Гермиона спала и видела сны.

Некоторые сны были хорошими. В них она будто проживала жизнь заново. Вот ей девять, и отец покупает «Книгу джунглей» Редьярда Киплинга, в твёрдом переплёте и с автографом автора, — должно быть, отцу книга обошлась в целое состояние. Вот ей четырнадцать, и Макгонагалл награждает её высшим баллом за превращение шарика ваты в крошечную птицу. Вот ей восемнадцать, и она впервые целуется с Роном…

Хорошие сны были и о будущем. Вот она директор Хогвартса, её обожают и учителя, и ученики. Вот она только-только стала Министром Магии и улучшает жизнь несчастных волшебных существ. Но больше всего Гермионе нравился сон, в котором она читает книгу в незнакомой гостиной, к ней подбегает кудрявый маленький блондин и с усмешкой заявляет: «Мам! А папа сказал плохое слово!»; Гермиона ещё отметила тогда, насколько сильно этот мальчик похож на Драко…

Были и плохие сны. Ужасные видения о том, как она бежит по бесконечному склону, а за ней несётся огромный валун, раза в три её больше. Как Волан-де-Морт побеждает в войне, друзья Гермионы гибнут, а её саму подвергают невероятным пыткам. Как она лежит в Запретном лесу, обнажённая и обездвиженная, а по ней ползают слизни, пытаясь заползти в каждое отверстие тела…

А ещё Гермионе снился Герман. И сны эти были сущим кошмаром. А всё потому, что Герман в них никогда не выглядел как Герман. Он принимал форму странного злобного бестелесного существа, которое издевалось над ней, смеялось и причиняло сильную боль, несмотря на то что было столь же осязаемо, сколь и туман. И как бы быстро ни бежала Гермиона, как бы далеко ни пряталась, Герман следовал за ней по пятам, сводя с ума всё сильнее и сильнее…



В четверг вечером, ровно через двое суток после того, как потеряла сознание, Гермиона Грейнджер очнулась.

Когда она, резко вдохнув, пришла в себя, ей снился очередной кошмар о Злом Германе. Широко раскрыв глаза, Гермиона приподняла голову и нервно осмотрелась.

«Где я?»

«Кто я?»

К счастью, ответ на последний вопрос тут же всплыл в памяти. Она Гермиона Джин Грейнджер, подруга того самого Гарри Поттера, лучшая подруга Лаванды Браун. Её родители — стоматологи, а сама она преподаёт в Хогвартсе, школе-интернате для волшебников. А ещё она до безумия влюблена во врага детства, Драко Малфоя…

Память вернулась.

Герман дал Гермионе зелье.

Она им воспользовалась.

Драко говорил, что не гей.

А дальше — темнота.

Темнота!

Зелье.

Герман.

Гермиона снова осмотрелась и заметила знакомые занавески, сине-зелёные стены и кафельный пол. В конце концов, как подруга Гарри Поттера, она не могла не узнать Больничное крыло Хогвартса.

И почему же она в Больничном крыле?

Из-за Германа. Из-за этого мелкого поган… кхм… ужасного мальчишки!

Он отравил её! Подсыпал какую-то гадость в зелье, а Гермиона, как самая натуральная дурочка, воспользовалась им. Мерлин, будет ли конец совершённым ею глупостям? Как Гермиона могла столь легко проглотить тот бред об извинениях? Где была её проницательность? А мозг? В космосе?

— Дорогая, вам лучше? — послышалось справа. Гермиона повернулась на звук и заметила мадам Помфри, взволнованно смотревшую на неё.

— Думаю, да, — прохрипела Гермиона. — Однако стакан воды мне не помешает.

Мадам Помфри помогла ей сесть и подала стакан, наполненный водой из кувшина. Как только Гермиона допила, за занавеску шагнула профессор Макгонагалл.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — поздоровалась она. — Как вы себя чувствуете?

Гермиона с трудом сглотнула. Как долго она была без сознания? Знает ли кто-нибудь, почему её отравили? Знает ли кто-нибудь, что это был Герман? Должна ли она его защищать? Гермиона не хотела больше этого делать, ибо на этот раз Герман покусился на её жизнь. Однако если сказать, что виноват Герман, придётся объяснять, почему он так поступил. Значит, придётся втянуть в это и Драко, а втянуть в это Драко…

— Мисс Грейнджер? — позвала профессор Макгонагалл.

— Э-э-э… я в порядке. Отлично себя чувствую, хотя бывало и лучше.

Профессор Макгонагалл кивнула.

— У вас отравление.

— Ну да, — согласилась Гермиона. — Не стоило есть те креветки…

— Нет, не пищевое отравление, мисс Грейнджер, — перебила мадам Помфри. — Боюсь, это было магическое отравление.

— От-откуда вы знаете?

— Ну, по правде говоря, я тоже думала, что это пищевое отравление, но мистер Малфой доказал обратное. Оставив вас под моей опекой, он вернулся в вашу комнату и собрал остатки зелья в ванной. Он исследовал его и обнаружил, что оно было пропитано тёмной магией.

— По-видимому, — добавила профессор Макгонагалл, — вам дали его под видом Успокаивающего зелья. Дорогая моя, вам надо быть осторожнее при покупке зелий в аптеках. Не забывайте, что вы героиня войны.

Гермиона было открыла рот, чтобы рассказать правду, но тут же захлопнула обратно. Она ужасно хотела сообщить, кто истинный виновник, но понимала, что сначала нужно поговорить с Драко.

— И правда, — согласилась мадам Помфри. — А ещё вам следует поблагодарить мистера Малфоя. Если бы он не принёс вас вовремя…

Невысказанные слова и мрачное выражение на лицах мадам Помфри и профессора Макгонагалл смутили Гермиону.

Нервно улыбнувшись, она ответила:

— Что ж, вот и славно. Я обязательно поблагодарю его.

— А вот с этим, полагаю, возникнут проблемы, мисс Грейнджер, — заметила профессор Макгонагалл.

— Почему?

— Потому что сегодня в обед мистер Малфой пришёл ко мне в кабинет и уволился.



Как только мадам Помфри и профессор Макгонагалл отвернулись, Гермиона схватила палочку и встала с кровати. Трансфигурировав больничную одежду в простенькое платье, Гермиона осмотрелась и, пока никто не видел, поспешила в комнату Драко.

Драко уволился.

Зачем он так поступил? Что даст ему это увольнение? Быть может, он понял, что это Герман отравил Гермиону? Исходя из личных её наблюдений, Драко знал о чувствах Германа. Очевидно, он сложил два и два и понял, что тот пытался «устранить конкурента». Но это всё равно ничего не объясняло!

Он просто идиот! Как можно не понимать, что самый простой путь — это признаться во всём профессору Макгонагалл? Драко сказал, что не гей, и если так, то тот случай с Германом, когда Гермиона застала их, очевидно, имеет объяснение. Драко мог просто рассказать Макгонагалл, что Герман — сумасшедший, использовав Успокаивающее зелье и попытку отравления в качестве доказательства. А Гермиона, очнувшись, подтвердила бы эти слова, и Герману Рейнджеру бы пришёл конец.

Но увольнение выглядит как признание вины. Будто бы Драко сделал что-то не так и теперь пытается искупить вину самопожертвованием. А он ведь не сделал ничего дурного. Ему просто не повезло привлечь внимание невероятно ревнивого сумасшедшего подростка.

«А если нет?»

Тоненький голосок заставил Гермиону замедлить шаг.

А если Драко действительно виноват? Если он действительно пытался искупить вину? Пусть он и сказал, что не гей и своими учениками не интересуется, но об отсутствии интереса именно к Герману он прямо не говорил. И всё ещё оставался нерешённым вопрос с тем поцелуем. С тем дурацким, мерзким поцелуем!

Шестерёнки в мозгу Гермионы завертелись ещё быстрее. Ей вдруг подумалось, что Драко сговорился с Германом, чтобы отравить её. Иначе как он догадался проверить флакон с Успокаивающим зельем? А, узнав правду, почему не пошёл прямо к профессору Макгонагалл и не сказал о своих подозрениях насчёт истинного виновника? Не для того ли, чтобы защитить Германа?

Быть может, не стоило идти к Драко. Быть может, стоило с самого начала пойти к профессору Макгонагалл и всё рассказать.

— Грейнджер?

Вздрогнув от неожиданности, Гермиона обернулась. Сама того не осознавая, она всё-таки умудрилась дойти туда, куда собиралась. Она как раз проходила мимо двери Драко, когда тот распахнул её, держа в руках коробку с книгами.

Драко поставил коробку на пол и подошёл к Гермионе.

— Грейнджер, что ты здесь делаешь? — осмотрев коридор, требовательно спросил он. А затем посмотрел на неё с беспокойством: — Разве ты не должна быть в постели?

— Тебе ли не знать, — с горечью ответила Гермиона, — это ведь из-за тебя я там оказалась.

Драко нахмурился.

— Что? Что это значит?

— Я не дура, Малфой, как бы тебе ни хотелось верить в это. Я знаю, что ты помог Герману отравить меня!

Лицо Драко исказилось от злости.

— Если я тебя отравил, тогда зачем тратил время и нёс тебя на руках в Больничное крыло, а, Грейнджер?

— Затем, что это — тщательно спланированный спектакль! — воскликнула Гермиона. — Кто решится обвинить тебя в моей смерти, если ты пытался меня спасти, верно? Нет, ты не хотел меня спасать. Это всё было лишь для того, чтобы защитить Германа!

— И зачем же я хотел защитить Германа? — убийственным тоном произнёс Драко.

— Затем… что ты его любишь! — взорвалась Гермиона, тяжёло и часто дыша. — Ты любишь этого негодяя! Я видела тот поцелуй! И пусть ты говорил, что не…

Закончить она не успела. Да и как тут успеть, когда Драко выбрал именно этот момент, чтобы прижать её к стене и поцеловать.

Гермиона тут же начала вырываться, но она всё ещё была слаба после отравления, да и Драко был гораздо сильнее. Она пыталась отвернуться, но он схватил её за подбородок и не позволил.

Драко был зол. Очень зол. Гермиона понимала это по силе, с которой он сжимал её запястье, и по напору, с которым целовал её. Гермиона попыталась укусить его, но он увернулся и снова поцеловал. Она пыталась оттолкнуть Драко свободной рукой, но он и этого не позволил: одной рукой обхватил обе её руки за запястья и поднял над её головой.

Но Гермиона Грейнджер была девушкой бойкой и не сдалась. Она извернулась, будто змея, которой только что отрубили хвост, и нерешительно попыталась ударить Драко коленом в пах. Драко спасли рефлексы игрока в квиддич: он вовремя увернулся и с яростью посмотрел на Гермиону. Она и подумать не могла, что он может быть настолько зол.

— Грейнджер, ты что, пыталась меня ударить?

— Да, — процедила та. — И сделаю это снова, насильник чёртов!

В глазах Драко что-то сверкнуло.

— Насильник? Неужели? Ещё одно твоё заблуждение насчёт меня. Быть может, пришло время оправдать твои ожидания.

Гермиона в ужасе посмотрела на него.

— Нет, ты не можешь так поступить.

Драко одарил её долгим злым взглядом и отстранился.

Гермиона потёрла ноющие запястья и коснулась горящих губ. В глубине души она жалела об упущенном поцелуе, но она была так зла тогда! Да и сейчас, собственно, тоже.

— Ты ведь любишь его? — с горечью произнесла Гермиона. Когда Драко не ответил, она продолжила: — Если нет, тогда почему ты не рассказал Макгонагалл, что это он меня отравил? Почему ты увольняешься? Это же очевидно, что ты пытаешься его защитить.

Драко невесело хохотнул. Смех получился хриплым и сухим, будто песок на пляже в жару.

— Что ж, думаю, ты будешь в шоке, когда я скажу, что уволился, чтобы защитить тебя.

Так и случилось. Гермиона округлила глаза от изумления, но быстро пришла в себя.

— И почему же? — скептически спросила она.

Драко посмотрел на неё и покачал головой.

— Потому что, несмотря на твою невыносимую слепоту, способность выводить меня из себя, как по команде, вечный идиотизм, дурацкие идеи, невероятную наивность, безжалостные и неправильные суждения обо мне, несмотря на эту дикую копну, которую ты зовёшь волосами, я люблю тебя, Грейнджер. — Их взгляды встретились: спокойный взгляд Драко и удивлённый — Гермионы. — И это правда. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я тебя люблю.

А затем Драко развернулся, зашёл к себе в комнату и захлопнул дверь.