Вплоть до конца августа Гермиону не видел никто, даже лучшая подруга Лаванда Браун. Домашние эльфы, приносившие пищу, были единственными, с кем она хоть как-то общалась. Однако лето подошло к концу, и первого сентября начались занятия. Ради учеников Гермионе пришлось выйти из затворничества.

Но прежней она уже не была, и ученики это заметили.

«С профессором Грейнджер что-то не так», — шептались они.

«Она изменилась», — размышляли они.

И были абсолютно правы. С ней действительно было что-то не так, она действительно изменилась. Кто же останется прежним, пройдя через то же, что и Гермиона Грейнджер? Слава богу, это не имело отношения ни к изнасилованию, ни к каким-либо физическим травмам, но видеть, как тот, о ком ты грезишь, — и надеешься, что это взаимно, — целует другого, было очень больно.

Душераздирающее зрелище.

И именно это в Гермионе и изменилось: душу порвали в клочья.

А еще она разочаровалась. В первую очередь в том, кто разбил ей сердце.

Гермиона вела урок об исторической подоплёке враждебности кентавров к людям у четвертого курса Гриффиндора и Когтеврана, когда совершенно неожиданно ей вспомнился поцелуй Драко и Германа. Гермиона тут же забыла, о чём говорила. Нервно бормоча что-то, она торопливо листала свои записи, пытаясь сориентироваться по ним, но вспомнить ничего не получалось. Ученики внимательно наблюдали за ней, а в её голове лишь раз за разом прокручивалось это ужасное воспоминание, особенно тот момент, когда Герман обернулся, и Гермиона увидела…

— Занятие окончено! — воскликнула она.

Класс уставился на неё, не веря своему счастью — с истории магии отпустили на полчаса раньше.

— Уходите! Сейчас же! — приказала Гермиона. Дважды повторять не потребовалось. Ученики похватали книги и сумки и куда-то умчались — вероятно, бесцельно слоняться по коридорам в ожидании следующего урока.

Тяжело плюхнувшись на стул, Гермиона облокотилась на стол и закрыла лицо ладонями. Массажируя виски кончиками пальцев, она отчаянно старалась загнать это воспоминание как можно дальше. Неизвестно, почему Гермиона еще не стерла себе память. Быть может, в глубине души она была мазохисткой и хотела мучить себя этим воспоминанием время от времени.

«Нет, это лишь для того чтобы помнить, что надежда на взаимность от Драко… безнадежна».

Именно так. Гермиона хорошо усвоила этот урок. Добиваться Драко Малфоя и дальше — дохлый номер. Не стоит он ни сил, ни времени. Гермиона не могла поверить, что столько времени потратила, пытаясь привлечь его внимание, а оно было полностью сосредоточено на другом. А что она вытворяла! Как низко пала! И все ради этого мерзавца, который имел наглость завести отношения с несовершеннолетним учеником!

Нужно обязательно доложить об этом. Гермиона была столь зла, что уже почти решилась пойти к директору Макгонагалл и рассказать обо всем, что видела — и показать свои воспоминания, конечно же. Так ему и надо, негодяю, за то что сердце её будто вырвали из груди и бросили на пол, где его окончательно растоптал огромный слон. Боль от предательства, которую он ощутит, когда всё раскроется, будет столь же сильной, что и боль Гермионы, когда она увидела, как Драко целуется с Германом.

Ну, может и не такой же сильной, но близко к этому. Очень близко.

— Грейнджер.

Вздрогнув от неожиданности, Гермиона отняла ладони от лица и посмотрела наверх. В дверях стоял Драко, в кои-то веки в учительской мантии. Лицо его выражало нерешительность — что было ему несвойственно, — а волосы были в таком состоянии, будто он без конца теребил их.

Легок на помине…

Гермиона тут же собрала все свои записи, закрыла чернильницы, схватила перья и побросала все как попало в портфель.

— Нет, ты только посмотри, сколько времени! — почти пропищала она, застегивая портфель.

— Грейнджер, я должен… — начал Драко, но Гермиона уже вскочила на ноги, уронив стул.

— Какая же я глупая! Я же опаздываю на следующий урок! — Обогнув стол, она больно ударилась бедром об угол. — Боюсь, мне нужно идти!

— Грейнджер…

Но Гермиона, промчавшись мимо, уже вылетела из класса и ничего не слышала.



В следующий раз они встретились в этот же день, но уже вечером.

Гермиона направлялась на последний урок — у третьего курса Когтеврана и Пуффендуя, — когда увидела, что навстречу ей выходит Драко.

— Грейнджер…

— О боже! — воскликнула Гермиона. — Не могу поверить, что забыла свою… э-э-э… палочку! Нужно обязательно за ней вернуться!

Резко развернувшись, она направилась прочь. Увы, Драко последовал за ней.

— Грейнджер, Мерлина ради, ты всегда носишь палочку в левом рукаве.

Гермиона удивилась, что он знает о такой мелочи.

— Ну, я, кажется, вспомнила, что забыла её туда положить!

— Вспомнила, что забыла?

— Да! Конечно!

— Грейнджер, пожалуйста, просто…

— Что ж, приятно было поболтать с вами, мистер Малфой, но я спешу!

— Грейнджер!

Но Гермиона уже неслась прочь со сверхъестественной скоростью.



Драко же во что бы то ни стало решил добиться, чтобы его выслушали.

Следующим вечером, после ужина, когда Гермиона придумывала домашнее задание для шестикурсников, в открытое окно влетела записка и приземлилась на стол рядом. Гермиона с любопытством взяла ее и начала разглядывать, гадая, от кого она. Но еще большее удивление вызвали проступившие на бумаге слова:

«Грейнджер, ты должна меня выслушать…»

Выронив записку, будто та вдруг стала обжигающе горячей, Гермиона немедленно сожгла её. Однако записка тут же восстановилась из пепла. Гермиона в ужасе наблюдала, как на бумаге вновь проступают слова:

«Ты сожгла мою записку? Грейнджер, я…»

— Инсендио!

Записка снова восстановилась.

«Грейнджер, это уже не смешно».

— Инсендио!

«Ты либо ужасно упряма, либо ужасно глупа. Я склоняюсь ко второму варианту».

Разозлившись на неуничтожаемую бумажку и столь дерзкие сомнения в умственных способностях, Гермиона схватила перо, макнула его в чернильницу и яростно настрочила в ответ:

«Может и так, но я, по крайней мере, не настолько глупа, чтобы резвиться с несовершеннолетними учениками, особенно на территории школы! А теперь оставь меня в покое, подлый мерзавец!»

Часто дыша, Гермиона пристально смотрела на записку и ждала, осмелится ли та — ну, или Малфой — что-нибудь добавить. Но ничего не произошло. Бумага оставалась чистой весь вечер.



— Интересно, что он хотел сказать? — размышляла Лаванда. — Ага! Ты попала на Парк-лэйн, и она принадлежит мне. Плати аренду, коварная женщина!

Во вторую пятницу сентября Гермиона с Лавандой играли в «Монополию» у Гермионы в комнате, желая отдохнуть от дел учебных. Лаванда играла на удивление хорошо и уже скупила больше половины игрового поля, все вокзалы и коммунальные предприятия. Ко всему прочему Гермиона уже дважды попадала в тюрьму, несколько раз платила налоги и аренду Лаванде, когда попадала на её участки.

— Меня не интересует, что он хотел сказать, — небрежно ответила Гермиона, отдавая двадцать, затем десять и еще пять фунтов. — Держи. Мерлин, это грабеж, говорю тебе!

— Вообще-то, — усмехнулась Лаванда, — всё ещё хуже, потому что Мейфэр тоже в моей собственности, значит арендная плата двойная. Семьдесят фунтов, милочка! Раскошеливайся!

Гермиона передала ей оставшиеся пятьдесят фунтов и две купюры по двадцать.

— Жадина.

— А что, так и есть, — расхохоталась Лаванда. — Всё равно ты должна была позволить ему высказаться, Гермиона. Кто знает, вдруг он передумал.

— Не передумал, — отрезала Гермиона.

— Ты не можешь этого знать наверняка, — парировала Лаванда.

Но Гермиона знала. Знала, что Драко Малфой даже не собирался «передумывать», ибо история, рассказанная ею Лаванде, значительно отличалась от правды.

Почему-то Гермиона не захотела делиться тем, что видела Драко с Германом, поэтому соврала Лаванде. Она рассказала, что в ту роковую ночь дошла до комнаты Драко и колотила в дверь, пока тот не открыл. А затем спросила напрямую, нравится ли ему, на что получила глумливое «нет». Однако, оправдывала себя Гермиона, она не совсем лгала. Драко действительно сказал «нет», но не прямо: тот поцелуй с Германом сказал это за него. Драко сделал выбор, и выбор был не в её пользу.

С того самого вечера, когда он прислал записку, его было не видно и не слышно, и Гермиону это радовало. С глаз долой, из сердца вон — прочь сомнения, желает ли она быть с ним. Гермиону восхищало его упорство, а его неожиданное внимание было даже слегка приятно, но, боясь снова стать одержимой Драко, она твёрдо решила, что не станет его слушать.

Да и он наверняка просто хотел убедиться, что Гермиона не станет ничего рассказывать директору. Драко прекрасно понимал, что Макгонагалл относится к ней с уважением, поэтому даже малейшее упоминание о его шалостях с учеником, сорвавшееся с языка Гермионы, приведет к немедленному увольнению. Как истинный трус, он был напуган и лишь пытался защититься.

«И вправду, пора бы уже прекратить, наконец, думать о Драко Малфое».

Да, определенно пора, ибо Гермиона была на сто процентов уверена, что он о ней не думает совершенно.



Ранним субботним утром Гермиона получила письмо от Роберта: он приглашал её на прогулку. Вспомнив тот чудесный пикник на последнем свидании, Гермиона сразу же согласилась. Хорошо, что она не рассталась с Робертом, как планировала раньше. Теперь, когда она решительно настроилась забыть о Драко Малфое, Роберт Локи с его очаровательной улыбкой был идеальным лекарством от разбитого сердца.

Гермиона понимала, что она просто использовала беднягу. В конце концов, не он занимал её сердце и мысли, а вспоминала она о нём исключительно тогда, когда в отношениях с Драко всё становилось особенно плохо. И это было ужасно, потому что в своей заявке Роберт указал, что настроен на серьёзные отношения. Он хотел жену, детей и все прочее, что к этому прилагалось. Ему не нужна была женщина, которая будет использовать его как замену тому, кто разбил ей сердце.

Роберт был добрым, честным и невероятно красивым. Любая женщина убьёт за такого. Ну и что же Гермиона? А Гермиона просто использует его, чтобы «отвлечься».

«Так, Гермиона, прекрати тянуть время! Он хороший парень. Именно тот, кто тебе нужен. Так что прекрати заниматься ерундой и отнесись к этому серьёзнее!»

Этим вечером Гермиона была убийственно красива: короткое чёрное платье без бретелек и чёрные же туфли на высоком каблуке. С помощью Лаванды она приручила свои волосы, но от макияжа решительно отказалась.

— Неужели ты собралась сегодня переспать с ним? — поинтересовалась Лаванда. Она сама была совершенно не против секса на первом свидании.

— Нет, — тут же отозвалась Гермиона.

— Не будь такой ханжой! — поддразнила Лаванда. — Да и выглядишь ты в этом платье как последняя проститутка. Роберт не будет думать ни о чём, кроме секса.

— Ну и пусть, — улыбнулась Гермиона. — Это совершенно не значит, что ему что-нибудь обломится. Я лишь хочу подогреть аппетит.

Лаванда расхохоталась и похлопала её по плечу.

— Мои уроки явно пошли на пользу. Ты быстро учишься.



К сожалению, свидание Гермионы и Роберта оказалось совсем не таким, как ожидалось.

Первым звоночком стало то, что Роберт едва взглянул на Гермиону. Она надела пиджак поверх платья, но всё равно намеренно оставила его расстёгнутым. А Роберту будто бы было плевать, даже если Гермиона пришла бы в грязной наволочке и японских гэта¹.

Второй звоночек прозвенел, когда вместо шикарного ресторана, клуба или хотя бы приличного паба её повели в Запретный лес. Роберт выбрал доселе неизвестный Гермионе путь — извилистую, вымощенную камнями дорогу, которая привела их к границе леса. Наконец посмотрев на Гермиону, Роберт слегка улыбнулся и кивнул в сторону мрачного входа.

— Туда? Хочешь, чтобы я… мы пошли туда? — удивлённо спросила та. Она бы скорее отрезала себе любую часть тела без наркоза, чем пошла в Запретный лес — слишком свежи были неприятные воспоминания.

Роберт осмотрел её.

— Ну, не думаю, что твоя одежда подходит для прогулки, но здесь недалеко.

— Но в Запретном лесу нет ничего, кроме деревьев и… и… монстров, — с тревогой глядя на него, ответила Гермиона.

Роберт улыбнулся, и она поражённо отметила его зловещий вид. В темноте его зелёно-голубые глаза казались ещё мрачнее, да и ростом он будто бы стал выше. Гермиона шагнула назад и нервно огляделась, наконец осознав, что вокруг нет ни души. Вдалеке виднелся Хогвартс, и ей захотелось тут же оказаться в его стенах, в безопасности — ситуация явно её тревожила.

— Роберт, я… я бы хотела пойти домой, — тихо сказала Гермиона.

— Брось, Гермиона, наше свидание только началось, — ответил Роберт и шагнул к ней, по-прежнему улыбаясь.

Гермиона поспешно отступила назад.

— Э-э-э… ну, я вдруг вспомнила, что у меня много работы… и… может, мне было бы лучше уйти и…

Внезапно Роберт схватил её за локоть. Улыбка исчезла с его лица, сменившись зловещей ухмылкой.

— Никуда ты не пойдешь, Гермиона. Разве что прочь из этой жизни.



Когда Гермиона выхватила палочку, Роберт тут же применил обезоруживающее, а затем обездвиживающее и заклинание немоты. Взвалив Гермиону на плечо, будто мешок, он понёс её вглубь Запретного леса.

Гермиона была до ужаса напугана и зла на себя. Зачем Роберт так поступил? Что он собирается с ней делать? И кто же он на самом деле? Почему она была такой беспечной и не проверила его? Мерлина ради, она же Гермиона Грейнджер! Подруга знаменитого Гарри Поттера, который победил Волан-де-Морта и наверняка нажил себе кучу врагов!

Роберт Локи, скорее всего, был сторонником идей Волан-де-Морта. Похитив Гермиону, он собрался шантажировать Гарри. Да и «Роберт Локи» вряд ли было его настоящим именем! Наверняка под этой личиной скрывался один из тех Пожирателей смерти, которым удалось избежать наказания много лет назад, а теперь они пытались отомстить, похитив Гермиону.

Мерлин! А если там, куда её несут, будут и другие Пожиратели?

Она была такой глупой! Доверяла ему! Называла добрым и честным! Как можно было так легко ему поверить? Роберт был чересчур мил, и Гермиона должна была заподозрить неладное с самого начала. Если Гарри придёт её спасать и погибнет, она никогда себе этого не простит. Правда, если убьют Гарри, то и её, скорее всего, тоже. И виновата во всём будет её наивность.

Чем дальше они заходили в лес, тем сильнее боялась Гермиона. Если бы только она могла двигаться. Если бы только у неё была палочка. Если бы только она с самого начала отказалась от свидания с Робертом. Если бы только…

Вдруг в спину Роберта ударил яркий зелёный луч, отбросив его вперёд. Гермиона упала на землю и вскрикнула от боли — лишь мысленно, потому что всё ещё находилась под заклятием немоты. Лёжа на животе, она едва могла дышать. В темноте было не слишком хорошо видно, но Гермиона отчётливо слышала чьи-то шаги и шелест прелой листвы.

Кто-то подошёл к ней, и Гермиона взмолилась, чтобы он оказался ей знаком. Мгновением позже она почувствовала, как спали заклинания, и кто-то тёплой рукой перевернул её на спину. Сидя на корточках, на Гермиону смотрел блондин, чьи волосы в темноте казались платиновыми. Драко Малфой. Её спаситель.

— Ну здравствуй, Грейнджер.

Гермиону с головой накрыло волной облегчения и радости от того, что её спасли. И волна эта смыла не только ужас и беспокойство, но и здравый смысл. А всё потому, что вместо того чтобы поблагодарить спасителя, как сделал бы любой нормальный человек, она села, обняла Драко за шею и, подтянувшись к нему, поцеловала.

_____________

¹ Гэта — японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (сверху имеют вид прямоугольников со скруглёнными вершинами и, возможно, немного выпуклыми сторонами). Придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и вторым пальцами (прим. пер.)