещены постеры фильма. На них Эдвард с Элизабет стоят спиной друг к другу, вокруг них горные вершины, покрытые снегом, и Элизабет касается левой руки Эдварда, в которой он держит оружие. Немудрено, что они выглядят воинственно, да и от названия, мягко говоря, не по себе. «По волчьим законам». Явно драма драмой. Исходя из описания в том числе. В мире, в котором уже нечего терять, что сделаешь ты ради единственной, кого потерять не можешь? Что Эдвард, что Элизабет сексуальны без особых усилий даже в зимней верхней одежде и на мрачном постере. Я рада сидеть во втором ряду, и место Эдварда в нескольких креслах от меня в ряду первом, но отсюда трудно не смотреть на постеры фильма с рейтингом R, который вряд ли был присвоен только из-за сцен насилия или жестокости. Раньше для меня не предоставляло никакой проблемы смотреть на Эдварда, изображающего секс с очередной красивой актрисой, чья грудь могла и мелькнуть перед камерой, но теперь, в этом зале, который уже заполняется людьми, являющимися не просто людьми... Хотя я не знаю женщину, которая будет сидеть непосредственно слева от меня. Даже имя, напечатанное на прикреплённом к спинке листе, мне ни о чём не говорит. Не то что имя будущего соседа справа. Руперт Френд. Тот актёр из сериала, который мы смотрела. Надо бы погуглить женщину, но прежде, чем я приступаю, мои соседи появляются тут, Руперт сдёргивает лист и свой, и женщины, отдаёт их сопроводившей девушке, и я понимаю, эти двое пара, которая не сможет сидеть вместе из-за меня. У них обоих есть обручальные кольца. Я бы сказала, что кто-то напортачил с планом рассадки, наверное.

- Ты не говорила, что этот фильм с этим Калленом.

- Ты бы не пошёл, если бы я сказала.

- И хорошо. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда так шумно. А его фанатки безумные. Однажды он может остаться из-за них глухим, Эйми.

- А ты из-за своих. Мы женаты уже шесть лет, Руперт, а они всё визжат. Представляю, каково девушке Каллена.

- У него новая девушка?

- Я не уверена, но... Здравствуйте, - миссис Френд, если она, конечно, взяла фамилию супруга, замечает меня и садится на своё место, даже не расправив, как следует, юбку своего белого платья без рукавов. - Это же вы, да? Извините нас.

- Здравствуйте. Не извиняйтесь. Я пересяду, и вы сможете сесть вместе.

- Да, спасибо.

- Не стоит благодарности, мистер Френд.

Я встаю, Руперт Френд проходит на моё место, а я соответственно занимаю то кресло, где должен был сидеть он. Они с женой о чём-то тихо шепчутся, наверняка обо мне, ведь она, похоже, видела меня и узнала, но я не не прислушиваюсь. Надо же, меня узнала жена актёра, с которым я что-то да смотрела, в том числе и вместе с Эдвардом. Будет что рассказать, если он, конечно, захочет слушать о такой ерунде после длинного и напряжённого вечера и общения с шумными фанатками. Получается, он уже там, снаружи, а я тут, и мне так неловко после недавнего разговора, что словами не описать. Счастье, что хоть не подташнивает. Тем временем дело близится к 19:10, в зале становится совсем много людей, а по сцене под экраном проходит двое мужчин и смотрят на пол, будто что-то не так с покрытием или было не так, и теперь им надо убедиться, что всё исправлено. Они уходят и больше не возвращаются. Я вновь достаю телефон, чтобы взглянуть на время. Только 19:12. Как же ещё долго. Я двигаюсь в кресле и случайно задеваю локтём Руперта Френда, который весьма искренне и правдоподобно делает вид, что всё в порядке, и нет ничего страшного в слишком нервничающей девушке его коллеги.

- Простите.

- Всё нормально. Это лучше, чем быть оглушённым в случае чего. Знаете, мы с женой...

- Руперт, - к нему обращается супруга. - Хватит.

- Простите, мисс.

Руперт Френд больше ничего не говорит, но ему так и так пришлось бы замолчать, потому что на сцене наконец появляется режиссёр Кэри Фукунага. Дойдя до середины сцены, он получает микрофон из рук девушки, которая уходит за кулисы, и произносит краткую речь о фильме, прежде чем пригласить на сцену своих главных актёров. Второстепенную мужскую роль в ленте исполнил Дэйв Франко, и он появляется из-за кулис первым, потом выходит Элизабет, которая выглядит, как всегда, шикарно, улыбаясь лучезарной улыбкой и держась уверенно на своих каблуках, которые делают её ещё выше Дэйва, когда он и так не высок. Эдварда вызывают самым последним после двух актёров солидного возраста, и он приветствует публику, но будто стесняясь и в основном смотря себе под ноги. По крайней мере, до той поры, пока он не останавливается на месте лицом к залу. Мгновение, и Эдвард переводит взгляд от режиссёра примерно туда, где сижу я. Вряд ли меня видно чётко-чётко, как и мне его, но мне мерещится, что он подмигивает, когда режиссёр завершает речь. Может быть, действительно мерещится, учитывая, что кто-то уже начал приглушать свет в зале, а на экране появилось титульное изображение фильма в горизонтальном формате. Актёры и режиссёр покидают сцену по лестнице, я вижу, как все спускаются в зал, и как Эдвард занимает отведённое ему место, сразу же оборачиваясь уже фактически по темноте и жестом показывая телефон. Я быстро киваю, чтобы не привлекать ещё больше внимания наших соседей, и Эдвард поворачивается обратно. Пока идут вступительные титры просто поверх тёмного экрана, я добираюсь до сотового и читаю сообщение.

Скучал по тебе. Приятного просмотра.

Я плохо верю в то, что он будет таким на всём протяжении, прямо от начала и до конца, но, как ни странно, больше всего по эмоциональному накалу мне нравится сцена, предшествующая любовной. В тот момент я ещё не знаю об этом и просто наслаждаюсь диалогом с экрана, почти каждое слово отдаётся глубоко в душе, и я чувствую себя так, будто осталась смотреть фильм одна в целом зале.

- И к чему это, Джонатан? Даришь мне свой пистолет, чтобы самому оказаться безоружным и подохнуть даже раньше, чем он мне пригодится? Не я буду тем человеком, с кого начнёт Кайл, - говорит Элизабет на экране, опуская ногу на пол с колена другой ноги, прежде чем сильно нажать на сигарету в пепельнице и затушить огонёк. - У него совершенно другой план на нас обоих.

- Ты ясно дала понять, что тебе я не нужен, поэтому пусть будет хотя бы так.

- Ты ещё можешь исчезнуть, как тогда, - теперь Элизабет вращает в руках зажигалку, вращает и смотрит, смотрит и вращает. Смотрит то на неё, то на Эдварда у кухонной двери, в стекле которой виднеется дырка от пули, оставленной на память героем Дэйва Франко. - Ты это умеешь. Исчезать так, что тебя не найти.

- И зачем мне исчезать снова?

- Чтобы остаться в живых. Мы перешли ему дорогу. И он убьёт тебя не сразу. Он будет долго пытать, чтобы ты стал молить о пощаде, но ты откажешься и умрёшь в муках, да? А потом он вытащит меня отсюда и покажет то, что от тебя осталось.

- Хватит, Джеки.

- Покажет то, что осталось от моей первой и единственной любви. Ты никогда не понимал и не чувствовал её, Джонатан, - через слёзы шепчет Элизабет, когда Эдвард поворачивается к ней. На её лице, и правда, слёзы. Настоящие или вызванные уловкой, я не знаю, но выглядят они настоящими, стекающими из внутреннего уголка глаз. Она плачет убедительно. Её губы не дрожат, она смотрит просто выразительно, без тревоги, и лишь вздымающаяся грудная клетка выдаёт переживания, когда крупный план сосредотачивается на Элизабет. - Ты не понимаешь и сейчас, спустя двенадцать лет. Разницы между тем, чтобы не любить, и тем, чтобы бояться за тебя. Бояться того, что ты исчезнешь во всех смыслах.

- Джеки.

- Или оставайся сам, или забирай свой чёртов пистолет.

Я вздрагиваю от силы в голосе, с которой сказаны эти слова, хотя он не стал громче, а потом поёживаюсь будто от холода, осознавая, что Эдвард подходит к Элизабет и одним резким движением стаскивает халат с её плеча, а через доли секунды уже прикасается к нему губами. Руки Элизабет быстро поднимаются обнять Эдварда, он подаётся ближе и целует её с характерным звуком, подхватив на руки, чтобы просто достигнуть стола. Эдвард опускает Элизабет на него, но не отодвигается далеко. Кадр выхватывает её руки, спускающие бретели сорочки для него, грудь во всей красе и то, что халата больше нигде не видно. Всего прочего тоже не видно, всего, что предположительно происходит ниже, но руки Эдварда характерно напряжены, касаясь партнёрши и вне кадра, и я слегка опускаю взгляд. Но уши не заткнуть, и я слышу, как она вдыхает, как Эдвард двигается там вместе с ней и как шепчет, что ему на себя плевать, но на неё нет и никогда не было. Элизабет притворно стонет, в чём она хороша, и я медленно поднимаю глаза обратно вверх. Эдвард отстраняется от неё после затяжного хриплого выдоха и застёгивает молнию на брюках, прежде чем подать Элизабет халат. Сомнений нет, он тоже видел её привлекательную грудь. Как и другие актёры, с которыми она снималась в подобных сценах до него. Но всё это было прежде, не сейчас, не вчера и даже не месяц назад, и он больше не видит грудь Элизабет, правильно? Это только роль, и после неё прошло много времени. Эдвард со мной, не с ней. Соответствующая мысль делает всё чуточку более сносным, несмотря на ещё одну сцену некоторое количество времени спустя, а после неё мне и вовсе становится нервно. Эдвард упоминал, что никто не умрёт, но на экране говорит об убийстве, поглаживая татуировку бабочки на женской спине поблизости от плеча. Скорее всего, рисунок уж точно фейковый. У Элизабет вроде бы нет ни одного тату.

- Мы можем его убить.

- Мы не сможем.

- Я смогу, Джеки.

Я начинаю действительно переживать, не солгал ли Эдвард мне, потому что он просто лежит на грязном полу в сарае, корчась от боли и приходя в сознание крайне медленно. Рядом с его рукой пистолет, надо только дотянуться, Эдвард двигается, обхватывает рукоятку пальцами, но почти сразу на его запястье ногой наступает герой в исполнении Дэйва Франко. Эдвард орёт, но умудряется вырвать пистолет, сжав зубы, другой рукой, поднять и выстрелить Дэйву в ногу. Он стоит несколько секунд, пока не всё-таки не падает, но поворачивается на спину, ощупывая кобуру. Пустую кобуру, ведь героиня Элизабет выхватила пистолет, а герой Дэйва даже не понял, с силой продолжив избивать её ногами. Она валяется где-то там, в другом углу, возможно, уже и мёртвая. Я не знаю, но предполагаю.

- Ты уже труп, Кайл.

- Ну и что. Лучше быть трупом, чем глупцом при бабе. Какая бессмысленная трата жизни тебя ждёт, - усмехается Дэйв и выглядит безумным, нет, не просто безумным, а пугающим, и дело не в крови на его теле. Дело в речи, в растягиваемых слогах и жёстком взгляде. - Ты же по сути ведь даже ни при чём. Мы жили нормально, но ты вернулся и решил возвращать своё. Её. А нахрена? Съездил бы на кладбище к своим, и всё, уе...

Я вздрагиваю сильнее всего, когда раздаётся выстрел. Эдвард смотрит на героя Дэйва короткую долю секунды, прежде чем броситься к Элизабет. Она так и лежит всё там же, но дышит. Камера показывает движение грудной клетки и то, как Элизабет приоткрывает глаза, ощутив прикосновение к волосам. Она дрожит и плачет, и между всхлипами шепчет имя.

- Джонатан. Джонатан.

- Тихо. Не надо говорить. Очень больно?

- Где... он? Где Кайл?

- Там. Мёртвый. Всё кончено. Не говори, любовь моя, не нужно.

Эдвард наклоняется к Элизабет, будучи слабой и раненой, ей всё-таки удаётся поднять руку и обнять его за шею, прижать к себе, и после перехода на экране показывают совсем иную жизнь. Не в холодной горной местности, а где-то там, где жарко и солнечно. Следуя по ногам и выше, камера демонстрирует подтянутое женское тело, купальник и спину с татуировкой уже двух бабочек, на которую сверху падают капли воды. Эдвард склоняется над Элизабет, целуя её между шеей и щекой, появляясь на экране лишь в одних обтягивающих шортах-плавках чёрного цвета.

- Как бассейн?

- Шикарный, - отвечает он Элизабет, щурясь на солнце, несмотря на нахождение под зонтиком. - Стоило ждать целое лето, пока всё будет готово.

- Стоило ждать всю жизнь.

- Тебя, моя жена, определённо.

Крупный план сменяется общим планом территории, демонстрирующим бассейн и дом, и мгновением после на экране начинаются титры. Никто не двигается на своих местах, все ждут их окончания, а я, по-моему, плачу. Нет, не из-за Элизабет, конечно, а просто потому, что фильм словно обнажил меня всю. Сердце ощутимо бьётся в груди, я чувствую каждый удар, каждую секунду без удара и миг, когда включают свет. Я стараюсь оставить слёзы внутри глаз, но не уверена, удаётся ли мне. Хотя я не чувствую, что они текут по щекам, поэтому, возможно, и удаётся. После небольших аплодисментов, когда все поднимаются со своих мест, режиссёр хлопает Эдварда по спине, Эдвард отвечает ему тем же, прежде чем подойти к Элизабет и обнять её, скользнув руками по голой из-за модели платья спине. На Элизабет точно нет бюстгальтера в привычном его понимании, она смеётся над чем-то, что говорит ей Эдвард, ещё обнимая, и кивает ему, когда он отступает на короткий шаг. Потом Элизабет прикасается к его руке, они продолжают разговаривать теперь уже и вместе с режиссёром, пока Дэйв Франко чуть в стороне звонит кому-то по телефону. Все постепенно расходятся, мистер и миссис Френд попрощались ещё минуту назад, но я всё стою и просто наблюдаю за Эдвардом, когда ко мне подходит Линдси уже без солнечных очков.

- Изабелла, пойдём со мной. Я провожу тебя до машины.

- А Эдвард? - он как раз смотрит на меня, повернул голову всего мгновение назад, и я не хочу уходить без него. Разве я обязана? - Я...

- Эдвард подойдёт через несколько минут. Он сказал, что написал тебе сообщение, но что ты ещё не прочла из-за выключенного звука.

Услышав об этом, я достаю телефон и убеждаюсь в том, что говорит Линдси. В сообщении Эдварда сказано то же самое. Чтобы я шла в машину, а он скоро подойдёт, и мы поедем на вечеринку. Я жду его в автомобиле, водитель ходит снаружи, хоть какая-то двигательная активность при сидячей работе, и здесь работает кондиционер, чтобы не было жарко. Я пишу родителям, Элис и Розали, что всё закончилось, и что фильм меня очень тронул. Он тронул меня больше, чем я могла себе представить, хотя и должна, наверное, была ожидать подобного, но меня беспокоили мысли об интимной сцене. Но всё-таки надо признать, что они обе оказались весьма сдержанными и красивыми, и смотреть их по большей части было приятно. Эдвард знает в этом толк. Даже если он видел грудь и несколько минут назад ещё и чувствовал её через ткань платья, обнимая свою партнёршу, и пусть у них всё происходило в том числе и на столе, на столе в реальной жизни наверняка неудобно.

Расскажи, конец хороший? А секс был?

Да и да, Роуз.

И каким он тебе показался? Или ты отвернулась?

Нет, не отворачивалась. Он был красивым в обоих случаях.

Ревнуешь?

Нет. Мне пора.

Используя камеру телефона, я подкрашиваю губы, а потом просто жду ещё несколько минут. Минут десять, не меньше. За эти десять минут первым из здания театра выходит Дэйв, проходящий к автомобилю метрах в пяти отсюда, потом двое пожилых актёров, которые уезжают вместе, а после них появляется режиссёр и тоже покидает театр на третьем автомобиле. Нет только Эдварда и Элизабет, и теперь я уже не знаю, что и думать. Нет, я не собираюсь возвращаться туда и искать его или её, или их вместе, но это вроде странно. Теперь странно. Сколько времени он тогда провёл с ней, казалось безобидным, и я так никому и не сказала, а теперь невольно думаю о разном. То есть зачем задерживаться настолько долго, если все едут на вечеринку, и можно продолжить общение уже там? Наконец они появляются вдвоём, но Элизабет идёт сильно впереди и садится в ожидающий её автомобиль, даже не обернувшись, а когда Эдвард присоединяется ко мне, сам открывая и закрывая дверь, то обнимает меня за шею так быстро, что я едва успеваю вдохнуть.

- Ну как ты? Что думаешь про фильм?

- Было напряжённо, и мне уже начало казаться, что ты обманул насчёт того, что твой герой или героиня не умрёт. Но мне очень понравилось. Я тобой горжусь, - шепчу я, когда Эдвард немного отодвигает голову от моей головы и смотрит мне в глаза. - Хотя я рада, что наш фильм другой. Очень рада. Мне не очень нравится смотреть фильмы со стрельбой в сюжете.

- Тут иначе было никак. Ты ведь понимаешь?

- Да. Если не ты, то тебя.

- Что-то в этом роде. Смысл был именно такой.

Мы приезжаем на вечеринку самыми последними, и Эдвард знакомит меня со всеми, с кем снимался, представляя, как актрису, и только потом именуя ещё и своей девушкой. Элизабет единственная из всех смотрит на меня не то удивлённо, не то просто озадаченно, но мне смотреть на неё слегка затруднительно. Наверное, из-за разницы в росте в первую очередь. Впервые видя её так близко, я осознаю, что она выше не только Дэйва, но и Эдварда, выше его даже без каблуков, а с каблуками и тем более. Ещё бы, в ней ведь сто девяносто сантиметров роста, плюс туфли. Полагаю, если с их учётом его она выше сантиметров на тринадцать, то меня как минимум на девятнадцать, и то исключительно потому, что я тоже в туфлях. Будь я без них, набежало бы все двадцать шесть сантиметров. После короткой официальной части Эдвард набирает себе разные закуски, каждых понемногу, и я понимаю, он ужасно голодный, и хоть что-то лучше, чем совсем ничего. Я беру попробовать себе алкогольный коктейль и сажусь напротив Эдварда за столиком в углу, но нас всё равно видно, хотя во всём заведении царит приятный полумрак. Здесь не включен общий свет под потолком, лишь разноцветные точечные лампы.

- Что это? Там алкоголь?

- Да.

- Сначала поешь хоть что-то, а потом будешь пить, иначе станет плохо, - Эдвард отбирает у меня стакан, притягивая его на свою сторону стола. - Я серьёзно, иди за закусками. Ты не будешь это пробовать, пока не поешь.

- Ты действительно начинаешь говорить, как мой отец, которого здесь даже нет?

- Ещё одна причина послушаться и сделать то, о чём я прошу. Пожалуйста, Белла.

Мне приходится встать и пойти, чтобы потом Эдвард отдал мне мой коктейль жёлтого цвета с трубочкой и долькой апельсина на ободке широкого низкого стакана. Спустя время, сняв пиджак, Эдвард почти доедает закуски к тому времени, как за его спиной становится шумно в плохом смысле, в зал кто-то вбегает, но почти сразу молодого мужчину толкают на пол догнавшие его три охранника и заламывают его руки за спину. Я встаю, и Эдвард, конечно, тоже, а все присутствующие отступают в нашу сторону, чтобы быть как можно дальше, взволнованно переглядываясь между собой. Дэйв чуть приобнимает Элизабет, которая держит фужер с мартини.

- Стойте. Нет. Я просто хотел увидеть...

- Это закрытое мероприятие. Мы вызываем полицию.

- Нет. Мне просто нужно поговорить с Эдвардом Калленом. Вы не понимаете. Пожалуйста.

- А мы знакомы? - услышав своё имя, Эдвард делает шаг вперёд, но зачем? Мне кажется это опасным. Тот человек каким-то образом оказался здесь, несмотря на охрану, да, теперь его держат, но если вдруг отпустят, и он что-то сделает Эдварду? - Я вас не знаю. О чём вам нужно со мной поговорить?

- Да, вы не знаете, вы и не должны меня знать, но... Просто посмотрите в моей сумке. Клянусь, там нет оружия. Я безоружен. Я не собираюсь делать что-то плохое.

- Сэр, стойте, пожалуйста, там, где стоите. Мы посмотрим сами.

- Эдвард.

- Всё в порядке, Белла. Стой там.

Один из охранников поднимает сумку с пола и, открыв, достаёт оттуда скреплённую кипу бумаг. На первом листе что-то написано, несколько строк крупным, а потом более мелким шрифтом, но с моего места ничего не видно. Охранник пролистывает страницы, все заполнены текстом, и Эдвард сам протягивает руку за бумагами, переворачивая исключительно первый лист и через мгновение возвращая его назад.

- Поднимите парня. Хватит уже, - парня поднимают, но продолжая держать его руки за спиной. - Что ты хочешь, чтобы я с этим делал? Показал режиссёрам или какой-нибудь студии? Здесь немало страниц. Наверняка ты знаешь, чего ради ты все их написал, и что в твоей голове должно происходить с ними потом.

- Д-да, сэр.

- Так что же?

- Я полагал, вы прочтёте и, если вам понравится, согласитесь помочь мне превратить его в фильм. Если бы вы вдруг согласились сыграть главную роль, то...

- Сэр, полиция уже здесь. Мы его выведем.

- Хорошо.

- Мой номер в самом конце. Пожалуйста, хотя бы прочтите, мистер Каллен.

Парня выводят прочь, и мне так трудно поверить, что за всё это время не только никто так и не выключил играющую фоном музыку, но и в то, как скоро вокруг воцаряется та же атмосфера веселья, что царила тут до всех событий. Элизабет допивает мартини, съедая оливку, и интересуется, из-за чего хоть был весь переполох.

- Ты в порядке, Эдвард? Я как будто оказалась на съёмочной площадке какого-нибудь триллера. Но ты вообще не испугался. Можно посмотреть, что он тебе дал?

- Ничего такого. Просто сценарий.

- Наверняка треть точно можно выкинуть, как обычно и бывает, но вообще парень смелый.

- Да, смелый. Извини, Элизабет, но я хотел бы остаться наедине с Беллой.

- Поняла. Уже ухожу.

Эдвард опускает бумаги на стол, прежде чем сделать шаг в мою сторону и прикоснуться к моим плечам потирающим движением рук вверх-вниз. По-моему, я ещё дрожу, но дрожь как будто уменьшается или становится не такой ощутимой, когда он обхватывает мне предплечья.

- Сильно испугалась?

- За тебя, - быть безоружным в реальной жизни невероятно отличается от перевоплощения в героя, способного на выстрел и хладнокровное убийство. - Но ты можешь вытащить парня из тюрьмы? Он проник сюда, чтобы встретиться с тобой. Если у тебя нет к нему претензий, наверное, ты вполне можешь сделать так, что ему не придётся проводить ночь или сколько-то дней в тюрьме.

- Что, хочешь, чтобы я закончил вечер в тюремных застенках, внося залог или занимаясь чем-то подобным? В этом есть определённая романтика, конечно, но сегодня с нами всё равно вряд ли станут разговаривать. Я займусь этим утром, хорошо?

- Точно?

- Точно.

Эдвард приносит мне ещё один коктейль, но только уже другой, а сам пьёт безалкогольное пиво. Я медленно поглощаю напиток через трубочку, заедая капкейком, когда к нам подходит Дэйв, чтобы попрощаться. Эдвард поднимается и слегка обнимает его.

- Было приятно познакомиться, Изабелла.

- Мне тоже было приятно познакомиться, Дэйв.

- Увидимся в Мадриде, Эдвард.

- Почему он так сказал? - спрашиваю я, наблюдая, как, рассчитавшись с барменом, Дэйв окончательно скрывается из виду. - По поводу Испании.

- Его не будет в Берлине и Париже. Какие-то семейные обстоятельства. Может, и мы начнём собираться домой? Я видел, как Кэри пошёл курить, а Элизабет, наверное, уже уехала, если обиделась.

- Я не против начать собираться, но сначала схожу в туалет.

- Он где-то там.

- Я найду.

Поднявшись и пододвинув стул, я поправляю ткань платья и направляюсь в коридор, ведущий из одного зала в другой. В ответвлении коридора и обнаруживаются две двери друг напротив друга, и я вхожу в ту, что справа, руководствуясь надписью на двери. У раковин пусто, но спустя секунду щёлкает замок, и из кабинки за моей спиной выходит Элизабет. Она наклоняется к крану, включая небольшой напор воды, который совершенно не заглушает речь.

- Даже вот сейчас мне с моим ростом трудно. Даже в такой ерунде. И с ролями порой тоже случается. Как это так, наш главный герой будет ниже исполнительницы главной роли, если поставить их рядом друг с другом? - закончив, Элизабет выключает кран, вытягивает полотенце из держателя и поворачивается ко мне. - Если ты хочешь в туалет, но тебе сначала нужно, чтобы я вышла, то я выйду, но на церемонии «Оскара» во время рекламной паузы по ходу телевизионной трансляции дождаться всех не получится. Да и на других церемониях, если что, придётся ловить удобный момент.

- Почему сегодня почти все учат меня, когда ходить в туалет, намекая, что даже это в вашей среде перестаёт быть личным?

- В нашей среде, - иронично улыбается Элизабет. - Это уже и твоя среда, раз ты здесь и с ним, и у вас не за горами общий фильм. Год пролетит быстро, это только кажется, что впереди вечность. Агент уже есть?

- Нет.

Я скрываюсь в кабинке, потому что не похоже, что мисс Дебики уйдёт отсюда в ближайшие минуты две. Она молчит некоторое время, хотя, может быть, лучше бы говорила, чтобы было бы не так неловко, но она молчит и снова заговаривает со мной, лишь когда я выхожу обратно. Теперь у Элизабет снова ярко-красные губы, и, вероятно, поэтому она и не говорила. Потому что была занята тем, что подкрашивала их.

- Не поверю, что он не предлагал, - Элизабет поворачивается ко мне. - Так в чём дело? Почему не соглашаешься? Хотя мой агент круче. Найти работу мне так, чтобы мой рост никого на площадке не вгонял в депрессию, будет посложнее, чем пристроить сексуального актёра, который и так везде нарасхват. Я с ним не сплю и никогда не спала, Изабелла.

- Со своим агентом?

- Нет, с твоим парнем. Со своим агентом тоже, потому что она женщина, но я говорю о твоём парне. Можешь не притворяться, что ты наслаждалась теми сценами от начала и до конца. Меня не проведёшь. Тогда, в зале, я заметила, к кому поворачивался Эдвард, и видела, что потом ты избегала смотреть на экран. Понять тебя нетрудно, и я не буду утверждать, что к одной лишь мысли о подобных сценах легко привыкнуть, но мои соски и грудь он не видел. Между нами были накладки.

- Я не спрашивала, - я краснею. Определённо краснею. Но, быть может, это не столь заметно. Свет здесь не яркий, а приглушённый.

- Но я ответила. Доброй ночи, Изабелла, и до встречи в Европе.

Элизабет покидает туалет, но и я надолго не задерживаюсь. Эдвард общается с режиссёром, держа в руке сценарий, которого на столе уже не было, и потом мы втроём выходим на улицу, где ещё стоят два автомобиля.

- И на каком приехал я, кто мне скажет? Они ведь одинаковые.

- Ты приехал не на том, на котором приехали мы.

- Да, но как понять, чья машина ваша?

- Эта твоя, а наша вон та. У меня записан номер нашей. Давай, Кэри, мы поехали.

- Давайте. Спасибо, что записываешь номера.

- До свидания, Кэри.

Мы приезжаем домой почти в половину двенадцатого вечера. Я сразу поднимаюсь по ступенькам к двери, Эдвард идёт за мной, на ходу доставая ключ, и, уже остановившись рядом со мной, смахивает со ступеньки лист дерева или комок земли. Я даже не успела понять, что там было, ну и пусть. Переступив через порог полминуты спустя, я сразу снимаю туфли, прислонившись к стене рядом с дверью, пока Эдвард вводит код, всё закрывает и перепроверяет, и снова вводит код, чтобы поставить дом на охрану. После алкоголя хочется пить и пить много, и чем больше я выпью перед сном, тем легче будет утром. Я достигаю кухни, включая свет, и набираю воду прямо из-под крана. Эдвард входит почти следом за мной, я любуюсь им и его походкой, а потом просто смотрю, как он кладёт сценарий на стол титульным листом вниз, наверное, собираясь найти координаты парня, но Эдвард сразу отходит от стола и начинает раздеваться. Я как раз допиваю воду, когда он снимает пиджак и принимается за пуговицы рубашки, сначала выдёргивая ткань из-под пояса брюк.

- Ты же его прочтёшь?

- Не сегодня.

- Я в целом. Не сегодня и, может, даже не в этом месяце, но, например, к декабрю.

- Это обычный парень, Белла. Я не хочу говорить, что он никто, но с этой кипой бумаг ещё масса работы. Элизабет права, толковый и опытный сценарист с лёгкостью избавится от трети материала, а крутой режиссёр попросит ещё и сделать лучше то, что осталось, а крупные боссы из студии могут являться на площадку и указывать, как надо им, чтобы хотя бы отбить все расходы на фильм и дальнейшую рекламу. Никто не возьмёт на себя риски сотрудничества с каким-то пареньком, который ворвался на вечеринку и предложил роль любимому актёру, не имея денег, чтобы заплатить хотя бы ему. Да что там ему, даже если на клининг не хватит.

- Значит, ты прочтёшь просто для галочки?

- Да, может быть и так, - кивает Эдвард и берёт в руки рубашку с пиджаком. - Но сценарий здесь, ты тоже здесь, и у тебя больше свободного времени, чем у меня. Я не запрещаю тебе прочитать и постараться сделать что-то для этого проекта, если ты на свой взгляд сочтёшь его годным. Теоретически я могу организовать встречи с кем-то из руководства студий, но дальше не знаю. Я иду в комнату. Когда пойдёшь тоже, не забудь выключить свет. Но я бы предпочёл, чтобы ты пошла прямо сейчас. Хочу лечь пораньше.

Я выпиваю ещё стакан воды и беру стакан с собой, если захочется пить ночью. Эдвард уже заканчивает расстилать кровать к моменту моего прихода. Никто из нас не идёт в душ, если не считать времени, затрачиваемого на мытьё ног. Кроме того, я стираю макияж, полагая, что Эдвард может уже и спать, но он ещё моргает и листает что-то в телефоне. На сегодняшнем показе были и журналисты, Эдвард это упоминал, но я надеюсь, что они тоже поспят, прежде чем оформлять свои впечатления в статьи для различных изданий.

- Что ты делаешь?

- Смотрю твои фото. Но теперь, когда ты пришла, можно смотреть на оригинал.

- Уже есть первые фото?

- Да, есть.

Я располагаюсь в кровати, взяв свой телефон, чтобы найти и посмотреть, но почти сразу пролистываю до снимков Эдварда, которых сейчас насчитывается уже около ста штук. Есть там фотографии и со всем кастом, и отдельно с Элизабет, на которых они обнимают друг друга за талию и улыбаются прямо в камеру. Переместившись ко мне, Эдвард видит, что именно на экране моего телефона, когда я как раз заканчиваю. Сотовый немного разрядился, но с зарядкой можно подождать и до завтра. Я просто кладу его на тумбочку, прежде чем выключить лампу на ней. Эдвард делает то же самое со своей, становится темно, и в этой темноте, ещё лёжа с открытыми глазами, я чувствую его смелое прикосновение гораздо выше талии, под грудью.

- Ты напряжена.

- Я просто устала. Я не имею быть на каблуках так долго.

- Или ты о чём-то переживаешь. Зря, если так. Я не видел её грудь, Белла. Между нами были накладки везде, где только можно.

- Элизабет меня уже просветила.

- Что? Когда это?

- В туалете. Когда ты был уверен, что она уже уехала домой. Знаешь, это было неловко, но в какой-то степени даже и мило что ли, - я поворачиваюсь лицом к Эдварду, поправляю одеяло у себя за спиной, а он перемещает руку к моим волосам. - Но в большей степени неловко.

- Так. И что ещё там было?

- Просто обычный разговор. Говорила преимущественно она, не я.

- Охотно верю, - Эдвард переходит на шёпот. - Ты была сегодня очень красива, Белла.

- Мы оба были.

Коснувшись Эдварда, я засыпаю буквально через пару-тройку мгновений после его невесомого поцелуя.

Предыдущая глава || Следующая глава