Белла.
“ Слова, сказанные в темноте, — разве они могут быть правдой? Для настоящих слов нужен яркий свет.
— Откуда ты все это знаешь?
— Оттого что люблю тебя.
Как она обращается с этим словом, подумал Равик. Совсем не думая, как с пустым сосудом. Наполняет его чем придется и затем называет любовью. Чем только не наполняли этот сосуд! Страхом одиночества, предвкушением другого «я», чрезмерным чувством собственного достоинства. Зыбкое отражение действительности в зеркале фантазии!
Но кому удалось постичь самую суть? Разве то, что я сказал о старости вдвоем, не величайшая глупость? И разве при всей своей бездумности она не ближе к истине, чем я? Зачем я сижу здесь зимней ночью, в антракте между двумя войнами, и сыплю прописными истинами, точно школьный наставник? Зачем сопротивляюсь, вместо того чтобы очертя голову ринуться в омут, — пусть ни во что и не веря?…”(с)
Триумфальная арка. Эрих Мария Ремарк
______________________________________________________________________________
Утро казалось светлым и таким теплыми, несмотря на то, что за окном капал дурацкий дождь опять. Снова и снова я пролистывала вчерашний день, переворачивая каждое слово внутри. Обретая смысл, они кружились в моей голове нескончаемым потоком. Что может быть лучше, чем просто понимать – в твоей жизни появился человек, который тебе небезразличен. С каждой новой секундой хорошее настроение внутри меня просыпалось, мурашки бегали по моей коже и посылали разряды, как бы банально это ни звучало. Я трепетала. И было абсолютно не важно, что я не встречала ответного чувства в таких родных зеленых глазах… хотя, когда я прокручивала особенно эмоциональные моменты в своей голове, мне казалось, что я тоже нравлюсь ему, но потом я мысленно корила себя за непонятную надежду.
Лучше не надеяться понапрасну.
Мне хотелось реветь так сильно, когда я думала об этом. Мне хотелось кричать на весь мир, за то, какая сложная судьба мне далась. Я знала, что конец совсем близок, что вот он – долгожданный финал всех моих переживаний, но каждый раз, когда я позволяла себе об этом думать, жизнь подбрасывала мне новые препятствия.
Сейчас на моей кровати лежала повестка в суд. И я ничего не могла поделать с распирающими меня чувствами. Горе. Радость. Грусть. Ненависть. И ведь сейчас на моих плечах лежала судьба ни кого-нибудь, а родного отца. Мне хотелось мстить. Мне хотелось, чтобы его освободили. Мне не хотелось больше его ненавидеть, но я продолжала ненавидеть. И до моего сознания никак не могла дойти одна лишь деталь: почему я продолжала волноваться за отца? НЕТ. Я не позволю себе убиваться за человека, для которого ничего не значу.
Я слезла с кровати, надежно пряча письмо из суда в ящик моего нового стола. Было столько проблем, нужно было с ними бороться, а я вчера плакала как пятилетний ребенок на плече Эдварда. Конечно, сегодня мы должны были идти в тату салон, а я и об этом чуть не забыла.
Быстро приняв душ и одевшись, я спустилась вниз. На кухне кроме Эдварда меня никто не встретил. Мистер Каллен ушел на работу в ночь, и еще не успел прийти, а Анжела спала. В последнее время она много спала, меня это порядком стало беспокоить, но пока это не тревожило меня так сильно. Я вообще была странным человеком: меня абсолютно не беспокоили проблемы, пока они меня не коснутся. Так было всегда. Меня многое не заботило до тех пор, пока я не становилась жертвой обстоятельств.
Но сейчас Эдвард смотрел на меня, а я на него и не было ничего важнее. И я эгоистка. Но мне хотелось просто стоять рядом, даже не обнимать, это было слишком много для меня, просто стоять смотреть на него, смотреть на его татуировки, любить его. Да. Я хотела любить его, но пока не любила, возможно, позже, когда-нибудь…
Он захватил свои и без того взъерошенные волосы и заправил их назад. Знаете, каково это – безответно любить чьи-то красивые жесты? Я заметила, как его руки дрожали и как глаза нервно шарили на мне: моем теле, моем лице, моим волосам. Это было так естественно – наблюдать за его растерянным видом и знать, что он не под кайфом, что он такой, какой есть: порочный, плохой, мужественный и волнующийся, всегда волнующийся. Я отвела взгляд, чувствуя, как снова краснею до кончиков ушей. Что-то типа новой привычки. Эдвард снова вернул меня к жизни. Это было смешно, но я меньше стала употреблять слово “чертов”, “черт”, “все херня”. Внутренне я посмеялась. Да я превращаюсь в девушку на глазах! И мне даже хотелось надеть сегодня утром платье, которого у меня не было, хотелось накраситься тушью, которую я в руках даже держать не умею. Я была обыкновенной. И впервые за всю свою жизнь я сожалела с такой силой, о том, что не могу стать красивее, не могу вдруг приобрести женские формы, вместо вечно выпирающих костей.
- Может… завтрак? Кажется, слишком рано, я думала, все спят еще… - неуверенно произнесла я, пытаясь набрать нужное количество яиц для омлета, но мои руки слишком дрожали для этого. Я не узнаю себя, просто. Очнись, Белла, очнись…
- Было бы не плохо, - сказал он не слишком радостным голосом, - я чувствую себя так, словно побывал в мясорубке.
Я ухмыльнулась, до боли все это мне знакомо.
- Ты не забыл? – спросила я осторожно.
- О чем?
- Мужчины… обо всем вам надо напоминать…
Эдвард ухмыльнулся.
- Тату салон, помнишь?
- О черт, совсем вылетело из головы.
Я отвернулась от сковородки и застукала Эдварда улыбающимся как идиот, через мгновение мне казалось, что не было той улыбки. Я даже не знала, что и думать. Неужели воображение сыграло со мной злую игру? Я так не на шутку разозлилась на себя, что силой сжимала кулаки, впиваясь ногтями в сухую кожу. Ну почему я такая?
Отвернувшись с резко побледневшим лицом, я с убийственным остервенением взбивала молоко и яйца. Как же я ненавижу это. Мысленно сделала заметку “обратиться к Эллис”.
Эдвард молчал, а я не решалась сказать слова, вспоминая свое обещание не торопить больше события. Продолжала делать омлет в гневе. Когда он был готов, я решительно поставила его на стол перед Эдвардом.
- Так… ты дождешься меня? После школы.
- Да. Белла, я не отказываюсь, но мне кажется… это такая глупость! Тебе не стоит делать нечто подобное на своей коже.
- Я упряма.
Его вилка быстро перебирала омлет, разделяя его на кусочки. И тогда я подумала: он часто манипулирует людьми также как и этим омлетом. Он и меня также быстро делит на кусочки. Я становлюсь вся в его власти и даже не замечаю. Я представляла, как своей изящной вилочкой он искусно делает надрезы на моем сердце. Это было слишком. Я желала покончить со своими безответными чувствами к нему. Я жаждала спокойствия и непременно должна была найти в нем что-то… отвратительное.
- Только не говори мне, что ты собираешься ехать на своей развалюхе в школу.
- Вольво. На нем я собиралась ехать сегодня.
Он улыбнулся и положил чистую тарелку в посудомоечную машину.
- Спасибо за завтрак.
Эдвард чмокнул меня в щеку, дольше останавливаясь на ней, чем положено, а я вздрогнула, вспоминая как эти губы хорошо двигались на моих. Быстро я отмела все воспоминания о том рассвете. Более того, я вышла из ступора, резко надевая поверх футболки черную толстовку.
Эдвард был уже в машине, открывая мне дверь изнутри и широко улыбаясь. Я вторглась в его личное пространство, начиная крутить музыку.
- Plane! – воскликнула я, - можно, я оставлю?
- Да, а что за песня?
- Не знаю. Эллис любит ее.
Когда песня заиграла:
Flax seeds, well they tear me open
And supposedly you can crawl right through me
Taste these teeth please
And undress me from these sweaters better hurry
Cause I'm keeping Upward Bound now
Эдвард засмеялся.
- Это самая забавная вещь, которую я слышал.
Я посмотрела на него с недоверием, и моя правая бровь непроизвольно поднялась вверх.
- Забавная вещь? – я ничего не могла поделать с изумлением, проступившим на моих глазах, - мне иногда кажется, что любовь для тебя вообще смешна.
Я пристально посмотрела на Эдварда, сжав плотно губы, чтобы ни одно предложение с них больше не сорвалось. Я уже жалела о своих словах. Бледные руки Эдварда с силой сжали руль, а его скулы напряглись. Он хранил молчание, вероятно, тщательней обдумывая свой ответ. Но, наконец, он отпустил одной рукой руль, чтобы сделать громче последний куплет:
Who do you
Think you are, are, are, are
To keep me so oh cold, cold
You keep me high minded
You keep me high minded
- Вот, что я думаю по этому поводу.
Я была хуже, чем просто шокирована. Он знал эту песню, сейчас я в этом была больше чем уверена. Зачем он спрашивал это дерьмо минутами раньше? Я надулась, уставившись в окно. Эдвард Каллен даже после этого казался мне идеальным, даже после того, как я нагрубила ему. Возможно, подсознательно я хотела словить его на том, что он грубил мне, но я так и не услышала ни одного плохого слова из его губ. И я испытывала облегчение пополам с раздражением. Все гораздо было бы проще, если бы Эдвард подал бы знак или, хотя бы, намек, что я ему небезразлична. Но это не могло быть правдой, потому что я это я – некрасивая, костлявая идиотка с кучей шрамов и синяков. Даже какой-нибудь заядлый ботан не обрадовался бы, что я в него влюбилась, что уж говорить об Эдварде…
Я – сколько раз я повторила это слово? В то время как должна беспокоиться плохо ли Эдварду? Он не принимал наркотики уже… трое суток, четверо? Я находила информацию в Google на эту тему. Его должно рвать, как больного… Но я была горда за него. Эдвард мужественно переносил тошноту в прошлый раз, сквозь слезы я видела, каким зеленым он был. И это была ненормальная гордость, перерастающая в еще большую симпатию. И это вызывало смешанные чувства.
- Просыпайся, спящая красавица, - улыбнулся Эдвард, нависая надо мной.
Я, кажется, покраснела до пяток, опять. Чувствуя запах сигарет, кофе и его собственный, я никак не могла отвлечься от некоторых картинок в моей голове, вспоминая при всем при этом его холодные губы.
- Я и не заметила, как заснула.
- Все правильно, ты только-только закрыла глаза.
Я неосторожно приподнялась со своего места и столкнулась нос носом с Эдвардом. Он даже и не думал отодвигаться. Одна его рука была на ручке двери, а другая – на сидении рядом с моим бедром, что было неловко, но, похоже - только для меня. Это было странно – чувствовать кого-то так близко к себе, а Эдвард явно нарушал мой “барьер для людей”, но меня это не заботило. Мне нравилось чувствовать терпкий запах кофе и сигарет. Это было так мужественно. Его зеленые глаза горели и блестели. Эдвард придвинул свое лицо ближе к моему, рассматривая мои глаза скучного коричневого цвета. А потом он резко отстранился и вышел.
Дрожащими руками я открывала дверь. Все плохо, очень плохо. Я не могла найти ни одного недостатка. ОН ИДЕАЛЕН! Хотя, нет, под определение идеален он никак не попадал. Абсолютно точно.
Эдвард дымил своим Marlboro на улице. Я выхватила одну сигарету из пачки, которая находилась во внутреннем кармане его кожаной куртки, и тоже задымила. Отец ненавидел, когда от меня несло сигаретами, это назло ему.
Мы стояли безмолвно до звонка. Тогда я кинула грустное “пока” и побежала на биологию, в который раз опаздывая за этот семестр. Биолог не очень обрадовался моему очередному опозданию, но ничего не сказал, только свел брови на лбу.
Эллис ожидала меня за партой и многозначительно поглядывала большую часть урока, пока ее любопытство не раздулось, и она не начеркала мне пару слов на записке.
Я видела тебя с Э. в машине. Только попробуй сказать, что ты с ним не :* Эллис.
Спешу разочаровать. Нет( Белла
Вот черт. Может, помочь? Эллис
Каким образом? Белла
Прическа, косметика, одежда. Эллис
Думаешь, поможет? Белла
Уверена на все 100 Вы идете куда-нибудь с ним в следующий раз? Эллис
Да. Сегодня. Тату салон. Белла
Надеюсь, ты тут ни при чем. Эллис
При чем. Белла
Убейте меня. Эллис
С радостью. Белла
Подругой еще зовется… Ладно. Жду тебя на последней перемене возле актового зала. Эллис
Я твоя должница. Белла
Забудь про долг. Я твоя подруга. Эллис. Развеселившись до ужасно неприличного состояния, я позволила себе быть просто радостной дурочкой. Зная возможности Эллис, во мне росла надежда, что я смогу очаровать Эдварда, смогу ему понравиться. Я смотрела невидящими глазами на широченную улыбку Эллис. Мне казалось – она думает, что у меня не все дома, ведь раньше я не разрешала ей прикасаться ко мне: трогать мое лицо, волосы и одежду, в частности. Но я смела предположить, что моя подруга была счастлива за меня. Мне было все равно, что Эдварду она не нравилась, почему-то, зато я точно знала одно – я любила своих друзей.
Еле-еле дождавшись последней перемены, я угрюмо шла по коридору. И это было полной ошибкой со стороны Майка – начать подкатывать ко мне прямо посреди дурацкого коридора, да еще и при Эдварде, с которым ходил на живопись в один класс. Он шел прямо позади меня, прекрасно понимая, что я специально не обращаю на него внимание. Неужели за все то время, пока я была ОЧЕНЬ злой, он не научился обходить меня стороной? Он что, садо-мазо?
- Белла! – пропел он, в то время как Эдвард со странной полуулыбкой сложил руки на груди и оперся на стену.
- Тебе чего-то надо, Ньютон?
Он немного побледнел от такой реакции, но сейчас мне точно было не до него.
- Ты сейчас куда идешь?
- Твои дела какие? В любом случае у нас разные уроки.
Я развернулась на девяносто градусов, уставившись на странно улыбающегося Эдварда, посылая ему убийственный взгляд ты-еще-поплатишься. Хорошего настроения как не бывало.
- Ну, я подумал, тут есть хорошее кафе – мороженое, почему бы Беллу не пригласить. Ты как?
- Дерьмо… Майк, ты тупой, что ли? Я не хочу, и не буду идти с тобой на свидание. Я уже отказывала тебе однажды.
Ньютон погрустнел и сложил руки в карман.
- Просто, Белла, ты такая одинокая… возможно тебе нужен парень.
Я опять бросила неосознанный взгляд на Эдварда, но отвернулась, прежде чем он сумел что-то понять.
- Отстань от меня, Ньютон. Просто оставь в покое.
Я развернулась в своих кедах и побежала к актовому залу, задаваясь вопросом, какой интерес был в этом разговоре для Эдварда. Я ненавидела быть тупым подростком.
Эллис уже ждала меня и больше не улыбалась после того как я прошла мимо, опустив голову вниз.
- Давай покончим с этим дерьмом скорее.
Мы прошли в туалет и закрыли его за собой, чтобы никто лишний не смог пробраться внутрь. Честно говоря, я не знаю, где Эллис удалось откопать ключи и меня не заботило это. Она доставала из своей громадной сумки, будоражащие фантазию средства для волос, лица. Щипчики для подкручивания ресниц напоминали какие-то приборы для операции, а многочисленные баночки и крема вообще оставались загадкой. Эллис кружилась вокруг меня, что-то щебеча и бормоча. Я знала – ей пришлось идти домой ради меня, и старалась быть как можно мягкой с ней. Она выпрямляла мои волосы утюжком, и они идеально ложились на мои голые руки (Эллис заставила снять черную толстовку). Я заворожено смотрела на прямые блестящие пряди ниспадающие по плечам и представляла, как они проходят сквозь длинные пальцы Эдварда, как он играет с ними, нюхая запах вкусной ванили. Эллис начала наносить макияж сначала на бледную кожу моего лица, потом на глаза, губы… мне хотелось думать, что к вечеру от макияжа не останется и следа, как он исчезнет под натиском Эдварда. Я представляла каждое возможное прикосновение, и мое воображение уплыло слишком далеко от реальности, когда я закрыла глаза. Эллис трясла меня, гневно что-то говоря. Я заснула. Опять.
- Белла. Что ты спишь! Я одежду тебе принесла, между прочим!
Она достала узкие черные джинсы и черную блузку без рукавов, зато с высоким воротником, закрывающим шею. Я не посмотрелась в зеркало, кинув скомканное “спасибо Эллис” помчалась на парковку. Эдвард уже был в машине. И его рот открылся.
- Привет, - сказала я скомкано.
Молчание в ответ было слишком долгим. Эдвард смотрел на меня заворожено. Я знала – если бы не Эллис, он даже не заметил бы меня.
- Хорошо выглядишь, - сказал он, наконец.
- Спасибо, все это Эллис, - я улыбнулась.
Мы ехали вдоль улицы молча. Мы часто молчали. Молчали так чувственно и так самозабвенно. Было в этом молчании, что-то большее, чем обыкновенные слова, что-то, что говорило о многом. Я была напряжена до самой мастерской и потом…
Я не знаю, почему меня так часто посещает незваная грусть. Я даже боль от иголок мастера не чувствовала. Мастер улыбался и говорил что-то о том, какие у меня красивые волосы, и как Эдвард мог меня пропустить мимо. Вот честно только: он болтал всякую чепуху и не знал чувство такта и, когда надо было промолчать, продолжал нести бред собачий. И тогда я подумала, что Эдвард бы точно промолчал, и сама удивилась своим мыслям. Я думала об Эдварде постоянно, мне казалось, я дышала и говорила между ударами его сердца, так хорошо я их различала среди других сердец, но нужно смотреть правде в глаза: я была холодной, и кто я такая? Как в той песне…
Мой мастер заткнулся и широко улыбнулся.
- Готово! – воскликнул он после часа работы.
Я подошла к зеркалу, рассматривая татуировку на шее. Очень красиво, правда, но содержание уродское. Красивое – уродское. Как не сочетается. Все будут смотреть лишь на внешность, забывая о смысле, который заключался в этой фразе… во мне. Я теперь отчетливо поняла: мне не нужна косметика и красивая одежда, чтобы Эдвард меня любил. Если он не любит меня такую – не полюбит больше никогда. Любовь – это комплексное чувство, это как любить чьи-то ресницы, забывая про все остальное, а остальное может быть горьким уродством, только ослепленный завораживающей красотой ресниц, не сразу понимаешь – остальное отвратительно, и красота длинных ресниц пропадает бесследно, оставляя голое разочарование. С моих губ чуть не слетел громкий свистящий вздох, когда я развернулась и как сумасшедшая побежала прочь. Эдвард был ошеломлен, когда я накинулась на него с лихорадочно блестящими глазами, радуясь своему неожиданному открытию так, как если бы я нашла тонны золота. Его лицо побороло смятение, когда я потащила его домой, даже не показав результат трудоемкой работы.
Дома я говорила с Эсме. Долго говорила. Мы обсуждали все на свете: парней, болезни, Чарли, маму, Эдварда, еду, даже поцелуи. Я нашла того человеку, которому могла вылить даже нездоровые чувства к Эдварду, который не обращал на меня ни малейшего внимания. Она во всем мне советовала, помогала найти выход из проблем, советовала отвести Анжелу к психологу или отдать в художественный класс, чтобы она могла выразить свои эмоции. Я согласилась. Заснула Эсме быстро, и я по-обыкновению оставила дверь приоткрытой, оставляя стакан с водой на тумбочке.
Оказавшись в своей комнате, я скованно ахнула, обнаружив Эдварда, выдирающим себе волосы.
- Белла, - простонал он, притягивая меня ближе к кровати, - мама умирает.
- Я знаю, - сказала я голосом отчаяния, - я знаю, Эдвард.
- Месяц… какой-то месяц…
Он положил голову мне на плечо, обнимая сильнее и сильнее. Я гладила его спутанные волосы и не могла поверить, что Эсме остался месяц, какой-то месяц. Я отчаянно пыталась не думать, не представлять похороны, не думать о том, в каком дерьме мы все окажемся. Эдвард искал опору во мне, придвигаясь все ближе. Его нос был на моей шее, и тогда я почувствовала это. Что-то влажное бежало вниз по шее. Слезы.
Эдвард плакал.
И я тоже.
Теперь.
Мы опять молчали, упиваясь общим горем, засыпая в молчании в тихом омуте вруг друга. В изоляции.
______________________________________________________________________________
От автора: Во-первых, хотела поблагодарить всех тех, кто оставлял так упорно комментарии))) СПАСИБО) Я серьезно, только они и подталкивают меня на создание глав)
Во вторых, кто-то тут просил "проявлений"?
И я так сомневаюсь по поводу главы. Понравится ли вам и все прочее)
Отпишитесь, а?