«Всегда будет только Стефан».

Он отчаянно сжимает в ладонях ее лицо, пока она говорит те четыре слова.
По иронии судьбы, то же самое ранее произнесла Кэтрин.

Внезапно его руки слабеют, и он отступает, чувствуя, как внутри что-то тянется все сильнее и сильнее, пока не трескается.

И тогда последний глоток воздуха, в котором он, в действительности, не нуждается, покидает его легкие, и он чуть морщит лицо, потому что ему просто напросто больно.

«Лгунья».

Она вздрагивает, не от резкости его голоса, потому что, порой – это как раз то, что ей нужно услышать, а потому, что правда ранит, и в данном случае, это та правда, которая ранит больнее всего. Он прав, он так прав.

Но он не может этого знать.

И когда он пытается вновь ее поцеловать – поцелуй, который она никогда настолько сильно не желала за всю свою жизнь – она заставляет себя вырваться, смотрит ему прямо в глаза – и причиняет боль худшим из всех возможных способов.

Слова, что слетают с ее уст, никогда не были более далеки от правды – они до смехотворности пропитаны ложью, и она удивляется, как он этого не понимает – но все-таки знает. Прежде они были истиной, в далеком прошлом; но потом много всего произошло: и Атланта, и конкурс «Мисс Мистик Фоллс», и еще много всего значимого и решающего, что, в определенный момент, «всегда будет» превратилось в «однажды был», и огонь, что некогда горел для Стефана, стал гореть для него.

Теперь больше не Стефан. Только – Дэймон.

Она видит боль, которая плещется в его великолепных голубых глазах, она видит крайнее отчаяние, которое отражается на его лице. Видит, как он напрягается, и его красивое лицо становится маской – тенью его самого. Она знает, что он опять закрывается ото всех, так же, как когда обнаружил, что Кэтрин не было в склепе, но на этот раз боль от его сломленного вида острой иглой пронзает грудь, потому что сейчас, она - та, кто заставила его страдать.

Ужасное осознание того, что сделанного не воротишь – что она поступила с ним так, как настоящие друзья никогда не поступают – встает комом в горле, не позволяя продохнуть, и она закрывает глаза, сдерживая слезы. Она боится, что, когда откроет их, он исчезнет, и она никогда не увидит его снова.

И она не уверена, что сможет с этим жить. Даже после того, что сделала.

«Деймон! Нет!»

Он слышит невыносимую боль в ее крике, когда бросается на ее брата, с остервенением хватая того за горло. Он так же слышит в нем предательство – видит его в глазах Джереми – но принуждает себя ослепнуть и оглохнуть ко всему окружающему миру, потому что, иначе, он знает, он не сможет выполнить задуманное.

Но он должен, потому что, иногда, легкий путь – самый лучший.

И прямо сейчас, легкий путь – единственный дня него (для нее).

Конечно, он видел кольцо на руке Джереми – именно благодаря ему и созрел этот план. Но он все еще не может усмирить дрожь, так как в ушах до сих пор стоит предательский хруст шеи, сломанной его собственными руками, и он уверен, что еще никогда не испытывал столько чувств сразу – что никогда не ощущал столько решительности – когда дело касалось убийства человека. Он отпускает Джереми, чувствуя отвращение к самому себе. Тело Джереми осторожно соскальзывает на пол – он позаботился об этом – но для неопытных глаз (глаз Елены), похоже, будто он небрежно отбросил его.

Он слышит ее испуганный крик, смотрит, как она падает на пол и обхватывает руками голову Джереми. В ее глазах слезы, которые, он знает, она пытается сдержать – и единственное видимое доказательство ее боли – мучительные вздохи и сдавленные всхлипы, что иногда срываются с ее губ и то, как она гладит волосы брата, будто пытается его успокоить.

И тогда он уходит – его цель достигнута. Он не оборачивается.

(Потому что, если он обернется, он уже не сможет уйти).

Он замечает, как рука Джереми чуть подрагивает, и знает, что с парнем все будет в порядке. Он не уверен в предположительных сроках, но это уже не имеет значения.

Ничто не имеет (кроме ее безопасности).

И он убедится, что с ней все будет в порядке, если ничего другого не остается. Потому что так поступают друзья, а после этого вечера он знает, что они – лучшие друзья.

«Я ненавижу его».

Он самый лучший друг, который у нее когда-либо был.

Ее голос прерывается на слове «ненавижу», и она прячет лицо в волосах Джереми так, чтобы Стефан не заметил. Она видела кольцо, и знает, что Дэймон тоже его видел – не мог не увидеть. Иначе получалось слишком странное совпадение, и Дэймон не причинил бы Джереми вред, если бы не кольцо – но легче верить, что он не заметил – так лучше накатывала ненависть.

Он мог бы убить ее младшего брата, но зачем?

И все же, в тоже время, он не мог (не стал бы).

Он сделал это, чтобы защитить ее – чтобы они и дальше скрывались за привычной ложью, что создана специально для них, потому что так легче – и она знает, что он не хочет, чтобы она узнала причину, но, Господи, он – ее лучший друг, а лучшие друзья знают друг о друге все.

И действительно, она должна была догадаться, что те четыре слова окончательно закрепили сделку между ними. В конце концов, разве не у него на все было готово язвительное замечание? Разве не он был тем, кто никогда не переставал удивлять?

Дэймон никогда не ошибается, не так ли?

Она снова повторяет «Я ненавижу его», потому что убеждена, что если не будет этого делать, то забудет, что означают слова (забудет, кому они адресованы). Их повторение подпитывает ненависть, помогая уловить суть произносимого.

(Даже если она не хочет).

Он – ее лучший друг (и парень, которого она любит больше всего на свете, но никогда в этом не признается), а лучшие друзья присматривают друг за другом. Вот что они делали, хотя оба надеялись, что другой не замечает заботы. Но они заметили – и просто решили притвориться, что ничего нет.

Так легче.

Но больнее. И они ранят друг друга так, как могут только лучшие друзья. И продолжают причинять боль: не только тем, что произошло сегодня, но и последствиями, которые проявятся завтра.

Они никогда не будут беззаботными и веселыми, с-нами-все-в-порядке Дэймоном и Еленой.

Ей все же хватает смелости признаться, что она будет скучать по нему.

Тоска сжимает его сердце – так глупо.

Он знает, что сможет отключить чувства (будто нажать на кнопку).

Но он знает, что не станет (потому что, только в этот раз, он не хочет идти по легкому пути).

Он чувствует себя раненным, уязвимым, настолько одиноким и до безрассудства глупым, что хочет кричать, пока есть силы. Он бросает стакан с виски в огонь, и смотрит, как пламя вспыхивает на доли секунды, прежде чем вернуться к спокойному, ровному горению.

На этот раз он знает, что действительно все сделал правильно (по крайней мере, он так думает), вместо того, чтобы дальше стараться. Будет лучше, если Елена станет его ненавидеть и останется со Стефаном – стабильным, надежным, простым – Стефаном.

(И, может быть, когда-нибудь, он тоже в это поверит).

Она облегченно вздыхает, когда Джереми приходит в себя, хватая ртом воздух, и прижимает его к себе. Она рыдает, зарывшись лицом в волосы Джереми, и позволяет Стефану себя обнять (и пытается не желать, чтобы ее обнимали другие руки).

«Дэймон – Дэймон убил меня».

Нет, хочет сказать она. Он защищал тебя.

Но она молчит – и убирает волосы с его лица, целуя во влажный лоб. Ее сердце все еще болезненно бьется; оно не может жить без Дэймона, она это понимает, но закусывает губу, сдерживая всхлипы.

Потому что следовать за Дэймоном больше не вариант.

Он задумывается, простит ли она его (уже простила), она задумывается, будет ли он по ней скучать (уже скучает).

И только раз – всего лишь на кротчайший миг – они оба задумываются, в действительности ли, легкий путь – самый лучший.

Перевод: Эlиs
Редактура: FoxyFry

Вы очень сильно порадуете нас с Иришкой, если оставите свой след на Форуме;)