Глава 1

Для многих людей важные события приносят лишь радость. Вехи моей жизни, однако, носили оттенок горечи. У меня не было родителей или братьев и сестер, с которыми можно поделиться своими успехами. По большей части, мои достижения праздновались в одиночку.

Я старался не зацикливаться на потерях. Более того, из-за них я заставил себя двигаться вперед, пытаясь добиться чего-то нового. Ничто и никогда не могло заполнить пустоту, оставшуюся после смерти родителей, но собственные достижения приносили некую толику радости. Тем не менее, делая последние шаги к декану, я обнаружил, что могу послать лишь дрожащую улыбку в ответ на его рукопожатие.

Он крепко сжал мою руку и от души произнес:

– Поздравляем, доктор Мейсен.

Я не понимал, насколько моя ладонь была влажной, пока он не ослабил хватку. Пробормотав благодарность, я продолжил свой путь к ряду сидений, где расположились мои коллеги выпускники. Скользнув внимательным взглядом по лицам, отметил их восторженное выражение. На мгновение позволил своим глазам пройтись по рядам кресел выше нас, где собрались семьи и друзья, чтобы разделить столь знаменательное событие. В поисках знакомого лица мой интерес привлекла полоска медных волос, изящно перекинутая через узкие плечи. Я резко вдохнул и моргнул.

В глазах потемнело, а пульс заколотился. Снова моргнув, мои глаза прояснились достаточно, чтобы рассмотреть черты лица женщины, когда та слегка повернула голову. Я не узнал ее лица; для этого и не было никаких причин. Но на несколько секунд я вообразил, что это моя мать.

Мои шаги замедлились, и со значительным усилием я продолжал свое короткое путешествие к залу ожидания. Наконец-то с некоторым облегчением сел, медленно выдохнул и провел рукой по волосам. «Возьми себя в руки, Мейсен,» – тихо ругнулся я на себя. Да что, черт возьми, со мной такое? Помрачнев, подумал: а не психиатрия ли будет соответствующим полем деятельности для меня?

Пока продолжалась церемония, до меня издали доносились фамилии одноклассников. Только когда раздались громовые аплодисменты и приветственные возгласы, мне удалось полностью прийти в себя. Я машинально задвигал руками и вслед за другими выпускниками поднялся.

Кое-кто из одноклассников обнимал меня или хлопал по спине, ликующе смеясь пополам с преувеличенными вздохами облегчения, взволнованные голоса становились громче. Сейчас начнется торжество. Из зала мы вышли во двор, где уже ждали зрители. Над столами висели яркие баннеры с поздравлениями классу две тысячи пятого года Медицинской школы Вашингтонского университета и весело трепетали фиолетовые и золотые воздушные шары.

Я вышел одним из последних: для меня здесь не будет никаких объятий от членов семьи, и попятился от других участников празднества, понимая, что их шумное веселье меня не касается.

Несмотря на то, что у меня сложились дружеские отношения с некоторыми одноклассниками, ни с одним из них не ощущал особой близости, эмоционально дистанцировался от других, понимая, что это несколько изолировало меня, но также давало время сосредоточиться исключительно на своем обучении. Оценки студентов и выпускников были замечательными, но я лидировал на факультете медицинской школы. Пора формирования дружбы наступит позже, когда выстрою свою карьеру. Тем не менее, я почувствовал острую боль, наблюдая за небольшими группами родителей, братьев и сестер, супругов, которые обменивались объятиями, ласками и хвалебными словами с другими выпускниками. Горло сдавило, и я с трудом сглотнул. Через несколько секунд толпа начала расползаться.

– Эдвард? – Мужской голос был тихим, мелодичным и добрым. Мое плечо мягко накрыла рука. – Или я должен сказать «доктор Мейсен»? – последовал легкий смешок, и пальцы немного сжались.

Я моргнул, избавляясь от жжения в глазах и сосредотачиваясь на лице передо мной.

– Карлайл, – проскрежетал я, смущаясь своего хриплого голоса.

– Поздравляю, Эдвард, – сказал он, твердо пожимая мою руку. Его тон стал серьезным, однако выражение лица выдавало обеспокоенность. – Ты в порядке? – спросил он.

Я снова сглотнул:

– Да, хорошо.

Его глаза медленно скользили по моему лицу, и я узнал интенсивность этого взгляда, много раз наблюдаемого при встречах с новыми пациентами. Мужчина был исключительным диагностом, к которому, несмотря на его лечащий статус, часто обращались старшие коллеги, признавая одним из самых лучших терапевтов в штате. Мне посчастливилось узнать его и на профессиональном, и на личном уровнях. Я многому научился от Карлайла и надеялся узнать гораздо больше.

– Давай присядем на несколько минут, – предложил он, кивая на соседнюю лавочку.

Когда мы шли к скамейке, он продолжал наблюдать за мной профессиональным взглядом. И как только я сел, извинился, а затем быстро вернулся с чашкой. С благодарной улыбкой я взял ее и потягивал холодный, слегка сладковатый лимонад.

– Лучше? – только и спросил он.

– Да, – ответил я.

– Происходящее может немного подавлять, да? – прокомментировал он. – Это кульминация многолетних усилий и обучения, но во многих отношениях – лишь начало, – его губы сложились в сочувствующую улыбку. – Ты, кажется, немного пошатнулся после рукопожатия декана.

Чувствуя смущение, я сделал еще один глоток лимонада, сосредоточившись на чашке в руке.

– Неужели?

– Вообще-то на несколько секунд я забеспокоился, что ты упадешь в обморок. – Выражение его лица снова посерьезнело. – Ты ужасно побледнел, да и сейчас это еще не прошло. – В его словах не было ни осуждения, ни критики, а только озабоченность и сочувствие.

Не в моем характере демонстрировать эмоции, я давно избавился от этой привычки. Тем не менее, мне трудно кривить душой перед лицом сопереживающего Карлайла. Его врожденная доброта явилась для меня утешением в те мрачные часы семь лет назад, когда за несколько минут я стал сиротой.

Карлайл первый год проходил резидентуру в травматологической бригаде, когда в больницу после аварии доставили моих родителей. Хотя разрушительные новости сообщили мне другие, именно он потратил время, чтобы просидеть со мной больше часа, пока я осознавал глубину своей потери. Его присутствие предоставило мне утешение и стабильность.

Именно он вдохновил меня решиться на медицинскую карьеру. В нем я почувствовал искреннее желание помочь другим. Его работа внесла настоящий вклад в мир. После потери родителей я очень нуждался в подобной цели и через несколько месяцев решил, что пройду курс предварительного обучения по смежной специальности.

Мне было семнадцать, и выпускной класс средней школы только начался, когда умерли родители. Я всегда был сильным студентом и ответственным подростком, и при помощи компаньона юридической фирмы моего отца мне предоставили статус дееспособного несовершеннолетнего. Изначально я находил небольшое утешение, оставаясь в своем доме, но вскоре понял, что воспоминания стали невыносимыми. В поиске причин для ухода я целиком погрузился в учебу и в конце семестра получил диплом. Немедленно начал посещать курсы в колледже. При непрерывном обучении во время летних и промежуточных сессий, менее чем за три года у меня уже была степень бакалавра.

Я избегал светских развлечений, но понял, что опыт работы в медицинских учреждениях будет способствовать повышению моих возможностей в медицинской школе. Я начал работать волонтером в бесплатной клинике, и именно там снова столкнулся с Карлайлом. Несмотря на сотни пациентов и членов их семьей, с которыми ему пришлось иметь дело за последние два года, при нашей первой встрече он вспомнил и моих родителей, и меня.

В течение следующих пяти лет у нас выработались дружеские отношения. Его рекомендация сыграла важную роль в моем поступлении в медицинскую школу, и он стал мне своего рода наставником. И хотя большая часть нашего взаимодействия сосредотачивалась на медицине, иногда мы выкраивали часок выпить по чашечке кофе или перекусить. Я безмерно наслаждался этим временем. Карлайл ближе всего подошел к статусу моего настоящего друга.

Когда мы вместе сидели на скамейке, я понял, что его присутствие на выпускном очень много значило для меня. В его взгляде я заметил гордость и привязанность: те же эмоции, что отражались и на лицах отцов моих одноклассников.

– Эдвард? – голос Карлайла вытащил меня из размышлений. – Ты в порядке?

Проведя рукой по волосам, я признался:

– Мне показалось, что я видел свою мать.

– Когда шел на свое место? – в его тоне обнаружилось немедленное понимание.

Я пожал плечами:

– Может, мне последовать примеру Уитлока и обдумать специализацию на психиатрии... либо запланировать с ним постоянное посещение.

Карлайл снова положил руку мне на плечо:

– С проведенными в больнице часами и непрерывной учебой, предполагаю, в эти последние несколько недель ты очень мало спал.

В подтверждение я слегка склонил голову.

– Ты знаешь последствия лишения сна, – осторожно сказал он. – Ты истощен, Эдвард.

Я действительно не мог с этим поспорить. Уже несколько дней мое отражение в зеркале являло синяки под глазами.

Тон Карлайла стал нежным, когда он продолжил: – Я знаю, твоя мама очень гордилась бы тобой. И отец тоже.

В глазах снова защипало.

– Спасибо, – выдавил я. С минуту мы сидели молча, ну или до тех пор, пока не исчез комок в моем горле. – И спасибо, что пришел, – сказал я. – Я ценю твое присутствие.

– Это доставило мне удовольствие. Ты хорошо потрудился, Эдвард. Я очень горжусь тобой.

Я почувствовал прилив любви к нему, и далекое эмоциональное воспоминание подстегнуло меня. То же самое я чувствовал, когда отец делал мне искренний комплимент.

– Спасибо, – повторил я, затем быстро, но сердечно обнял Карлайла.

– Ты что-нибудь планировал на этот вечер? – спросил он. – Я знаю, что некоторые твои одноклассники устраивают вечеринки.

– Наверное, это так, но я совершенно не намеревался идти.

Он понимающе кивнул, зная, что я не особенно близок с другими студентами. Тем не менее, однокурсник и будущий психиатр Джаспер Уитлок приглашал присоединиться к его празднованию. Я отказался: у него была невеста, и он упоминал, что там будут присутствовать несколько членов семьи. Ни в коем случае я не завидовал чьей бы то ни было радости, которую доставляли семейные торжества, но мне просто не доставало сил окунаться в подобное.

– Тогда приходи к нам с Эсме на ужин, – сказал Карлайл.

Я не раз встречался со его женой, когда несколько лет назад она ненадолго заходила в клинику, а совсем недавно, когда в его смену приносила выпечку в больницу, и хоть я не знал ее хорошо, казалась очень доброй женщиной. На самом деле она взяла себе за правило здороваться со мной, интересоваться, как у меня дела, когда ее визиты совпадали с моей работой в скорой помощи.

Тем не менее, я не решался быть третьим лишним.

– Если у вас есть планы, я не хотел бы навязываться…

– Навязываться? – он приподнял бровь. – Мы желаем отпраздновать твое достижение. Ты это заслужил.

– Хорошо, – согласился я.

– Выглядишь немного лучше, – сообщил Карлайл. – Если готов, можешь поговорить с деканом и преподавателями, – с небольшой усмешкой он добавил: – Как правило, не лишним бывает немного посплетничать.

К советам наставника я всегда прислушивался, так что следующие полчаса провел, обмениваясь рукопожатиями и выражая благодарность своим профессорам. К тому времени, как я переговорил со всеми, ощущалась подкравшаяся усталость. В глубине глазниц затаилась тупая боль, а шаги стали медленными, когда я, наконец, добрался до своей машины.

Карлайл подсказал небольшую тратторию (прим. перев.: небольшой ресторан, как правило, с итальянской кухней, неформальной обстановкой и невысокими ценами) в нескольких километрах от университета, объяснив, что это один из любимых ресторанов Эсме. Они прибыли через несколько минут после меня, входя в здание рука об руку. Их взаимное обожание очевидно, и не в первый раз я подумал, какая они красивая пара. Он – высок, худощав, но мускулист, с тонкими чертами лица и золотистыми волосами. Она – среднего роста, но с впечатляющей фигурой и шелковистыми локонами цвета карамели, что мягко обрамляли овал лица и струились по плечам.

Эсме излучала ощущение тепла. Ее лицо озарилось, едва она увидела меня, и поспешила обнять и поздравить своим нежном, но еще и взволнованным голосом.

Отодвинувшись, она, все еще улыбаясь, положила ладонь на мою щеку. В этой женщине было что-то особенно располагающее. Я вспомнил, как она очень ласково и ободряюще разговаривала со всеми студентами и стажерами, когда навещала на работе своего мужа.

У нее был прекрасный, заботливый характер, и особенно это проявилось, когда слегка нахмурилась и сказала: – Ты выглядишь изнуренным, Эдвард.

– Это был тяжелый семестр, – согласился я.

– Тебе нужно немного отдохнуть, – продолжила она. – Я никогда не понимала мотивы, заставляющие студентов-медиков и резидентов выдерживать такую сверхурочную работу. Это, конечно, никому не добавляет здоровья и не может улучшить вашу сосредоточенность на пациентах.

Карлайл печально улыбнулся:

– Боюсь, что это сущность зверя. Не могу сказать, что полностью поддерживаю это, но в обязательных процедурах не слишком много говорится о внимательности.

– Что ж, тебе нужно хорошенько отдохнуть, – заключила Эсме, приглаживая рукой мои непослушные волосы. – У тебя же сейчас отпуск, да?

– Да, – ответил я. – Резидентура начинается восемнадцатого июня.

Она одобрительно кивнула. Нас проводили к столу, и Карлайл заказал бутылку Бароло, несмотря на мои попытки воспротивиться расходам. Он настаивал на том, что случай оправдывает небольшую экстравагантность.

Мы дружелюбно болтали в ожидании вина. Карлайл упоминал, что Эсме была архитектором, но я еще мало знал о ее работе. В ответ на мои расспросы, его жена объяснила, что трудилась в уважаемой в Сиэтле фирме и являлась частью небольшой команды, разрабатывающей дизайн для нового бутик-отеля в деловой части города. (прим. перев.: бутик-отель – небольшой, обычно роскошный отель, отличающийся от гостиниц и мотелей различных сетей и брендов больших размеров персонифицированным подходом к размещению гостей, предоставлению услуг и/или уровню обслуживания)

– Эсме – в очереди на младшего партнера, – с гордостью добавил Карлайл. – Ее работа исключительна.

Та покраснела: они с мужем были скромными людьми.

– Я всегда стараюсь слушать клиента, имею в виду: действительно слушать то, что он или она хочет. Иногда люди не могут четко облечь в слова свои идеи, так что пытаюсь составить о человеке представление, чтобы дизайн смог отражать его или ее характер.

– Она невероятна, – заявил Карлайл. – Ее проекты представляют собой произведения искусства.

Принесли вино, и, как только наполнили наши бокалы, Карлайл предложил тост. И теперь моему лицу стало жарко. Его слова были лестными, ободряющими и ласковыми. Когда он закончил свою короткую речь, Эсме положила мне на плечо руку и сказала: – Мы оба очень гордимся тобой.

Меня глубоко тронуло их отношение. Сейчас я не слишком хорошо знал ее, но чувствовал предельную искренность слов. Мне удалось выдавить «спасибо», а затем сделать глоток вина. Оно было очень хорошим, столь необходимый тонизирующий напиток для успокоения моих утомленных души и тела.

К концу трапезы трижды мой стакан был заполнен и осушен. Головная боль еще оставалась, но вино смягчило ее. Однако, встав, я споткнулся и ухватился за край кресла для поддержки.

Карлайл немедленно оказался у моего бока.

– Легче, – благодушно предупредил он. – Почувствовал дурноту?

– Просто легкое головокружение, – пробормотал я, смущенный некоторой нечленораздельностью своих слов. – Кажется, выпил слишком много вина.

– Это и недостаток сна влияет, – согласился тот.

Он обнял меня, и не успел я и понять, что происходит, как мне помогли устроиться на заднем сиденье его автомобиля.

– Со мной все в порядке, – слабо запротестовал я. – Я дойду домой отсюда.

Эсме села рядом с Карлайлом. Она обернулась, чтобы взглянуть на меня:

– Ерунда. Сегодня вечером ты едешь к нам. Ты остро нуждаешься во внимании и заботе. Приказ жены врача.

Карлайл усмехнулся:

– Я бы не пытался с ней спорить, Эдвард. Ты проиграешь.

Смирившись, я позволил голове откинуться на мягкую кожу и закрыл глаза.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.