- Именно поэтому было бы лучше пойти мне пешком.

Эдвард возвращается в комнату, посетив туалет, около двух часов ночи. Я проснулась незадолго до того, как он зашевелился и, встав, направился в ванную, но дотянулась до сотового посмотреть время лишь мгновение назад. Всего два часа ночи, а спать не спится.

- К чему говорить об этом сейчас? - залезая обратно в кровать, шепчет Эдвард. - Я же сказал, это неважно. Это просто фото, и целую я тебя в щёку. Это не подтверждение, что ты моя девушка. Друзья тоже могут целовать друг друга так. Пусть люди пишут и думают, что хотят.

- Ты почти весь вечер звонил разным людям, о которых я ничего не знаю. Ты это им сказал? Что я только подруга?

- Тебе и нет смысла знать про них, Белла, но в своё время я вас познакомлю, - устало отвечает Эдвард. Я слышу, как он двигается, и вот его рука несильно сжимает мою левую руку поверх одеяла. - Мои агенты и пиарщик тоже будут на премьерах. И своей пиарщице я сказал, что ты девушка. Не подруга, не близкая подруга, не знакомая, не дальняя родственница, а именно девушка. Мы можем не ссориться? Чувство именно такое.

- Я не хотела, чтобы оно у тебя возникло.

- Когда-то много лет назад в подобный момент из-за разных мыслей в голове я бы уже лежал или сидел с сигаретой во рту, чтобы избавиться хотя бы от части из них.

- Правда?

- Правда.

Я переворачиваюсь на левый бок, и Эдвард обнимает меня, медленно скользя рукой по моему предплечью. В темноте так тихо, что слышно только наше дыхание. Я достаточно близко, чтобы чувствовать поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку. У Эдварда Каллена было больше девушек, чем у меня парней, если считать меня и ту девушку в колготках, то больше в четыре раза так точно. Лежали ли те женщины рядом с ним вот так, пытаясь услышать, как бьётся его сердце? Я пытаюсь услышать, но вроде бы не слышу. Но оно точно бьётся, потому что Эдвард дышит.

- Тогда ты не бегал?

- Точно нет. Меня бы не хватило надолго. А ты курила?

- Нет. Попытки были, но мне не понравилось. И, наверное, хорошо, что не понравилось. Родители учуяли бы сразу.

- Да, скорее всего, - хмыкает Эдвард. - Запах пропитывает одежду, и я помню, как, приезжая к родителям, всё время разочаровывал и бесил маму тем, что продолжаю курить. В каждый мой приезд она словно жаждала услышать, что я завязал, даже если незадолго до того видела меня на снимках папарацци с сигаретой, а отец только говорил, что мне лишь двадцать три, и чтобы она успокоилась, и что совсем скоро я перерасту и брошу. Но я приезжал в пропахших вещах и шесть лет спустя, бросив только после двадцати девяти.

Тут пищит телефон, но Эдвард даже не двигается. Он так и продолжает просто лежать, и я приподнимаюсь, чтобы дотянуться до его сотового вместо него, когда понимаю, что это был сигнал от моего. И точно, экран моего телефона ещё светится, в то время как я беру его в руки.

Как там твой в связи с этим?

К сообщению Розали прикрепила скрин с превью вчерашних фотографий. Время третий час ночи. Какого чёрта она ещё не спит?

Он привык.

Ну да, точно. Тогда как ты?

Я ещё привыкаю.

Но волосы выглядят теперь классно.

Я отсылала девчонкам селфи, сделанное на фоне растительности во дворе. Теперь же речь, видимо, про то, что и на расстоянии они выглядят красиво.

Почему ты не спишь?

Мы с Элис только что пришли из клуба. А ты почему?

Просто проснулась.

Элис говорит, чтобы ты не грузилась, как наверняка уже грузишься. Я бы не грузилась, если бы знала, что скоро буду на далёком острове наедине со своим сексуальным парнем. К чёрту всех.

- Кому там ещё не спится?

- Элис и Розали только вернулись домой.

- Так поздно? С ума сошли. Учитывая район, в котором находится ваша квартира, - стоит мне положить телефон, выговаривает Эдвард слишком громко для того, кто шептал всё это время. - Давай поищем что-то безопасное. Я могу внести плату за несколько месяцев.

- Если поговоришь с ними, и они согласятся с твоими доводами на тех или иных условиях, то я и тем более не возражаю.

- Тогда встречусь с ними, как вернёмся обратно.

- Хорошо.

Эдвард обнимает меня, и, слыша его дыхание у себя за спиной и в своих волосах, я засыпаю очень быстро. Утром выдаётся спокойным, в отличие от второй половины дня, когда мне звонит мама. Я думаю, не случилось ли чего, потому что она должна быть на работе, преподавать и учить детей, и она на работе, просто сегодня необычный день. Именно с этой фразы мамы фактически и начинает разговор.

- Необычный в каком смысле? Папа что, всё-таки настоял, что надо повторить свадебные клятвы? - у родителей скоро годовщина, двадцать первого числа, двадцать пять лет, и папа задумался об обновлении клятв ещё года два назад. Забавно, если смотреть со стороны, но мама не отнеслась к этой затее с великим энтузиазмом, и пока ей удавалось держать оборону. Но, может, это уже не так?

- Нет. Необычный в том смысле, что несколько минут назад ко мне подошли три мои ученицы и, ориентируясь на снимок на моём столе, на котором есть и ты, спросили, не мою ли эту дочь целует один небезызвестный актёр. Они спросили не совсем так, конечно, но суть была именно такой, - рассказывает мама всё от начала и до конца, и в её голосе мне мерещится укор. Особенно в связи с последующими словами. - У меня коллеги, Белла, и я обучаю более, чем трёх девочек подросткового возраста. Предполагаю, к твоему отцу с подобными вопросами в его полиции никто не подойдёт, но что делать мне?

- Сказать им заняться учёбой? - я понимаю, как глупо это звучит, действительно понимаю, но больше на ум ничего не приходит. - Или есть такая фраза, как «без комментариев». Ну когда кто-то, кто известен, не собирается отвечать на какой-либо вопрос, то он молчит или говорит её. И ты тоже можешь так.

- И как долго мне нужно так?

- Что происходит? - шепча, фактически одними губами спрашивает Эдвард, сидя по другую сторону стола с сэндвичем на тарелке перед ним. Тот надкусан, но позабыт уже несколько секунд как. Эдвард дотягивается до салфетки, чтобы тщательно вытереть руки и каждый палец в отдельности. - О чём вы говорите?

- Мою маму спросили о фото её продвинутые ученицы, - я прикрываю микрофон рукой, прежде чем тихо объяснить суть. - Она не знает, что теперь, - я возвращаюсь к разговору. - Не очень долго, мама. Наверное. Когда-нибудь всё станет...

- Ты же не собираешься с ним расставаться, Белла? Лично ты не хочешь же этого? Я знаю, что не хочешь. Парень подарил тебе поездку, ты согласилась, значит, точно не хочешь.

- Нет.

- Тогда это может быть и надолго, - после вздоха подытоживает мама. - Ладно. Поступим следующим образом. Ты едешь туда, куда вы там едете, и звонишь мне по прилёту и в другие дни тоже, а я напоминаю своим ученицам, что пользоваться сотовыми на уроках запрещено, и если я увижу телефоны, то они будут изъяты до конца моего урока.

- Спасибо, мама. Я непременно буду звонить.

- Пожалуйста, Белла, будь так добра. И передавай привет своему Эдварду, если он где-то поблизости.

- Да, он поблизости, - отвечаю я, глядя на него, тогда как ногой он касается моей ноги под столом. - Пока, мам.

- У твоей мамы проблемы из-за нас?

- С ученицами, интересующимися жизнью знаменитостей или только твоей. Трудно сказать однозначно. Я никогда не любила, что у мамы на столе в кабинете стоит наше семейное фото.

- Стоило дать мне трубку. Я бы с ней поговорил.

- И что бы сказал? - спрашиваю я, дотягиваясь до сэндвича Эдварда. Он только молча смотрит, не совершая никаких действий вроде того, чтобы забрать сэндвич или удержать тарелку, чтобы я не забрала. Я двигаю её ближе к себе, потому что сэндвич такой аппетитный, а своими я не наелась. Не верится, что их собирала я, хоть тут прямо сейчас и находится Мэнди. Точнее, не прямо на кухне, но в доме. Конкретно, по-моему, в спальне.

- Что скоро произойдёт что-то ещё вроде того, что по слухам расставшаяся парочка появится вместе, опровергая сплетни, или кто-то соберётся разводиться после тринадцати или большего количества лет вместе. Когда надо делить детей, имущество и домашних животных, если таковые есть, это всегда драматично. А драма более привлекательна, нежели флафф.

- Теперь понятно, отчего ты снимаешься в драмах.

- Мой последний фильм не драма. Там никто не умер, и...

- О нет, ничего мне не говори. Это спойлер. Так нельзя. Молчи.

- Нет никакого спойлера. Я ещё даже не видел фильм, - отвечает Эдвард, когда я встаю из-за стола, доев сэндвич. - Мне это только предстоит, как и всем.

Что? Он серьёзно не видел? Как так вышло? Не верю, что ему не предлагали посмотреть заранее и вне очереди. Я уверена, что основному актёрскому составу точно разрешают взглянуть ещё до премьеры. В любом месте и в любое время, когда они захотят. Хоть одному, хоть с семьёй.

- Ты меня разыгрываешь, да?

- Нет. Мне предлагали посмотреть почти готовую версию, но я смотрел вот так лишь два своих фильма, не более. Неловко сидеть одному или с режиссёром и смотреть на себя, знаешь ли. Одному в особенности. Я сразу начинаю думать, что мог бы тут или там не кривить так лицо или говорить чётче, и хочется выключить, но, если потом не отвечу обстоятельно, что думаю, кто-то сразу поймёт, что я не посмотрел до конца, - я слушаю и одновременно отношу тарелку в посудомоечную машину. На столе ещё остаются бокалы, но Эдвард приносит их сам, прежде чем закрыть дверцу, не включая агрегат. Внутри не настолько много посуды, чтобы нельзя было подождать с мойкой до вечера. - Видеть всё целиком не то же самое, что смотреть дубли. Ты ещё поймёшь, как нервно это может быть.

- Спасибо. Успокоил.

Эдвард обхватывает мою шею левой рукой и, хоть я и стою у открытой дверцы холодильника, принимается меня целовать. Дверца ударяет его по спине, но Эдвард только скользит руками по моему телу, устремляя их вниз, и его касания в сочетании с холодным воздухом заставляют меня возбудиться. Я прижимаюсь к Эдварду, или он прижимается ко мне первым, я точно не уверена, прежде чем его пальцы пробираются мне под платье. Нет, не сейчас. Сейчас нельзя. Мэнди может зайти в любой момент. Но Эдвард касается пальцами, двигает ими, и, смотря на него, на его лицо и в его глаза, я могу думать лишь о том, как он красив и как настойчиво, но нежно доставляет мне удовольствие. Какие у него прекрасные глаза, наблюдающие за мной. Мои ноги начинают подрагивать мелкой дрожью, и я крепче обнимаю Эдварда, а он меня. Он придерживает за талию левой рукой до самого конца. Мне жарко, несмотря на воздух из холодильника, пробирающийся по руке и дальше. Этой рукой я касаюсь Эдварда и одёргиваю её, когда ко мне немного возвращается сознание. Подняв голову, я вижу, что Эдвард смотрит на меня, прежде чем склониться и коротко поцеловать. Он отодвигает нас в сторону от холодильника, дверца закрывается сама, и поправляет мои трусики ощутимо-невидимым движением. Поверить не могу, что он действительно сделал всё это со мной и сделал не где-либо, а фактически в холодильнике, когда нас могли увидеть в любой момент. Он и раньше касался меня так, но именно так, не при сексе и не перед сексом... Именно так это впервые.

- Тебе понравилось?

- Всё было идеально, - шепчу я. - Мне бесконечно хорошо с тобой.

- И мне с тобой очень хорошо, Белла, - он так красиво улыбается, и это не портит даже щетина, которой уже три или четыре дня. - Будешь чай? Или ты хотела сок?

- Лучше сок. И надо доесть всё, что есть в холодильнике.

- Да, знаю. Доедим. Времени ещё полно.

До отъезда, и правда, фактически целый день. Нет смысла выезжать слишком рано. Мы решили, что отправиться в аэропорт часов в девять вечера будет вполне достаточно, чтобы спокойно приехать туда спустя некоторое время после начала регистрации на рейс и пройти её не слишком рано, но и не в последнюю минуту. Точнее, так решил Эдвард, основываясь на своём опыте перелётов в самое разное время суток и знании, когда дороги загружены больше, а когда меньше. Мы приступаем к окончательным сборам после ухода Мэнди, немного прибравшейся в доме и пожелавшей нам приятно провести время вдали от города. Эдвард закрывает за ней дверь и оборачивается ко мне.

- Сегодня ей можно было и не приходить, а я забыл сказать.

- Но ты сказал про отъезд.

- Только про сам отъезд. Не про пункт назначения.

- Не доверяешь?

- В этом нет. Сомневаюсь, что она сдаст меня папарацци, но всё равно не доверяю.

На двоих у нас выходит оба наших чемодана, рюкзак Эдварда и моя вместительная сумка, совместный подарок родителей, Элис и Розали, доставленный курьером сегодня утром. Чёрный внедорожник с тонированными задними стёклами приезжает за нами, чтобы отвезти в аэропорт, ровно в 20:50. Я уже хочу выйти на улицу, потому что слышу двигатель въехавшей через ворота машины прямо за дверью, когда Эдвард останавливает меня прикосновением к руке и вдобавок ещё и нравоучительным тоном.

- Ну куда ты? Я сам всё вынесу. Бери только свою сумку.

- Я не беспомощная.

- Я уже это запомнил, но у тебя есть я, позволь мне хотя бы таскать чемоданы.

Посторонившись, я позволяю Эдварду выйти с моим чемоданом и его рюкзаком, водитель уже ждёт у открытого багажника, и Эдвард складывает всё туда. Я спускаюсь по лестнице и подхожу, чтобы также поздороваться.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, мисс. Меня зовут Дэмиан, и я к вашим услугам, - представляю, как этому Дэмиану жарко в его костюме если и не именно сейчас, так днём, когда он развозит и других знаменитостей или просто богатых людей. Ростом он как Эдвард и довольно красив. Его волосы по цвету напоминают волосы Эдварда, разве что они прямые, а не взъерошенные. Может, в таких фирмах набор персонала чем-то напоминает кастинг в модельное агентство. - Вам чем-нибудь помочь? Есть ещё сумки?

- Да, есть ещё чемодан.

- Я принесу его сам.

- Да, мистер Каллен, конечно.

Господи. Он что, теперь и к водителям ревнует, не только к операторам? Я смотрю, как Эдвард идёт обратно к дому, выставляет на крыльцо свой чемодан и запирает дверь, прежде чем спуститься и загрузить его в автомобиль. Без всяких слов Эдвард отходит от багажника и открывает передо мной правую заднюю дверь. Обычно я сажусь слева, но какая разница, откуда залезать. Я забираюсь вместе с сумкой и ещё не успеваю опустить её вниз, на коврик, как Эдвард уже закрывает дверь. Через затемнённые окна видно плохо, но вроде бы он обходит машину сзади, и точно. Он садится слева, где раньше всегда сидела я, и захлопывает дверь, пристёгиваясь. У меня даже нет слов. И в любом случае сейчас не время это обсуждать. Но я не думала, что местом обсуждения хоть чего-то станет бизнес-зал в зоне ожидания, чтобы попасть в который, сначала надо нажать на кнопку звонка. Я оказываюсь в просторном помещении с удобными мягкими креслами и диванами, множеством столиков, шведским столом и красивым видом из панорамных окон. Это всё как сказка, не иначе. Но только для меня, потому что Эдвард уже сидит в одном из кресел, в его руках какой-то журнал, наверное, взятый со стойки, и на моих глазах к нему подходит стройная темноволосая женщина, чуть приседая, чтобы поставить кофе на столик. Всё-таки мы приехали довольно рано, и до начала посадки ещё есть время.

Эдвард поднимает глаза на женщину, но лишь на пару секунд, наверное, благодаря, и она улыбается ему, но он просто отводит взгляд. Я подхожу и обосновываюсь в соседнем кресле справа от Эдварда, удобно располагая руки на подлокотниках. В воздухе пахнет тем самым кофе и ещё, скорее всего, ароматизаторами. Всё это словно не со мной. Но это происходит со мной, потому что я ощущаю мягкость кресла и изолированность от других людей, хотя здесь находятся ещё три человека в разных уголках зала. Один из них наверняка бизнесмен, поскольку, повесив пиджак на спинку стула, занят копированием своих документов в соответствующей зоне с компьютерной техникой. Другой наверняка тоже, потому что смотрит на первого со своего места около окна, и, вероятно, они летят куда-то вместе. И ещё есть светловолосая женщина с распущенными волосами, подзаряжающая свой телефон и одновременно пользующаяся им в нескольких столах слева от нас. Судя по всему, она разговаривает с кем-то по видеосвязи с использованием наушников, потому что улыбается и машет экрану, и её губы двигаются, но слов, разумеется, не слышно. Она тоже пьёт кофе или уже выпила, прежде чем позвонить родным.

- Тебе здесь нравится, - низким голосом говорит Эдвард, откладывая журнал на столик. - Я утверждаю, не спрашиваю.

- А тебе не нравится?

- Нравится, но по-другому, не так, как тебе. Мне нравится, как человеку, который когда-то наведывался в здешнюю курилку и видел тут Рэйчел Вайс с ребёнком, направляющуюся в пеленальную комнату. Мне нравится в том числе и ностальгировать о приятных воспоминаниях. А тебе просто нравится быть здесь именно в этом моменте.

- Ты ностальгируешь о том, как курил?

- Но я же любил тогда курить, поэтому да, ностальгирую. Просто так, без желания возвращаться к этому и начинать всё заново. Хочешь кофе или что-нибудь со шведского стола? Дополнительно платить ничего не нужно.

- Правда?

- Правда. Может показаться, что нужно, но самом деле придётся платить, только если хочешь провести здесь больше четырёх часов. Но мы уйдём задолго до того.

- Знаешь, я пойду посмотрю, какой там есть чай.

- Я буду тут. На этом самом месте. Кстати, здесь без проблем можно подключиться к бесплатному Wi-Fi.

- Классно.

Собираясь сделать себе лишь горячий напиток, через несколько минут я заворожённо смотрю на десерты, представленные корзиночками и пирожными. Тарелок, чашек и столовых приборов здесь столько, что хватит десяткам человек одновременно.

- Трудный выбор? Или думаете о фигуре, учитывая поздний час? - я поворачиваю голову и вижу ту женщину, которая заряжала телефон. Она выглядит и говорит не совсем как американка. Мне кажется, что она из другой неизвестной мне страны, точно не англоязычной, и потому произносит слова иначе. - С её руки около локтевого сгиба свисает бежевая сумка от Диор среднего размера с двумя ручками и ремнём, чтобы при желании носить и на плече. Что это именно Диор, определить нетрудно. Надпись говорит сама за себя. Женщина точно богатая. Или это подделка, но вряд ли. Если можешь позволить себе билет в бизнес-класс, то наверняка можешь позволить и оригинальную сумку от мировых дизайнеров, а подделка должна ощущаться просто оскорбительно и для себя самой. - Я вас не напугала?

- Нет, не напугали, и нет, я не думаю о фигуре. Просто я хотела только чай.

- Всё это переменчиво. Захотели десерт, берите и не думайте. Вы хороши собой. Одно пирожное не проблема. Особенно в вашем возрасте, - и женщина показательно накладывает себе сразу четыре корзиночки пальцами, на которых заметны разные небольшие татуировки. Но рассмотреть их детально не представляется возможным, настолько они, разумеется, маленькие. - Я итальянка и обожаю спагетти, пиццу и десерты. Первым делом, родив сына, я отведала сэндвич с сыром, а когда появилась дочь, попросила мужа о круассанах и кофе на вынос. Я не готова отказываться от вкусностей раз и на всю оставшуюся жизнь, а перед возвращением к детям особенно важно поесть то, на что они не будут пытаться претендовать. Это эгоистично, конечно, но я не такая мама, которая с ними всегда, но когда я с ними, то вовлечена в заботу о них на все сто, но без потакания в вопросе сладостей в отношениях с сыном. Дочери и тем более рано в её-то год. Извините, вам это вряд ли интересно.

- Всё в порядке. Это вы извините, но я бы никогда не подумала, что у вас двое детей. Вы потрясающая, - она реально потрясающе выглядит с идеальной кожей без грамма макияжа и не стесняется демонстрировать достоинства фигуры, облачившись в ярко-зелёный брючный костюм с пиджаком, надетым на голое тело. Ну, не считая бюстгальтера, лямка которого слегка сместилась и потому стала заметной. Но я не смею указать на это. Эта женщина наверняка и сама ощутит.

- Любящий муж и рождение детей творят чудеса. Я точно не помню себя такой сексуальной лет десять назад. Берите корзиночки, не пожалеете.

Она уходит с кофе и блюдцем, и я остаюсь одна, прежде чем последовать её совету и взять ещё и пирожные. Всего вместе получается семь штук. Эдвард сидит всё там же и, увидев меня совсем рядом, забирает тарелку, пока я вновь усаживаюсь в кресле. Он не удерживается от комментария, но если бы удержался, то я бы решила, что в моё отсутствие его заменили двойником или человекоподобным роботом.

- Долго же ты смотрела, что там с чаем, и по факту не всё из этого является им.

- Мне намекнули, что я не пожалею, если попробую всё это. Значит, должно быть вкусно. И мне тоже нужны воспоминания, по которым я буду ностальгировать. Я не курю, и здесь нигде не сидит Рэйчел Вайс или кто-то ещё из знаменитостей, кто недавно стал мамой, поэтому я выбрала еду и тебя. Точнее, сначала тебя, а потом еду. Мне нравится не просто быть здесь именно в этом моменте, а нравится быть здесь с тобой, Эдвард. С другим человеком всё было бы иначе, и, может, я и не хотела бы находиться тут с другим человеком.

- Что, отказалась бы от Бора-Бора, если бы предложил не я?

- Может быть, и так. Будешь пирожные?

- Почему бы и нет? Давай.

Корзиночки оказываются невероятно вкусными, и я смотрю туда, где сидела женщина, но она уже там не сидит. Может быть, её рейс раньше нашего, или же истекли четыре бесплатных часа. Когда начинается посадка, информация об этом отображается на табло, и Эдвард встаёт, подхватывая не только свой рюкзак, но и мою сумку. На посадке я уже собираюсь встать в очередь на проверку билетов, но Эдвард протягивает руку и ведёт меня за собой к соседней стойке для приоритетных пассажиров. Здесь нет никакой очереди, и всё проходит быстро, а сотрудница улыбается нам или конкретно ему почти во все тридцать два зуба. Мы проходим в самолёт через телескопический трап, и я невольно оглядываюсь. Все те люди будут стоять и ждать своей очереди ещё довольно долго. Уже непосредственно на борту нас приветствуют и показывают наши места. Пока в бизнес-классе только мы одни, но в остальной части самолёта уже есть люди. Немного, но есть. Они либо усаживаются в свои кресла, либо убирают ручную кладь на полки. Эдвард запихивает свой рюкзак также наверх, пока я всё ещё стою в проходе, хотя моё место у иллюминатора. Просторное место, где есть куда вытянуть ноги, широкое мягкое кресло с подушкой для головы, обычная подушка. До пересадки целая ночь, неужели дадут ещё и плед или что-то вроде?

- А можно...

- Нет. Обычным пассажирам нельзя проверять билеты на той стойке, через которую прошли мы. Просто садись и пристёгивайся.

Вдохнув, я сажусь, и в последующие минут двадцать мимо нас в сторону части салона для эконом-пассажиров проходят десятки людей. Кто-то один, другие вдвоём, а также семьи с детьми. Особенно маленькие дети уже спят на руках кого-то из родителей, и только те, кто постарше, сами бредут по салону, но и по ним видно, что они уже устали. Я не могу совсем не смотреть на людей, которые провели столько времени в очереди, просто чтобы попасть на борт с вещами и малышнёй. Но в целом людей в салоне мало, да и сам самолёт нельзя назвать огромным, рассчитанным на двести с лишним человек. Может, сотня и наберётся, но не больше. Очевидно, мало кому надо на Таити, где нам предстоит пересадка. Эдвард сидит всё время в кепке, пока не объявляют взлёт, и лишь тогда снимает её. Наверное, думал, что, проходя мимо, его могут узнать. В бизнес-классе новых пассажиров так и не появляется, и я вытягиваю ноги, что, может, и постеснялась бы делать, если бы через проход от нас кто-то сел. Но в остальном мне дико нервно. Настолько, что, может, и не стоило отказываться от приветственного вина чуть ранее. Полагаю, стюардессу, предлагавшую винную карту, совсем не заботило, можно ли мне уже пить алкоголь в Америке или ещё нет. Air France же является французской авиакомпанией. Лучше бы я позволила Эдварду хотя бы посмотреть, а не ответила сразу отказом. Через иллюминатор ничего не видно, только темноту, а я так и не сказала Эдварду, что это будет всего лишь второй перелёт в моей жизни. Да, второй не первый, но первый был внутри страны, а не международный и не предполагал пересадку и полёт над водным пространством в том числе. Эдвард прикасается к моей левой руке, обхватив её всей ладонью.

- Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да.

- Ты боишься?

- Нет.

Но мой голос слегка дрожит, и, наверное, именно это и выдаёт мои истинные чувства, потому что Эдвард переплетает свои пальцы с моими, прежде чем совершить вдох, который ощущаю и я. Он словно переходит по коже от него ко мне, когда самолёт сдвигают с места, чтобы переместить на полосу. Я знаю, что самолёты не сами покидают ту точку, где стояли во время посадки.

- Я не стану говорить, что всё будет хорошо, потому что это всё-таки не гарантировано, но, если что случится, я буду рядом до конца, ладно? Как минимум до своего конца. Дальше мне станет невозможно быть рядом, но...

- Ну хватит. Лучше замолчи.

Я безошибочно чувствую, когда самолёт оказывается на рулёжной дорожке, вроде это называют так, и как впоследствии он начинает набирать скорость. Что бы подумал Эдвард, возьми я и скажи вот прямо сейчас, что люблю его? Может, он списал бы всё попросту на стресс из-за взлёта и аккуратно «съехал» с темы. «Моя девушка перенервничала, с кем не бывает, как бы переключить её внимание на нечто совсем другое? Бывшая мне тоже говорила, что любит, а на деле лишь не хотела выглядеть несчастной в глазах нынешнего мужа, с которым тогда случилась размолвка». Эдвард вполне может подумать что-то подобное. Я прикрываю глаза, и меня отпускает, а потом я понимаю, что мы уже в воздухе, и всё вроде нормально. Мы летим, не падаем. Значит, взлёт прошел хорошо. Эдвард немного ослабляет свою хватку, когда появляется стюардесса и снова спрашивает, не хотим ли мы выпить. Я прошу воды, а Эдвард кока-колу и два одеяла. Стюардесса уходит, но сразу за ней вглубь салона направляются две её коллеги с тележкой. Они закрывают шторы между бизнес-классом и остальной частью самолёта.

- Разложить тебе кресло? Лично я попью и буду спать.

- Оно раскладывается?

- И превращается в кровать. Вставай, я всё сделаю.

Я поднимаюсь и, чуть отступив, благо места тут предостаточно, наблюдаю, как кресло становится кроватью длиной около двух метров. Невероятно. Стюардесса как раз приносит нам одеяла и напитки, а ещё специальные наушники для сна. Я поражена и почти уверена, что засну сразу, едва голова коснётся мягкой и комфортной подушки. Эдвард отходит, чтобы разобраться со своим креслом, а я тем временем стягиваю с ног кроссовки и носки. Мне хочется максимально прочувствовать на ощупь изящное тёмно-синее одеяло, соприкоснуться с ним большей поверхностью кожи и даже ступнями. Я забираюсь под него сначала целиком, разве что за исключением головы, но, подумав, вытаскиваю руки. Вот так хорошо. Эдвард толкает свою обувь под кровать и, прежде чем последовать моему примеру, выключает свет у нас над головами, и в нашем уголке наступает приглушённая темнота. Лишь на потолке подсвечиваются индикаторы, и через занавеску, отделяющую рабочую зону стюардесс от пассажиров, сюда проникает тонкий луч света. Я пока не тороплюсь надевать наушники и отгораживаться от шума двигателей и в особенности от Эдварда, тем более слышно их не так уж и сильно.

- Как ощущения?

- Круто. Только мне кажется, или самолёт, правда, временами словно куда-то проваливается?

- Не кажется. Но это обычные воздушные потоки. Этот самолёт в порядке. Спокойной ночи, Белла.

- Спокойной ночи, Эдвард.

Он надевает свои наушники первым, но почти тут же снимает их обратно, прежде чем засунуть обе руки под одеяло. Я не могу понять, что он собирается делать. Снимать майку что ли? Надеюсь, что нет.

- Ты чего?

- Хотел расстегнуть джинсы, чтобы было не так тесно. Думаешь, это плохая идея?

Примерно так я и думаю. Одеяло может и соскользнуть, и разные люди могут увидеть то, что им не положено видеть, а мы в это самое время будем по-прежнему спать. Я не считаю, что кто-то сделает неуместное фото, а если сделают?

- Скорее да, чем нет.

- Ладно. Тогда не буду.

Эдвард надевает наушники вновь, и я тоже пользуюсь ими. Сразу становится тихо-тихо и не слышно вообще ничего. По всей видимости я засыпаю, несмотря на ощущение проваливающегося самолёта, потому что спустя время меня будит смелое прикосновение под моей майкой. Я вспотела лишь из-за тепла одеяла, но теперь, когда Эдвард на самом деле не просто касается, но и поглаживает кожу кончиками пальцев, ощущения совсем иные. Будто я вспотела именно из-за его касаний и только. Признаюсь честно, это прекрасный способ разбудить.

- Ты проснулась?

- Да, - он спрашивает, и я открываю глаза. Вокруг непосредственно нас темно, как и было, но уже не тихо. Слышно, как сзади общаются и ходят люди. Он в порядке? Вроде в порядке. - Который час?

- По времени того города, в котором у нас пересадка, там сейчас 4:50. До приземления сорок минут. Надо поесть.

В такую рань не то что завтракать, а даже вставать непривычно, но я встаю и, воспользовавшись расчёской, иду в туалет привести себя в порядок перед приёмом пищи. К моменту моего возвращения кровати вновь собраны обратно в кресла, и Эдвард дотягивается до иллюминатора, чисто символически поднимая шторку вверх. Снаружи всё равно по-прежнему мгла. Одеял нигде не видно. Видимо, их уже забрала стюардесса. Я пристёгиваюсь на всякий случай, всё равно надо будет перед заходом на посадку, и достаю из сумки косметичку. Светильник светит, как надо, чтобы я видела своё лицо в зеркале чётко и ясно. Я собираюсь слегка подкрасить ресницы и, может быть, нанести тени. Эдвард тем временем отступает в проход, чтобы взять свой рюкзак с полки, замечая, что я делаю, лишь когда поворачивается ко мне лицом.

- Ты красишься?

- Да, немного.

- Ты ни разу не красилась за эти недели.

- Ты о том времени, в течение которого мы живём вместе?

- Да, - мышцы на руках у Эдварда заметно напрягаются, пока он тянет рюкзак на себя, слегка застрявший на полке. - На съёмках ты не красилась, но красили тебя, поэтому не считается.

- Ты не любишь, когда девушки красятся в реальной жизни?

- Я отношусь к этому спокойно, если девушка не усердствует. Даже на красной дорожке можно соблюдать чувство меры. Пойду схожу в туалет.

Эдвард оставляет рюкзак на полу полураскрытым и неторопливой походкой двигается в сторону туалета. Спустя минут шесть ко мне подходит стюардесса из передней части самолёта, цепляя лямку носком туфли, но не замечая этого. Я как раз завершаю наносить второй слой туши и закручиваю флакон, прежде чем убрать в косметичку.

- Доброе утро, мисс Свон.

- Доброе утро.

- Вот ваше меню. Я вернусь через несколько минут. Ваш спутник скоро подойдёт?

- Да, он уже позади вас. Осторожнее с рюкзаком, вы зацепились за лямку. Извините.

Я наклоняюсь и двигаю рюкзак на себя. Стюардесса лишь кивает и двигается вправо, чтобы пропустить Эдварда, хотя могла бы просто пойти вперёд. Потому что через несколько мгновений именно в сторону эконом-класса она и направляется, но, наверное, в авиакомпании существуют определённые инструкции на этот счёт. Например, сначала пропустить пассажира, а уж потом идти самой, куда надо. Эдвард садится рядом со мной, источая запах зубной пасты и свежего дыхания, и убирает принадлежности в рюкзак.

- Итак. Что тут у нас? С йогуртом, маслом и сливками всё понятно. Это, как и фрукты, и так дадут. Блинчик с вишней либо омлет со шпинатом и всякой всячиной. Лучше блинчик с вишней, да?

- Спаржу при омлете я точно не хочу.

- Тогда решено. И тебе, и мне по блинчику.

К тому моменту, как мы заканчиваем с нашим крутым завтраком, снаружи начинает светлеть. Не сильно, не так, что вот-вот рассветёт, но на высоте всё как будто ярче. Скорее всего, из-за близости к небу, большей чем там, внизу. Я достаю телефон и делаю парочку фотографий. Приземление нервирует меня гораздо меньше взлёта, несмотря на океан под нами, и не только потому, что Эдвард держит мою ладонь в своей руке. Просто по ощущениям уже не может случиться ничего плохого-плохого, вот и всё. Самолёт приземляется благополучно, после чего нас ожидает почти пять часов длительной стыковки. Почти пять часов нахождения в аэропорту, когда до пункта назначения всего пятьдесят минут между двумя островами Таити и непосредственно Бора-Бора. И даже нельзя выйти погулять. Но, по крайней мере, из окон зала ожидания видно океан до самого горизонта.

- Сколько сейчас времени дома? Я не могу понять. Здесь 5:50. Подключилась к Wi-Fi, и он мне обновил.

- У тебя же есть приложение с часами, то, где будильник. Там есть вкладка с мировыми часами. Дома сейчас 8:50, на три часа больше, - Эдвард сидит напротив меня в белом кресле, а я в голубом. Между нами небольшой и низкий круглый столик на одной ножке. - Ты лучше забудь о времени, а не то совсем сойдешь с ума.

- Я пока напишу своим, где мы.

- Хорошая мысль. Мне тоже стоит.

Доброе утро. Я сейчас тут

Прежде чем отослать, я прикрепляю к сообщению фото вида из окна и фото окружающей обстановки, которые уже сделала ранее. Элис с Розали отвечают буквально сразу, но Элис чуть быстрее.

Офигеть.

Завидую белой завистью. Наверное, белой. Это там, где у вас пересадка?

Да, Роуз. Город называется Папеэте. Это на Таити.

А куда ты дела Эдварда?

Прочитав вопрос Розали, я поднимаю глаза от телефона и вижу, что Эдвард вновь прикасается к гирлянде цветов, которую повесили ему на шею на выходе из самолёта. У меня тоже есть такая, разве что немного иная. Не может быть двух абсолютно идентичных друг другу гирлянд. Думаю, Эдварда его украшение бесит. Нахмурившись и слегка дёрнув за цветок, он смотрит в экран телефона. Пока мы летели, что-то могло потребовать его внимания в плане работы или других дел, и теперь, подключившись к Wi-Fi, игнорировать это наверняка непросто. А Wi-Fi будет наверняка и в отеле.

Никуда не дела. Он сидит напротив.

Эдвард есть и на моём снимке, но я слегка подредактировала изображение, обрезав, прежде чем отослать, а потом вернула всё к изначальному виду. Оттого совсем не странно, что Элис спрашивает.

Супер. Через сколько лететь дальше?

По ощущениям спустя вечность. Ещё четыре часа и пятнадцать минут.

Зато представь, как будет круто там. Подумаешь, четыре с небольшим часа. Не забывай слать фотки.

Постараюсь сделать их как можно больше, Роуз.

Мама пока не отвечает, но она может быть и занята. В выходные она зачастую отдыхает вне дома, они с отцом могут ездить на рыбалку или просто за город, где у их друзей есть дом у воды. Идеальное место для умиротворённого барбекю с ночёвкой после вечера у костра. Порой я присоединялась к таким посиделкам и никогда не жалела о них, несмотря на количество взрослых вокруг. Да и о чём было жалеть? Не о чем. Друзья родителей не воспринимали меня, как ребёнка, они угощали меня вином, если я хотела, до тех пор, пока мне не становилось хватит, и мне было уютно там всякий раз. Они не мечтали о том, чтобы я вышла замуж за их сына, они просто никогда не выступали против и моего приезда тоже. Сдвинувшись в кресле, я встаю и прохожу мимо Эдварда, не поднимающего головы, когда он вдруг слегка обхватывает мою гирлянду. Мне приходится остановиться из опасений её порвать. Да и просто из-за касания, конечно, тоже.

- Ты куда?

- За кофе.

- Прости за телефон, что пока не могу отлипнуть от него. Давай, когда ты вернёшься, я сфотографирую тебя с чашкой кофе в руке. Будешь смотреть прямо перед собой, повернув голову в сторону окна, и, поверь, получится крутое фото. Если ты, конечно, хочешь.

- Хочу.

- Тогда я тебя жду.

На этот раз я возвращаюсь быстро, просто сходив к кофемашине и обратно без встречи с бизнес-леди из Италии или откуда-либо ещё. Эдвард уже не печатает в телефоне, а сидит, откинувшись головой на спинку кресла. Для этого, учитывая рост и конструкцию сравнительно низкого предмета мебели, Эдварду пришлось вытянуть ноги и пододвинуться ближе к краю сидения. В результате его ноги заканчиваются только под столиком, и я смотрю вниз, чтобы случайно не задеть их, прежде чем сесть. За последующие три с половиной часа мне удаётся получить ответ от родителей и заверить их, что я ещё свяжусь с ними позже, прочесть около ста пятидесяти страниц книги, посмотреть совместно с Эдвардом на его планшете две серии сериала «По правде говоря», выпить примерно три литра чая на двоих и ещё литра полтора воды, сходить несколько раз в туалет и обнаружить, что моя цветочная гирлянда поникла и начала осыпаться. Гирлянда же Эдварда ещё вполне себе целая, потому что он снял её давным-давно, и она просто лежит на кресле наискосок от нас. Я стягиваю свою гирлянду, из-за чего с неё сыпется ещё больше лепестков, какие-то просто на пол, а какие-то мне на шорты. Эдвард смахивает всё вниз, проведя рукой, не успеваю я толком и слова сказать.

- Подожди...

- Поздно. Всё равно бы всё это оказалось на полу, как только ты бы встала. И, кстати, нам уже можно идти.

Эдвард кивает в сторону информационного табло, где появляется информация о начале посадки. Я сразу же поднимаюсь, беру его гирлянду и свою сумку, всё именно в таком порядке, и жду несколько секунд, пока он сложит планшет в рюкзак и застегнёт молнию на нём. От моей ещё сохраняющейся энергии раньше времени мы, разумеется, не вылетаем, но всё равно каждая секунда приближает меня к моменту, когда можно будет уже никуда не идти. После пятидесяти минут в самолёте с названием местной авиакомпании на фюзеляже мы покидаем борт и, следуя указаниям в небольшом здании аэропорта, подходим к стойке своего отеля. Первым делом нас снова украшают живой цветочной гирляндой, и я думаю, что зря тащила с собой ту, которая уцелела. Сотрудники выдают нам багаж с прикреплёнными на нём бирками отеля, прежде чем сопроводить к катеру, на котором можно быстро и комфортно доплыть до отеля. Аэропорт находится вне основного острова, и хотя я не очень хочу именно доплывать, выбора у меня нет. На всякий случай схватившись за руку Эдварда, я перебираюсь на катер, слава Богу, благополучно. Морской воздух освежает и немного бодрит, и меня радует, что солнце светит в спину, а не в лицо. Так чётче видно то, как серебристым оттенком переливается вода, как её брызги отскакивают в разные стороны при соприкосновении с корпусом катера, и какое всё вокруг яркое и красивое. Эдвард иногда пытается откидывать волосы в сторону от глаз, но, поняв всю скрывающуюся за этим бесполезность, надевает кепку, но снимает солнцезащитные очки. Теперь он щурится, зато смотрит на меня невооружённым взглядом и как будто украдкой дотрагивается до моей руки, которую я опустила на сидение рядом с собой. Дорога по воде действительно не занимает много времени. Мы высаживаемся на берег, в то время как наши чемоданы вытаскивают сотрудники, направляясь с ними по пирсу, начинающемуся в воде. Они владеют английским лучше, чем я ожидала, но с другой стороны это наверняка непременное условие при найме на работу в туристическую сферу. Оформление также проходит быстро, всего лишь сверка паспортов, просьба поставить подпись, хотя и за эти несколько минут я успеваю достаточно осмотреться вокруг себя. Здание отеля представляет собой огромное бунгало, каждый уголок которого поражает роскошью, но одновременно и утончённостью. Проще сказать, что нет ничего, что мне не нравилось бы прямо здесь и сейчас, чем перечислить всё, отчего это место кажется раем. Высокие потолки, дерево и камень в отделке, разные светильники, которые включены и сейчас, места для отдыха с мягкими диванами. Мне уже очень хочется оказаться в нашем бунгало, чтобы посмотреть, как всё там. Нам выдают два электронных ключа ещё через минуту, и в сопровождении молодого парня мы следуем по дощатой дорожке между другими домиками для постояльцев. Иногда она извилистая, не прямая, но кажется надёжной, и у неё есть ограждающие перила. В глазах немного рябит от солнца, от того, что я смотрю на прозрачную воду, которая отличается оттенками от синего под ногами до словно изумрудного вдали, но эта рябь не мешает мне опознать среднего размера рыбу, когда она появляется на виду, проплыв под дорожкой. Я останавливаюсь, даже не осознавая этого, пока Эдвард не обхватывает мой локоть кончиками пальцев.

- Что увидела?

- Не что, а кого. Пёструю рыбу. Она только что была здесь, но теперь я её не вижу.

- Может, тебе показалось. Уверен, у тебя уже всякие цветные пятна перед глазами из-за того, что ты сняла очки.

- Я её видела. Ты что... О, вон она! - и я указываю на воду, где максимум в полутора метрах от нас плывёт та самая рыба, удаляясь совсем в сторону от бунгало. - Теперь-то ты её видишь?

- Вот теперь вижу. Только не прыгай так, вдруг доски тут уже частично подгнили и не выдержат. И давай уже догоним нашего сопровождающего, а то он размечтается о большем количестве чаевых.

Тот самый сопровождающий ждёт нас метра через три у двери первого домика после очередного поворота. Эдвард платит чаевые местной валютой, на которые ему обменял доллары кто-то знакомый ещё в Лос-Анджелесе, и отпускает паренька, прежде чем открыть дверь ключом. По очереди затолкнув чемоданы внутрь, Эдвард отходит в сторону, как будто чтобы дать мне войти первой. Я не собираюсь спорить или возражать и переступаю порог, и фактически первым, что я вижу из всей обстановки, становится странный блеск на потолке комнаты, являющейся гостиной. Этот блеск вызывает стеклянное окно в деревянном полу прямо над водой. Невероятно, стеклянное окно прямо у дивана. Я прохожу туда босиком и поначалу нерешительно наступаю на стекло одной правой ногой, ожидая, что, может, оно затрещит или сразу покроется трещинами, но этого не происходит. Тогда я ступаю обеими ногами, и опять-таки оно остаётся целым. И вдруг под стеклом проплывает сразу целый косяк серых рыб, движущихся параллельно друг другу примерно на одинаковом расстоянии и в одинаковом направлении. Я сажусь на диван и вытягиваю ноги, приготовившись наблюдать за рыбами дальше, должны же они ещё тут проплыть, и сижу так примерно минуту прежде, чем слышу возмущённый голос Эдварда, появившегося в дверном проёме и стягивающего дорожную майку.

- О нет, ты не будешь сидеть. Вставай скорее, пожалуйста, а то и я тоже захочу сесть, а мы тут не остаёмся.

- Почему не остаёмся?

- Потому что у нас планы.

- У меня нет планов, - не соглашаюсь я. Я не гуглила достопримечательности или список музеев, или что-то в этом вроде, а тем временем прямо из спальни с большой кроватью можно пройти к бассейну сзади бунгало, и там же есть лестница в океан. Всё это я ещё пока не осмотрела вживую, но видела на фото в интернете. Так зачем куда-то идти, если еду доставляют из отеля непосредственно к бунгало, а купаться можно прямо под окнами без всякой необходимости идти именно на пляж, где с кокосовых пальм падают непредсказуемые плоды? Вроде можно просто проводить время тут. Как я поняла, преимущественно ради этого все и едут на Бора-Бора. Ради ленивого отдыха, а не активного, подразумевающего обязательное и основательное знакомство с островом и историческими объектами или значимыми местами, если таковые тут есть. - Да и ты уже раздеваешься.

- Чтобы переодеться, а не совсем раздеться. Прошу тебя, вставай, Белла. Не заставляй меня сдёргивать тебя с с этого дивана силой.

- Ты так не сделаешь, - я опускаю сумку на пол, освобождая место рядом с собой, а потом чуть сдвигаюсь на сидении, чтобы было удобнее расстегнуть пуговицу и молнию на шортах. - Я думала, сегодня мы побудем здесь. Отдохнём с дороги.

Эдвард приближается к дивану, ступив в том числе на стекло, прежде чем наклониться и провести руками от моей талии вниз по бокам до бёдер, останавливая руки лишь при соприкосновении с обнажённой кожей. Почему он остановился? Я тянусь к нему, чтобы почувствовать его тело, чтобы он опустился на меня, но он словно сопротивляется, перехватывая моя руки на полпути и склоняясь так, что его губы почти касаются моего подбородка, а глаза неотрывно смотрят в мои.

- Я не устал и приехал сюда, не чтобы не вылезать из кровати. Всё это это шанс побыть вдвоём снаружи и провести время без папарацци, а твои рыбы будут плавать тут и вечером. Ну а если вдруг не будут, то увидишь их в другой день. И я серьёзно могу стащить тебя с этого дивана.

- Правда?

- Хочешь проверить?

- Нет.

- Тогда собирайся, Белла, - и Эдвард проводит рукой по моей щеке так, что становится ясно, что он всё равно не согласится пойти куда-либо без меня. - Чемоданы в спальне. И складывай то, что нужно взять с собой, в мой рюкзак. С сумкой будет неудобно. Воду я уже положил.

Звучит так, будто в наших планах пеший поход по всему острову, хотя я даже без понятия, куда тут можно пойти. Наш отель не на основном острове, где, согласно интернету, находятся горы, куда вполне реально подняться на своих двоих, или ресторан, имеющий собственную пристань и доску, на которой написаны имена всех знаменитостей, когда-либо посещавших его. Я видела фото какого-то человека, который частично сфотографировал эту доску. В первую очередь в глаза бросились имена Харрисона Форда, Марлона Брандо, Джейн Фонды, Леонардо Ди Каприо, Джареда Лето, Джонни Деппа, Колина Фаррелла, Пэрис Хилтон, Мег Райан, а сколько их там ещё, и представить трудно. Находясь в шикарной ванной комнате, ванна в которой большая и круглая, а раковины расположены друг напротив друга, я надеваю свой бледно-фиолетовый купальник перед одним из зеркал в роскошном багете, а сверху платье из лёгкой джинсовой ткани без рукавов. Эдвард переодевается в спальне или, может, уже закончил, потому что начал-то он раньше меня. Я выхожу к нему как раз в тот момент, когда он вешает джинсы и майку на спинку стоящего тут же стула. Теперь на Эдварде чистая белая майка и бежевые шорты вместо джинсов. Он поворачивается и выглядит явно довольным, что я уже готова. Но я не могу быть полностью готовой, пока он не расскажет мне о наших планах. Если он хочет лезть на гору, то платье не самая подходящая для этого одежда. Будет лучше надеть обратно шорты.

- Вау. Ты выглядишь сексуально, но в то же время и мило. У тебя под платьем ведь купальник? Какого он цвета?

- Узнаешь, если окажемся на пляже или когда вернёмся сюда, - я подхожу к рюкзаку, который лежит на полу в раскрытом виде, чтобы переложить туда некоторые вещи из своей сумки. - Мы же не полезем в горы?

- Не сегодня, но в целом я бы туда поднялся. Это же как смотровая площадка. Можно сделать много фотографий. Помнишь нашу договорённость по поводу снимков?

- О нет, только не фотографируй меня сейчас, - говорю я, подняв голову и заметив в руке Эдварда сотовый. - Я ещё не причесала волосы после катера.

- Да ладно тебе. Их так красиво уложил ветер, что можно и не причёсывать.

- Но всё равно не фотографируй.

- Только одно фото?

Эдвард гипнотизирующе смотрит на меня с другой стороны кровати. Хоть он и одет обычно, но он такой красивый даже в слегка помявшейся майке и в шортах с образовавшимися складками, что ему не нужен именно костюм, чтобы выглядеть неотразимо. Пожалуй, я бы только сбрила щетину. Но те ли у нас уже отношения, чтобы говорить об этом? Это ведь его лицо, и прежде всего это ему решать, что с ним делать или не делать.

- Сегодня ты уже сделал одно.

- Но можно ведь и два или больше.

- Я, правда, не хочу, Эдвард. Не сейчас.

- Почему? - спрашивает он, и я не знаю, что именно ответить, чтобы не злить или не расстраивать его только больше. Я влюблена в него очень-очень сильно, но вроде это не повод соглашаться на что-то только из-за опечаленного выражения лица или грустной улыбки, или вероятности расстаться, если я не буду согласна. Что, если однажды он задумается прыгнуть с парашютом или поплавать в окружении акул, будучи в специальной клетке в толще воды, и будет выглядеть вот так же из-за моего нежелания присоединиться? А я точно не стану участвовать и, более того, если мы ещё будем вместе, определённо начну его отговаривать.

- Потому что просто не хочу.

- Это не ответ.

- Это не тот ответ, который тебя устраивает, но всё-таки это ответ.

Понимая, что Эдвард молчит и, видимо, не намерен ничем и никак мне отвечать, я достаю из сумки кошелёк и планшет, опустив глаза к ней, когда слышу звук, оповещающий о сделанном снимке. Я перевожу взгляд в сторону Эдварда, он как раз убирает руку в карман, в которой определённо что-то зажато. Не что-то, а телефон. И Эдвард ухмыляется, довольный тем, что сфотографировал меня исподтишка. Наверняка у него там всё вышло смазанным, потому что я не стояла без движения, а копалась в сумке. Я молча наклоняюсь к рюкзаку, перекладывая в него вышеперечисленные вещи. Надо бы ещё взять солнцезащитный крем из чемодана. Оба чемодана стоят в углу у французских дверей, ведущих к бассейну. Я подхожу и открываю свой багаж, вытаскивая жёлтый тюбик из косметички, всё по-прежнему молча, и в принципе я готова. Можно идти. Надев очки и оставив рюкзак там, где он лежит, я направляюсь в сторону выхода и по пути отправляю сообщение родным, что всё в порядке. Моё ожидание Эдварда длится не более нескольких секунд. Он обувается, достигнув двери, и тоже выходит с уже надетым на плечи рюкзаком, посматривая на меня в процессе закрывания двери. Его рюкзак отчего-то свисает довольно низко, будто там что-то намного тяжелее воды и мелкой техники, но я не спрашиваю. Мне не хочется разговаривать вот прямо сейчас. И Эдвард, видимо, основательно понимает это, лишь когда по дороге к отелю по песчаной местности среди деревьев, а здесь есть и такой способ добраться до здания, я продолжаю хранить молчание, хотя Эдвард уже немало всего сказал. И что песок местами горячий, и что зря он предложил идти тут разнообразия ради, в ответ на что я просто свернула налево по настилу в сторону суши, и что всё-таки можно подняться на гору и сегодня, но после вылазки на остров, соседствующий с тем, где находится аэропорт. Тот остров не является основным и занимает намного меньшую площадь, и я не уверена, как там обстоят дела с достопримечательностями, до тех пор, пока Эдвард не говорит о них, следуя по песку за мной. Хорошо, что я надела кроссовки, иначе этот песок уже бы меня достал. Как наверняка и Эдварда, но и он поступил умно и вышел из бунгало не в каких-нибудь сланцах.

- Я подумал, что стоит начать оттуда, там в одном из отелей есть центр, в котором заботятся о черепахах и других обитателях, которые больше не могут жить в дикой природе, а больше там в принципе нечего делать. На самом острове. И потом мы сможем отправиться на основной остров и подумать уже там, чем бы ещё заняться, - молча я переступаю через очередной корень, которых тут полным-полно, настолько, что лучше не переставать смотреть под ноги, и Эдвард протяжно вздыхает. - Слушай, я уже понял, ты обиделась из-за фото, но давай ты мне просто скажешь, хочется ли тебе со мной в центр или не хочется со мной никуда, и если не особо хочется, то я хотя бы буду знать об этом.

- Ты... - честно говоря, мне хочется сказать ему, что он дурачок. Это первая мысль, которая возникает в голове после всех его недавних слов, но я задумываюсь, вдруг он обидится даже больше моего и сам откажется куда-либо ехать и идти. Нет, на всякий случай лучше этого не говорить. - Мне хочется, но сейчас я занята тем, чтобы переступить через все эти корни и не споткнуться, поэтому давай просто помолчим.

- То есть ты не отвечаешь мне только из-за корней? Чёрт, - слышно, как Эдвард задевает один из корней носком кроссовка, но звуки дальнейших шагов тоже слышно, значит, всё в порядке, и он не упал где-то под пальмой. - Дурацкие деревья.

- Не только. Я всё ещё обижена.

- Ладно.

- И даже если я перестану обижаться, в горы я сегодня не пойду.

- Понял.

Через пару минут мы всё-таки подходим к отелю по песку, и нам организовывают бесплатный трансфер туда, куда мы только захотим. В Черепашьем центре, открытом при отеле Le Meridien, я ожидаю просто посмотреть на черепашек в аквариуме, и он действительно тут есть. В нём плавают рептилии в том числе и с ампутированными конечностями, что является тяжёлым для созерцания зрелищем, но, по крайней мере, эти и другие особи живы и окружены заботой и уходом. Знание этого в какой-то мере успокаивает, и я делаю несколько фотографий разных черепах, проплывающих по ту сторону толстого стекла, когда левее замечаю вывеску с предложением посетителям пройти в госпиталь и посмотреть на черепах лично. Направление указано стрелочкой, а также написано, что черепах можно будет подержать и почистить панцирь. Эдвард стоит в двух шагах от меня, наблюдая за одной и той же особью в аквариуме, всё-таки сняв кепку. Первые минут десять он так и ходил тут в ней, но теперь, видимо, расслабился или просто осознал, что в кепке привлекает внимания гораздо больше, чем без неё. Я не раз видела, как другие люди смотрели на него с укоризной, в то время как просто проходили мимо. В особенности женщины и мужчины пожилого возраста, которые привели сюда внуков или внучек в надежде показать им, что о животных необходимо заботиться, а вместо этого наверняка оказались вынуждены разъяснять, что находиться в помещении в головном уборе попросту неприлично. Теперь Эдвард держит кепку в правой руке и, будто почувствовав мой взгляд, поворачивает голову туда, где я стою, тем самым подлавливая меня на наблюдении за ним. Он достаёт телефон из кармана шорт и что-то, по-моему, пишет, и через несколько секунд мне приходит сообщение.

Привет. Ты смотришь на меня, потому что готова признать, что уже больше не дуешься?

Пойдёшь со мной в черепаший госпиталь?

Так ты ещё обижаешься или уже нет? Я уверен, что нет. Пока мы плыли на катере, ты так и не отодвинулась, когда я коснулся твоей ноги.

Я действительно не стремилась ни отстраниться, ни, например, скинуть правую руку, что обхватила моё левое колено. Уже тогда я не вела себя, как реально обиженная, так что можно, пожалуй, и примириться.

Нет.

Эдвард убирает телефон в карман и молча, ничего не став писать, просто подходит ко мне близко-близко. Он слегка прикасается к моей руке, в которой я держу свой сотовый, находившийся во время перемещения между островами в кармане у Эдварда. Только у него из нас двоих есть карманы.

- Давай его снова мне?

- Хорошо. И, если что, ты можешь сфотографировать меня с черепахой.

- Значит, с черепахой можно и нужно, а просто так нельзя?

- Это другое. Черепаху я могу больше и не подержать, а себя я вижу каждый день.

- Или я могу купить нам черепаху, и ты сможешь видеть каждый день и её. Бассейн у нас уже есть. Можно даже будет плавать вместе с ней. Надо только спросить, какие условия им нужны помимо морской воды. Теоретически вполне реально завозить её время от времени.

- Ты это не всерьёз. Это дорого.

- У меня есть деньги.

- Да, знаю, - шепчу я, чтобы не привлекать излишнего внимания. Вдруг кто услышит о деньгах, достаточных для приобретения рептилии, и начнёт присматриваться к Эдварду. - Но даже рыбке нужен её хозяин, но рыбку могла бы кормить и Мэнди, а вот черепаху...

- Да, наверное, - Эдварда слегка чешет бровь с задумчивым видом. - Так куда идти?

- Туда, куда показывает стрелочка.

В госпитале приветливая женщина-морской биолог рассказывает нам многое о черепахах и о том, как именно они помогают обитающим в центре рептилиям, прежде чем подвести нас к синему круглому тазу, в котором находится пятнистая черепаха с коричневым панцирем. Она приподнимает мордочку над водой, позволяя увидеть её ноздри и чёрные зрачки в овальных глазах. Черепаха не выглядит больной, у неё нет ампутированных конечностей, но, может, у неё что-то не так внутри. Биолог говорит, что её имя Герда, и Герда ещё больше высовывается из воды, в том числе и немного ластами, когда биолог протягивает руку в медицинской перчатке, чтобы погладить шершавую и морщинистую кожу черепашьей шеи. Эдвард слегка подталкивает меня в бок, в ответ на что я поворачиваюсь к нему, держащему телефон в руках.

- Что?

- Погладь и ты, а я сниму видео.

- Да, вы можете её погладить, а потом я достану Герду и покажу, как чистить черепахам панцирь.

Я протягиваю руку после того, как женщина-биолог отступает немного в сторону, чтобы не мешать, и пытаюсь не нервничать. Вдруг черепахи кусаются, и вдруг Герда укусит меня, даже производя впечатление медленной и вялой? Но вроде она не собирается кусать и прикрывает глаза будто в наслаждении прикосновениями.

- Тебе нравится, когда тебя гладят, да? Или ты хочешь спать?

Я смотрю на Эдварда, который уже не снимает, а просто наблюдает за нами и улыбается. Биолог вытаскивает Герду из таза на металлический стол, покрытый мягкой тканью, прежде чем выдать нам две пары перчаток и подождать, пока мы их наденем. Только потом нам показывают, как нужно проводить ватой, чтобы не доставить черепахе случайного дискомфорта, но именно вот так мне особенно волнительно дотрагиваться до неё, и с камерой в режиме записи я просто созерцаю аккуратные и медленные движения Эдварда, склонившегося над черепахой. Уже почти в самом конце она будто хочет ползти и пытается уползать от него, но биолог угощает её лакомством и позволяет Эдварду закончить. Так наше знакомство с Гердой подходит к концу, и, поблагодарив, мы покидаем сначала сам центр, а потом и отель. Эдвард вновь надевает кепку с очками, а я просто очки. Он держится очень близко ко мне, когда я открываю карту, попросив у Эдварда обратно свой телефон, чтобы просто изучить местность, и обнаруживаю, что на острове с аэропортом есть два отеля. До них также невозможно добраться на сухопутном транспорте из-за отсутствия там дороги, но всё равно путь по воде занял бы гораздо меньше времени, выбери Эдвард Four Seasons или St Regis. Между прочим, они тоже пятизвёздочные, и оттуда было бы видно те самые горы, так почему, интересно, он не выбрал один из них? Эдвард пьёт воду и предлагает бутылку мне, остатки жидкости в которой я поглощаю фактически за один глоток, возвращая тару Эдварду.

- Мы же прошли мимо урны. Надо было выкинуть.

- Нет, не надо. Она нам пригодится. Можно наливать воду из кулера в номере, и не придётся покупать её где-то на улицах.

- Звучит исчерпывающе.

Эдвард убирает бутылку в рюкзак, застёгивая его и водружая обратно на плечи. Мы возвращаемся к катеру, чтобы отправиться на основной остров, который в несколько раз больше по размерам. Пока мы оплываем его, я почти непрестанно делаю фотографии, уже представляя, как буду решать, какие удалить из-за их однотипности, но это будет потом. Я останавливаюсь, лишь когда Эдвард забирает у меня мой же телефон и наводит камеру на меня, фотографируя, когда одну руку я размещаю локтём на поручне катера, а левую оставляю на колене. Позади меня как раз те горы, подсвеченные солнцем, находящимся сейчас за спиной Эдварда. Если бы оно было у меня за спиной, фото, скорее всего, бы не получилось в плане качества, но оно получается потрясающе красивым. Может, я и предвзята, но, скорее всего, нет. Если бы мне не нравилось, если бы я вышла на снимке неудачно, я бы сразу попросила удалить или удалила сама. Зачем мне фотография, на которой я себе не нравлюсь независимо от того, кто фотографировал? Я придвигаюсь ближе к Эдварду, чтобы показать ему сделанные фото окружающей местности, но здесь слишком светло и ярко, без солнечных очков приходится щуриться, а в них вообще всё кажется тёмным. Поэтому мы откладываем всё до вечера, в том числе и потому, что уже наступает пора высаживаться на берег у Вайтапе, крупнейшего города на острове. Мы просто идём куда-то, куда идут ноги, и городок не производит впечатление умирающего поселения. Здесь оживлённо, везде встречаются туристы и местные жители, и в одном из зданий даже есть тату-салон, а неподалёку от него можно взять в аренду велосипеды. Свежий океанический бриз настолько приятен, что двадцать девять градусов ощущаются, как двадцать шесть-двадцать семь, а даже три градуса играют роль, если живёшь или путешествуешь в месте с тропическим климатом, где есть океан. Эдвард слегка касается пальцев моей левой руки, когда мы проходим мимо автомата по продаже кока-колы.

- Пойдём что-нибудь перекусим. Тут где-то должна быть закусочная. Подожди, карта перекрутилась, - остановившись, Эдвард открывает приложение, и я тоже смотрю на экран. - Так, мы здесь, а закусочная вот тут. Надо идти вперёд и свернуть налево или идти назад? Наше местонахождение показано не совсем чётко.

- Да, - я соглашаюсь с ним, потому что стрелочка, обозначающая нас, слегка двигается, как хочет. - Но, по-моему, нам всё-таки назад.

То, что Эдвард назвал закусочной, в действительности является целым рестораном. Я хочу было сказать, что это слишком, но днём тут немноголюдно, и когда нас провожают к столику на открытой веранде с потрясающим видом на лагуну, мне уже не хочется говорить ничего из того, что я собиралась. Вид настолько шикарен, что, может, я могла бы наесться одним лишь этим, не поглощая непосредственно еду, но меню тут впечатляет. Да и винная карта тоже, в которую мы просто заглядываем интереса ради и видим, что в ней как будто представлен весь мир, а не только французские вина. Я представляю, как здесь особенно красиво на закате, пока выбираю между салатом из креветок и рыбным стейком. Всё-таки проголодалась я не настолько сильно, чтобы мне были нужны сразу два блюда. Пожалуй, сильнее стейка мне хочется попробовать коктейль из тропических фруктов, поэтому по возвращении официанта я останавливаю свой выбор на салате, а вот Эдвард как раз-таки заказывает стейк, а в самом конце просит подать кофе со льдом. Тогда же меня спрашивают, когда мне принести мой коктейль, и я тоже говорю, что потом, не сейчас. Парень-официант благодарит за заказ с располагающей улыбкой, прежде чем уйти. Только он пропадает из виду, как Эдвард прикасается к кончикам моих пальцев, даже не осматриваясь, видит ли кто.

- Тебе уютно?

- Шутишь, да? Здесь впечатляюще.

- Можно быть чем-то впечатлённой, но не чувствовать себя комфортно.

- Да, наверное, но мне комфортно, - наклонившись над столом, приблизив лицо к лицу Эдварда, отвечаю я. - И тебе, по-моему, тоже.

- Круто быть там, где не узнают и не просят о фото. Хотя, скорее всего, мы просто ещё не встретили того человека, который меня бы узнал. Здесь же тоже, я уверен, смотрят фильмы.

- Вопрос только в том, какие фильмы, - я отклоняюсь обратно, потому что сидеть, как бы скрючившись, не очень удобно, но Эдвард не убирает руки от моей ладони. - Может, не такие фильмы, в каких снимаешься ты, а сплошь Марвел и тому подобное.

- Эй. Не обижай Марвел. Первые фильмы про Железного человека были круты, да и про Мстителей мне в целом нравились. Я не зануда, чтобы нелестно отзываться о них или вообще отрицать, что я смотрел. Эти фильмы, конечно, не соискатели Оскаров, но миру нужно разное кино, чтобы каждый мог найти что-то себе по душе.

- Кто-то мечтает или мечтал о Марвел?

- Не то чтобы я мечтал, но были такие мысли, - Эдвард задумывается, прежде чем ответить, и двигает свой телефон ещё больше в сторону. - Я не прослушивался, нет, хотя говорил своим агенту, что мне бы, наверное, хотелось сыграть даже эпизодическую роль. Но Сэнди сказала, что мне только так кажется. Потому что я никогда не играл эпизодических ролей, а главные роли в Марвел бывают очень долгоиграющими, и я их не потяну. В принципе она была права. Мы бы не смогли предугадать, насколько затянется жизнь героя, а Дауни-младший играл Железного человека больше десяти лет. Мне случалось пересекаться с ним пару раз на мероприятиях, и я его уважаю, но не представляю себя в возрасте за сорок играющим роль супергероя. Роль отца подростка мне, пожалуй, больше по душе.

Нас обслуживают быстро, и мне кажется, что на данный момент в своей жизни я не ела ничего вкуснее креветок в салате, который мне принесли. Они легко жуются и приятные на вкус, и я едва не съедаю их все, прежде чем приступить к другим ингредиентам в салате. Но если бы я съела все креветки разом, может быть, потом стало бы невкусно, и я временно отказываюсь от них, нанизывая на вилку то салат, то кусочки сыра фета. Эдвард только улыбается и время от времени будто качает головой из-за того, как я веду себя по отношению к еде, но так ничего и не говорит, не высказывает, например, своего неодобрения или желания, чтобы я прекратила, учитывая, что на веранде появились ещё люди. Ещё одна пара, а также семья с дочкой. Я не особо рассматриваю их, потому что это было бы неэтично, сосредоточенная сначала на салате, а потом и на своём напитке. Эдвард тоже не смотрит по сторонам, но, по-моему, борется с потребностью натянуть на всякий случай кепку, которая лежит на соседнем стуле поверх рюкзака.

- Ты в порядке? Мы можем уйти отсюда.

- Нет, я не хочу уходить, Белла. Правда. Я ценю, что ты предлагаешь, но я хочу остаться, и чтобы ты спокойно допила свой коктейль, а я этот кофе. Они даже не смотрят сюда.

- Хорошо, - я вновь поправляю волосы, который упрямый бриз так и бросает мне в лицо. Прямо на запястье у меня надета резинка, но я взяла её с собой, видимо, автоматически. Учитывая длину моих волос, в хвост их особо не заправишь. - Потом мы вернёмся в отель?

- Время только четвёртый час дня. Рановато для возвращения в отель. Что ты хочешь там делать?

- Просто быть там к ужину, раз мы отказались от обеда.

- Быть там к ужину это заняться чем-то конкретным до ужина?

- Здесь становится жарко, тебе так не кажется? - я провожу рукой по задней стороне шеи, где на коже явственно ощущаются проступившие капли пота. - Ветер как будто затихает, а там есть бассейн.

- А тут есть пляж, и до него ближе. Станет полегче, стоит только раздеться и окунуться в воду.

- Но полностью-то не раздеться, - я двигаю ногой, пока кроссовком она не соприкасается с обувью Эдварда сбоку. Он тоже перемещает ногу, но не правую, с которой граничит моя ступня, а левую, и так моя нога оказывается между его ногами. - Хотя я обычно расстёгиваю застёжку, чтобы спина загорала полностью, и снимаю лямки.

- Белла, ты... Ты же шутишь, да?

- Нет, я действительно так делаю.

- Ладно. Но здесь лучше не стоит. Мы же не знаем, что у них тут с законами и ответственностью за чрезмерное обнажение, и как оно тут трактуется. И вообще лучше, чтобы ты больше никогда так не делала.

- Из-за папарацци и отношений с тобой?

- Из-за папарацци в большей степени. И того, что потом будут писать люди, - Эдвард допивает свой кофе одним глотком, и почти сразу к нам подходит наш официант, как будто у него есть что-то вроде датчика слежения за посетителями. Он аккуратно ставит наши стаканы на поднос, одновременно спрашивая, принести ли счёт или пока нет. Эдвард отвечает согласием, после чего парень уходит в направлении крытого помещения ресторана. - Люди бывают жестокими со своим мнением, что знаменитости и все, кто их окружает, должны быть идеальными во всём и удовлетворять чужим критериям во всём, начиная с внешнего вида.

- Разве тебе не плевать?

- Мне плевать в том смысле, что я смирился с тем, что людей не изменить, но ты вряд ли сможешь наплевать так скоро, не задаваясь вопросом, за что они так с тобой.

- И за что они так с тобой или с кем-то ещё?

- Уверен, они и сами не знают, за что. Нет никакой адекватной причины. Я прекратил об этом думать и практически перестал читать, что пишут про меня обыватели, но когда я ещё думал, то мне казалось, что всё идёт от личной неудовлетворённости собственной жизнью.

Нас рассчитывают в течение пары минут, после Эдвард подхватывает рюкзак с кепкой, а я надеваю очки, прежде чем опередить его по пути с веранды. Совсем покинув заведение, на катере мы отправляемся отнюдь не в сторону отеля, хотя я уже и отказалась от мысли, что всё будет так. Соблазнительница из меня, очевидно, так себе. По воде мы быстро достигаем пляжа, но сходим на берег на некотором удалении, чтобы пройтись вдоль береговой линии, прежде чем остановиться и выбрать ровное место в тени, но не прямо под ветками кокосовых пальм. Тёплый и мягкий песок хранит следы тех людей, что проходили здесь до нас в противоположном направлении, и стоит снять кроссовки, как он обволакивает ступни со всех сторон, а отряхиваться почти бесполезно. Но я и не пытаюсь, просто снимая платье через голову, а сняв, вижу, как смотрит Эдвард, уже снявший майку. Смотрит он так, будто всё-таки был бы не прочь оказаться наедине и увидеть, что я раздеваюсь полностью, а не только до купальника. Я чувствую незначительное смущение и робость.

- Не смотри так, пожалуйста.

- А что не так?

- Ты и сам знаешь. Этот твой взгляд...

- И какой он?

- Сексуальный и не очень уместный, учитывая, что ты отказался возвращаться в отель, - я убираю платье в рюкзак, прежде достав оттуда два больших полотенца, чтобы лечь. - Можешь смотреть обычно, как если бы я просто читала книгу?

- Ты и при чтении книг зачастую выглядишь сексуальной. Мне нравится твой купальник и то, как ты в нём выглядишь. Смотреть на тебя как-то иначе в подобный момент я, пожалуй, не могу.

- Ты идёшь купаться?

- Иди пока ты, - говоря, Эдвард снимает шорты, балансируя то на одной ноге, то на другой, и остаётся в своих шортах-плавках. - Кто-то же должен остаться охранять вещи. Если мы уйдём вместе, то рискуем чего-то потом не обнаружить.

- Хорошо, тогда до встречи.

Мне хочется поцеловать его в губы, но придётся подождать до вечера, пока мы не окажемся один на один. Лазурная и искрящаяся вода настолько чистая и тёплая, что, созерцая дно и не боясь не увидеть того, что может быть внизу, я заплываю очень далеко. В воде, безусловно, лучше, чем на воздухе, разгорячённом солнцем. В воде не жарко, и кожа не потеет. Несмотря на иногда встречающиеся под ногами битые ракушки, вид и шум океана делают всё это неважным. Я выхожу на берег, пробыв в воде достаточно долго, хотя наверняка оставалась бы там ещё, если бы не Эдвард, ждущий на суше. Он полулежит, когда я появляюсь между ним и своим полотенцем, и совсем садится, поднимая очки на макушку.

- Как вода? Понравилось?

- Очень. Она обалденная. Здесь как в раю.

- Ты там не была, - Эдвард немного хмурится, отчего его брови слегка опускаются вниз. - Что о нём говорят, это может быть лишь словами. Но если он есть, то да, он вполне может выглядеть подобным образом.

Я опускаюсь на полотенце животом и грудью вниз, поправляю ткань по углам и явственно слышу, как где-то неподалёку падает кокос и ударяется о землю. Но звук уж слишком громкий. Мог ли кокос и вовсе лопнуть, приземлившись не на песок, а на корни пальмы после падения с высоты? Я поднимаю голову, чтобы ещё раз убедиться, что над нами нет никаких ветвей с огромными плодами, а повернувшись вновь к Эдварду, тихо спрашиваю:

- Ты не веришь в жизнь после смерти?

- Я не знаю. Я верю в то, что каждый волен верить, во что хочет, если ему так проще или не так страшно из-за чего, но нас всё равно не будет потом. И близкие не узнают, каково нам там. Поэтому не всё ли равно, что находится по другую сторону, - Эдвард отгоняет какое-то насекомое от ноги, оно на удивление подчиняется, и больше его не видно. Эдвард проводит рукой по тому месту, где существо недолго сидело, отчего я вспоминаю, что не взяла с собой лосьон от комаров и их крылатых собратьев. Точнее, не взяла именно тогда, когда мы покидали отель, но у меня в чемодане средство есть, как и гель после укусов. Все эти новомодные средства не всегда защищают на все сто процентов, но всё-таки с ними лучше. Надо будет сразу положить в рюкзак, когда мы вернёмся обратно в отель. Тем временем, продолжая, Эдвард смотрит чётко в мои глаза. - Это просто замкнутый круг. Сначала мы не знаем, каково им там, а потом не знают о нас. Так я это вижу.

- Ты атеист?

- Нет. Я только считаю, что не всё определяется судьбой. Мы и сами строим свою жизнь, просто принимая те или иные решения. Я не такой человек, который сказал бы, что такова судьба, лишь бы оправдать собственное бездействие или страх перед выходом из зоны комфорта, например. Да и ты могла не решиться приехать в Лос-Анджелес и прийти на пробы или сбежать с них и тогда не познакомилась бы со мной так, как сейчас.

- Но если бы когда-нибудь я оказалась на твоей премьере, то...

- То я бы просто посмотрел на тебя вскользь или около того, расписался там, где нужно, и пошёл бы к другой фанатке или давать следующее интервью, будучи подозванным агентом. Максимум пятнадцать секунд, приветствие, улыбка, выслушать, какой я замечательный актёр, или как меня любят и насколько счастливы увидеть, сделать селфи и расписаться на автомате и зачастую коряво, и всё, меня уже нет. Это совсем не тянет на единственную возможность, которая бывает только раз в жизни, Белла, - Эдвард проводит рукой по моему плечу, куда стекает вода с мокрых волос. - Поверь, ты бы упустила свой шанс, сбежав с проб, а потом сожалела бы очень сильно.

- Я не собиралась сбегать. И мысли такой не возникало. Я только подумала, что надо было надеть платье.

- Да нет, необязательно. Я обычно ходил в джинсах, и это не главное, хоть и говорят, что встречают по одёжке. Но если бы ты пришла в платье, я бы заметил, какие у тебя стройные ноги, ещё тогда.

- Думаю, что нет. Ты выглядел скучающим или уставшим.

- Я и был уставшим, но стало не так тоскливо, когда ты начала читать. Разве ты не заметила?

- Нет. И всё из-за твоего сердитого голоса.

- Вот оно что, - выдыхает Эдвард. - Но я просто вжился в предлагаемые обстоятельства, наверное. С тех пор-то именно с тобой я больше так не говорю.

- Почти с тех пор.

- Да, почти с тех пор, - соглашается он со мной, пожав плечами, и через две или три секунды добавляет тепло звучащим голосом, - извини, что иногда вёл себя с тобой не лучшим образом.

- Ты уже загладил вину, помнишь?

- Да, припоминаю. Тогда пойду искупаюсь, а ты осторожнее тут с кокосами в моё отсутствие. И с полинезийцами тоже.

Эдвард подмигивает, прежде чем встать и направиться по берегу к океану. Повернув голову, я наблюдаю, как он входит в воду и спустя несколько шагов всем телом оказывается в ней. Полинезийцы... Надо же такое подумать и озвучить. Совсем близко от меня вообще никого нет. Ни местных жителей, ни иностранцев. Я делаю селфи, поправив волосы, на фоне пальм позади, а потом снимаю короткое видео с окружающим пейзажем. Подключусь к Wi-Fi в отеле и отправлю родным. На удивление приятно быть в некоторой изоляции от мира, отключив мобильный интернет на время поездки. Хотя Эдвард не отключил. Я знаю, потому что, вернувшись на берег сексуально мокрым, некоторое количество времени он так точно тратит на проверку почты и мессенджера. Достаточно наблюдать за мимикой на его лице, чтобы понять всё по сосредоточенному выражению лица без необходимости отвлекать и задавать вопросы. Если у нас около половины шестого, то в Лос-Анджелесе, получается, уже девятый час, а его агент или кто-то ещё так и занят работой либо в офисе, либо между приготовлением ужина и вечерней заботой о детях. Если у агента или кого-то ещё есть дети. Визуально я вроде знаю, как выглядит эта Сэнди, на основании снимков в сети, но необязательно у неё есть семья. Как и нет гарантий, что Эдвард решает насущные вопросы именно с ней.

- Наконец-то.

- Что наконец-то?

- Студия наконец определилась с местом проведения премьеры в Лос-Анджелесе и теперь объявит информацию официально.

- Где она пройдёт?

- В Китайском театре.

- Вроде легендарное место.

- Точно, - Эдвард убирает телефон в рюкзак, прежде чем повернуться ко мне, передвинуться на полотенце ближе и скользнуть рукой по моему правому боку. К настоящему времени я лежу уже на спине, купальник более-менее высох, а кожа точно обсохла, поэтому я беспрепятственно опускаю планшет на живот задней стороной. - Так мы пойдём завтра на ту гору или нет?

Эту самую гору видно и отсюда, если смотреть в другую сторону, а не на воду, и гор там вообще-то две. Отеману и Пахия. Первая выше, вторая ниже, но я достаточно почитала про них в интернете, пока Эдвард был занят, и не могу сказать, что мне хочется туда прямо-таки очень-очень.

- Мы же просто побродим по склонам, верно?

- Да, только по склонам. Я не идиот, чтобы пытаться взбираться совсем высоко без минимального набора знаний по горному туризму и соответствующего опыта, да ещё и брать тебя с собой. Я тоже читал наверняка то же самое, что и ты.

- Раз так, то я согласна.

Вскоре мы возвращаемся на свой остров и в отель за некоторое время до ужина, успевая принять душ и переодеться. Я развешиваю свой купальник на выдвигаемой верёвке снаружи, а полотенца отправляются в корзину для белья, благо в номере есть ещё, и они чистые и сухие. После я сажусь у бассейна, погружая ноги в воду, просто чтобы почувствовать температуру. День явно движется к закату, и я делаю несколько снимков, отправляя их домой вместе с теми, что были сделаны в течение дня. Солнце ещё не совсем низко, но становится всё ближе к линии горизонта. Эдвард выходит из бунгало со своими шортами для плавания в правой руке и также размешает их на веревкё. С них капает и наверняка капало и внутри. Это, очевидно, всеобщая проблема, как не отжимай купальник или плавки, всё равно будет недостаточно, но когда я вешала купальник сушиться, я вынесла его сюда в блюде для фруктов, временно переложив их на стол. Но я-то девушка, а мужчины, считается, думают иначе. Я опускаю ноги ниже на следующую ступеньку в бассейне, в то время как Эдвард присоединяется ко мне, соприкасаясь плечом с моей левой рукой.

- Наслаждаешься?

- О да.

- Всё это высохнет, пчёлка.

- Что высохнет?

- Капли здесь и особенно там. Давай ты не будешь загоняться на тему того, где бы найти тряпку.

- Я постараюсь.

- А я знаю, что тебе гарантированно поможет.

Я смотрю, как Эдвард наклоняет голову к моему лицу, как становится всё ближе, и чувствую его притягивающее прикосновение к бретели майки. Он обхватывает её пальцами, прежде чем поцеловать меня в шею, медленно перемещаясь губами всё выше, пока наши губы не сливаются воедино. Дотронувшись пальцами до его волос, я не могу не ощутить их спутанность, чуть большую, чем обычно, но она только заводит меня. Я обнимаю его выше шорт обеими руками и так хочу оказаться совсем близко, когда звук звонка со стороны двери достигает и улицы. Да, здесь есть и звонок, чтобы персонал мог дать знать о себе. Эдвард неторопливо, но необратимо отодвигается от меня, но мягко проводит пальцами по моей руке, словно извиняясь.

- Наверное, это наш ужин. Надо открыть. Где будем ужинать? Здесь или внутри?

- Наверное, внутри. Стол же там. За ним будет удобнее.

- Согласен.

Эдвард уходит в бунгало, а я вытаскиваю ноги из бассейна, немного отряхивая их от воды. На ужин нам подают утиную грудку с картофельным пюре, фрикасе из креветок с рисом и шоколадный торт. Мой живот быстро становится наполненным, заставляя окончательно остановиться ещё после двух креветок. До шоколадного торта дело и тем более на данный момент не доходит. А Эдвард всё ест и ест, и съедает остатки риса, откладывая четыре креветки на салфетку.

- Что ты делаешь?

- Это тебе на потом.

- О нет, я объелась. Вообще не понимаю, зачем ты столько всего заказал. Хватило бы и утки с пюре. Съешь их, чтобы они не лежали тут.

- Съешь их сама. Позже. Через час-полтора.

Не имея необходимости убираться и мыть тарелки, мы располагаемся в шезлонгах у бассейна, сдвинув их максимально близко между собой. Я читаю некоторое время, пока Эдвард не обхватывает мою ногу широко раздвинутыми пальцами. Поскольку он молчит, я перехожу к следующей странице, но его красноречивый вздох словно намекает, что в его мыслях я уже должна была бы обратить на него внимание. Улыбнувшись самой себе, я касаюсь его руки, поворачивая голову налево.

- Что?

- Что, если мы поужинаем завтра в этом ресторане? - Эдвард показывает мне местонахождение на своём планшете, держа его одной левой рукой. Я смотрю на экран несколько секунд, необходимых, чтобы сориентироваться по карте и найти места, в которых мы уже бывали, и вижу название пляжа. Название ресторана на карте написано совсем рядом, а значит, и находится он, скорее всего, недалеко.

- С тобой мне без разницы, где ужинать. Но это подразумевает, что мы вернёмся сюда после восхождения, а вечером снова отправимся на тот остров?

- Да. Почему бы и нет?

- Ни почему. Я просто уточняю.

Мы проводим спокойный вечер, сначала наблюдая закат, а потом наслаждаясь тортом вслед за оставшимися креветками. Посуду забирают около восьми часов, и, проводив официанта с тележкой, потому что мне было ближе открыть ему дверь и впустить, я иду в ванную комнату с косметичкой. Не то чтобы меня уже клонит сон, но лучше стереть макияж и почистить зубы сейчас, чем ещё спустя два часа, когда мне, возможно, уже не захочется этим заниматься. Десять часов вечера здесь это час ночи следующего дня в Лос-Анджелесе, а у нас был насыщенный и длинный день. Может быть, в десять я уже буду в кровати, чтобы если и не спать, то просто отдыхать без мысли, что надо бы подняться и позаботиться о гигиене полости рта. Дверь в ванную открыта, я не закрывала её и не запиралась, но слышу стук по дереву.

- Можно и мне присоединиться?

- Да. Раковина напротив свободна.

Я заканчиваю чистить зубы, в то время как Эдвард только начинает, и ухожу в комнату, приступая к развешиванию вещей из чемодана в шкаф, в том числе и одежды Эдварда. Мне совсем не трудно, наоборот приятно. Нетронутым мною остаются лишь его трусы и носки, потому что здесь нет прикроватных тумбочек. Пусть лучше сам решает, куда поместить собственное нижнее бельё. Свои соответствующие вещи я оставляю в небольшом непрозрачном пакете в шкафу, закрывая его дверки, когда Эдвард появляется из ванной и сразу замечает изменения.

- Ух ты. Здесь стало просторнее. Ты всё разобрала?

- Твой не до конца. Закончишь сам.

- А что там осталось?

- Трусы.

- Ну и пусть остаются там. Какая разница. Я могу наклоняться и брать их, когда мне надо.

- Да, можешь, но мне не нравится чемодан посреди комнаты, - опускаясь на кровать, прямо говорю я, хотя подобная искренность даётся мне несколько сложно. - Он портит вид, и я бы не хотела, чтобы он оставался на этом самом месте, а в лежачем состоянии в шкаф он не поместится.

- А где тебе подходит, чтобы он находился?

- В шкафу будет идеально.

Неотрывно глядя на меня, Эдвард подходит к чемодану и так и смотрит в моём направлении, пока не приходится наклониться. Он вытаскивает вещи, прежде чем отнести их на полку в шкаф, а потом возвращается за чемоданом, и тот тоже исчезает из поля зрения в течение нескольких мгновений. Мы проводим у бассейна ещё часа полтора, слушая океан, разговаривая о погоде в Европе в сентябре и наблюдая, как люди в других домиках выключают свет или ещё плавают в бассейне или непосредственно океане рядом со своим жилищем. Потом я встаю первой и говорю, что иду в кровать. Да, прямо так и говорю. Мне хочется заняться сексом, но Эдварду, по-моему, нет. Хоть он и ложится рядом со мной через считанное количество минут после того, как под лёгким одеялом обосновываюсь я, он укрывается так тщательно, будто ему холодно. Но лично мне не холодно. Кондиционер установлен на комфортную температуру, и вообще я бы даже оставила французские двери открытыми, но всё-таки это волнительно и чревато теоретическим ограблением по-соседски. Я поворачиваюсь на правый бок, чтобы в любой момент выключить свет со своей стороны, но пока не выключаю. Мы лежим в полном молчании, хотя Эдвард ещё точно не спит. Заснуть за несколько секунд для него это слишком быстро, но он, скорее всего, однозначно не хочет. Он не обязан хотеть всегда и тем более не обязан хотеть после перелёта и смены часовых поясов. Зря я разоделась лишь в тот кружевной топик и стринги, забравшись под одеяло раньше, чем Эдвард сюда вошёл. Теперь мне будет неудобно в них на протяжении всей ночи. Может быть, снять, придумав что-нибудь на ходу? Или, может быть, повернуться к Эдварду обратно и дать понять, чего я хочу? Я едва шевелюсь и ещё думаю, в то время как внезапно и почти тихо он уже прижимается ко мне сзади, одновременно прикасаясь обеими руками, одной к спине, а другой в районе талии, сминая ткань. Мы не говорим, а только целуемся, дотрагиваемся друг до друга и снимаем незначительную одежду. Эдвард ласкает мою грудь, его учащённое дыхание проходится по моей коже, когда он сдвигается ниже, и ладонь вокруг соска сменяют губы, язык и немного зубы, задевающие и тянущие за сосок. Я возбуждаюсь ещё сильнее, и так возбуждённая до предела. Проходит минута, две или тридцать, я не могу знать, но по ощущениям больше пяти, когда Эдвард наконец подаётся вперёд, оказываясь внутри меня рвано-нежным толчком. Он сжимает мою попу, прежде чем скользнуть сначала глубже, а потом назад, и я тоже прикасаюсь к нему так на несколько мгновений. Почему на несколько мгновений? Потому что Эдвард совсем выходит из меня и тянет за левую руку, как будто чтобы я перевернулась. Я переворачиваюсь на живот, теперь мне не видно Эдварда, но я чувствую его, чувствую твёрдую хватку, когда он разводит мои ноги и слегка приподнимает мне бёдра. Руки сами собой прикасаются к подушке, я не знаю, куда ещё их деть, а она совсем близко. Как и Эдвард, вновь проникающий в меня, опустившись сверху. Мы так тесно граничим друг с другом, что его глубокое дыхание я словно не просто слышу, но и ощущаю, как оно зарождается в его лёгких. Эдвард обхватывает моё правое плечо, совершая размеренные толчки, но, даже размеренные и нежные, они заставляют меня задыхаться. Я сжимаю уголок подушки, сердце стучит, как бешеное, и я прикасаюсь к себе, опустив руку вниз. Всё происходит в одно мгновение. Мой наступающий оргазм, от которого тело охватывают жар и внутренняя энергия, и то, как стремительно из меня выскальзывает Эдвард, кончая, уже не будучи во мне. Он отодвигается не менее быстро, и сначала я не понимаю, но понимаю через пару мгновений, пока он ещё лежит спиной ко мне, и его тело слегка подрагивает. Мы не использовали презерватив. Хотя мы и так пользуемся им не прямо-таки всегда. Но я на таблетках. Можно было и не отстраняться от меня вот так. Я пытаюсь осмыслить всё, ожидая, пока восстановится дыхание, или пока Эдвард повернётся ко мне и посмотрит на меня. В зависимости от того, что наступит первым. Так вот, моё дыхание восстанавливается не очень быстро. Эдвард садится в кровати раньше и поворачивает голову назад.

- Прости. Надо было предупредить, что я...

- Почему ты это сделал? Я же на таблетках и сегодня тоже принимала. Пока мы ждали пересадку.

- Да? Но мало ли. Там вроде надо в одно время.

- Я и выпила в то же время, в какое принимаю дома. С учётом разницы во времени.

- Я не был уверен. В такой суете можно было и забыть, - он протягивает руку и касается моей правой руки, смотря на меня очень серьёзными глазами. Даже слишком серьёзно. - Я просто думаю о тебе, Белла, и только.

- Я знаю.

Услышав мой ответ, Эдвард поднимается и уходит в ванную, захватывая из шкафа чистые трусы. У меня есть возможность привести всё вокруг в порядок, натянуть сбившееся постельное бельё и одеть хлопковую пижаму, что я и делаю, пока Эдвард находится в смежной комнате. Постельное бельё такое же чистое, каким и было. На него ничего не попало, потому что Эдвард успел дотянуться до своих трусов. Я вижу их постиранными и оставленными сохнуть на ванне, когда иду перед сном в туалет. Мы ложимся спать, а наутро плотно завтракаем, чтобы хватило сил до самого обеда. Восхождение на гору отнимает почти их все, хотя, вот сюрприз, становится это ощутимым лишь при спуске после довольно бодрого подъёма и некоторого времени, проведённого выше по склону. Я уже не так уверенно переступаю ногами, а волосы так и продолжают лезть в глаза, несмотря на сделанный хвостик. Слишком короткие пряди сбоку от лица просто нереально закрепить резинкой, и, остановившись и чертыхаясь, я снова заправляю их за уши. Эдвард идёт слегка впереди меня с рюкзаком за спиной, но часто оглядывается назад и сейчас тоже.

- Всё в порядке?

- Не особо. Я снова хочу пить, а ты как будто вообще не устал.

- Но это не так, - Эдвард поднимается ко мне, что уже делал неоднократно, хотя мог бы просто стоять и ждать, когда я его догоню. - Тебе только кажется. Мне тридцать три, а тебе двадцать один, и по логике, будучи старше, я склонен уставать быстрее. Вот, пей, - опустив рюкзак на землю, Эдвард достаёт оттуда бутылку и, пока я сижу прямо на растительности и совершаю жадные глотки, смотрит куда-то в сторону моей ноги. - Ты порезалась. У тебя кровь на ноге.

- Где?

- Сбоку. Наверняка задела какую-нибудь ветку.

Скосив глаза, я замечаю длинную кровоточащую царапину с середины бедра, продолжающуюся и ниже колена. Это не назвать прямо-таки раной, но порез очень заметный в силу красной припухлости вокруг. Я стираю кровь рукой, когда Эдвард слегка ударяет меня по ладони.

- Ты чего?

- У тебя грязные руки. Царапину надо обработать.

- Интересно, чем? Листочком с дерева или травинкой? - я ещё говорю, а Эдвард уже достаёт из рюкзака увесистый прозрачный ящик, раскрывая защёлки. Всё это время с нами была целая аптечка, в которой есть не только вата, лейкопластыри и перекись. Было весело обрабатывать Эдварду место кошачьего укуса, но тащить в гору, а теперь и обратно в том числе и таблетки... - Ты с ума сошёл?

- Нет. Мало ли что потребовалось бы. Хотя перекись твоя. У меня раньше не было.

Эдвард проводит ватой по царапине несколько раз, прежде чем закрыть перекись и убрать использованный комочек в маленький пакетик. Аптечка отправляется в рюкзак, и мы продолжаем путь вниз, внимательно смотря под ноги. Иначе здесь никак. Горная порода часто осыпается и чаще, чем когда мы шли наверх. Но мы благополучно оказываемся у подножия горы около двух часов дня, и первая мысль, что приходит мне в голову, о том, как тут стало жарко. В тени деревьев на горе было легче и дышать, и двигаться, и солнцезащитные очки были необязательны. Хорошо, что нам нужно лишь дойти до катера, чтобы перебраться с острова на остров. Я надеваю очки, провисевшие около четырёх часов на майке, и уже через затемнённые стёкла вижу, как немного поодаль Эдвард приобретает мороженое в специальном стаканчике. По три шарика и себе, и мне. Папайя, ваниль и кокос. Своё лакомство я сохраняю целым до прибытия в отель. Я не жалею, что мы сходили в горы, в моём телефоне возникло много новых красивых снимков природы и фото с Эдвардом, сделанное проходящим мимо с туристической группой гидом, но так приятно вытянуть ноги, созерцая рыб через стекло в полу, зная, что до ужина можно просто быть тут, на диване или у бассейна.

- Купальники высохли, полотенца сменили, значит, была и уборка, а еду подадут через пятнадцать минут. Я позвонил на ресепшен и уточнил.

Покидая отель утром, на обед мы выбрали курицу-гриль, которая, согласно меню, подаётся с листьями салата, помидорами, сыром чеддер, беконом, соусом ранчо и картофелем фри. Даже звучит аппетитно и возбуждающе. Эдвард садится рядом со мной и так быстро вытягивает свои ноги, что только что приплывшая рыба мгновенно плывёт дальше, лишь бы подальше отсюда. Я откидываюсь на спинку дивана, издавая стон от мысли, как долго можно будет не увидеть следующую. Но, с другой стороны, и уплывшая рыбка вряд ли бы задержалась под стеклом на несколько минут. После обеда я располагаюсь на сетке рядом с бассейном, натянутой специально, чтобы загорать. Обычная квадратная сетка бежевого оттенка приятно обволакивает тело, и около часа я ничего не делаю, а просто лежу на спине и смотрю в бескрайнее голубое небо без единого облачка на нём. Но потом задумываюсь, что время идёт, а с фактически солёными волосами идти в ресторан не очень-то и желательно. Накануне я только помылась сама, но их не мыла ни с шампунем, ни просто водой. Вдохнув, я уже начинаю раздумывать, что пора слезать, и в это мгновение сетка подо мной прогибается больше. Полностью мокрый Эдвард, шумно выбравшийся из бассейна, едва не залезает на меня сверху, точнее, ему мешают мои ноги, а именно то, что я согнула их в коленях, иначе он бы наверняка добился своего. Но ему везёт лишь приткнуться к моему левому боку влажной рукой, а ладонью провести по бедру от внешней стороны к внутренней.

- Белла. Скажи, какое у тебя любимое время года.

- Ох. У тебя нет вопроса попроще?

- Наверняка есть, но мне хочется знать ответ на этот.

- Дома мне нравится весной, а в Лос-Анджелесе я, кажется, предпочитаю осень. Осенью не так жарко. Лето я тоже в определённой степени люблю, но в жару его любить труднее. А какие температуры летом в Лондоне?

- Выше тридцати бывает редко, а самый тёплый месяц это июль. Зимой же прохладно, но не морозно. Не помню, чтобы я был там на Новый год или до него, и при этом температура ночью опустилась ниже нуля. Это редкость, как и снегопад.

Эдвард говорит, как влюблённый человек, именно человек, а не мужчина. Он очевидно обожает родной город любовью, которую не объяснить научным образом, и которая просто есть. Я считала, что он любит Лос-Анджелес, я и сейчас так считаю, но он может любить разные города разной любовью. Подобно тому, как я люблю разные времена года в зависимости от местонахождения и климата в конкретной точке страны.

- Ты бы жил там всегда, если бы мог, верно?

- Нет. То есть когда-то, может быть, и да, но с тех пор, как моя рабочая жизнь сосредоточена в Лос-Анджелесе, я уже порядочно отвык от Лондона. Не уверен, что однажды смогу жить там снова на постоянной основе. Это было давно. А теперь у меня в Америке ты, - устанавливая со мной зрительный контакт и передвинувшись выше одновременно с перемещением на бок, Эдвард обхватывает мою шею до того свободной левой рукой. - Ещё одна причина не менять место жительства кардинально.

- Но, может быть, можно жить часть года в одном месте, а потом в другом. Ты не думал об этом?

- Нет. Как-то не было повода. Поэтому я пока не знаю.

- Да, я понимаю. Я в ванную, хорошо?

- Хорошо.

Я не мою голову наспех, а принимаю ванну с пеной. Круглая ванна невероятна, и находиться в ней на первый взгляд непривычно, но становится привычнее к тому моменту, как я пользуюсь кондиционером после шампуня. На ужин я надеваю платье, которое позволила себе купить вскоре переезда в Лос-Анджелес в конце января. Я была уверена, что оно не из дешёвых, но благодаря скидке мне удалось приобрести его по приемлемой для меня цене. С короткими рукавами, небольшим декольте и сборками в зоне груди, визуально отделённой от низа платья, оно струится по телу лёгкой и воздушной тканью до самых щиколоток. Я люблю его всё целиком, каждую деталь, ажурное обрамление выреза и цветочный рисунок поверх бледно-жёлтой ткани. Пара минут, и я выхожу из бунгало к бассейну, где в рубашке и джинсах меня ожидает Эдвард. Его рубашка не мятая, но по цвету совершенно не подходит к моему платью. Голубой и жёлтый совсем разные цвета. Хотя мне непринципиально. Я не кто-то там, кому надо и важно совпадать по цветовой гамме с парнем или супругом даже на свидании. Свидание... Да, внутри себя я отношусь к предстоящему ужину именно так. Не будь у нас планов вне отеля, я бы точно не торопилась в душ, чтобы привести причёску в порядок, и вряд ли стала бы наряжаться в платье.

- Эдвард. Я готова. Мы можем выходить.

Эдвард поворачивает голову от океана ко мне и встаёт, приближаясь медленной походкой. Когда он оказывается почти вплотную, то мгновенно скользит руками мне ниже талии, совсем ниже, а его руки чуть стискивают мою попу.

- Ты ничего не забыла?

- Нет. На мне стринги.

- О да, вот теперь чувствую, - Эдвард перемещает руки, прежде чем убрать их от моего тела и, подмигнув, надёжно обхватить мою левую руку. - Ну тогда поехали.

Ресторан, находящийся фактически на пляже, пользуется большой популярностью, особенно если речь о том, чтобы поужинать в нём на закате за одним из столиков снаружи с видом на океан. Сотрудница на относительно уверенном английском говорит, что все они заняты, и придётся подождать. По Эдварду очевидно, что ждать он совсем не хочет и вообще не привык к подобному. Конечно, не привык. Он переминается на месте, и это смешно, но не совсем смешно. Мне любопытно, о чём он думает. О том, что надо просто набраться терпения и ждать, как часто приходится обычным людям, или о том, что можно попробовать сказать своё имя, и вдруг оно подействует волшебным образом? Хотя его ведь не признали. Мы стоим так в стороне всего минуту, когда я уже хочу предложить уйти и отправиться в другое место, даже если это будет заведение с именами побывавших знаменитостей на доске. Но именно в соответствующее мгновение нас вдруг приглашают внутрь. Наверное, потому, что мимо как раз проходит взрослая пара, возможно, и освободившая какой-нибудь стол на улице. Солнце уже совсем нависает над границей океана вдали, когда мы располагаемся за квадратным столиком на двоих. Частично скрытое облаком причудливой формы, небесное светило подсвечивает всё вокруг тёплым жёлтым светом. Меню и винную карту нам приносят очень быстро, несмотря на то, что здесь по меньшей мере ещё двадцать столиков, не считая тех, что внутри заведения. Эдвард выбирает два разных бургера с картошкой фри, а я собираюсь попробовать фирменный салат и пасту.

- Давай закажем вино.

- Зачем?

- Незачем, но просто так. Просто потому, что мы на отдыхе.

- Ты же не любишь.

- Но иногда могу любить.

Эдвард выбирает целую бутылку белого вина, произведённого где-то в здешних краях. Будучи прохладным, оно почти сразу вызывает запотевание фужеров, и это выглядит красиво. То, что стекло сверху сухое и прозрачное, а снизу, где налито вино, влажное из-за разницы температур. Украдкой я фотографирую фужеры с вином на фоне океана, перебарывая странную боязнь воспользоваться телефоном, когда все вокруг только общаются, как будто находятся здесь уже далеко не в первый раз, и фотографировать еду и окружающий вид им теперь скучно. Но мне не скучно, мне это не жизненно необходимо, но всё-таки нужно. Я наслаждаюсь всем без исключения. Вкусным блюдом, потрясающей атмосферой, вином, которое источает сладкий аромат, темнотой, опускающейся на город, но в особенности взглядом своего парня, пристальным и в меру откровенным. Я облизываю губы после завершающего глотка вина. Людей здесь уже значительно меньше, чем было, когда мы только пришли, и официантам проще. К нам подходит наш официант и предлагает ещё бутылку или меню.

- Бутылку.

- Бутылку.

Мы отвечаем фактически одновременно, как будто прочли мысли друг друга. Чуть позже, обновляя мой фужер, Эдвард спрашивает, что мне понравилось больше, салат, в котором было много-много ингредиентов, или старая добрая паста. Я называю салат и соус для пасты. Да, именно так. Соус был необычным, отличающийся по вкусу от тех, что добавляют в спагетти в Лос-Анджелесе.

- Соус?

- Да, соус. Сам соус. Если бы ты заказал пасту, ты бы знал, о чём я говорю.

- Я могу заказать в другой раз, и тогда мы...

- Эдвард. Это всё-таки ты, - у меня из-за спины к нашему столику подходит мужчина. На его лице почти борода, а тёмные волосы зачёсаны назад. Он кажется смутно знакомым, словно я его где-то видела, но это кажется сомнительным. Он знает Эдварда, а значит, я вряд ли сталкивалась с ним где-нибудь. - А я думал, ты это или не ты.

- Сэм, - Эдвард встаёт навстречу Сэму, слегка дотрагиваясь до его плеча, но без объятий, да и этот Сэм сохраняет дистанцию. - Вот так совпадение. Ты тоже здесь отдыхаешь?

- Да, с женой и сыном. Вон они, - оглядываться, чтобы смотреть, мне не кажется приличным, и я не оглядываюсь. - А ты с девушкой. Здравствуйте.

- Здравствуйте.

Теперь мне ещё и неловко, и соответствующее чувство только усиливается, едва оба мужчины перестают смотреть друг на друга и синхронно смотрят на меня.

- Да, с девушкой. Белла, познакомься, это Сэм, режиссёр и сценарист. Сэм, это моя девушка, Изабелла.

- Приятно познакомиться, Изабелла. Родители дали вам красивое имя.

- Спасибо. Мне тоже приятно познакомиться. Извините меня, но мне нужно отлучиться.

Я поднимаюсь, потому что мне действительно стало нужно, и иду внутрь, обернувшись у самой двери. Эдвард смотрит мне вслед, хотя Сэм ему что-то говорит, уже заняв мой стул. Но я не против. Может, я ушла в том числе и поэтому, а не потому, что совсем не могла терпеть. Несмотря на то, что я знакома с Сэмом от силы пару минут, я поняла, как ему хочется что-то Эдварду рассказать или обсудить, но при мне он не мог. И это я тоже понимаю. Я ведь просто чья-то девушка, а не коллега, мнение которого интересно было бы выслушать. Я бы и сама не смогла сказать ни слова, так о чём тут ещё говорить? Это к лучшему, что я ушла. Никому не буду мешать одним лишь фактом своего присутствия. Без меня этот режиссёр и сценарист сможет расслабиться и поделится с Эдвардом всем, чем хочет, идеей своего будущего проекта или тем, как он собирается развивать нынешний, и спросит его совета, если у них такие отношения. Я выхожу из туалетной кабинки, и внезапно меня осеняет. Это же Сэм Левинсон, режиссёр «Эйфории». Как я только его не узнала? Да, в сериале он не снимается, да и второй сезон я ещё не смотрела, но во время первого сезона я гуглила режиссёра и его снимки. Чёрт. Наверное, надо было остаться. Вдруг он бы упомянул что-то интересное, увлёкшись и забыв, что я сижу прямо рядом с ним. А вдруг он ещё до сих пор с Эдвардом? Я быстро мою руки и пользуюсь сушилкой, прежде чем пойти обратно на террасу ресторана, теперь освещённой фонариками по периметру ограждения. Сэм сидит на стуле, который занимала я, и что-то рассказывает, смеясь, Эдвард тоже смеётся над чем-то, что я не слышу, но к тому моменту, как я приближаюсь, они оба уже встают и слегка обнимаются. Я слышу лишь пожелание удачи из уст Эдварда, когда Сэм видит меня.

- Изабелла. Мы тут немного пообщались, но теперь ваш парень полностью ваш, а мне пора вернуться к семье. До свидания, Изабелла, а ты, Эдвард, не забудь про то, о чём мы говорили.

- Не забуду.

- Ну, тогда увидимся. Было здорово пересечься с тобой здесь вдали от нашей привычной тусовки.

- Да, пока, Сэм.

Режиссёр возвращается к своей семье, а я беру со стола свой фужер и допиваю всё, что в нём оставалось, одним глотком. Эдвард переводит на меня свой взгляд, который кажется мне небывало глубоким и внимательным. И не скажешь, что Эдварду только что рассказывали нечто весёлое, что побудило его смеяться.

- Что? Почему ты так смотришь?

- Как?

- Так серьёзно. Для того, кто громко смеялся минут назад, ты выглядишь как-то напряжённо.

- Я не напряжён.

- Если ты так говоришь, то ладно. Нам ещё нужно оплатить счёт?

- Нет, я уже его закрыл, и мы можем идти к катеру.

Перемещаться между островами по темноте не так увлекательно и чарующе, как днём. Это скорее пугает, чем волнует в хорошем смысле, несмотря на светящиеся бунгало в качестве ориентира, и я особенно рада ступить на землю, точнее, на дорожку, по которой мы достигаем нашего домика. Я снимаю сандалии, а Эдвард свои кроссовки, а потом он прикасается и, целуя меня сзади в шею, шумно вдыхает воздух или запах, исходящий от моих волос. Его нос именно в моих волосах, поэтому я и думаю о них.

- Белла, я... Ты так вкусно пахнешь.

- Я не хочу ничего прямо сейчас. Не хочу секса.

- Но хотела, чтобы я представил тебя, как актрису. Я знаю, что хотела. Можешь даже не отвечать, - Эдвард сам отодвигается от меня и быстро достигает спальни, где включает торшер с моей стороны кровати, но садится не на неё, а на стул около стола. - Ты могла сказать и сама, продолжить за меня, что ты начинающая актриса.

- И что бы ты подумал?

- Да какая разница, что бы подумал я, если что-то важно именно тебе?

- Что бы ты подумал, Эдвард?

- Что глупо говорить это, когда начинающих актрис в Лос-Анджелесе пруд пруди, и многие из них хорошо, если не окажутся в эскорте, а ты точно не глупая, Белла. Ты умнее многих, я уверен.

Снимая носки, Эдвард заворачивает один из них в другой и бросает в сторону кровати. Я не вижу, куда именно они приземляются, потому что смотрю только на Эдварда, забираясь к нему на колени.

- И чем плох эскорт?

- Ничем, если эскорт это эскорт, и когда это то, чего девушка хочет. Но когда хотела и хочет другого, это как поражение что ли, - Эдвард скользит взглядом по моему телу, начиная с талии и медленно продвигаясь всё выше и выше, пока мы не встречаемся глазами. - Я очень хорошо провёл этот вечер, Белла.

- Да и я неплохо.

- Всего лишь неплохо? - он проводит пальцами, повторяя контуры выреза на платье, но проводит по коже, не по ткани, и от его действий в сочетании с порочной улыбкой у меня буквально перехватывает дыхание. Я пропускаю вдох, прежде чем совершить сразу два подряд с разницей дай Бог в секунду. - Я-то думал, что это ещё один лучший вечер в твоей жизни, а ты меня расстраиваешь. Я могу всё улучшить, если ты готова передумать насчёт того, что сказала раньше.

- Ну, можешь попробовать, но вообще ты прав. Это действительно ещё один лучший вечер в моей жизни.

Предыдущая глава || Следующая глава