Когда я открываю глаза, послеполуденное солнце достаточно яркое и пробивается сквозь мое окно, так что частицы пыли в воздухе кажутся крошечными крупицами золота. Я не должна чувствовать себя бездельницей, которая спит очень долго, если учесть то, как долго я работала, но я вроде как чувствую. Рутина Эдварда настолько регламентирована, что я привыкла просыпаться на рассвете независимо от того, необходимо это или нет. Я решаю еще понежиться в постели, но потом улавливаю запах свежесваренного кофе. Иду на кухню, но останавливаюсь в коридоре, когда слышу незнакомый голос.

– Я не могу поверить, что ты пошел на это. Ты же ненавидишь жить с другими людьми.
– Я ненавижу работать на кого-то еще больше, – ответил Карлайл. – Если вчерашняя ночь и показала мне что-то, так это то, что я готов открыть свое собственное дело. Если бы ты видела это... Ма, это было удивительно – о такой ночи люди говорят годами.

Я всегда думала, что для подслушивания требуется определенная степень навыков со стороны подслушивающего; поэтому не хотела признавать, что это то, чем я занимаюсь.

– Я так горжусь тобой, – говорит женщина. – Знаешь, если ты действительно веришь, что готов, – не нужно ждать. У тебя более чем достаточно денег для этого: трастовый фонд...
– Мы проходили через это раньше. Нет. Он не хотел меня. С какой стати мне нужны его деньги?
– Уильям...
– Ма, хватит.

Я не знаю, о чем они говорят – черт, я даже Карлайла не знаю достаточно хорошо, – но я знаю, что этого разговора он хотел бы избежать.

– Извините, что побеспокоила, – говорю я, заходя на кухню. – Я просто хотела выпить кофе.
– Карлайл не сказал, что у него компания. – Она протягивает мне руку, тепло улыбаясь. – Я Сара. Так приятно встретиться с тобой. Мой сын всегда так скрытен насчет всего, что касается его личной жизни.

Конечно, она думает, что я та самая гостья, ведь он в пижамных штанах, я в одной из его старых футболок, и у обоих всклоченные волосы.

– Это Иззи, – говорит он, – моя соседка.
– Да? – ее глаза бегают от меня к Карлайлу и обратно.

Долю секунды, я могу поклясться, она выглядит разочарованной.

– Ну, я должна идти.
– Приятно познакомиться, – говорю я.
– Взаимно, Иззи.

Карлайл следует за матерью к двери.

– Я тебя провожу.

Неважно, что я больше не могу их видеть, я их слышу так же хорошо, как если бы мы стояли рядом.

– Неудивительно, что ты не возражаешь против соседа!
– Это не так, – говорит он.
– Хм. Возможно, еще нет. Увидимся позже.

Когда Карлайл вновь появляется, я стою с пустыми руками и склоненной к двери головой, как будто я... ну... подслушивала (чем я, собственно, и занималась). В спешке, чтобы сделать вид, что я этого не делала, я хватаю чайную ложку с чашкой со стойки и в процессе расплескиваю свой кофе.

– Извини за вторжение матери, – он достает тряпку из ящика и вытирает пролитое. – Ты знаешь, несмотря на то, что я двадцативосьмилетний шеф-повар, моя мама думает, что я буду голодать, если она не привезет продукты раз в неделю. Я был так занят на работе, готовясь к вечеринке по случаю Нового года, что забыл сказать ей, что ты переехала. В любом случае, я не знаю, сколько ты услышала... – он проводит рукой по волосам, заправляя их за уши.

Его лицо покраснело, и я могу сказать, что он смущен. Я просто не знаю из-за чего.

– Ну, сколько ты услышала?

На долю секунды, я решаю солгать, но понимаю, что недостаточно проснулась для того, чтобы придумать более-менее приличный ответ, поэтому не заморачиваюсь.

– Достаточно, чтобы понять, что ты маменькин сынок с трастовым фондом, которым по каким-то причинам не хочешь пользоваться.

У него открывается рот, но он ничего не произносит.

– Черт, – я топаю ногой, щелкаю пальцами и одновременно поворачиваю голову. – Я знала, что должна была солгать.
– У меня нет трастового фонда, но если бы был, я бы без проблем потратил его. Деньги, о которых говорила моя мама... – он закатывает глаза, – что ж, это длинная история, и не одна из тех, которые я рассказываю с удовольствием.

Учитывая то, с каким пониманием он отнесся к тому, что я не хочу говорить об Эдварде, меньшее, что я могла сделать – это ответить ему той же любезностью.

– Всё нормально, – говорю я. – Я не буду настаивать...
– Спасибо.
– ...на счет этого. Но тот факт, что твоя мама до сих пор готовит для тебя? – я качаю головой. – Я никогда не позволю тебе забыть это. Не говоря уже...
– Что?
– Может быть это из-за того, что я еще в полудреме, но у меня сложилось четкое впечатление, что твоя мама была разочарована, и это не из-за меня.

Он пожимает плечами.

– Может и была.
– Серьезно? Однажды моя мама нашла пару моих черных трусиков и разразилась двухчасовой длинной тирадой о том, как я буду гореть в аду. Я не могу представить себе, что родители потворствуют распущенности.
– Поверь мне, ничего такого. Она просто не хочет, чтобы я закончил, как она.

Я протягиваю руку.

– Да? И как же это?

Он опирается на кухонную стойку и отпивает кофе.

– Я тебе расскажу, но только если ты расскажешь мне, почему уехала из Вашингтона на Рождество в одной только рубашке.
– О, – я беру свою кружку и возвращаюсь в свою комнату. – Неважно.



Я опускаю голову, чтобы он не увидел, как я закатываю глаза.

– Так много за честность.
– Что заставляет тебя думать, что я лгу?
– Серьезно? Я имею в виду... – если я смогу преодолеть абсурдность того, что он говорит, я могла бы облечь свои мысли в слова. К сожалению, я просто не могу. – Серьезно?
– Да, – говорит он.
– Спасибо, Алекс. Я выбираю «Ревизионистская история» за 200.
– Ты мне не веришь.
– Нет, – признаюсь я.
– Почему? Зачем мне врать об этом сейчас?

Я глубоко вздыхаю.

– Полагаю, ты прав. Ладно, твоя очередь.
– На счет Карлайла...
– Да?

После того как наши пальцы переплелись, он кладет наши руки на мое колено.

– Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что независимо от того, говоришь ты об этом вслух или нет, но ты надеешься на то, что между ним и мной определенным образом... – он делает паузу, поглаживая большим пальцем мое бедро.
– У меня нет никаких ожиданий, что бы это ни было; ты знаешь это.
– Я не говорю об ожиданиях. Как это закончится в твоем идеальном мире? Потому что я собираюсь быть честным – я не вижу нас друзьями.

– Так же, как и он.

Он фыркает.

– По крайней мере, это у нас общее.
– Я скажу тебе то же самое, что сказала ему: я просто хочу, чтобы ты принял его и то, какое место он занимает в моей жизни, – я вижу его гримасу, и даже не задумываюсь над своим следующим вопросом. – Почему ты ревнуешь к нему?

– Потому что всё, что значит для тебя он, должен был значить для тебя я. И хуже всего то, что это всё моя вина. Как только я понял, что твоя неопытность не была игрой, я не должен был позволить физическому аспекту наших отношений развиваться так быстро, как это произошло. Могу сказать, это потому что мы спали в одной постели, и ты продолжала просить, чтобы я поцеловал тебя, но это – больше, чем то. Ты была так доверчива, так честна. Ты смотрела на меня, как будто я уже был личностью, и я боюсь, что никогда не буду. Я так сильно хотел быть твоим возлюбленным, что забыл, что также должен быть твоим другом. Поэтому да, я ревную к нему. Всё, что было у вас с ним, я хочу, чтобы было у нас. Я хочу быть твоим лучшим другом, тем, на кого ты можешь рассчитывать. Я хочу быть тем, кому ты будешь отправлять грязные сообщения, когда напьешься, кому ты доверяешь, и тем, кто, можешь быть уверена, не осудит тебя. Но я также хочу раздеть тебя и трахаться, как безумный. Я хочу, чтобы ты нуждалась во мне так же, как я в тебе, – он подносит мою руку ко рту и медленно проводит губами по моим пальцам. Его глаза прикрыты и его вздох согревает мою кожу. – Ты была с ним счастлива?

– Я была довольна.
– Что ты хочешь этим сказать? – его тон отточен, как всегда, но потом он открывает глаза, и я вижу, насколько он уязвим.

Я говорю ему правду, не задумываясь.

– Он не ты.

Эдвард крепко прижимает меня к себе и целует. Мы обещали быть честными, и нет ничего более честного, чем это. Ранее мы занимались любовью, чтобы избежать сложных разговоров. Теперь мы занимаемся любовью, потому что у нас был этот разговор, и мы разобрались с этим.



Четырнадцать лет спустя, то же самое; я не могу отвести от него взгляд. Стоя перед зеркалом в ванной, он почти не оставил места. Даже когда он делает что-то столь приземленное, как расчесывание волос, Эдвард, кажется, не принадлежит такой скромной обстановке, как моя ванная. Я наблюдаю за ним со спины, сосредоточив внимание на его отражении, а не на теле. На данный момент для меня лучше думать, что он не настоящий – иначе я не смогла бы устоять перед желанием попрыгать на его костях.

– Знаешь... – я кладу руку на столешницу и облокачиваюсь на нее, – мы никуда не должны идти сегодня. Я бы предпочла остаться дома.
– Я думал, ты всегда ходишь к Карлайлу и Эсми на воскресный ужин.
– Да.

Он смеется.

– Я не собираюсь возиться с воскресным ужином.
– Это не такой воскресный ужин, о котором ты думаешь. Наши выходные – воскресенье и понедельник, поэтому воскресенье – у нас как суббота. Кроме того, мы обедали с ними в среду... – я провожу пальцами по его груди, останавливаясь, когда опускаюсь до пряжки ремня.
– Главная причина, почему я приехал в Чикаго, вместо того, чтобы пригласить тебя в Альтон, это потому что хотел увидеть, смогу ли быть частью твоей обычной, повседневной жизни, – он ловит в зеркале мой взгляд и указывает расческой на мое отражение. – Я думаю, можно с уверенностью сказать, что в среду всё прошло не плохо.
– Вот к этому я и веду. Учитывая напряжение между тобой и Карлайлом, я не думаю, что небольшое изменение в рутине – худшее, что может быть.
– Какое напряжение?
– Ха-ха, – я скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь бедром на тумбу под умывальником.
– Ну же, Белла. Это было не так уж плохо. Учитывая все обстоятельства, это чудо, что ни один из нас не уехал на носилках.

Я закрываю глаза, вздыхая.

– От этого мне должно стать легче? Я имею в виду, это было до того, как ты узнал всю историю. Если от тебя потребовалось столько усилий, чтобы воздержаться от попытки надрать ему задницу...
– Попытки? Спасибо тебе за вотум недоверия.
– Я не пытаюсь принизить твое эго, но у Карлайла черный пояс четвертого дана в каратэ.
– Ну, конечно, – он закатывает глаза, смеясь. – Теперь ты мне расскажешь. Серьезно, ты не готова отказаться от своей дружбы с ним. Я не готов отказаться от отношений с тобой. Если мы не справимся с неловкостью сейчас, то дальше будет только хуже.

Я беру расческу из его руки и кладу на столешницу рядом с раковиной.

– Возможно, что там будет Сара.
– Сара?
– Мать Карлайла.
– О, ну, это не проблема.

Я настраиваюсь на саркастические замечания, но ничего не приходит в голову.

– Серьезно? Ты сможешь сидеть за ужином напротив женщины, с которой твой отец изменял твоей матери?
– Мой отец изменял моей матери со многими женщинами, и это не будет первый раз, когда мне придется общаться с одной из них.
– Ты можешь сказать мне, если это слишком. Я не хочу, чтобы ты храбрился ради меня. Ты для меня важнее, чем ужин в доме моих друзей, – обвив руками его талию, я прижимаюсь к его груди и вдыхаю мускусный аромат его кожи. – Ты для меня важнее, чем что-либо.