Название: У золотых дверей

Жанр: Романс/Драма
Рейтинг: Т
Пейринг: Белла/Эдвард
Саммари: 1910 год, Эдвард и Изабелла отправляются в Америку в поисках новой жизни и лучшего будущего. Но в Новом Свете все не так, как им хотелось бы.

---

Ноябрь 1910 г. Ливерпуль.

Все пассажиры ринулись на палубы, чтобы помахать оставшимся на берегу родственникам. Я понимал, что большинство из них никогда больше друг друга не увидят. Вся чудовищность происходящего наконец-то накрыла меня с головой. Мы покидали дом и плыли на другой конец земли, чтобы начать совершенно новую жизнь. И мне впервые стало страшно. Я смотрел на заплаканные лица окружающих и знал, что им тоже. Неважно, сколько всего обещала Америка, мы покидали дом, возможно, навсегда.

Плакать было не по-мужски, а я в свои восемнадцать уже мог называться мужчиной, поэтому, проглотив подступивший к горлу комок, я отвернулся от всхлипывающих людей в сторону берега.

И тогда я увидел ее, стоящую у поручня с мужчиной постарше. В отличие от окружавших ее женщин, ее глаза были сухими, а губы плотно сжатыми. Если она и горевала о том, что уезжает из дома, то, по крайней мере, этого не показывала. Ее сила привела меня в восхищение. На ней не было шляпки, темно-каштановые волосы были убраны в прическу, открывавшую миловидное бледное личико с большими темными глазами. Ее простенькое синее платье было чистым, но поношенным. Обеими руками она обнимала стоящего рядом мужчину. По столь же темным волосам и глазам можно было предположить, что это ее отец или, может, дядя. Они крепко прижимались друг к другу, словно остались одни в этом мире. Она не была похожа на англичанку или даже на ирландку. Судя по многонациональности пассажиров на борту корабля, она могла быть откуда угодно. И у меня не было ни малейшей возможности узнать, откуда.

В немыслимой толкотне и давке людей, пытавшихся пробраться в третий класс первыми, дабы захватить себе место, я быстро потерял ее из вида. Однако пару дней спустя она вновь встретилась мне на палубе.

Стояла солнечная и не очень холодная погода, а мне невыносимо хотелось вырваться из зловонной и душной каюты. Подальше от отца с его самоедством и волнением. Подальше от матери с ее бесконечными слезами. Я понимал, что они отчаянно переживали за наше будущее в Америке. Мать боялась, что у нас никогда больше не будет настоящего дома, а отец – того, что не сможет найти работу, чтобы нас содержать. Я тоже переживал. Но это беспокойство нас просто уничтожало. Мне нужно было сбежать. На залитой солнцем и духом моря палубе я мог позволить суровому осеннему ветру сдуть напрочь весь страх.

Сегодня темноволосая девушка тоже была не одна. Но на ее лице не осталось и следа былого каменного выражения. Она улыбалась и смеялась над словами своей компаньонки. Ее распущенные волосы беспощадно терзал резкий ветер. Впервые увидев ее, я счел ее миловидной. Но глядя, как она откидывает голову в свете солнца и беззаботно смеется, я уверился, что она прекрасней всех девушек, когда-либо встречавшихся мне на пути.

Я немного прошелся за ними, пока они неспешно прогуливались по палубе третьего класса, обходя дремлющую молодежь и матерей с детьми. Девушки держались за руки, и я попытался прислушаться к их разговору. Ее подруга была ниже ростом, ее волосы были чернее ночи. Ветер доносил до меня ее голос, и я услышал переливчатый ирландский акцент. Ну, хоть что-то знакомое, мне доводилось пересекаться с несколькими ирландцами дома в Манчестере. Судя по всему, девушка была намного разговорчивей своей спутницы, но все ее шутки и болтовня вызывали у второй почти непрерывный смех.

Как только они завернули за угол, один из спящих тюфяков под их ногами зашевелился, оттуда вылезла неряшливая рука и схватила молчаливую девушку за лодыжку. Это вызвало у меня прилив ярости, весьма неожиданную реакцию. Секундой раньше я просто наблюдал за прогулкой прекрасной девушки, а сейчас закипал от злости. Прежде чем она успела вздохнуть, я бросился вперед. Невысокая ирландка тоже подалась вперед, буквально плюясь пламенем и готовясь дать бой этой гниде. Я втиснулся между ними, схватил грязного оборванца за ворот и рванул на себя.

- Убери от нее свои руки!

Он упал назад, подняв руки в защитном жесте, и скривился в улыбке, обнажив полный рот гнилых зубов.

- Все, все. Я не хотел зла. Я просто по-дружески.

Я направил на него указательный палец и постарался придать себе как можно более ужасающий вид.

- Ты! Следи за собой в отношении юных леди, иначе полетишь за борт.

Его веселая бравада тут же растворилась и он, побагровев, рассвирепел:

- И кто это, интересно, бросит меня в море?

- Если не он, то это сделаю я! – вмешалась маленькая ирландка, делая шаг в мою сторону.

Я глянул на нее сверху вниз; она была миниатюрной, хрупкой, но крайне устрашающей. Этот урод, вероятно, тоже так подумал, поскольку тут же прекратил спорить, поднимаясь на ноги и бормоча что-то о сварливых бабах и о поиске более тихого места для сна.

Я повернулся к девушкам и глубоко вздохнул, пытаясь за улыбкой скрыть нервозность.

- Ну, по крайней мере, это было захватывающе.

- Так и было. Вы выглядели как рыцарь в сияющих доспехах, - смеясь, сказала ирландка. Молчаливая девушка теперь смотрела на меня, легонько улыбаясь, ее темные глаза встречались с моими каждые несколько секунд. Я улыбнулся ей в ответ, надеясь, что это ее расслабит. Ее бездонные глаза, прекрасное лицо и загадочное молчание полностью завладели моими мыслями.

- Прошу простить, что мне пришлось вмешаться таким образом. Мне просто показалось, что вам нужна помощь, мисс… ?

- О! – прервала меня ирландка. – Это Изабелла. А я Мэри Элис. А вы…?

Наконец, я вспомнил о манерах и снял шляпу, прижав ее к груди.

- Я Эдвард Каллен, родом из Манчестера. А вы откуда?

- Графство Корк, Ирландия, - ответила Мэри Элис.

- А вы, Изабелла? – она еще не сказала мне ни слова, и мне отчаянно хотелось, чтобы она заговорила.

- Валетано, - сказала она. У нее был низкий голос и милый, но незнакомый акцент. – Это в Италии. Спасибо вам за помощь с этим… как это сказать? – она запнулась и нетерпеливо махнула рукой. – Мой английский только… - она сжала большой и указательный пальцы вместе.

Я улыбнулся.
- Слово, которое вы запамятовали, вероятно «хулиган». И ваш английский идеален. Могу я составить вам компанию?

Мэри Элис одарила меня хитрой улыбкой.

- Ну конечно. Видимо, нам нужен джентльмен, который бы нас защищал. Даже здесь, посреди моря.

Я согнул руки в локтях и предложил им обеим, на что они, к моему удовольствию, согласились, Мэри Элис взяла меня под левую, а Изабелла – под правую руку. Я попытался скрыть улыбку, почувствовав на своей руке ладонь Изабеллы, но у меня не получилось.

Мы медленно обошли палубу вместе, обмениваясь любезностями о знакомых пассажирах и болтая о погоде. Дойдя до лестницы, ведущей под палубу, Мэри Элис высвободила руку.

- Я должна помочь матери с маленькими шалунами, - сказала она, бросая многозначительный взгляд на Изабеллу. – Впрочем, вам стоит продолжить прогулку, наслаждайтесь этим чудесным днем. Уверена, у вас найдется множество общих тем.

Изабелла пораженно распахнула глаза, но Мэри Элис только отмахнулась. Будучи джентльменом, я отвел взгляд и притворился, что не заметил их короткий немой спор. Наконец, Мэри Элис легкой поступью направилась вниз по лестнице, оставив нас с Изабеллой вдвоем.

- Расскажите мне об Италии, - слегка надавил на нее я, пытаясь придумать любую тему, которая могла бы заставить ее поддержать со мной разговор.

Изабелла вздохнула и обратила взгляд к морю.

- Ничего схожего с Англией. Тот город, где мы взошли на борт?

- Это был Ливерпуль.

- Да, Ливерпуль, - вздрогнув, сказала она. – Такой мрачный и прокуренный. Валетано зеленый и теплый. Там красивые холмы и озеро, где мы купаемся летом.

- Звучит красиво. Почему же вы уехали?

Она помрачнела.
- Прошлой зимой. Моя мама и братья. Они заболели этим… - она снова махнула рукой, забыв слово.

- Гриппом? – предположил я.

- Да, гриппом… Эпидемия. Они умерли.

- Изабелла, мне так жаль.

Изабелла приподняла плечо и вновь посмотрела на море. Ее лицо не передавало горя, но, тем не менее, я его чувствовал. Я вновь восхитился ее силой, ее стойкостью перед такой страшной утратой.

- Теперь их нет. Только я и отец. Мы хотим… Как это по-английски? Свежий старт? Поэтому мы направляемся в Америку. – Она глубоко вздохнула, пропуская через легкие чистый воздух, и повернулась ко мне с едва заметной улыбкой. – Расскажите мне о себе. Вы направляетесь в Америку в одиночестве?

Я покачал головой.
- Нет, я с родителями. Фабрика, на которой работал отец в Манчестере, закрылась. Никто из нас не смог найти работу дома. Мы слышали, что в Америке дела обстоят лучше. Там есть работа для людей, которым не страшен тяжелый труд. Так что попытаем счастья там.

Изабелла помолчала с минуту.
- Перспектива иногда так ужасна.

- Да, ужасна. – Она была первым человеком, кому я смог в этом признаться, но я не был против ее осведомленности о моем страхе. Это была еще одна наша общая черта.

- У вас есть люди… семья… в Америке?

- Ни единой души, - ответил я, пытаясь звучать храбрее, чем был на самом деле. – А у вас?

- Кузина отца. Они не виделись с малых лет. Он ей написал. Она сказала, чтобы мы приезжали. Мы останемся у нее, пока не найдем работу.

- Вы тоже собираетесь искать работу? – спросил я.

Она поднял бровь и удивленно на меня посмотрела.
- Нам нужны деньги. Я очень трудолюбива.

- Я в этом уверен. – Почему-то я расстроился, представив ее трудящейся на какой-нибудь фабрике, хотя в действительности в этом не было ничего необычного. Дома молодых девушек постоянно отправляли на работу. Но, тем не менее, мне хотелось для нее другой жизни, более легкой.

- Я слышала, что в Америке хорошо платят на швейных фабриках. Я умею шить и хочу подняться на ноги, - жестко сказала она. – Мой отец… он заслуживает более счастливой жизни. Слишком много горя. Мужчина не должен видеть смерть своей семьи. Он изменился с тех пор, как потерял мою мать и братьев.

- Я даже не могу представить, насколько вам обоим тяжело.

Она махнула рукой в сторону палубы, переполненной похожими на нас людьми, – бедными, испуганными, измотанными – следующими за призрачной надеждой на лучшую жизнь.

- Всем тяжело. Жизнь тяжела.

Возможно, это яркое солнце вселило в меня оптимизм. Возможно, это ее низкий, диковинный голос околдовал меня. И в нашем разговоре точно не было безысходности. Я решил, что это все она, она просто гуляет со мной, говорит со мной. Я накрыл своей рукой ее ладонь в том месте, где она за меня держалась. Наши пальцы соприкоснулись и она, наклонив голову, улыбнулась. Я тоже улыбнулся, чувствуя на мгновение, что жизнь какая угодно, но только не тяжелая.

- Быть может, так будет не всегда.

Она подняла на меня взгляд, одарив таинственной улыбкой.

- Быть может.

* - * - *

Все дни последующей недели мы проводили одинаково. Сразу после завтрака я сбегал на палубу третьего класса, где находил прогуливавшихся Мэри Элис и Изабеллу. Каждый раз они притворно удивлялись моему появлению, а я напрашивался в их компанию и предлагал им по руке для опоры. Какое-то время мы шли втроем, разговаривая ни о чем и делясь домашними историями. Вскоре Мэри Элис всегда восклицала, что ее матери нужна помощь с младшими братьями и сестрами. Изабелла протестовала, Мэри Элис настаивала. Затем она, подмигивая и улыбаясь, исчезала. И мы с Изабеллой продолжали прогулку по палубе вдвоем.

Каждый день мы говорили все больше, и все дольше задерживались у поручней, иногда на несколько часов. Она поведала мне все о своих покойных братьях, в подробностях описывая их дикие выходки, и рассказывала смешные истории о матери, пока ее смех не сменился слезами. Я стоял рядом и держал ее за руку, ожидая, когда стихнет плач и вернется былая стойкость. Она предпочитала прятать слезы от всего мира, показывая окружающим лишь свою силу, поэтому то, что я эти слезы видел, значило очень многое.

Я рассказал ей о том, как вырос в Манчестере, как мой отец уходил на фабрику на рассвете, а возвращался чуть ли не за полночь, только чтобы переночевать и на рассвете снова уйти, и так каждый божий день, год за годом. Я рассказал ей о планах своей семьи отправить меня на работу на ту же фабрику, как только достигну совершеннолетия, и о том, как меня ужасала эта перспектива, хоть я и знал, что у меня нет выбора. А затем с закрытием фабрики пришла безысходность, и даже это мрачное будущее осталось вне досягаемости.

- Я знаю, что в Америке будет тяжело, - сказал я. – Начать все сначала, без семьи, без друзей. Но я должен верить, что все будет хорошо. Там мы сможем улучшить свое положение. Дома, в Манчестере, чем бы я ни занимался до этого, мне все равно пришлось бы работать на фабрике, как мой отец. Там не было смысла надеяться на большее.

У перил Изабелла наклонилась ко мне ближе.
- Если бы у вас было желание… чего угодно… чего бы вы хотели?

Я посмотрел на нее сверху вниз, ее волосы сияли на солнце, а красная шерстяная шаль обволакивала плечи, пытаясь защитить от холодного ветра. Прямо сейчас я больше всего на свете хотел ее поцеловать, но пока мы не сроднились настолько, чтобы я мог ей об этом сказать.

- Я не знаю. Я не видел мира. Я даже не знаю, чего желать. Просто шанса, наверное. Знать, что передо мной откроется дорога, если я буду трудиться.

Она улыбнулась мне редкой светящейся улыбкой.

- Вы сможете все, Эдвард. Я это знаю. Америка – ваша страна.

- Вы так думаете?

- Вы станете тем, кем должны были там стать. – Я снова посмотрел на нее. Она улыбалась мне, она была преисполнена веры в меня; и что-то новое и крайне сильное расцвело в моей груди. Не просто желание быть милым с хорошенькой девушкой. Что-то большее. Намного большее.

- Вы тоже, - пробормотал я.

Она наклонила голову вбок и нахмурилась.
- Я? Как?

- Вы можете заполучить любую жизнь, какую захотите, - сказал я, жалея о нехватке смелости рассказать ей о своих чувствах, туманивших голову.

Она покачала головой.
- Я только хочу помочь отцу. Чтобы ему было проще.

- Но, в конце концов… однажды вы все равно пожелаете что-нибудь для себя, верно?

Она уронила взгляд на палубу и покраснела.
- Может быть, - пробормотала она. – Но до этого еще далеко.

Она действительно была самым самоотверженным человеком из всех, кого я встречал. Она ничего не желала для себя, только для тех, кого любила. Она заслуживала свое собственное будущее, свой собственный счастливый конец. И я хотел быть тем, кто ей его подарит. Я хотел быть ее счастливым будущим.

- Изабелла…

- Смотрите!

Резкий окрик перебил меня. Пассажиры, находившиеся на палубе, повалили к поручням. На горизонте безошибочно виднелась земля, город… Нью-Йорк. Какой-то мужчина поспешил к своему другу, стоявшему в нескольких футах поодаль:

- Капитан сказал, что сегодня вечером мы бросим якорь, а завтра прибудем в порт!

- Я должна сказать папе, - промолвила Изабелла.

- Изабелла, подождите.

Она замешкалась и повернулась ко мне.

- Прошу вас… давайте увидимся здесь завтра утром. Прежде, чем мы пришвартуемся.

Она пристально на меня посмотрела, и я испугался, что зашел слишком далеко. Я чувствовал такую связь с ней, но не был уверен, что это взаимно. Я просто подумал, что она тоже. Я надеялся… Затем она улыбнулась той мягкой, таинственной улыбкой, которую иногда мне дарила, и кивнула.

- Завтра.

Я облегченно выдохнул.

- Прямо здесь. Завтра.

Она отвернулась и исчезла в помещении третьего класса.

* - * - *

Следующим утром я прождал ее двадцать минут. Люди хаотично суетились вокруг, готовясь к высадке. Я знал, что должен вернуться в каюту и помочь матери упаковать вещи, но сперва мне нужно было увидеть Изабеллу.

Все было настолько неизвестно, наши жизни стояли на пороге перемен, но мне нужно было знать. Чувствовала ли она то, что чувствовал я? Хотела ли она, чего хотел я? Я знал, что понадобится время. Мы оба должны помочь своим семьям осесть. Но если она чувствовала то же, что и я, тогда я найду способ быть вместе.

Но ничего этого не случится, если она не придет. Прошло около получаса, прежде чем я заметил ее, пробирающуюся на палубу сквозь толпу. Ее красная шаль теперь была накинута на голову, рукой она крепко держала ее у шеи.

- Изабелла!

Я протянул ей руку, и она взяла ее без колебаний. Это вселило в меня надежду и придало смелости.

- Простите, я опоздала. Папа… он нервничает… я была нужна ему.

Я кивнул, взял в руки обе ее ладони, держа их перед собой. Времени было мало. Кто знает, что случится, когда мы сойдем на берег? Мне нужно было рассказать ей о своих чувствах, о своих желаниях, и нужно было это сделать прямо сейчас.

- Изабелла, я не хочу потерять вас в Америке. Я… Я очень к вам привязался. Я хочу вновь вас увидеть. Быть с вами. Как вы думаете… есть ли у меня хоть крошечная надежда, что вы чувствуете то же по отношению ко мне?

Ее глаза удивленно распахнулись, но она не отпрянула и не возмутилась. Ее губы слегка приоткрылись, она вздохнула, и выражение ее лица смягчилось. Боже праведный, как она прекрасна.

- Я не знаю, где буду находиться. Как вы меня найдете?

Мое сердце едва не взорвалось.
- Я поговорю с вашим отцом и найду, где вы остановитесь.

- С моим отцом… - еле слышно произнесла она. Вот она, чистая правда. Мои намерения. Я собирался поговорить с ее отцом.

- Изабелла, я… - я глубоко вздохнул для храбрости. – Мне кажется, я люблю вас. Я знаю, что это слишком поспешно, но это правда.

- Я не могу бросить папу.

- Я не прошу об этом. Не сейчас. Просто скажите, что у меня есть надежда. Скажите, что однажды, возможно…

Я пристально смотрел в ее глаза, заставляя ее увидеть то, что я чувствую, чего хочу. Она также смотрела на меня, не отрываясь. Я видел, что она раздумывает, взвешивает. Наконец, она заговорила.

- Однажды, - прошептала она. – Возможно.

- Разумеется. Как только, так сразу, Изабелла. Я буду ждать вас. Я буду работать ради нашей жизни. Я вам обещаю.

Внезапно ее глаза наполнились слезами.
- Эдвард…

Я прижал к груди ее руки, притягивая ее ближе.
- Шшш. Все будет хорошо. Вот увидите. Как только мы устроимся на новом месте, я найду вас, и мы обязательно будем вместе. Нужно просто подождать.

Она фыркнула и кивнула, ее выражение сменилось на стойкое и сильное так же быстро, как и улетучилось до этого. Я дотронулся до ее щеки, вытирая слезы большим пальцем. Столь интимно я еще никогда ее не касался, но она не испугалась. Вместо этого она подалась щекой навстречу моей руке и закрыла глаза.

Я смотрел на ее прекрасное идеальное лицо, на влажные ресницы, касавшиеся щек, на бледные щеки, покрытые румянцем от холода, на идеальные губы. До того, как она исчезнет, я хотел взять с собой лишь одну вещь. Лишь малую частичку ее, за которую я мог бы держаться, пока мы будем в разлуке. Я не представлял, как долго это продлится.

- Изабелла. – Мой голос выдал все эмоции. Она быстро открыла глаза. Я смотрел на нее, ища глазами ответы. Могу ли я? Ты мне позволишь? Подари мне это, пожалуйста. Подари мне себя.

Ее ресницы задрожали, и я понял, что она согласна. Мне было плевать, что вокруг нас толпился и суетился народ. Мне было плевать, кто именно там был и кто мог увидеть. Я отпустил ее руку и взял за талию, прижимая ее к себе. Другой рукой я все еще поглаживал ее по щеке. Она приподняла подбородок, откидывая голову назад. Наверное, я должен был нервничать, но волнения как не бывало. Я чувствовал, что это единственно правильная вещь в мире. Медленно, нежно я прижался к ее губам.

Она вздохнула, ее тело расслабилось, и она подалась мне навстречу. Я прижал ее к себе еще сильней. Ощущение ее близости было настоящим раем. Ее сладкие губы, нежная кожа, ее тело – идеальные размер и форма для моих объятий. Я любил ее, и она была моей. Ее нерешительные руки, наконец, нашли покой на моих плечах, а пальцами она вцепилась в мой пиджак, подтягиваясь выше и ближе.

Мои губы накрыли ее, изнутри меня лизали языки пламени, я не хотел, чтобы это заканчивалось. Она была сладкой, такой сладкой. Приоткрыв губы, я почувствовал, что она приоткрыла свои в ответ, и я клянусь, что в мире не было ничего лучше. Но дотронувшись языком до ее языка, я понял, что ошибался. И это наслаждение лишь намекало на тот другой мир, который я однажды познаю рядом с ней.

Я держал ее за талию, другой рукой играл с волосами на затылке. Ее пальцы крепко держали меня за пиджак. Наши тела от груди до пальцев ног представляли единое целое. Я целовал ее, а она целовала меня в ответ.

Мы должны были жить вот так и умереть вот так, счастливо вместе, если бы какой-то пассажир не оттолкнул нас грубо со своего пути, пробираясь к носу корабля. Мы отодвинулись друг от друга и обменялись взглядами.

- Я люблю вас, - сказал я, на этот раз абсолютно уверенный в своих словах.

- Эдвард… - прошептала она. – Я тоже вас люблю.

- Пойдемте. Давайте найдем вашего отца. Мы уже почти прибыли в порт.

Я взял ее за руку и повел за собой сквозь сокрушительный поток тел к лестнице, ведущей в каюты. Все сновали туда-сюда, отчаянно радуясь долгожданному прибытию, мы же направлялись вниз, преисполненные грусти от того, что наше время почти подошло к концу.

Мы обнаружили ее отца складывавшим последние вещи в рюкзак на своей койке.

- Папа, - начала Изабелла и дальше защебетала на быстром и ритмичном итальянском. С ужасом я понял, что не только не понимаю ни слова по-итальянски, но даже не знаю фамилии Изабеллы, поэтому не имею представления, как обращаться к ее отцу.

- Сэр… - беспомощно начал я, бросив отчаянный взгляд на Изабеллу. Она поняла мое беспокойство.

- Чиньо, - пробормотала она.

- Чиньо?

Она фыркнула и взмахнула руками, словно не могла вспомнить нужное слово.

- Наша фамилия как… птица. Белая птица с длинной шеей. – Она описала пальцами в воздухе дугу.

- О… лебедь?

- Да. Лебедь. Чиньо.

Я улыбнулся и повернулся к ее отцу, наблюдавшему за нашим маленьким разговором без тени неодобрения. Его темные усталые глаза ничего не выражали, но на лице я мог видеть груз его потерь и переживаний.

- Мистер Чиньо, меня зовут Эдвард Каллен.

Его черные брови нахмурились, и он бросил взгляд на Изабеллу. Затем загрохотал что-то на итальянском, и она ответила. Я понял, что он не говорит по-английски, смутился и позволил Изабелле перевести.

- Сэр, я удостоился чести во время путешествия познакомиться с Изабеллой, и по счастливой случайности мы испытали друг к другу нежные чувства. Сэр, правда в том, что я люблю ее. И я бы желал ее увидеть вновь, как только вы устроитесь.

Он моргнул и взглянул на Изабеллу. Она глубоко вздохнула и перевела мою речь на итальянский. Он ответил. Она снова заговорила. Казалось, что они спорили. Могу сказать, что он выглядел сердито и обеспокоенно. Вдруг она заговорила на повышенных тонах, ее спина была прямой, глаза горели, а голос был почти командным. Я понятия не имел, что она сказала, но она схватила меня за руку во время своего монолога. Я взял ее ладонь в свою, переплетая пальцы. Мистер Чиньо посмотрел на наши руки, и его плечи опустились, признавая поражение. Он бросил на меня последний раздраженный взгляд и что-то сказал своей дочери. Она самодовольно улыбнулась.

Несколько минут спустя она достала клочок бумаги и внимательно переписала для меня адрес своей тети. Вложив его мне в руку, она крепко сжала вокруг него пальцы. Я протянул руку ее отцу для пожатия. Поначалу он нахмурился, но Изабелла одарила его таким жестким взглядом, что тот смягчился и, сдавшись, потряс мне руку, сжимая с достаточной силой, чтобы переломать кости.

- Я не знаю, сколько времени пройдет до нашей встречи, - сказал я. – Нам нужно найти жилье и я должен устроиться на работу.

Она покачала головой.

- Вы придете, когда сможете. Я тоже буду работать. Я подожду.

Мое сердце воспарило и в то же время разбилось вдребезги. Она была моей, но я не мог ее удержать, по крайней мере, пока.

- Я приду за вами. Я обещаю.

Тут раздался призыв матроса о необходимости выйти на палубы для схода на берег, а это значило, что наше время подошло к концу. Я знал, что должен был просто откланяться, поскольку ее отец все еще стоял на месте, казалось, лишь частично отдавая себе отчет в происходящем, но мне было все равно. Я притянул ее к себе и поцеловал на прощание, коротко и спешно, после чего направился к выходу. Я твердил себе, что увижу ее снова, на палубе, в иммиграционной конторе, где-нибудь. Это еще не конец. Я это чувствовал.

* - * - *

Больше я ее не видел. Когда я, наконец, добрался до палубы, она кишела людьми на грани хаоса. Добрый час я потратил на поиски родителей, а когда нашел, мать была вне себя от беспокойства. У меня не было возможности искать Изабеллу.

В толпе я увидел Мэри Элис, державшую на руках маленького ребенка, и несколько детей у их с матерью ног, когда они пробирались в сторону одной из барж. Как-то на прогулке она рассказала, что ее отец погиб. Она с матерью и четырьмя братьями и сестрами направлялись в Америку к дяде. Мэри Элис приветственно подняла руку и улыбнулась, затем что-то сказала матери, спустила на пол ребенка и поспешила ко мне.

- Удачи вам, Мэри Элис, - сказал я, когда она подошла.

- Вы еще с ней увидитесь? – прямо спросила она. – С Изабеллой. На берегу?

- Да, - торжественно кивнул я. Ее обеспокоенность жизнью Изабеллы покоряла. – Не сейчас, однако. Я должен найти работу и помочь своей семье.

- Но после? Вы ее разыщете?

- Да, непременно. Я хочу… я… я надеюсь однажды жениться на ней. Когда смогу. – Я чувствовал себя немного странно, рассказывая об этом Мэри Элис до того, как хотя бы намекнул об этом Изабелле, но она должна была знать, насколько я был серьезен в разговоре с ее отцом. Я просто не мог официально попросить ее руки до того, как смогу что-то предложить ей и не найду средства, чтобы ее обеспечить.

Мэри Элис расплылась в ослепительной улыбке.

- Вы хороший человек, Эдвард. Я сказала ей об этом еще в тот день, когда мы впервые вас увидели.

- Но это я первым вас увидел, - возразил я. – Когда та деревенщина ее побеспокоила.

Мэри Элис хитро улыбнулась.

- Она обратила на вас внимание еще до этого. Ей просто нужно было убедиться. А тот оборванец, схватив ее, просто помог ускорить события.

Ошеломленное выражение моего лица заставило Мэри Элис прыснуть со смеху. Впрочем, спустя мгновение она успокоилась и положила руку мне на плечо.

- Берегите ее, Эдвард. Она тоже хорошая девушка.

- Я знаю. Берегите себя, Мэри Элис.

- О, обо мне не волнуйтесь. В Америке меня ждет великолепное будущее. Больше не будет бесконечного воспитания малых детей. Я должна стать современной девушкой! Я найду работу и буду зарабатывать самостоятельно. Это будет грандиозно. Понимаете, я это вижу. Иногда ко мне приходит Осенение. – Она коснулась лба рукой и подмигнула мне, я рассмеялся. – И одно было о вас. О вас обоих. Я видела долгую счастливую жизнь, полную любви и приключений. Господь вас не оставит, Эдвард.

И она ушла, лавируя между людьми, в поисках своей семьи.

Пока мы ждали, когда вызовут нашу семью, я вглядывался в видневшийся на горизонте Нью-Йорк. Это был крупнейший город из виденных мною ранее, он отличался от Манчестера, он впечатлял. Я должен был найти свой путь, не столько ради родителей, столько ради будущего Изабеллы. Однажды она сказала, что это моя страна. И я молил Бога, чтобы она оказалась права.

Как бы долго и утомительно ни двигалась очередь, это ни в какое сравнение не шло с тем, что было дальше. Сначала мы несколько часов ждали, пока нас снимут с корабля и повезут в иммиграционную контору. На крошечной палубе парома столпилось более сотни человек. Он отплыл от причала, после чего застрял в гавани еще на несколько часов. Нам объяснили, что нужно подождать, пока освободится место в миграционном центре – кирпичном здании на острове Эллис. Мест для сидения не было, поэтому мужчины жались друг к другу, чтобы женщины и дети могли сидеть прямо на палубе. Поднявшийся ветер был горьким и влажным, но на открытой палубе парома от него было не скрыться.

Когда паром, наконец, прибыл к порту Эллис, я, было, подумал, что наше испытание закончилось, однако это было лишь начало новой волны мучений. Словно рогатый скот, нас погнали в здание, где распределили по огромным змеевидным очередям в гигантском зале. Часы еле заметного продвижения привели нас к плотной стене суровых агентов, рявкающих вопросы. Для нас, англоговорящей семьи, это было легко, но наблюдая за иностранцами вокруг нас, я стал беспокоиться об Изабелле и ее отце. С ней все будет в порядке, а что же с ним? Разрешат ли они ему остаться без малейшего знания языка? Внезапно я ощутил бесконечный океан потенциальных катастроф, которые могут нас разлучить.

После долгих часов ожидания, прерываемых жестким и агрессивным медицинским обследованием и бесконечными унизительными вопросами о нашем положении и планах, нам был разрешен въезд в страну. Нас направили на другой паром, и почти сутки спустя после прибытия корабля в Нью-Йорк мы, наконец, попали в город, полностью измотанные и морально раздавленные.

Спасибо доброму уличному продавцу, у которого мы купили обед, он указал нам дорогу к ветхому дому, где сдавались комнаты. Там мы остались на неделю, пока мы с отцом искали работу. Будучи молодым и сильным, я нашел работу первым, на фабрике по изготовлению часов. Работа была изнурительной и требовала точности; рабочий день был бесконечным, зарплата – мизерной. Ко времени полуночного возвращения домой спина гудела, а пальцы кровоточили. Я мог бы надеяться на лучшее, но учитывая сотни новых иммигрантов, ежедневно прибывающих в Нью-Йорк, мне не на что было жаловаться. Не успел бы я моргнуть, как мое место бы занял кто-нибудь другой.

Некоторое время спустя отец нашел работу в мясной лавке, и каждую ночь возвращался домой весь в крови и отходах. Так что мои перспективы весьма сложно было назвать более обещающими, нежели в Манчестере. Мысли об Изабелле и о нашем будущем порой были единственным, что заставляло меня терпеть и бороться.

Наш жалкий доход позволил снять две комнатушки в старом многоквартирном доме на Ладлоу Стрит. Они были тесными и мрачными, в коридорах было очень шумно и воняло тушеной капустой. Моя мать сделала все возможное, чтобы облагородить и превратить наше жилье некое подобие семейного очага, и занялась починкой одежды, чтобы хоть как-то помочь семейному бюджету.

Это было начало. Так мы и твердили сами себе. Но, узнав немного о жизни других иммигрантов, я понял, что несметное количество других семей живет ничуть не лучше. С таким обильным потоком дешевой рабочей силы из Европы у работодателей не было необходимости повышать нам зарплату или улучшать условия труда. К нам относились немногим лучше, чем ко вьючным животным.

Только через три недели с момента нашего прибытия я получил полдня свободного времени на работе, и дома меня тоже не ждали. Первым делом я принялся разыскивать тетю Изабеллы. Я все еще знакомился с городом, поэтому мне пришлось несколько раз переспросить дорогу, прежде чем найти нужное здание на Малберри Стрит. Постучавшись в дверь квартиры, я столкнулся с греческой семьей, которые никогда не слышали ни об Изабелле, ни об ее отце, ни о тете. В панике я стучался во все соседние двери. Один за другим все отрицали знакомство с ними. Наконец, одна женщина на ломаном английском сказала, что раньше знала тетю Изабеллы, но та не так давно переехала, и она не знала, куда.

Выйдя на крыльцо, я опустился на пол и уронил голову на руки. Я потерял Изабеллу в огромном городе, и найти ее было невозможно. Я знал фамилию ее отца, но их ситуация была такой же шаткой, как и наша. О нас не было никаких записей, нигде не был указал адрес, значит, они тоже нигде не зарегистрированы.

В течение последних изматывающих недель я был одержим мыслями об Изабелле. Она была моей путеводной звездой. Теперь же я чувствовал себя потерянным в море в полночь. Этот холодный жесткий город выглядел как смертный приговор. Мое будущее каждой частичкой напоминало ту безнадежность, которая преследовала меня в Манчестере. Я не знал, где найти силы, чтобы двигаться дальше.

* - * - *

Отчаяние – сильная мотивация. Наступили нешуточные холода, и мы всячески старались держаться подальше от улиц. Пусть я и выглядел жалко, потеряв Изабеллу, но остановиться не мог. Каждую свободную минуту я отправлялся в районы, где жили приезжие, и расспрашивал их об Изабелле и ее отце, но таких минут было крайне мало. По большей части, каждый час светового дня я проводил на работе.

- Черт! – Я отдернул руку за мгновение до того, как металлический пресс с грохотом ударил об опорную плиту. Еще доля секунды, и я лишился бы пальцев. Я потерял счет времени и действовал слишком медленно. Пресс не должен был опускаться до того, как снимется с предохранителя, но предохранитель был сломан, поэтому так случалось довольно часто – пресс начинал опускаться, пока я держал руки под ним, собирая крошечные детали.

Я трижды сказал бригадиру, что автомат требует ремонта, он, в свою очередь, уверил меня, что им кто-то займется. Никто не занялся. Когда я напомнил о неисправности в последний раз, он рявкнул, что если у меня столько претензий к работе оборудования, я могу пойти и поискать другую фабрику, где мне все подойдет. И жаловаться я больше не посмел.

Я боролся с предохранителем, пока не смог зафиксировать механизм внизу. Как только я его освободил, прозвенел звонок, означавший окончание смены. Я облегченно прикрыл глаза. Спина ныла, а шею словно скрутили узлом. Кончики пальцев горели от целого дня работы с острыми медными деталями.

- Эээррргггххх, слава Богу, - прорычал рядом Эммет, распрямляясь и расправляя плечи.

- Дни еще никогда не тянулись так долго, - проворчал Джаспер, перескакивая через ступеньки, чтобы закрыть свой аппарат.

Пусть работа и была ничтожной, я был благодарен за то, что могу работать рядом с этими двумя. Они были отличными парнями; как и я, недавно прибывшими в Америку на корабле. Работа хоть и требовала полной отдачи от рук, глаз и спины, но мыслям было позволено блуждать. И было здорово, что они были рядом, что с ними можно было поговорить в течение дня. Они освещали собой весь груз пребывания в этом месте. Джаспер был родом из Шотландии, а Эммет – из Ирландии. Дома этот факт бы абсолютно нас разделил, но в новом мире это сблизило нас, как братьев.

Я почти выключил рабочую машину, когда увидел, что к нам направляется бригадир, мистер Ньютон.

- Не смотри в ту сторону, к нам приближаются неприятности, - прошептал Эммет.

Джаспер застонал.
- Это не есть хорошо.

- Вас-то я и искал, - сказал он с притворной широкой улыбкой. Мы всегда работали у этих машин, поэтому ему явно не пришлось сильно напрягаться при поиске.

- Есть проблемы, мистер Ньютон? – спросил Эммет, потирая лоб под кепкой.

- Собственно говоря, есть. Видите ли, нам нужно закончить этот заказ и подготовить его к завтрашней отправке, а пока он не готов. Поэтому я собираюсь попросить вас, ребята, остаться у оборудования подольше, пока мы не закончим. Я уверен, вы поймете.

Его слова наткнулись на скептическое молчание. Джаспер первым его нарушил.

- Но нам заплатят сверхурочные?

Мистер Ньютон хихикнул и покачал головой.

- Ну же, Уитлок, ты прекрасно знаешь, какие сейчас трудные времена. Мы едва можем позволить себе платить сверхурочные, поэтому ответь сам: заплатим?

- Мне еще надо поработать на доставке после этой смены, - сказал Эммет.

Мистер Ньютон повернулся и бросил на него жесткий взгляд поверх золотых очков.

- Ну что ж, МакКарти, вероятно, вам не нужна эта работа? В конце концов, я могу найти более сговорчивых парней в порту, которые будут более чем счастливы получить это место, несмотря на часы работы. Итак, ребята, могу ли я рассчитывать, что вы закончите этот заказ сегодня?

Он развернулся и затопал по проходу, не дожидаясь нашего ответа. В итоге, он и так его знал. Мы не собирались отказываться. Мы не могли. Никто из нас не мог сказать «нет». Они могли использовать нас где и когда угодно, и знали об этом.

Запуская рабочий аппарат снова, я подумал о том, насколько далеки мы все от американской мечты.