Я снова был в белом мороке, но теперь вместе с Беллой. Это было хорошо, но странно. Я давно мечтал оказаться здесь. Белла всегда была рядом среди темного, страшного леса, но в этом белом мороке она оказалась со мной впервые. Незнание того, где мы находимся, должно было беспокоить меня, но я был слишком уставшим.

Кажется, я был болен. Но когда это случилось? Я редко болел, даже простудой, и такие моменты всегда были довольно запоминающимися. А еще я знал, что нахожусь точно не дома. Здесь было слишком ярко, слишком громко и слишком неудобно. Просто белый морок, который я смутно запомнил из прошлых нов.

Почувствовав каким-то образом Беллу, я повернул туда голову, и, черт возьми, это было больно. Я замер, пытаясь нахмуриться и избавить тяжелую голову от острых шипов. Боль пульсировала и рычала. Я заставил себя открыть глаза, задаваясь вопросом, почему сделать это так трудно. Мне словно насыпали в глаза битое стекло. Поднять веки тоже больно. Что со мной не так? Мне снова снится сон, или я серьезно заболел? Я не понимаю. У меня не получалось вспомнить… ничего.

Я моргнул, и даже это маленькое движение было утомительным. Зато я смог увидеть Беллу. Мне этого достаточно. Она смотрела на меня, хотя у меня не получалось разглядеть черты ее лица из-за болезненной пульсации в голове. Что ж, достаточно знать, что она рядом со мной в этом сне. Я со вздохом облегчения закрыл глаза.

Я услышал свое имя, произнесенное едва слышным шепотом. Пришлось снова бороться, чтобы разлепить веки. Обычно она так произносила мое имя во снах на лугу, и мне это очень нравилось. Мы медленно и долго занимались любовью. Она говорила, что любит меня, а я просил ее выйти за меня замуж. Белла не боялась. Да, мне определенно нравился этот сон.

Я попытался осмотреться, чтобы убедиться, покинули ли мы белый морок, вернулись ли на луг, но боль в очередной раз пронзила голову. Но хотя бы Белла все еще была рядом. Она протянула руку и коснулась моей щеки. И я почувствовал это. Действительно почувствовал. Не так, как это было во сне. Белла. Рядом и правда была Белла. Я не спал.

— Белла, — не своим голосом проскрежетал я, борясь с колючей проволокой в горле.

Внезапно на меня нахлынули воспоминания, и резкость, с которой это произошло, ошеломила меня. Белым мороком была больница. Я был в больнице, и мои родители… Тоже? Я понятия не имел. Папа сказал, что мы со мной и Беллой произошел несчастный случай. Он заверил меня, что это была не моя вина, но я никак не мог вспомнить подробностей. Знал лишь то, что повредил голову и ребра, но с Беллой все было в порядке. Мне удалось поднять на нее глаза. Она плакала.

Белла плакала.

Я изо всех сил попытался сесть. Мне хотелось взять ее на руки, выяснить, что случилось. Неужели отец ошибся, и Белла тоже больна? Но я не мог ничего сделать, тело было вялым, как гребаная тряпка для мытья посуды. У меня просто не было сил. Вспышка боли пронзила грудную клетку, и я задержал дыхание. Мне потребовалась секунда, чтобы побороть возникающую тошноту.

Тело снова обмякло, и я откинулся на подушку, тяжело дыша. Во рту пересохло, а в горле горел огонь. Было бы отстойно блевать через сухую глотку. Я сосредоточился на борьбе с тошнотой, и только потом понял, что Белла держит мою руку и прижимает ее к своим губам. Я почувствовал влагу на тыльной стороне ладони, и сосредоточился на ней.

— Ш-ш-ш, Эдвард. Не шевелись, — попросила она, ткнувшись в мою ладонь, и я послушался. У меня не было выбора. Тело бунтовало. Должно быть, это был чертовски несчастный случай.

Мне необходимо было убедиться, что Белла в порядке, и я изо всех сил подбирал слова. Внезапно меня охватило беспокойство. В моих снах ее что-то преследовало. В глубине души я знал, что это не имеет смысла, но для меня это было важно.

— Ладно? — удалось мне прохрипеть. Голос тоже поднял бунт. Я попытался потянуть ее за руку, чтобы привлечь внимание и, возможно, заставить лечь рядом. Мне хотелось почувствовать ее, убедиться, что она в порядке. — Белла.

— Да, да, я в порядке. Я в порядке. — Я немного расслабился. Белла казалась искренней, и я сосредоточился на ее лице. Теперь, когда она стала ближе, мне удалось разглядеть ее черты. Она одарила меня дрожащей, испуганной улыбкой, и нерешительно протянула руку, чтобы коснуться моей щеки пальцами. Почему она колебалась? Обычно она более уверенно прикасалась ко мне. — А вот ты… О, Эдвард.

Я хотел насладиться ее легким прикосновением, но взрыв боли снова вызвал тошноту. Закрыв глаза, я сосредоточился на ощущении ее кожи. Это было приятно и помогало подавлять тошноту и боль. Мне также хотелось видеть ее, но от яркого света начинали болеть глаза.

— Тебе что-нибудь принести? — сквозь прищуренные глаза я мог видеть, как шевелятся ее губы, но едва ли мог слышать слова. Всполохи агонии ревели в ушах.

— Больно, — признался я. Мне хотелось корчиться и кричать, но я не смел шевелиться. — Господи.

— Я позвоню медсестре, — услышал я ее слова. Это хорошо. Медсестра равно обезболивающее. Мне хотелось уйти из этого шумного, яркого места и вернуться в мягкую темноту. Там не было боли. Но это также означало, что придется расстаться с Беллой. Это мне уже не нравилось.

Я закрыл глаза и попытался прогнать боль. Я привык к определенному ее количеству, но сейчас это почти ошеломляло. Я смутно услышал хлопок двери и чьи-то шаги, надеясь, что этот кто-то принес лекарства. Послышался женский голос, а затем ответ Беллы. Волны агонии уносили меня все дальше от белого морока и моей Беллы, хотя я изо всех сил пытался еще ненадолго остаться с ней.

— Эдвард, ты, наверное, не помнишь меня, но я Кейт. Как дела?

Кейт? Кто такая Кейт? Мне нужна моя Белла.

Я слышал голос любимой, но рядом была еще какая-то девушка. Она склонилась над моей кроватью.

— Должно помочь. Дай знать, если боль станет сильнее, хорошо? Хочешь воды или еще чего-нибудь?

О, Боже. Вода. Я хотел пить, сухость во рту и боль в горле кричали об этом, но желудок уже предупреждающе дернулся. Я покачал головой, и мне захотелось выть от пронзившей ее боли.

— Я постараюсь держать твою голову как можно неподвижнее. Ты здорово ударился, милый. В ближайшее время будет тяжело.

Думаешь? Это было жестоко, но мне было слишком больно, чтобы заботиться о ее чувствах. Я с нетерпением ждал, когда подействуют лекарства.

Я слышал, как Белла тихо двигается, но не мог понять, что она делает. Открывать глаза было рискованно, так что я полагался на слух. Послышался какой-то шорох, и я запаниковал, подумав, что Белла уходит.

— Останешься? — прохрипел я, подняв руку в надежде, что она возьмет ее.

— Пока мне позволено, — заверила Белла.

Теплые пальцы обхватили мои, и мне захотелось с облегчением вздохнуть. С этим теплом и тем, что теперь текло по моим венам, мне казалось, что справиться с болью возможно. Тыльной стороны ладони коснулись мягкие губы любимой, и мне показалось, что это неправильно. Глупая девочка, все перепутала. Она должна была коснуться своими губами моих.

— Здесь, наверху?

— Что?

— Здесь, наверху. — Я не мог шевелить руками, чтобы показать, чего хочу, поэтому просто выставил губы. Надеюсь, Белла хотела поцеловать меня так же сильно, как и я ее.

Любимая на мгновение замолчала, и я уже собрался с силами, чтобы объяснить, чего хочу, но затем услышал, как она приближается. В ее голосе послышался намек на веселье, и меня это успокоило.

— Уверен?

Я начал кивать, не задумываясь, и вспышка огня, пронзившая голову, заставила меня замереть. Черт, я смогу справиться с двумя маленькими звуками. Особенно, учитывая силу моего желания.

— Да.

Белла склонилась надо мной, и свет за закрытыми веками померк. Щекотнув волосами мою щеку, она коснулась моих губ. Драгоценные несколько секунд. Я не смог ответить так, как того хотел, но на сердце сразу стало лучше. Белла, настоящая Белла, а не сон. Она в порядке и все еще любит меня. Я облегченно и счастливо выдохнул.

— Хорошо, — прошептал, когда любимая отодвинулась. — Спасибо.

— В любое время. — Эти слова и искренность в ее голосе успокоили меня, но я все еще хотел прикоснуться к ней. Рука непроизвольно шевельнулась.

— Нет сил.

— Не беспокойся об этом, — успокоил меня тихий, знакомый голос. — Скоро пройдет. Просто отдохни.

Я хотел быть уверен, что мне все это не снится. Но граница между сном и явью почти стерлась в моем сознании. Интересно, мы еще окажемся на том лугу? Было бы здорово повторить все, не чувствуя при этом боли. Снова заняться любовью…

Подождите-ка. Это был всего лишь сон? Я запутался и расстроился, не мог понять, где нахожусь.

Ах, да, белый морок. И Белла здесь. Белла со мной в белом мороке, и ее больше не преследует то большое существо, желавшее причинить ей боль.

— Ты правда в порядке? — Мне нужно было это услышать.

— Правда, — заверила она. Я расслабился и начал уплывать. В моей крови плавали маленькие рыбки, и я хотел с ними. Плавать — весело. — Эдвард?

Голос Беллы распугал моих рыбок, и я вздохнул. Было грустно смотреть, как они уплывают. Но зато я еще немного побуду с Беллой. Я сосредоточился на ее голосе.

— Ты не помнишь, что случилось?

Нет. Не помнил. Не помнил, и не хотел. А Белла этого хотела? Я знал лишь то, что сказал папа в прошлый раз, когда я оказывался в белом мороке. Беллы тогда рядом не было.

— Папа сказал… ты была… ранена, — выдавил я. — Но теперь все хорошо?

— Да, Эдвард, все в хорошо. — Хорошо. Это и правда очень, очень хорошо. — Мы все очень беспокоимся о тебе.

— Не беспокойся, — прошептал я. Мне не хотелось, чтобы Белла о чем-то беспокоилась, тем более обо мне. Теперь я в порядке. Обезболивающие заставили почувствовать себя лучше — намного лучше. А еще рядом Белла. Она поцеловала меня. Все просто замечательно.

Но что-то было не так. Что произошло? Белла начала плакать. Она почти никогда не плакала. Только тогда, когда… когда… что? Когда тот парень… Парень, который сделал что-то плохое…

Черт возьми. Вспышка боли, пронзившая голову, прогнала приятную дремоту от лекарств, и я застонал. Белла плакала, свернувшись калачиком на краю моей кровати и уткнувшись лицом в простынь. Я должен был позаботиться о ней, убедиться, что все в порядке. Почему она плакала? Нужно выяснить.

Мне удалось перенести руку на ее мягкие, шелковистые волосы, однако обнять и прижать к своей груди уже не получилось. Я не хотел, чтобы Белла плакала. Ненавидел то, что вызывало у нее слезы. Это возвращало меня в тот темный, страшный лес, в котором мне было больно, а она плакала и кричала.

— Тише, Белла, тише, все хорошо. Не бойся.

— Не надо. Перестань, Эдвард. Лежи спокойно. Прости. Я так счастлива… ты проснулся.

Я не мог понять смысл ее слов. Что она имела в виду? Хотя неважно. Главное, что она перестала плакать и даже попыталась улыбнуться мне. Я рухнул обратно на кровать, совершенно измученный. Белла в порядке. Я не знал, почему она плакала, но теперь все было хорошо. Что же такое произошло? Ладно, плевать. Белла в порядке, а я слишком устал.

— Спи, милый, — сказала Белла, и это прозвучало как отличная идея. Я почувствовал ее ладошку и захотел прижаться к ней. — Я буду здесь, когда ты проснешься. Обещаю.

Это звучало еще лучше. Я посплю, а когда проснусь, Белла будет рядом. Может, потом я все пойму. Я ненавидел не знать, что происходит.

— Ты… расскажешь мне? — медленно, с трудом спросил я.

— Рассказать? Что тебе рассказать?

— Расскажи мне. Что случилось. — Я хотел узнать о несчастном случае. Папа, сказал, что в этом не было моей вины, но я все равно беспокоился. Что с нами случилось? Конечно, меня это беспокоило, но в тот момент это было больше любопытством.

— Да, — тихо сказала она. — Но не сейчас. Расскажу, если хочешь, но позже. А теперь отдыхай. Поправляйся.

Ладно, с ожиданием я справлюсь. В любом случае пока что я вряд ли смогу сосредоточиться на рассказе.

— Эдвард? — голос любимой доносился словно издалека.

Я хотел спать, но мне все же удалось заставить глаза открыться. Белла смотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

— Ты… Ты… помнишь луг?

Луг. Я вздохнул и медленно моргнул. Мой любимый луг. Конечно, я помнил его и все то, что там произошло в моем сне. Сладкие, эротичные слова, ее вкус на моем языке, ощущение ее тела, сжимающего меня, наш оргазм, сильный и долгий. Белла сказала, что любит меня. Что поедет со мной Дартмут, и мы когда-нибудь поженимся. Когда-нибудь в далеком будущем, но мы сделаем это. Мое любимое воспоминание… Я никогда его не забуду.

Подождите-ка. Воспоминание. Это не сон? Нет. Это и правда было воспоминание. Ошеломляющая волна цветов, звуков, вздохов и всевозможных ощущений окутала меня. Я улыбнулся. Не сон. Воспоминание.

— Не сон? — спросил я, чтобы просто быть уверенным.

— Нет, — ее голос был тихим, но решительным. — Нет.

Я думал, что нечто настолько удивительное может быть только сном, но нет. Я вспомнил. Вспомнил, как рассказал Белле о своих чувствах и планах. Она дала мне свое согласие — пусть и неохотно. Вывернула меня наизнанку и с ног на голову перевернула мою жизнь. А наше занятие любовью… Я никогда этого не забуду. Никогда.

— Хорошо. Тогда все… все будет хорошо.

Так и будет. Я чувствовал это всеми своими костями.



Я погрузился в состояние между сном и бодрствованием. Желание открывать глаза было, но вялость и дискомфорт были слишком сильны, чтобы бороться, так что я просто позволил себе плыть по течению, набираясь сил. Каждое пробуждение сопровождалось смятением и смущением, поскольку странное фантастическое состояние сна медленно уступало реальности.

И почему я так сильно боролся за возможность пребывать в реальности? Это ведь было чертовски больно… Но зато я мог видеть Беллу, разговаривать с ней, а иногда она даже целовала меня. Мы постоянно держались за руки. Еще в реальности были мама и папа, что тоже замечательно.

Отец рассказал мне о несчастном случае. Он сказал, что я остановился на обочине, чтобы помочь девушке со сломанной машине, а Джеймс Лукард устроил мне засаду. Это меня испугало, и медсестрам пришлось дать мне успокоительное. А еще меня успокаивало присутствие Беллы. Разрозненные и ужасающие сны начали обретать некоторый смысл после того, как я услышал отредактированную версию произошедшего.

На ногу Беллы был наложен гипс, и боль от этого соответствовала боли от физических травм. Отец сказал, что я помешал Лукарду и спас Беллу. И она сделала для меня то же самое. Я никак не мог вспомнить все, поэтому попросил ее рассказать мне об этом. То, как карие глаза наполнились слезами, а лицо любимой побледнело, потрясло меня. Мне не хотелось делать ей больнее, чем уже было, но меня сводило с ума отсутствие воспоминаний. Они обрывались с того момента, как мы покинули луг.

Я помнил, как шел к машине, как подарил Белле цветы, как ехал по обсаженному деревьями шоссе… и это все. Остальное — лишь кошмарные образы из снов.

Мне показалось, что я видел Эммета и Розали. Это встревожило меня, потому что они должны были быть в Калифорнии. Я так запутался. Какой сейчас день? Какой месяц? Кажется, начинались летние каникулы. Мама сказала, чтобы я не беспокоился о школе, но это лишь заставило меня волноваться еще больше.

Я попытался расспросить Беллу, но она лишь сказала, что мне не стоит сейчас беспокоиться о школе. Прямо как мама. Зато это дало понять, что школа еще не закончилась. Тогда почему Эммет был в Форксе? Возможно, я пострадал сильнее, чем думал.

Я очнулся от одного из дурманящих снов и увидел большую фигуру брата, окруженную ярким светом. Он стоял у окна, спиной ко мне. Шторы были открыты, и от света болела голова. Эммет что-то говорил, но я не мог понять, обращается он ко мне или нет. В комнате никого больше не было, поэтому я закрыл глаза и попытался прислушаться к его тихому голосу.

— Надеюсь, ты усвоил урок. Вот что ты получаешь за то, что ты гребаный благодетель. Всем и всегда нужно помогать. Так, да?

Он имел в виду помощь девушке в Порт-Анлжелесе или на обочине? Ладно, это не имело значения. Оба привели к нынешней ситуации — я избит и даже не могу оторвать голову от подушки, не плача при этом как ребенок.

— Прости, — прошептал я, почувствовав на щеках влагу. Чертовы лекарства. Я не мог справиться со своими эмоциями. Мозг воспринимал ситуацию смутно, зато тело реагировало без фильтров и контроля. Я даже не знал, за что извиняюсь. За все, полагаю.

Эммет внезапно резко вздохнул и за пару шагов достиг кровати. Глаза открывать было трудно, но хотя бы возможно. Брат не двигался и ничего не говорил, так что мне удалось приподнять одно веко и затуманенным взглядом посмотреть на него. Измученное, искаженное лицо. Рука Эммета нерешительно зависла над изголовьем кровати.

Он взглянул на мое лицо и пожал плечами, поэтому я слегка шевельнул ладонью, показывая, что все в порядке. Эммет осторожно обхватил мои пальцы и успокаивающе сжал их, сдавленно рассмеявшись. Я вопросительно промычал.

— Не знаю, как к тебе прикасаться, чтобы не навредить, — признался он. — Не буду врать. Ты чертовски хреново выглядишь.

— Спасибо, — пробормотал я, умудрившись приподнять уголки губ в подобии улыбки.

— Люблю тебя, маленький брат, — услышал я, в очередной раз проваливаясь в сон.

— Спасибо, — сумел повторить я, прежде чем уплыть на черных волнах забвения.

Шли дни, я начал больше бодрствовать. Боль ушла на задний план, но агония, разрывающая череп и сжигающая тело появлялась все чаще. Я смог выдерживать более долгие перерывы между приемом лекарств. Белла стала реже бывать в больнице, и мама объяснила, что та вернулась в школу. Она сказала, что я смогу сдать все необходимые тесты и закончить учебный год чуть позже, когда буду в состоянии. Большинство учителей поставили мне итоговую оценку на основе прошлых работ, так что мне оставалось сдать лишь немного заданий и тестов.

Врачи пришли, чтобы поговорить со мной и родителями о полученных травмах и выздоровлении. Я был взвинчен и встревожен, пока мне не сказали, что хоккейная карьера для меня еще не окончена. Специалист лишь предупредил, что потребуется много и тяжело работать, чтобы снова играть без заметной потери мастерства. Он предупредил, что я должен быть осторожным и умным, следовать спланированному графику реабилитации. И я был таким, если добавить ко всему прочему решительность. Я снова буду играть в хоккей и даже стану еще лучше, чем раньше.

Услышав новости от врачей, я бросил все силы на восстановление. Папа начал искать лучшего реабилитолога, а Эммет пообещал вернуться в Форкс на лето, чтобы помочь мне. Им с Роуз пришлось уехать, чтобы сдать квартиру в Калифорнии. Они пообещали вернуться на несколько недель, прежде чем отбыть в тренировочный лагерь НФЛ.

Я был в странном подвешенном состоянии, пока мозг выходил из-под действия лекарств и травм. Тело пыталось наверстать упущенное, но стоять я пока не мог. Да и сидеть без посторонней помощи тоже. Разум уже прыгнул на несколько недель вперед, где я был дома, тренировался, тусовался с друзьями и наслаждался Беллой. И возвращаться назад во времени было неприятно.

Вдобавок ко всему приходилось мириться с медсестрой Кейт, которая была одновременно раздражающей и забавной. Ее постоянные поддразнивания отвлекали меня от насущных проблем, и я вдруг обнаружил, что с неохотой жду ее визитов.

— Привет, яркая Радуга. — В палату ворвалась Кейт, и я осторожно повернул голову, чтобы хмуро взглянуть на нее.

— Яркая Радуга? — спросил я, хотя должен был просто игнорировать ее. Эта девушка была сумасшедшей.

— Да. — Кейт подошла к краю кровати наклонилась, вторгаясь в мое личное пространство. Я попытался съежиться под ее заинтересованным взглядом. — Знаешь, в тебе все цвета радуга. Волосы рыжие, глаза зеленые, красные, а лицо желтое, фиолетовое, голубое…

— О, Боже мой, — я быстро моргнул, чтобы не закатить глаза. — Серьезно? Ты смеешься над моими травмами? Отойди от меня.

Кейт усмехнулась и продолжила возиться с моей капельницей.

— Давай, красавчик. Время для мытья губкой.

Она подмигнула и посмотрела на меня. Я попытался не рассмеяться. Это было слишком больно.

— Как тебя до сих пор не уволили? Никто пока не додумался подать в суд за домогательства?

— Нет, потому что я отличная медсестра. — Кейт начала раскладывать вещи для ежедневной ванны.

Я фыркнул.

— Ты заноза в заднице.

— Хочешь избавиться от меня? — Она с улыбкой пожала плечами. — Тогда быстрее выздоравливай.

— Я бы этого хотел. — Я подался вперед, чтобы помочь ей снять с меня дурацкий больничный халат.

— Ах, это моя любимая часть дня, — Кейт театрально вздохнула, обтирая мою кожу там, где ее не скрывали бинты. Несмотря на ее поддразнивания, делала она все профессионально.

— Ага. Будто видеть мое иссушенное, слабое тело — мечта. — Я откинулся на подушки, так как от сидения начала кружиться голова. Руки дрожали, а ноги казались резиновым, хотя я едва ли ими двигал. Воздуха стало не хватать, и от этого снова начала болеть голова. О легких даже думать не хотелось.

— Привет, слово за десять долларов.



Кейт могла сказать, что я жалкий идиот, но не сделала этого. Вместо этого она пыталась отвлечь меня.

— Тебя интересуют женщины постарше?

Я задрал голову и улыбнулся.

— Прости, но я уже занят.

— Ах, да, — Кейт игриво надула губы. — А как насчет старшего брата? Есть такой?

— Да, но он тоже занят, — я фыркнул, пытаясь не рассмеяться.

— Дерьмо. Твой отец тоже недоступен… Слушай, а у него нет брата? Может, у тебя есть дядя в Форксе, о котором никто не знает?

— Ээ, — я ахнул, держась за бок. — Ой, ой. Ты вредишь моему выздоровлению.

— О, еще одно слово за десять долларов, — улыбнулась Кейт. — Знаешь, у меня есть дочь. Она еще малышка, но я могу предложить ее тебе на блюдечке.

— Торговля детьми, — я медленно покачал головой в притворном упреке. — Ты ведь знаешь, что отец моей девушки — начальник полиции?

Кейт пожала плечами.

— Будем считать это помолвкой. Знаешь, как у Тюдоров.

— Если бы ты была членом королевской семьи, я бы, может, еще заинтересовался, — пошутил я.

Кейт закончила мыть меня. Должен признать, теперь я чувствовал себя лучше. Она накинула на меня свежий халат, понимая, что я слишком устал, чтобы вставать.

— Думаю, скоро ты сможешь надеть нормальную одежду. Твоя мама собиралась принести несколько футболок и шорт. В них тебе, наверное, будет удобнее.

— Отлично, — пробормотал я.

— Хочешь обезболивающих? Время уже подходит.

— Да, пожалуйста.

— Ты вернулся к тихой вежливости. Теперь я точно знаю, что тебе больно.

Трубки капельниц зашевелились. Скоро придет сладкое забвение. Пульсация в голове усилилась в ожидании, и через несколько секунд меня затопило теплое чувство облегчения.

— Хорошо, РП. Отдыхай. Вернусь к тебе позже.

— РП? — в замешательстве пробормотал я.

— Радужный парень, — ласково поддразнила Кейт. — Яркая радуга, помнишь?

Я тихо рассмеялся и с улыбкой погрузился в исцеляющий сон.