Глава 22
Белла Срок: двадцать четыре недели Мы решили никому не говорить о поле нашего ребенка, потому что хотели сохранить это между нами до рождения. Улыбка Эдварда была такой широкой, когда мы зашли в квартиру, наверняка его щеки должно быть уже болели. Мы направились прямо к конверту, который последние двенадцать недель висел на холодильнике. В нем лежали наши варианты пола ребенка.
Я не угадала. Я написала, что будет девочка. Мы с Элис сделали какие-то старые обряды… и, в соответствии с ними, у нас должна была быть девочка. Но я рада, что у нас будет мальчик, несмотря ни на что.
– Хорошо, открывай конверт, – сказал Эдвард, передавая его мне и доставая бутылку воды из холодильника, и еще одну для меня. Он с легкостью запрыгнул на стол, но я так уже не могла, поэтому просто встала между его ног, прижимаясь спиной к его груди. – Ну, давай, открывай! – весело проговорил Эдвард, опуская голову и нежно кусая меня за шею.
Я захихикала и игриво оттолкнула его, потирая место, которое он только что укусил. – Придержи лошадей, – сказала я, а потом медленно разорвала конверт, растягивая эту процедуру как можно дольше.
Эдвард закатил глаза и схватил конверт, вытягивая два листика и быстро разворачивая их. – Ха! Ты ошиблась! – рассмеялся он, протягивая мне лист со словом
девочка, написанным моим почерком. – И ты посмотри…
Я был прав! – победно произнес Эдвард, передавая мне бумажку с неаккуратно нацарапанным словом
мальчик. – Не могу поверить, Белла. Просто не укладывается в голове. У нас будет
сын, – прошептал он мне на ухо внезапно серьезным голосом.
Повернув голову, чтобы посмотреть на него, я улыбнулась, и, встав на цыпочки, поцеловала его. – Знаю… это просто восхитительно. Нам надо подумать над именем, – добавила я, протягивая руки и взъерошивая его волосы. – Господи, все так быстро происходит, я едва поспеваю за всем. Я так тебя люблю, Эдвард.
– Я тоже люблю тебя, малышка, – нежно ответил Эдвард, а потом резко развернул меня, чтобы крепко поцеловать в губы, и я не смогла сдержать улыбки, когда его руки легли мне на живот.
Срок: тридцать недель Уже пятый раз за ночь я громко запыхтела и попробовала лечь более удобно. Я не привыкла спать на боку, обычно я сплю на спине или на животе. Но очевидно лежать на левой стороне — лучшее решение, потому что в одной из моих книг о беременности говорится, что тяжесть ребенка может прервать поток крови в аорту. В результате теперь мне нужно больше времени, чтобы заснуть ночью.
Эдвард зашевелился рядом со мной и приподнялся на локоть, будучи все еще сонным, когда посмотрел на меня. – Ты в порядке? – хрипло спросил он, наклоняясь и целуя меня в нос.
– Да, просто не могу лечь удобно, – ответила я.
– Иди сюда, – пробормотал Эдвард, ложась обратно. Я так и сделала и удобно прижалась к его животу. Руки Эдварда всегда дают мне комфорт. – Так лучше? – сладко спросил он, и я сонно кивнула.
Прошло еще несколько минут, но мы с любимым так и не заснули. – Давай прочитаем главу об этой неделе в книге о беременности, – предложила я после следующих десяти минут. Эдвард согласился и сел, включая лампу на прикроватной тумбочке, а затем взял книгу. – Глава тридцатая, – напомнила я ему, хотя это было ненужным. Эдвард и так знал мой срок.
Он открыл книгу на нужной странице, прочистил горло и прочитал главные пункты в начале главы. – Ранний пушок или первичные волосы исчезают с головы ребенка и на их месте вырастают настоящие волосы. Рост ребенка приближается к сорока сантиметрам, а весит он примерно один килограмм двадцать грамм. Некоторые детки уже сосут пальчики на этой стадии.
– Вау, – прошептала я, Эдвард кивнул, поцеловав меня в макушку, и продолжил читать.
– Ребенок может плакать настоящими слезами даже внутри живота, – Эдвард протянул руку и начал успокаивающе гладить мой живот. – Мозг быстро растет, в нем образуются миллиарды новых нервных клеток. Мозг не обретет обычную форму, пока ребенку не исполнится пять лет, – Эдвард снова замолчал и прочистил горло. Но вместо того, чтобы опять начать читать, он закрыл книгу и повернулся ко мне. – Просто удивительно, что все это происходит внутри тебя, – сказал он мягко, в восхищении гладя мой живот.