Гораздо легче жить с закрытыми глазами,
По сути, не замечая, что творится вокруг.
Быть кем-то трудно,
Но всё идёт, как надо,
А для меня это не имеет значения.

Позволь забрать тебя с собой,
Ведь я собираюсь в Строуберри Филдс.
Всё вокруг нереально и не заслуживает внимания
Лишь земляничные поляны будут всегда.

Вроде знаю, что я — это я,
Но, по-моему, всё это сон.
Я думаю «да», когда говорю «нет»,
Но ведь это неправильно,
Так что я сам с собой не согласен.

(«Strawberry Fields forever», «The Beatles»)

Тео где-то неподалёку занимался делами, а Гермиона стояла у фуршетного стола и рассматривала толпу людей вокруг, как вдруг голова у неё резко, до тошноты закружилась, а тело потеряло чувствительность и словно одеревенело. Затылок пронзила болезненная пульсация, лоб покрылся бисеринками пота. Ладони отяжелели, налились жаром так, что стало покалывать кожу.

Гермиона была сторонним наблюдателем на этом празднике жизни, подсматривающей за всеми чужачкой. Не только потому, что оказалась единственным грязнокровным островком в этом море чистокровной элиты, которое считало себя лучше её. И не только потому, что была магглорождённой ведьмой, которая точно знала, что гораздо лучше всех их вместе взятых. А потому, что оказалась фальшивкой, обманщицей, лгуньей, короче говоря, — самозванкой, не той, за кого себя выдавала всё это время.

Она не хотела и не должна была находиться в этом месте. Все эти люди не особо горели желанием видеть её, точно так же как и она — здесь оставаться.

С гораздо большим удовольствием Гермиона сейчас сидела бы дома, на диване, читая какую-нибудь интересную книгу, а рядом, зарывшись в тёплый коричневый свитер, мурчал бы её котёнок.

Ей хотелось предать забвению всё и вся, ведь именно этим она старательно занималась последние несколько месяцев. Только тогда, возможно, Гермиона смогла бы забыть о том, что скоро умрёт, или о том, что внутри неё растёт ребёнок, существование которого она старательно пыталась игнорировать. Может быть, тогда её удалось бы забыть о своём списке. О змеёнышах… О Тео и Блейзе…

Ситуация сложилась на самом деле любопытная. Гермиона находилась здесь только потому, что Драко Малфой сегодня праздновал день рождения… и ПОТОМУ, что, возможно, это могло помочь ей выполнить ещё одну из задач списка.

Чуть наклонившись, она потянулась за хрустальным бокалом с пуншем и как раз подносила его к губам, когда почувствовала, как шелковистую мягкую кромку платья на спине, скрытую длинными волосами, обвёл чей-то палец, который замер, лишь коснувшись обнажённой кожи.

Вздрогнув, Гермиона отыскала взглядом стоящего рядом с аркой Тео, который болтал о чём-то с Эдрианом и Драко. Маркуса, что-то обсуждавшего с Дафной. И Гарри, увлечённого беседой с министром магии. Значит, оставался только…

— Здравствуй, Блейз, — без особой теплоты произнесла она и, отвернувшись, поставила бокал с пуншем на край длинного стола.

Гермиона чувствовала, что её трясёт, но ничего поделать с этим не могла. К тому же ей было абсолютно всё равно, заметил он эту дрожь или нет.

— Добрый вечер, красавица, — ответил Блейз, лениво улыбаясь, и, наклонившись ближе, поцеловал в щёку, а затем одной рукой пленил обе её ладони.

Гермиона попыталась высвободиться, но он держал крепко и продолжил:

— Одобряю это платье. Правда, не припомню, чтобы видел его в твоём шкафу в тот день, когда мы играли в переодевание. А я бы обязательно такое запомнил. Так откуда оно взялось?

— Драко прислал сегодня, — без улыбки ответила Гермиона, окинула взглядом серебряное коктейльное платье и вновь уставилась Блейзу в глаза. — Думаю, он испугался, что я появлюсь в моём любимом коричневом свитере и поставлю его в неловкое положение, ну, или опасался ещё чего-нибудь в этом духе

Забини рассмеялся и отпустил её, подцепив два бокала с шампанским.

— Готов заплатить за то, чтобы только увидеть, как ты это сделаешь… — и без всякого перехода вдруг спросил: — Что-то не так, верно? — но прежде чем Гермиона успела ответить, предложил: — Отойдём ненадолго.

Потянувшись к ней, Блейз снова завладел её ладонью и повлёк к той самой маленькой прихожей, где примерно час назад совещались змеёныши и Гарри. Подталкивая её перед собой, он пояснил:

— Мне необходимо поговорить с тобой, — и, закрыв дверь на замок, добавил: — Наедине.

— Я так и поняла, — протянула Гермиона, несколько озадаченная его серьёзным тоном. — Можно сесть или мне позволено только стоять? Я попала на допрос инквизиции или всё же на что-то менее официальное?

— На самом деле мне всё равно, как ты поступишь, — ответил Блейз, протягивая ей бокал, и тут же, словно в голову ему стукнула какая-то мысль, забирая обратно. — Делай что хочешь, — он уселся в кресло у окна, в котором сидел почти час назад, как и тогда вытянув перед собой длинные ноги, и сказал: — Мне вот точно лучше присесть и выпить. Хотел с тобой поделиться, но тебе сейчас действительно не стоит пить, не так ли?

Внимательно взглянув на него, Гермиона спросила:

— У тебя плохое настроение?

— Плохое? С чего бы моему настроению быть плохим? — он издевательски приподнял бровь, махом осушил бокал с шампанским и, поставив его на пол, тут же схватил второй.

— Слушай, Блейз, сейчас неподходящее время выяснять отношения. Всё, что тебя беспокоит, наверняка можно обсудить позже, когда закончится празднование дня рождения Драко. А сейчас давай уйдём отсюда и вернёмся в зал.

Наклонившись, Гермиона приподняла с подлокотника крупную породистую кисть Забини. Обхватив её обеими руками, потянула на себя, но, как ни старалась, так и не смогла сдвинуть с места вредного змеёныша.

Наконец, сдавшись, она отпустила его ладонь, отошла к двери, которая вела в бальный зал, и прислонилась к ней спиной, в то же время не спуская глаз со второго выхода из комнаты и гадая, куда он ведёт. До неё доносились приглушённые звуки музыки и тихий гул голосов. Почему-то они так же действовали ей на нервы, как тот противный скребущий звук, когда кто-то водит ногтями по грифельной доске.

Гермиона почувствовала, что у неё начинает болеть голова. Блейз словно заразил её своим плохим настроением, или, возможно, оно начало портится ещё до того, как он заговорил с ней.

То, как испытующе Забини разглядывал её из-под полуопущенных век, обеспокоило ещё сильней. Сама того не осознавая она в защитном жесте потянулась рукой к животу, и Блейз, заметив это, кажется, всё же дрогнул, поменяв положение в кресле. Гермиона сдвинулась ближе к двери и повторила:

— Я не собираюсь выяснять с тобой отношения сейчас.

— Объясни-ка, что значит «выяснять отношения», дорогуша, — попросил он, осушив второй бокал до дна и с преувеличенным интересом разглядывая собственные ногти. — Имеешь в виду, что не хочешь рассказывать мне о ребёнке, которого ты носишь, и который может быть моим?

Гермиона дошла до второго кресла, стоящего в углу у дальнего выхода из комнаты, и обессиленно опустилась в него.

— Кто тебе рассказал?

— Проблема не в этом, а как раз в том, что мне не сказала об этом ты, — сухим и прохладным менторским тоном оповестил он.

— Я сама только сегодня об этом узнала, — созналась Гермиона.

Она солгала. Страстно желая, чтобы её слова оказались правдой.

Но всё было совсем не так.

Блейз насмешливо фыркнул.

— Очень даже сомневаюсь. Бьюсь об заклад, ты давно уже подозревала об этом, с того самого дня, как вовремя не началась менструация, но поскольку уже несколько месяцев ведёшь себя не совсем обычно для Гермионы Грейнджер, то предпочла не обращать внимания на подобные мелочи.

Гермионе не понравилось, что в одном довольно коротком предложении этот мужчина умудрился сформулировать всё то, что с ней было не так. Это обеспокоило её больше. Сжав губы в решительную жёсткую линию, она поднялась со своего места и приблизилась к Забини, который, казалось, всё так же расслабленно восседал в кресле. Ткнув в него пальцем, она заявила:

— Не смей вести себя так, будто изучил меня вдоль и поперёк! Не смей делать вид, что абсолютно всё про меня понял! Не клади меня в удобную маленькую коробочку с бантом, не вешай ярлык и не говори: «А вот это Гермиона Грейнджер, ребята!» Ты не имеешь никакого права поступать так со мной, Блейз Забини! Да ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти за эти месяцы! Понятия об этом не имеешь! Так что не сиди там и не веди себя так, словно хоть что-то знаешь и понял!

Он медленно встал, небрежным жестом отодвинул её палец в сторону и зааплодировал.

— Замечательная речь. Вся такая полная гнева. Не то, чего я ожидал, правда, но уж лучше так, чем наблюдать за пришибленной тенью, что последние пару месяцев или чуть дольше пыталась выдать себя за нашу маленькую львицу.

— Что? — Гермиона уже почти кричала. — Ты чего несёшь?

— Неважно. Сама всё поймёшь чуть позже, — озвучил очевидное Блейз и спросил: — Просто ответь, это мой ребёнок?

— Откуда мне знать, — истерично завизжала она. — Последние несколько месяцев я вела себя как озабоченная самка: спала со всеми подряд, кто попадался в брюках, так что отцом может быть кто угодно!

В комичной панике Блейз схватился за сердце.

— Ой, любимая, как же больно это слышать! — и спокойно добавил: — К твоему сведению, я сплю со всеми подряд, и неважно, в брюках или юбках мои партнёры.

Раздражённо выдохнув, Гермиона устало приложила ладонь ко лбу.

— Пожалуйста, я не хочу спорить! У меня раскалывается голова и состояние такое, словно сейчас вырвет. Давай пойдём в зал и поддержим Драко. Ему сегодня будет нелегко, как и Маркусу с Дафной. Можем мы сейчас сосредоточиться на этом? Пожалуйста? Я хочу всего лишь выполнить ещё одно задание и вернуться домой.

Она снова схватила Блейза за руку и попыталась утянуть к выходу. Но он почти не сдвинулся с места. Тогда, встав перед ним, Гермиона спросила:

— Ну, а теперь-то что?

— Скажи мне, чего ты на самом деле хочешь, малышка? Какое у тебя самое искреннее и горячее желание?

— Это шутка такая? Ты, что, пьян? — рявкнула она. — Я же попросила тебя, пожалуйста! — и развернулась, чтобы выскочить из комнаты, но Блейз схватил её за руку, снова повернул к себе лицом и признался:

— О второй части твоего списка я тоже знаю. Всё мы знаем.

Гермиона выглядела не просто потрясённой, раненой в самое сердце.

«Они всё знали. Все знали. Должно быть, Гарри рассказал им, а может, Тео».

Она вдруг почувствовала страшную усталость, опустошённость и тоску. Легче почему-то не стало: вместо того, чтобы снять бремя с её плеч, признание Блейза тяжёлым камнем обосновалось в душе, но, вопреки всем законам тяготения, не давило и не тянуло вниз, а словно парило, поднимаясь всё выше, душило её, выдавливая из лёгких последний воздух.

— Значит, хочешь знать моё самое искренне и горячее желание, — тихо начала Гермиона, кипя от возмущения.

Медленно пожав плечами, как бы давая понять, что ему в общем-то всё равно (хотя это было не так), Блейз сказал:

— Ну, могла бы и рассказать. Раз уж я спросил.

— Лучше бы я никого из вас никогда в глаза не видела! Лучше б я никогда не связывала с вашим «змеиным клубом»! — крикнула Гермиона и, стремительно развернувшись, попыталась выскочить из комнаты, но рука Блейза, словно змея, метнулась к ней и обвила предплечье, потянув назад.

— О, нет. Нет, нет, нет, малышка, — низко прорычал он, — сделать такое громкое заявление и миленько слиться по-тихому? Ничего у тебя не выйдет, — и, преодолевая сопротивление, развернул её лицом к себе.

Заливаясь слезами ярости и гнева Гермиона всплеснула руками и с надрывом в голосе закричала:

— Всё это не настоящее, Блейз, разве ты сам не видишь? Я только что вдруг осознала: всё вот это на самом деле не я! А какая-то низкопробная подделка под Гермиону Грейнджер! Поначалу это не имело значения, ведь я думала, что раз уж мне всё равно скоро умирать, то кому какое дело, буду ли я действовать за гранью приличий или вести себя так, словно это и не я вовсе? Мне было всё равно, ведь я не надеялась, что останусь в живых, а значит, после меня хоть потоп. Но сейчас, когда забрезжила надежда пусть даже на мизерный шанс, и проклятье на самом деле может быть разрушено, на меня разом обрушилось всё, что я натворила! Но я не хочу иметь с этим ничего общего! Это не я! Вот это всё — не я! — совершенно опустошённая она рухнула в кресло и поникла головой, задыхаясь и всхлипывая

Блейз упал перед ней на колени и спросил:

— Объясни, пожалуйста, малышка. Что именно «не ты»?

— Всё! Всё произошедшее! Например, я не шлюха! — сквозь рыдания выдавила Гермиона, со стоном падая в его объятья.

Он рассмеялся, нежно похлопывая её по спине.

— Это всё, что тебя беспокоит? — и, не сдержавшись, снова коротко рассмеялся.

Гермиона вытерла нос о его плечо ровно в тот момент, когда он потянулся за платком. С лёгкой брезгливостью разглядывая появившееся на дорогом пиджаке мокрое пятно, Блейз промокнул его кусочком шёлка, который после передал Гермионе, и поинтересовался:

— Что ещё «не ты»?

— Настоящая Гермиона Грейнджер никогда бы не перебралась жить в дом, где обитает шайка слизеринцев, — ответила она. — Потому что, честно говоря, я не нуждалась в вашей помощи со списком. Да у меня тогда от одной мысли о переезде мурашки по коже побежали, но я всё равно сделала это…

Блейз снова засмеялся и спросил:

— Ну и как? Они всё ещё бегают?

Шмыгнув носом, она ответила:

— Иногда.

— Ладно, что еще?

Он встал, потянул её вверх, развернул и, опустившись в кресло, усадил к себе на колени.

— Я бы ни за что не отказалась от поисков контрзаклятья. Не знаю, почему я так поступила, — она снова всхлипнула. — Гермиона Грейнджер так легко не сдаётся. Почему тогда я так быстро опустила руки? Почему позволила Гарри и Рону отправиться в Перу одним? Ведь без меня эти двое никогда ничего толком сделать не могут.

— Может быть, потому, что Гермионе Грейнджер просто всё надоело? — прошептал Блейз, поглаживая её по волосам.

— Думаю, ты прав, — кивнув, согласилась она.

— Что-то ещё? — спросил он и поцеловал её в щёку.

— Гермиона Грейнджер, та, которая настоящая, стесняется признаться, но действительно хочет, чтобы вторая часть её списка была выполнена. А это значит, что там нет места ни связи двух мужчин с одной женщиной, ни какому бы то ни было союзу трёх, но я не могу так поступить с тобой и Тео… Иногда я думаю, что лучше было бы, если бы я просто умерла в конце этой истории, чтобы не портить всем жизнь.

Блейз нахмурился, но промолчал, а она, ничего вокруг не замечая, продолжала:

— Думаю, тогда, два месяца назад, я поняла, что беременна, но посчитала, что… Я имею в виду… Как я могла так поступить с этим ребёнком? Как могла быть настолько безответственной, чтобы вообще допустить беременность? Как могла заниматься сексом с таким количеством мужчин, даже не задумываясь о последствиях? Ведь я понимала, что умру в сентябре (такая вероятность всё ещё существует), и у этого ребёнка не останется ни единого шанса выжить!

— Точно ты этого не знаешь, — в противовес мягкому тону, тело Блейза напряглось, а сердце наполнилось болью и сожалением.

— Да ладно… Все мы это знаем… Имею в виду, что это за чёртово лекарство такое — список? Список? Да ладно! Не может быть всё так легко. Такого просто не бывает. Если бы такой способ излечения существовал, я бы уже давно его нашла, — Гермиона уткнулась в его шею, словно прячась от неприглядной реальности. — Я хочу уйти, но не могу. Я так хочу уйти! Не хочу здесь находиться. Ничего не хочу знать об этом. Хочу всё забыть… Этим я и занималась последние несколько месяцев: притворялась кем-то другим и старалась обо всём забыть.

— Ну, разговор зашёл немного не туда, куда я планировал, — произнёс Блейз ровно. — Я-то думал, спрошу тебя о беременности, ты, возможно, чуточку вспылишь, как обычно, ну там, дашь мне пощёчину или ещё как-нибудь, а потом мы поцелуемся и помиримся. И уж точно я не предполагал, что мы разрушим мечту всей моей жизни о светлом будущем.

Вскинув на него взгляд, Гермиона улыбнулась.

— Сегодня вечером от меня уже досталось Гарри, а я взяла за правило раздавать не более одной пощёчины в сутки. Кроме того, я не собираюсь разрушать твою мечту о будущем. У вас с Тео оно всё ещё есть, уверена в этом. Просто не думаю, что в нём найдётся место мне. В любом случае, умру ли я или сама себя уберу из этого сложного уравнения, я не буду его частью, — категоричность собственного заявления вновь заставила Гермиону плакать, и она склонила голову Блейзу на плечо.

Он хотел рассказать ей ещё об одном способе (том, о котором Теодору рассказал Слизнорт), но, дав другу обещание не говорить об этом никому, оставил всё как есть. И вместо одного признания искренне выдал другое:

— Реальность такова: не думаю, что я так просто смогу отказаться от Тео. Даже ради тебя.

Не глядя на него, Гермиона ответила:

— Я никогда не попросила бы тебя отказаться от него. Никогда. Это было бы нечестно. Но настоящая Гермиона Грейнджер будет биться за мужчину, которого любит, до самого конца.

Несколько долгих минут они сидели в молчании, обдумывая её заявление, наконец Блейз спросил:

— А знаешь ли ты, малышка, что я полюбил его, когда нам было по двенадцать лет? Отец Тео однажды запер его в подземелье. За то, что он что-то там натворил. Мы с Малфоем нашли его и выпустили. Заметно было, что он плакал, и Малфой начал над ним насмехаться, потому что, скажем прямо, всегда был вредным мелким засранцем. Я, по привычке, вёл себя несколько отстранённо, но уже тогда понял: единственное, чего мне хочется, это обнять Тео и хоть немного утешить, сделать так, чтобы ему стало чуть легче… После того, как Драко отправился в Мэнор, я забрал Теодора в дом матери. Он признался, что в подземелье шастали крысы, и одна укусила его. Я рассказал об этом маме, и она вызвала своего целителя. Пока он осматривал Тео, мы с мамой ждали результатов в другой комнате, и я спросил: «Ты разрешишь Тео жить с нами?». Она ответила, что это невозможно. Я умолял её, но она объяснила, что так делать нельзя. Я признался, что люблю Тео и хочу заботиться о нём. И тогда она пообещала, что однажды у меня всё получится. Но не сегодня. Я подумал: «Хорошо, пусть не сегодня, но когда-нибудь… когда-нибудь я всё равно окружу его заботой. И добился своего: я заботился, забочусь и всегда буду заботиться о Тео…

— …потому что любишь его, — закончила Гермиона и заглянула Блейзу в глаза.

— Потому что люблю его, — эхом повторил он и нежно провёл пальцами по её щеке. Ему невыносимо хотелось добавить: «И тебя тоже», однако он не сделал этого.

— Я тоже его люблю! — горячо заявила Гермиона, еле сдерживая желание добавить: «Но кроме того, люблю и тебя», однако промолчала.

Глядя друг другу в глаза, оба понимали: происходит что-то таинственное и непостижимое. Наконец, Гермиона сказала:

— Он не справится без тебя, если со мной всё же что-нибудь случится.

— Ничего с тобой не случится, — устало заверил Блейз. — Пресвятой Мерлин, после этого разговора я чувствую себя старой раздражённой развалиной, а ты такая тяжёлая, что отсидела мне колени. Скорей всего, это из-за того, что в тебе уже завёлся ребёнок. Если он мой, то вырастет большим. А если Флинта, то просто огромным. Слазь с моих колен. И пойдём-ка в зал. Не хочу пропустить объявление о свадьбе, и, как ты совершенно правильно сказала, сейчас неподходящее время выяснять отношения. День рождения Драко, ты же помнишь.

Высморкавшись в платок, Гермиона протянула его Блейзу. С отвращением посмотрев на него, тот спросил:

— С чего вдруг ты решила, что я захочу вернуть себе это? — но всё же осторожно взял его двумя пальцами.

Они поднялись из кресла и направились в зал. А по пути Блейз заткнул испачканным клочком ткани горлышко вазы династии Мин, которая стояла в углу комнаты.