Тело нашли в городе Кальюза, расположенном в пятнадцати минутах езды от Сакраменто, и команда приехала на место преступления вскоре после поступившего звонка. Утро было мрачным, небо затянули облака, отчего казалось, что скоро разверзнется настоящая буря.

Следом за Чо, который приехал первым, появились и остальные, и каждый из них старался не обращать внимания на обуревающее плохое предчувствие. Джейн изо всех сил пытался делать вид, что они не думали об одном и том же.

— Утром тело обнаружил бегун, — начал Чо, как только к нему подошла команда. — Согласно документам, его зовут Джейсон Миллз. Двадцать три года. Ни кредитных карт, ни наличных при нем не обнаружено.

Джейн молча оглядел всю сцену преступления: и тело, и улицу вокруг. На белой рубашке высохли темно-красные пятна крови — два выстрела в грудь; кожа была бледной и в пятнах. Он уже успел привыкнуть к похожей картинке за годы, проведенные в КБР.

Он уделил пристальное внимание внешности жертвы: его одежде и позиции на земле. Это были самые показательные улики.

— Джейн? — позвал Чо, привлекая внимание.

Консультант поднял на него взгляд.

— Это не ограбление.

— Кредитки были украдены, — напомнил Ригсби.

— Того же не скажешь о часах за двести долларов. — Джейн взмахом указал на запястье мужчины. — Его сюда перевезли. Бросили рядом с дорогой, все сделали неаккуратно – предполагаю, убийца паниковал и торопился. Плохая маскировка.

Чо согласно кивнул.

— Надо поговорить с семьей. Узнать, может, у него были конфликты с кем-то.

С этого начиналось каждое расследование. Команда пыталась делать все как обычно, но, несмотря на это, разница была очевидна: слышна в их голосах, видна в их взглядах. Они выполняли свою работу, но делали против воли и вопреки сердцу. Каждый чувствовал, что не хватает чего-то важного.

Доктор Уэллс опустилась на корточки рядом с телом и начала обследование.

— Два выстрела в грудь из маленького калибра. Более точный размер невозможно определить до проведения аутопсии.

Она осмотрела руки жертвы, и одна из ладоней привлекла внимание Джейна.

— Что это? — спросил он, указывая на находку.

Женщина разжала пальцы жертвы, и все увидели поблекшие чернила.

— Похоже на телефонный номер.

— Чернила не успели полностью выцвести. Судя по всему, он записал его вчера или около того, — подметил Джейн.

— Я попрошу Ван Пелт пробить его, — сказал Ригсби и вытащил мобильный телефон.

Уэллс продолжила осмотр, но подняла взгляд, чтобы посмотреть на Чо.

— Как агент Лисбон?

Прозвучало то имя, о котором они старались не думать. Им не требовалось лишнего напоминая о том, что отсутствовал главный человек в их команде. Это ощущалось в каждом движении.

К сожалению, ее публичный срыв все еще занимал первые полосы. СМИ отлично выполнили свою работу — все журналы и каналы получили эксклюзивный репортаж. Из-за этого чуть ли не каждый смотрел на команду Лисбон, так и желая задать вопросы.

По крайней мере, Уэллс спрашивала это из-за сострадания, а не в целях распространить сплетни.

— Она проходит лечение, — спокойно ответил Чо, прежде чем отвернулся.

Джейн отвел взгляд, сдержав все внутри. Он так никому и не рассказал о том, что случилось у нее дома сразу после конференции, не желая, чтобы команда еще больше беспокоилась об эмоциональном состоянии их босса. Они уже знали, что ее жизнь рассыпается на кусочки. Он не хотел, чтобы они знали, насколько все плохо.



Лисбон знала, что сходила с ума. Она была истощена из-за отсутствия сна и притворства ради брата, что все в порядке. Ложь. Как она могла быть в порядке? Часть нее хотела свернуться в комочек и больше никогда никого не видеть, а другая — встать в самом центре толпы и закричать, чтобы все перестали ее жалеть — просто потому что ее изнасиловали, не значило, что ее полностью сломили.

Правда ей с трудом удавалось поверить в это.

Тот, кто не сломлен, вряд ли стал бы занавешивать в ванной все зеркала. Тот, кто не сходил с ума, вряд ли стал бы проверять замки каждые десять минут, просто чтобы убедиться, что он в безопасности. Он не стал бы мыться трижды в день, чтобы почувствовать себя чистым. Не стал бы просыпаться от криков и слез.

Лисбон была не в порядке, и ей казалось, что она больше никогда не будет.

Томми тоже знал это.

И именно поэтому он все еще не уехал. Именно поэтому пытался заставить ее есть, спать или разговаривать — не важно о чем, хоть о чем-нибудь. Она подслушала его телефонный разговор с братьями и знала, что он боялся за нее.

— Каждую ночь ей снятся кошмары, она ничего не ест... Все еще не позволяет касаться ее. В последний раз, когда я попытался это сделать, она заперлась в ванной на два часа. Она постоянно молчит. Я не знаю, что делать.

Как и всегда. Жалость, боль, неумение подобрать слова. Никто не знал, что говорить или как вести себя рядом с ней. Ни команда, члены которой навещали ее каждый день, прикрываясь рассказами о делах КБР, а на самом деле лишь проверяя ее; ни брат, который изо всех сил пытался что-то исправить, не понимая, что пытался спасти сестру, которой больше не было; ни медсестры в больнице, которые натягивали на лицо фальшивые улыбки и пытались уверить ее, что все обязательно образуется.

Те, которые назвали ее Лавинией.

Это имя снова всплыло в ее памяти. Та сестра назвала ее Лавинией. Джейн сказал, что это персонаж из пьесы Шекспира «Тит Андроник». Кровавая трагедия о мести. И изнасиловании.

Лавинию тоже изнасиловали.

Джейн не вдавался в подробности, и Лисбон знала, что он пытался ее оградить. Что в действительности случилось в пьесе? Что на самом деле случилось с Лавинией? Лисбон было необходимо, очень необходимо выяснить это. Если ее никто не мог понять из реального мира, то, возможно, ее понял бы вымышленный персонаж.

Она не тянула с решением. Схватив сумку, ключи от машины и необходимые очки, Лисбон сбежала вниз. Томми, сперва запротестовавший, предложил подвезти ее, но она отказалась. Она хотела уйти из этого места, хотела сделать все в одиночку.

Сперва Лисбон решила заглянуть в публичную библиотеку, но у нее не было читательского билета — как-то не пришлось завести его раньше, поэтому в итоге она поехала в любимый книжный.

Лисбон взглянула на себя в зеркало заднего вида. Очки скрывали синяки на лице и вокруг глаз; одежда была подобрана так, чтобы и остальные повреждения не были видны; длинные рукава закрывали обзор на гипс — ну, не считай той его части, которая покрывала саму руку. Если не снимать очки, то никто и не взглянет в ее сторону.

Несмотря на это, как только Лисбон переступила порог магазина, ей стало казаться, что на нее смотрели все вокруг. Она не могла избавиться от ощущения, что каждый мог понять, что ее изнасиловали, лишь взглянув на нее. Будто бы это было написано у нее на лбу. Склонив голову, она сразу направилась в отдел классической литературы.

Практически весь шкаф был заставлен книгами Шекспира — не то чтобы это было удивительно. Этот поэт был все еще одной из самых обсуждаемых личностей в литературных кругах. Лисбон не потребовалось много времени, чтобы найти нужную пьесу.

«Тит Андроник» стояла между «Ромео и Джульеттой» и «Бурей». Лисбон достала маленький томик и начала листать страницы. Не обладая невероятным умом Джейна, ей пришлось пользоваться сносками и перечитывать фразы несколько раз, чтобы понять, о чем именно шла речь.

Она искала упоминание о Лавинии, но не нашла ничего нужного для себя вплоть до второго акта — именно тогда она впервые наткнулась на имена Филомены и Лукреции. Согласно сноскам, Филомена происходила из греческой мифологии, в то время как Лукреция — из римской. Их жизнь была непохожа: Филомена в конце концов была обращена в соловья, а Лукреция совершила самоубийство, но у них было кое-что общее.

Они обе были изнасилованы.

С помощью продавца-консультанта Лисбон вышла из книжного, купив «Тита Андроника», «Поругание Лукреции и Метаморфозы» — поэмы древнеримского поэта Овидия.

Когда Лисбон вернулась домой, она не рассказала Томми о своих покупках и почти сразу исчезла в комнате. Наконец-то она могла посвятить все свое время изучению трех историй.

Больше всего Лисбон привлекла Лавиния. Персонаж почти не фигурировала в первом акте, не считая момента, когда она отказалась от свадьбы с новым императором и вместо этого собралась выйти замуж за того, кого по-настоящему любила — брата императора. Это было мило, но Лисбон знала, что счастливого конца ждать не стоило¹.

А вот начало второго акта вызвало у нее дрожь. Сыновья Таморы, ослепленные страстью к Лавинии, поссорились из-за этого с Ароном и решили ее изнасиловать. (Прим. переводчика: сыновья Таморы — Деметрий и Хирон; Арон — возлюбленный Таморы).

«Насытьте страсть, от взоров неба скрыты,
Сокровищем Лавинии натешьтесь»².

Ее насильник тоже это спланировал? Его тоже обуревали похоть и тьма? Он тоже желал удовлетворить эти чувства? Лисбон стало плохо, но она не прекратила читать.

Настоящий ужас начался в третьей сцене второго акта. Деметрий и Хирон прямо на глазах у Лавинии убили ее мужа и сразу после этого сообщили ей о своих планах. Она молила Тамору о пощаде. Умоляла ее убить, но спасти от изнасилования.

«Избавь меня от худшего, чем смерть, —
От похоти их мерзкой. Брось меня
В глубокую, ужаснейшую яму,
Где трупа не увидит глаз людской».

«...от худшего, чем смерть, —
От похоти их мерзкой».

Идеальное описание. Лисбон понимала Лавинию. Она тоже думала о том, что умереть было бы куда лучше, чем жить. По крайней мере, она не была бы в такой агонии. Она ненавидела себя за эти мысли, но никак не могла не думать об этом.

Тамору не тронули мольбы Лавинии, и вскоре девушку буквально отволокли в сторону, чтобы изнасиловать. Лисбон знала, каково это. На мгновение она прикрыла глаза и воспроизвела в памяти тот момент, когда напавший приковал ее руки к ее же телу и оттащил за волосы в сторону переулка, чтобы им не могли помешать.

Лисбон начало трясти, и она сделала несколько глубоких вдохов. В ее памяти почти всплыл момент после, но она захлопнула это воспоминание. Она еще не закончила чтение.

Следующая сцена так же касалась Лавинии, но Лисбон была совершенно не готова к тому, что случилось. Хирон и Деметрий не были удовлетворены простым изнасилованием. Нет. Они отрезали ей язык и руки, чтобы она не смогла их выдать.

Ее изувечили.

Лисбон ахнула от ужаса, но не смогла остановиться, продолжая читать о пытках Хирона и Деметрия над Лавинией, которая больше не могла сопротивляться. Она просто стояла и молча плакала.

Боже, эту пытку было невозможно описать никаким прилагательным.

Ее, Лисбон, изнасиловали и избили, и сломали запястье, но она все еще могла исцелить свою душу. Пускай она и не хотела, но она могла разговаривать. Однако, как и Лавиния, она не могла указать на своего насильника — не из-за физической травмы, а просто-напросто потому, что не знала, кто это сделал.

И в этом смысле они обе оказались безмолвны.

В конце концов, закончив, Хирон и Деметрий прекратили свои мучения и исчезли. Тогда Лавинию нашел ее дядя Маркус. Его монолог, стоило ему постепенно понять, что случилось с племянницей, был по-настоящему душераздирающим. Чуть позже он помог ей уйти со словами «Пойдем со мной и ослепи отца».

Лисбон перечитала этот монолог несколько раз, пытаясь полностью погрузиться в написанное. Она не могла выкинуть из головы одну мысль: ее, как и Лавинию, тоже нашли сразу вскоре после нападения.

Джейн.

Воспоминания были неясными, но она отчетлива помнила его голос, тепло его тела и комфорт, который дарили его руки. Он шептал что-то успокаивающие, незначительную ложь, которая облегчала страдания. Отчетливее всего в памяти отпечатался запах его кожи, одеколона и просто его самого. Тот же самый запах, из-за которого во время танца ее сердце пустилось вскачь. Тот же самый запах, из-за которого она ощутила себя в безопасности.

Лисбон отложила книгу в сторону, не желая вспоминать еще больше деталей. Она знала, что была права, предположив, что ощутит связь с вымышленными персонажами, ей просто не хотелось думать об этом прямо сейчас.

Вместо этого она свернулась в комочек, прижав к себе подушку и закрыв глаза. Она притворилась, что это снова были руки Джейна, и позволила его запаху окутать себя. Это помогало ощутить себя уверенной и собранной, словно вся ее жизнь не разваливалась на кусочки. Только это.

Только Джейн.



Новое дело служило отвлечением, но команда знала, что это было лишь временным утешением. Звонки, записи, поиск улик — все это только помогало глушить ту мысль, что дело Лисбон до сих пор не было раскрыто. У них была работа, которую следовало выполнить.

Ригсби и Чо все еще занимались выездной работой. Грейс все еще проверяла счета, личные дела и другие бумаги в попытке найти новые зацепки. Джейн все еще поступал по-своему, действуя наугад, что обычно приносило какие-то результаты.

Единственное, чего не хватало, — это присутствия Лисбон.

Никто не выражал недовольства по поводу новой временной должности Чо, но она не нравилась и ему самому.

Когда он вошел в общую комнату, там было тихо. За столами сидели Ван Пелт и Ригсби, Джейн исчез, не сказав никому ни слова. Неудивительно, но у Лисбон были все причины переживать, когда он так поступал.

— Нашли что-нибудь? — спросил Чо у команды.

— Все еще проверяю список его знакомых, — сказал Ригсби.

— А я — его жесткий диск, — сказал Ван Пелт. — Пока ничего.

Чо кивнул.

— Где Джейн?

Ригсби и Ван Пелт переглянулись, прежде чем первый пожал плечами.

— Ты знаешь его. Он позвонит, когда что-то найдет.

— Знаю.

И всё же Чо не нравилось быть в неведении. Лисбон всегда удавалось понять, куда исчезал консультант. Между ними двумя была связь. Джейн никому не доверял так, как доверял Лисбон. Чо знал, что тот не будет подставлять его, но всё же не мог не испытывать сожаления. Они все хотели, чтобы Лисбон вернулась.

Когда он сел за свой стол, то увидел закрытые жалюзи в ее офисе. Она не была в нем со дня пресс-конференции, и никто не рисковал заходить внутрь. Краем глаза Чо подметил, что взгляд Ригсби устремлен в ту же сторону. Спустя несколько секунд Ван Пелт тоже начала глядеть через плечо. Сколько еще это будет продолжаться? Никто не мог притворяться, что не замечает пустующее место в команде.

Они отвели взгляд в один и тот же момент и дружно переглянулись, смущенно опустив головы, поняв, что думали об одном и том же. Ван Пелт заговорила первой.

— Как вы думаете... она... она не?..

— Джейн бы не пришел на работу, будь все плохо, — ответил Чо. Это не значило, что Лисбон шла на поправку. Это значило, что она слегка оправилась после пресс-конференции.

Его ответ снова напомнил об одной вещи — о Джейне. А точнее, о его возможности касаться ее, в то время как никто другой не мог этого сделать. Они все заметили это. И никто не понял, что это значит. Это не было чем-то новым: Джейн часто знал о чем-то, что скрывал до тех пор, пока считал это нужным, но сейчас дело касалось Лисбон. И команда жаждала ответов.

— Вы видели ее или говорили с ней с момента?.. — Ван Пелт даже не закончила предложение. Конференция навсегда врезалась им в память.

— Нет.

— Не думаю, что ей нужна моя компания, — медленно проговорил Ригсби.

— Но Джейн видел. — Ван Пелт сказала очевидное. Она посмотрела в пол. — Он тот, кто ей сейчас нужен.

— Похоже на то, — согласился Чо.

— Она позволяет ему касаться ее.

Чо кивнул. Тишина была тяжелой, почти давящей. Ее попытался разбавить Ригсби.

— Это же хорошо.

— Я знаю, — сказала Ван Пелт. — Но пока только он? Значит ли, что она приходит в себя?

— Возможно, — в голосе Ригсби слышалась надежда. — Возможно, она снова начинает доверять людям.

Чо выдохнул и покачал головой.

— Вы видели, что случилось с Бертрамом.

— Да, но то был Бертрам. Он никогда ей не нравился. С нами — другое дело. Мы ее команда. Она доверяет нам.

Ригсби кивнул и указал на Ван Пелт.

— Она права. Мы знаем Лисбон много лет, и она знает, что мы никогда не причиним ей боль.

— Вы правы, она знает это, — согласился Чо, но в его голосе совсем не было слышно радости. — Однако я не думаю, что она преодолела себя.

— Ну, нет, но это же начало.

— Нет, я имею в виду другое: сомневаюсь, что она позволит нам касаться ее таким же образом, каким позволяет Джейну.

Во взглядах, направленных на него, было непонимание. А также — беспокойство, беспокойство, что он прав. Что он отнимал их крошечную надежду.

— Вы знаете их, — продолжил он. — Вы знаете, что между ними всегда было нечто особенное. Не уверен, что она начала вновь доверять людям — кому-то помимо Джейна. Только ему.

Наступила тишина. Ригсби уперся локтями в стол и уткнулся лицом в ладони. Ван Пелт выкручивала пальцы на коленях. Чо ненавидел разрушать ту толику оптимизма, которая у них была, но жить в мире фантазий было бы еще хуже. Лисбон страдала и не могла каким-то волшебным образом мгновенно исцелиться. К сожалению, самым тяжелым было то, что они никак не могли ей помочь.

— Почему он? — спросила Ван Пелт.

— Это не имеет значения, — ответил Чо. — Он может касаться ее и может помочь ей. Мы просто должны позволить ему делать это.

Она спокойно кивнула. Ригсби поднял голову и пересекся с Чо взглядом.

— Думаешь, Джейн знает обо всем этом?

— А почему еще он бы сейчас прятался?

Он не был трусом ни в каком смысле, но теперь на него была возложена ответственность за помощь в исцелении своего босса и лучшего друга. Каждый из них спрятался бы в такой момент. Никто из них не мог винить его.

Они просто надеялись, что у него все получится.



Даже будь день Лисбон не таким отвратительным, она вряд ли бы начала изливать душу доктору Нэнси Каргилл. Она не доверяла психиатрам и совершенно не хотела разговаривать о своих чувствах. Не хотела быть открытой книгой. Не после того, как почти всю свою жизнь старалась изо всех сил, чтобы не показывать их другим людям.

День не задался с самого начала: Лисбон уже была унижена. Этим утром ей пришлось вернуться в больницу, чтобы убедиться, что все травмы заживали должным образом. За то время, что ей проверяли швы и сломанное запястье, ее уже успели измучить. Но самым худшим стал момент, когда ей пришлось раздвинуть ноги для очередного осмотра. В конце она чувствовала онемение во всем теле, словно самые интимные и личные части теперь были достоянием общественности. В чем же был смысл сохранять последние крупицы скромности?

Последнее после такого отвратительного утра, чего ей хотелось, так это говорить с мозгоправом.

Однако доктор Нэнси Каргилл была терпелива. Она тихо ожидала в кресле напротив, держа в руках тетрадь и ручку.

В какой-то момент Лисбон сдалась.

— Разве вы не собираетесь задавать мне вопросы? — спросила она.

Доктор Каргилл тепло улыбнулась.

— Я подумала, что мы начнем с разговором о том, на что тебе хотелось бы обратить внимание. — Английский акцент делал ее голос мелодичным и приятным.

— Я не хочу обращать ни на что внимание. Я вообще не хочу быть здесь.

— Это весьма распространенное желание в похожих ситуациях.

— В похожих ситуациях? — переспросила Лисбон. — Вы имеете в виду ситуацию с копами или жертвами насилия? Потому что я и коп, и жертва насилия. Уверена, что это первый ваш случай.

Доктор сделала какую-то заметку.

— Вы соотносите профессию и нападение. Может быть, объясните почему?

— Не хочу, — призналась Лисбон, отводя взгляд в сторону — в окно, выходящее на улицу под зданием.

— В таком случае, может быть, вы желаете обсудить случившейся?

— Вы и так знаете, что со мной случилось.

— Да, но мне хотелось бы услышать это от вас.

Лисбон снова посмотрела на женщину с напускаем равнодушием.

— Я была на благотворительном вечере. На меня напали. Меня изнасиловали. Вот и все.

Доктор Каргилл сделала еще одну заметку, прежде чем обратила все свое внимание на Лисбон.

— Кажется, вы пытаетесь уменьшить тот эффект, который на вас оказало нападение.

— Я просто хочу забыть обо всем.

— Однако не верите в то, что это возможно.

— Вот как будут проходить наши сеансы? — спросила Лисбон. — Вы говорите мне о том, что я чувствую? Вы не знаете этого. Вы не понимаете.

Доктор Каргилл кивнула.

— Вы правы. Именно поэтому я задаю все эти вопросы — чтобы лучше разобраться в том, что происходит в вашей голове.

Лисбон посмотрела в сторону, закатывая глаза. Если доктор и заметила, то не обратила внимания.

— У меня есть такое чувство, что вы мне не доверяете.

Лисбон вздохнула и снова посмотрела на нее.

— Это недоверие не лично к вам... а к вашей профессии. Я не доверяю мозгоправам. Последний, к которому меня заставили ходить, попытался выставить меня убийцей.

Женщина слегка улыбнулась.

— Да, полагаю, что это способствует недоверию. — Она сделала очередную запись. — У вас есть проблемы со сном?

— Простите?

— Очень важно разобраться в том, какой эффект оказало все произошедшее.

Лисбон отвела взгляд.

— Я в порядке. — Даже для ее ушей это звучало совершенно неубедительно. — Ладно, хорошо, у меня проблемы со сном.

— И почему?

— Мне снятся кошмары, — призналась она. — Каждую ночь.

Доктор сделала запись.

— Желаете описать их?

— Нет.

В этот раз вздохнула доктор.

— Хорошо. Почему бы нам не поговорить о чем-то другом?

Лисбон молчала какое-то время, пытаясь понять, как все закончить.

— Сколько должны длиться сеансы? Как много их будет? Три? Четыре?

— Боюсь, фиксированного количества не существует. Мы будем встречаться так долго, как это необходимо. Я не могу позволить вам вернуться на работу, пока вы не будете готовы.

— Грубо говоря, я нахожусь в вашей власти.

— Тереза, я пытаюсь помочь вам справиться со всем, что случилось.

— Мне не нужна помощь в этом, — отрезала Лисбон. — Я не хочу, чтобы кто-то влезал в мою голову и говорил мне, что я чувствую. У меня уже есть консультант, который делает это на ежедневной основе.

Доктор Каргилл приподняла бровь.

— И кто же это?

Лисбон не ожидала такого вопросы.

— Эм... просто друг. Коллега.

— Не все вместе?

Она мгновение сомневалась.

— Он... Я не хочу говорить о Джейне. — Лисбон оглядела комнату и посмотрела на часы. — Сколько сеанс идет по времени?

— Как правило, один час, но если вы чувствуете себя некомфортно, то можете уйти пораньше.

Это застало ее врасплох.

— Правда?

Доктор Каргилл кивнула.

— Я хочу, чтобы рядом со мной вы чувствовали себя спокойно, Тереза. В таком случае наши встречи будут куда более приятными.

Лисбон не колебалась. Она встала мгновенно.

— Хорошо. Все было очень даже мило, но мне пора идти.

Она была уже почти у двери, когда доктор Каргилл заговорила.

— Я бы хотела дать вам это прежде, чем вы уйдете. — Она оторвала листок и передала его Лисбон. — Это рецепт на амитриптилин³. Он поможет уснуть.

Лисбон замерла, вдруг вспомнив, как четыре года назад обратилась к мозгоправу, чтобы достать снотворные для Джейна. Конечно же, в итоге это оказалось тщательно продуманным планом по поимке убийцы, однако... это казалось странным. Теперь она была той, кому требовалась помощь.

Когда они с Джейном поменялись местами?

Ей хотелось поскорее убраться из этого места, поэтому она схватила бумажку и выбежала из офиса так быстро, как это возможно.



Томми стоял, опираясь о ее машину, с дешевым напитком из фастфуд-забегаловки и телефоном в руке. Услышав шаги Лисбон, он поднял голову.

— Уже закончила?

— Ага. Прошло просто замечательно. Думаю, мы сделали огромный шаг вперед.

Он кивнул, очевидно не поверив ей ни на грамм.

— Настолько плохо, хах?

Она простонала и забралась на пассажирское сидение — Томми пока не разрешал ей садиться за руль.

— Я не очень хочу говорить об этом, особенно учитывая, что последние полчаса я провела разговаривая.

Он улыбнулся и завел мотор, только после этого заметив бумажку в руке.

— Что это?

Лисбон опустила взгляд, пытаясь придумать ложь, которая не заставила бы ее чувствовать себя настолько смущенной.

— Да ничего. — Черт, Джейн был прав, она не умела врать. — Хорошо. Это рецепт на снотворное.

Томми приподнял бровь, но кивнул.

— Хорошо, мы можем заехать в аптеку по пути домой.

— Что? Нет! Мне не нужно снотворное!

— Нужно.

— Нет, не нужно.

— А в чем проблема? — спросил он, без сомнений застигнутый врасплох таким категоричным ответом. — Эти таблетки помогут тебе уснуть.

— Мне не нужна помощь, — твердо отрезала она.

— Ты сейчас шутишь?

— Я вполне неплохо справляюсь.

— Риз, — голос Томми поднялся на октаву выше, — ты проводишь все время настороже, моешься по три или четыре раза за день и постоянно проверяешь замки. Полночи ты смотришь отвратительные программы по телевизору или бессмысленно пялишься в потолок. А когда наконец-таки засыпаешь, то вскоре просыпаешься от собственных криков. После чего снова моешься и ложишься в кровать, дожидаясь, пока не взойдет солнце, чтобы заново повторить эту рутину.

Он ударил по рулю. Лисбон посмотрела вниз на руки. Ей казалось, что у нее хорошо получалось скрывать все от Томми. Теперь стало ясно, что она ошибалась.

— Прости, — прошептала она.

Томми вздохнул.

— Не извиняйся. Просто... просто давай купим эти таблетки, чтобы ты могла поспать, и я успокоился.

Все еще глядя вниз, она слабо кивнула.

— Хорошо.

После этого Томми выехал со стоянки. Лисбон смотрела в окно, пытаясь сдержать слезы.



Как только они добрались до дома, она сразу закрылась в своей комнате. Теперь она могла не просто лежать на кровати — у нее были книги, чтение которых помогало разобраться в собственных чувствах. Лисбон не купилась на слова психиатра, какой бы милой та ни была, что ей могли помочь разговоры. Она не могла объяснить свою уверенность в том, что все ответы находились в судьбе нескольких персонажей. Это не имело смысла и причиняло боль, но когда она читала обо всех их страданиях, ей становилось не так одиноко.

Компанию Лисбон составляли не только книги — она также оккупировала компьютер. Несколько часов перед сеансом с доктором Каргилл она без остановки искала информацию про тех девушек. Сперва про Лавинию, потом — про Лукрецию и Филомелу, у каждой из которых была своя судьба.

Извращенная и грустная история Лукреции о ее изнасиловании закончилась не на ее самоубийстве, а на бунте, вызванном ее смертью, в последствии которого Рим стал республикой. Более того, казалось, что каждое значимое римское событие начиналось с изнасилования: мать Ромула и Рема была изнасилована богом Марсом⁴. Изнасилование Сабинянских женщин породило создание нынешнего Рима, а изнасилование дочери Люция Виргиния свергло власть децемиров⁵. В римской истории изнасилование было страшным стыдом для отца или мужа, не только для девушки, и неизбежным концом этого стыда становилось ее убийство.

После этого Лисбон переключилась на Филомелу, чья история оказалась не менее жестокой. Муж ее сестры, желавший Филомелу со страшной силой, заманил ее в пустой дом и изнасиловал, а когда она пообещала рассказать обо всем, он отрезал ей язык. Чтобы рассказать об этом сестре, она вышила все на ткани. В ответ Прокна убила своего сына и скормила его мясо мужу, прежде чем сбежала вместе с Филомелой. Греки, как и Римляне, почему-то не могли обходиться без изнасилования в своей мифологии. Не было ничего необычного в том, что боги могли насиловать или «очаровывать» смертных женщин. Тем не менее, понятия «обольщение» и «изнасилование» иногда вызывали неразбериху. Помимо этого, так же были распространены похищения — например, Европы и Персефоны⁶.

В конце Лисбон снова полностью погрузилась в историю Лавинии. Она начала искать информацию по «Титу Андронику» и нашла много статей по этой пьесе, большая часть из которых выражала критику из-за столь жестоких и красочно описанных событий. Некоторые статьи затрагивали саму Лавинию, но в них в основном говорилось о том, какую роль она сыграла как жертва, преступление против которой спровоцировало последующее насилие. Как ее молчание и расчленение породили ужасающий образ, который до сих оставался на сцене.

Ее внимание привлек хорошо принятый зрителями фильм по сюжету пьесы. «Тит» с Энтони Хопкинсом, судя по фотографиям он выглядел как нестандартное сочетание современности и Шекспира. И хотя Лисбон не была фанатом такого экстравагантного сочетания, она не смогла подавить в себе желание увидеть, как Лавиния претворяется в жизнь.

После провального сеанса с психотерапевтом Лисбон поднялась к себе в комнату и возблагодарила бога, что жила в эпохе цифровых технологий с «Амазоном» и «Нетфликсом», когда все, что требовалось, чтобы скачать почти что угодно, — так это просто нажать на кнопку.

На экране компьютера возник фильм. Она откинулась назад, смотря на пьесу, которая к этому моменту была испещрена подчеркиваниями и собственными заметками. В самом начале Лавиния не сказала ни слова, даже когда братья дрались за ее руку и она убежала с Бассианом (Прим. переводчика: впоследствии ее убитый муж). Как и в пьесе, настоящая динамика не началась до второго акта, когда сыновья Таморы под попечительством Арона решили изнасиловать девушку.

Сперва они дрались и вели себя словно дети, но вскоре успокоились и начали прислушиваться к жестокому совету Арона. Лисбон словно наблюдала, как зло пускало корни и расцветало в двух темных душах, когда они, ничего не соображая, кинулись выполнять этот план.

Тогда же началась сцена, которая, Лисбон знала, будет неописуемо зверской.

Когда Тамора и ее сыновья окружили Лавинию и Бассиана, словно хищники свою добычу, Лисбон не смогла справиться с охватывающим ее страхом. С этого момента он только начал расти. Когда Бассиан упал замертво, Хирон и Деметрий напрыгнули на Лавинию, словно кошка на мышь, и начали жадными руками гладить ее тело. Это было совсем как в ее снах, когда вызывающие тошноту прикосновения оставляли боль на ее коже.

Боль Лисбон усилилась, когда Лавиния начала молить о пощаде, а ее насильники только усугубили пытки. Деметрий облизал руку девушки, и Лисбон мгновенно зажмурилась, все еще помня, каково это, когда его язык облизывал ее щеку... словно животное. Братья обрезали низ платья Лавинии, оголяя ее кожу для своего взгляда. Когда они начали волочь ее, и она закричала, Лисбон больше не могла терпеть. Она быстро закрыла ноутбук и попыталась сдержать дрожь.

В каком-то смысле ей казалось, что она смотрела на собственное изнасилование. Она знала эти чувства, знала, что это, когда кто-то срывает твою одежду и «насытит страсть красой твоей». Она знала, что значит быть добычей. Она могла не представлять это... все, что было необходимо, — просто вспомнить.

Ей потребовалось время, чтобы собраться с мужеством и продолжить смотреть — последствие смерти Бассиана и обвинение в убийстве двух сыновей Тита. Лисбон ждала, ожидая повторного появления Лавинии.

Она дождалась.

Лавиния балансировала на обломке дерева лишь в одном белом платье, покрытом кровью. Вместо кистей к ее рукам были прикреплены ветки, и единственные звуки, которые она могла издавать, — это стоны, полные жалости стоны. Братья насмехались над ней с помощью злых слов, дразнили новой судьбой, и вскоре она осталась одна.

О чем она думала в эти моменты одиночества? Занимали ли ее стыд и сожаление? Было ли ей страшно? Лисбон вернулась мыслями к тому времени, когда насильник ушел. Все было как в тумане, в неясном очертании света и тьмы. Ей сказали, что она была в шоке. Возможно, Лавиния тоже.

Вскоре ее нашел Маркус. Он в неверии приблизился к племяннице с мрачным выражением лица, побуждая ее заговорить, рассказать, кто это сделал. Тогда Лавиния открыла рот, и оттуда начала литься кровь, что стало шокирующим ответом. Шок и ужас, испытываемые дядей, напомнили Лисбон о той картинке, которая прочно засела в ее голове.

Лицо Джейна — та же смесь шока и ужаса, когда он нашел ее на парковке. Она помнила, насколько ненавидела этот взгляд, чувствуя стыд, что он видел ее в таком состоянии. Стыд так никуда и не ушел. Она все еще ненавидела, что он видел ее столь ничтожной.

Лавинию, как и ее, унесли прочь в нежном объятии. Маркус нес ее на своих руках в безопасное место. Джейн тоже так поступил. Возможно, Лавиния чувствовала ту же поддержку, ту же безопасность в руках дяди. Возможно, это был единственный исключительно хороший момент из всего случившегося, за который она могла уцепиться. Возможно, Лавиния пыталась задержать это чувство. Только Лисбон знала, что оно не продлится долго.

Фильм продолжился, и вскоре Лавинии удалось то, чего не удалось Лисбон... она указала на своих обидчиков. Это была мощная сцена, где она смогла написать в грязи их имена. Помогло ли это обрести веру в себя? Чувствовала ли она, что хоть немного взяла ситуацию под контроль? Сразу после этого ее семья поклялась отомстить, чтобы взыграла справедливость... это то, чего жаждала Лисбон.

Но это было невозможно. Она никогда не видела его. У нее до сих пор не было ни имени, ни лица. Все было не как с Лавинией. Она не могла сказать своей команде, кем он был, не могла написать его имя и нарушить тишину, не могла обрести отнятый у нее контроль. В этом отношении... ее ждал провал.

Лавиния получила свое отмщение. Хирона и Деметрия схватили и сковали, и пока Тит объяснял, что именно он с ними сделает, они начали дрожать от страха так же, как дрожала Лавиния. Они не говорили ни слова так же, как молчала Лавиния. В конце концов, Тит перерезал им горло, а Лавиния ловила их кровь в глубокую плошку. Более всего Лисбон пленила улыбка девушки, слабая улыбка удовольствия, когда она смотрела, как уничтожившие ее мужчины приняли свою смерть. После этого она выглядела почти умиротворенной... почти. Она была безмятежна даже в своей смерти.

Получит ли Лисбон тот же шанс? Чего она хотела — правосудия или мести? Что случится, если его поймают? Она знала ответ. Его посадят в тюрьму, пока судья и присяжные не примут решения, виновен он или нет. Ей придется довериться двенадцати незнакомцам, которые не знали ее и которым было плевать. И даже если они сделают выбор в ее сторону, его поместят в тюремную камеру, где у него будет еда и одежда, но никакой боли и никаких страданий. В отличие от нее.

Лисбон хотела, чтобы он почувствовал ее боль. Ее сознание наполнили кровавые мысли, которые не желали исчезать. Каково это будет — воткнуть в него нож? Наблюдать, как он медленно истекает кровью, слышать, как он молит о пощаде, как молила и она сама. Губы Лисбон изогнулись при этой мысли. Приятно было представлять, что он полностью в ее власти и отказывается признавать это. Возможно, тогда она снова почувствует себя сильной. Возможно, тогда она перестанет стыдиться.

Эти мысли возникли и вскоре испарились.

Думать о мести было приятно и хорошо... не считая того, что она понятия не имела, кем он был. И винить за это было некого, кроме себя. Это было ее ошибкой.

Ее позором.



Оставшись одна, пока Томми поехал за снотворными, Лисбон почувствовала себя некомфортно, но ей совершенно не хотелось возвращаться в аптеку. Она ненавидела это место — оно постоянно навевало воспоминаний из последней поездки туда, и она не хотела, чтобы фармацевт в очередной раз вспоминала, что Лисбон была изнасилована и сходила с ума.

Поэтому она осталась дома и попыталась не обращать внимания на паранойю, которая быстро становилась константой в ее жизни. Она приложила все усилия, чтобы сконцентрироваться на чем-то еще, и вскоре начала перечитывать второй акт Тита Андроника, преимущественно сцену с похищением Лавинии — в сотый раз. После просмотра фильма описания стали еще ужаснее, так как Лисбон могла четко визуализировать картинку в голове... Лавинию, которая на коленях молила Тамору убить ее, а не заставлять жить в этом кошмаре... Улыбку жестокой королевы и ее ответ:

«Лишить награды милых сыновей?
Нет, пусть насытят страсть красой твоей».

Беспомощная и в ужасе — так, наверное, чувствовала себя Лавиния, когда Тамора произнесла те слова, тем самым решая судьбу девушки. Лисбон знала это чувство — оно было с ней постоянно.

Она приступила к странице, на которой описывалась первая встреча Тита и Лавинии после того, как девушку нашел Маркус, но ее прервал стук в дверь. Лисбон подпрыгнула и мгновенно спрятала книжку под диваном. Она не могла объяснить, почему не хотела, чтобы Томми увидел ее.

Ей не пришло в голову, что у него был собственный ключ.

Однако это оказался не младший брат, вернувшийся из аптеки. Это был Джейн.

— Серьезно? Снова? — воскликнула она. На этой неделе он проверял ее трижды.

— Серьезно? Так ты открываешь дверь? — с ангельской улыбкой спросил он. Лисбон закатила глаза и отступила в сторону. — По крайней мере, я не придумываю глупых оправданий в виде кофе и пончиков. Я честен.

— И, если честно, ты слишком беспокоишься, — ответила Лисбон. Не то чтобы она могла винить его — всего пару дней назад она не желала вылезать из ванной после срыва перед множеством репортеров. И, конечно же, всего пару минут назад она сходила с ума от одиночества. Поэтому она с благодарностью улыбнулась. — Спасибо. — Она закрыла дверь и провела его в гостиную. — Хочешь чаю?

Джейн покачал головой.

— Нет, спасибо. — Он огляделся. — Где твой брат?

— Он поехал в аптеку. — Лисбон тут же пожалела, что упомянула об этом. Существовала только одна причина для поездки в такое место. Покупка товаров домашнего обихода не была одной из них.

— Судя по твоему испуганному виду, я предположу, что он поехал туда не за ополаскивателем для рта.

Лисбон сникла.

— Он поехал за моим снотворным.

Джейн кивнул.

— У тебя был первый сеанс с психотерапевтом. Мне следовало догадаться — это понятно по языку твоего тела.

Она пронзила его взглядом.

— Неправда.

Он внимательно осмотрел ее.

— Твоя поза — поникшие плечи и красноречивая морщинка между глаз. Все говорит об этом. — Лисбон кинула на него еще более пронзительный взгляд, который, кажется, только порадовал его. Он просто усмехнулся. — Что случилось?

Она пожала плечами.

— Ничего. Ее зовут доктор Нэнси Каргилл. Блондинка, британка и милая. Я пришла. Мы поговорили. Я ушла. Все было нормально.

Джейн какое-то время изучал Лисбон.

— Нет, не нормально.

— Да, нормально.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Позволь, я догадаюсь сам. Прежде чем наконец-то заговорить, ты просидела у нее полчаса, не говоря ни слова. Затем, когда она стала задавать вопросы, ты отвечала коротко и односложно, а в итоге и вовсе сбежала раньше времени.

Черт, он был хорош.

У нее промелькнула мысль продолжить отпираться, но зачем? Джейн был детектором лжи в человеческом обличии. Даже не задав ни одного вопроса, он смог описать весь сеанс терапии.

— Хорошо, возможно, так все и было, — она покачала головой. — Но это действительно глупо. Я даже не уверена, что хочу вернуться туда — всё равно не поможет.

К ее удивлению, Джейн выглядел разочарованным в ней.

— Ты же даже не попыталась, правда?

— Конечно же попыталась.

Джейн не принял этот ответ.

— Ты ссылаешься на доктора Кармен⁷?

Лисбон слегка рассердилась.

— Ты не думаешь, что то, что последний психиатр, которого меня заставили посетить, попытался выставить меня виновной в убийстве, важно?

Джейн покачал головой.

— Не особо, пока ты не захочешь доказать, что не горишь желанием принимать какую бы то ни было помощь.

— Мне не нужна помощь.

— Нет, нужна.

— Да почему тебя это волнует? — спросила Лисбон. Лучше бы она промолчала.

— Почему меня это волнует? — переспросил Джейн голосом полным раздражения. — Потому что ты мой друг и я забочусь о тебе.

— Я имела в виду, почему тебя так волнуют эти сеансы? Ты ненавидишь мозгоправов, — припомнила она. — Ты сам говорил, что все пафосные люди идут в психологию лишь потому, что обожают чувство собственного превосходства и любят вести себя подобающим образом с пациентами.

Джейна не смутило, что Лисбон точно повторила его слова.

— Не спорю. Но есть и хорошие доктора. Те, которые действительно могут помочь.

— А я, как ты говоришь, нуждаюсь в помощи. Я в состоянии позаботиться о себе.

— Нет, не в состоянии, — возразил он. — Ты не можешь просто спрятать свои эмоции, как обычно. Они будут убивать тебя, пока ты не справишься с ними.

Она нахмурилась.

— Сказал человек, который все держит в себе.

— Да. Но когда мне нужна помощь, я обращаюсь за ней.

Это отрезвило Лисбон. И как она могла забыть? Он же рассказал ей давным-давно, что провел несколько лет в психиатрической клинике. Мужчина, ненавидевший, когда кто-то забирался ему в голову, в самом деле позволил психиатру копаться во всех его мыслях. Джейн обратился за помощью. И если он говорил, что она ей тоже была необходима...

— Ты думаешь, я схожу с ума.

Он покачал головой.

— Нет. Но тебе надо поговорить с кем-нибудь, Лисбон. Ты должна попытаться.

Она отступила, чувствуя раздражение.

— Я не хочу больше говорить об этом.

— Нет, мы не собираемся менять тему разговора.

— Тогда я просто буду молчать, — отрезала она. — Если тебе что-то не нравится, то дверь прямо там, — она махнула рукой в сторону выхода.

Джейн не сдвинулся с места.

— Выставив меня за дверь, ты не решишь все проблемы. Ты знаешь, что я прав.

Лисбон смерила его взглядом.

— Либо меняй тему, либо уходи — выбирай.

Джейн никогда не любил ультиматумы.

— Я никуда не уйду, — твердо сказал он.

— Ладно, тогда стой в тишине, я не возражаю, — заявила Лисбон и отвернулась. Она ненавидела это. Ненавидела чувство дискомфорта, ненавидела пронзительный взгляд Джейна. Ей не нравилось, что в его словах был смысл, но хуже всего было другое: он знал это.

Снаружи раздался какой-то звук. Скорее всего, это была машина, проезжающая мимо, но Лисбон жила в постоянном страхе последние дни. Инстинктивно она посмотрела сквозь жалюзи, чтобы понять, что происходит...

Она хотела посмотреть в окно последний раз. Увидеть свою команду и всех гостей, чтобы найти необходимые силы справиться с нападающим.

Вместо этого она увидела звезды, когда ее голова пришла в столкновение со стеной. В следующий момент она оказалась на земле, смотря на туманную фигуру и пытаясь разобраться в происходящем.

Он склонился над ней, приковывая ее руки к собственному телу, и потащил прочь.

— Лисбон.

Она открыла рот, чтобы закричать, но он ударил ее кулаком в живот, и из нее вырвался лишь сдавленный хрип. Она не могла вдохнуть достаточно воздуха, чтобы дышать.

— Лисбон... Тереза, слушай меня.

Она должна бороться. Должна остановить его. Сбежать отсюда.

— Слушай меня. Мой голос. Слушай.

Затем все пропало.

Лисбон несколько раз моргнула и увидела за окном темную улицу. Она не находилась в том переулке. Ее не тащил прочь кто-то неизвестный. Она была дома и в безопасности, пока Джейн пытался вернуть ее обратно в настоящее.

Лисбон потрясла головой и повернулась к нему.

— Прости. — Она попыталась показаться беззаботной, но на самом деле выглядела потерянной. — Я на минутку выпала из реальности.

Джейн не купился. Его глаза потемнели, фокусируясь на ней, и в них читалось беспокойство.

— У тебя случился флэшбек.

Она не видела смысла лгать. Джейн всегда знал, когда она была нечестна, и не существовало ни единого шанса, что у нее получится одурачить его в этот раз.

— Да это пустяки, — заверила она.

Джейн не выглядел довольным.

— Посмотри на свои руки и попытайся еще раз.

Она не поняла, что он имел в виду до тех пор, пока не выполнила его просьбу. Все ладони были испещрены длинными красными кровоточащими порезами. Она истекала кровью. Взгляни она на жалюзи, то непременно заметила бы алые размазанные пятна в тех местах, где крепко вцепилась в жалюзи. Вцепилась настолько сильно, что они порезали ее плоть.

Она охнула, все еще смотря на покрывающую кожу кровь. Она даже не ощутила боли.

Джейн помрачнел, но, сохраняя спокойствие, все-таки довел Лисбон до кухни, чтобы она могла смыть кровь под напором воды. Она понятия не имела, откуда он знал, где лежала аптечка, но он исчез всего на мгновение, через которое вернулся с антисептиком и бинтом. Джейн вытер остатки влаги с ее кожи и, беря ее за руку, был очень нежен.

Так же осторожно он обрабатывал рану.

— Как часто у тебя случаются флэшбеки? — не поднимая глаз, спросил он.

Лисбон вздрогнула, ощутив, как от антисептика загорела кожа.

— Это было... — начала она, но один пронзительный взгляд — и она замолчала, — ... не в первый раз, — в итоге призналась она. Джейн молчал, и она поняла, что он ждет продолжения. — За день до пресс-конференции. Когда я поехала в аптеку. Какой-то парень очень спешил, он пробежал мимо меня, слегка задев... и затем я оказалась в том переулке.

Джейн продолжал молчать, но в его глазах читалась тревога.

— Но все нормально, — попыталась она. — Я в порядке.

— Лисбон, — уверенно произнес он, — это посттравматический стресс.

Она хотела не согласиться, сказать ему, что он был неправ. Заверить его в том, что это был не стресс, что она не была сломлена и что вскоре все будет в порядке. Но как бы ей удалось соврать ему в то время, как он перевязывал ее окровавленную руку?

Джейн приподнял ее подбородок, чтобы она снова посмотрела на него.

— Нет ничего постыдного в том, что тебе нужна помощь.

Лисбон покачала головой.

— Ничего постыдного — и все повторяют это. Нет ничего постыдного в том, чтобы нуждаться в помощи. Нет ничего постыдного в том, что мне больно. Нет ничего постыдного в том, что я была изнасилована. — Она снова отвела взгляд. — Так почему я не чувствую ничего, кроме стыда? О чем это говорит тебе?

— То, что ты не желаешь принять правду.

Боже, как она хотела верить в это.

— Я просто хочу, чтобы все кончилось, — призналась она. — Я просто хочу проснуться и понять, что это все было жутким кошмаром и на самом деле я не была изнасилована. Понять, что я не сломлена. — Лисбон наблюдала, как Джейн обматывал ее ладонь белым бинтом. — Но этого не случится.

Он посмотрел на нее, и она увидела настоящую боль в его взгляде.

— Я знаю.

— Тогда почему?..

— Не знаю.

Она слабо и горько улыбнулась.

— Я думала, что из нас двоих у тебя всегда есть ответы.

Его голос был очень тихим.

— Хотелось бы.

Слезы заволокли глаза, но у нее не осталось свободных рук, чтобы стереть их: одна была в гипсе, а другую с нежностью обрабатывал Джейн. Она попыталась сморгнуть.

— Что мне делать? Просто сидеть там и позволять ей говорить мне, что со мной не так? Ты этого хочешь?

— Нет, я просто хочу, чтобы ты попыталась. Честно отвечала на ее вопросы. Это не больно.

Лисбон покачала головой.

— Значит я должна пустить в свою голову абсолютную незнакомку, которая должна исцелить меня. — Она посмотрела на Джейна, который аккуратно завязывать бинт. — Ты постоянно влезаешь ко мне в голову. Может быть, тебе следует быть моим мозгоправом.

Она увидела, что уголки его губ тронула настоящая улыбка.

— Выкуси, женщина.

Даже она легко рассмеялась, услышав это.

Когда рука была перебинтована, Лисбон подумала, что Джейн отпустит ее, но вместо этого он начал с нежностью обводить костяшки ее пальцев. Это было чем-то новым для Лисбон — находиться к нему так близко. Но вместе с этим очень естественно. Было невероятно, что хоть кто-то мог касаться ее таким образом, учитывая, что от прикосновений других людей ее бросало в дрожь. Джейн, кажется, понимал, насколько сильно она нуждалась в его ласках, чтобы не чувствовать себя одинокой, и она была благодарна за это.

— Я не привыкла нуждаться в помощи, — напомнила Лисбон. — Но сейчас я чувствую себя... потерянной. Будто я даже не знаю, кто я такая или что делаю.

Джейн посмотрел ей в глаза.

— Все образуется.

— Потому что ты говоришь так?

— Потому что я помогу тебе. — Захват его руки, обернутой вокруг ее, был крепким, но нежным. — Но пообещай мне, что ты хотя бы попытаешься во время терапии.

Лисбон склонила голову на бок и улыбнулась слабой, но искренней улыбкой.

— Позволь напомнить тебе, что именно я из нас двоих послушно следую всем приказам.

Теперь настала его очередь улыбаться.

— Обещаешь?

Улыбка Лисбон стала чуть шире. Джейн выглядел невероятно очаровательно в тот момент. Она кивнула.

— Обещаю.

К ее удивлению, Джейн поднес ее руку к своим губам и оставил невероятно невесомый поцелуй на костяшках. Это было очень нежно и, вероятно, самым милым жестом, который когда-либо мужчина ей оказывал. Лисбон не знала, как или почему, но ей стала до безобразия очевидна одна вещь: если она собиралась пережить это все, то Джейн будет единственным, кто пройдет с ней этот путь.

Она не хотела отпускать его. Не тогда, когда он дарил ей настоящий комфорт. Поэтому, взяв инициативу в свои руки, она переплела их пальцы. Если его поразил этот интимный жест, то он не высказал своего удивления. На самом деле, выглядело наоборот: ему было так же комфортно, как и ей. Это было странно... но не казалось неправильным.

Возможно, они оставались в таком положении несколько минут. Может быть, даже дольше. Лисбон не знала. Она не услышала, как Томми вошел в квартиру, и, судя по испуганному выражению лица Джейна, он тоже.

— Я, эм... вернулся, — сказал он, смотря на них двоих. Ее рука все еще крепко цеплялась за Джейна. Она с неохотой отпустила его и смахнула волосы с лица, с которого еще не полностью сошли синяки. — Что случилось с твоей рукой?

Лисбон посмотрела на бинт. Точно — его не было, когда Томми уехал.

— Я порезалась. Ничего страшного. Джейн помог перевязать ее. — Она подняла на Джейна взгляд, глазами умоляя его не рассказывать о флэшбеке. Ей не хотелось, чтобы Томми волновался еще больше. — Купил таблетки?

— Да, — кивнул он, все еще слегка сбитый с толку ими двумя. Он вытянул маленький бумажный пакет, в котором находился оранжевый пузырек, и передал его сестре.

— Чудесно, — сухо сказала она, вытаскивая пузырек и всматриваясь в белые таблетки внутри.

Джейн тоже посмотрел на них.

— Может выпьешь сейчас несколько штук?

Лисбон недоверчиво посмотрела на него.

— Тебе не кажется, что сейчас несколько рано?

Было чуть больше половины девятого вечера — не то что бы слишком рано, но значительно раньше того времени, когда Лисбон привыкла засыпать. Просто Джейн знал, что сейчас был особый случай.

— Возможно. Но не для того, кто не спал всю последнюю неделю.

И не поспоришь. Она снова неуверенно посмотрела на бутылочку.

— Ведь сон — лекарство от всего.

Она прибегла к сарказму, который Джейн услышал, но решил пропустить мимо ушей. Он пожал плечами.

— Вот и можешь испробовать это на себе.

Он действительно хотел, чтобы она смогла поспать так долго, как было возможно. Он знал, что в последние дни о сне и речи быть не могло. Он ясно видел, какой это имело эффект на нее. Может быть, если у нее получится контролировать себя физически, то это станет возможно и в эмоциональном плане. Скорее всего, конечно, нет, но это хотя бы повлияет на ее самочувствие.

Вздохнув, Лисбон наполнила стакан водой и проглотила пару таблеток, после чего повернулась к брату и Джейну.

— Ну, счастливы?

Джейн улыбнулся милой улыбкой.

— Мы в восторге.

Взгляд Томми метался между ней и консультантом. Они оба чувствовали, что Томми не совсем понимал, что происходит, но никто не собирался отвечать на не заданные вопросы... по большей части потому, что они сами были не в силах на них ответить.

Джейн прекрасно знал, насколько неловко было Томми в этот момент. Он так же знал, как именно следует поступить. Он посмотрел на Лисбон, очаровательно улыбаясь.

— Думаю, тебе стоит пойти наверх и позволить таблеткам совершить волшебство.

Она приподняла бровь.

— Точно. Может, проснувшись завтра, я совершенно по-новому взгляну на мир.

— Не попробуешь — не узнаешь, — игриво усмехнулся Джейн. Эти несколько секунд облегчили тяжесть на сердце. Он до безумия хотел, чтобы она проснулась и ощутила себя в безопасности. Он понимал, что ночь отдыха не сделает этого, она проснется, чувствуя ровно столько же тревоги и боли, но хотя бы не усталости. А это могло бы помочь.

Она улыбнулась с легким поражением в лице.

— Хорошо, я пойду спать так рано.

Мгновение она колебалась, желая коснуться Джейна, сжать его руку и ощутить тот комфорт, который мог подарить он один. Вместо этого она коротко улыбнулась и тихо поднялась по лестнице.

Томми и Джейн наблюдали за ее уходом, прежде чем посмотрели друг на друга. Во взгляде Томми читалась неприкрытая враждебность, которую Джейн понимал — ее порождали раздражение, вызванное ситуацией, и негодование, что кто-то другой заботился о его сестре, ведь, как он считал, то была его работа.

Джейн понимал Томми, потому что тоже был раздражен.

— Давай, скажи все, что хочешь, — подтолкнул Джейн. — Необязательно сдерживать себя.

Томми был похож на свою сестру: стоило нажать правильную кнопку — и остановить его уже было нельзя.

— Что, чёрт побери, произошло?

Джейн вздохнул. Он ожидал этого.

— У нее случился флэшбек, и она порезалась. Я просто помог. — Томми, вероятно, имел в виду на самом деле совсем не это, но рассказать именно об этом тоже было мудрым решением.

— И она позволила тебе коснуться ее?

Да, больше всего Томми интересовало именно это. Отрицать очевидное не было смысла. Поэтому Джейн просто кивнул:

— Да.

Томми принял это признание так плохо, как Джейн и предполагал. Он отступил назад и пробежался рукой по волосам, в неверии качая головой.

— Да ты, должно быть, шутишь! — казалось, он обращался сам к себе. Во взгляде, направленном на консультанта, читалось осуждение. — Что на самом деле происходит между вами двумя?

Вывод, к которому пришел Томми, совсем не удивил Джейна.

— Ничего из того, о чем ты думаешь, — заверил он. По большей части это было правдой: между ними не было ничего романтического... по крайней мере, они об этом не говорили. А мысли и чувства были уже совсем другим вопросом. Это, в любом случае, не относилось к делу — Лисбон была не в том состоянии, чтобы строить с кем-либо романтические отношения, а уж с ним тем более.

Сперва это успокоило Томми, но затем его гнев стал еще сильнее. Если бы у его сестры и Джейна что-то было, то это могло бы объяснить, почему она ему доверяла. Но раз ничего не было... он снова остался лишь с одними вопросами.

— Она же позволяет тебе касаться ее, — напомнил Томми, и Джейн утвердительно кивнул. — Почему? Почему, чёрт побери, она доверяет тебе?

— Томми.

— Нет! Я ее брат, ее семья. А ты... ты просто коллега, который делает ее жизнь несчастной. Она не должна обращаться к тебе за помощью. И ты не должен быть тем, кто ей помогает. Это моя работа. Она моя семья.

Это было грубо, но Джейн знал, что Томми был расстроен и разозлен. Все, чего он хотел, — это помочь сестре, а получалось ровно наоборот. В нем одинаково сильно бурлили досада и разочарование, ведь кто-то другой — посторонний, по его мнению — справлялся с этим лучше него самого. Джейн едва ли был согласен с этим, но спорить, что Лисбон доверяла ему больше всех, тоже не мог.

Он вздохнул.

— Если тебе нужно какое-то разумное объяснение, то у меня его нет. Суть в том, что найти логику во всей ситуации, просто невозможно. Ей больно, она сломлена, и несмотря на то, как сильно мы хотели бы исправить все, мы не можем. Нам просто надо принять это.

На лице Томми заходили желваки.

— Мне просто надо принять, что ей будешь помогать ты? Ты?

— Нет. Тебе просто надо понять, что дело не во мне или в тебе, а... в ней. Нам надо сделать все возможное, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Если ей комфортно рядом со мной... тогда так и будет, — спокойно объяснил Джейн. — Это не упрек тебе или тому, что ты делаешь, сейчас мы можем лишь принять ситуацию такой, какая она есть.

Томми молчал долгое время. Его тело медленно покидали напряжение и злость.

— Я просто хочу для Риз лучшего.

Джейн кивнул.

— Я тоже.

На этом они пришли к согласию. Они оба хотели помочь Лисбон, а у Джейна это получалось лучше всех — это было отрезвляющее правдой.

И она не нравилась ни одному из них.



Впервые за чуть больше чем неделю Лисбон смогла поспать больше двух часов. Таблетки сделали свое дело: она сумела быстро заснуть и какое-то время не просыпаться. К сожалению, они не избавляли от кошмаров.

В этом сне она снова оказалась в том переулке. Все было как и всегда: темнота, которая скрывала личность нападавшего, боль во время каждого удара, спазмы, вызывающие слабость при каждом прикосновении его рук. В этом сне она оказалась как будто в заточении, мысленно приказывая себе закричать, начать бороться — сделать хоть что-то. Когда он с силой раздвинул ее ноги, все мысли о борьбе просто исчезли.

Лисбон проснулась вся в слезах и поту, перед глазами стояла туманная дымка. Она даже не успела подумать, как бросилась к ванной, чтобы помыться. Она провела на коленях под потоком воды около получаса, тихо плача и чувствуя облегчение, что шум воды заглушал ее всхлипы. Она даже не осознала, что так и не сняла пижаму, пока не решила вернуться в спальню.

Утром Томми не стал пытаться заставить ее улыбнуться или притвориться, что все было прекрасно. Лисбон не особо раздумывал над сменой его поведения, хотя и подозревала, что это было вызвано ее депрессией. Только вот сложно сочувствовать другим, когда ты жалеешь себя.

Однако Томми просто так не сдавался. В их крови текла упертая жилка рода Лисбон. Никогда не сдаваться, никогда не отступать, идти только вперед.

— Нам необходимо поехать в продуктовый и купить еды. У тебя почти все закончилось.

Она сидела в гостиной и пялилась на чашку с кофе.

— Что?

— Нам необходимо поехать в магазин. Знаешь, это такое место, где в обмен на деньги приобретают еду? — тон Томми был игривым — он снова пытался.

— О, — Лисбон поставила чашку на стол. — Да, точно. Купи все что захочешь.

Томми абсолютно не понравилось, что она собиралась остаться дома.

— Я подумал, что ты могла бы поехать со мной.

Ее голова резко вздернулась, и она кинула пронзительный взгляд в сторону брата.

— Я так не думаю, Томми.

Сперва он выглядел расстроенным ее отказом, но, судя по всему, он начал понимать, что на одних мольбах далеко не уедешь.

— Я не знаю, чего ты хочешь, Риз. Будет лучше, если ты поедешь со мной.

— Я ничего не хочу.

— Ты не можешь не есть, не можешь жить на одном кофе.

— Я съем все, что ты купишь. Я не привередлива в плане еды, — просто сказала она.

Томми вздохнул и шагнул вперед. Он хотел прикоснуться к сестре, взять ее за руку, но передумал.

— Пожалуйста, Риз, просто поехали со мной.

Пожалуйста.

Джейн вытащил ее из воды с помощью этого слова. А она когда-то говорила своему отцу: «Пожалуйста, пап, прекрати пить». А еще — так обращалась к богу, и самый последний раз был вчера. Она молила его, чтобы все оказалось сном.

Молить об этом было глупо.

И пусть так, пусть ее молитвы не были услышаны, но она ощутила вину за то, что не могла выполнить что-то столь простое.

— Хорошо.



Лисбон начала сомневаться в своем решении, как только они вышли из дома. Сомнения стали еще сильнее, когда Томми припарковался около магазина, возле которого сновали люди — много домохозяек с маленькими детьми, покупающие еду на всю семью. Может быть, они даже не заметят ее... Хотя Лисбон сомневалась в этом.

Как и прежде, на ней была толстовка, оставшаяся со времен колледжа, которая отлично скрывала гипс. Синяки вокруг глаз уже сошли, остался лишь серо-зеленый цвет, который не сильно бросался в глаза. Тем не менее она всё равно схватила очки — скорее, ради комфорта чем чего-либо еще.

— Не бери их, — приказал Томми, когда увидел, что она делала.

— Я должна.

— Нет, не должна.

— Люди будут пялиться на меня, — напомнила Лисбон, — а я не хочу этого.

— Это их проблема, — отрезал Томми. — Ты не обязана прятаться, Риз. Для этого нет никаких причин.

Она неуверенно посмотрела на очки в слабых руках. Ей хотелось сделать приятное брату так же сильно, как и спрятаться от всего мира. В конце концов, семья всегда была на первом месте. Она неохотно убрала очки в бардачок и последовала за Томми из машины.

В это время в магазине почти не было людей, что немного уменьшило ее напряжение. Томми начал управлять расшатанной тележкой, и она тенью последовала за ним, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не смотрел.

— Что ты хочешь не ужин? — бодро спросил Томми.

Лисбон покачала головой.

— Не знаю.

— Мы могли бы сделать сэндвичи, — предложил он, — и суп?

— Давай, — согласилась она. Ей было абсолютно плевать.

Только Томми был уперт и решительно настроен вернуть жизнь в ее голос.

— Помнишь рецепт маминого французского лукового супа? А как папа всегда превышал скорость на дороге, когда знал, что она будет готовить его?

Это возымело слабый эффект. Губы Лисбон изогнулись от счастливых воспоминаний.

— Да, он был хорош. У меня записан рецепт — тетя Кэтрин дала мне его много лет назад.

— Да? Тогда мы могли бы сделать его.

Лисбон кивнула.

— Договорились.

Она знала, что суп не получится таким же, так как уже пыталась воссоздать мамин рецепт, и вкус всегда получался другим. Его делала их мама — вот чего не хватало. Иногда блюдо получалось вкуснее только из-за того, что его готовил определенный человек. Это навевало грусть, от которой невозможно было избавиться.

И все же — это не убьет, если позволить себе потеряться в нескольких счастливых воспоминаниях.

Однако все крупицы этого оптимизма исчезли, как только Лисбон заметила уставившуюся на нее пожилую женщину. Очевидно, синяки вокруг глаз все еще были очень заметны. Краем глаза она увидела, как Томми тоже напрягся — значит, и он заметил женщину. Он быстро развернул тележку, чтобы они могли отвернуться от старушки.

Лисбон ощущала себя так, словно была в самом центре сцены из собственного унижения. Люди, остановитесь и посмотрите на ходячую катастрофу. Она будет здесь всю неделю — а может быть, и всю жизнь.

— Мне следовало остаться в машине, — с горечью пробормотала она.

— Риз....

— Это было ошибкой, — прервала она. — Я знала, что люди будут смотреть — почему бы им этого не делать? Ведь это всегда интересно понять, взорвусь я или нет.

— Риз, пожалуйста, прекрати, — взмолился Томми и положил руку ей на плечо, чтобы замедлить быстрые шаги. Она тут же запаниковала и дернулась в сторону, чтобы оказаться в паре метров от брата. Словно он был мерзким наблюдающим посторонним, а не ее семьей.

Боже, она была не в себе.

И сейчас Томми выглядел по-настоящему расстроенным.

— Я... прости, — быстро сказала она. — Просто... мне все еще не нравится, если кто-то касается меня.

Карие глаза брата встретились с ее, и в них она увидела замешательство, боль и раздражение.

— Но только не Джейн. — Ее сердце ухнуло, как только она услышала это. Лисбон изо всех сил пыталась скрыть от него эту информацию, зная, что он не воспримет ее хорошо, особенно учитывая, что у нее не было ни одного стоящего объяснения, почему ее обычно раздражающий и досаждающий коллега мог это делать, а ее младший брат — нет. — Ты позволяешь ему касаться себя. Почему?

Она покачала головой и приказала себе не падать духом.

— Я... я не знаю. — Она отвела взгляд. — Я понимаю, что это отвратительное объяснение, но я правда не знаю. И ненавижу это. Я ненавижу быть тем человеком, которому страшно и который не может позволить даже своему брату прикоснуться к нему. Это отвратительно!

Лисбон посмотрела в землю. Ей не нравилось это, не нравилось видеть непонимание и боль на лице брата. Она ненавидела, что он смотрел на нее со смесью грусти и жалости... она ненавидела, что раз за разом разочаровывала его.

— Возможно тебе стоит уехать, — прошептала она. — Домой к Энни.

— Нет, Риз, — быстро не согласился он.

— Томми, я знаю, что ты хочешь помочь, но я... я не хочу причинять тебе боль.

— Ты не причиняешь.

— Причиняю. Каждый раз, когда ты пытаешься поговорить со мной или заставить меня сделать что-то, что делают нормальные люди, но... не я. — Она сделала глубокий выдох. — Это ранит тебя, потому что я больше не я. — Лисбон заметила, что они находились в секции с замороженными продуктами. Она взглянула на свое отражение в стеклянной двери, за которой лежали коробки замороженного гороха и брюссельской капусты. — Помнишь, каким был отец сразу после смерти мамы? — в ее голосе не было эмоций, кроме грусти. — Когда он только начал пить? Однажды я вошла в гостиную, и он крикнул мне, чтобы я убиралась, потому что он не хотел видеть меня, смотреть на меня. — Она посмотрела на Томми, и в ее глазах были слезы. — Он сказал, что я была очень похожа на маму... и это причиняло ему боль.

Томми потребовалась пара мгновений, чтобы обрести самообладание.

— Риз, я не... я же не смотрю так на тебя, правда?

Она покачала головой.

— Я не имела в виду тебя. Только себя. — Она указала на отражение в стекле. — Я очень похожа на нее. На Терезу Лисбон, твою сестру, агента КБР, но... я — не она. Я сломленная и побитая женщина... и я ненавижу смотреть на нее. Потому что она чертовски ничтожна. — Лисбон снова взглянула на брата. — Я ненавижу то, что она делает с тобой. Ты тоже не хочешь находиться рядом, Томми. Это причиняет тебе боль, как бы сильно ты ни хотел это скрыть. Я знаю, что раню тебя.

Он молчал долгое время, не пытаясь отрицать. Зачем? Как для нее наступило время отрицать, что она умерла внутри себя, так и для него наступило время перестать отрицать, что ему было не больно смотреть, как она не может оправиться от случившегося. Именно поэтому она хотела, чтобы он вовсе не смотрел на нее.

— Я просто хочу помочь тебе, Риз.

Она слегка улыбнулась.

— Ты сделал все, что мог... просто иногда помощь бессмысленна.

— Тогда кто может помочь тебе? — немедленно спросил он. — Джейн? Ты этого хочешь?

Это слегка застигло ее врасплох, прежде чем она медленно покачала головой.

— Не знаю.

— Не знаешь, хочешь ли ты его помощи?

Лисбон снова покачала головой.

— Я не знаю, может ли он мне помочь. — Она с грустью улыбнулась, вспомнив давнишние слова Джейна. — Существуют вещи, которые нельзя починить. — Она попыталась выглядеть безразличной. — Может быть, сейчас это относится ко мне.

Она отвернулась от взгляда Томми, в котором был читался сильный страх.

Иногда правда ранит нас... и тех, кого мы больше всего любим.



Убийство Джейсона Миллза было раскрыто в рекордные сроки. Бертрам явно будет доволен — ещё бы, ведь это было доказательством того, что КБР все еще могло защитить жителей Калифорнии.

Не то чтобы это что-то значило для Джейна. Каждое закрытое дело значило недолгое возвращение к делу о Кровавом Джоне... и к делу о Лисбон. К сожалению, это было возможно лишь после того, как другие члены команды закончат скучную бумажную волокиту, поэтому пока Ригсби и Чо заполняли бумаги, а Грейс работала за компьютером, Джейн лежал на диване и пытался заснуть.

Судя по всему, они с Лисбон одинаково не могли спать. Ему тоже снилась та ужасная ночь. Его воображение подкидывало ему еще более страшные сценарии. Например, в них на той улице он находил ее безжизненное побитое тело.

— Дэвид Галлагер арестован, — объявил Чо, входя в общую комнату с Ригсби, следующим за ним. — Кстати, Джейн, он пообещал, что не оставит на тебе живого места, как только выйдет из тюрьмы.

— М-м-м, — усмехнулся тот, — жду не дождусь.

— Кажется, тебя не пугает эта угроза, — подметила Ван Пелт.

Джейн сел и усмехнулся.

— Галлангер алкоголик. Я сомневаюсь, что он сможет даже с мухой разделаться, не говоря уж о человеке.

Она прыснула со смеху и вернулась к компьютеру. Он тоже улыбнулся — но только на мгновение. Он почти что слышал в голове голос Лисбон: «Я помогу ему, если ты выкинешь еще раз хоть что-то подобное».

Она бы точно не была им довольна сегодня.

Он не сдержался и кинул взгляд в сторону ее темного кабинета. Было невозможно не обращать внимание на ее отсутствие. Она должна была быть с ними сегодня. Должна была пытаться оставить его от исполнения безумных идей, пока не понимала бы, что у нее не оставалось другого выбора. Он должен был приносить ей кофе и выпечку, извиняясь за то, что сводил ее с ума — снова. Но более того, ничего из этого не должно было случиться.

— Я тоже скучаю по ней, — сказала Грейс. Она увидела, куда он смотрел.

Джейн опустил взгляд в пол. В данный момент, взгляни он кому-то в глаза, он бы точно рассыпался на миллион кусочков. Ему было необходимо оставаться сильным.

— Ты навещал ее в последние дни?

Он кивнул, всё так же смотря в пол.

— Вчера.

— Пойдешь снова? — к беседе присоединился Ригсби. Чудесно. Джейн предположил, что за ним наблюдали все члены команды, молча моля его об ответах.

— Возможно.

Наступившая тишина оказалась тяжелой, как густой серый туман. Он позволил ей повиснуть в воздухе, разрастись и забурлить. Джейн не был уверен, чего хотел больше: признаться сам или чтобы заговорил кто-то из них. В голове была пустота. Он в самом деле был потерян.

Однако ребята все еще стояли на месте, терпеливо пытаясь понять, что в свою очередь стоит сказать им. В конце концов, терпение Джейна лопнуло первым.

— Знаете, это приводит в замешательство, когда тебя одновременно буравят взглядом три человека.

Он сел окончательно, коснувшись ногами пола, и посмотрел на команду с привычно спокойным выражением лица.

— Ну, говорите, что хотели сказать.

Все перестали смотреть на него и начали переглядываться между собой, пытаясь подтолкнуть другого заговорить первым. Чо оказался храбрее всех.

— Мы видели, что случилось на пресс-конференции.

— Такое трудно забыть, — кивнул Джейн.

— Ты дотронулся до нее, — сказала Грейс. — И она... не была против.

Джейн покачал головой, но ничего не сказал.

— Это же было не в первый раз? — спросил Чо.

— Нет, — признался консультант.

— Когда?

— В больнице.

Ригсби и Грейс обменялись удивленными взглядами, но Чо ни на секунду не отвел глаз от Джейна.

— Все дело в тебе, да?

— Да.

Джейн поспорил сам с собой, что главный вопрос задаст именно Ван Пелт. Он не прогадал.

— Почему?

— Не знаю, — тихо ответил он.

Он намерено не думал об ответе на этот вопрос. Потому что... не сомневался, что ни он, ни Лисбон не были готовы к этому ответу.

— Но это же значит, что она идет на поправку? — спросил Ригсби.

— Не знаю, — покачал головой Джейн.

Ригсби слегка нахмурился.

— Ну, если она позволяет тебе касаться ее, то ей точно должно становиться лучше.

— Возможно. Я не знаю, — в очередной раз ответил Джейн. Ему было непривычно говорить эти слова — как правило, у него всегда были ответы. Сейчас он действительно был потерян, не уверен и напуган огромным количеством исходов, которые могли возникнуть лишь из-за одной его ошибки.

— Но...

— Я не знаю, Ригсби, не знаю! — он не хотел кричать. Каждый раз, когда он терял самообладание, это удивляло его самого. После изнасилования Лисбон он постоянно был на пределе — туго натянутая вереница из эмоций, которая в любой момент могла оборваться и совершенно не подлежала восстановлению. — У меня нет ответов для вас, — продолжил он уже более спокойно. — Мне жаль, но это так.

Он отвел взгляд от команды, но так и не сфокусировал зрение на чем-то еще, потерявшись в собственных мыслях. В мыслях о еле идущей по парковке Лисбон, одетой в то зеленое платье, покрытой кровью, и совершенно отрезанной от мира. О Лисбон, плачущей в больнице после рассказа о том аде, в котором она побывала. О Лисбон, протянувший ему окровавленную ладонь, чтобы он мог обработать ее, ни разу не вздрогнувшую во время его прикосновений. Ей был нужен он и только он. Он не гордился этим. Это пугало его до смерти.

Когда диван слегка прогнулся, Джейн поднял глава и увидел Грейс, пересевшую из-за стола к нему.

— Джейн, — сказала она, — Лисбон доверяет тебе.

— Ей не следует.

— И тем не менее она доверяет. Это ее выбор — довериться тебе.

— Она сделала неправильный выбор. — Джейн посмотрел Ван Пелт в глаза, но та не отвела взгляда. — Я не знаю, что делать, — признался он. — Я причиняю людям боль и только. Я не знаю, как помочь ей.

— Это неправда.

— А что, если у меня не получится? — спросил он. — Если у меня не получится, она останется сломленной и окончательно исчезнет, и я... — Джейн замолчал, едва не сказав правды. Он понял уже давно, что ему была нужна Лисбон, потому что она была единственным человеком, который делал его пребывание в этом никудышном мире стоящим.

— Джейн, ты справишься, — тихо произнесла Ван Пелт.

Он покачал головой и уставился в пол. Грейс всегда была полна надежды, и часто это было достойно восхищения. Прямо сейчас он думал, что это было наивно.

— У тебя нет выбора, — сказал прямо Чо. — Поможешь только ты.

Джейн знал это.

И это вселяло в него ужас.
___________________

¹ Краткое содержание истории здесь и здесь.
² Перевод взят здесь.
³ Амитриптилин — один из основных представителей трициклических антидепрессантов, наряду с имипрамином и кломипрамином.
⁴ Подробнее здесь.
⁵ Сабинянская война; история Виргинии — здесь и здесь.
⁶ История Филомелы; похищение Европы.
⁷ Доктор Рой Кармен — психолог из 2х2.

___________________