Он стоит там, под снегом, не будучи защищённым шапкой, а я никогда не видела его в зимней одежде. Для меня это первый раз, и ощущается этот первый раз совсем иначе, нежели день, когда я увидела Эдварда впервые. Он был моложе и оставался в машине, теперь он старше и вышел, теперь он здесь, уже зная меня, зная, где я живу, и зная то, какая я. Точнее, какой я была, а теперь я другая во всём, и я точно его не ждала. Он сказал не ждать и не приезжать. Именно так я всё и сделала. Я сделала даже больше. А теперь собираюсь продолжить путь домой.

- Как...

- Нет. Не говори со мной. Просто уйди отсюда.

- Но я хочу с тобой поговорить, - его тихий, но незабытый мною голос, который я не хочу слышать, который словно разрывает мне сердце, и без того прошедшее через многое, звучит в унисон с моими прямо противоположными мыслями. - Я знаю, что тебе сделал, я помню, что было, но мне так...

- Ты сделал, что хотел, - не давая договорить, напоминаю я. Я больше не та Белла. Я не буду стоять и слушать что-то, если не хочу, а я не хочу. Не думаю, что он собирался произнести тупые слова о том, как ему жаль, я писала их Джереми, да, но Эдвард и эти слова как будто несовместимы между собой. И всё равно мне должно быть всё равно. - Ты сам говорил, что не делаешь чего-то, если совсем не хочешь. Ты уехал, потому что хотел, и ты можешь сделать так снова.

- Не могу. Я приехал...

- Меня это не касается.

- Я приехал к тебе и ради тебя и отдаю себя отчёт во всём, - продолжает Эдвард медленно, будто ему физически больно говорить, и такой его голос в свою очередь болезнен для меня. На улице холодно, но из-за него мне становится ещё холоднее и теперь действительно зябко. Я съёживаюсь в своей одежде, в своём пуховике, который у меня со старших классов школы и уже порядочно износился, и по тому, как Эдвард проходится взглядом по моим рукам, мне кажется, он понимает, что внутри карманов я сжимаю их в кулаки. Ради меня... Хочу ли я, чтобы это оказалось правдой? Нет, наверное, нет. Я приехала лишь на каникулы. Всё может остаться так, как есть. Так, как захотел, чтобы всё стало, он, но не я. Всего десять дней, и я уеду обратно в университет.

- Как отдавал его себе тогда? Я тебе не верю, Эдвард. Если ты приехал ко мне, то зря. У тебя здесь семья. Если к кому тебе и нужно приезжать, то к ним, а меня оставь в покое.

- Это мне решать, к кому приезжать, а к кому нет. Я приехал к тебе.

- Мне всё равно, Эдвард. Как ты не понимаешь? - несмотря на снег, бросаемый мне в лицо порывом ветра, я не могу не увидеть визуального безразличия, выраженного тем, как Эдвард качает головой. Его становящиеся влажными волосы снег придавливает вниз, и это так непривычно. Я не должна думать подобным образом. Мне не надо привыкать к нему такому. К нему, носящему зимнюю одежду, но не головной убор, купившему новую тачку или перекрасившему старую и игнорирующему всё, что я сказала про его близких. Мне не надо думать, каким было это время для него, и не наладил ли он отношения с мамой, и нет ли у него там женщины, которая ждёт его домой, пока он находится за сотни километров рядом со мной. Мне нельзя об этом думать. Я и не думаю... Почти. - Я иду домой.

- Необязательно именно идти, Белла, - вместе с облачком пара он тихо выдыхает моё имя, облизывает губы, несмотря на ветер и снег, и смотрит на меня вновь. - Позволишь тебя подвезти?

- Мы не вместе.

- Я не нуждаюсь в напоминаниях, Белла, - Эдвард не сводит с меня своего взгляда, даже проводя ладонью по лбу по одной известной ему причине. Этот взгляд... Я не знаю, как его охарактеризовать, или не хочу признаваться себе, что знаю. - Я просто подвезу и высажу раньше. Ты не услышишь ни слова, если не хочешь.

Я не услышу ни слова... Это означает именно то, что я думаю? Что мы вообще не будем говорить? Или я смогу что-то сказать, и тогда Эдвард ответит или всё равно не ответит? Но какая разница? Я же не хочу ничего знать, верно? Ни про машину, ни про него самого. Я так ему сказала и не могу повернуть время вспять. Сейчас я просто хочу домой.

- Хорошо.

- Хорошо означает, что ты поедешь?

- Я поеду. Но я не хочу разговаривать.

- Тогда и не будем, Белла. Садись в машину, дверь открыта.

Я сажусь, пройдя несколько необходимых шагов, и на автомате пристёгиваю ремень даже раньше, чем Эдвард садится за руль. Внутри автомобиля всё выглядит так же, как я помню, по крайней мере, приборная панель и передняя часть салона, а назад у меня нет ни времени, ни желания оглянуться. Может быть, и правда, изменился лишь цвет, а не сам автомобиль. Я снова засовываю руки в карманы, так мне лучше во всех смыслах, и Эдвард определённо смотрит, как я это делаю. Я понимаю, и не смотря на него. Просто ощущая взгляд. Почему-то мы всё ещё не едем, а так и стоим на месте, и Эдвард продолжает смотреть. Тогда он говорил мне, чтобы я привыкала, что это естественно, и я привыкла, но теперь это забылось и только нервирует меня. Очень. Я передвигаю ноги и хочу уже спросить, когда мы поедем, даже если придётся повернуть голову, но Эдвард наконец заводит двигатель, и необходимость спрашивать отпадает сама собой. Я выдыхаю с облегчением, уткнувшись в ворот пуховика, чтобы было не слышно. Моя максимум десятиминутная прогулка превращается в двухминутную поездку, и, повернув направо, увидев табличку с указанием моей улицы на угловом доме, Эдвард останавливает машину ещё через три дома, и здесь до моего остаётся только два жилища.

- Спасибо, - я вроде обязана это сказать. Хоть я и смотрю в окно, меня всё равно слышно и будет слышно. Мы ведь сидим рядом. Ну сколько здесь расстояние? Тридцать сантиметров? Вряд ли больше.

- Спасибо за что?

- Что подвёз. За это.

- Ты не смотришь на меня, и это так заметно. Я уже был здесь, когда ты вышла из дома. Оставалось только поехать за тобой, - его голос звучит так осторожно и тихо, как я не могла себе и представить, что он может и будет звучать при мне. Лучше бы он просто был тусклым, как тогда. Тусклым, но уверенным. Я бы тоже чувствовала себе увереннее, а не размышляла, отчего ещё сижу на сидении, будто удерживаемая невидимыми глазу путами. - Я осознаю, как всё выглядит, но без тебя я словно...

- Ты справился со своей хренью?

- Нет, - отвечает он, сориентировавшись невероятно быстро. - Я имею в виду, ещё не до конца. Но внутри меня и с моими мыслями всё уже лучше, чем было. Теперь у нас всё может получиться. Теперь всё иначе.

- Я не знаю, что иначе, и даже не хочу знать. Всё это время моя жизнь не стояла на месте. И ты этого хотел, - я вытаскиваю правую руку из кармана, чтобы открыть дверь. - Мы были вместе только несколько недель, и...

- И теперь в твоей жизни есть человек, с которым ты дольше?

- Да, есть. Можешь спросить у Элис, если будешь у них, - я не знаю, будет ли он. Хочет ли быть. Нет никакой проблемы в том, чтобы просто уехать домой. Это его личное дело. - Она подтвердит, - Элис всё подтвердит, потому что я не говорила ей о расставании. Не сочла нужным, наверное. Она фактически ненавидела то, что я снова в отношениях, и мне не хотелось видеть, как она, вероятно, обрадуется, узнав, что это больше не так, а теперь мне не хочется говорить правду здесь и сейчас. В горле появляется ком от ощущения лжи, а я была правильной Беллой, которая не умела солгать, как следует, но в последние месяцы я врала многим или недоговаривала разные вещи, хотя никогда не чувствовала этого кома. А теперь чувствую, потому что вру не просто кому-то, а Эдварду. Только не смотреть. Только не поворачиваться и не смотреть. Я справляюсь с этим, лишь потянув на себя ручку двери. - Мне пора.

Я выхожу на улицу, хлопая дверью, и направляюсь в сторону дома. Теперь у нас может всё получиться. Теперь. Только теперь. Тогда не могло, а теперь почему-то вдруг может. С чего бы это? Может получиться, а может и не получиться. К тому времени, как я спокойно достигаю дома, вольво мимо так и не проезжает, я оглядываюсь и смутно вижу его стоящим в темноте на небольшом неосвещённом фонарями участке дороги. Сколько он ещё будет там стоять? Эдвард же не останется тут на всю ночь? Наверное, я уже хочу идти обратно, чтобы попросить его поехать куда угодно, где тепло, но в миг, когда я поворачиваюсь вокруг своей оси на крыльце, вдалеке загораются фары, и автомобиль начинает движение вперёд. Я спешно захожу внутрь, отперев дверной замок, и поднимаю крышку глазка. Вольво проезжает мимо на средней скорости по правильной полосе.

- Белла. Что там у тебя? Ты в порядке?

- Да. Да, всё в полном порядке, - я поворачиваюсь и вижу отца. Я вздрогнула, конечно, но сердце уже успокаивается. Если что, он даже не узнает. Если Эдвард просто поехал обратно к себе. Вот что было бы проще для меня. - Просто смотрела.

- Ладно. Как погуляла?

Как я погуляла. Вот так вопросик. В прежние вечера я отвечала, что хорошо или нормально, но сегодня было нормально только до определённого момента, а потом стало... сложно. Сложно учиться, но гулять не должно быть сложно.

- Неплохо. А вы тут как?

- Нормально. Смотрим детективный сериал. Присоединишься?

- Нет, не хочу, - я раздеваюсь, начиная с сапог и заканчивая пуховиком. На телефоне новых сообщений нет. Может, и не будет. Хоть бы не было. - Я пойду к себе.

- Хорошо. Но, если передумаешь, спускайся к нам.

Я лежу в кровати, просто смотря в потолок. Я пыталась читать, но читать, не размышляя, где Эдвард прямо сейчас, невообразимо трудно. Может, он проехал всего лишь несколько метров и остановился там. Может, он покинул город вновь, ведь у меня, как предполагается, есть парень и серьёзные длительные отношения. Может, он всё-таки поехал к отцу и останется дольше того времени, что нужно, чтобы, вероятно, сверить сказанное мною с тем, что известно Элис. Больно ли ему сейчас, или станет больше позже? Я не смотрела на него. Я не могла видеть выражения его лица и эмоций на нём. Может быть, стоило повернуться и посмотреть? Может быть, мы могли бы всё решить ещё там. И, может быть, не стоило лгать про Джереми. Сплошные «может быть». Я встаю в туалет и, смывая, слышу звук пришедшего сообщения. Только помыв руки, я возвращаюсь в комнату из ванной, но сначала включаю воду, чтобы наполнить ванну. Сообщение, что мне пришло, отправила Элис. Это не страшно. Это привычно.

Эдвард приехал. Он у нас. Но ты и так в курсе. Зачем ты ему сказала, что я знаю про твоего парня? Я молчала многие месяцы и молчала до сих пор, а ты за мгновение меня сдала. Спасибо тебе, Белла, чёрт побери.

Значит, и мне надо было молчать? Вот уж нет. Он спросил, я ответила. Хватит разговаривать со мной так, будто я должна была его ждать, несмотря на всё, что он наговорил. Разбирайтесь сами.

Эдвард не на улице, не на холоде, он поехал к ним, значит, всё должно быть нормально. Или что-то уже нормально. Возможно, он сказал правду. Что всё лучше, чем было. Иначе появился бы он на пороге у отца и мачехи? Теперь, когда я знаю, где он, можно выдохнуть и относительно расслабиться. Я выключаю телефон и иду в ванную с халатом, забираясь в ванну и добавляя два колпачка пены. Я не собираюсь мыть голову, предпочтительнее сделать это завтра, чтобы быть с чистой к Рождеству, а сейчас волосы ещё не грязные, и я даже не мочу их водой. Выхожу я из ванной в чуть более лучшем настроении и спускаюсь вниз, на кухню и к родителям. Всё-таки просмотр детективного сериала может отвлечь от всего в хорошем смысле. Я забираюсь с ногами в своё кресло, как раз когда на телеканале начинается реклама, мама выключает звук и говорит:

- Завтра надо бы сходить в магазин. Я не купила приправу и ещё кое-что по мелочи, яблоки, например, а они завтра понадобятся мне для фаршировки. Белла, ты сможешь дойти? У тебя будет время?

- Да, конечно, не вопрос. Мне особо нечем заниматься, - ну да, нечем, но раз нечем, то могла бы заняться сексом с бывшим, закрыть гештальт, может быть, и он бы закрыл его одновременно с тобой, и было бы проще начать сначала. Я просто сижу в кресле, просто отвечаю маме, и эта мысль просто возникает в голове. О Господи. Нет, нет и нет. Я больше не буду думать об этом. Это была лишь случайность.

- Тогда утром я напишу тебе список, Белла. Спасибо, милая.

- Не за что.

Спустя часа два мы все постепенно расходимся спать. Сначала папа, потом я, и последней мама. Я ещё не сплю, когда слышу её шаги в коридоре второго этажа, но свет у меня уже выключен. На потолок, как обычно, отсвечивает фонарь, и, подумав о нём, о черновиках в телефоне и про коробку в шкафу, я сажусь, когда сон явно не торопится приходить, и включаю сотовый. Всё равно он не может быть выключенным вечно.

Разбираться самим? Дельный совет, спасибо. Но я всё равно люблю тебя, Белла.

Я возвращаюсь назад в сообщениях и открываю сообщение с неизвестного номера. Я и не задумываюсь, что на самом деле он известен, просто удалён из списка контактов, из-за чего и превратился в набор цифр, пока на экране не появляется текст.

Ты любишь его, как меня, Белла?

Это может быть только Эдвард. Это он и есть. Его номер не изменился, и он написал мне на тот же номер, что был у меня тогда и остался неизменным. Элис могла сказать ему, или он просто написал час с небольшим назад. Написал о том, о чём не имеет права спрашивать. Что это ещё за вопрос? Вытянув ногу, поджатую в колене, пока она не затекла со всеми вытекающими отсюда ощущениями дискомфорта, я формулирую ответ.

Тебя не касается, кого я теперь люблю или не люблю.

Что я должен сделать, чтобы коснулось? Я это сделаю. Всё, что ты скажешь. Пусть ты и не веришь в это.

Ты всё сделал ещё тогда. Что бы ты ни сделал теперь, то, что было, никуда не денется.

Я знаю, что не денется, но я всё равно буду здесь. На всём протяжении твоих каникул. Мы можем просто общаться.

Общаться. Когда это мы просто общались? Не помню я такого. Точнее, помню, но мы общались, будучи вместе, а до того я лишь хотела, чтобы он был добрее к Элис, и общаться сейчас не будет связано ни с чем из этого. О чём наш общаться теперь? О личной жизни друг друга, устроив совместный поход в кино? Ну да, это возможно так же, как полёт на Юпитер или Уран.

По-моему, не можем.

Я снова выключаю телефон и не стремлюсь включать его даже на следующий день. По дороге в участок папа подвозит меня до магазина, но напоминает не рассчитывать на него на обратном пути. Я и так помню, да и мамин список не так, чтобы очень длинный. Приправа, яблоки, корица, мука, яйца, растительное и сливочное масло. В отдел с фруктами я прихожу в самом конце, когда всё прочее уже находится в моей корзине, и замечаю Эдварда перебирающим апельсины. По нему нельзя сказать, что он занимается этим регулярно. Выглядит он так, как будто хотел бы взять первые попавшиеся, но кому-то нужны строго определённые, и, сунув в пакет один фрукт, достаёт телефон из кармана пальто, но уже через секунду убирает его обратно и уходит в сторону касс с корзиной на колёсах, но без апельсинов. Я набираю себе яблок и, вернув тот апельсин обратно, кладу в пакет те цитрусовые, которые кажутся мне мягкими внутри, но не слишком. Я не в восторге от себя самой, но отправляюсь на поиски по магазину, рассчитывая, что Эдвард ещё не ушёл, потому что я точно не буду ни звонить Элис, ни доставлять их сама. Двигаясь между рядов, я встречаюсь с некоторыми знакомыми людьми, но Эдварда нигде не видно. Ходить дальше мне некогда, маме нужны яблоки с приправой, чтобы начать готовить птицу, и я сворачиваю в тот ряд, где продаются прокладки и прочие средства для ухода за телом и лицом. Я почти прохожу мимо оставленной тут кем-то тележки, на ней висит пальто, а внутри сложены упаковка бумажных полотенец, две банки с чем-то консервированным, капсулы для кофемашины, сахар и орехи. Как раз есть свободное место для апельсинов. Я останавливаюсь, делаю шаг назад и кладу их рядом с сахаром. Пальто принадлежит Эдварду, а значит, где бы он ни был, рано или поздно он вернётся к тележке. Рано или поздно наступает раньше. Когда Эдвард появляется с противоположной стороны прохода между полками и, на ходу изучая картонную коробку с хлопьями, поднимает глаза лишь в самый последний момент.

- Белла, - сознательно или неосознанно он двигается, даже когда двигаться уже некуда, остановившись у моей тележки, и, моргнув, обхватывает её свободной левой рукой. Он так близко, но одновременно и далеко. - Ты...

- Считай, что меня здесь уже нет.

- Но ты же здесь, я тебя вижу и не могу считать, что тебя нет. Ты выключила свой телефон? - Эдвард спрашивает и смотрит в мои глаза целенаправленным взглядом. Взгляд и вопрос заставляют меня чувствовать себя неуютно, словно могло быть иначе, но это же не так. Я молчу. Просто молчу. - Как ты тогда общаешься со своим парнем? Мы с тобой могли разговаривать и разговаривали долго. Он у тебя что, сильно занятой или не особо контактный, если ты выключила телефон? А вдруг позвонит?

- Когда позвонит, я разберусь. Мы общаемся не только по сотовому, но и по домашнему. Если что, мне передадут, что он звонил.

Решившись, я забираю свою тележку и собираюсь уйти. Я действительно ухожу, Эдвард остаётся у меня за спиной, и я не могу понять, чего мне хочется или не хочется. Хочется оглянуться? Хочется, чтобы он дотронулся? Или не хочется иметь с ним вообще никаких дел? Я не оглядываюсь, а просто выкладываю свои покупки на ленту перед Мэделин.

- Привет.

- Привет, Белла. Как... - она умолкает, увидев что-то или скорее кого-то рядом со мной, но я двигаюсь вперёд, не обращая внимания. - Как дела? Проблемы? Он к тебе пристаёт?

- Нет. Каждый из нас занят своим делом.

- И каждый из нас, наверное, торопится, да, Белла? Особенно тот человек, кто вчера сначала сел в мою машину, а потом заговорил о парне. Насколько я помню, вас зовут Мэделин, верно? - Эдвард обращается к ней, Мэделин по очереди смотрит на меня и на него, ей явно неловко, но, если она и думает не отвечать, всё равно отвечает положительно одним кивком. - Так вот, как вы считаете, Белла права? Давайте представим, что вы с кем-то встречаетесь, а прежде были с другим человеком, например, если ваш муж не первый и единственный ваш парень...

- Единственный вообще-то.

- Но всё-таки вы бы сели в машину к первому парню, на тот момент будучи уже в новых отношениях?

- Я не уверена, но... - Мэделин вновь переводит взгляд на меня, но мне всё равно. Я лишь хочу пробить свои покупки и уйти, а они могут общаться хоть до утра. - Но, может быть, и нет. Это вроде как нечестно по отношению ко всем, и...

- Мэделин. Извини, но я очень спешу. Мне идти пешком, - я оставляю определённую сумму денег, которой должно хватить. Я не могу больше ждать и слушать. - Я примерно посчитала, но, если что, позвони мне, и я занесу остаток.

Я сгребаю все свои покупки в рюкзак и ухожу быстрым шагом. Минут через сорок я уже дома, отношу всё на кухню, раздевшись, и помогаю маме с салатами, но мы ограничиваемся двумя. Лучше приготовить ещё завтра, если съедим сегодня вечером. Около трёх часов дня я располагаюсь за обеденным столом с бокалом чая, на кухне слегка жарковато из-за духовки, но зимой это даже плюс, и предвкушаю съесть дольку или две от шоколадки с апельсином. Мама тем временем уходит в гостиную, ей слегка разонравилось расположение игрушек на ёлке, и таким образом я сижу одна, когда на кухню прямо в зимней куртке входит приехавший отец и указывает пальцем на меня.

- Ты. Ты здесь.

- Да, как видишь. Ты чего?

- Ничего. Хорошо, что ты здесь, - опустив руку, папа подходит к крану и набирает целый бокал воды, пьёт и снова поворачивается ко мне. - Я думал, вдруг ты...

- Что я?

- Вдруг ты не дома. В общем, ты всё равно наверняка узнаешь. Это неизбежно. Я видел этого твоего. С Элис.

- И?

- Ты не удивлена. Ты что.. Ты виделась с ним вчера, - осознавая, выдыхает отец. - Рене, иди сюда. Рене.

- Ты чего кричишь? Что случилось? - мама приходит с одной из игрушек в руке. - Ты бы разделся, здесь же кухня.

- Я видел Каллена, и Белла тоже. Ещё вчера.

- О, правда? И какой он теперь, Белла? Стал красивее? - мама садится рядом со мной, заглядывая в мои глаза, но я собиралась побыть одна. Я не хочу всего этого. Зачем она вообще спрашивает? Вероятно, из любопытства, и почему бы не спросить, пребывая в уверенности, что я всё пережила, и мне нисколько не трудно ответить? Но мне трудно. - Он же тебя не обидел вчера, нет?

- Если обидел, я ему устрою, но в любом случае я запрещаю тебе, Белла. Тебе не стоит общаться с этим человеком. Я против, и чтобы на моём пороге его не было. Ты слышишь?

- Слышу, но побереги свои нервы, папа. По-моему, на этот порог никто и не рвётся, - я встаю, потому что всё говорит в пользу того, что лучше мне продолжить чаепитие наверху. - Но, если что, мне двадцать. Я могу самостоятельно принимать решения касаемо своей личной жизни, покуда они не требуют материальных вложений от вас.

- Вот как ты теперь говоришь. Ну ещё бы. Стоило прожить вдали от родителей всего год, и вот пожалуйста. Принимать решения будешь в Сиэтле, а здесь чтобы я его не видел.

- По-моему, ты увидел его независимо от моего присутствия или отсутствия, папа, - я даже улыбаюсь, потому что это действительно смешно. Я сидела здесь, меня даже не было там, где отец увидел Эдварда, но я слушаю всё это, как будто что-то подстроила. - Я не отвечаю ни за кого из вас, как и за ваши перемещения.

Я поднимаюсь к себе, размещая бокал на тумбочке рядом с по-прежнему выключенным телефоном. Надо включить. Не могу же я держать его в таком состоянии вечно. Я нажимаю на кнопку, телефон включается и грузится, и после отображает вчерашнее сообщение. Удивительно, что оно вообще дошло, а не кануло в лету из-за модели сотового. Вот было бы удобно, правда?

Ты заговорила со мной, села ко мне в машину, и я не знаю, кто твой парень, да мне и не нужно. Мне нужна ты. И ты меня не забыла. Иначе не спрашивала бы, что с моей хренью. Тебе было бы всё равно, но это не так.

Есть ли смысл отвечать на сообщение, после которого я уже видела Эдварда воочию и выслушала всё, что думает отец? Эдвард ни хрена не сказал мне вслух. Не может? Не хочет? Не посчитал нужным? А если бы сказал? Если бы он сказал, и теперь я ещё и прочла то же самое в сообщении, стала бы я думать обо всём, как о правде? Мне нужна ты. Я представляю его говорящим это, представляю, как он мог думать, прежде чем написать, и размышляю, не ждал ли он в магазине, что я могу в любой момент включить сотовый, но до конца представить не удаётся. Что-то ускользает, чего-то недостаточно, и картинка в воображении лопается. Это всё нереально. Я другая, он не улыбается, по крайней мере, при встрече со мной причин улыбаться у него не было, и мы не такие мы, какими были раньше. Я не знаю, где теперь его улыбка, которую я так любила. Я ещё смотрю на экран и перечитываю сообщение вновь, когда мне звонит Элис.

- Привет.

- Привет. Можно я заеду? Я уже недалеко. Давай поговорим. Только ты и я. Он не со мной.

- Ладно.

Элис приезжает через считанное количество минут. Я только спускаюсь и отношу бокал на кухню, даже не успев ополоснуть его водой, как в дверь уже раздаётся звонок. Папа, сидящий тут же, встаёт и направляется туда, а я молча иду за ним и открываю дверь, за которой находится человек, которому сюда можно. Отец здоровается с Элис и, помявшись пару секунд на месте, уходит. Может, внутри него уже сформировалась определённая речь, а сказать оказалось некому. Опять же это забавно.

- Что это с ним?

- А ты сама как думаешь? Он приехал минут двадцать назад, думая, что я могу быть не здесь, а где-то в другом месте. Он видел Эдварда с тобой. Пойдём в комнату.

Я забываю предложить Элис чай или что-нибудь ещё, а когда вспоминаю наверху, она отвечает, что приехала сюда не поэтому. Она садится на мою кровать, скрещивая ноги, видит мой телефон, лежащий рядом, благо экран на нём погас, иначе Элис увидела бы и сообщение, и спрашивает, смотря прямо на меня:

- Ты же его простишь? Не сразу, как вы поговорите, но вскоре?

- Это он попросил тебя спросить об этом?

- Нет. Я спрашиваю сама, по собственному желанию. Можете поговорите у нас, если здесь трудности.

- Элис. Я не собираюсь говорить с ним ни у вас, ни здесь. Я хочу, чтобы оставшаяся часть каникул прошла спокойно. Он проводит время, как ему надо, я нахожусь здесь, и мы не касаемся... не пересекаемся друг с другом, - говорю я, представляя, как прозвучало бы словосочетание «мы не касаемся друг друга», которое я уже начала говорить. - Ему лучше не появляться. Ради его блага.

- Тебя заботит его благо.

- Да, заботит, - я не могу отрицать. Отрицать было бы неправильно. И болезненно в первую очередь для меня самой. - Тебе он... улыбается?

- Что?

- Он улыбнулся тебе вчера, когда приехал?

- Нет. Но это лучше, чем видеть его на грани. Когда мы тогда говорили, и меня позвал Джаспер, это было из-за Эдварда. Он приезжал в Нью-Йорк и вернулся в квартиру, будучи не совсем адекватным. Он был слегка нетрезвым, знаешь.

- Эдвард же не пьёт, - шепчу я. Он не пьющий. Он бы не стал делать с собой всё это. Но и Элис незачем лгать.

- Не пьёт. Это был просто период, который прошёл. Единственная не самая умная вещь, что приходила ему в голову за это время. Будет только во благо, если вы встретитесь, и ты его выслушаешь, Белла. Твоему парню необязательно знать о том, как ты проводила буквально каждую минуту каникул, - добавляет Элис, упоминая того, кого у меня больше нет. Может быть, я и бы призналась, но тогда, скорее всего, узнает и Эдвард, а я к этому не готова. И не знаю, когда буду. - Если только у вас не идеально-доверительные отношения.

- Нет.

Даже когда я ещё состояла в них, они так и не стали таковыми. Теперь мне очевидно, что на это не было и шанса. Элис смотрит так, будто знает, но она не может знать, лишь что-то подозревать. На основании того, что я вообще перестала упоминать Джереми, хотя ещё в сентябре спокойно заканчивала разговоры с Элис, если мне надо было уже идти на игру или просто встретиться с ним. Меня не особо беспокоило, как она всё воспринимает, а она лишь прощалась и клала трубку первой.

- Тогда всё это и тем более может остаться здесь, в Форксе, - Элис рассуждает так просто и с не меньшей лёгкостью меняет тему. - Пошли с нами в кино прямо сейчас. Со мной и Джаспером. До ужина вернёшься. Я подвезу тебя обратно.

- Я уже никуда сегодня не собиралась.

- Так соберись. Я подожду, пока ты оденешься, внизу и отпрошу тебя, если что.

Отпрашивать? Да вот ещё. Я не останавливаю Элис, но никто и не возражает мне в том, чтобы мы пошли в кино, и папа даже говорит, что можно сесть за стол и попозже. Например, в половину восьмого вместо семи. Чтобы я не торопилась домой сразу, как фильм закончится. В любом случае он, фантастический и наполненный ожидаемыми в таком случаем спецэффектами, не оставляет у меня каких-то особенных впечатлений, из-за которых я могла бы запомнить его довольно надолго. Я никогда не была фанаткой подобных фильмов и пошла лишь потому, что и Элис неизменно составляла мне компанию, даже повторяя о своей нелюбви к некоему актёру из выбранного мною фильма или рассуждая, насколько ангстовой будет лента, а она ведь такое не любит. После окончания фильма мы с Джаспером и Элис ещё заезжаем в кондитерскую, Элис хочет купить печенье и покидает машину, а он поворачивается ко мне с переднего пассажирского сидения.

- Тебе ведь не понравился фильм, да?

- Тебе ответить честно?

- Да.

- Я едва могу смотреть фантастику, - говорю я, поправляя перчатки. Машина вся промёрзла, пока мы были в кинотеатре, и за трёхминутную поездку до кондитерской никак не могла успеть ощутимо прогреться. - Я знаю, что всё это нереально, и не перестаю об этом думать.

- И я тоже, поэтому не переживай, что фильм не понравился. Ты просто любишь другое, - повернув голову на мгновение, Джаспер заводит двигатель, благо Элис оставила ключи в замке, и включает печку. - Послушай, с Элис сейчас напряжёнка, я не лезу и не одобряю, что вмешивается она, но, наверное, если бы я накосячил, я бы тоже хотел, чтобы она меня выслушала. Это не намёк, что и ты должна. Всё же он... её брат не просто вернулся домой в два ночи, проигнорировав все звонки. В Нью-Йорке Элис мне сразу сказала, чтобы я возвращался в квартиру не позже десяти. Гулять можно с кем угодно, но только до тех пор.

Элис возвращается в машину с немаленькой коробкой имбирного печенья, отдаёт его Джасперу и, потерев руки друг о друга, выезжает обратно на дорогу. У дома меня высаживают в 19:17, садимся мы за стол спустя двенадцать минут и, разговаривая, а не только наполняя и опустошая тарелки, ещё едим около восьми вечера, в то время как в дверь кто-то звонит. Я вытираю рот салфеткой, прежде чем подняться и пойти открывать. В глазок я не смотрю, а зря. Иначе бы не открыла. Наверное... Я не уверена.

- Привет. С Рождеством, - тёплый пар вырывается изо рта Эдварда, когда он видит меня и вглядывается в моё лицо, в мои глаза с большей уверенностью во взгляде, чем днём. Я без понятия, может ли он понять, что я включила телефон и прочла сообщение, или не может. Снаружи холодно, этот холод проходится по моему телу, но я едва ощущаю, потому что в голове мгновенно возникают мысли и переживания о нём и про алкоголь, и о том, что именно он пил, и как долго это длилось, и что он сделал, чтобы прекратить. О том, помог ли ему кто, не Элис, или же он справился сам. Я сильнее обхватываю дверь рукой. Ему сюда нельзя.

- Оно не сегодня. Только завтра. И ты не должен здесь быть. Уходи, пожалуйста, Эдвард.

- Я не уйду, пока не поговорю с тобой или с твоим отцом. Мы можем решить всё вдвоём, или зови его.

Я хватаю пуховик с вешалки и, просунув руки в рукава, выхожу на вычищенное от снега крыльцо прямо в тапочках-угги. Здесь ещё холоднее, свет над крыльцом падает на лицо Эдварда сверху, высвечивая прежде всего его выразительные глаза, и несколько секунд я просто смотрю на его руки, ничем не защищённые при такой холодной температуре. Мне нельзя быть здесь с ним. Я вышла и закрыла дверь, и наверняка это было слышно.

- Ты не можешь приходить сюда, как раньше, Эдвард. Это прошло, и, как раньше, ничего уже не будет.

- Ты говоришь так, будто обязательно будет хуже. Будет иначе, но иначе не означает, что плохо, Белла.

- Я не хочу иначе.

Эдвард моргает, не отводя взгляда, я обнимаю себя правой рукой и, может быть, хочу, чтобы отец уже вышел и увидел нас, и тогда всё закончится. Я могу уйти и сама, мне необязательно оставаться здесь, когда я уже всё сказала. Я смотрю на дверь и потому не могу видеть, ни как Эдвард поднимает руку, ни как двигается ко мне, волосы сбоку от лица загораживают обзор, и я дёргаюсь, едва ощущаю крепкое, обхватывающее через ткань прикосновение. Эдвард только становится ещё ближе, в то время как я поворачиваюсь к нему обратно и дёргаю руку, чтобы он отпустил, но он так близко, он совсем рядом, что вряд ли это исполнится. Его расширенные зрачки смотрят на меня с расстояния не больше десяти сантиметров, и отныне это не ветер проходится по коже моего лица и подбородка, а дыхание Эдварда. Я сглатываю и нервно дышу. Кажется, прошла уже вечность, а на деле, наверное, лишь минута, и отца всё нет.

- Как ты тогда хочешь, Белла? Вот он я, стою здесь и готов слушать. Скажи мне, Белла. Мне нельзя быть тут из-за твоего отца? Ну что он сделает? Снова ударит? Пусть, я переживу. Или мне нельзя быть тут, потому что именно ты этого не хочешь или боишься, что придётся рассказать парню честности ради?

- Не о чем рассказывать.

- Так он уже знает обо мне? Как нам было хорошо вместе, и что мы делали вдвоём, когда оставались наедине? - зачем он это говорит? Зачем говорит всё с такой болью, вытаскивая ту же боль из меня и напоминая мне о том, как было у нас, но не у меня с другим? Она сковывает и переполняет, и никуда мне от себя самой не деться. Я словно заперта в своём теле, откуда нет и никогда не будет выхода. - Тебе с ним так же хорошо? Всё тоже по любви?

- Замолчи, хватит. Ты меня бросил и не думаю, что сам ни с кем за это время не переспал.

- Не переспал, - выдыхает Эдвард, наклоняясь ко мне ещё ближе и ещё больше, а я просто не могу дышать. Потому что не хочу чувствовать и вспоминать, как от него пахнет, не хочу вдохнуть его запах, не хочу, чтобы тот проник в мои легкие и очутился во мне снова. Не хочу ни этого, ни задумываться о его словах, размышляя, правда они или нет. - Я не мог и не желал. Все они не ты, колибри. Ты должна мне поверить.

- Я ничего тебе не должна.

В тот самый миг входная дверь открывается, и папа выходит сюда в ботинках и зимней куртке, застёгнутой до самой шеи. Мама маячит позади, успевая сказать только «здравствуй, Эдвард», прежде чем отец закрывает дверь за собой.

- Убери руки от моей дочери, или Белла не сказала, чтобы ты не смел здесь появляться?

- Сказала, - Эдвард отходит от меня, и это то, чего я хотела, но теперь уже вроде бы не хочу. - Здравствуйте, мистер Свон. Можно с вами поговорить?

- И о чём же нам говорить? О том, как мы вернулись, а моя дочь едва хотела общаться и что-то делать?

- Папа.

- Это правда. Пусть знает, - я не могу смотреть на Эдварда, но он точно смотрит на меня. Опять-таки я ощущаю по тому, как словно пылает левая щека. Я перевожу взгляд на куртку отца, потом на его лицо, и он кивает на дверь. - Иди в дом, Белла. Я сам здесь закончу.

- Но...

- Иди, я сказал.

Я захожу в дом, мама так и стоит в коридоре, и, увидев меня, спрашивает про папу, но сейчас у меня нет времени отвечать. Не раздеваясь, я поднимаюсь в свою комнату, открываю окно, хоть сейчас и зима, просто чтобы увидеть крыльцо, однако, даже слегка высунувшись, не вижу там никого. Куда они делись? Машина Эдварда ещё здесь, точнее, припаркована на дороге, и мне ни за что не определить, там ли они или нет. Слишком далеко, когда на улице темно. Я закрываю окно, потому что не собираюсь остужать комнату, и иду обратно вниз. Мама по-прежнему ждёт.

- Что там?

- Не знаю. Их нет. Из окна не видно, - я опускаюсь на ступеньку и чувствую, как намокли угги, из-за чего я снимаю их, мысленно делая пометку воткнуть в них позже сушилку. - Мне тоже придётся рано или поздно поговорить с ним?

- Наверное. Если только ты не собираешься уехать куда-то далеко и прихватить нас с собой, чтобы Эдварду не у кого было спрашивать о тебе. То есть я сомневаюсь, что в случае чего смогу хранить молчание о твоём местонахождении вечно.

- О мам, это не забавно.

- Переживаешь?

- Это настолько очевидно?

- Мне очевиднее некуда. И что переживаешь ты не за своего отца, тем более. Пойду убирать со стола. Что-то мне подсказывает, что есть сегодня уже никто не будет.

Мама уходит на кухню, а я расстёгиваю молнию на пуховике, хоть и думаю пойти обратно. Не стоило уходить и оставлять их наедине друг с другом. Может быть, они зашли за угол дома? Может быть, но пойти и попытаться подслушать не в моих правилах. Время идёт, и, взглянув на экран сотового спустя ещё несколько минут, я предполагаю, что прошло уже как минимум минут десять. О чём можно говорить столько времени? Мы что, в девятнадцатом веке? Это же невыносимо. Всё, хватит, пора выйти. Но дверь открывается раньше. Папа переступает порог с целой коробкой пива. Что это ещё за фигня? Он точно не мог сходить за ней в магазин. Остаётся только одно. Дал Эдвард. Замечательно. Теперь он возит с собой пиво. Элис необязательно права, считая или пребывая в уверенности, что он завязал с алкоголем. Мог и не завязать.

- О, Белла. Ты здесь, - размеренно начинает папа, скользнув взглядом по лестнице и увидев меня. - Ну, я закончил. Мы поговорили, и физически я его не трогал. Знаешь, по-моему, ему жаль. И, по-моему, он изменился.

- Да неужели? И с чего ты сделал такой вывод? Потому, что тебе подарили пиво?

- Не знаю, что теперь не так, если было плохо, когда я ударил его тогда, но и сейчас тоже плохо, хотя мы просто говорили без рукоприкладства, но если ты разлюбила, то всё это решается просто, - всё-таки поднявшись со ступенек, я делаю шаг, чтобы повесить пуховик на место. - Ты берёшь и говоришь это человеку лично. Лучше лично, а не сообщением или в ходе звонка, как теперь некоторые делают. Или если ты ещё любишь, то я не стану мешать, когда вы всё уладите и помиритесь. Белла, ты слышишь?

- Слышу.

- И что?

- И ничего. Я иду к себе, - повернувшись спиной, я наклоняюсь за мокрыми тапочками. - Эдвард уехал?

- Да, уехал. А что, не надо было ему уезжать?

- Нет. Надо было. Уехал, и хорошо.

Я поднимаюсь наверх и включаю ноутбук, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм. Хватает меня на двадцать семь минут и тринадцать секунд. Тогда я жму на паузу, потому что не в силах полноценно сосредоточиться. Ты меня бросил и не думаю, что сам ни с кем за это время не переспал. Не переспал. У Эдварда никого не было. Предположительно не было. Он имел право так же, как и я. Я ведь не верю его словам столь легко и просто? Если поверить, то означает это то, что воспользовалась правом лишь я одна, а Эдвард нет. Я начала встречаться с Джереми, когда Эдвард, по словам Элис, был не в себе и гостил у неё, где ей пришлось заботиться о нём. Я не изменяла. Нет, это не измена. Я не делала ему ничего плохого. Он справился и сам. Я касаюсь телефона и думаю. Что может произойти, если я напишу одно сообщение? Всего лишь одно? Не случится ничего страшного. Никому не станет хуже. Не должно стать.

Ты дома?

Я отправляю, пока не передумала. Нажимаю кнопку, и сообщение уходит. Мне будет спокойнее знать, что он добрался благополучно. Ответит Эдвард или нет, дело уже сделано, но если не ответит... Он отвечает раньше, чем мысль получает развитие в моей голове.

Ещё нет. Но почти. Пока съехал с дороги. Не переживай, что я отвлёкся на телефон.

Я не переживаю.

Правда, не переживаешь? Тогда отчего ты написала, Белла? Не отвечай, если не хочешь, но я сказал тебе правду. За всё это время после тебя у меня никого не было. Никого и ни разу. Я не обо всём с тобой говорил, но никогда тебе не лгал, Белла. Можно увидеть тебя завтра? Во сколько пойдёшь гулять?

Не знаю. Я не всегда гуляю каждый день.

Или говоришь так, только чтобы я отвязался. Но от твоих слов ничего не изменится, колибри.

Я не спешу отвечать и не уверена, надо ли, и тогда Эдвард звонит мне. Цифры номера высвечиваются на экране телефона, начинает играть мелодия звонка, и рука сама тянется, чтобы принять вызов и ответить.

- Алло.

- Ты не сможешь избегать меня вечно, Белла.

- Я знаю. Как и ты не сможешь каждый раз привозить моему отцу пиво.

- Так вот в чём проблема. Думаешь, он простил меня за несколько банок, потому что взял упаковку? Это просто пиво, Белла. Это не пиво «я всё забыл, приходи в любое время, мы всегда тебе рады», - всё время, пока Эдвард говорит, его голос кажется незнакомым. Наверное, только так и может быть. Ведь я забыла, как звучит его голос. И вживую, и по телефону. Я бы не смогла помнить, как бы сильно ни хотела. - Мы не были друзьями, но, может быть, можно начать с этого. С обычного общения. Ты и я... Мы оба взрослые люди.

Он говорит так, что я невольно покрываюсь мурашками. Я чувствую их под кофтой и вижу там, где заканчивается рукав. Они чётко выделяются на коже у запястья, и я тихо выдыхаю, чуть отодвигая телефон от уха, будто выдох заставит их исчезнуть. Но и после него они всё ещё там, такие же очевидные, как и то, что я сижу здесь, и Эдвард также находится здесь, пусть и не совсем здесь, а просто в городе, и я могу слышать его дыхание в телефонной трубке. Я представляю его в темноте и тишине машины, может быть, там не так темно, если он не заглушил двигатель, и подсветка приборной панели осталась включённой, но если нет, то вокруг него лишь чернота, мрак и боль. Он там один, и есть только мой голос. Мой, а не чей-либо ещё. Прямо сейчас у него в каком-то смысле есть лишь я. Но в то же время меня у него и нет. А я хотела быть. Всё, что я делала, какие решения принимала, чем руководствовалась и о чём думала... Всё было лишь из желания быть с ним.

- Хорошо. Я выйду в семь.

- Я буду ждать у дома, - произносит Эдвард и делает паузу, прежде чем продолжить, - с наступающим тебя Рождеством, Белла.

- И тебя с Рождеством, Эдвард.

Он молчит, как и я. Или я молчу, потому что молчит он, а теперь его очередь говорить или не говорить. Мы молчим, и молчание вызывает ощущения, что я могла бы молчать так вечно. Но, если бы я оказалась с ним там, просто молчать стало бы труднее. И что бы я тогда делала? Прикоснулась? Поцеловала? Или...

- Спокойной ночи, колибри, - желает он мне, прервав молчание. - До встречи завтра.

- Спокойной ночи.

По случаю праздника родители дарят мне серый пуховик с мехом на капюшоне взамен старого синего, и я ощущаю, насколько тепло в новой одежде, ещё когда только просовываю руки в рукава вечером Рождества. Папа выходит в коридор с банкой пива, ещё закрытой, не открытой, но думаю, это только вопрос времени, когда он потянет за колечко на крышке. Эдвард приобрёл его любимое пиво, и у меня нет иного объяснения, кроме как того, что он мог видеть его в нашем холодильнике и запомнить с тех самых пор.

- Белла. Собираешься на улицу?

- Да.

- Подождёшь, пока и я оденусь? Прогуляемся вместе. Ты и я.

- Можно было бы, - медленно начинаю я, поворачиваясь к папе. - Но я иду с Эдвардом. Вот. Наверное. Если он приедет.

- Ясно, - отвечает папа, поднимая левую руку, свободную от пива, прикасаясь ею к задней части шеи. - Хотя на самом деле не ясно. Куда ты с ним едешь?

- Я не говорила, что куда-то еду. Мы пройдёмся, и больше ничего.

- Ладно. Когда тебя ждать?

- Может, в течение часа? - звучит, как вопрос, и я отдаю себе в этом отчёт. Правда, отдаю. Раньше я бы, может, и не вернулась через час. Раньше, понимая это, отец говорил, когда мне приехать, и ждал на диване, и я помню, как это было. Я помню всё об этом. Это тоже часть тех моих отношений. Одно связано с другим. - Или можем обсудить комендантский час, если хочешь.

- Совсем не хочу. Это было давно, Белла. Но не забудь взять с собой телефон на всякий случай.

- Уже, - я указываю на карман, прежде чем застегнуть молнию и все пуговицы. Остаётся только надеть сапоги, и я готова. - Пока, пап.

- Пока, дочь.

Я выхожу на улицу, спускаюсь по крыльцу, смотря себе под ноги, чтобы вдруг не поскользнуться, а когда поднимаю взгляд, то вижу лишь пустынную улицу. Никто не гуляет, не проходит мимо, и Эдварда также не видно. Ни его, ни его машины, ни признаков того, что он подъезжает. И потому холодной воздух наполнен исключительно тишиной и свежестью позднего вечера, ветер гоняет по земле и снегу конфетти из хлопушек, и все мои соседи явно сидят по домам, в окнах которых горит свет, или мелькают гирлянды на ёлках. И зачем я только поверила? Меня посещает мысль вернуться в дом, чтобы позвать отца, но нет, так он сразу поймёт, хотя, может быть, и так понимает, если вдруг следит за мной из окна. Я едва не оборачиваюсь посмотреть, но только качаю головой и поворачиваю вдоль дороги направо, поглубже засовывая руки в карманы. Как я тогда рассуждала? К бывшим девушкам не приезжают? Да, вроде бы так. Зачем только так издеваться? Хорошо, что я вовремя взяла себя в руки и не стала наносить макияж. Я бы считала себя ещё большей дурой, если бы сделала это, а он не появился. Но я не дура. И отказываюсь ею быть. Я прохожу так весь свой квартал, когда слышу хруст снега позади, приближающиеся шаги, и оборачиваюсь, как раз чтобы услышать собственное имя.

- Белла, - Эдвард выглядит так же, как вчера и позавчера. Он опять-таки в чёрном пальто и тёмных брюках, но вполне естественно, что у него одно пальто. - Я опоздал.

- Да.

- Прости. Я должен был написать.

- Вообще-то не должен. Я бы погуляла и одна, как уже бывало в другие вечера.

- Мне нужно было кое-что сделать, и только поэтому я и опоздал, - Эдвард смотрит в мои глаза, кивнув, будто с чем-то соглашаясь, но качает головой пару секунд спустя. - Я нашёл тебя, как ты видишь. Пойдём, если не передумала?

- Пойдём.

Я стою на месте ещё в течение нескольких секунд, пока не поворачиваюсь, чтобы продолжить идти в выбранном направлении. Эдвард просто идёт рядом, но молча, и я также сомневаюсь, что говорить. Я хочу знать, что ему нужно было сделать, с чем это связано, и сделал ли он это, но не хочу, чтобы он услышал мой голос, звучащий, возможно, с беспокойством. Мы делаем ещё несколько шагов, Эдвард задевает мою руку своей, что больше похоже на то, что его рукав просто соприкоснулся с моим, и произносит два слова, образующие короткий вопрос.

- Новый пуховик?

- Да. Подарок. А что получил ты?

- Соляную лампу, - говорит Эдвард, и от него в мою сторону движется едва заметное и быстро рассеивающееся облачко пара. - Вроде это полезно, да? Эсми так сказала. Индейка была вкусной, но атмосфера... Будто всё это не моя жизнь, и я просто влез в их. Тогда я не чувствовал такого. Тогда я был приглашён, а теперь...

Теперь он не приглашён. Теперь он просто приехал, и всё странно. Он словно исповедуется передо мной, но мне не нужно, чтобы он делал всё вот так, а как мне нужно, я и сама не знаю.

- Всё наладится, когда вы с Карлайлом поговорите. Спокойный конструктивный разговор. Вы оба взрослые люди, взрослее, чем... мы с тобой, - я смотрю себе под ноги. - Я желаю тебе именно этого, Эдвард.

- А себя ты мне не желаешь? Я уже дал тебе понять, ради кого приехал. И ты меня слышала. Когда мы сможем поговорить об этом? Сколько тебе времени необходимо?

Я поворачиваюсь против часовой стрелки, даже толком не поставив правую ногу на землю. Сколько времени мне необходимо? Столько, сколько нужно. Вот сколько. Я могу так и сказать, и какая разница, что почувствует Эдвард, но, открывая рот, я говорю совсем иное:

- Тебя не было полтора года, - он моргает, и в свете уличного фонаря, под которым я ненамеренно остановилась, зрачки его прекрасных глаз расширяются, а губы приоткрываются. Я снова вижу пар и ещё кончик языка, облизывающий верхнюю губу. - Я не считала возможным увидеть тебя хоть раз. Точнее, считала, но не так, как сейчас. В моих мыслях была свадьба Элис или, может быть, её материнство, или чьи-то похороны десятки лет спустя, - и ещё на мгновение или минуту я задумывалась, вдруг с Карлайлом всё повторится, но уже с менее счастливым исходом, и это будут его похороны, но Эдварду этого знать не нужно. Тем более если он так и не знает о здоровье отца. - Это не является ни тем, ни другим. Ты сказал не ждать.

- Я помню, что сказал, Белла, и у меня никогда не получится забыть, но если бы ты дала мне второй шанс... - второй шанс... А потом третий? Или четвёртый? Я вдыхаю, выдыхаю и иду дальше, не отвечая. Если я решусь, мне придётся признать, что я солгала о парне, а потом... Что потом? Всё сначала, вот что потом. Всё, что могло бы быть тогда, но не случилось. Я не хочу думать обо всём так сильно, воображать, как я приезжаю к Эдварду на выходные, и он, быть может, помогает мне с заданиями или просто не мешает, предоставляя пространство, но определённый образ всё равно складывается в голове. Я вытираю слезу, набухшую во внутреннем уголке левого глаза. Нет, я не стану плакать, нет. - Я не сделаю тебе больно снова. Я сделаю всё, чтобы на этот раз было иначе.

- Ты говорил, что мы встретимся лишь по-дружески. Лучше вернуться к этому.

- Тогда... Что ты выбрала? - Эдвард начинает говорить, делая паузы между словами. В окружающей тишине его голос звучит явственно, но теперь ещё и покорно. Покорность... Эдвард не был покорным. Не в такой степени, как сейчас. Чтобы согласиться со мной или для меня и сменить тему так сразу. Нравится ли мне? Нет. - Я про университет.

- Литературу.

- Я так и думал, что ты выберешь её. Ты и чтение неразделимы. Как тебе сам образовательный процесс?

- Нормально, - он может и имеет право спрашивать о моей учёбе. Это можно назвать способом проверить свои инвестиции. Используются ли они по прямому назначению. Но, если бы это было не так, Элис могла бы ему сказать, что в Сиэтл я не поехала. Если бы я не поехала, он бы вернулся защищать свой материальный вклад? - Окончательно пойму через пару лет.

- Почему через пару?

- Оттого, что, лишь найдя работу, я смогу понять, не зря ли всё это было. Именно этот университет. Если поиск затянется, то, может, и зря.

- Тогда станет ясно только через два с половиной года. Тебе учиться чуть дольше, чем ты говоришь.

- Я просто округлила. Не всё ли тебе равно? Я учусь достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в своей способности сдавать экзамены.

- Я понимаю, почему ты считаешь, что мне всё равно, но это неправда. Мне не всё равно. Ты должна понять это, Белла.

Идя за мной, он отзывается голосом, от которого становится больно и тяжело внутри. Не только там, где, согласно распространённому мнению, у человека находится душа, но и в желудке. И ещё ощущения возникают совсем внизу живота. Ощущения, которых точно не должно быть, когда разговариваешь с бывшим, идёшь с ним по узкой тропинке, протоптанной в снегу чужими ногами, и вы едва не задеваете друг друга руками. Я точно не должна думать о губах Эдварда, о том, как он теперь целуется или как бы поцеловал меня, о текстуре его губ именно зимой, нежные они или сухие и обветренные, и возбудился бы он в первые же секунды от ощущения поцелуя с кем-либо. Если, по его собственным словам, после меня у него никого не было, отразился бы на нём обычный поцелуй особенно эмоционально? Можно проверить. Я могу проверить. Не спрашивая. Теперь я не та Белла, которая просила её поцеловать, или которую целовали, подловив на улице, и она ответила, как могла и умела на тот момент. Я могу повернуться, и всё может просто случиться. Мне повернуться?

- Я тебя слышу, но понимать и верить это разные вещи. Я не верю.

- Ты поверишь. Я всё для этого сделаю, Белла. Сходим в парк?

- Там мало кто ходит, и тропинки, как следует, не протоптаны. У тебя промокнут ноги.

- Приеду домой, приму горячий душ и надену сухие носки, - только и говорит Эдвард, и я представляю, как он приезжает, поднимается к себе и снимает с себя всю одежду, чтобы пойти в ванную, а я была в той ванной, и проводит там продолжительное время. Один, но, возможно, с мыслями обо мне. Или, быть может, нет. Я не думаю о нём, находясь в ванне. Если только немного и время от времени, но не всегда, не каждый раз. То, что я голая, не вызывает во мне желания касаться себя как-то по-особенному, пытаясь воссоздать те ощущения с Эдвардом. Я смотрю на него, и он спрашивает. - Так что? Пойдём?

- И что мы будем там делать?

- То же, что и тогда.

- Тогда мы... - тогда я могла держать его за руку, а он мог прикоснуться ко мне, прежде чем поцеловать. Физически мне и сейчас ничто не мешает подойти ближе, вытащить ладонь из кармана и обхватить ладонь Эдварда, но эмоционально мне мешает всё. - Тогда мы были... Тогда у нас...

- Тогда у нас была любовь, а теперь ты считаешь, что её нет? Ответь мне, Белла.

- Что тебе ответить? - продолжая стоять на месте, шепчу я и качаю головой. - Что мне сказать тебе, Эдвард? Что я писала тебе десятки сообщений, но не отправила ни одного? Это тебе сказать? Это ты хочешь услышать? - телефон словно обжигает меня через ткань и карман, стоит только заговорить. Кожу руки через перчатку, а ногу через пальто. - Об этом ты спрашиваешь? Или о том, что в моём шкафу есть коробка, запрятанная на дно, и это как ящик Пандоры? В этой коробке всё, что так или иначе связано с тобой, но не всё, а лишь то, что можно потрогать. Если бы я ещё могла убрать в неё всё остальное...

- Пришли мне их.

- Что?

- Пришли мне те сообщения, Белла, и я буду всё знать. Всё, через что ты прошла, что чувствовала, когда писала их, что с тобой происходило в определённое время, что побуждало тебя писать их. И ударь меня, полегчает, - повышает голос Эдвард. - Сделай хоть что-то, но только вымести всю свою боль. Вот он я, вымещай. Я стою здесь и не буду уворачиваться. Я всё приму.

- Я не...

- Я сделал больно, я знаю и думаю об этом и твоём лице с выражением боли на нём без преувеличения каждый день, но ещё большая боль это нынешняя ты. Твоя неприступность. Твоя осторожность. Ты закрылась и цепляешься за это, но лучше ударь меня.

Ударить... Я не могу ударить. Я не могу его ударить. Я не хочу. Это ничего не изменит. Я делаю шаг вперёд и поднимаю руку, но не для удара по телу или пощёчины, а только чтобы дотянуться, обхватить Эдварда за шею и прикоснуться губами к его холодным, нет, даже ледяным губам. Уверена, мои не лучше. Холодные губы ощущаются иначе, не то что тёплые, и я вздрагиваю, когда по коже устремляется озноб, но целую ещё, вдыхая и выдыхая, и снова вдыхая, и Эдвард отвечает мне. Медленно, холодно из-за погоды и непривычно по ощущениям из-за неё же, холодные у него не только губы, но и нос, но я больше знаю, что это так, чем чувствую. Мы одинаковой температуры. Он не холоднее меня, а я не холоднее его. Он наклоняется ко мне, я понимаю, когда больше не приходится тянуться, и возникает возможность обнять его обеими руками, но меня отрезвляют тяжесть руки, опускающейся мне на левое плечо, и выдох, стон у моего рта, отдающийся внутрь меня. Нет. Нет, что я делаю. Нет. Я отстраняюсь, насколько могу, насколько удаётся, пока Эдвард не обхватывает мою руку, скользнув ладонью вниз от плеча, пытаясь притянуть меня обратно. Он смотрит на меня, и теперь в его взгляде знание того, что я действительно не перестала любить, а я знаю, каким он бывает, когда в чём-то вот так уверен .

- Колибри. Ты... Зачем ты это сделала?

- Я не специально. Этого не должно было произойти. Я не должна была.

- Но ты хотела, - настойчиво и громко говорит Эдвард, не позволяя, чтобы я отвела взгляд. - Я почувствовал, как ты желаешь этого, Белла, так же, как и я. Ты не сможешь мне солгать.

- Да, я хотела этого. Вот чего я хотела, - кричу я. - Этого и только этого, а не ударить тебя. Но я...

- Не одна. Поцеловала меня и вспомнила теперь о нём, так, да? Я не собираюсь делить тебя с ним, когда ты поедешь обратно.

Услышав это, я смотрю на Эдварда наверняка в неверии и чувствую, как отодвигаю себя от него. Не может быть, чтобы он такое сказал. Но он сказал. Я слышала. И где-то глубоко в душе я осознаю, что если бы ситуация была обратной, если бы он был с кем-то на словах или в реальности, но поцеловал меня, я бы тоже не хотела быть второй после кого-то, но ситуация не обратная. Один лишь поцелуй не даёт ему права так говорить. Один поцелуй не перешивает всего, что я чувствовала много дней, неделей и месяцев, в результате сложившихся в целых полтора года. Я знаю, какой он, но говорить со мной так лишь потому, что мы поцеловались...

- Я тоже не собиралась расставаться с тобой, а теперь не собираюсь терпеть это. У тебя нет никаких прав так говорить. И нет никаких прав на меня. Я никуда не зову тебя, Эдвард. Ни приезжать ко мне там, ни в свою кровать. Я возвращаюсь домой. И не ходи за мной.

- Пожалуйста, Белла, не уходи, - Эдвард касается моей руки, обхватывая локоть и притягивая меня ближе. - Не так, не сейчас. Мне мало этого времени с тобой. Правда, мало. Если бы ты знала, как мне не хватало того, чтобы твоё имя просто всплывало на экране, когда ты пишешь мне сообщение, - губы Эдварда растягиваются в подобие улыбки, но это совсем не улыбка. И близко не похоже. Ему так далеко до неё, что становится тошно внутри, что он не может просто улыбнуться, как прежде. Что теперь у нас всё вот так. Через новую боль. Мою и его. Ему тоже больно, я чувствую.

- Эдвард.

- Позволь хотя бы тебя проводить. Я хочу быть уверенным, что ты дома и дошла нормально.

- Ладно, хорошо. Пойдём.

Путь обратно ощущается короче по времени, и вскоре я останавливаюсь у машины Эдварда, оставленной им на обочине напротив моего дома. Эдвард подходит к автомобилю, выключает сигнализацию и открывает водительскую дверь. Меня странным образом беспокоит, что он может уехать вот так, возможно, не сказав на прощание ни слова, но он тянется за чем-то, что лежит на заднем сидении, и обходит автомобиль спереди уже с ношей в правой руке. Ношей является букет пепельно-розовых роз, который Эдвард протягивает мне. Я даже не думаю о том, чтобы не брать и сказать, что не нужно. Роз точно больше семи, а считать точнее прямо сейчас было бы слишком очевидно.

- Это то, почему я опоздал. Я искал цветы, которые дарил тебе тогда, но так и не нашёл. Ни здесь, ни в Сиэтле, - я смотрю в глаза Эдварду, в его красивые и выразительные глаза, словно уцепившиеся за меня. - Если я позвоню тебе позже, ты захочешь ответить и разговаривать?

- Да, я отвечу. Ты её перекрасил или купил новую?

- Перекрасил. Не нравится?

- Мрачно.

- Но нравится?

- Нравится, - признаюсь я после короткого, но, может, и продолжительного раздумья. - Только тёмные автомобили вроде нагреваются сильнее.

- Знаю, но сейчас это не имеет значения. Сейчас зима. Да и летом в наших краях не так, чтобы пекло.

- Спокойной ночи, Эдвард.

- Пока, Белла.

Я стою напротив него ещё немного, прежде чем всё-таки повернуться и пойти в сторону дома. Когда я оборачиваюсь уже на крыльце, Эдвард смотрит на меня, наблюдая, и, вздохнув, я отпираю дверь, оказываясь внутрь и закрывая её.

- Я пришла.

- Хорошо, - говорят родители из гостиной. - Не замёрзла?

- Нет, - я раздеваюсь и прохожу в общую комнату. - Что смотрите?

- Всё то же самое, что смотрели и до твоего ухода, - отвечает папа, недовольно поглядывая в сторону телевизионного экрана, после чего я замечаю пульт лежащим справа от мамы на подлокотнике дивана. Сразу становится понятно, что она распоряжается им и не позволяет выключать идущий сейчас фильм. - Как... погуляли? - у папы не обходится без странной паузы между двумя словами, и я жду, что он скажет или спросит дальше, и чувство, испытываемое мною при этом, можно охарактеризовать как минимум как любопытство. - Он вёл себя хорошо?

- Пап.

- Это обычный вопрос.

- Он подарил цветы, и я пришла в течение часа. По-твоему, это хорошее поведение?

- Он подарил цветы? И где они? - мама почти сразу забывает про фильм. - Неужели ты оставила их в коридоре? Я пойду подберу им вазу.

Она уходит, и мы с папой остаёмся наедине в свете ёлки и разноцветного свечения, исходящего от телевизора. Отец смотрит на меня несколько долгих мгновений, прежде чем слегка передвинуться на месте и спросить:

- Что за цветы?

- Розы.

- Розы «прости меня, я тебя люблю» или розы «выходи за меня»?

- Это просто цветы, пап, - я качаю головой, - и, по-моему, я вообще не хочу замуж. Ни за кого. Зачем это в принципе?

- Ну… Как бы это сказать. Это необходимо, если люди хотят семью и детей, и чтобы он у них было всё общее. Раньше это и тем более было необходимо, делать всё правильно.

- И это твоё объяснение? Зачем нужен лист бумаги, если люди любят друг друга достаточно сильно, чтобы создать союз и без брака?

- Ты не хочешь замуж? - спрашивает отец, в задумчивости смотря на меня и поднося руку почесать заднюю часть шеи. - А как же красивое платье, много внимания к тебе одной и много подарков?

- Никак, наверное. Это слишком нервно и суетливо, и я, правда, не хочу. Да и если не заладится…

- Но брак это гарантии, Белла. В том числе и на случай, если не заладится. Можно подписать брачный контракт. Сейчас это уже общепринятая процедура.

- Ты бы подписал сейчас?

- Ну наверное. Просто для галочки, - отвечает папа, когда мама входит обратно в гостиную с вазой и цветами и размещает их на столике, отодвинув небольшую кипу газет в сторону. - Чтобы было спокойнее всем.

- В чём должно быть спокойнее и кому? - задаётся вопросом мама. - Что обсуждаете?

- Брак и то, что наша дочь не хочет свадьбу никогда. А я говорю, что для большей уверенности можно составить брачный договор.

- Спасибо, пап, за твоё мнение, но я действительно туда не стремлюсь. Мне кажется необязательным выходить замуж. Не то чтобы меня кто-либо зовёт, но я думаю так независимо от этого. И тем более я не стала бы выходить замуж вот здесь, в Форксе.

- Как так? - вопрошает мама и смотрит так, как будто я сказала, что больше к ним не приеду, и если они хотят видеться, то теперь должны будут приезжать ко мне лично. - Ты здесь родилась, где же ты гипотетически собралась выходить замуж, если не тут?

- Не знаю, мам, но мир велик. Люди и за границу ездят жениться от Европы и до далёких островов.

- Да, но ты представляешь, сколько денег потребуется, чтобы туда доехать, и кто из гостей на это согласится.

- К счастью, не менее современным явлением, чем заключить брачный контракт, является и свадьба без родных в присутствии лишь свидетелей, которых ты впервые увидел пару минут назад. И ехать никуда не нужно.

- Но как же даже без матери и отца? Белла, ты говоришь неправильные вещи.

- То, что ты воспринимаешь их вот так, не делает их действительно неправильными, мама. У меня есть своя голова на плечах, и, как я и сказала, замужество не мой приоритет.

- Ладно, но, если не в Форксе, где бы ты хотела выйти замуж в случае, если передумаешь?

- Я фактически живу в Сиэтле. Там бы, я думаю, мне было бы уже проще. Я не собираюсь возвращаться жить сюда после учёбы, мам.

- Ты категорична и, может быть, даже слишком, Белла, но мы поговорим обо всём, когда и если потребуется, - отвечает мама, - сейчас это несущественно. Ничего из этого.

- Именно.

Я встаю и, подумав пару мгновений, беру с собой вазу. Так или иначе в ней мои цветы, с которыми я поднимаюсь наверх, размещая вазу среди фотографий и прочих деталей интерьера на комоде. Роз насчитывается одиннадцать штук. Я наклоняюсь к ним в желании вдохнуть аромат, и, уловив его нежные, едва уловимые в воздухе нотки, трудно не думать о сказанных Эдвардом словах. О его почти оглушившем крике, которым он всё равно что просил ударить его и прислать все сообщения из моих черновиков. Сообщения, которые делали мне больно тогда, когда я только писала их, но обернувшиеся пользой для меня, оказавшие мне определённую помощь, чтобы теперь что, выворачивать сердце и эмоции наизнанку уже Эдварду? Я употребляла не только его имя, но и имя Джереми. И упоминала то, что мы расстались, опять-таки с указанием имени, точнее, обоих имён, потому что это и есть причина. С Джереми у меня официально всё. С сегодняшнего дня, а точнее, с вечера. Как ты думаешь, почему, Эдвард? Ты наверняка бы понял без особых расспросов. Он хороший, был, есть и, надеюсь, останется таковым, чтобы можно было встретить и обрести подлинное счастье, но он не ты. Он это он, а я люблю тебя. Я люблю тебя недолго, не всю свою жизнь и даже не пять лет, но кажется, что так долго, потому что столько всего произошло. Завтра я буду любить тебя во много раз больше, чем чувствую это внутри сейчас. Нет, не стану я ничего отправлять. Я и так его поцеловала, призналась, что мне всё равно нравится его машина, а расстались мы не из-за меня. Я не должна говорить ему первой те самые слова. Даже если они являются правдой, а всё так и есть. Я фотографирую цветы и, раздумывая, сажусь на кровать лицом к шкафу. Раздумываю я о том, чтобы достать коробку, которую не нужно доставать с целью предаться воспоминаниям. Они живучие, и всё. Может, мне просто нужно с кем-то поговорить. Не с родителями или Элис, а с тем, кто будет объективен. Рэйчел была бы объективна, но она уехала на праздники в Кёльн, встречать их там с семьёй и парнем. Звонить ей туда, может быть, не так уж и дёшево. Впрочем, одно сообщение вряд ли меня разорит.

Привет, Рэйчел. Можешь мне позвонить, когда будет время? Это не срочно, и ничего не случилось, но мне нужно спросить. Хотя скорее посоветоваться.

Привет. Через две минуты. Только расплачусь за шар.

Рэйчел примерно так и звонит. Я отвечаю, и мы повторно здороваемся друг с другом прежде, чем Рэйчел спрашивает, что стряслось. Именно с использованием этих слов, а не каких-либо иных.

- Так что стряслось? В чём дело? В Джереми?

- Нет, не в нём.

- А в ком? - продолжает Рэйчел. - Я уж подумала, не хотите ли вы попробовать заново.

- А ты бы не хотела? Если бы сложилось так, что вы с Диланом не вместе, но ты бы по нему скучала, ты бы дала отношениям второй шанс?

- Трудно сказать. Смотря, в чём состояла бы причина расставания. Но, кажется, я начинаю тебя понимать. Мы говорим о твоём таинственном бывшем, том, кого ты по-прежнему любишь?

- Может быть. Да, о нём, - всё же отвечаю я. - Ты бы решилась? С Диланом?

- Повторяю. Смотря, из-за чего мы бы расстались. Если в результате измены, то нет, никогда. Говорят, что если предал раз, то предаст снова. Но если дело в другом, то мы вроде любим их спасать, да? Особенно если всё помним. Так же пишут в книгах, хоть ты почти и не читаешь романтику. О, спасибо. Только осторожнее, Дилан, там шар. Извини, Белла, я отвлеклась, - говорит Рэйчел. - Я скажу так. Не попробуешь, не узнаешь. Если что, он ведь появится здесь? Я бы на него взглянула. Только взглянула, ничего больше.

- Я пока не уверена, Рэйчел, но спасибо, что быстро позвонила, и за совет.

- Ну, всегда пожалуйста, но ты собираешься ему последовать, или я говорила всё это просто так?

- Я пока не знаю.

- Ладно. Понимаю. Но он хоть красивый?

- Да.

- Что ж, удачи тебе в принятии решения. Как минимум я бы, возможно, переспала с бывшим. Иногда и это неплохо. Типа окончательного прощания. Но в твоём случае я не это имела в виду. Извини.

- Всё нормально, Рэйчел. Как там Кёльн и твои дела?

Рэйчел рассказывает, что родители слегка достали её тем, что повсюду рядом, но иногда им с Диланом удаётся уйти из отеля одним, как сейчас, и тогда они гуляют по улицам, а согреваются в кофейнях и горячим шоколадом. Мы говорим не особо долго, потому что это всё-таки дорого, и, закончив разговор, я ложусь на кровати и до входящего звонка лежу так, думаю, не более пяти минут. Звонит Эдвард.

- Алло.

- Привет. Ты с кем-то разговаривала? Я уже звонил, а звонок не прошёл.

- Привет. Разговаривала, да.

- Понятно. А с кем, не скажешь? - спрашивает Эдвард. - С ним?

- Ты позвонил, только чтобы поговорить о моём парне?

- А ты собираешься вернуться на учёбу и быть с ним, как будто у тебя не сохранились чувства ко мне?

- Чего ты хочешь? - прямо спрашиваю я, обхватывая корпус телефона немного иначе. - Чтобы я во всём призналась человеку, которого ты даже не знаешь, который был рядом, в отличие от тебя, и причинила ему боль, подобную той, что ты причинил мне?

- Не так, Белла. Конечно же, не так. Но я прошу тебя расстаться с ним. Всё будет иначе. Я стану рассказывать всё. Я пытаюсь стать лучше ради тебя. Всё это время я пытаюсь стать лучше ради тебя.

- И как это должно мне помочь? Как мне должны помочь эти слова? Ты не захотел переживать со мной трудный период в своей жизни. Какой бы ни была причина, а я помню причину, которую ты мне назвал, ты счёл, что мне не нужны твои проблемы, а значит, не нужен и ты. Ты ушёл, Эдвард.

- И у нас с тобой целая жизнь, чтобы я мог восполнить твою боль. Тебе надо только позволить мне, и я обещаю...

- Не давай обещаний. Я не хочу.

- Но поговорить-то мы можем? Давай встретимся в кафе или там, где скажешь.

- Я не пойду с тобой в людные места, после посещения которых все снова начнут говорить про тебя и меня.

- Не верю, что для тебя это проблема. Это перестало быть ею ещё тогда.

- Теперь это иная проблема, - даже не думая сдержаться и не говорить, чётко произношу я. - Тогда в головах многих я наверняка была просто девушкой, не ведающей, что она творит, в силу возраста, но я не желаю казаться дурой ещё и сейчас, всё это время спустя.

- Тогда это всё та же проблема. И проблема, скорее всего, актуальная только здесь. Уверен, в Сиэтле ты другая. Так поехали туда, поговорим там.

- Это несерьёзно, Эдвард.

- Да, не слишком серьёзно, я согласен. Сотни километров только в одну сторону. Но я готов на это пойти, если так мы поговорим. Может быть, за обедом?

- И куда поедем?

- Ты спрашиваешь, потому что согласна? Или просто так? Зачем ты спрашиваешь, Белла?

Он задаёт три вопроса подряд. Один за другим. Без как таковой паузы между ними. Я вдыхаю и шепчу, давая понимать всё, как оно есть на данный момент.

- Согласна. Но это не свидание.

- Конечно, нет. Я так и не думаю, и для этого есть больше одной причины. Я заеду в десять, хорошо?

- Лучше в половину одиннадцатого.

- Хорошо. Чем собираешься заняться вечером? После того, как мы договорим.

- А ты сам как думаешь?

- Читать.

- Да, - смотря на свои ноги в изножье кровати, шепчу я. - Ты что-нибудь сейчас читаешь?

- Прямо сейчас нет. И уже довольно давно. Не хочу.

- Понятно. А почему не хочешь?

- Такой период. Нет времени. Или нет человека, с которым я мог бы всё разделить. Свои впечатления и книгу. Ты прочла ту книгу, что я оставил?

- Нет, - честно говорю я. - Надеюсь, тебя это не удивляет. Я могу вернуть её тебе прямо завтра, если ты хочешь.

- Нет, не хочу. Я оставил её тебе. Пусть будет у тебя. Спокойной ночи?

Мне кажется, или он спрашивает, а не просто говорит? Его голос звучит вопросительно или нет? Я не уверена, потому что прошло много времени с тех пор, как мы общались. Я не могу утверждать, что знаю его и его эмоции и сейчас. Я знала или верила, что знаю, но я знала о нём недостаточно.

- Спокойной ночи.

- Пока, Белла.

- Пока, Эдвард.

Я кладу трубку раньше, чем это сделал бы он, и обдумываю, почему ему не нужна его же книга. Вроде он должен хотеть вернуть её обратно. Странно ли, что он этого не хочет? Или не слишком странно? Ему всё равно? Или неважно, потому что он её уже прочёл и никогда не собирается перечитывать повторно? Я поднимаюсь с кровати и иду к шкафу. Это просто книга. Я просто посмотрю, что там в ней. Загляну как минимум в начало. И, может быть, пойму, отчего она так явно ему не нужна.

Предыдущая глава || Следующая глава