Глава 40. Кейт. Совершенста не бывает

Я выросла, слушая истории о Гарри Поттере, как и каждый ребенок в волшебном мире. Рассказы были те же, что и в учебниках истории, но, конечно, немного преукрашены, чтобы было интереснее. Он был героем, его все любили и ля-ля-ля. Это было круто, конечно, не поймите меня неверно. Я думала, что он должен быть жутко героическим и классным, но я никогда не думала о нем, как о чем-то большем, чем какая-то легенда.
А потом мне исполнилось одиннадцть, и я сидела за одним столом с его сыном на Чарах.
Джеймс Поттер был, мягко говоря, не очень внимательным студентом. Он мне чуть глаз не выколол, выполняя Вингардиум Левиосу, и, когда я попыталась его поправить, он сказал, что у меня кривой нос. Это не ложь. Именно так он и ответил. «И что? А у тебя нос кривой». Ну, я не знала тогда, какое отношение кривизна моего носа имеет к Чарам, и так и не знаю этого теперь, шесть лет спустя. Я помню, что решила его в тот день ненавидеть. Это была просто естественная реакция, потому что после этого у меня развился комплекс в отношении моего носа, спасибо ему за это огромное.
Джеймс в одиннадцать совсем не отличался от Джеймса в восемнадцать. Он полностью помешан на себе и самоуверен до ужаса. Он, похоже, думает, что ему принадлежит весь мир, и страдает манией величия в тяжелой степени. Конечно, все вокруг целуют ему зад и заискивают перед ним только из-за его имени и того, кто его отец. Это ужасно раздражало и вовсе не преуменьшало мою неприязнь к нему.
Но все равно, когда он попросил списать у меня домашнюю работу, я позволила.
Когда мне было пятнадцать, я начала с ним спать.
Это, наверное, распутно, думаю, учитывая то, что я более чем хотела этого еще до того даже, как он проявил ко мне хоть какой-то настоящий интерес. Он был моим первым, и я вас заверяю, абсолютно ничего романтического не было в ту ночь, которую мы провели, запершись в чулане на четвертом этаже. Хуже всего то, что я все еще его как бы ненавидела. Окей, ненависть – сильно сказано, но я действительно не находила в нем достаточно искупающих его грехи черт. Но он был Джеймсом Поттером и к тому времени уже самым популярым парнем в школе, хоть и учился на пятом курсе. Он был звездой квиддича и центром всех школьных сплетен. Так что я последовала за толпой, решив, что вреда не будет. Он уже переспал с половиной школы, и я была для него лишь очередным номером. Так что да, распутно – подходящее описание, особенно учитывая то, что он назвал меня Кайлой в первую ночь.

Прошло время, и скоро он уже определенно помнил мое имя. Мы начали сближаться, и некоторое время спустя я начала считать его своим другом, может, даже своим лучшим другом. И это было странно, потому что я не из тех, кто трахается с лучшими друзьями. Но мы с Джеймсом ценили друг друга, и под конец он начал говорить, что я его любимая девочка, и что я ему действительно нравлюсь. Проблема была, конечно, в том, что он продолжал трахать пятнадцать девок одновременно.
Но теперь больше нет.
Теперь он только со мной, и я бы солгала, если бы сказала, что этим недовольна. Я его первая девушка, я. Он бросил всех остальных. Ради меня. И да, это стоит того, чтобы позлорадствовать.
Но даже более того. Он мне нравится. Он мне по-настоящему, по-настоящему нравится. А я нравлюсь ему. Я знаю, потому что у него появилась привычка говорить это по двадцать раз на дню.
И это тоже здорово. Я люблю слышать это, а у него появился талант сходу определять, когда мне именно это нужно услышать. Он так отличается от моих ожиданий, что это почти смешно. Я ожидала, что если он примет мой ультиматум, то будет таким же как раньше – грубым, безрассудным и несколько раздражающим. Но он не такой. Он действительно, действительно мил со мной, и почти все так, как я надеялась (но не верила), должно было быть. Что, конечно, меня немного пугает.
Я не верю в совершенство. Все то, что совершенно, логически не может быть реальным, так что меня пугает, что я не вижу никаких изъянов. Конечно, я не совершенна, и Джеймс точно не совершенен, но я чувствую, что мы совпадаем друг с другом и становимся чем-то совершенным. Потому что, когда я рядом с ним, я чувствую себя блаженно счастливой. И это меня пугает. Потому что я всегда слышала, что если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то возможно это фальшивка. А я правда не хочу, чтобы это оказалось фальшивкой.

Моя мать чуть не обосралась от счастья из-за этого. Она думает, что это восхитительно, но, конечно, так считает не по правильным причинам. Когда она впервые услышала об этом, она стала чересчур настойчивой, и на пасхальных каникулах я едва не упаковала свои вещи и сбежала, лишь бы больше не слушать, какая я умная девочка, что выбрала кого-то с таким хорошим «положением». И что Джеймс Поттер - абсолютно точно лучший вариант, и это так хорошо для меня!
Она ведет себя так, будто мы завтра женимся.
Кроме того, она ведет себя так, будто я какая-то пробивающаяся к верхушке шлюшка, которая с Джеймсом только из-за имени и денег. А мне на самом деле насрать на это. Иногда я даже забываю, что он сын Гарри Поттера, и единственная причина, по которой это важно, это то, что теперь у меня есть способ его позлить. Это не касается больше ничего другого, и меня тошнит от того, что моя мама думает, что это единственная причина, по которой я им заинтересовалась, или, что это единственные качества, которые важны в мужчинах.
Я не удивлена, конечно. Она моя мать, в конце концов, и пять раз была замужем. Каждый из них был, как она выражалась, «ступенькой выше» предыдущего, и вот на чем она основывает свои отношения. Грустно. Мы с мамой не встречались наедине уже очень давно. Она все еще живет в смешной уверенности, что я однажды превращусь в ее клон, но я определенно не собираюсь превращаться в нее. Когда я обрезала волосы, у нее почти случился приступ истерики, и она сказала мне, что я никогда не найду парня, если буду выглядеть как один из них. Так что я стала носить юбки покороче, чтобы это восполнить, с маминой подачи, конечно. Моя мать - такая дура. Я почти рада, впрочем, потому что, вырастая в таком окружении, я понимала, кем именно я точно не хочу быть. Но меня это беспокоит, потому что все всё видят так же, как она.
Я слышала все, что об этом говорили, и, конечно, слышала, что я с Джеймсом только по этой причине, или так, или еще что-то. Я слышала, что я, наверное, тайно беременна, потому что ну ни за что Джеймс Поттер не выбрал бы меня, если бы ему не пришлось. Я слышала, что я недостаточно красива, что я слишком странная, что он боится, что не сможет сдать экзамены, и я нужна ему для домашней работы. Я все это слышала. Большей частью, я способна это игнорировать, потому что я знаю, что это все неправда. Но все равно я солгу, если скажу, что это не причиняет мне боли.
Джеймс не обращает на все это внимания. У него, похоже, есть суперспособность слышать только хорошие новости, полностью блокируясь от всего, что может показаться негативным. Он игнорирует сплетни, но для меня это трудно, вы знаете, я не самая популярная девчонка в школе. Я не женская версия Джеймса, и люди не будут любить меня, несмотря ни на что. Так что это трудно.
Но думаю, это того стоит.

Шесть лет спустя, а я все еще рядом с ним на Чарах, и он все еще слишком рьяно размахивает палочкой.
– Может ты, наконец, к черту будешь смотреть, куда ты тычешь этой штукой? Ты пытаешься меня ослепить? – спросила я, шутя только наполовину.
Он улыбается мне этой идиотской кривой улыбкой, которую я так глупо обожаю.
– Конечно нет, если ты ослепнешь, кто будет говорить мне, как я шикарно выгляжу?
Я закатила глаза:
– О, я уверена, ты кого-нибудь найдешь. Подбери одну из своих фанаток.
– Слушай, милая, давай не будем ненавидеть фанаток? Только они держат новости о нас на плаву, – снова с кривой улыбкой. Иногда мне хочется его ударить, но вместо этого всегда получается так, что я снова хочу его трахнуть. Странно, да.
– Какие-то проблемы? Мистер Поттер? Мисс Милтон? – профессор Флитвик разглядывает нас с другого конца комнаты.
Даже Флитвик не может противостоять печально известной поттеровской улыбке, и Джеймс сверкает ею в его адрес с пугающей невинностью:
– Никаких проблем, профессор. Мисс Милтон помогает мне с работой над моей палочкой.
– Я думал, она это делала сегодня ночью в три тридцать, – Брэмптон фыркает своей же шутке, и Джеймс, конечно, как предсказуемый мальчишка-подросток, тоже смеется.
И Пенни Фэммонс, которая ненавидит меня без причины, смотрит на нас, будто унюхала что-то мерзкое и бормочет себе под нос что-то ужасно похожее на «шлюха».
Мой рот раскрылся, и я шокированно уставилась на нее. Буквально, шокированно.
– О нет, – неверяще сказала я. – Ты не посмела.
Я даже не могу выдавить ни одного слова. А тем временем Джеймс и его друзья просто смотрят, явно выглядя развлеченными.
Пенни просто ухмыляется.
– Прошу прощения, – громко сказал профессор Флитвик, грозно оглядывая класс. – Если хоть кто-то из вас хочет сдать экзамен и все-таки окончить школу, я предлагаю всем снова обратить внимание на главу двадцать два.
Все последовали его совету, потому что никто из нас не хочет провалиться, но, когда Джеймс кокетливо пытается закинуть на меня свою руку, я раздраженно ее стряхиваю. Он странно на меня смотрит, но, когда я расстреливаю его взглядом в ответ, он оставляет этот вопрос.
Пока урок не окончился.
– Что с тобой? – спросил он полурассенно, стукаясь кулаками с Брэмптоном и Эллиотом, прежде чем повернуться ко мне и дождаться, пока я соберусь.
– Ничего, – кратко ответила я, хватая сумку и перекидывая ее через плечо.
Джеймс протягивает к ней руку:
– Слушай, давай ее сю…
Но я отворачиваюсь и прижимаю ее к себе.
– Я сама понесу свою сумку, спасибо.
– Боже, что это ты вдруг разошлась? – он идет за мной сквозь ряды столов наружу, в коридор.
Повернув голову, я расстреляла его взглядом.
– Ты не слышал эту суку? Она назвала меня шлюхой! – прошипела я, проталкиваясь сквозь толпу студентов, которые заполнили коридоры.
Джеймс, похоже, не считает это важным. Какой сюрпиз.
– Ну и? – совершенно равнодушно пожимает плечами он. – Кому какое дело, что говорит Пенни? Это Пенни, она шлюха. Поверь мне, я знаю всех шлюх в этой школе.
Великий боже. И я пять минут назад называла этого идиота совершенным? Да, ну и кто теперь идиот?
– Не надо мне напоминать, – злюсь я.
Джеймс вздыхает и оборачивает руку вокруг моей талии - одна рука легла на бедро, а вторая потянулась, чтобы на этот раз забрать мою сумку. Я позволяю ему ее взять, но не реагирую на прикосновения.
– Не злись на меня, – тихо говорит он, подлизываясь. Я знаю, что он делает. Я умнее его.
– Ты даже ничего не сказал.
– Потому что Флитвик велел нам заткнуться! – я буравлю его взглядом, и он поднимает брови. – Слушай, ты хочешь, чтоб я пошел, нашел прямо сейчас Пенни и сказал ей, что она гребаная сука?
– Нет, я хотела, чтобы ты заступился за меня, когда она оскорбляла меня на глазах всего класса.
– Прости, – он смотрит на меня идиотскими щенячьими глазками, которые совсем не преуменьшают моего желания и ударить его, и сорвать одежду одновременно. – Она просто тебе завидует.
– О да, – я закатила глаза. – Это уж точно.
– Завидует, – настаивает он. – Потому что ты намного умнее ее, – он приподнимает брови и улыбается мне. – И ты намного сексуальнее ее, – он притягивает меня ближе и сжимает мое бедро, целуя в щеку.
– Ты должен был за меня заступиться, – упрямо сказала я, хотя мое упорство медленно таяло. – Я вроде как твоя девушка.
– Прости, – повторил он, его голос был прямым и искренним. Я продолжала смотреть прямо перед собой, отказываясь так легко сдаваться. – Не злись, Кейти, – тихо сказал он мне на ухо. Обычно я ненавижу имя Кейти, но, когда это говорит он, у меня мурашки по коже. Когда я ничего не ответила, он продолжил шептать. – Как я могу все исправить? Я сделаю что угодно, – он намекающе понизил голос.
– Хватит так делать, – грозно сказала я.
– Как делать?
– Так, – я снова подавила дрожь. – Хватит заставлять меня забыть, что я на тебя зла.
Джеймс смеется и качает головой:
– Ты действительно прелесть, когда злишься, ты это знаешь?
Я пытаюсь держаться, но, похоже, это проигранная битва. Я не могу продолжать на него злиться, не сейчас, когда он так на меня смотрит, и кончики его пальцев вычерчивают какие-то фигуры на моем бедре, и мысли обо всем просто мелькают у меня в голове.
– Слушай. Все знают, что Пенни - просто завистливая сука. Никто не обращает внимания на ее слова.
Ага, кроме каждой девчонки в этой школе, что ненавидит меня без причин. Я смотрю на Джеймса пустым взглядом и не отвечаю.
– Прости. Я должен был сказать ей, куда она может пойти. Не злись на меня, ладно? Мне не нравится, когда ты злишься, это меня печалит, – в нем столько дерьма, что он мог бы зваться туалетом. Но щенячьи глаза на меня действуют, как обычно, и я сдаюсь.
– Готов идти на обед?
Щенячий взгляд превращается в другой.
– Эм, у меня как бы тренировка во время обеда, – он посмотрел на часы. – И я уже почти опоздал.
Уверена, мои чувства отражаются на лице.
– Прости, – говорит он уже тысячный раз за день. – Но матч на следующих выходных. Ты знаешь, как это важно.
Ах да. Гриффиндор против Слизерина, легендарное соперничество. Обе команды были непобедимы. Победитель получит Кубок. Это единственное, о чем твердит вся долбаная школа. Не говоря уже о том, что туда прибудут скауты. Этот матч для Джеймса значит очень многое, и он не раз говорил, что все его будущее зависит от этого. Полагаю, это правда, потому что у него нет никаких планов на жизнь после Хогвартса, кроме игры в профессиональный квиддич и тонны денег…
– Почему бы тебе не пойти на тренировку со мной? А потом я отправлю Роуз на кухню, и мы сможем пообедать вместе? – он с надеждой смотрит на меня, и эти большие карие глаза такие милые и благонамеренные. Я против этого совершенно бессильна.

Я принимаю его предложение, и мы вместе идем на поле. Он держит руку на моей талии все дорогу и рассказывает какую-то чушь о чем-то, что Брэмптон сделал прошлой ночью. Это действительно довольно забавно, и, когда мы дошли до поля, я была уже в гораздо лучшем настроении. Он быстро целует меня и идет в раздевалку к своей команде. Я иду наверх на трибуны и достаю свое домашнее задание. Квиддич – не самое мое любимое увлечение и не вызывает во мне особого интереса. Так что не надо упоминать, что есть что-то, чем я могу себя занять.
Гриффиндор хорош. И Джеймс хорош. Он всегда говорит, что половина команды его ненавидит за то, что он так с ними жесток, но они должны быть ему благодарны, потому что он превратил их в нечто совершенно фантастическое. Они летают как хорошо смазанная машина, и почти безукоризненно читают реакцию друг друга, и предугадывают каждый шаг. Ловец – маленькая первокурсница по имени Челси, та, которой Джеймс заменил Ала, и с чего началась вся эта вражда. Я не уверена, что это было плохо, потому что Челси просто великолепна. Она очень маленькая, поэтому ей легко летать среди других игроков и ускользать от бладжеров.
Я немного отвлеклась от домашней работы, заглядевшись на их тренировку. Особенно на Джеймса, он потрясающе летает. Он летает так, будто рожден для этого, будто это в его генах, что, конечно, правда. Очень часто он смотрит на меня и улыбается, а я не делаю вид, что меня это не заводит. Клянусь, эта улыбка меня однажды просто убьет. Он такой сексуальный, и то, как он покрыт грязью и потом делает его только еще привлекательнее. Конечно, когда я подойду поближе и принюхаюсь, я сменю мнение, но издалека это только вызывает миллион гадких мыслей, которые не подходят благовоспитанному префекту, уверена. Думаю, это хорошо, что я точно не самый благовоспитанный префект. Я среди них паршивая овца, но это меня не особо волнует.
Я так сосредоточилась на своих непристойных мыслях, что почти не видела этого или почти не заметила этого.
Бладжер пролетел с огромной скоростью. Его послал Эллиот, и он, наверное, ударил с правильного угла, потому что я никогда не видела, чтобы бладжер так быстро летел. Он пролетел почти через все поле и ударил Джеймса, моего Джеймса, прямо по затылку с громким тошнотворным треском. Даже если бы он сразу не потерял сознания, а я уверена, что он потерял, то ни за что не смог бы удержаться на метле. Кто-то закричал, кажется, Маришка, но я не могла издать и звука. Я беспомощно смотрю, как руки Джеймса отпускают метлу, и он падает почти медленно с пятидесяти футов на твердую, жесткую землю.
Я, наконец, вернулась в реальность, и то, что произошло в предыдущую секунду, словно ударило меня. Я побежала вниз по лестнице почти с той же скоростью, как команда полетела к земле. Про книги я забыла, и меня не волнует ничего, кроме того, что я должна успеть как можно скорее. Это занимает почти вечность, но, наконец, я добегаю до поля и несусь прямо туда, где он лежит неподвижно.
– Кто-нибудь позовите на помощь, – истерически кричит Маришка, спрыгивая с метлы и приземляясь на ноги, а ее метла падает за ней. Я поднимаю голову и вижу, что Джошуа и Эмили уже почти достигли школы, несясь так быстро, как я никогда не видела.
Я задыхалась, когда, наконец, добежала до него, но все-таки смогла прокричать:
– Не трогай его! – и Эллиот тут же отдернул руки. Он бледен, его кожа кажется почти серой. Когда он беспомощно на меня смотрит, в его глазах ужас.
– Мне жаль, – задыхается он, его голос дрожит. – Я не думал, что ударю так сильно, – он выглядит так, будто сейчас расплачется, и я не удивлена, ведь Джеймс – один из его лучших друзей. Но мне сейчас плевать на Эллиота.
Джеймс не двигается. Я даже не уверена, что он дышит. Это как-то нереально, я знаю, что должна сейчас биться в истерике, но не бьюсь. Думаю, я в шоке. Маришка сходит с ума, Эллиота сейчас словно хватит удар, Челси в ужасе. А я просто не могу говорить.
Я осторожно сажусь рядом с ним на колени и молча смотрю на него. Все вроде как что-то говорят, но я едва замечаю. Его тело скрючено, нога определенно согнута не под правильным углом, а рука как-то оказалась под спиной. Его глаза закрыты, и на лице никаких красок. Тонкая ниточка крови течет из его носа в полуоткрытый рот, но ничто из этого не волнует меня. Я пытаюсь этого не замечать, но трава начинает приобретать уродливый багровый оттенок. Мне не надо догадываться почему, ведь его волосы становятся все краснее. Кровь идет откуда-то из задней части головы быстрее, чем это было бы безопасно.
Но я ничего не могу сделать.
Поэтому я сижу здесь, беспомощная и шокированная, и удивляюсь, почему слезы все никак не потекут.