В последние несколько недель это стало рутиной — Джейн заезжал к Лисбон, чтобы проверить ее. Он не скрывал, что беспокоился за нее, а она, кажется, не возражала против его компании. С того самого первого раза он больше никогда не проводил ночь в ее квартире, но привык оставаться допоздна. Он знал, что ей требовалось напоминание, что ее мог касаться хоть кто-то, поэтому периодически их общение включало в себя какой-либо вид физического контакта. Рядом с ним ей было комфортно, но оба предпочитали не думать о том, почему так происходит.

Лисбон открыла дверь почти сразу же, как он постучал.

— Заходи. — Она даже не потрудилась поздороваться.

— Ты не выглядишь расстроенной.

— Ну, весь день я смотрела рекламу и заверяла Джеймса, что я в порядке, — поделилась Лисбон. — Твой приход — это самое волнительное, что случалось со мной с того момента, как я узнала про новый пылесос, который может вычистить верх холодильника.
Джейн не сдержал улыбки.
— Это самое нелепое, что я когда-либо слышал.
— Я знаю!
Он продолжил улыбаться, не отводя от нее взгляда.
— Ты купила его, не так ли?
— Конечно же нет. — Он отказывался разрывать зрительный контакт, пока Лисбон не покраснела и не опустила глаза в пол. — Доставка займет от шести до восьми недель. — Джейн рассмеялся, и она простонала: — Мне просто скучно!
Садясь на диван, он все еще посмеивался.
— Ну, думаю, все могло бы быть еще хуже — например, покупка одного из тех одеял с рукавами. — Лисбон снова посмотрела в пол, и Джейн ощутил что-то очень схожее с весельем. — Ты же не... — ее пристыженное выражение лица вызвало у него новую волну смеха.

— Это не одеяло, а плед, — поправила она его.

Он приложил ладонь ко рту, пытаясь сдержать смех.

— Я... у меня просто нет слов.

— Прекрати издеваться надо мной.

— Это стало невозможным с того момента, как ты сделала заказ.

— Ты прав, — рухнув на диван рядом с ним, вздохнула она. — Джейн, окажи мне услугу: сломай мой телевизор. Я не хочу покупать суперотбеливатель или любые другие глупые вещи!

— Тогда чем ты будешь заниматься весь день? — спросил он, повернув голову в ее сторону. Сейчас она выглядела расслабленной, и это было хорошо.

— Значит, забери мои кредитки. — Он снова рассмеялся и похлопал по обратной стороне ее ладони. Она схватила его руку, удерживая ее на месте. — Я просто хочу вернуться на работу.

Джейн улыбнулся.

— Гипс будет мешать.

— Гипс снимают на следующей неделе.

— После чего тебе необходимо ходить на физиотерапию — рука находилась в неподвижном состояние в течение шести недель.

— Точно, — пробормотала Лисбон. — Тогда что ты можешь сделать, чтобы я не смотрела эту рекламу?
— Ну, всегда есть вариант с гипнозом.

Ей не понравилась эта идея.

— А знаешь что? Зачем мне вообще какие-либо сбережения? Отбеливатель может оказаться весьма кстати.
Рассмеявшись, он покачал головой.

— Почему бы тебе не начать выбираться на улицу?

Лисбон притихла и помотала головой.

— Нет, я лучше останусь дома.

— Тебе же скучно.

— Я не хочу никуда выходить, Джейн, — отрезала она.

Он вздохнул. Причины, почему она хотела оставаться в квартире, были ему знакомы.

— Ты не должна позволять случившемуся останавливать тебя.

— Джейн, я и до изнасилования нечасто выбиралась куда-то. Мало что изменилось, не считая того, что теперь у меня нет оправдания в виде бумажной работы. — Она встала. — Я пить. Хочешь чая или чего-нибудь еще?

Он качнул головой.

— Нет, спасибо. — Он растер свои руки поверх одежды. — Здесь прохладно. У тебя есть одеяло? Может быть, с рукавами?

Лисбон улыбнулась, слегка покраснев.

— Ты когда-нибудь забудешь об этом?

— Ты, кажется, забыла, но мой мозг — это как самая защищенная крепость. Я ничего не забываю.

— Ну конечно.

Лисбон развернулась и ушла в сторону кухни, но теперь в ее движениях появилась легкость. По крайней мере, она чувствовала себя лучше. Это было временно, но Джейн надеялся, что со временем она действительно начнет исцеляться.

Он вернулся к своей привычке — начал осматривать ее вещи, но вскоре остановился. На столике рядом с диваном лежала маленькая стопка книг, названия которых привели его в ужас. Поэма «Метеморфозы» Овидия, «Изнасилование Лукреции» и, конечно же, «Тит Андроник». Под ними лежала Библия. Было видно, что уголки страниц где-то загнуты, а еще где-то — прилеплены стикеры. Джейн мог предположить, какие именно страницы отметила Лисбон.

Он взял в руки «Тита Андроника» и тут же увидел четвертую сцену второго акта — момент сразу после изнасилования Лавинии. Читая о том, как Маркус нашел свою искалеченную племянницу, Джейн сглотнул. Здесь отдельные строки были выделены маркером, а уголок был загнут. Лисбон читала это не один раз.

Джейн знал, что ее интересовала Лавиния еще со времен больницы, но он никогда не хотел, чтобы она углублялась в историю персонажа. Очевидно, все ограничилось не просто чтением, а переросло в своего рода зависимость.

Это было плохо.

Лисбон вернулась со стаканом воды и замерла на месте. Джейн, посмотрев на нее, приподнял книгу.

— Это пугает меня.

Она просто смотрела на него целое мгновение, на ее лице смешались шок и смущение.

— Я думала, что тебе нравится Шекспир, — неубедительно пробормотала она.

Джейн покачал головой.

— Нет, это не сработает.

Лисбон знала, что не сможет избежать этого разговора. Она поставила стакан и скрестила руки.

— Не вижу, в чем проблема.

— Даже не думай притворяться, что ты решила углубиться в классическую литературу, — резко сказал он. — Я знаю, что ты делаешь.

— Нет, не знаешь.

— Не делай этого с собой, — прервал он ее. — Постоянное напоминание о том, что случилось, не поможет.

— Напоминание? — воскликнула Лисбон. — Поверь, Джейн, мне оно не нужно, я помню каждую чертову секунду каждого дня.

— И поэтому ты решила читать об изнасилованных женщинах? Думаешь, это поможет забыть?

— Нет, — ответила она.

— Тогда зачем это? Зачем мучать себя?

Она качнула головой.

— Потому что никто больше не понимает. Никто из всех, кого я знаю, даже не представляет, что значит быть изнасилованным. — Она махнула в сторону книг. — А они знают.

Джейн пробежался пальцами по обложке книги.

— Это вымышленные персонажи, Лисбон. Они не существуют — так же, как и их боль.

— Нет, это не так, — тихо ответила она. Она посмотрела на пьесу Шекспира. — Тот ужас, о котором они говорят. Я чувствовала его. Их слова, мольбы о пощаде... Я думала об этом. Стыд, вина, отвращение, которое они испытывали... я испытываю то же самое. Каждый день.

Джейн замолчал, обдумывая смысл ее слов. Искусство без сомнений могло сымитировать жизнь, но в этой литературе она нашла не утешение. Она нашла новые способы мучить себя.

— Я понимаю, что ты чувствуешь себя одиноко, — честно сказал он. Он поднял книгу. — Но разве в этом есть польза? Как это помогает?

Лисбон посмотрела ему прямо в глаза, и Джейн не увидел в ее взгляде ничего, кроме стыда и беспомощности.

— Никак, — призналась Лисбон. Она слабо улыбнулась, но в улыбке не было никакой радости или веселья, лишь грусть. — Мне ничего не помогает. Ничего. Что бы я ни делала, что бы ни говорила... я вру всем вокруг. Я не могу быть в порядке, Джейн. Мне ничто не поможет.

— Это неправда.

Она усмехнулась, снова покачав головой.

— Ты знаешь, что происходит с этими женщинами, Джейн. Лукреция совершает самоубийство. Тамар становится затворницей. Лавинию убивает собственный отец, потому что никто из них не может жить с таким стыдом. Я точно знаю, что они чувствуют.

Джейн шагнул вперед, положив руку на плечо Лисбон и вынудив ее посмотреть на него.

— Лисбон, эти женщины не смогли понять, что им нечего было стыдиться. Так же, как и тебе.

Она слабо улыбнулась, однако улыбка не достигла ее глаз.

— Ты милый, Джейн. И я знаю, что ты веришь в это... только я не могу.

Она вытащила книгу из его рук и аккуратно поднесла поближе к себе. Ее пальцы погладили обложку так, словно пьеса была чем-то священным.

Когда Лисбон снова посмотрела на Джейна, в его глазах стояли слезы.

— Думаю, тебе лучше уйти, — сказала она.

Он сделал шаг вперед.

— Лисбон...

— Пожалуйста, — очень тихо попросила она. — Мне надо, чтобы ты ушел.

Джейн не хотел делать этого, но знал, что давление сделает ситуацию еще хуже, хотя ему было трудно представить, что это возможно. Поэтому он кивнул и медленно пошел к выходу, но замер в дверях и обернулся, чтобы взглянуть на Лисбон.

— Я вернусь, — сказал он. — Не сомневайся в этом.

Она ничего не сказала. Ее раздирали противоречия: одна ее часть хотела свернуться в комочек в полной темноте, а другая — принять ту помощь, которую он мог оказать. Джейн был серьезен в своем обещании — он не собирался сдаваться.

Он ушел из ее квартиры, испытывая совсем не те эмоции, с которыми пришел. До этого он был просто обеспокоен.

Сейчас он был в ужасе.

***

Ночью Джейн почти не спал, и мешали ему не только кошмары. Теперь разные сюжеты с Кровавым Джоном навещали его не так часто, как столь же леденящие кровь картинки Лисбон в том переулке: избитой, покрытой кровью и изнасилованной — но сейчас его беспокоило, что он упустил что-то важное.

Последние несколько недель были не самыми лучшими, но по крайней мере эмоции Лисбон стали чем-то, что считалось контролируемым. Только, как оказалось, у нее появилась нездоровая зависимость. Это было так знакомо — не давать выход чувствам и отчаянно скрывать настоящие последствия случившегося кошмара. Он сам поступал так в прошлом бесчисленное количество раз, но для нее хотел этого в последнюю очередь.

Если она шла по той же траектории, что и он, то все было очень, очень плохо.

Джейн все еще обдумывал это, когда въехал на парковку КБР и направился в здание. Он, будучи самим собой, подметил все мелочи вокруг, включая знакомое лицо, которое маячило перед входом.

Вирджила Минелли привыкли видеть внутри и снаружи КБР, но то было годы назад, когда он все еще был специальным агентом, заведующим Бюро. Последний раз, когда Джейн видел его, был на пирсе, где он получил список подозреваемых Ла Роша и оставил его в компании потенциальной подруги в качестве благодарности.

Сейчас Минелли выглядел беспокойным и, уткнувшись в телефон, без сомнений, пытался скрыть тот факт, что кого-то ждал. Джейн знал, кого именно.

Когда он был всего в нескольких шагах, Минелли поднял взгляд. Консультант слегка улыбнулся.

— Вирджил, приятно снова вас видеть.

— Джейн, — осторожно ответил тот. — Я... эм. У меня здесь все еще остались друзья, и я просто... — он смущенно посмотрел на Джейна. — Я плох в этом, не так ли?

— Да, — честно ответил консультант, не в силах не улыбнуться над бормотанием бедного мужчины в попытках найти оправдание.

Минелли вздохнул, и на его лице появилось унылое выражение.

— Как она? Я знаю, что нельзя быть в порядке, но ты должен быть в курсе ее состояния, поэтому… как она? — Джейн ничего не сказал. Минелли пристально посмотрел ему в глаза и втянул в себя воздух. — Дерьмо.

— Да, — согласился тот. — Весьма точное определение.

Минелли покачал головой.

— Один из моих друзей позвонил мне той ночью и рассказал о случившемся. Я... я не могу поверить в это. С ней не должно было случиться ничего похожего.

— Однако случилось, и никакое количество сожалений или ложного оптимизма не изменит этого. — Это было резко, но честно.

Минелли кивнул и снова посмотрел на Джейна.

— Я думал об этом много недель... и хочу услышать от тебя... стоит ли мне проведать ее?

Джейн молчал, обдумывая это какое-то время.

— Ей важно знать, что сейчас никто не воспринимает ее по-другому. Ей необходимо снова начать доверять людям, а это значит, что ей надо понимать, что она не одна. — Он качнул головой. — Но вам следует знать... что она не похожа на саму себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Физически она в норме, но у нее появились другие проблемы.

— Например?

— Она почти не покидает квартиру, у нее появились слабая форма боязни открытых пространств и бессонница, потому что кошмары приходят каждую ночь. — Джейн серьезно посмотрел на Минелли. — И ее нельзя касаться ни под каким предлогом. Ей не нравится это.

Тот отвел взгляд, качая головой, будто бы пытаясь бороться с тем, что женщина, которую он любил словно собственную дочь, была невозвратимо сломлена.

— Я знаю, что могу не спрашивать, — он снова посмотрел на консультанта, — но ты ведь заботишься о ней, верно?

Вопрос был не самым простым.

— Я пытаюсь, — признался Джейн. — Но не совсем уверен, получается ли... — он вздохнул. — Я пытаюсь.

Минелли кивнул, переходя к другому важному вопросу:

— Скажи мне, что вы близки к его поимке.

— Хотелось бы.

Голова мужчины вздернулась.

— Ну вы же должны знать хоть что-то.

— Это был кто-то с благотворительного вечера, кто-то, кто знал ее, возможно тот, кого она разозлила, — поделился Джейн. — Коп или близкий к этой профессии человек.

Минелли это не понравилось.

— Не верю, что кто-то из КБР сделал бы такое.

— Но это так, — твердо сказал консультант. — Я уверен.

Вирджил какое-то время смотрел на Джейна, после чего отвел взгляд.

— Боже, помоги нам, — пробормотал он, в полной мере осознавая, что это преступление было еще ужаснее, чем он думал изначально. — Ты думаешь, она справится?

— Я правда не знаю. Но я сделаю все возможное, чтобы помочь ей.

— Я верю тебе, — тихо сказал Минелли. — И ты сможешь сделать это. Вы доверяете друг другу, у вас есть... связь, я видел ее. Именно из-за нее Лисбон единственная, кого ты хоть как-то слушаешься, и именно из-за нее Лисбон единственная, кто мирится со всеми твоими выходками. — Это было точное описание их рабочих отношений, хотя Джейн мог только представить реакцию Минелли, если бы тот узнал о недавно возникшей тяги Лисбон к его прикосновениям. — Ты можешь помочь ей, Джейн, — повторил Минелли. — Тебе тоже следует верить в это.

Тот вздохнул, не совсем уверенный касательно последнего заявления.

— Я не собираюсь отступать... и не собираюсь сдаваться — полагаю, это начало. — Минелли кивнул, и они оба замолчали на пару мгновений.

— Вам следует сходить к ней, — сказал Джейн. — Возможно, ваша встреча пойдет ей на пользу.

— Ты так думаешь?

— Не знаю, но, как и во всем остальном... не попробуешь — не узнаешь, — просто ответил он.

— Полагаю, что так, — в голосе Минелли слышалась почти что грусть. — Не думаю, что станет ещё хуже.

У Джейна появилось плохое предчувствие, что все они ещё пожалеют об этих словах.



Нэнси передала Лисбон чашку кофе, которую та с благодарностью приняла.

— Вы выглядите усталой, Тереза. Ваш сон улучшился?

— Я принимаю снотворное, — ответила она. Ну, иногда... если ее заставлял Джейн.

— И все еще мучаетесь.

— Будет хорошо, если я перестану видеть сны. У вас случайно нет таблетки от этого?

Нэнси слегка улыбнулась.

— К сожалению, нет.

Она опустилась в кресло с блокнотом в руках. Записывающее устройство стояло на столе, навечно запечатлевая каждое произнесенные слово.

— Что вы хотите обсудить в этот раз? — спросила Лисбон, смотря на диктофон.

— Вам решать. Наши встречи предназначены для вас.

— Вы разве не хотите услышать о нападении?

— А вы хотите обсудить его?

— Нет, — мгновенно ответила Лисбон.

Нэнси кивнула.

— Хорошо. Что насчет вашего детства? Желаете поговорить о нем?

Ее детство — водоворот из горечи, шрамов, смерти и становления взрослой в возрасте тринадцати лет. Она никогда не говорила о нем, даже с Джейном.

— Нет.

У доктора было невероятное терпение. Она просто кивнула, все еще улыбаясь, словно они обсуждали изобразительное искусство или фильм, который понравился им обеим.

— Нам не обязательно говорить о вас.

— То есть мы поговорим о вас?

— Мы можем поговорить о ком-то еще, — уточнила Нэнси. — Семья, друзья.

— Вы действительно позволите мне сделать это?

— Порой, обсуждая жизни других, мы узнаем что-то про самих себя.

— Ну, вы психиатр, вы разбираетесь в этом лучше меня.

Да, Лисбон была настроена враждебно, но она потеряла терпение много-много дней назад. Единственная причина, по которой она пришла сегодня, — так это чтобы доктор Каргилл подписала бумаги о возвращении на работу. Поначалу она пыталась общаться, рассказала о нападении, но после этого кошмары только ухудшились. Она пришла сюда, потому что ей было нечего делать.

— Почему бы вам не рассказать мне о Джейне?

Лисбон вздернула голову.

— Джейн? А почему вы решили, что я захочу поговорить про него?

— Во время наших встреч вы упоминали его много раз. Я предположила, что вам было бы комфортно поговорить именно о нем.

— Не знаю, — пробормотала она. — Может и так.

— Тогда расскажите, как вы встретились?

На это было легко ответить.

— В КБР. Он предложил себя в качестве консультанта, и я позволила ему присоединиться к своей команде.

— Почему вы сделали это?

Для этого было много причин. Она почувствовала жалость из-за того, что он потерял семью. Она желала поймать столько преступников, сколько было возможно, только... просто было что-то еще. Она ощутила это во время самого первого дела — ощутила, что наконец-то нашла напарника, которого всегда хотела. Старский и Хатч, Риггс и Мерта, а теперь Лисбон и Джейн.

— Он ловит плохих парней, — вместо этого ответила Лисбон, это был ее привычный ответ. Она не желала углубляться в сентиментальные объяснения.

— Однако вы же всё равно должны были беспокоиться насчет этого в самом начале.

— Ну, да, учитывая его историю.

Доктор Каргилл в любопытстве приподняла голову.

— Что вы имеете в виду?

Лисбон втянула воздух. Она перевела взгляд на свои пальцы, скручивая и выворачивая их в разные стороны.

— Не уверена, что могу говорить об этом. Джейн очень скрытный человек, и я не знаю, хотел бы он, чтобы я что-то поведала.

— Просто расскажите мне то, что можете.

И где начиналось это «можете»? Порой Джейн казался открытым и желающим делиться, а уже на другой день запирался за семью замками без какого-либо ключа в зоне видимости, чтобы можно было решить проблему. Он говорил о своем прошлом только если был должен, только в таких случаях и никогда по собственному желанию.

Однако о некоторых вещах... о некоторых частях себя самого он говорил абсолютно спокойно.

— Он был ясновидящим, — начала Лисбон, — не настоящим, конечно же. Просто артистом. Он не скрывает это.

— И вы восхищаетесь им за это.

— Я уважаю его за то, что он умеет признавать свои ошибки.

— Это было резко. Что именно вы подразумеваете под этим?

Черт бы ее побрал за ее проницательность. Лисбон знала, что о трагедии Джейна можно было легко узнать, если только захотеть, но самой рассказывать кому-то об этом... нет, это просто не казалось правильным.

Поэтому она воспользовалась краткой версией.

— Он потерял жену и дочь и чувствует за это ответственность. Хотя он не прав, это не его вина.

Доктор Каргилл кивнула, и Лисбон знала, что та поняла намек. Никаких деталей об этой истории.

— Вы поэтому чувствуете себя комфортно рядом с ним? — спросила Нэнси. — У него у самого случилось несчастье, и вы чувствуете, что он понимает.

— Возможно, — ответила Лисбон, но в ее тоне читалось сомнение. Она тоже думала над этим в последние несколько недель. В теории это имело смысл и все же... по юности она потеряла своих родителей, и потому понимала боль Джейна, но как он мог понять ту жестокость, которую совершили с ней? На самом деле, никак. — Или, возможно, рядом с ним я выгляжу почти нормальной, — угрюмо предположила она. У Джейна было множество проблем. Его раны были куда глубже, чем ее.

— То есть вы поэтому ощущаете себя спокойно рядом с ним?

— Я не знаю. Я не знаю, почему рядом с ним все хорошо. Это просто так.

Нэнси снова кивнула.

— Можете описать ваше взаимодействие с ним с момента нападения?

Лисбон в оцепенении моргнула.

— Взаимодействие?

— Да.

— А почему вы хотите знать?

Доктор Каргилл по-доброму улыбнулась.

— Тереза, я просто пытаюсь понять, почему он так важен для вас, особенно сейчас. Вы едва ли говорили о брате, пока он оставался с вами, но не возражали говорить о Джейне. Это наводит на мысли, что вы воспринимаете его не так, как всех остальных. Это правда?

Лисбон посмотрела вниз на руки и кивнула.

— Как это выражается?

— Он может прикасаться ко мне, — призналась она. — Я не возражаю против его прикосновений.

— А никто другой не может? — Лисбон помотала головой. — Когда вы это заметили?

— В больнице. — Она подняла взгляд на Нэнси и быстро добавила: — Джейн предположил, что это потому что меня нашел именно он.

— Да, это возможно. — Нэнси склонила голову, что значило, что сейчас она задаст важный вопрос. — А как вы думаете, почему он может прикасаться к вам?

Лисбон с трудом сглотнула и судорожно помотала головой.

— Не знаю.

— Вы когда-нибудь задумывались об этом?

— Нет.

Нэнси улыбнулась. Даже сама Лисбон понимала, насколько очевидной была ее ложь.

— Все в порядке, Тереза, вам не обязательно делиться этим со мной. Но рядом с Джейном вы чувствуете себя спокойно, правильно?

— Да. Я чувствую себя почти самой собой.

— И вам лучше от этого?

— Полагаю, — пожала плечами Лисбон. Да, ей было лучше, но как только он уходил, ей становилось хуже, потому что она начинала думать, что больше никогда не сможет почувствовать себя самой собой.

Прямо сейчас она искренне верила в это.



Ланч в КБР был непостоянной вещью. Грейс всегда приносила с собой сэндвич или что-либо другое, но если им попадалось в особенности изматывающее дело, то еда в большинстве случаев либо выкидывалась, либо оставалась забытой в холодильнике, пока ее не забирал кто-то другой. Сегодня Ван Пелт повезло: у них был перерыв в деле, и она действительно могла насладиться сэндвичем с салатом из тунца. Отрицательным моментом этого было то, что ничто не могло отвлечь ее от испытываемый вины касательно Лисбон. Прошло уже несколько недель, а она так и не нашла в себе смелости, чтобы проведать босса. С каждым днем Ван Пелт ненавидела себя немного больше.

Комната отдыха не пустовала: и Чо, и Ригсби тоже решили перекусить. Джейн куда-то бесследно исчез. Лисбон бы всыпала им по первое число, узнай, что они снова не уследили за ним. Это было очередным доказательством, что она и только она могла контролировать консультанта.

— Привет, — входя, поздоровалась Грейс.

— Привет, — в ответ сказал Ригсби, Чо просто кивнул.

Она взяла из холодильника свой сэндвич и бутылку воды и заняла за столом пустое место.

— Вы знаете, где Джейн?

Ригсби пожал плечами.

— Он вполне может позаботиться о себе.

— Большую часть времени, — добавил Чо.

Грейс сделала глоток и, опустив бутылку, очертила пальцами этикетку.

— Думаете, он поехал к Лисбон?

— Возможно, — ответил Ригсби.

Ван Пелт кивнула. Она несколько мгновений ела в тишине, но любопытство оказалось сильнее.

— Вы видели ее в последнее время?

— Я заезжал на той неделе, — снова ответил Ригсби. — Мы выпили кофе и недолго поговорили. Мне показалось, что она не особо хотела меня видеть.

Чо кивнул и согласно промычал.

— Я видел ее два дня назад. Рассказал про наши дела и уехал.

Грейс постукивала по бутылке. Жидкость внутри нее плескалась в каком-то гипнотическом танце.

— А как часто Джейн навещает ее?

— Думаю, каждый день.

— Правда?

— Ей комфортно рядом с ним.

Грейс через стол посмотрела на Ригсби. Она предположила, что на ее лице тоже было написано замешательство.

— Ты думаешь, что это слегка странно?

— Ага, — ответил он.

Чо даже не оторвал взгляд от гамбургера, ответив:

— Между ними нет ничего такого.

— Я знаю, — сказал Ригсби. — Просто... это всё равно странно.

Грейс кивнула.

— Точно, но это всё равно хорошо. Она идет на поправку, правильно?

— Ага, — голос Ригсби, несмотря на ответ, был неуверенным. — Я думаю. — А это прозвучало совсем слабо.

Ван Пелт продолжила постукивать по бутылке. Сэндвич больше не казался столь аппетитным.

— Так вы заезжаете к ней достаточно часто, да?

Ригсби вздохнул и смял пустой пакет из-под чипсов.

— Грейс, почему ты не навещаешь ее?

— Я навещу. Просто... я не хочу мешать ей.

— Ты не помешаешь, — встрял Чо.

— Вы же сами только что сказали, что она не особо желает нас видеть.

— Да, — согласился Ригсби, — но мы же мужчины. Возможно, с тобой ей будет проще, ведь ты женщина.

Грейс пожала плечами.

— Не знаю.

Чо положил гамбургер и посмотрел в ореховые глаза девушки.

— Ван Пелт, ты заметила, что спрашиваешь о Лисбон каждый день?

— Правда?

— Да. А она прекратила спрашивать о тебе три недели назад.

Грейс начала моргать из-за неожиданно возникнувших слез.

— Правда?

Чо кивнул.

— Она прекратила надеяться, что ты когда-либо заедешь к ней.

Ван Пелт смотрела на полусъеденный сэндвич.

— Я ждала подходящего времени.

— Чем дольше ты ждешь, тем труднее это будет. Ты действительно хочешь увидеть ее, только когда она вернется к работе?

Грейс слабо покачала головой, и сквозь ее длинные ресницы блестели слезы. Она не желала ранить Лисбон этим ожиданием. Она правда верила, что это может быть к лучшему.

— Я думала, она предпочитает никого не видеть.

— Грейс, мы знаем, что для тебя это трудно, — Ригсби накрыл ее маленькую руку своей огромной. — Тебе не обязательно навещать ее, если ты не хочешь. Просто подумай об этом.

Она слабо кивнула и встала из-за стола, заворачивая сэндвич в бумажный пакет.

— Пойду проверю, не всплыла ли какая-то информация, — сказала она.

Друзья не остановили ее. Они знали, что ей надо сделать именно так, как сказал Ригсби. Лисбон была их лидером, той, к кому всегда обращалась Ван Пелт, и той, на которую Ван Пелт могла положиться, когда дела становились плохи. Без нее... в их команде существовало пустое место. Грейс хотела, чтобы Лисбон вернулась, но в тоже время сомневалась, что это исправит проблему. Как все могло стать как прежде, когда их жизни были кардинально изменены в столь ужасном и извращенном смысле?

Возможно, никак.



Единственное, что Лисбон могла сейчас делать, — щелкать каналы на телевизоре. Иногда она останавливалась, чтобы посмотреть какое-то шоу, прежде чем переключить на следующую программу. В действительности она не видела перед собой ничего: ни о чем-то вещающих людей, ни глупую рекламу, на которую все равно никто не обращал внимания. Все, что она сейчас чувствовала, — это глубокое разочарование, которое она выражала, нажимая на кнопки на пульте с такой силой, с какой только могла.

В тот день она должна была пойти в больницу, чтобы получить результаты анализов. Новости были хорошие: ее кровь была чистой, не было никаких признаков ЗППП, значит, или лекарства сделали свою работу, или ее насильник был чист. Лисбон не беспокоилась об этом; на самом деле она вовсе забыла про анализы, так как слишком сосредоточилась на своей стремительно ухудшающейся вменяемости.

Бодрый доктор была счастлива сообщить эту новость. Она радостно улыбнулась, и, вероятно, сказала самое глупое, что Лисбон могла припомнить: «Вам повезло».

Повезло? Ей повезло?

Как насчет тех женщин, которые не были изнасилованы? Как насчет тех женщин, которые не знали, на что это было похоже, — быть избитыми и осквернёнными? Тем женщинам повезло, а Лисбон больше не могла причислить себя к ним.

Она не была беременна, у неё не было ВИЧ, так что она могла считать себя благословенной судьбой... но на самом деле она больше не думала о своем «благословении». Может быть, оттого, что физические последствия нападения быстро прошли, она не могла справиться с тем, чего не могли увидеть окружающие ее люди.

Сейчас она жила в беспокойстве, кошмарах и абсолютном ужасе... эти шрамы все ещё были с ней, каждую секунду, и, насколько она понимала, они не собирались исчезать.

Лисбон заметила, что уже как несколько минут по телевизору шли новости о каком-то масштабном скандале, в который вляпался очередной политик. Когда ей надоело, она просто выключила телевизор и схватила ноутбук, чтобы предаться новому увлечению.

Она открыла любимый поисковик и продолжила читать об изнасиловании. И не только о Лавинии или других вымышленных жертвах — она вдруг поняла, что ей хочется погрузиться в суть этой темы. Количество статей, написанных об изнасиловании, удивило ее: некоторые принадлежали феминисткам и поднимали вопрос о несправедливости, другие статьи просто обсуждали значение изнасилования в ряде мифологий и легенд.

Джейн плохо отреагировал на ее нынешний предмет исследования, она помнила, что он сказал: «Это вымышленные персонажи, Лисбон. Они не существуют — так же, как и их боль». Он был прав: истории ненастоящие. Но Лисбон не была уверена, что их боль тоже не была настоящей. «Зачем мучать себя?» Он был прав: смотреть на все это было больно, больно каждый раз, когда находилось что-то, напоминающее ей: она тоже была частью особой группы травмированных женщин. Правда заключалась в том, что она не знала, почему делала это; просто знала, что это необходимо. Может быть, она думала, что ей станет лучше... или может хотелось оправдать ощущение поражения.

Стук в дверь испугал ее. Она быстро захлопнула ноутбук, чтобы посетитель не мог увидеть историю ее поиска. Лисбон убедилась, что книги тоже были надежно спрятаны; она предполагала, что за дверью стоял Джейн, и не хотела еще одной ссоры из-за своей новой страсти.

Но посетителем оказалась не светловолосая неприятность, быстро ставшая самым важным человеком в ее жизни.

Это был ее старый босс.

Вирджил Минелли выглядел смущенным, стоя на пороге, как будто часть его хотела, чтобы он был где угодно, только не здесь. Она не могла винить его; на самом деле ей тоже не хотелось тут находиться. Лисбон потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

— Вирджил, привет! Э-э... рада снова вас видеть.

Она не видела его с тех пор, как они обедали пару месяцев назад. Хотя он больше не был ее боссом, ей не хотелось терять контакт с наставником, за эти годы ставшим ей как отец.

— Ну, я подумал, что настало время заехать, — сказал он ей, запинаясь. Она знала, что на самом деле он хотел проверить ее. Часть ее была тронута, но в основном она чувствовала обиду, что была кем-то, за кого людям приходилось сейчас переживать.

Лисбон не хотела, чтобы Вирджил понял, насколько она была сломлена. Она натянула фальшивую улыбку.

— Ну, проходите, — и пригласила его внутрь, сохраняя разумную дистанцию. Ей не хотелось, чтобы он заметил ее проблемы с близостью с другими люди... за исключением Джейна.

— Я получила ваши цветы, — сказала Лисбон, садясь на диван. — Мне жаль, что у меня не было времени отправить вам благодарственную открытку, я должна была это сделать. — Правда заключалась в том, что она даже и не думала отправлять слова благодарности за цветы, посланные из жалости. Она окинула Минелли беглым взглядом и снова улыбнулась. — Мне нравится эта борода. Полагаю, это значит, что вы по-прежнему встречаетесь с Мэй.

Вирджил кивнул и наконец чуть улыбнулся.

— Ей нравится борода, — признался он.

— Держу пари, — ответила Лисбон с усмешкой. Теперь она знала, что Джейн имел скрытые мотивы для обращения к Минелли в нашумевшем расследовании смерти Санта-Клауса, но, по крайней мере, заодно он проделал хорошую работу в качестве свата.

Долгое время они сидели в неловком молчании, Минелли не был готов раскрыть истинную причину своего присутствия, а у Лисбон закончились светские темы для беседы. В итоге она решила сразу перейти к главному:

— Вам не нужно притворяться, что вы здесь только для того, чтобы поболтать, — сказала Лисбон. — Я могу предположить, что кто-то позвонил вам ночью, когда все случилось, или вы видели мою впечатляющую в эмоциональном плане пресс-конференцию несколько недель назад.

Минелли заметно расстроился, когда она назвала истинную причину его посещения, но никто из них не мог ничего с этим поделать. Просто так сейчас обстояли дела.

— Я просто...

— Вы хотели проверить меня, — закончила Лисбон за него.

— Я волновался за тебя, — признался он.

— Я знаю, — тихо сказала она, прежде чем добавить: — Я тоже о себе беспокоюсь.

Тереза посмотрела на него и невесело улыбнулась.

— Я думаю, у нас есть что-то общее. Мы оба полностью растерялись перед прессой... вы хотя бы повеселились напоследок.

Его губы дрогнули, но глаза были по-прежнему угрюмы.

— Все наладится, Тереза.

Лисбон кивнула.

— Я действительно надеюсь на это, потому что сейчас... — она откинулась немного назад и вздохнула. — Мне действительно следует перестать жалеть себя.

Вирджил не ответил, вместо этого он долго смотрел на нее, прежде чем спросить:

— Ты обратилась к психотерапевту?

— Конечно, мне необходимо посещать психиатра прежде, чем дадут разрешение вернуться на работу, — ответила Лисбон. — Я должна избавиться от этого. Она указала на гипс, который ненавидела всей душой.

— И как успехи?

Она пожала плечами:

— Я должна говорить о своих чувствах весь день... мне это не нравится, но я стараюсь. Мне просто нужно вернуться к работе, нужно, чтобы все стало как прежде, тогда все наладится, — Лисбон врала самой себе уже много недель, в основном потому, что ей было необходимо верить, что хоть что-то сделает эту ситуацию лучше. Альтернатива была слишком ужасна.

Минелли, казалось, не купился на ее ложь.

— Ты же на самом деле в это не веришь?

Лисбон вздохнула.
— Я должна... Мне нужно что-то делать, иначе я просто буду сидеть здесь, бояться и чувствовать себя полной неудачницей, которая была настолько глупа, что позволила этому случиться.

— Это неправда, — сказал Вирджил быстро, — не ты позволила этому случиться, это не твоя вина.

Она горько улыбнулась.

— Я разозлила кого-то настолько сильно, что ему пришлось избить и изнасиловать меня, чтобы почувствовать себя лучше.

— Что не делает случившееся твоей виной.

Она медленно покачала головой.

— Я никого не обвиняю, но если бы я была более милой или, может быть, если бы я не была… — ее голос затих, слова застряли в горле. Тереза старалась сдержать слезы — она никогда не плакала перед Минелли и не собиралась начинать теперь.

Он заметил, что она боролась со слезами, и сделал то, что сделал бы любой нормальный человек, желающий утешить другого. Он накрыл ее руку своей.

Лисбон вырвала руку и отпрянула назад, автоматически напрягаясь, как будто она обожглась. Она замерла, ожидая опасности.

Вирджил был поражен ее реакцией.

— Я сожалею, — сказал он быстро.

— Нет, это просто... — она пыталась найти слова. — Я не... когда кто-то трогает меня... я чувствую... — она не смогла закончить.

Минелли мрачно кивнул:

— Нет, это моя вина. Джейн предупредил меня об этом, я просто забыл.

— Джейн предупредил тебя? — теперь напряжение Лисбон было обусловлено совершенно другими причинами. — Вы с Джейном разговаривали... обо мне?

— Я говорил с ним, — признался он. — Я хотел узнать, как ты.

— Так вы говорили с Джейном? — Ее голос становился громче от возмущения.

— Он беспокоится о тебе, — ответил Минелли. — Мы все переживаем за тебя.

— Я знаю, — сказала Лисбон вставая с дивана, — вот почему каждый говорит, почему каждый пялится. Все наблюдают и ждут, когда я развалюсь на части. Я понимаю это! Каждый хочет увидеть, как я выгляжу... что я буду делать дальше. Потому что я больше не полицейский, — она замерла и демонстративно посмотрела на Минелли. — Что вы видите, когда смотрите на меня теперь?

На протяжении длительного времени они просто смотрели друг на друга. Ее взгляд был злым и эмоциональным, в то время как Вирджил смотрел с болью и грустью. Пока секунды тикали, Лисбон начала по-настоящему бояться ответа, бояться, что не смогла бы его принять.

В конце концов Минелли резко сменил тактику поведения.

— Наверное, мне лучше уйти, — сказал он, вставая с дивана.

Лисбон кивнула, но не сдвинулась со своего места в гостиной — она не собиралась быть вежливой и провожать его. Она больше не заботилась о манерах или о чем-то другом. Какой теперь смысл?

Он остановился в дверях и снова печально посмотрел на нее.

— Это была не твоя вина, Тереза. Если ты должна верить во что-то, просто поверь в это.

Она смотрела на него, пока он закрывал дверь. А затем снова осталась одна.

Лисбон постояла несколько секунд, уставившись на закрытую дверь. Злые слезы потекли по ее щекам, но она не знала, на кого злилась больше. Это была ярость из-за Джейна и Минелли, говоривших о ней? Или из-за того, кто изнасиловал ее? Или бешенство вызывала она сама, злившаяся на людей, которые просто хотели помочь ей?

Лисбон точно знала: она не хотела, чтобы он приходил. Она не могла изменить тот факт, что команда видела ее такой — подобием человеческого существа. Но Вирджил не видел. Он был одним из немногих людей, которые могли сохранить в воспоминаниях ту, старую Лисбон, уверенную и сильную, которая не была полностью сломлена.

Одна мысль пришла ей в голову, и Лисбон бросилась за потертым экземпляром «Тита Андроника», который спрятала в ящике. Она пролистала книгу до третьего акта, где Тит впервые увидел свою изуродованную дочь:

«Твои глаза готовы ль плакать, Тит,
Иль сердце благородное — разбиться?
Смертельную тебе несу я муку».

На что Тит ответил: «Коль смерть она мне даст, приму ее!». Внимание Лисбон привлек ответ Марка: «Вот это дочь твоя была».

Это была Лавиния — не является ею сейчас, а была. Это означает, что она больше была не Лавинией, а кем-то еще, чем-то еще.

Вот как Лисбон чувствовала себя сейчас. Она теперь была не Терезой Лисбон, а кем-то совсем другим. Кем-то, кого она не знала и не мог узнать никто.

Лисбон поднялась наверх, в свою ванную, которая до сих пор была приоткрыта. Газета сморщилась и увяла от пара из душа, но все еще держала скрытым ее отражение. Она посмотрела на нее мгновение, прежде чем дотянуться и сорвать. Тонкая бумага быстро поддалась и открыла зеркало... и ее отражение.

Она увидела себя. Изображение было точно таким, каким она и предполагала. Никаких синяков на лице, крошечный шрам на виске был едва заметен. На самом деле, она выглядела так же, как до нападения.

Это было проблемой.

Последний раз, когда она смотрела в зеркало, то видела странное лицо, покрытое темно-фиолетовыми синяками, и опухшую кожу. Это был образ побитой и сломленной женщины. Как она себя и чувствовала. А человек, на которого она смотрела сейчас, был ненастоящим. Она больше не была той женщиной, больше не была Терезой Лисбон.

И она не имела права выглядеть, как она.

Она осмотрела ящики, прежде чем найти вещь, которую хотела.

Ножницы.

Лишь мгновение Тереза сомневалась, но когда первая длинная прядь волос шоколадного цвета упала в раковину, она почувствовала себя хорошо. Она чувствовала, что заслужила это.

Лисбон улыбалась, пока резала волосы, игнорируя пряди, падающие к ее ногам.

Теперь она не будет похожа на нее.



Джейн принял сознательное решение избегать психбольницы после того, как провел в одной из них какое-то время много лет назад. Ему приходилось заходить в некоторые в ходе расследования, но сегодняшний визит не имел ничего общего с его работой в КБР. Он просто сказал администратору, что подождёт Софию Миллер на улице.

У него не было намерения снова говорить с Софией после того, как он помог ей избавиться от подозрений в убийстве. Несмотря на благодарность за помощь в избавлении от внутренних демонов, Джейн знал, что никогда не мог отделить ее от темной стороны своей жизни. Доктор Миллер спасла его, но она также была символом всего, что он потерял и как низко пал в своем отчаянии.

Однако Джейн пришел сюда не для себя. Сейчас София была единственным человеком, кому он мог доверять, кто мог сказать, чего ожидать от восстановления Лисбон и как наилучшим образом помочь ей.

Он сидел на скамейке в маленьком саду возле больницы, когда София нашла его. Светло-коричневые волосы и белый халат — она выглядела так же, когда лечила его. Она улыбнулась, увидев его, и протянула руку.

— Патрик, — сказала она, — приятно видеть Вас снова.

— Здравствуйте, София, — произнес он и пожал руку, — Вы хорошо выглядите.

— Спасибо, — ответила она, — Вы тоже неплохо.

Она мягко потянула его за руку, чтобы увести со скамейки и прогуляться по садовой дорожке. Он знал, что они используют это место, чтобы помочь успокоить пациентов, возможно, она пыталась сделать то же самое с ним.

— Я так понимаю, что это не светский визит, — сказала София. — Что я могу для Вас сделать?

— Речь не обо мне, — ответил Джейн. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. — Я не знаю, слышали ли Вы, но мой друг, агент Лисбон, была изнасилована несколько недель назад.

София кивнула.

— Да, я читала об этом в газете, и мне было очень жаль слышать это. Как она?

— Не очень хорошо, — признал он, — поэтому я и пришел поговорить с Вами.

— Вы хотите, чтобы я стала ее психотерапевтом?

Джейн покачал головой.

— Нет, она уже посещает доктора Нэнси Каргилл.

София многообещающе улыбнулась:

— Она превосходна, лучший специалист по вопросам сексуального насилия, которого я знаю. Твой друг в хороших руках.

— Я не беспокоюсь о ее терапии, — сказал Джейн, — я беспокоюсь о ней.

— Это понятно. Изнасилование — это травматический опыт, я уверена, что она сейчас находится в сильном смятении.

— Я просто пытаюсь понять, что она переживает, — сказал Джейн, — и как ей можно помочь — вот почему я пришел сюда. Я хочу получить Вашу экспертную оценку психологических последствий изнасилования.

Она слегка улыбнулась.

— Вы раньше не сильно интересовались психологией.

— Это другое.

София задумчиво кивнула:

— Да, я вижу.

Они прошли ещё несколько шагов, прежде чем она сказала:

— Мне нужно немного больше деталей, прежде чем я дам Вам полный анализ. Место расположения большинства ее травм?

— На голове и лице, — ответил Джейн. — Нападавший ударил ее головой несколько раз, чтобы вывести из строя, но она оставалась в сознании на протяжении всего времени.

— Тогда это определенно был личный выпад. Либо у насильника были счеты с агентом Лисбон, либо это был незнакомец, обрушивший на неё свой гнев — возможно, из-за сходства между объектом гнева и ею.

Джейн покачал головой:

— Я думаю, это кто-то, кого Лисбон знала, и кто был в курсе, что она коп.

— Да, скорее всего, — согласилась София. — После нападения она была вялой и беспристрастной?

— Да, — сказал Джейн, — я видел, что она пыталась отделить себя от травмы, но через несколько дней в больнице я заметил изменения в ее поведение.

— Опишите мне их.

— Она гораздо более эмоциональна, легко пугается, и у нее часто болит голова. Я точно знаю, что она не засыпает, пока совершенно не вымотается, и тогда ей снятся кошмары. Еще она теряет вес, и я подозреваю, что она мало ест.

София кивала в процессе перечисления всего списка симптомов, и глаза ее стали серьезными.

— Я думаю, агент Лисбон переживает травматический синдром изнасилования. Это не то, что можно вылечить с помощью лекарств или даже строгого наблюдения. Она должна приложить усилия, чтобы преодолеть это.

— Вы можете рассказать мне больше?

— ТСИ имеет три этапа. Острая стадия возникает в течение нескольких дней или недель, следующих после нападения. Зачастую это период отрицания или оцепенения — жертвы преуменьшают урон от насилия, а также настаивают на том, что все нормально.

Джейн кивнул. У Лисбон были все эти признаки в первые несколько недель.

— Насколько я могу судить, агент Лисбон перешла ко второму этапу — это стадия кажущейся приспособленности. Она пытается вернуться к прежней жизни, но травма оставила эмоциональные шрамы, и она пытается справиться с ними.

— Что можно сделать? — спросил Джейн.

— Очень немногое, к сожалению. Ей станет намного хуже, прежде чем она почувствует себя лучше.

Джейн ожидал такого ответа, но он был ему не по душе. Он не мог представить, что все может стать еще хуже. Каждый раз, когда видел Лисбон, он замечал, как она чахнет, превращаясь в холодное, жалкое подобие себя прежней.

— Но ведь она коп, — сказал Джейн, в отчаянных поисках хоть какой-то надежды, — она прежде имела опыт работы с жертвами изнасилования.

— Мне очень жаль, Патрик, но тот факт, что она — полицейский, может усугубить ее положение. Вы знаете ее лучше, чем я, как Вы думаете, что она чувствует после того, как полностью попала в зависимость от кого-то другого?

Он ненавидел этот вопрос. В этой ситуации ему не нравилось читать мысли Лисбон. Он ненавидел видеть ее боль и знать, что едва ли можно было чем-то помочь. Если бы он только мог остановить это. Он не знал как, просто знал: должно быть, он что-то пропустил. Нутром чувствовал: он проглядел то, что могло бы предотвратить изнасилование.

— Она чувствует, что потеряла контроль, — сказал Джейн, — что не владеет даже своим телом. Она потеряла уверенность в себе и способность выполнять свою работу. Она чувствует себя неудачницей, как будто виновата в том, что произошло.

— Да, эти чувства являются общими для жертв изнасилования, — отметила София. — Вы должны убедить ее, что она не виновата. Сейчас она считает, что должна была сильнее бороться, что должна была спасти себя, хотя очевидно, что это не так.

Джейн кивнул, глядя на цветы, посаженные вдоль дорожки. Он пытался сказать ей об этом, но она ему не поверила. Он видел место преступления, заставил себя вжиться в ход мыслей насильника и понял, что Лисбон ничего не могла сделать.

— И Вы тоже должны признать, что это не Ваша вина.

Подняв глаза, Джейн встретился взглядом с Софией, поразившись ее проницательности.

— Почему Вы так подумали?

— Я знаю Вас, — напомнила она. — Вы очень легко взваливаете на себя вину. Вам бы хотелось все изменить, и Вы уже успели вбить себе, что могли бы что-то предсказать, но упустили это. Вы прекрасно знаете, что не в состоянии остановить то, что не можете предвидеть. Вы не сможете помочь ей, Патрик, если каждый раз, когда смотрите на нее, чувствуете себя виноватым.

Джейн уставился на нее немигающим взглядом, а потом медленно кивнул. Она была права, возможно, он тогда действительно не мог ничего сделать. Но даже если бы и мог, то не должен сосредотачиваться на этом. Лисбон нуждалась в нем, и если она обнаружит его вину, то будет думать, что ему стыдно за нее.

— Тогда что я могу сделать?

— Дать ей всю поддержку, которую можете, — сказала София. — Если она хочет поговорить об этом — позвольте ей, но не заставляйте, если не хочет. Ничего не форсируйте, иначе она воспримет это как форму насилия. Не душите своей опекой, просто старайтесь и обращайтесь с ней как можно более нормально.

— Я пытаюсь, но это нелегко.

— Не легко, но легко и не будет. Максимум, что Вы действительно можете сделать для нее — это быть ее другом, даже если она дистанцируется от Вас, просто будьте рядом с ней. Вы упомянули, что она легко пугается и не любит, когда ее трогают?

Джейн махнул рукой в подтверждение.

— Это немного странно. Она не выносит прикосновений любого мужчины, включая собственного брата... кроме меня.

Брови Софии поднялись вверх.

— Любопытно. Насколько близкий контакт она позволяет Вам?

— Ничего сексуального, — сказал он. — Но в ее первую ночь в одиночестве дома я остался с ней. Я даже обнимал ее, пока она спала.

София кивнула.

— Часто она позволяет обнимать себя?

Джейн поджал губы, быстро вспоминая все их объятия.

— Не сказал бы, что часто, но больше, чем в прошлом. Она позволила мне помочь ей одеться в больнице.

— Это очень интересно, — сказала София. — Большинству жертв изнасилования было бы неприятно что-то настолько личное.

— Так это хорошо?

— Да, я верю в это. Она доверяет Вам, Патрик. Она знает, что Вы не навредите ей. Сейчас она нуждается в этом.

На пути оказалась еще одна каменная скамейка. Джейн подошел к ней и со вздохом опустился на нее.

— Я могу сделать это, но меня беспокоит кое-что еще.

София села рядом с ним и ободряюще кивнула.

— Она начала изучать истории об изнасиловании.

— Реальные истории?

Джейн покачал головой.

— Это началось в больнице. Одна из медсестер назвала её Лавинией.

— Ах, из «Тита Андроника».

— Да. Теперь она одержима историями Лавинии, Лукреции, Филомелы и других.

— Хм, — София поджала губы и отвернулась на минуту. — Я думаю, она пытается разобраться, что произошло. Она хочет знать, почему это могло случиться — не только с ней, но и с любой другой. Она теперь соотносит себя с этими женщинами и воспринимает их истории иначе.

— Скорее всего, Лисбон видит, что к некоторым несправедливостям в древности относились проще. Вероятно, она не понимает, что для наших самых примитивных предков изнасилование — это способ господства над своими женщинами. Сейчас человечество продвинулось вперед, и мы воспринимаем изнасилование, как оно есть: жесткий контроль, не имеющий ничего общего с сексом.

Джейн рассеянно кивнул.
— Должен ли я запретить ей это?

— Прямо сейчас ей нужно чувствовать контроль. Если Вы заставите ее делать то, чего она не хочет, то потеряете ее доверие. Я предлагаю понаблюдать за ней, но ничего не форсировать.

— Иногда она не хочет ничего делать, — сказал Джейн печально. Таких дней он опасался больше всего.

Взгляд Софии сказал ему, что у него было право беспокоиться.

— Она страдает перепадами настроения, паническими атаками или неприятными воспоминания?

— Да, иногда.

— Она чаще пьет алкоголь?

Джейн покачал головой.

— Ничего не могу сказать. Ее отец был алкоголиком, который с ней жестоко обращался, поэтому она всегда контролировала употребление алкоголя. Но ее аппетит заметно снизился.

София кивнула.

— Звучит как ПСР — посттравматическое стрессовое расстройство. Как часто она вспоминает прошлое?

— Мне довелось увидеть это уже не раз, — ответил Джейн. — Но это может происходить и чаще, с учетом того времени, которое она проводит одна.

— Я уверена, что так и есть.

— Вы знаете, сколько времени требуется жертвам изнасилования, чтобы оправиться от травмы? — спросил Джейн.

София покачала головой.

— Боюсь, здесь нет средних сроков. У некоторых это занимает несколько месяцев, у других — годы, а некоторые никогда не восстанавливаются.

— Патрик, я думаю, Вы должны быть очень бдительны с ней, — сказала София серьезно. — Если ее симптомы не пройдут, вполне возможно, что она может причинить себе вред.

Джейн пораженно выдохнул. Он знал, что была такая возможность, но предупреждение Софии сделало эту мысль ещё более невыносимой. Он не мог позволить Лисбон сделать это. Если он потеряет ее, от него мало что останется.

— У большинства жертв изнасилования есть какой-то механизм преодоления, способ, помогающий справиться со стрессом, — произнесла Софи. — Вы сказали, что она не ищет опору в алкоголе, и после нашего краткого знакомства у меня не создалось впечатление, что она будет вести дневник. Я думаю, что её механизм преодоления — это Вы.

Джейн моргнул.

— Я?

— Она доверяет Вам, и я думаю, что Ваша трагедия дает ей своего рода связь с Вами. Я думаю, что если Вы будете поддерживать ее, заверять в своей дружбе и поддержке и напоминать, что она — не жертва, то ее состояние прогрессирует до финальной стадии — возвращение к нормальной жизни.

Он знал, что до этого этапа еще далеко, но София дала понять, что не все безнадежно. Лисбон могла прийти в норму, могла двигаться дальше от того, что произошло, и увидеть изнасилование просто как ужасную часть ее жизни, а не свою новую личность.

— Я знаю, что она хочет, чтобы все снова было нормально, — сказал Джейн. — Мы все хотим.

София кивнула.

— Но Вы знаете больше, чем кто-либо, что никто и никогда не может полностью оправиться после подобной трагедии. Вы можете многое исправить, но шрамы останутся навсегда.

Это были более чем справедливые слова. Джейн понимал, что у него все еще были незажившие раны, оставленные собственными несчастиями. Сомнительно, что они когда-нибудь полностью исцелятся. Но разница была в том, что он был ответственен за свою трагедию, в отличие от Лисбон. Она не сделала ничего постыдного. Ее раны могли зажить. Ее шрамы могли исчезнуть.

Она просто должна поверить в это.

Он получил нужные ответы, даже если ему неприятно было их услышать.

— Спасибо, София, — сказал он и ласково сжал ее руку. — Ваша помощь неоценима, я уверен.

— Я всегда готова помочь Вам, Патрик, — ответила она с улыбкой. — Хотя я понимаю, что не стоит ждать еще одного визита.

Он слегка улыбнулся и кивнул. Она понимала, что он никогда не пришел бы сюда за советом, если бы не был в отчаянии. Они, вероятно, никогда бы не увиделись после того, как он снял с неё подозрения в убийстве бывшего мужа. Вполне может быть, что они в последний раз видели друг друга. Он знал, что так было лучше для них обоих.

Джейн встал со скамейки.

— Прощайте, София.

— Прощайте, Патрик, — сказала она, все еще сидя. — И удачи Вам. Я знаю, Вы сможете помочь ей.

Хотел бы он быть столь же в этом уверен.



Грейс сидела на стоянке около квартиры Лисбон уже довольно долго. Ей нужно было набраться храбрости, чтобы выйти из машины и встретиться со своим боссом. Недели прошли с тех пор, как она встречалась с Лисбон. Она видела, как та потеряла контроль на пресс-конференции, а затем ушла, маниакально смеясь. Это была ужасная сцена, о которой Грейс предпочла бы забыть.

Но разговор с ребятами заставил ее признать тот факт, что вина игнорирования Лисбон начала перевешивать страх. Ей не нравилось, что Лисбон не спрашивала о ней и оставила надежду, что та придёт. Было важно, чтобы Лисбон поняла: причина не в том, что она не волновалась... а в том, что волновалась слишком сильно. Она ненавидела видеть ее такой.

Может быть, это было эгоистично, но Грейс хотела держаться иллюзии, что скоро все будет хорошо. Что Лисбон вернется в норму, как будто ничего не случилось.

Это была глупая ложь, но несколько дней она полагала, что могла поверить в это.

Наконец, Грейс вышла из машины, неся большую стопку документов. Она подумала, что ей нужен хороший повод; оформление документов было таким же хорошим предлогом, как и любой другой вариант. Возможно, это даже дало бы Лисбон возможность что-то делать, ведь, скорее всего, ей скучно.

Грейс натянула мягкую улыбку, под которой она надеялась скрыть свою нервозность, прежде чем постучать в дверь. Она услышала какое-то движение внутри, а затем дверь открылась, но ничего, даже долгое ожидание на стоянке не подготовило её к тому, что она увидела.

Волосы Лисбон были в жалком беспорядке; они спадали неровными волнами до плеч. Это выглядело так, как будто пьяный парикмахер напал на нее с ножницами, но казалось, что Лисбон было все равно. Вместо этого она посмотрела на Грейс самым безжизненным взглядом, какой та когда-либо видела.

— Грейс... что ты здесь делаешь?

Она не могла перестать пялиться на своего босса, поэтому ей потребовалось больше времени, чтобы наконец-то заговорить. Ее ответ был немногословен.

— Я… принесла тебе документы.

Лисбон посмотрела на стопку бумаг в руках Грейс.

— О... ладно, — она оставила дверь открытой и отошла, чтобы Грейс могла пройти.

В квартире Лисбон было темно, жалюзи полностью закрывали все окна. Похоже, она все реже и реже думала о чем-то вокруг. Грейс положила бумаги на стол и посмотрела на начальницу. Та села на диван, не сказав ни слова, на столе стояла открытая бутылка пива, но она не потянулась к ней.

Ван Пелт стояла, совершенно не понимая, что ей нужно сделать или сказать. Вместо этого она начала выкручивать пальцы. Она не могла перестать пялиться на Лисбон, на неровные пряди волос, безвольно повисшие вокруг ее плеч. Что она должна сказать? Что она должна сделать? Она могла позвонить Джейну, он знал, как обращаться с Лисбон в данный момент, возможно, он мог помочь.

Или, может быть, она должна просто уйти.

Грейс взглянула на дверь и стала серьезно рассматривать эту возможность. Ей здесь не нравилось, не нравилось видеть своего босса и подругу в таком абсолютном беспорядке.

Но она… не могла просто уйти, не сделав хоть что-нибудь.

Грейс открыла рот и закрыла его... потом снова открыла:

— Я... — сказала она очень тихо, — я могла бы исправить это... если хочешь, — она указала на волосы.

Лисбон моргнула пару раз и посмотрела на беспорядок, который сделала со своими волосами, отметив, как неравномерно все выглядело. Она перевела взгляд обратно на Грейс и сказала:

— Хорошо.

Спустя несколько минут у Грейс были ножницы в руке, а Лисбон сидела на одном из деревянных стульев. Ван Пелт тщательно отмеряла длину в руке, а затем отрезала, так что крошечные пряди волос шоколадного цвета падали аккуратными кучками на пол кухни. Руки не дрожали, но внутри она чувствовала себя ровно наоборот.

Никто не проронил ни слова, Лисбон сидела неподвижно. Ее тело было напряженным, но она, казалось, не боялась Грейс. Возможно, потому что та тоже была женщиной или Лисбон просто хорошо скрывала свои чувства. Это действительно не имело значения — любой женщине было бы некомфортно в такой ситуации.

Прошло немного времени, но Грейс удалась новая стрижка Лисбон. Может быть, ничего особенного, но ужасного беспорядка больше не было. На самом деле, длина была почти такой же, как в то время, когда Грейс впервые познакомилась с Терезой. Она ощутила тоску по тем временам, когда ни один из них не был разбит трагедиями, и она все бы отдала, чтобы вернуться туда.

Ван Пелт воспользовалась моментом, чтобы осмотреть свою работу, и Лисбон просто уставилась на нее, без каких-либо эмоций в зелёных глазах. Они были совершено безжизненны.

Грейс положила ножницы на стойку и сделала шаг назад.

— Я... Я пойду, — сказала Грейс, прежде чем быстро обернуться и тихо выйти за дверь.

Потом она побежала, торопясь к своей машине. Она завела ее, но никуда не поехала. Вместо этого Грейс наклонилась вперед, положила лоб на руль и позволила себе поплакать.

О Боже. Лисбон была в худшей форме, чем она представляла. Она не могла найти следов той уверенной и сильной женщины, которой восхищалась и которую даже немного боялась. Теперь там был сломанный человек, который никак не мог найти других эмоций, кроме боли.

Грейс вытерла слезы, чувствуя теперь только сожаление. Она завела машину и быстро выехала.

Она знала, что больше не повторит своей ошибки — не вернется сюда снова.