Глава 7. Лили. 26 октября

Хэллоуин.
Раньше это был мой любимый праздник (после Рождества и моего дня рождения, конечно). Я говорю «раньше был», потому что в этом году мне гарантировано полное дерьмо. Почему? Ну, потому что Имон Фитцпатрик превращает мою жизнь в ад, и я уверена, что он собирается использовать вечеринку в честь Хэллоуина, чтобы принести еще больше вреда.
Тупой злобный ирландский лохматый придурок.
Если бы я по-настоящему хотела ему отомстить, то сделала бы что-нибудь безумно драматическое, вроде того, что сказала бы ему, что беременна, или что-нибудь столь же ужасное – просто чтобы посмотреть, как он перепугается и (надеюсь) расплачется, как девочка. Но конечно, я этого не сделаю – во мне для этого слишком много достоинства, и к тому же, не хочу себя так сглазить. Мне может настолько не повезти, что я действительно забеременею, и тогда мне придется покончить с собой и все такое.
В любом случае, я уже делала так с Дэниэлом Эпплби в прошлом году, так что Имон, наверное, поймет, что это ложь.
Но я хочу, чтобы он страдал. Я хочу, чтобы он сильно страдал. Хотела бы я знать заклинание, которое послало бы ему мандавошек или что-нибудь в этом роде, такое же ужасное, но тогда люди решат, что он подхватил их от меня, так что не годится. Я хотела бы, чтобы его пенис отвалился и его съела собака Хагрида Клякса, но Клякса достойна большего куска мяса, чем этот, так что это тоже не годится.
Уф, не знаю, что я хочу сделать, но гарантирую – когда я придумаю, Имон Фитцпатрик проклянет тот день, когда решил связаться с Лили Поттер.
Он бросил меня. Он бросил меня. Меня не бросают. Это правило – всегда бросаю я. Так что не знаю, кем он там нахер себя считает, но ему бы лучше опасаться, вот что я скажу. Тупой придурок.
– Лили, ты готова? – Лидия Вандерблок стоит в проходе ванной и смотрит, как я заканчиваю макияж. – Мы пропустим завтрак.
– Наверное, тебе лучше не есть, – говорю я ей, закрывая тюбик помады. – Твоя задница стала больше.
Лидия выдыхает и немедленно поворачивается, чтобы оглядеть свой зад. Она выглядит перепуганной из-за того, что могла набрать лишний вес, и я пытаюсь не улыбаться ее волнению. Я не чувствую себя слишком виноватой, учитывая, что она пошла на занятие в вечер моего разрыва с Имоном, вместо того чтобы исполнять свой долг и быть вместе с остальными моими подругами, слушать мою историю и обзывать Имона самыми ужасными словами. Она объявила, что если не пойдет на это занятие, то провалит экзамен по арифмантике, но в любом случае, определенно, у нее должны быть правильно расставлены приоритеты.
Я прохожу мимо нее и хватаю свою сумку с кровати. Я еще не сделала домашнюю по чарам, но уверена, что найду у кого списать во время утреннего свободного периода. Лидия силой оттягивает себя от зеркала в туалете и послушно следует за мной вниз, в общую гостиную Гриффиндора. Миранда и Мередит уже ждут нас, конечно, и когда мы приходим, обе улыбаются одинаковыми совершенными улыбками.
– Твои волосы шикарно выглядят! – выпалила Миранда в ту же секунду, когда Мередит протянула руку за моей сумкой и забрала ее у меня. Это хорошие девочки, хорошо вышколены, если я могу говорить за себя. Они пятикурсницы, и обе гриффиндорки. Их отец, Эван Гудлетт, ¬– хозяин самого фешенебельного ресторана в Косом Переулке, «Спайви». Я была там несколько раз; Джеймс ходит туда постоянно, судя потому, что я вижу в газетах – это одно из тех мест, где нужно побывать. Так что это определенно играет в пользу близнецов, не говоря уже о том, что они меня боготворят, что тоже всегда плюс.
Мы идем вниз, в Большой Зал, к нашему общему месту встречи. Это за гриффиндорским столом, хотя там сидят и несколько негриффиндорок. Эмма, Эйнсли, Бриджет, Люси, Эбигайл и Джоанна. Плюс Лидия и близнецы. Девять девочек – все готовые и жаждущие мне служить. Как правило, в моем круге друзей десять человек (включая меня), и я пытаюсь сохранять его как можно более сбалансированным. Эмма и Эйнсли – равенкловки, соответственно седьмой и шестой курс. Бриджет и Люси со Cлизерина – обе семикурсницы. Эбигайл и Джоанна – хафлпаффки с шестого курса. Лидия и близнецы – с Гриффиндора, Лидия на седьмом курсе, а близнецы – самые из нас юные. Они у меня обе считаются за одну, так что баланс не нарушается. Девять девочек, и все они из респектабельных семей, все хорошенький (но не слишком), и все более чем счастливы следовать моим правилам и играть в мою игру, во всяком случае, пока. Если они от этого устанут, или я от них устану, или они сделают что-то, что я посчитаю неверным… Ну, как пришла, так и ушла, верно?
Никто не трогает нас, пока мы занимаем места за столом, хотя несколько голов и повернулось в нашу сторону. Я притворяюсь, что не замечаю, но конечно же лениво поправляю волосы в самый подходящий момент. Я практически слышу их мысли, хоть никто ничего и не говорит. Они все умирают от желания узнать, что случилось с Имоном. Они все знают, что мы расстались, конечно, прошло три дня. Но они все хотят узнать, правдивы ли эти слухи, правда ли он меня бросил? А если он это сделал, то почему? Что за траву он курил, когда принял такое идиотское решение? И, конечно, парни хотят знать, серьезно ли мы расстались, и как долго они должны ждать, прежде чем двинуться в моем направлении. В конце концов, я никогда не лежала на прилавке долго…
Люблю быть мной.

За другим концом стола несколько моих соседок по комнате злобно смотрят на меня. Ревнивые дуры. Они все бесятся, что они не здесь, среди моих подруг, они бы все обосрались ради такого шанса, но те, у кого этот шанс был, его благополучно просрали, а у других и шансов никаких не было… И не без причины. Аманда Лонгботтом смотрит так, словно хочет вылить овсянку мне на голову, но правда, это что моя вина, что она такая незрелая? Но она ничего не сделает, конечно, потому что ее Милый Папочка в зоне видимости, а она ведь не хочет разрушать свой имидж, как можно?
Уф, она хуже их всех. Такая мелочная и злобная. Не моя вина, что она не такая красивая, как я – таких людей вообще очень мало. Не надо срываться из-за своих недостатков на том, кто немного лучше нее (намного) в плане внешности. Хуже всего то, что Аманда была моей лучшей подругой. Я знаю, хорошо? Но я была маленькой, так что дайте мне шанс, я не знала никого получше, и вообще, это наши родители сделали нас подругами. Она была моей подругой до четвертого курса, когда у меня появился первый парень, и она с ума сошла от зависти. Она была такой гадкой по отношению ко мне, так что это даже не моя вина. Она так завидовала, что обвинила меня в том, что я бросила ее ради мальчика и что я ужасная подруга. Я не могу жить в таком негативном окружении; это плохо влияет на мою кожу. И в любом случае, это было только к лучшему, потому что она избавила меня от необходимости вышвыривать ее из нашей группы, когда начала носить эту кошмарную челку и так и не избавилась от юношеского жирка. Я имею в виду, правда, с таким круглым лицом и жуткой прической она выглядит, как луна на ножках или что-то вроде этого.
Так что точно, это было к лучшему.
Завтрак такой же, как обычно: разнообразные фрукты, каши, яйца, бекон, сосиски, тосты и разные соки. Я выбираю апельсиновый сок и наполняю блюдечко клубникой и киви. Остальные девочки следуют старому правилу и наполняют тарелки разными фруктами, кроме Лидии, которая наливает себе только воды, чтобы сделать свой зад еще площе, чем он есть.
– У кого свободный первый урок? - спрашиваю я, заканчивая с киви и кладя вилку на стол.
Лидия, Эмма и Бриджет поднимают руки. Я киваю, довольная этим. Эти три сгодятся – в конце концов, из всех моих девочек, у этих трех больше всего «опыта», так что они знают мужчин и знают, как заставить их страдать. Я думаю, не велеть ли близнецам прогулять зелья, но это их год СОВ, так что полагаю, им важны их уроки. С другой стороны, моим маленьким подружкам очень ценно научиться, как мучить мальчишек. Но я не делаю этого и машу всем остальным идти на уроки, пока не остаюсь с тремя моими семикурсницами.
Я веду их назад в общежитие, и мы удобно устраиваемся на наших с Лидией кроватях, которые расположены рядом. Никого вокруг нет, хотя у всех семикурсников с Гриффиндора свободный период. Они все соображают, что лучше держаться подальше, полагаю, ну или настолько неудачники, что занимаются в библиотеке.
– Имон смотрел на тебя во время завтрака, – объявила Эмма, подводя нас прямо к цели. – Он точно все еще тебя хочет.
Я стараюсь выглядеть не слишком довольной этой информацией. Вместо этого я лишь вздергиваю нос и передергиваю плечами:
– Пусть мечтает.
Но Бриджет качает головой:
– Прошлым вечером он сказал Эмерсону Марсдену, что ты сумасшедшая. Я слышала, как они говорили, – она говорит это таким тоном, будто объявляет, что собирается прогулять Чары. – Он сказал, что ты на нем помешалась.
С секунду никто ничего не говорят. Лидия и Эмма с ужасом ждут моей реакции, и на секунду я перестала дышать. Я ничего не говорю, пока не убеждаюсь, что мой голос меня не предаст. Я стараюсь сохранять выражение лица настолько нейтральным, насколько только возможно, пока медленно качаю головой:
– Он так жалок, – говорю я с толикой сочувствия в голосе. – Жалко, что ему приходится выдумывать всякий бред, чтобы поговорить со своим возлюбленным.
Девочки смотрят на меня, откровенно растерянные, хотя их лица дают мне понять, что я сорвала джекпот. Если и есть что-то, что я знаю точно, так это то, что самая огромная ложь – лучшее оружие в войне.
– О ком ты говоришь? – медленно спрашивает Бриджет.
– Об Эмерсоне, конечно, – говорю я, а потом прикусываю губу, будто случайно разболтала большой секрет.
Бриджет, Эмма и Лидия в шоке смотрят на меня еще с секунду, пока до них наконец не доходит.
– Не может быть! – взвизгивает Эмма с шокированным смехом. – Ты не серьезно!
– О, никому не говори, – быстро говорю я, подыгрывая еще больше. – Я уверена, он не хочет, чтобы это знали.
– Ты должна нам все рассказать, – требует Бриджет, садясь так прямо, что я удивляюсь, как ее спина не треснула.
Я качаю головой, притворяясь, будто уже и так сказала слишком много. Они продолжают на меня выжидающе глазеть, так что в конце концов я громко вздыхаю и качаю головой:
– Ладно, хорошо, расскажу. Но, пожалуйста, никому не говорите, – они жадно кивают. – Ну, Имон однажды сказал мне, что он думает, что Эмерсон хорош собой. Я имею в виду, он был пьян, так что я просто выкинула это из головы. Но потом… – я вздохнула для драматического эффекта. – Потом я увидела, как он очень странно смотрел на него во время квиддичного матча… Это меня напугало.
Подружки внимают моим словам так, словно я читаю им пророчество или святое писание. Они полностью захвачены историей и почти писаются при мысли об этой маленькой сплетне, которую им предстоит разнести. Я не показываю никаких эмоций, конечно, ничего кроме жалости. В конце концов, разве это не печально, что парню приходится падать так низко, чтобы подступиться к мужчине, которого он любит…
– Но серьезно, – искренне говорю я. – Серьезно, никому ни слова. Очевидно, это не то, что он хотел, чтобы все вокруг знали. Не то чтобы было что-то плохое в том, чтобы быть геем, конечно, – мои подруги тут же согласно затрясли головами (мы прогрессивные и толерантные девушки), – но понятно, что пока он не готов делиться с остальными информацией о своей ориентации.
Они все клянутся никому не говорить, что, конечно же, значит, что к ланчу об этой истории будет знать вся школа. Сказать, что я довольна своей гениальностью будет мягко сказано, но конечно, я не даю себе на этом зациклиться. Миссия выполнена. Имон будет знать, как бросать меня, как нести обо мне чушь, особенно перед моими подругами. Жаль, что мне пришлось втянуть в это Эмерсона, ну, может, я разрешу ему меня потискать или что-то в этом роде, чтобы доказать, что любовь тут односторонняя. В конце концов, он же не виноват, что один из его приятелей на него запал, ведь так?
Я не успеваю списать домашнюю по чарам, так что велю Лидии отдать мне свою. Она немного хмурится, но ничего не говорит. Не то чтобы она не могла позволить себе не выполнить задание; у нее и так хорошие оценки. Мы прощаемся с остальными девочками и идем в класс. Все уроки уровня ПАУК обычно проходили вместе, группами из всех факультетов, но в прошлом году это поменялось, потому что классы так разрослись, что учителя перестали справляться. Теперь мы ходим все вместе только на самые малопопулярные уроки, вроде древних рун и магловедения. Самые популярные уроки, вроде чар и трансфигурации, теперь проходят отдельно по факультетам, что меня устраивает, потому что это позволит моей истории быстрее и интереснее распространиться.
Мы с Лидией приходим на урок последними, и когда я бросаю взгляд на стену, вижу, что мы опоздали на пять минут. Профессор Флитвик не обращает внимания; если честно, он едва заметил. Он занят тем, что пишет что-то на доске со своего места со стопки книг. Мы пробираемся на наши обычные места в задней части класса, и я достаю домашнюю работу Лидии, и палочкой аккуратно стираю ее имя, перед тем как схватить перо и подписаться самой. Она хмурится, но ничего не говорит.
– Псст! – я раздраженно смотрю, кто это мне шипит. Это Роберт Криви, и когда я одариваю его тяжелым взглядом, он протягивает листок пергамента и бросает его мне на стол. Я закатываю глаза. Если он еще раз позовет меня на свидание, клянусь, я ему заклятьем яйца оторву.
Когда я смотрю вниз на свое имя, я узнаю почерк, и это не Роберта. Это Хьюго. Я открываю записку и удивляюсь, с чего он уничтожает деревья, чтобы написать мне что-то настолько обычное и малоинформативное.
Мне надо с тобой поговорить.
Я смотрю через проход, и Хьюго смотрит на меня. Я приподнимаю руки, одновременно раздраженно и вопросительно.
«Мне надо с тобой поговорить», - одними губами произносит он, будто я безграмотная и не смогла прочитать его идиотскую записку. Я машу ему рукой, показывая, что он озвучивает очевидное и что, если он хочет ответа, то пусть скажет что-то еще. Он отвлекается на секунду, когда Аманда наклоняется к нему и что-то шепчет. Он качает головой, а потом снова смотрит на меня. Он показывает на дверь класса, и я раздраженно закатываю глаза.
Тем не менее, я поднимаю руку:
– Профессор Флитвик, можно мне в туалет? – спрашиваю я, уже утомленная этой беседой.
Маленький учитель едва поднимает взгляд, лишь кивает и машет рукой.
– Да, да, – бормочет он.
– И мне, сэр! – влезает Хьюго и, даже не дожидаясь ответа, идет за мной в коридор.
Когда мы благополучно отходим подальше от наших одноклассников, я поворачиваюсь и выжидающе смотрю на него.
– Что? – резко спрашиваю я.
– Мне нужна твоя помощь.
По одному взгляду на него понятно, что он серьезно чем-то озабочен и уже на грани того, чтобы сорваться. Он выглядит перепуганным до усрачки, и кажется, его сейчас на меня вырвет. И помоги мне бог, если он это сделает…
– В чем дело? – снова спрашиваю я.
Теперь он выглядит так, будто сейчас расплачется, и на секунду я испугалась, что случилось что-то серьезное, и кто-то умер или что-то вроде. Его голос дрожит, когда он наконец раскрывает свою проблему:
– Думаю, Мария беременна.
Мария? Мария Мартинес? Я странно смотрю на него, понятия не имею, почему его так это волнует.
– Я думаю, это мой ребенок… – бормочет он секунду спустя.
Моя челюсть отвисает. В прямом смысле. Я смотрю на него в полном, абсолютном шоке еще с целую минуту, прежде чем наконец выдавливаю:
– Что? – звенящим, перепуганным голосом. – Ты занимался сексом с Марией Мартинес?
Он немедленно прикрывает своей ладонью мой рот и в панике смотрит по сторонам.
– Боже, Лили! – сердито шипит он. – Заткнись!
Я отталкиваю его руку и хмуро смотрю на него, хотя у меня просто нет слов от шока. Я понятия не имею, что сказать и с чего начать. Я лишь качаю головой в полном неверии.
Наконец Хьюго видит, что я ничего не собираюсь говорить, поэтому он снова возвращается к предыдущему перепуганному тону и говорит:
– Родители меня убьют.
Вот оно. Вот мое вступление.
– Ты охрененно прав, что они тебя нахер убьют, – рычу я на него. – Боже, как ты мог быть таким тупым?
Он мрачно смотрит на меня, и на секунду в его глазах появляется злобный огонек.
– Избавь меня от лекций, Лили, – ухмыляется он. – Ты и сама не чиста, как горный снег.
– Ну, так ведь я не залетела, верно? – определенно, моя утренняя идея сказать Имону, что я беременна не такая уж и веселая.
– Это было не специально, – отвечает он. – Само собой, это несчастный случай.
– Так ты случайно ее трахнул? – недоверчиво спрашиваю я. – Боже, Хьюго, Мария Мартинес? Фу!
– Это было один раз, и не в этом дело. Дело в том, что я не знаю, что мне теперь делать!
Я не представляю, как такое случилось. Хьюго не из тех, кто трахает всех подряд. Он для этого слишком хороший. Еще три минуты назад я думала, что он вообще был в своей жизни только с одной девчонкой и что это кончилось в прошлом году. Так что этот новый Хьюго, который «случайно» брюхатит кого попало мне совершенно незнаком. Не то чтобы мы об этом говорили, конечно, так что нельзя сказать твердо. Мы на самом деле не говорим, кроме тех случаев, когда вынуждены. Он ходит с Амандой и этими завистливыми, так что мы вращаемся в разных кругах
Я обдумываю ситуацию и, наконец, привожу мысли в порядок и решаю действовать логично:
– Откуда ты знаешь, что она беременна? Она тебе сказала?
Он качает головой:
– Нет, но она постоянно сбегала с завтрака последние три недели. И сегодня Аманда пошла за ней и видела, что ее тошнило в туалете на первом этаже.
Точно. Убегает с завтрака и блюет. Утренняя тошнота. Или…
– Может у нее булимия? – Хьюго просто смотрит на меня с тупым видом, и я качаю головой. – Нет, ты прав. Она слишком жирная для булимички.
– Она не жирная, – Хьюго действительно выглядит так, будто в любую секунду расплачется, и я должна признаться, мне действительно его жаль. – Лили, пожалуйста, – отчаянно говорит он, – Мама и папа будут в ярости…
Он прав, конечно же. Его родители с катушек слетят, и не надо убеждать его в обратном – он знает, что это ложь. Хьюго из «хороших», и он никогда не делал ничего, чтобы попасть в неприятности. Это Роуз из тех, кто всю свою жизнь проживает в неприятностях, Хьюго никогда таким не был. Его родители никогда не волновались, что он сделает что-то глупое или бунтарское, так что это… От этого у них обоих будет инфаркт. А потом его отец попытается его убить, а мать запрется в своей комнате, будет там всхлипывать целыми днями и задаваться вопросом, что она сделала не так, а потом сделает что-нибудь театральное, вроде того, что подаст в отставку и отдаст Лэндона на усыновление, чтобы у нее не было шансов испортить еще одного ребенка.
О, я так ясно это вижу…
– И что мне делать? – спрашиваю я, задаваясь вопросом, чего он может от меня ожидать.
– Узнай для меня, – немедленно спрашивает он. – Узнай, правда ли это и действительно ли она беременна.
Я хмурюсь и скрещиваю руки на груди.
– Я не хочу говорить с Марией Мартинес. Ты не можешь послать Аманду?
Но Хьюго лишь качает головой:
– У Аманды нет такой власти, как у тебя.
– Преуменьшение века…
– Лили.
– Ладно, хорошо, – я закатываю глаза. – Я узнаю для тебя, но ты мне будешь должен, Хьюго.
– Хорошо. Что ты хочешь?
– Пока не знаю, но когда я придумаю, тебе лучше бы это сделать, – я сужаю глаза, давая ему понять, что настроена по-деловому. Он не кажется напуганным.
– Точно. Будто я не делал все, что ты велишь, последние, ну, лет семнадцать…
Я улыбаюсь:
– И посмотри, какой ты образец великолепного гражданина, – я придвигаюсь и глажу его по плечу. – Не считая траха с Марией Мартинес, конечно.
Хьюго смотрит так, словно хочет меня ударить, но конечно, не делает этого, ведь это может повлиять на его судьбу, когда я начну свою изыскательскую работу и узнаю, действительно ли он ожидает ребенка. О боже, у него может быть ребенок…
– Нам нужно вернуться в класс, – говорю я, внезапно распсиховавшись.
Хьюго кивает:
– Никому не говори, ладно?
Я качаю головой. Само собой, я не собираюсь говорить. Может мы и не ладим, и у нас явно разный вкус в людях, которых мы выбираем в друзья… Но мы все еще семья. И это важно.
Позже на ланче я присоединяюсь к своим подругам на старом месте, а Хьюго идет к своим друзьям. Мы больше не говорим о его маленьком кризисе, и никто ни о чем не догадывается. На самом деле я бы и сама об этом забыла, если бы Мария Мартинес без конца не попадалась мне на глаза. Не знаю, как именно мне предполагается узнать, что там у нее в матке, но я что-нибудь придумаю. Я хороша в составлении планов. Это что-то вроде моего дара.
– О боже мой, вы слышали, что Имон Фитцпатрик делал минет вчера Эмерсону Марсдену в квиддичной раздевалке?
Я слышу это, когда прохожу мимо, и не могу не позволить легкой улыбке скользнуть по моему лицу.
Видели? Лучше не связывайтесь с Лили Поттер.